Текст книги "Время бусово (СИ)"

Автор книги: Николай Пахомов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 50 страниц)

– Верно я говорю, князь Дажин? – прерывая повествование, обра-тился Щек тогда к нему.

И он ответил кратко:

– Верно.

А чтобы он мог еще ответить, если слова князя Щека соответство-вали действительности. Киев Русский действительно был построен из дерева: и дома, и княжеский детинец, и крепостные стены. А его родной Кияр в основном представлял глинобитные постройки, среди которых возвышалось каменное здание его дворца. Да крепостная стена местами была выложена из дикого камня. Из камня были и крепостные башни. Были в Кияре здания и из дерева, но таких зданий было мало. Деревян-ные дома часто горели, вот и старались жители града строить себе жи-лище и другие помещения из глины и камня. К тому же, в Кияре даже в зимнее время холода были не такими, как в Киеве Русском, не говоря уже о тех городах, что размещались севернее.

Пока он так размышлял сам с собой, Щек продолжал свое повест-вование, по-видимому, отвечая на чей-то вопрос:

«Еще до исхода славян из Края Иньского, еще до Старого Яруна в нашем роду был муж по имени Квасура. Был он мужем сильным и от богов вразумляемым, так как почитал богов своих и часто справлял им требы. Вот однажды, когда Квасура спал после утомительной охоты, боги его и надоумили изготавливать напиток, утоляющий не только жажду, но и усталость, придающий сил и радости – сурину. Сурина бы-ла тайной богов, но они решили открыть эту тайну Квасуре, и открыли ее. Во сне к нему пришел бог Ладо и повелел вылить мед, добытый из дупла древа, в братину с водой и осуривать на солнце. Проснувшись, Квасура так и сделал: взял у рода немного меду и, смешав в братине с водой, поставил на солнце. И Солнце-Сурья сотворило так, что напиток тот забродил и превратился в сурицу и сурину. Попробовал Квасура отбродившего напитка – и сделался весел и беззаботен, и почувствовал в себе прилив сил небывалый, равный что ли силе богов. И почувство-вал он себя орлом, летящим в поднебесье; львом, по степи рыскающим; щукой, водную глубь пенящей.

Поведал о том Квасура сородичам. Выпили сородичи сурину – по-нравилась им сурина. Вот и стали они мед осуривать и пить. Особенно в праздник Родогощи, чтобы богам радоваться, песни петь и пляски пля-сать. А Квасуру после того нарекли Благомиром, ибо сделал он благость всему миру славянскому. Слава ему во веки веков!» – воскликнул Щек, заканчивая повествование о Квасуре и открытии медовой сурины, не только нутро согревавшей, но и душу веселившей.

– Слава! Слава! – вразнобой, но с чувством восторга отозвались гости. – Во веки веков – слава!

И он, князь русколанский, подчинясь общему порыву и выпитой медовухе, кричал вместе со всеми: «Слава»! Только волхв Златогор не поддался общему настроению, был чуть задумчив и рассеян, словно в минуту сию был далеко от веселого застолья или же беседовал с богами невидимыми. Но на него никто внимания не обратил. Что с такого возь-мешь – кудесник, вестник богов! Одним словом, блаженный!.. А Щек, дождавшись, когда притихнут страсти, поднявшиеся в честь Квасуры, открывшего простым смертным напиток богов, продолжил: «Так вот, после Богумира, которого наши древние сородичи избрали баном-правителем, князем избран был Арий, но не тот, древний, называемый еще Яруной, а молодой.

Арий был избран на княжение общим вечем, и княжил он вместе со своими сынами. В те времена Ра-река была границей между славянски-ми родами-племенами и иными землями на восходе солнца, из которых стали накатываться волны кочевников. И предкам нашим приходилось бороться с ними за снопы и степи, за леса и поля, чтобы вновь не сжи-гать дубы для полей новых и сеять на пепле, а жать жниву на уже обра-ботанных полях. Приходилось бороться за пастбища, на которых пасся скот и гуляли табуны коней быстроногих. И этих пограничных с други-ми народами и племенами русичей за то, что они постоянно находились в борьбе с врагами, величали еще и борусичами или борусами, то есть борющимися русичами. Северные роды славян жили в относительном мире, так как у них не было сильных врагов, но славянам, поселившим-ся на юге, в самом что ни на есть степном крае, богатом пастбищами и полями, приходилось воевать чуть ли каждый год. Потому и стали они искусными конниками и воинами, и не только мужчины, но и женщины, которые не хуже мужчин владели луками и сулицами, мечами и ножа-ми. Тогда они еще никаких броней на себе не носили, не соизволили боги этому научить, но с оружием никогда не расставались. И если иные племена использовали для наконечников стрел и копий костяные или медные острия-жала, то наши предки уже научились, благодаря стараниям Перуна, ковать железные наконечники и железные мечи. А у греков были тогда только бронзовые, хоть они сейчас и кичатся перед нами своими знаниями и умениями. Наши предки не кичились, а дело делали, слава Световиду!

Вот видит Арий, что стали предки наши лучшими воинами, кото-рым нет равным в землях ближайших, так как не только мужчины могли сражаться, но и женщины им в том не уступали, на всем скаку из лука врагам в глаз попадали. И повел вождь славянский Арий Молодой вои-нов в земли Загорские, и привел он воинов русских и борусских в Дву-речье. В Двуречье в ту пору было много городов, построенных шумера-ми и аккадцами, но самым большим был город Вавилон, или Баб-Илу, что значит Ворота Бога. И было там несколько царств. Но воины Ария разбили всех царей и взяли на копье все города. Однако в Двуречье по-сле этого задерживаться не стали, а отпустили на волю всех тамошних рабов, так как не терпели рабства, и пошли в земли Сирии. Словно ветер степной пронеслась конница Молодого Ария Оседня по землям Сирий-ского царства, наводя страх и ужас на местные племена и народы, за что и прозвали предков наших киммерийцами или кимрами – степными людьми. Вместе с воинами неслись на врагов скопища боевых псов, способных не только человека с ног сбить, но и коня повалить. И были псы те огромны и страшны, особенно во время боя, когда чувствовали запах крови. Тут и свой им не попадайся – в миг разорвут на кусочки. Что же тогда говорить о врагах. Тем вообще пощады никакой не было. Беспощадны были и женщины-воительницы, которых греки прозвали амазонками за их силу и бесстрашие. И было за что их так величать: на конях скакали – мужчинам не уступят. На полном ходу из луков стреля-ли – стрел попусту не теряли, каждая свою дань находила; копья, дро-тики метали – врагам сладко не казалось!

Из Сирии шли горами великими и терпели много зла и лишений, так как горы были покрыты снегами и льдами. Но преодолели они горы и вновь притекли в степи. И стали там со своими стадами скифами-скотоводами. Потом ходили к Карпатским горам, где поставили над собой пять князей и села и города огнищанские строили. Но не было спокойствия предкам нашим в горах Карпатских. Узнали они, что на прежние земли их у подножия гор Кавказских, где остались их старые отцы и матери, младшие братья и сестры, кочевники хунны и иные при-текать стали. И решили они возвратиться в земли те благодатные. Как решили, так и сделали. И пришли они к предгорьям Кавказским, ведо-мые тремя сыновьями Ария Оседня: Кием, Пащеком и Гороватом. Сы-новья Ария были храбрыми. Водили дружины сильные. С конями свои-ми почти не расставались, скача день и ночь от битвы к битве. А за ни-ми шли младшие дружины из юношей, которые охраняли старцев и де-тей, жен и матерей, повозки, с запряженными в них быками, стада овец и коров. Шли они на юг к морю и мечами разили врагов своих. Шли они до горы великой Алатырь, сейчас Эльбрусом называемой, до долины с травами, где много злаков. И там, недалеко от царь-горы, на Черной горе освоили город, названный Киевом Антским, сейчас чаще называе-мый просто Кияром. И было это более тысячи лет тому назад. Но, по-вторяю, где бы мы ни селились, в каких бы городах ни жили, все мы – русичи, и кровь наша – святая кровь! Так учат наши светлые боги, так говорили наши деды и прадеды, так должны говорить и мы своим детям и внукам».

Щек замолчал, давая возможность присутствующим обдумать ус-лышанное. А те действительно, «пережевывали» сказанное и не нару-шали возникшую паузу. Сколько бы длилась эта пауза, неизвестно, но князь Щек сам нарушил ее. «Что скажешь, волхв Златогор, – обратился он к инициатору вопроса о возникновении Кияра Антского, – верно я изложил историю возникновения вашего града? Не стесняйся, – при-ободрил он главного жреца Световида в Кияре Антском, – знаю, что муж ты многоученый и знающий. Так верно я изложил суть образования Кияра? Или, может быть, ошибаюсь? Если ошибаюсь, будь добр, по-правь. Не обижусь».

Интересно было видеть, как друг и волхв выкрутится из столь ще-котливого положения. Поэтому он, Дажин, с неподдельным интересом, даже чуть прищурившись, воззрился на Златогора. Но не зря волхва звали Златогором. Был он умен и сведущ не по годам.

«Все верно, великий князь и вождь, ты рассказываешь. Так в Ведах славянских начертано. Можно, конечно, кое-что к рассказу добавить, но суть изложена верно! – не спеша, подбирая слова, с серьезностью, на которую он только был способен, ответил Златогор. – Приятно слы-шать мудрые речи, более пристойные ученым волхвам, чем воинам и князьям». – «А раз верно, – улыбнулся Щек, польщенный похвальным высказыванием волхва Русколани, не забывая при этом и о некоторой иронии в голосе, – то продолжим застолье, ибо баснями соловья не кор-мят, словами – сыт не будешь, а пища духовная не всем заменяет пищу насущную».

И застолье продолжилось. Шумно и весело, как всякие застолья по обычаю славянскому, заведенному далекими предками в те, стародав-ние времена, когда жил славный муж Квасура.

Гости руками брали с бронзовых и серебряных подносов и дере-вянных чаш куски жареного мяса, при необходимости ловко орудуя собственными ножами-кинжалами, выбрасывая обглоданные кости в специальные плетенные из прутьев ивы корзины и вытирая сальные руки о мягкие, отбеленные до снежной белизны рушники, чтобы не скользила в них очередная серебряная чара с сурьей медовой или вином греческим.

Чару опрокинут – хозяина восславят!

А хозяин, раскрасневшийся от славословий и выпитого вина, не переставая, потчует: «Пейте, ешьте, гости дорогие, со здоровьицем»!

Как ветер носились от стола к столу расторопные отроки, угощая гостей яствами и винами из плетеных узкогорлых кувшинов и грече-ских ваз.

Сладкоголосые киевлянки, своей статью и гордой осанкой напоми-навшие священных птиц лебедей, одетые в праздничные сарафаны, с венками из живых лесных цветов на русых головках, с длинными, чуть ли не до пят, косами, голубыми, как само небо и такими же бездонными глазами, услаждали слух гостей мелодичными, как родные просторы, песнями. Эх, хороши праздничные застолья русов! Как хороши!

В СТЕПЯХ РУСКОЛАНИ

На следующий день, рано поутру, он, Дажин, с Златогором и дру-жиной своей отбыл восвояси. Ехали легкой трусцой, не моря попусту коней, хотя у каждого было по два заводных. Дорога была неблизкой. В пути предстояло пребывать не менее двух седмиц. Так как находились в походе, то в соответствии с его распоряжением держались по-походному: впереди и по бокам на расстоянии видимости трусили пар-ные разъезды разведчиков. Степь хоть и была своей, но опасность воз-никает даже там, где ее не ждешь. Так лучше ее заранее предупредить, чем потом локти кусать да себя проклинать. К тому же тренировка ни-когда еще не мешала. Спутники были воинами надежными, не раз по-бывавшими в сечах и битвах, как с азами, так и с греками, встречались они и с гуннами, все чаще и чаще заскакивавшими в русские степи. И он планировал в предстоящем походе на греков Тавриды назначить из вои-нов своей охраны десятников, а, возможно, и сотников.

То, обгоняя кавалькаду, то, забегая на несколько сот шагов вправо или влево, так, что отследить их можно было только по колебанию тра-вы, по степи бежали собаки-волкодавы, с крупными головами, широки-ми грудями и поджарыми брюхами. Длинношерстные и не знавшие ус-тали. Собаки были натренированы на выслеживание и гон зверя по сте-пи: хоть зайца, хоть косулю, хоть сайгака – любого зверя брали. Не да-вали спуску и туру, и оленю благородному, и диким лошадям, табуны которых время от времени встречались в степных просторах. Но основ-ной их специализацией было взятие волка. Иногда их использовали и при охоте на медведя или же для охраны жилища и воинского стана. Никогда чужого человека близко к хозяину или становищу не подпус-тят. Не только облают, но и порвать могут запросто. Но своих знали и не трогали.

День только начинался, поэтому в степи еще держались остатки ночной прохлады, и жара пока не беспокоила всадников. В траве треща-ли потревоженные людским и конским вторжением кузнечики, опове-щая сородичей, что живы еще и не раздавлены копытами лошадей. Можно было переговариваться, пока жара не заставит сомкнуть уста, когда время подойдет к полудню. Тогда будет не до разговору даже са-мому говорливому. Но так как он молчал, то молчали из уважения к нему и сопровождающие его всадники, размеренно колыхаясь корпуса-ми в такт конской трусце. Трава была столь высокой, что из-за нее вид-ны были только лошадиные холки и головы, да станы воинов. Все ос-тальное тонуло в изумрудно-золотистой и серебристой от метелок ко-выля массе. В бесконечном, бездонном и безоблачном небе лениво па-рила на распростертых крыльях пара степных коршунов – искали себе добычу. Но разве ее можно было разглядеть в густой травяной массе?.. Нельзя.

Вспомнился вчерашний разговор с князем Щеком и рассказ Щека о прошлом их общего рода, и он решил на эту тему поговорить со своим другом и наставником Златогором, молча следовавшим на полкорпуса слева и позади него.

Волхв Златогор еще не вошел в ту пору, когда священная седина покрывает главу, и власы становятся такими же длинными, как и ум. Он был молод и полон жизненных сил, хотя и старше его, князя Кияра Ант-ского лет на десять – пятнадцать. Златогор мог быть отличным бойцом, но выбрал в жизни иную стезю: стезю знаний и веданий, как и его пред-ки – жрецы. Тонкие черты лица говорили о его благородном происхож-дении, высокий лоб и ясные зеленые глаза – о мыслителе и философе, скромная одежда и обходительные манеры – о высоких духовных каче-ствах.

– Златогор, – обернулся к волхву, придерживая своего коня, – если не общаешься в данное время с богами, давай поговорим, пока жара не сморила. Не возражаешь?

– Я и сам желал побеседовать с тобою, князь, но не хотел нарушать ход твоих мыслей, – тотчас отозвался волхв, слегка поторопив своего чалого коня уздой, а когда поравнялся, спросил: – Так о чем ты желал побеседовать, князь Дажин? Не о вчерашнем ли повествовании киевско-го князя?

– И об этом, и кое о чем другом…

– Спрашивай, постараюсь ответить, а если что и не смогу ответить, – улыбнулся волхв своими зелеными, немного хищными, как у рыси, глазами, – то за разговором и путь короче. Так, по крайней мере, древ-няя мудрость гласит.

Его тогда интересовало, откуда Щек так много о пращурах знает, и верно ли то, что Щек рассказал. Раньше как-то на данную тему он не задумывался: то недосуг было, то походы, в которых чем меньше болта-ешь языком, а больше действуешь мечом, тем лучше, то как-то к слову не приходилось. Словом, жил себе да жил, даже когда на вече русы и аланы князем русколанским избрали. Но вот задело за живое, за душу взяло. И он спросил Златогора об этом.

– Князь Щек в принципе правильно все изложил, – начал Златогор, – по-видимому, он не только князь, но и волхв ученый. Ибо только вол-хвы ведают о своем роде больше простых смертных, хотя и меньше то-го, что знают светлые боги. Уже несколько десятков веков волхвы из поколения в поколение, из уст в уста передают свои знания потомкам. И знания эти называются Ведами. В последние же две тысячи лет они не только изустно передают свои знания, но и выбивают на камнях в свя-тилищах, изображают на глиняных и деревянных дощечках, пытаются выцарапывать палочками на бересте и папирусе. А в настоящее время все больше и больше пергаментом пользуются, то есть специально вы-дубленной кожей благородных животных: коз, газелей, трепетных ла-ней. Но это дорого и требует еще наличия специальных красок, которые не должны смываться водой и не пропадать от сырости. Я слышал еще, что в Крае Иньском, который сейчас называют Индией и Китаем, откуда к нам добираются только торговые гости и то редко, изобрели материю, бумагой называемую, на которой можно писать и рисовать, но хранят это в величайшей тайне. Секрет изготовления бумаги, говорят, такой, что за одно упоминание людей лютой казнью казнят. Однако мы немно-го отклонились от рассматриваемого вопроса.

Князь Щек рассказал многое, но не все. Славянские Веды гласят, что на этой земле, которую все называют Русской, по которой мы сей-час возвращаемся к себе домой, наш род проживал не только пять тысяч лет назад, когда пришел со Старым Яруной и его сыновьями из Края Иньского и Пянджа, но и раньше. Много-много раньше. Древние стар-цы говорили, что жили тут и две тьмы (двадцать тысяч) лет назад. Еще до Великих Холодов. Возвеличились тогда люди и забыли богов своих. Не стали им ни требы справлять, ни славы петь. Этим и воспользовался Черный Идол, который наслал на людей холод, снег и лед. И стали гиб-нуть наши далекие предки. И стали гибнуть стада их, молоком и мясом кормящие. И сгинули звери, на которых они охотились. И в тлен пре-вратились леса, спасавшие их от невзгод. И вместе с холодом наступил еще и голод. Тут и возопили к Крышню оставшиеся в живых после мора и хлада: «Спасай, Всевышний!»

Сжалился Всевышний, пожалел людишек и послал к ним на по-мощь своё земное воплощение в виде Крышня, который и похитил у Черного Идола, называемого еще Черным Змеем, огонь. Тот самый огонь, который известен теперь даже грудному младенцу, и который этот враг человеческого рода хранил в Черных Горах на берегу Черного Моря.

Вступился за людей и бог Солнца – Сурья-Яр, или, по-другому, Ярило, и повел он их с севера в Земли Русские и дальше на юг и восток, спасая от холодов и смерти.

Когда же Черный Змей обнаружил пропажу огня, то погнался за Крышнем, и сразились они на берегах Белого Моря не на жизнь, а на смерть. Но победил Крышень Черного Змея и заточил его во льдах, а похищенный у Черного Змея огонь, подарил людям, чтобы они могли разводить костры и обогреваться возле них. Чтобы могли готовить на огне пищу и обжигать посуду, плавить медь и олово, серебро и золото и ковать железо. После этого Крышень взял себе в жены дочь Солнца – Раду, взошел на вершину Алатырской горы и поднялся к трону Все-вышнего. А роды наши, ведомые Сурьей-Яром, то уходили, то возвра-щались в землю Русскую. Но, в конце концов, оказались они в Краю Иньском, где прожили одну тьму – 10 тысяч лет, пока не были выведе-ны оттуда Старым отцом Яруной или Арием. Впрочем, об этом уже рас-сказывал киевский князь Щек.

Увлеченные разговором, они не заметили, как с легкой трусцы пе-решли на шаг. При трусце Златогору неудобно было повествовать, а ему, князю русколанскому – слушать. Вот и ехали шагом бок о бок. Ос-тальные всадники в кавалькаде также перешли на шаг. Только разъезды разведывательные время от времени рысили то в один, то в другой ко-нец, не теряя, однако, из вида основную группу.

– Не утомил я тебя, светлый князь, – улыбнувшись, спросил Злато-гор. – А то, смотри, если утомил, то могу и помолчать.

– Нисколько! Сам же говорил, что за разговором и путь короче. Можешь продолжать, – ответил он тогда волхву Златогору, а сам поду-мал, что когда появятся и у него дети, то он обязательно попросит Зла-тогора заучить с ними эти Веды, рассказывающие об истории Рода Рус-ского, Славянского.

– Хорошо, – обрадовался Златогор и стал рассказывать о князьях русских, правивших родом после Ария Оседня и его детей, о вере сла-вян в единого Бога – Творца и Матерь Божью – Макошь, о Яви и Нави, о Прави и Завете, заключенном славянами с богом Сварогом, который назывался «Законом Сварога» или «Заветом отца Ария». В соответствии с Заветом прародителем славян был Дажьбог, сын Сварога и его вопло-щение для людей, а они – внуки Дажьбожьи. И обязаны были уходить от Кривды и жить по Правде.

Еще Златогор рассказал о том, что в соответствии с Заветом славя-не должны чтить и славить Рода Небесного и свой род, почитать друзей и свою семью. За убийство родича требовать живота обидчика.

Это он, Дажин, уже знал – не зря же столько лет был князем руско-лан. Но слушал все равно с неподдельным вниманием – интересно бы-ло! А когда интересно, то можно слушать одно и то же хоть десятки раз – не наскучит.

Внимание князя, по-видимому, воодушевляло Златогора; зеленые глаза его светились одухотворением и любовью. Рассказывая, свобод-ной рукой волхв поглаживал курчавую бородку. Он молодел на глазах. Куда девались его сорок лет, которые немалым бременем лежали на его широких, как у настоящего воина-ратоборца, плечах. Да он и был вои-ном. Знал в военном деле толк поболее многих именитых кметей. И из лука стрелял – пять стрел на лету держал, причем, все находили цель, хоть и стрелял, не целясь, навскидку! И копье метал как с коня на пол-ном скаку, так и в пешем порядке – так бы каждому метать! И в рубке на мечах не всякий мог ему противостоять достойно!

Впрочем, перемены происходили не только с волхвом Златогором, но и с остальными всадниками, мерно покачивавшимися на крупах ло-шадей. Воевода Ратмир, на что был буян и задира, но и он, слушая Зла-тогора, притих и задумался. Умел кудесник Златогор пронять душу да-же суровому воину.

– Жена славянина, – пояснял Златогор, – должна иметь только од-ного мужа, хотя боги допускают и разводы и многоженство. Но только в крайнем случае: когда жена бесплодна, или роду грозит вымирание из-за малого количества мужчин, так как другие мужчины погибли на вой-не. К сожалению, случается и такое. Однако жениться мужчина имеет право не более трех раз. Прелюбодейство карается жестокой казнью: женщина-прелюбодейка зашивается вместе с петухом, псом и кошкой в мешок из шкур животного и бросается в реку; мужчина побивается камнями. Если же какой неразумный муж, забыв о гневе богов и пращу-ров, насильно возьмет женщину, то кто бы он ни был: простой огнища-нин, торговый гость, храмовый ли жрец, или же князь избранный – он предается смерти. И наказание у него такое же, как у прелюбодейки – в мешок и в реку.

– Да, строги законы наши! – Не удержался от восклицания кто-то из всадников.

– Строги, но справедливы, – тут же отозвался Златогор. И продол-жил, развивая не только повествование, но и суть законов:

– Жене дается право выбора после смерти мужа: или продолжать жить и воспитывать детей, или уйти добровольно из жизни, чтобы быть погребенной вместе с мужем. У других же народов ее просто отдают на заклание, хочет она того или же нет, или же выдают замуж за брата умершего. И если наша женщина не захочет уйти в мир Пращуров, то весь род обязан оказывать ей помощь, пока ее дети не встанут на ноги и не станут кормильцами и добытчиками в семье. Так же род или община оказывает помощь детям той жены, которая пожелает уйти с мужем в иной мир. А вы еще говорите, что законы наши строги… тут дело не в строгости, а в разумности.

Никто ему не возразил. Да и как возразить, если Завет был заклю-чен с самим Богом.

– В разумности и справедливости, – продолжил Златогор. – На-пример: кто-то, забывший Бога, позарился на чужое и украл корову, или лошадь у соседа. Как его наказать? А Закон говорит, что потерпевший или сам, или с помощью родственников, если таковые имеются, или с помощью других соплеменников должен «гнать след» и искать винов-ного. А когда виновный будет найден, то отвечает перед потерпевшим как своим имуществом, так и самим животом. Если же виновный не будет в течение лета найден, то община возмещает своему родичу ущерб и продолжает искать виновного до тех пор, пока тот не будет найден.

«Око – за око, зуб – за зуб, кровь – за кровь», – так требуют законы справедливости у славян. Так требуют наши боги. Это у греков с появ-лением новой веры закон другой и говорит, что если тебя ударили по одной щеке, то подставляй для удара другую. И потому – они слабые, как женщины, и рабами становятся не только у своего бога, но и у дру-гих людей. Славяне же богов своих славят, как славят свободу и волю. Им лучше быть мертвыми, чем стать рабами! Так требует Сварог и Ма-терь Птица Сва – Птица Слава! И мы чтим Завет и чтим Законы. Возь-мем, к примеру, древний обычай отправления умерших к Пращурам. Во времена киммерийцев, о которых упомянул киевский князь Щек, наши предки погребали покойников в ямах под курганами. Потом стали хо-ронить их под курганами, но с хитрыми ходами-выходами. А около ты-сячи лет назад Чернобог этому воспротивился, и покойников стали хо-ронить в срубах-домовинах под теми же курганами. И не только так хоронили своих покойников киммерийцы – степные люди, но и другая славянская ветвь рода – скифы. Но о скифах и киммерийцах поговорим после, если пожелаете, а пока хочу вам поведать про законы, установ-ленные нашими предками с одобрения Сварога.

Солнце поднималось к зениту и припекало сверх всякой меры. Крупы лошадей лоснились. Над степью колебалось марево, еле осязае-мое взглядом, но ощутимое телами и всем существом бессмертных душ. Терпкий запах полыни забивал нос, вызывая чихание и сморкание. Даже лошади, и те недовольно фыркали и отчаянно трясли мордами, словно хотели избавиться и не могли от всепроникающего раздражительного запаха и цветочной пыльцы. По лицам всадников катились струйки по-та, и они вытирали его кто ладонью, кто рукавом, а кто и подолом руба-хи. Он, Дажин, тоже беспрерывно обтирал лицо захваченным из дома куском белой материи, похожим на женский плат – опыт подсказал. И теперь этот плат настолько пропитался соленым потом, что хоть выжи-май. Однако, хоть и немного, но все же это помогало избавляться от пота, который катился за воротник рубахи, отчего рубаха прилипала к телу и становилась противно-липкой. Многие спутники сняли с себя одежду и теперь подставляли солнцу – Яриле свои загорелые и муску-листые торсы. Пощипывало и глаза. К тому же, в добавление к солено-му поту, в воздухе повисли шевелящейся и зудящей тучей тысячи ово-дов-кровопийц, как будто они собрались над маленькой кавалькадой со всей необъятной степи. Коршуны, еще недавно парившие в бездонном небе, пропали, видимо, попрятались от зноя в густой траве на курганах. Собаки, утром рыскавшие туда-сюда по всей окрестности, высунув красные языки, сбились в свору и норовили держаться под брюхами лошадей, чтобы хоть таким образом спастись от палящих лучей. От не-стерпимого зноя, не прекращающегося ни на мгновение, пота и надоед-ливых оводов всадникам было не по себе, хоть все стоически переноси-ли эти тяготы походной жизни. И только Златогор, казалось, ничего это-го не видит и не слышит, охваченный восторгом повествования.

– Сейчас в Русколани, в которой по воле Всевышнего, проживаем мы, по-прежнему практикуется погребение умерших под курганами, но деревянные срубы почти не ставятся, сменились на дощатые домовины, – плел словесную вязь Златогор. – А у наших братьев-славян, прожи-вающих севернее, ну, хотя бы у озера Ильмень, или по реке Десне и ее многочисленным притокам трупы умерших сжигаются на кострах. Рас-кладываются из стволов деревьев большие костры, и на них сжигаются бренные остатки. Но в том и в другом случае по умершим или погиб-шим справляется поминальная тризна с восхвалением погибших роди-чей – пращуров и богов всемогущих, хранящих роды наши от злобы и напастей.

Златогор прервал свой рассказ, словно размышляя: говорить далее или промолчать. Чело его, еще мгновение назад такое одухотворенное и радостно-возбужденное, слегка замутилось раздумьями. Чувствовалось, что идет невидимая внутренняя борьба. Что-то угнетало волхва. Что-то такое, о чем ему не хотелось поведать окружающим, так как сам, воз-можно, не во всем разобрался до конца, не обмыслил, не пришел к еди-ному решению и убеждению. И ему не хотелось еще непонятное для самого себя взваливать на чужие плечи, обрушивать на чужие головы и умы. Однако внутренняя борьба была недолгой.

– Нам, живущим по соседству с греками, – продолжил Златогор после паузы, – известно, что они своих покойников закапывают в зем-лю, как учит их вера в единого Бога и его сына Христа. И оплакивают, так как считают себя рабами Господа. Мы же рабства не признаем, по-этому справляем тризны, восхваляя Творца Сварога и его воплощения в Дажьбога и иных богов.

Многие из вас знают, как хитроумные эллины и римляне пытаются захватить наши города, построенные предками много веков назад на берегах Сурожского моря и в степях Тавриды, но не многие знают, как они хотят опорочить нас, наговаривая на нас всякую ложь и скверну. И я расскажу вам об этом.

Из-за постоянного зноя у многих всадников интерес к повествова-нию Златогора пропал, на их лицах явственно читалось: нужен привал, чтобы переждать жару. Он, князь русколан, это понял и дал команду на отдых.

– А ты, Златогор, не расстраивайся, потом доскажешь – дорога-то длинна, – успокоил он своего волхва-кудесника, поднявшего на него удивленный взор.

– Как скажешь, светлый князь, – отозвался на это Златогор. И было видно, что он недоволен перерывом.

На этот раз маршрут похода был избран вдоль левого берега Днеп-ра с последующим выходом на реку Орель, а от верховий Ореля – к Донцу и Дону с переправой через Дон у городка Белая Вежа.

Городок Белая Вежа, как и Воронежец на одноименной реке, был одним из немногих обжитых и укрепленных островков славян среди бескрайней степи. И Белая Вежа, и Воронежец длительное время нахо-дились вдали от торговых путей, идущих от берегов Сурожского моря, которое греки именовали Понтом Евксинским, в земли Индии и Китая, называемые в славянских Ведах Краем Иньским, откуда вывозились шелк и парча, пряности и украшения, и потому такого роста, как Киев Русский, Сурож, Ольвия или Корсунь-Херсонес, не достигли. Но и в этих городах жизнь била ключом.

На ежегодные осенние торжища в них собирались огнищане из ок-рестных сел и огнищ. Бойко шла торговля зерном и рыбой, скотом и птицей, лесом и медом, грибами и ягодами. Кузнецы и оружейники на выбор предлагали мечи и стрелы с луками, копья и ножи, топоры и ора-ло, а еще – различные украшения для девиц и женщин из злата и сереб-ра. Гончары – всевозможные изделия из глины. Плотники – деревянные лавки и столы, кадушки для солений и ткацкие станки. Ткачи зазывали покупателей на ткани из шерсти и льна, ковры разноцветные и попоны, хоть постель застлать, хоть на коня возложить. Швеи предлагали рубахи и кожухи, замашные и пестрядные портки, да зимние шубы из овчины, чтобы морозы и холода не были страшны. Торговые гости – и того ди-ковинней товар из далеких стран: ткани из шелка и парчи, пестрящие многоцветьем, так что дух захватывает, особенно у молодых девиц, да бусы разноцветные, да серьги серебряные или золотые в виде птиц и зверюшек диковинных.