Текст книги "Время бусово (СИ)"

Автор книги: Николай Пахомов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 50 страниц)

– И как он, старец, столь стремительно таких «молодцев» уделал, удивительно? – Теперь не скрывал своего удивления император Рим-ской империи. Из чего можно было сделать вывод, что он рассказывает намного меньше, чем знает.

– Не иначе, как с помощью Бога Сварога, – пошутил Бус, но при этом его лицо осталось серьезным и задумчивым.

– Не иначе, – согласился с ним Константин, – ибо мои очевидцы заметить не успели, как все произошло. Говорят, движения волхва на-столько стремительны были, словно он вообще не двигался, а стоял на месте – но тати уже лежат на земле и корчатся от боли! Тут, по-видимому, действительно без вмешательства высших сил не обош-лось… А?

– Волхв, – только и ответил, пожав покатыми плечами княжич. – Что с него возьмешь…

– Вот именно, что с него возьмешь, – засмеялся император.

Август Константин не скрывал, а посол отчетливо понимал, что в империи все находится под личным контролем императора. В том числе и посольство не оставлено без пристального внимания. Одно смущало Буса: почему Златогор скрыл факт нападения на него. Это обстоятель-ство не так тревожило, как раздражало: «Ишь, какой хитрец на мою го-лову нашелся…»

Когда Бус возвратился от императора в дом купца Никодима, к своему посольству, и встретился с волхвом, то как бы невзначай спро-сил последнего: чем тот занимается и каковы его планы на ближайшее время.

– Собираюсь на диспут богословов пойти, – отозвался Златогор. – Говорят сам Евсевий Кесарийский участие примет, а еще Афанасий Александрийский и даже Арий Александрийский, ранее осужденный церковью за арианскую ересь и сосланный на окраину империи, теперь же прощенный и возвращающийся в Византий.

– Совсем неплохая компания для тихого и скромного русколанско-го волхва подбирается, с ноткой сарказма в голосе заметил Бус. – И чем же вы собираетесь дискуссировать: словами или кулаками.

– Конечно же, словами, – словно не замечая скрытой насмешки и неуместного сарказма в голосе Буса, смиренно заверил Златогор. – Сло-вами, а как же иначе?..

– А как же иначе, – теперь уже откровенно усмехнулся Бус. – Им-ператор Константин только что в беседе сообщал, что некий волхв из Русколани, пальцем не будем указывать, больше оперирует кулаками, чем словами… правда, в уличном диспуте… Случайно, не ошибается император?!!

– Так то в уличном! – отозвался волхв, и в его старческих глазах мелькнула лукавая улыбка. Мелькнула – и тут же пропала, спрятавшись в кустистых бровях, словно ее никогда и не было.

– Почему не сообщил?

– К чему пустяками посла обременять, у него и государственных забот предостаточно. Не так ли?

– Так. Однако…

– Ничего страшного, мелкие грабители позарились на скудное имущество слуги Сварога, потребовав кошелек в обмен на жизнь. При-шлось маленько объяснить им, что такое грех… и как его понимают русы. Град хоть и блистает златом и серебром, но нищих в нем, татей и воров всевозможных столько, что и не подумаешь… Видно, их внешний блеск и богатство града притягивают. Вот они и расплодились… Впро-чем, тати татям рознь…

– Только то?..

– А если серьезно, то, по-видимому, императорские соглядатаи на прочность, или, по-иному, по-нашенски, на вшивость, проверяли. Что ж, проверили… Больше, я думаю, проверять не станут. По крайней мере эти…

– По-видимому, так, – поддержал он волхва в этом мнении княжич. – Уж очень император удивлялся, как старый человек несколько моло-дых и сильных грабителей, почти не двигаясь, уложил! Говорит, не ина-че, как с помощью богов…

– С Божьей помощью, – подтвердил волхв. – А как же… С Божьей помощью в этой жизни все делается. Да еще немного удачи и сноров-ки… А как ваши переговоры, то есть я хотел сказать: наши, – поправил-ся он.

– Продвигаются. Возможно, даже лучше, чем я вначале полагал, – улыбнулся Бус. – Император Константин вот предложил мне супругу себе тут подыскать… В сваты набивается, сходатым быть желает… О греческой царевне речь ведет…

– А ты как к этому относишься? – Остро, совсем не по-старчески, взглянул волхв на Буса.

– Думаю, что противиться сему не стоит.

– Верно думаешь, – поддержал волхв Буса. – Породниться с импе-ратором такой великой страны – дело хорошее. Да и хлопот для нас ни-каких. Лишь бы какую-нибудь уродину, от которой уже все местные женихи отказались, не подсунули… или рябую, на лике которой черти горох молотили да с собой забрать забыли.

– А у меня, что ли глаз нет… – оскалился в улыбке Бус.

– Надеюсь, что есть очи. И зоркие, – улыбнулся Златогор. – По та-кому случаю можно с возвращением домой и повременить. Задержка себя оправдает, – добавил тут же он.

Вскоре после этого разговора с волхвом Бус вновь был приглашен во дворец императора, а через некоторое время состоялась и его свадьба с греческой принцессой с острова Родос, Эвлисией. Если курянка Радо-слава была статна, голубоглаза и золотоволоса, то Эвлисия отличалась стройностью стана, смуглостью лица и имела очи темнее южной ночи и волосы цвета воронова крыла. Как и предполагал волхв Златогор, все хлопоты, связанные с вопросом сватовства, обрядами свадьбы взял на себя император Константин. Бусу оставалось только следовать прави-лам заведенного в Византийской империи ритуала.

Увидев Эвлисию, волхв Златогор, улучив время, шепнул, что Бус сделал хорошее приобретение: «С таким и не стыдно родителям на гла-за показаться». – «И я такого же мнения», – ответил одним искрящимся взглядом Бус. Душевная боль по безвременно ушедшей из жизни Радо-славе уже притупилась, ее горячие поцелуи и ласки забылись, поэтому русколанский княжич был искренне рад обретению новой супруги.

Возвращаясь из Константинополя, сделали небольшой крюк и за-скочили на несколько дней в Пантикапей – об этом просил император Константин, который предупреждал боспорского царя Савромата о ско-ром перемещении на границах его владений сарматских орд, пересе-ляющихся на земли империи. «Чтобы не возникло недоразумений и не было столкновений», – констатировал свою просьбу повелитель Визан-тии. Впрочем, Бус и сам хотел сделать повторный визит к боспорскому владетелю, а тут и случай подвизался, так что грех было им не восполь-зоваться. Как помнится, первый визит во время ознакомительного похо-да Буса по землям Русколани и ее соседей результатов от встречи с Сав-роматом не дал, но прошло уже столько времени, что можно было рас-читывать на более продуктивные переговоры. Время и обстоятельства, как известно, меняют людей.

И действительно, прием на этот раз был куда радушней.

Известия в том мире хоть и медленно, но доходили даже в самые отделенные местности, и те, кто желал их иметь и знать, имел и знал. К таким желающим по праву можно было отнести и царя Боспора Савро-мата, которого положение обязывало отслеживать даже малейшие со-бытия и изменения, проходящие как у ближайших, так и у дальних со-седей, чтобы своевременно, а, главное, уместно ими пользоваться как во внутренней, так и во внешней политике. В чем, в чем, а в политике Сав-ромат был мастер. Недаром же ему удавалось не допускать на свои зем-ли римские гарнизоны, поддерживать мир с Русколанью и другими сла-вянскими родами и племенами, в том числе с беловежцами, земли кото-рых простирались также по Дону, но чуть севернее боспорских владе-ний. Так что ко времени прибытия к нему Буса и других представителей русколанского князя Дажина он уже знал как о посольском визите этих русколанцев к императору Византии, так о поручении императора для него самого и о том, что через его земли или же на границе с его царст-вом пройдут сарматы.

Савромату не хотелось, чтобы сарматы, как саранча, прошли по землям царства, топча и опустошая его на протяжении всего своего пу-ти следования. Но с другой стороны он очень желал, чтобы сарматская орда оттеснила от земель Боспора нахальных готов, с которыми вновь не стало никакой управы и которые вновь просочились в степи Таври-ды, грозя снова отобрать боспорские города и веси в столь благодатном крае. Они еще вели себя относительно мирно, не штурмуя и не беря на копье города, довольствуясь лишь степными просторами и кочевьями на них. Возможно, копили силы, чтобы в один прекрасный или же не-счастный день обрушиться на них. «Если орда оттеснит от берегов Су-рожского моря готов в глубь материка, то с теми, что уже просочились на земли Тавриды, – размышлял не раз Савромат как до прибытия по-сольства Буса, так и во время оного, и к таким размышлениям были все основания, – войдя в союз с князем Русколани, мы справимся быстро. А почему мы? – тут же мысленно спросил сам себя царь. – Пусть с ними разбирается князья Русколани и их подданные, – вынес он, в конце кон-цов, мысленное заключение своему немому диалогу. – Мне же надо сделать так, чтобы и Буса в Тавриду с его русколанскими дружинами без лишнего шума и огласки пустить, и сарматские орды без урона для себя пропустить, и земли царства, если повезет, расширить, не бряцая оружием… Судьба, она может по всякому обернуться, так что не худо будет на всякий случай и перед готскими вождями чистым казаться… Тяжело? – спрашивал он сам себя и тут же отвечал: – Тяжело, но впол-не возможно». Поэтому он во время переговоров с Бусом был и сговор-чив, и уступчив, и любезен. Не забыл на этот раз даже молодоженов подарками одарить: Бусу – великолепного коня серой масти, а Эвлисии – отрез китайского шелка.

Что и говорить, дальновидным, а еще более прехитрым был царь Боспора Савромат. Впрочем, новая тактика, видимая доброжелатель-ность и благосклонность владетеля Боспора не очень-то ввела в заблуж-дение о его сущности русколанское посольство, особенно волхва Злато-гора, давшего еще по прежнему визиту всеисчерпывающую характери-стику его личности.

«С паршивой овцы хоть шерсти клок», – подвел итог переговорам волхв Златогор в личной беседе с Бусом перед тем, как отправиться им в Кияр Антский.

СКОЛОТ И ВРАН

В городе Кияре Антском, стольном граде Русколани, наблюдалась необычная для этого времени раннего летнего дня суматоха. Особенно это заметно было во дворце князя Дажина. Все куда-то спешат, бегут, как очумелые.

– Что происходит, люди добрые? – спросил только что въехавший в город через мытные ворота на степной низкорослой соловой лошадке седобородый мужчина лет тридцати с хвостиком, то ли воин, то ли ку-пец, сразу и не разберешь, вместе с которым было еще трое сопровож-дающих его верховых, державшихся почтительно и чуть позади.

Воротная стража, занимаясь своим делом по сбору мытного налога со всех входящих и въезжающих в город, проявляя усердие в этом «не-легком» труде, чтобы ненароком кого-нибудь не пропустить в город без положенного сбора, даже ухом не повела на заданный вопрос, как и спешащие люди, которые то ли не обратили внимания на вопрос неиз-вестного всадника, то ли открыто проигнорировали его: мол, не твое дело, чужеземец. Едешь своей дорогой, ну, и езжай дальше, нечего лю-бопытство свое тешить, да и нам недосуг тут лясы с тобой точить. Од-нако мытный сбор взять не позабыли: хоть и мелкую монету, да в кису положили, чтобы вечером сдать княжескому тиуну, отвечающему за мытный сбор и казну.

Всадник, проявивший интерес к городской сутолоке, кто бы он ни был: русич из ближайшего апоселения или же действительно иностра-нец, хорошо знавший язык русов, одет был добротно, несмотря на жару. Под серым, запыленным, походным, похожим скорее на воинский, чем на купеческий, плащом, собранным у ворота ближе к левому плечу шелковой тесемкой и сколотого для пущей крепости серебряной за-стежкой-тамгой, была видна легкая панцирная защита поверх белой полотняной средней длины рубахи с вышитым, как это делают славян-ские женщины, воротом и подолом.

Кожаный доспех, заранее подогнанный мастерами-оружейниками по фигуре всадника, с нашитыми на нем медными бляшками хоть и ле-гок был с виду, однако крепок и выгодно для постороннего взора обле-гал мускулистое тело хозяина, подчеркивая его стать и удаль. Бляшки начищены до блеска – сразу видать заботу хозяина о своем снаряжении. Лучи еще не поднявшегося к зениту солнца, попадая на низ, весело от-ражались золотистыми зайчиками, слепя на мгновение встречных про-хожих, заставляя их невольно прищуривать глаза. Впрочем, это длится не долго, так как всадник время от времени поправляет на груди полы своего плаща, пресекая доступ солнечным лучам заглядываться в че-шуйчатый доспех и отражаться от него веселыми зайчиками. Так обыч-но одеваются в дорогу воины. И не просто воины, а уже бывалые воины, которые не только с конем своим сроднились, но и с доспехами тоже, словно в них и родились на самом деле. На голове всадника была ма-ленькая меховая шапочка, какие довольно часто носят торговые гости, особенно те, которые прибывают от ромеев. Обычно они такие шапочки носят по праздникам, причем, нередко украшенные пером какой-либо диковинной птицы или золотой бляшкой с самоцветами. Носят, чтобы подчеркнуть перед другими древность рода или же достаток. Впрочем, головной убор нашего всадника, хоть и имел сходство с головными уборами ромеев, но был без украшающих его излишеств и служил ско-рее по прямому его назначению: прикрывать голову, чем для красоты.

Как известно, ромеи, греки и боспорцы, не говоря уже о римлянах, носят длинные или короткие тоги и сандалии, а на этом конном путе-шественнике были полотняные, такого же цвета, как и его плащ, штаны, более привычные для скифов, славян-русичей да готов, заправленные в красные кожаные сапожки с низким каблуком.

Сопровождающие этого всадника люди выглядели моложе его, но не намного. Лица чистые, открытые. Правда, слегка обветренные и по-крыты загаром, что лишний раз говорит о том, что они давно путешест-вуют, проводя дни под открытым небом. Нет ни окладистых бород, ни усов, что также отличает их от своего предводителя, хоть и безусого, но с бородкой. Одеты они примерно так же, как и он, с той лишь разницей, что дорожные плащи на них были попроще и без пряжек-заколок, кожа-ные доспехи не были покрыты пластинами-чешуйками, а на головах – обычные и давно ношенные треухи, которые смогут и от удара предо-хранить и от пыли дорожной защитить, из-под которых выбивались светлые пряди волос. Наблюдательный человек, взглянув на волосы этих верховых, впрочем, как и их предводителя, мог бы с большой до-лей уверенности определить, что их родина не южные степные просто-ры, а, скорее всего, северные края, где солнце не так греет и где снега отбеливают волосы чуть ли не до собственной белизны, а синь небес, рек и озер отражается в глазах мужчин и женщин.

– Куда все летят, сломя голову? Вроде бы и враги на город не на-падают, и пожара не видать?.. А суета такая, словно все с ума разом со-шли. – Повторил всадник вопрос, обращая его конкретно к высокому горожанину, чем-то приглянувшемуся путешественнику. То ли тем, что менее других спешил, то ли тем, что на целую голову возвышался над толпой своей кудластой головой со смоляными волосами, что нетипич-но было для русколанцев, обычно светлоголовых и светлобородых. А может и тем, что одет был как-то не для этой поры: в волчьей безрукав-ке-душегрейке поверх голого худощавого тела, алых, из парчи, штанах-шароварах и деревянных сандалиях с кожаными ремешками, которые обычно носят свободные ромеи.

Как правило, такие люди никаким конкретным трудом не заняты. С сошкой ратая не дружат, к ремеслам призвания не имеют, но много знают и засапожным ножом владеют мастерски. Они не прочь при слу-чае и татьбой заняться, если дело подвернется, и в набег с ватагой таких же сорвиголов податься, и во всякой заварушке участие принять не прочь. Подобные субъекты встречаются чуть ли не в каждом городище на любой земле. Имелись они и в стольном граде Русколани.

– Сойдешь и впрямь с ума, – остановился горожанин. – Князь Да-жин сына старшего Буса из далеких стран встречает. Вот и суетится народ, проявляет любопытство. А тебе, чужеземец, судя по обличью, хоть и наш язык понимаешь, что за дело? – И вцепился во всадника своими черными жгучими глазищами. – Тебе-то какое дело? Или лазут-чик какой, соглядатай? Так у нас с лазутчиками разговор всегда корот-кий – задом на кол, вот и все дела.

– Какой я лазутчик?! – обиделся всадник, придерживая своего ко-ня. Его примеру последовали и сопровождающие: тоже придержали своих лошадок. – Какой я лазутчик, Перун тебя зашиби! Что не местный – то верно. Но не лазутчик. Я такой же русич, как и ты. Из града Курска вот в ваши края по делам попал с товарищами своими, – кивнул он го-ловой в сторону трех верховых, сделав сердитое и одновременно с этим обиженное лицо, – и увидел столпотворение, которое у нас, не приведи Световид, при пожаре только бывает.

Горожанин прищурил один глаз и стал похож на хищную птицу, приготовившуюся клюнуть пораженную ею жертву, еще трепыхаю-щуюся, еще дымящеюся свежей кровью, льющейся из ран, но уже пол-ностью находящуюся во власти своего врага.

– Прежде чем вопросы задавать, да честной народ от дел отрывать, ты бы сначала земляка чем-либо угостил, попотчевал. Тогда можно и беседы беседовать, и сказы сказывать. Я вижу, что не простой ты селя-нин или огнищанин, наверно, и монетки римские или ромейские в кисе на поясе имеешь, да и солнечной сурьице в суме переметной место на-шлось? Конь-то вон какой под тобой справный – сто поприщ прошел, а как бы и не шел. Добротный конь. У простого смертного таких коней не бывает, – пустился на лесть и хитрость горожанин. – Да и у сопровож-дающих твоих то же самое, – скользнул он черными глазищами по вер-ховым, молча сопровождающим всадника и не вмешивающимся в бесе-ду своего начальника.

– Ты еще меня и князем светлым назови, – раскусил его всадник и улыбнулся устало. – Да, Бог с тобой, черноглазый. Так и быть, угощу я тебя сурьей курской, на смородине и травах мятных настоянной. А се-ребра-злата, как и солидов золотых, у меня отродясь не водилось и не водится. Тут уж извини. А с десяток сестерциев, что хранятся в кисе, сам понимаешь, считать за серебро-злато порядочному человеку не при-стало. Разве это богатство?..

– Меня Враном кличут, – представился черноглазый горожанин, оставив без видимого внимания остальные слова всадника. И было не понять: то ли это имя, то ли прозвище. – А тебя?

– Враном – так Враном, – произнес дружески всадник, всем своим видом показывая, что не только согласен на знакомство, но и от чистого сердца рад этому знакомству. – А меня – Сколотом.

– Вот и познакомились, – усмехнулся одними губами Вран. – А Сколот – это от слова Коло-Солнца или от птицы-сокола происходит? – тут же добавил он. – Если от птицы, то мы с тобой как бы родственни-ки: я – ворон, ты – сокол – птицы хищные и мудрые…

– Вот и познакомились, – поддержал нового знакомого Сколот, ос-тавив вторую часть вопроса без ответа, как перед этим подобное сделал сам Вран, словно не расслышал. Не станешь же объяснять Врану, что сам не знает. Зовут да зовут, вот и ладно, видно, родители так назвали, или бабка повитуха, которая роды у матушки принимала. – Так, где прикажешь тебя угостить? Прямо тут или до корчмы доберемся. Думаю, что в столь могучем граде, как ваш Кияр, корчма какая-нибудь да най-дется.

– А то как же! – Сверкнул черными глазами Вран. – И не одна. А где угощать – дело хозяйское. Мне везде хорошо будет: хоть в корчме, хоть тут, под ближайшим древом или кустом…

– Тогда веди к ближайшей, – заметил Сколот. – Винца местного отведаем, чтобы со своим сравнить, да и перекусить чего-нибудь горя-чего не помешает. Не все же время всухомятку перебиваться. А также надеюсь, что и для моего коня стойло там найдется да пару пригоршней овса или пшеницы ядреной в торбу. – И он тронул уздечку, отдавая ко-манду коню двигаться дальше.

– Найдется, – запоздало отреагировал Вран, прерывая свой преж-ний путь и направляя стопы в сторону ближайшей корчмы.

Перебрасываясь ничего не значащими репликами, они тронулись по обочине пыльной дороги в сторону ближайшей корчмы, управляемой расторопным греком Леонидисом, как уже успел поведать о том черно-глазый Вран в ходе продолжившейся беседы.

– Говорят, что княжич Бус с женой-гречанкой прибыл, – объяснял столь бурное оживление в городе Вран. – Вот народец-то и засуетился. Всем хочется княжну-гречанку повидать. Говорят, такая красавица, что другой такой и не сыскать!

– Неужели? – искренне усомнился Сколот, так как на его северной родине в браки с чужестранками не вступали, в своем роду-племени желанных находили и с ними в слюб вступали.

– Точно. Люди знающие видали, сказывали, – подмигнул Вран, и стал похож на ворона, на ту самую птицу, имя которой носил.

– Ну, если люди, да к тому же знающие, тогда точно, – вынужден был согласиться с новым знакомым Сколот. И тут же поинтересовался:

– А как же с верой быть? Чай, она иной веры… эллинской?..

– А что вера? – остался невозмутим Вран. – Вера верой, а жизнь жизнью… Когда детишек на полатях делают, кто про веру-то помнит… Некогда! Совсем другие думки сердца заполняют!

– Так гречанка не нашей веры, не славянской… – начал неуверенно Сколот.

– Ну и что?

– Как «что»? Ведь иноверка же. Жрецы брак не одобрят, да и роди-тели, я думаю, тоже… – искренне удивился курский гость. Потом по-смотрел внимательно на черноглазого, черноволосого Врана и добавил: – Может, ты и сам – греческих, а не славянских кровей? А?

– Может быть, – не стал переубеждать Сколота Вран. – Однако, – успокоил он нового знакомого, – в богов наших светлых верую и им поклоняюсь: и Сварогу, и Перуну, и Световиду, и Дажьбогу, и Стрибогу и еще многим нашим богам. Впрочем, у нас тут столько перемешалось народу, что сразу и не разберешь: кто каких кровей и верований. Но я – русич. Русич от пят и до кончика своих смоляных волос… – усмехнулся он. – Что верно, то верно! Как верно и то, что русколанцы выбор сына князя одобрят, как, впрочем, и князь с княгиней.

– В самом деле?! – проявил прежнее недоверие Сколот.

– Одобрят, одобрят, – заверил его Вран.

– Ну, не знаю… – не был уж столь категоричен курский гость. – У нас, северцев, такого не принято. – И пояснил, чтобы было новому зна-комому понятно: – Мы сами хоть и курские, но к северскому роду отно-симся. Старики говорят, что князь Сев давным-давно, еще в незапамят-ные времена, был нашим прародителем. Он первым поселения огнищан на наших землях основал. Потому – и северцы! И севера! И северяне!

– Одобрят, – повторил с уверенностью и убежденностью в своей правоте Вран. – Впервые что ли? Мало ли в полон женок брали, а затем на них же и женились, не спрашивая, какого роду-племени и какой веры они?..

– Так то полонянки. Они потом нашу веру принимали, нашим бо-гам требы справляли…

– Вот и гречанка нашу примет, если уже не приняла.

– Ну, разве так…

– А, может, Бус уже сам чужую веру принял… – произнес, как бы раздумывая, и с недоверием в собственные слова Вран. – Греки – народ ушлый. Просто так своих царевен за иноверцев не отдают. Тем более, что мы для них варвары, дикие язычники. Они-то теперь в Единого Творца веруют, старых богов своих забывают…

– Ну, нет! Такого и помыслить невозможно… чтобы Бус, сын ру-сича, сын русколанского князя, да иноверцем стал! Тоже скажешь… Да любой из нас, русичей, внуков Дажьбожьих, скорее умрет, чем вере сво-ей изменит! – искренне возмутился кощунственным речам нового зна-комого Сколот. Даже в седле подпрыгнул от такой неожиданности и дерзости мысли.

– Так-то оно так, но … – не унимался скептик и смотрел как-то од-ним глазом, вполоборота, словно вещая птица ворон, в честь которой и назван. Потом добавил как бы в подтверждение своих прежних слов: – Говорят – красивая. И богатая…

– Богатством нас не удивишь, как, впрочем, и женской красотой, – был непреклонен в своих мыслях и суждениях Сколот.

– Это, смотря, каким богатством, – подначивал Вран курского гос-тя, видя его простодушие и неискушенность в жизненных делах.

– Да любым. Мне дай горы золотые, но я от богов своих никогда не откажусь. Умру, но не откажусь!

– А вот умирать не спеши, – усмехнулся Вран, – особенно на пус-той живот… Умереть еще успеем… Нам пока не умирать надо, а в кор-чму попасть, да горло ссохшееся от жары винцом или сурьей солнеч-ной, чистой, как слеза младенца, промочить надо. А то на сухой язык и разговор сухой какой-то получается. – И подмигнул, как и раньше од-ним глазом.

«Ворон, ну, чистый ворон – птица вещая, – в который раз отметил машинально курский гость. – И надо же было мне с ним схлестнуться?»

– Кстати, вон и корчма грека Леонида, – пояснил между тем Вран, указав рукой на довольно-таки приличный каменный домик, выходя-щий парой просторных окон на городскую улицу, утопающую в зелени деревьев и кустарников. В глубине двора виднелась крытая камышом конюшня и открытая коновязь перед ней.

«Расскажи дома такое, – подумал про себя Сколот, размышляя над только что услышанной новостью о необычной женитьбе княжеского сына, – не то что не поверят, но и бока еще намнут, и к числу врунов причислят».

Впрочем, долго размышлять над услышанным не приходилось; он и сопровождавшие его всадники подъехали к коновязи и, соскочив с коней, поспешили привязать их, потом, следом за ожидавшим их у вхо-да Враном, пришли в корчму.

Корчмарь, крючконосый грек Леонидис, о котором уже упоминал Вран, встретил приветливо. Указал на свободный стол напротив откры-того окна:

– Садитесь, гости дорогие. Что прикажете?

Его черные, как и у Врана, глаза быстро обежали пяток новых по-сетителей, привычно оценивая их платежеспособность. Наметанный глаз остановился на Сколоте.

– Так, что прикажете?

Не успел Сколот и уста раскрыть, как Вран заявил на всю корчму:

– Жбан вина да корку хлеба.

Но Леонидис и бровью не повел, видимо уже достаточно знал Вра-на, лишь губы скривил в иронической ухмылке, мол, не тебя спрашива-ют.

– По чаре вина, – подтвердил заказ Ворона Сколот. И уточнил: – Каждому. Краюху свежего хлеба, ибо без хлеба сыт не будешь, а еще…

– Есть каша с мясом молодого барашка, есть птица, жареная на медленном огне, есть…

– Давай кашу. Как, мужи, вы не против каши? – перебивая корчма-ря, спросил у своих провожатых Сколот.

Те в знак согласия, что не против, лишь кивнули своими русыми головами.

– Что-то спутники твои не больно разговорчивы, – ухмыльнулся Вран, усаживаясь поудобнее за указанным хозяином корчмы столом. – Можно подумать, что языки свои проглотили.

– А к чему им в пустой след языком молоть, чай, язык не мельнич-ный жернов… муки не будет, а мука может случиться… – тут же ото-звался Сколот игрой слов, явственно намекая новому знакомому на то, что болтливость никогда до хорошего не доводила, и тем самым пресе-кая дальнейшие разглагольствования киярца, а следом за этим полез к поясу за кисой, чтобы расплатиться за пищу и вино.

– Этого, надеюсь, достаточно, – вынул он из кисы пару небольших серебряных монет. – Мы все-таки не князья, чтобы разбрасываться зла-том-серебром.

– Достаточно, – вновь довольная улыбка тронула губы корчмаря. – Еще на пару чар вина даже хватит с лихвой…

– Мне и моим спутникам и по одной чаре достаточно, а остальное нашему почтенному провожатому, ибо уговор дороже денег.

– Ты же обещал угостить сурьей курской, – напомнил без зазрения совести Вран.

– Если обещал, то угощу, – отреагировал на это Сколот и показал Врану находившийся при нем небольшой козий бурдюк, заполненный какой-то жидкостью. – А пока пусть принесут вина.

– Как прикажете, – отозвался корчмарь и спрятал серебряные мо-нетки в своей кисе.

– Не стелись мышкующей лисой по голой степи, – с недовольной гримасой бросил в след ему Вран, – лучше поторапливайся, пока мои друзья не передумали и не ушли в другую корчму. Тогда плакали твои сестерции, другому достанутся.

Корчмарь ничего Врану не ответил, лишь презрительно взглянул на него, вновь скривив губы в брезгливой и презрительной усмешке. Но Врана это нисколько не задело.

– А говорил, что серебра-злата не имеешь? – Нахально улыбался Вран уже в лицо Сколоту. – А оно, глядь, и нашлось. Нехорошо честных людей обманывать. Боги того не любят!

По-видимому, у Врана, кроме того, что он не дурак был выпить и закусить за чужой счет, еще был вздорный и склочный характер. Он не мог и мгновение прожить, чтобы кого-то не «зацепить», не высмеять, не обратить в смущение.

– Так то – уже названный мною десяток монет, – спокойно ответ-ствовал Сколот. – Если память у тебя с худобой, то я тут ни при чем.

Сколот собрался было присесть на скамью и уже ногу приподнял, чтобы переступить через нее ближе к столу, но передумал и опустил ногу на прежнее место, так как его сопровождающие молодцы не ре-шались присаживаться за стол раньше него и молча стояли у стола, те-ребя в руках снятые с голов треухи.

– Чего столбами стоите, садитесь, – отдал Сколот команду своим землякам. – В ногах правды нет. Особенно, в корчме.

– В заднице – тоже, – расплылся в ехидной усмешке Вран, – прав-ды нет!

– Не сквернословь за столом, – построжал голосом Сколот. – Вот этого точно Боги не любят. – Слегка «уколол» он Врана и принял вто-рую попытку сесть, наконец, за стол.

– Один момент, – осклабился в хищной улыбке Леонидис. – Сейчас прикажу слугам скамьи и стол протереть для столь почтенных гостей. Не пристало им за грязный стол присаживаться. Один момент…

Тут же подозвал одну из своих служанок и приказал сначала при-браться, а затем подавать на стол. После чего направился к другим по-сетителям, подсчитывая в уме барыши, заработанные на случайных пу-тешественниках с севера, как успел определить их для себя. Конечно, кроме постоянного посетителя Врана, забулдыги и драчуна. Поспешив-шая на зов хозяина служанка, девчушка лет шестнадцати-семнадцати, уже довольно разбитная в ее небольшие лета и не очень опрятная, в грязном просторном сарафане, возможно, доставшемся ей от кого-то из взрослых, и таком же несвежем платке, прикрывшем черные, как у хо-зяина корчмы, волосы, влажной тряпицей протерла давно не скоблен-ные доски столешницы, убирая оставшиеся после прежних посетителей крошки, и, одновременно с этим, вспугивая целый рой мух – извечных спутников любого постоялого двора и любой корчмы.

– Кыш, треклятые, – махнула служанка тряпицей на мух, закру-жившихся над столом, – кыш! – И побежала, виляя тощим задом, в за-куток с печью, где в медном казане давно уже парилась каша, сдобрен-ная кусками мяса молодого барашка и пахучими травами для разжига-ния аппетита у случайных, как Сколот и его земляки, посетителей или завсегдатаев, подобных Врану, но только с монетками в кисе на поясе.

Сколот и его спутники трапезничали неспешно, размеренно рабо-тая деревянными ложками, осторожно опуская их в глубокие глиняные миски, обожженные до черноты в специальных гончарных печах, более похожие на небольшие горшки, в которых славянские женщины обычно топили в печах молоко да и ту же кашу варили, если для малой семьи. Только горлышко у котелков более узкое, чем у мисок, любезно предос-тавленных слугами корчмаря Леонидиса. Однако, перед тем, как при-ступить к трапезе, Сколот взял щепоть каши, хлеба и на донышке своей чары немного вина, отнес в закуток, где находилась печь, и вознес жертву богам, отдав часть пиши огню, как видимому и ощутимому бо-жественному проявлению. Справив требу, кратко помолился Сварогу и другим светлым богам русичей, прося у них благословения на трапезу. Только после этого принялся за еду сам и его сопровождающие.