Текст книги "Время бусово (СИ)"

Автор книги: Николай Пахомов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 50 страниц)

Князь Кур и воевода Хват встречали посольство на княжеском подворье. Как подобает истинным хозяевам. Оба в длинных белых по-лотняных рубахах с вышитым красной пряжей воротом и подолом. Подпоясаны узкими разноцветными ремешками-тканчиками, соткан-ными местными умельцами-ткачами. На ногах сапожки юфтевые, праздничные.

Не успели посланцы Дажина спешиться, как подбежали к ним княжеские отроки и дружинники, коней разобрали, в конюшню отвели.

– Напоить, корму задать! – напоминает воевода. Больше для гос-тей, чем для отроков. Те и так все знают. И напоят, и сена в ясли свеже-го подложат, и скребком по конской шерсти пройдутся, чтобы лучше отдохнули кони после дальнего пути.

– Прошу, гости дорогие! – Широким жестом пригласил князь кур-ский гостей в свои палаты. – Отдохните с дороги, чай, умаялись… путь-то не близок…

– Не без того, – не стал кривить душой старший посольства, сотник Звенич, опытный воин лет пятидесяти, с обветренным и загорелым ли-цом. – Но поначалу лицо и руки ополоснуть не мешало бы… Пыль степную смыть да и усталость с чела согнать…

– Эй, девки! – крикнул Кур весело. – Воды ключевой! Да поболь-ше… И рушники не забудьте! Гостям дорогим лица, руки обтереть.

А молодицы и рады: кто ведра-бадейки деревянные несет, кто ковшик серебряный, кто тазик медный, чтобы смытая с рук и лица вода не расплескивалась где не надо. Рады, но форс держат: лица у всех серьезные, деловые. Только глазами голубыми нет-нет да и стрельнут на чужих воев, каковы, мол. А те видят, что серьезность девичья лишь на-пускная. Ущипни хоть одну или пальчик покажи – враз смехом, как го-рохом, прыснут! А то и колокольчиками сладкоголосыми зальются. Вот и вся их серьезность…

Но вои ведут себя скромно. Чай, не на поляне лесной в праздник Купалы, и не у тещи на блинах. Тут свою и хозяйскую честь блюсти надобно. Вот и блюдут.

Умылись неспешно, не разоблачаясь из брони, только шеломы в сторонку отставив, чтобы не мешали, рушниками вышитыми утерлись, девицам их возвратили. В палаты прошли.

– Проходите, проходите, – приглашает курский князь радушно. – Кваску местного, на траве мятной настоянном, пока отведайте… гово-рят, усталость снимает, силы возвращает… А там и ужин недалече, чем-нибудь более сытным попотчуем. Слуги мои расторопные…

– Спасибо, – склоняет главу сотник Звенич. – Хоть мы и не голод-ны – не пристало воину в голоде сознаваться – но квасу вашего с удо-вольствием отведаем.

Остальные молча разглядывали княжеские палаты. А в них чисто, просторно, светло. На дубовом полу посреди помещения стол стоит. На столе, прямо на чисто выскобленной столешнице, кувшины глиняные с душистым квасом, рядом деревянные тарелки с мясом птицы, на дере-вянных же поставцах-досках краюхи хлеба на капустных листах испе-ченного. Хлеб свеж и душист, видимо, только утром пекли. В глиняных горшочках соты с медом – летние припасы, в холодном подвале, выры-том под теремом, сохранены.

По палатам девицы, прислуживающие за столом, павами скользят в своих нарядных платьях-сарафанах, из-под которых даже сапожек не видать. Светлые волосы в косу заплетены, красной лентой перевязаны. Поверх волос на голове плат светлый – не пристало девицам за столом простоволосыми прислуживать. Не на гулянке же девичьей – у князя в услужении.

– Отведайте, отведайте, – нахваливает Кур квас, – и бодрит, и го-лова от него всегда свежа, не то, что от ромейского вина, особливо, если переберешь…

Когда гости немного жажду и голод утолили, отдохнули и в новой обстановке освоились, то поведали причину своего столь неожиданного визита.

Князь Кур на утро хотел разговор сей перенести, так как известно: утро вечера мудренее, но Звенич, извинившись, заявил, что им еще надо в град Воронежец, лежавший от Курска к восходу солнца в нескольких поприщах, попасть, а потому отдыхать и нежиться некогда.

– Вот, малость отдохнем, да по ночной прохладе и тронемся. Путь-то неблизкий предстоит. Ты уж прости нас, князь. И рады бы погостить-погулять, да не можем, волю княжескую исполняем. Понимать должен. Только дай нам проводников, а то от Курска до Воронежца пути нам не ведомы, а поприщ столько, что и не сосчитать!

– Жаль, конечно, что погостили столь малое время. Но дело – есть дело, тем паче княжеское. Посему неволить не стану. И проводников дам. Есть тут у меня один охотник, Бродичем кличут. Так он не только окрестности Курска вдоль и поперек исходил, но и дорогу к Воронежцу знает. Не раз бывал в его окрестностях. А чтобы ему было в обратной дороге не скучно, десяток воев своих пошлю: лишний поход им не по-мешает…

– Хват, – обратился он к воеводе, – распорядись-ка насчет Бродича – хватит ему за Купавину юбку держаться да с сынишкой нянчиться, пора и земле родной послужить. И десяток сопровождающих воев сна-ряди. Слава Сварогу, все под рукой… – то ли похвастался перед при-шлыми гостями, то ли просто порадовался имеющейся всегда под рукой дружине.

– Хорошо, – тут же встал из-за стола воевода. – Мигом организую. Одним мигом.

– Теперь же поведайте наказ своего князя, – возвратился в своей речи Кур к гостям. – Наверно, очередной поход на супостата замыслил? Или я не прав? – Прищурил он хитро глаз.

Сотник обстоятельно, так, как поучал его князь Русколани Дажин, изложил Куру цель своего визита.

– Воев пятьсот от вас просит наш князь, – уточнил Звенич количе-ство требуемых от Кура воинов, оканчивая свое повествование. – Жела-тельно о двуконь… Слышно, слишком много кочевников притекло в степь. То ли хунны, то ли гунны, то ли их союзники…

– Эк им неймется, – ударил кулаком о столешницу Кур, – все за-рятся на чужие земли да степи, словно не знают, что на чужой каравай рот не разевай! Учим, учим, а им все не впрок… все неймется…

– Так что князю Дажину передать? – торопил с ответом сотник Звенич.

– Подойдем. Правда, – поскреб пятерней Кур в бороде, – пять со-тен воев нам пока не собрать, людей у нас мало, но сотни четыре как-нибудь наберем. У нас со жрецом Славояром сотни две наберется, да охочих людей в округе покличем. Наберем, я думаю… А когда прибы-вать-то?

– Так это седмицы через две… На гусепролет поход назначается. Время есть еще.

– Да, время есть, – согласился Кур, быстро прикинув в уме, когда в степных краях начинается массовый перелет гусей в южные земли. – Как ты думаешь, Хват, управимся? – Обратился он к возвратившемуся после отдачи необходимых распоряжений воеводе.

– Управимся, княже, управимся. Почему не управиться… – грузно уселся Хват на лавку за столом на свое место.

– Хорошо, – доверительно пояснял он русколанам, – воевода наш муж степенный, ему можно верить. Если сказал, что управимся, то, точ-но, управимся.

Воевода от такой похвалы даже крякнул, то ли удивленно, то ли обрадовано.

– А как с пропитанием для воев? С собой запасаться, или Руско-лань обеспечит?.. – Прищурился вновь Кур, обращаясь к посольству.

Прижимист был курский князь и опытен, хотя только в зрелость мужскую входил. Хотел за чужой счет поживиться, но и осторожность имел, чтобы впросак не попасть.

– На это князь Дажин ничего не наказывал, – стушевался Звенич.

– Значит, самим запасаться, – с сожалением протянул Кур. – А я, старый дурак, было и губы раскатал… Но, ничего, сдюжим, – бодро окончил он. – Сдюжим.

Бродич знал, что в Курск прибыли гости из далекого Кияра Ант-ского. Весь город только об этом с момента их прибытия, почитай, с самого полдника, гудел.

– Говорят, все такие красавцы, – лукаво улыбнулась мужу Купава, качая на руках задремавшего сынишку.

Оба сидели на завалинке своей избушки.

– Звать в поход будут, – не принял невинную игру супруги Бродич. – Осень… Время походов…

– Откуда известно? – посерьезнела и запечалилась Купава, которой вдруг стало не до заигрываний с мужем.

– Да уж известно… – усмехнулся охотник. – Сорока на хвосте при-несла. Зазря что ли вчера весь день недалече летала, стрекотала…

– Пойдешь? – не спросила, прошептала Купава. Затуманились ее голубые глаза, подернулись невидимой поволокой предстоящей разлу-ки. Знала, что пойдет. Спрашивала по инерции, попусту.

– Пойду, – твердо, как о давно решенном, а потому не требующем каких-либо новых обсуждений вопросе, ответил Бродич и обнял жену рукой за плечи. – Почто глаза влагой мутишь? Не скоро это еще… Ули-та ползёт – когда ещё будет…

Но ошибся охотник. Ближе к вечеру позвали его вои княжеские в терем Кура.

– Поспеши, гостей надобно до Воронежца проводить!

– Почто я? Других что ли нет?

– Другие есть, – ответил тут же посыльный, по-видимому, заранее приготовленный к подобному обороту дела и проинструктированный воеводой, – да следопытов таких, как ты, нет. Вот честь тебе и оказа-на… – то ли всерьез сказал, то ли съязвил напоследок посланец князя.

– Спасибо за честь, – усмехнулся охотник и стал собираться.

– Да ты не один идешь, – успокаивал словоохотливый посыльный, – с десятком княжеских воев. Воевода уже распорядился: десятник Сер-ко воев поведет…

Купава молча слушала разговор мужа с княжеским посланником. Понимала, что муж уже уходит, но не хотела в это верить. Два года прожили они с Бродичем душа в душу. Сынком, Яруном, в честь бога Ярилы названным, обзавелись, ласково называли его Ярунькой. Бродич, хоть и промысел свой охотничий не забывал, но все эти годы надолго из дому не отлучался. Добудет очередную партию зверя ли, дичи ли – и домой. И вот, на тебе, в поход… Когда вернется – неизвестно…

– Что взгрустнула? – улыбнулся ласково жене Бродич. – Чай, не на век ухожу. Через седмицу дома буду. Помоги лучше в дорогу собраться, чем глаза к туге-печали отсылать… Моргнуть не успеешь, как дома окажусь.

Засуетилась Купава, забегала по землянке своей, захлопотала, со-бирая мужа в поход. Тут тужи, не тужи, а сготовить супруга надо. Кто о нем позаботится, если не она. Собрала узелок нехитрый: краюху хлеба положив в него, да кус вяленого мяса, да шмат сальца прошлогоднего – нового еще не было, не пришло время – да пяток головок лука репчато-го. Не хуже, чем другие.

Оделся по-походному Бродич: порты кожаные, рубаху свежую. Только железную кольчугу одевать не стал, хотя и имел с недавних пор такую. Вместо нее куртку из волчьей шкуры, мехом наружу, на плечи набросил. И тепло, и легко, и защита какая никакая. Колчан с луком и стрелами за спину забросил, меч, еще кузнецом Антом сработанный, на пояс подвесил. Не на гулянку идет, даже не на охотничью забаву, а в поход. Потому и собран должен быть по-походному. Можно было еще лошадку взять. И не одну, а с заводной: путь-то не близкий. Завел пару лошадок Бродич себе после той зимы, когда лес валили на строительст-во крепости, да когда старшина торговых гостей Прилеп цену на пуш-ной товар вдвое прежнего сбил. Жеребчика вороного да кобылку кау-рую, на развод. Недалеко от домика сарай для них построил, и не только для них, но и для хранения в зимнее время запасов сена, чтобы всегда под рукой были, хоть в бурю, хоть в мороз. Вышел – и задал лошадкам корма. Только обе лошади сейчас паслись вместе с другими на лугах. Мальчишками местными да сворой собак. Сорванцам радость и забава, а лошадки – под присмотром и под охраной. И от волка вечно голодно-го, и от медведя случайно набредшего.

«Коняшек князь даст, – поразмыслив, решил для себя Бродич. – Свои, они и дома пригодятся, да и искать их сейчас на лугах некогда раз дело спешное. Только Велес разве что знает, куда их мальцы пастись угнали. Вот пойдем в поход – тогда дело другое. Свой конь – уже поло-вину успеха. В бою не подведет, не бросит хозяина в беде, чужих коней грызть зубами будет. И если, не приведи Сварог, ранят, в поле не бро-сит, до прибытия помощи над всадником стоять будет, тревожно посту-кивая передними копытами и подовая голос призывным ржанием».

Боевые лошади всегда ценились славянскими воинами, потому и оберегались пуще глаза.

– Ну, Купавушка, я пошел, пожалуй… – обнял Бродич жену, буду-чи полностью готовым к походу. – Не печалься и не горюй, лучше за мальцом приглядывай. Шустрым растет. Глаз да глаз за ним нужен.

И ушел не оглядываясь. Не принято у русичей оглядываться перед дальней дорогой, тем более перед походом.

– Храни тебя, Сварог! – Вздохнула Купава, смахнув из уголков глаз выкатившуюся ненароком слезу, и присела на край лавки-постели, на которой сладко посапывал Ярунька. – Будем ждать папу, сынок…

На сей раз Бродич не обманулся в своих предположениях: князь Кур приказал выдать ему двух лошадок. Ничего подобрались лошадки: резвые и выносливые, как раз для дальних и стремительных походов.

– Смотри, не покалечь, – предупредил вечно хмурый воевода. – Своими ответ держать будешь. И сбрую береги – княжеская…

– Постараюсь! – Усмехнулся Бродич тогда воеводской заботливо-сти – князь Кур был прижимист, а воевода и того пуще – и тронул уз-дечкой оседланную: – Но, волчья сыть, травяной мешок!

Следом за ним с княжеского подворья тронулись посланцы князя Русколани и сопровождающие их вои из десятка Серко. Все в легких бронях и при оружии, чтобы издали было видно: не на прогулку выка-тили, а в походе находятся.

Не успел Бродич с послами курскую крепость покинуть, как в Ра-тец, Липовец и Ярильск конные вестники по приказу князя Кура и вое-воды Хвата поскакали людей охочих в поход собирать. «Желательно, чтобы ратники в бронях были, да воинский опыт уже имели, – наказы-вали вестникам они. – Это не ополчение, а поход воинский…»

Без особых приключений Бродич, придерживаясь русел рек – так уж издревле повелось, что свои пути-дороги славяне прокладывали вдоль русел рек – сначала самого Семи, а потом иных, довел послов князя Русколани до града Воронежца после чего вместе с десятком Сер-ко возвратился домой к великой радости Купавы и других курских женщин, мужья которых вместе с Бодричем провожали русколан.

– Я же говорил, что не успеет седмица пройти, как дома буду, а ты еще не верила, – ласкал он Купаву на семейном ложе. – Теперь, наде-юсь, поверила?

– Я верила, я верила, – жарко шептала Купава, почти так, как в ночь их первой любви. И прижималась к мужу всем телом. – Я верила, любимый…

А через седмицу, поутру, весь Курск уже провожал своих воев в далекий поход. Жители града и его окрестностей собрались на торжище. Ворота крепости были открыты настежь, чтобы все желающие могли попрощаться с уходившими воями, с сыновьями и братьями, с родст-венниками близкими и дальними или, вообще, просто с соседями.

Уводил воевода Хват княжескую дружину и добровольцев из ополчения в град Кияр Антский, к горам Кавказским, где должны были собраться все русичи, чтобы совместными силами дать отпор пришлым от восхода солнца кочевым ордам.

Десяток к десятку, сотня за сотней грозно колыхались на сильных конях одетые в брони и воинские доспехи вои, поддерживая строй и равнение в своих рядах. Чувствовалась воеводская выучка и воинская дисциплина.

– Не зря воевода Хват старался, уча уму-разуму, – обменивались мнением собравшиеся. – Любо-дорого на воев своих посмотреть.

И, впрямь, все были: молодец к молодцу. И ярильские, и липовец-кие, и ратские посланцы, объединенные под стягом курского князя, а потому – курские!

Но лучше всех смотрелись пять десятков воев храма Световида, в своих светлых бронях и белых плащах, приколотых у левого плеса се-ребряными пряжками-гривнами, на одномастных, соловых конях.

– Не посрамите славы русичей! – Напутствовал воев князь Кур, гарцуя на вороном коне вдоль построившихся сотен. – Не посрамите память славных пращуров наших Сева и Кура! Помните и чтите Завет отца нашего Яруна! Слава богам нашим сильным!

– Слава! Слава! Слава! – троекратно прокатился над торжищем от-ветный клич ратников, спугнув с ближайших деревьев стаи птиц, в ос-новном, черного воронья, которые, взметнувшись, испуганно заграяли, закаркали.

– Помните, грозный Перун Громовержец всегда с сильными! – Тряс клюкой главный жрец Славояр. Он только что окончил моления в храме и теперь был в черных ритуальных одеждах. Глаза жреца пылали неукротимой энергией, а ветер трепал его седые, длинные волосы. – Помните о славе отцов и дедов ваших! И сами будьте достойны их сла-вы!

И снова катилось над курской крепостью:

– Слава! Слава! Слава!

Родственники воев были менее эмоциональны, и речи их не так вычурны:

– Храни вас Сварог! Возвращайтесь, живы и здоровы!

А женщины, вообще, украдкой друг от друга вытирали набегавшие на глаза слезы. Не пристало славянкам по уходившим на сечу ратникам плакать. Грех! Но как тут не заплачешь, когда эмоции переполняют ду-шу: может, в последний раз видят воев своих живыми и здоровыми и такими красивыми. Стояла в толпе курян и Купава с ребенком на руках, и среди четырех сотен воев ее глаза видели только одного. Самого сильного и самого дорогого. Она не плакала, не утирала украдкой, как ее соседки, слез. Только поднимала на руках как можно выше сына и шептала ему:

– Смотри, сынок, это твой отец. Большой и сильный… а еще кра-сивый! Мы будем ждать его… будем ждать его и остальных наших вои-нов…

…Сотня за сотней под грай вспугнутого воронья, ободряющие крики курян, размеренные звуки барабанов, походных гудков и сопелок, уходили из курской крепости северские воины, по трое комонно прохо-дя под сводами воротной башни. Лес копий заколыхался над молчали-выми ратниками в так конской иноходи; утренние лучи солнца играли на наконечниках копий и на червленых щитах, отражались от них и, прорезаясь сквозь клубы поднятой копытами коней дорожной пыли, падали в придорожную траву, отчего трава становилась зелено-рудой.

Следом за воями потянулись подсобники: десятка четыре конюхов, гнавших табун заводных коней и отвечающих за его сохранность да за своевременную подмену во время сражения, и несколько жрецов-врачевателей, чтобы, где словом, а где и делом оказать помощь страж-дущим, кому кровь-руду остановить, кому вывих вправить. Все верхом, как и ратники, но без тяжелых броней и тяжелого вооружения. Лишь луки, широкие поясные ножи, еще называемые кинжалами, в кожаных или деревянных чехлах-ножнах, да засапожные ножи – вот и все их вооружение. Правда, у конюхов были также плети-кнуты с вплетенны-ми в них свинцовыми пластинками, но ими вражеского воина не пере-шибешь, хотя, с другой стороны, в умелых руках и кнут – боевое ору-жие…

Никаких обозов не было. Все вооружение воины везли с собой на оседланных конях. В том числе и запасную нательную одежду, и суха-ри, и вяленое мясо и иное пропитание в переметных сумах, перебро-шенных через седло. Не пристало славянским воинам обременять себя в походах лишними вещами. Так уж исстари повелось, что постель – зем-ля русская, мягкая и добрая, а одеяло – небо синее, безмерное, бездон-ное.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
В ПОХОДЕ

Сотня, определенная князем Дажином для охраны волхва Златого-ра и его учеников, шла легкой рысью в конце войска русов, направляв-шихся в устью реки Ра, все чаще и чаще называемой Итилем. День вы-дался прохладный, что радовало всадников, так как по прохладе куда как лучше скакать по бескрайней степи, чем делать это в зной и жару. Солнце упорно пряталось в низко бегущих облаках. Пожухлая от зноя и времени трава – осень подходила к своему закату – шуршала под копы-тами коней. Иногда то в одном, то в другом месте на небе, ближе к окоему, слабо различимым пятном лениво парили степные орлы или коршуны, выискивая добычу.

Осенняя степь – не весенняя, корма в ней всем хватало с избытком. Разных семян и злаков, стебельков и корешков – птицам и мышам-полевкам, сусликам и хомякам; жирных мышек и сусликов – коршунам и орлам. Иногда ими лакомились степные лисы, а лисами – могучие беркуты.

Осенняя степь, конечно, не такая яркая, как весенняя, покрытая ковром из трав и цветов, в ней нет прежних ярких и сочных красок, что верно, то верно, она смотрится серой и блеклой. Зато в ней всякой жив-ности больше в сто крат.

Сотенный Аслан, исполняя волю князя Русколани, следил, чтобы его воины не смешивались с основным войском, но держались рядом с ним, на всякий случай – в походе всякое бывает: то вражеские лазутчи-ки стрелу из засады пустят, то бродячая орда вдруг в тылу войска ока-жется. Чтобы ни происходило, но сыновья князя и княжеских бояр, на-просившиеся в поход, несмотря на свою младость, и их наставник Зла-тогор должны быть всегда защищены от любых превратностей похода.

Давно минула пора, когда Аслан был юн и строен. Годы и опыт сбили его фигуру в кряжистый утес с могучей шеей и руками, как отро-гами этого утеса, полными сил и хватки. Кроме того, осанистость и внушительность фигуре предавали доспехи: кожаная куртка с железны-ми и медными бляшками поверх нее и медный шлем, искусно сработан-ный русколанским кузнецом-оружейником. Ибо в них ныне был обла-чен сотник.

– Ты, сотник, их особо не опекай, – наставлял Дажин перед тем, как войску двинуться в поход на прорвавшиеся через Итиль орды гун-нов, – пусть с самого детства привыкают к тяготам походной жизни. Нам воины нужны, а не изнеженные девчонки. Пусть сутками на конях скачут, как и все воины, пусть на привалах сами себе походный ужин готовят, разжигая огнище из того, что степь поставит, пусть пищу на-сущную себе воинским и охотничьим промыслом добывают – луки у них имеются, стрелы имеются. Тут им нянька не нужна. Пусть, как все спят по-походному, на земле, подстелив под себя одну полу бурки и прикрывшись другой, а в голова подложив седло или пук травы. Пусть наравне с твоими воинами участвуют в охранных разъездах, в обследо-вании ближайших курганов, степных балок и оврагов, пусть не уклоня-ются от учетных боев. Пусть они все делают, как и остальные твои вои-ны, и даже больше. Гоняй их, сотник, до десятого пота, чтобы ратный труд всем существом своим постигли! Не только умом, но и каждой жилкой тела. За то с тебя и спрос будет. Ты старый и опытный следо-пыт, вот и учи их следы в степи читать, как Златогор учит читать книги и свитки древние.

– Ну, – усмехнулся иронично сотник, – это не такая уж большая наука – следы читать… Я полагаю, любой сможет… ежели, конечно, опыт поимеет.

– Не скажи! – качнул отрицательно главой князь. – Сноровка в ка-ждом деле требуется. Помнишь, – напомнил он о поездке в Киев Днеп-ровский, – равных тебе в моей дружине было два десятка, но не все они стали сотниками. А ты стал! Так что учи юнцов по-настоящему, и тре-буй с них тоже по-настоящему!

Сотник Аслан хорошо помнил ту поездку, и обнаруженный ими труп князя из града Белая Вежа, и как он гнал след, хотя с тех пор много лет прошло и много воды убежало в реке Огненной, на берегах которой стоит их родной город Киев Антский, чаще называемый на манер гор-цев Кияром. Князь Дажин тогда заметил его и по прошествии несколь-ких лет оценил, сделав сотником. А сотником, прав князь, не каждый становится. Порой опытные воины, даже знатные родом, побывавшие не в одной сече, так и умирают простыми воинами или же десятскими, не удостоившись стать начальниками сотни. Он же был не просто сот-ником, а сотником одной из лучших сотен, составлявших личную охра-ну князя.

– Буду стараться, князь, – посерьезнел сотник.

– А еще спрос будет, – построжал голосом князь Дажин, – за их жизнь. Смотри, чтобы ни один волос не упал с их голов… Своей голо-вой за то отвечаешь! Помни, что никакие оправдания тебе не помогут! Понял ли ты?

– Я понял: головой отвечаю за их жизнь, – ответил с достоинством Аслан. – Клянусь суровым Перуном, скорее сам трижды погибну, чем с их голов хоть волос упадет!

– Не вспоминай богов всуе, – посмотрел князь на сотника. И взгляд его был тяжел, как взгляд самого Перуна. – Боги того не любят, как по-вторяет наш мудрый волхв Златогор. Кстати, он будет постоянно при юных воях и не даст им праздно скучать в походе. А, значит, и тебе не даст благодушествовать и потакать юнцам.

– Я не похвальбы ради, – слегка смутился Аслан, – то от чистого сердца. И волхва нашего хорошо знаю… еще с того знаменательного похода, – уточнил он.

– Верю, – потеплел глазами и голосом Дажин. – Верю. Однако веди сотню так, – наставлял он, – чтобы и рядом с войском быть, чтобы пле-чо товарища чувствовалось, но и чтобы все совершалось самостоятель-но. Ты меня понимаешь? Управляйся сотней так, чтобы эту самостоя-тельность ребята не только видели, но и чувствовали, и жили ею! За-помни, ты теперь для них и князь, и воевода, и учитель строгий. Твое слово – для них закон. Понял? – Остро взглянул Дажин на Аслана. – В том числе и для волхва Златогора. Ты один тут самый главный, с тебя будет спрос…

– Понял, – вновь спокойно и уверенно отвечал сотник. – Все ис-полню, как приказываете.

Конечно, он понимал, какая ответственность возлагается на его плечи. Было бы лучше, если бы высокородные юнцы вместе с их вели-ким мудрецом Златогором находились в какой-нибудь другой, а не в его сотне. Но что есть, то есть. Так, по-видимому, возжелали боги… и князь Дажин.

– Обучай всему, что сам знаешь, – говорил между тем Дажин. – Объясняй, если будут спрашивать. А спрашивать будут, если, конечно, не дураки… Только дураки, сотник Аслан, – усмехнулся князь, – нико-гда ничего не спрашивают. Считают, что и так все знают. Впрочем, если они не догадаются спросить, то Златогор такого момента не упустит, напомнит.

В боевых действиях твоя сотня участвовать не будет. Надеюсь, что и без нее справимся, – подмигнул с легкой иронией Дажин. – Считай, что эта сотня – мой последний резерв! И в бой она пойдет, когда иного выхода уже не будет. А этого не должно случиться… Сил у нас доста-точно. К моей дружине, как сам знаешь, примкнули дружины князей из Белой вежи, из Голуни, из Воронежца. Даже из далекого Курска, что на берегу Семи стоит, северские воины, ведомые князем их Куром и вое-водой Хватом, пришли. Все не только комонные, но о двух, а то и о трех заводных конях…

Так наставлял князь Дажин сотника Аслана перед самым походом, перед тем, как собранному со всей Русколани и ее ближайших и даль-них окрестностей войску предстояло покинуть Кияр Антский.

Вот и исполнял сотенный Аслан в точности княжеский наказ, ведя сотню самостоятельным боевым подразделением, делая все так, словно, кроме них, в степи больше никаких воинских сил их сородичей и друзей не было, а были одни враги, и надо было держать ухо востро, чтобы не попасть впросак и не оказаться в райских кущах Ирия раньше положен-ного для воина срока.

Давно уже остались позади родные холмы и стены крепости Кияра, шумливая река Огненная, несшая свои воды в полноводную Куму. И только постоянно находившиеся по правую руку, со стороны десницы, предгорья Кавказа, иногда смутно видимые в ясную погоду, а большей порой растворявшиеся в сумраке расстояния, указывали на то, что сот-ня идет верным маршрутом. Сотня легко рысила по степи, чтобы не утомлять лошадей пустой скачкой. Хотя при каждом воине и были за-водные лошадки, а то и две, у тех воев, что посолидней.

Справа и слева от нее, а также спереди на расстоянии в три-четыре полета стрелы также неспешно рысили группки воинов по три человека в каждой – боевое охранение, обязанное нести ближнюю разведку, вни-мательно следить за степью на протяжении всего дня до следующей смены, и охранять всю сотню от всяких случайностей, а в случае необ-ходимости вступить в бой с вражескими разъездами и лазутчиками, чтобы не допустить их до охраняемого соединения. С ними же были и боевые псы, которые, если не могли видеть, то должны были почувст-вовать присутствие чужака на пути следования сотни. Кроме того, соба-ки помогали при охоте, преследуя зверя или птицу.

Время от времени Аслан посылал десяток воинов под командой своего старого друга Мешо на ближайший курган, чтобы осмотреть обозримые окрестности степи и убедиться, что поблизости никакой опасности нет, и можно следовать дальше. Вместе с этим десятком про-веренных разведчиков крупной рысью а то и галопом летели молодые воины: Бус, его брат Злат и их друзья – дети бояр киярских. Все в бро-нях и при полном вооружении. Так распорядился еще в Кияре князь Дажин.

– Пусть привыкают к ратному труду, – велел он, – чтобы воинская служба медом не казалась и детским баловством не была!

Пригнув к конским шеям свои головы и спины, распластавшись на лошади, стараясь слиться с ней в одно целое, как учили их опытные воины и конники, ребята в полном походном вооружении, с мечом и кинжалом на поясе, с луком в налучьи, колчаном, полным стрел с же-лезными наконечниками-жалами за спиной, с небольшим круглым щи-том на левом боку и копьем в правой руке, скакали рядом с опытными воинами на вершину кургана. И как воины, подставляли ладони десниц к глазам, вглядываясь в даль, чтобы лучи солнца не слепили глаза.

Конечно, и сотник Аслан, и его воины, и боярские дети-ученики прекрасно видели впереди себя, там вдали, на краю ойкумены, тонень-кую ленточку – войско князя Дажина, то возвышающуюся, то теряю-щуюся на неровностях степного простора. Видели, отмечали, радова-лись в душе, что их сородичи рядом, но считали, как того требовал Да-жин, что этой ленточки-войска нет, что надо искать следы иных воору-женных людей, следы врагов.

Впереди показался очередной высокий курган.

– Большой курган, – произнес кто-то из старых, бывалых, многое повидавших на своем ратном веку воинов, давая определение кургану.

– Почему Большой? – поинтересовался кто-то из молодых всадни-ков.

– Потому и Большой, – первым отозвался волхв Златогор, – что иных таких поблизости нет. Остальные мелкие, невысокие…

– Мешо, – приказал Аслан одному из своих десятников, – возьми свой десяток и молодых воев прихвати, да скачи на тот курган, – указал он рукой направление в сторону одинокого кургана. – Проверь, что да как! Да будь внимателен и осторожен: места неведомые… Не Кияр наш родной, чай…

– Проверю, – ответствовал Мешо, слегка горяча гнедого коня-трехлетку. – А то воины мои от монотонной езды в седлах засыпают, еще носы себе о конские шеи расшибут…

Десятник Мешо лукавил, оговаривая своих воинов. Те не спали и были бодры, как и остальные воины. Впрочем, они могли и спать на ходу, если в том была нужда. Но чтобы носы расшибить или, еще хуже, выпасть из седел – так это просто шутка десятского Мешо. Такого с его воинами никогда не случалось.

– У хорошего десятского вои не уснут и носы не расшибут, – скри-вил тонкие губы Аслан. Он-то понимал десятского и его скрытую гор-дость своими воинами.

– Вои! – призывно крикнул Мешо, обращаясь в воинам своего де-сятка. – Ко мне!

Из сотни враз выкатился десяток воинов, направляясь к Мешо и образовав в монолитном строю небольшой разрыв. Но не успели воины Мешо подъехать к своему десятскому, как образовавшийся разрыв в сотне был устранен, и сотня рысила опять монолитным соединением.