Текст книги "Время бусово (СИ)"

Автор книги: Николай Пахомов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 50 страниц)

КНЯЖЕСКИЙ СОВЕТ

Воевода Хват и другие ратные люди полностью поддержали его в том начинании, как прежде поддержали массовое введение панцирной и кольчужной защиты воинов по примеру дружин князя Русколани и иных племен и родов. Они-то, побывавшие вместе с ним в походах и повидавшие там кое-что, понимали, как важно иметь не только личную защиту каждого воина, но и мощную крепость вокруг города или хотя бы в его центре. Поддержали его и жрецы, люди умудренные опытом и богами, промолвив:

– Дело князь глаголет. Крепость надо строить!

Зато старшие люди от торговых гостей, от ремесленных общин кузнецов, плотников, шорников, ткачей и гончаров воспротивились, не пожелали проникнуться княжеской затеей.

– А кто нам угрожает? – заголосил по-бабьи торговый гость При-леп, муж юркий, но с солидным брюшком. И сам себе тут же ответил. – Никто. Столько лет жили – не тужили! Кому мы понадобимся в сей глуши? Никому. Так зачем же нам огород городить? Это сколько же расходов непредвиденных на плечи торговых людей ляжет? Один Сва-рог только знает… так к чему нам тяготы пустые. Мы – против!

– Торговым гостям сие не нужно, когда у них есть что оберегать, а нам и подавно не нужно, – возразил старшина ткачей Хлыст. – Всех-то все равно в крепость не спрячешь…

– И нам животы надрывать не к чему, – поддержал его плотницкий старшина Сруб. – Ведь основная тяжесть по плотницкому делу ляжет на нашего брата-плотника. А у нас и так дел хватает. Жаль, что только рук у каждого всего две. Так что, князь, не обессудь…

Кур промолчал, пропустив слова Сруба и старшины ткачей мимо ушей, только тяжелый взгляд переводил с одного на другого – не по нутру ему были речи старейшин града.

– Конечно, – пробасил старшина общины кузнецов Коваль, не раз ходивший в дружине курского князя в воинские походы и потому мно-гое повидавший на своем длинном веку, – крепость – дело серьезное! Любой ворог сто раз подумает, прежде чем на приступ ее пойти. Сам в том не раз убеждался, когда в походы хаживал… Но с другой стороны – это же надо уйму народа оторвать от дел не на день, не на два, даже не на зиму, а на два-три лета. Навалить древ надо? – Перечислял он, заги-бая правой рукой пальцы на левой, а ладони у него, что твоя лопата, здоровенные… И отвечал тут же. – Надо! Очистить их от коры и суков надо? – И снова очередной палец прижат к ладони. – Надо! Притащить их на Красную гору надо? Надо! А потом рвы копать, да устанавливать, да утрамбовывать, чтобы не упали. – Принялся он загибать для нагляд-ности пальцы на другой руке. – Все надо! А когда?..

Коваль был муж уважаемый не только в граде Курске, но и во всей округе не только за то, что был отличный мастер, но и как сильный и справедливый человек, не раз встававший на защиту слабого. Был он широкоплеч и жилист и, играючи, «целовал» самый тяжелый молот, держа его на вытянутой руке за самый кончик ручки. В свои семьдесят лет, показывая удаль молодецкую, выходил на кулачные бои с самыми известными бойцами и при этом не раз выходил победителем едино-борств. Имел он трех взрослых сыновей, во всем удавшихся в родителя: и статью, и голосом, и сноровкой. Они давно успели обзавестись свои-ми детьми, но жившими вместе с ним в большой избе-полуземлянке, разделенной внутри деревянными перегородками на несколько поме-щений. К мнению Коваля не только в его большой семье, но и жители городища прислушивались.

Кур выслушал кузнечного старшину, не перебивая. В нем чувство-вался возможный союзник, стоит лишь умело повернуть дело. И он его повернул. Как только Коваль окончил свою речь, тут же спросил его:

– Помнишь отбитую у готов Ольвию – Олешье? – Ход был беспро-игрышный: каждый русич с гневом вспоминал расправу готов над теми русичами, которые не успели уйти из города, когда в него ворвались готы.

Когда-то давным-давно русичи построили сей град и назвали его Олешьем. Со временем в нем появились греки, сначала торговые, а за-тем, следом за ними и ремесленные, оседлые. Почти незаметно случи-лось так, что в городе этом стало больше проживать греков, чем руси-чей, и город постепенно стали величать на греческий манер – Ольвией. При этом греческое название города употреблялось чаще и повсемест-но. Впрочем, как бы там ни назывался город, но жили в нем совместно и греки, и славяне, русичи. К слову сказать, жили довольно дружно, каж-дый почитая свои обычаи, своих богов и не мешая в том другим, пока с северных земель воинственные готы не появились и не заявили свои притязания на сей град по праву сильных и дерзких, по праву завоевате-лей. Греки не воспротивились завоевателям, согласились платить дань вождю готов и частично выжили. Русичи же, чтя завет отцов, не приня-ли притязаний готов, встали на защиту града и были поголовно уничто-жены при его падении. Почти никто из них не уцелел в резне, устроен-ной победившими готами.

– Помню, – уверенно пробасил Коваль. – Еще бы не помнить, когда там ни одного живого русича не оказалось! Все были вырезаны под ко-рень, даже дети грудные…

– И я помню, – поддержал его с виноватой ноткой в голосе осани-стый Сруб. – Разве такое забудешь? Да ни в жисть!

– И я помню, и я, – повторили остальные участники этого похода, считай, все участники княжеского совещания за исключением торгового гостя. Всем пришлось в том походе побывать.

– Вот, вот! – Усмехнулся тогда Кур грустно. – Не я о том напом-нил, сами сказали… Так, может, вы хотите, чтобы дети ваши и внуки ваши были вырезаны, как в Ольвии? Может, вы хотите, чтобы тела де-тей ваших были брошены на съедение воронам и зверям лесным, а из их черепов враги праздничные чары себе сделали? Если да, тогда давайте сидеть, сложа руки… Только тогда я об этом на вече вашим женам и детям скажу, и пусть они вас благодарят за то.

– Князь, да мы не то, чтобы против… – вразнобой, но об одном и том же заговорили старшины гончаров, плотников, ткачей, шорников. – Мы не против, но надо же с миром посоветоваться, да все по правде решить… Мир – сила! Как мир, так и мы!

– Тогда завтра и посоветуемся… на вече, – твердо заявил князь, давая понять, что разговор окончен, и не скрывая от присутствующих своего неудовольствия итогами этого разговора.

Лучшие градские мужи расходились, тихо переговариваясь между собой. И во многих голосах слышалось еле скрываемое раздражение то ли на князя, то ли на себя, то ли на жизнь свою неустроенную…

Снежный наст, прихваченный морозом, звучно поскрипывал под их ногами, рассыпаясь и сверкая в лучах солнца, неспешно плывущего над кромкой заснеженного леса, окружающего град Курск и подсту-пающего во многих местах к самым его окраинам.

Из-под крыш, присыпанных снегом и почти сровнявшихся с окру-жающей их поверхностью града, тут и там выбивались тонкие струйки дыма. Хозяйки топили печи, чтобы не замерзнуть ненароком. Заодно в этих печах готовили нехитрый харч. И если бы не дым, выбегавший из-под крыш, не возвышающаяся поодаль почерневшая от времени крепо-стная стена, спрятавшиеся под снегом землянки можно было бы при-нять за медвежьи берлоги.

От избушки к избушке вели вытоптанные в снегу тропинки – сосе-ди хаживали друг к другу в гости. Зимой у горожан работ меньше чем летом, правда, не у всех. У ткачей, кузнецов – и зимой работа всегда найдется. А у других свободного времени становится достаточно, и они собираются друг у друга, чтобы при свете лучины о том, о сем погово-рить, протяжные песни попеть или же сказки стариков послушать.

Но не все избушки спрятались с крышами под снег. Княжеский дом, воеводский, да дома некоторых купцов не спрятались, гордясь со-бой, возвышаются над остальными. Хотя и у них камышовые крыши густо снегом присыпаны. Но не радуют и эти дома княжеский глаз, как и старая крепостная стена, поставленная еще дедами, если, вообще, не прадедами.

Хмурится князь Кур.

ПЕРЕД ВЕЧЕМ

Вот потому-то и встал сегодня пораньше, чтобы подготовиться к вечу: народ там соберется горлопанистый, крикливый, за словом за па-зуху не лезут – такое порой орут, что деревянные идолы богов на капи-ще трясутся. Как все обернется – неизвестно. Многое зависело от того, что успеют нашептать в своих общинах старшины. Вече – дело боже-ское, но не предсказуемое. Случалось, что не только ругались до хрипо-ты, но и до драк доходило, когда те или иные сторонники или против-ники свою Правду над чужой Кривдой доказывали. Всякое бывало на вече, поэтому к нему надо было подготовиться. Подумать заранее, что и как сказать, в каком цвете преподнести.

Пока князь курский размышлял по поводу предстоящего веча, стряпухи подогрели в печи горшок пшенной каши, круто замешанной на заячьем мясе, вскипятили крынку молока. Поставили на стол. И ка-ша, и кипяченое молоко с румяной пенкой распространяли вокруг вкус-ный и аппетитный запах.

– Прошу, князь, отведать, – позвала все та же самая полногрудая стряпуха. – Родичу и богам нашим от пищи сей часть уже дала, ты уж не обессудь. Приняли. – Докладывала она, не забывая одновременно с этим прибираться на столе.

Так уж в славянских родах повелось исстари, что от каждой еды, от каждого пития часть отдавалась богам через огонь.

Обычно, это было право старшего в роду, но не возбранялось тво-рить требу хозяйкам или же лицам, которые приготавливали пищу. Эти лица, считалось, были ближе к богам и угодней им.

– Княгинюшку попотчуем позже, когда соизволит встать и при-браться… – и принялась хлопотать вокруг него: то ложку деревянную подаст, то рушник, расшитый на концах чудными петухами и девами, поправит, то блюдце деревянное, искусно вырезанное местными умель-цами, наполненное кусками ржаного хлеба поближе подвинет.

Пока то да се – ударили в било, созывая на вече. Звук деревянного била, обтянутого кожей, явственно разносился в морозном воздухе по всей округе.

– Ну, мне пора, – встал Кур из-за стола. – День уж полностью раз-горелся. Дела ждут.

– Пусть же Перун тебя не оставит в трудах твоих, – ответила сло-воохотливая стряпуха Малка.

– Будем надеяться на то.

Надел овчинный полушубок, бобровый треух, опоясался мечом, не столько оружием, сколько символом княжеской власти. Можно было одеться и побогаче: имелись и бобровые, и медвежьи шубы, и шапки собольи – не бедно жил князь курский. Но на вече идя, не престало ки-читься богатым убранством. Там этого не любили. Могли не только бо-ка за гордыню намять, но и сделать все наперекор, даже если и понима-ли, что творят то во вред дела. Поэтому Кур и приоделся соответст-вующим образом, чтобы одеждой своей ничем от остальных не выде-ляться, лишь бы было тепло и удобно. В шубе, конечно, теплей – полы до пят. Но тяжела и неудобна. В ней, как в куле рогожевом: ни при-сесть, ни повернуться. Полушубок, у которого поля выше колен, как раз – в самый раз. А чтобы видели даже прибывшие из дальних огнищ и сел, что он не простой горожанин, достаточно меча – атрибута власти. Остальные должны придти безоружны. Во дворе князя уже ждали вое-вода Хват и еще десятка три человек из ближайшего окружения как са-мого князя так и воеводы, на которых можно было всегда положиться. Не раз были испытаны как в боях кровавых, так и за столом празднич-ным. И слово умное могли зычно выкрикнуть в нужный момент, и кула-ком угостить, если понадобится.

– Что, воевода, – поприветствовав собравшихся, спросил князь, – денек задается знатный? И мороз щиплет в меру, и Солнце-Коло ясно смотрит из Сварги на нас.

Все понимали, что он говорит о предстоящем деле – вече. Но о де-ле перед самим делом прямо и открыто не говорят – дурная примета. Можно удачу спугнуть. Вот князь и молвит иносказательно.

– Денек задается что надо, – тут же ответил Хват. – Воздух-то ка-ков, хоть пей как мед!

Воевода Хват был настолько крепок телом и духом, что никакой мороз ему не страшен. Дай команду разоблачиться до нательного белья – разоблачится и холода все равно не почувствует. Не воевода – на-стоящий медведь. Такой же кряжистый и немного косолапый, такой же могутный. К тому же, несмотря на свою кажущуюся простоту, всегда себе на уме. Особенно, если то касается воинского дела.

– Да, денек сегодня хорош, – басовито загудели мужи из окруже-ния Хвата. – Сегодня бы на охоту – милое дело! Кабанчика завалить, или с самим медведем силушкой сравниться. Чай, только уснул лесной хозяин, и дерзок будет растревоженный, на задних лапах с ревом по-прет! Сам на рожон наскочит!

Любили курские мужи: и из простых огнищан, и из лучших родов побаловать себя мужской забавой – и молодечество можно перед дру-гими показать, и для семейного очага прибыток.

– Ну, что, двинемся на торжище? – То ли спросил, то ли приказал князь. – Народ, почитай, уже собирается! Вот и будет нам охота…

– Нам и торопиться – не к спеху, но и опаздывать – грех, – солидно ответил князю воевода. Потом добавил, озираясь по сторонам: – Народ, как вижу, потихоньку собирается… Двинемся и мы. Не пристало в по-следних рядах нам быть!

– Не пристало, – подтвердил князь и решительным шагом двинулся в сторону городского торжища, к месту веча.

На торжище, просторном от строений и открытом всем ветрам месте уже собралось человек сто мужчин. Были тут и плотники, и куз-нецы, и ткачи, и бортники, и гончарных дел мастера. Стояли кучками, одетые в овчинные тулупы и треухи. Но кое ком были и волчьи дохи – сразу видать, что они частенько добывали себе хлеб насущный охотой. Переговаривались, перебранивались беззлобно. Притопывали ногами, обутыми в меховые сапоги, а чаще – в постопы, сшитые из толстого войлока или же сваленные из овечьей шерсти местными умельцами, чтобы не мерзнуть. Ясно: обсуждали предстоящий разговор, и уже на-метились сторонники как строительства крепости так и противники это-го строительства. Но кого было больше, сразу не понять. Группки сте-кались, дробились, перетекали от одной к другой – шел оживленный обмен мнений.

Обособленно от них стояли жрецы во главе со старым Славояром, с длинными седыми власами, не прикрытыми даже легким треухом. Сколько было Славояру лет, вряд ли помнили даже старожилы городи-ща. Казалось, что люди рождались, взрослели, старели, уходили в Ирий к праотцам, а Славояр был все такой же: сухой и древний, с вечно непо-крытой главой, часто взлохмаченными серебристыми от долгих лет вла-сами на голове, стянутыми на челе кожаным ремешком или же узкой серебряной диадемой в дни торжеств, и такими же власами в бороде.

Жрецом его уже почти не именовали, все чаще и чаще величая волхвом. Славояр старался на вечах не говорить, боги не любят пусто-словия. Если же он отверзал уста свои, то рек кратко и ясно, и не было человека во всем городище Курске, кто бы осмелился воспротивиться его словам.

Жил старый жрец в Дубраве возле Лысой горы, уединясь от люд-ской суеты. Там у него было капище с деревянными истуканами богов и маленькая, почти незаметная землянка, в которой он обитал в зимнюю пору. Летом же землянка пустовала, так как Славояр странствовал по огнищам, селам и городищам, проповедуя Заветы Бога Сварога, отца Ария и других пращуров из рода славян и русичей. Поговаривали, что он доходил и до Чернигова, и до Киева на Днепре, и до Кияра Антского, что у Алатырь-горы, и до Хорсуни, что в земле Таврической. Много видел и знал старый жрец, но лишь избранным ведал он о том. Не много находилось смельчаков заглянуть в землянку старого жреца или при-ступить к нему с расспросами.

– Смотри ж ты, – удивился воевода Хват, почти всегда невозмути-мый, как скала, – сам Славояр пожаловал! Виданное ли дело!

– Интересно не зреть кудесника, а знать, как он настроен? – тихо отозвался Кур на замечание своего воеводы. – Жрецы – это всегда сила, а Славояр – это двойная сила: его любят куряне, к его словам прислу-шиваются.

– Может, подойти, поспрашивать? – тут же отозвался прямодуш-ный Хват.

– Не стоит, воевода, захочет, сам подойдет… а не захочет… так лучше и не тревожить… Себе дороже…

По-видимому, жрец Славояр понял каким-то образом, что речь между князем и воеводой идет о нем, так как, сопровождаемый двумя отроками, Ярцем и Свиром, опираясь на неразлучный посох, направился к князю и его окружению.

– Будь здрав, князь Кур. Как княгиня? Как детки?

Не сказал, проскрипел, как старое древо на ветру в ненастную по-году.

– И тебе, великий жрец, жить по-добру, по-здорову! Княгиня, слава Дажьбогу, жива, здорова… Детишки тоже. Что-то редко видим тебя, отче?

– Служение богам не терпит суеты, – ответил Славояр и стал здо-роваться с воеводой и остальными воями из окружения курского князя:

– Будь здрав, воевода. Будьте здравы, вои.

– И тебе, великий жрец того же желаем, – ответил воевода Хват.

– И тебе, великий жрец, здоровьица на многие лета, – вразнобой подхватили лучшие мужи града. – И тебе…

Сказали и незаметно отошли чуть в сторону, давая возможность жрецу и князю остаться наедине. Попятились, смачно похрустывая снежком под ногами.

– Знатный денек зачинается, – взглянув на небесную синь, негром-ко молвил князь.

– Сварог знает, что делает, – откликнулся старый жрец все тем же скрипучим голосом. – Своих внуков в беде не оставит…

– Слава Сварогу! – просветлел лицом князь, поняв, что главный жрец на его стороне.

– Слава Сварогу и его проявлениям в Коляде, – молвил малопонят-но и тихо, словно кудесничая, Славояр, направляясь к своим жрецам.

«Славно пообщались, – усмехнулся про себя курский князь, – па-рой слов обменялись… и разошлись. Впрочем, – поправил он себя, – ведающим людям много и не надо. Порой – одного взгляда достаточно, чтобы обо всем понять и договориться. С другой стороны иным и цело-го светлого дня не хватает, чтобы докричаться друг до друга!»

Торжище гудело. Все мужское население уже собралось и обиня-ком выясняло: кто за что.

Чуть позже, потянулись за мужчинами и женщины. В таких же ов-чинных шубах и полушубках, под толстыми шерстяными, в несколько слоев, цветными, правда, неброских расцветок, платами на головах. Были они поприземистей мужчин, причем, многие и пополней, отчего некоторые больше походили на копенки с короткими ножками: не шли, а катились по снегу, поперек себя шире.

Иногда между них попадались и незамужние дивчины: все имели свое слово на вече, если, конечно, с умом сказано. Но эти были и по-стройней, и одеты поаккуратней. А еще, несмотря на мороз, свои цацки – височные спиралевидные колты – умудрялись показать. Ибо какая же северянка да без височных колт?!. Вече – это не только вече и общее собрание горожан, но и место, где себя можно показать и на других по-любоваться. Так чего же молодым стать свою скрывать… Парни возле них приосанивались, держались гоголем. Иные же норовили невзначай толкнуть в сугроб, чтобы потом посмеяться над их барахтаньем в снегу, над ненароком заголившимися икрами ног. Таким ухарям женщины, также смеясь и повизгивая от удовольствия, сыпали снег за ворот.

– Охолонь чуток, охальник! Охолонь!

Пришла на вече и княгиня в белой заячьей шубейке и таком же бе-лом плате. В окружении своих дворовых женщин. Направилась к групп-ке боярских жен и дочерей, скучковавшихся вокруг воеводши Добро-нравы, такой же дородной, как и ее супруг. Не то, чтобы совет по вечу держать, а поздороваться да новостями какими ни есть обменяться.

Пока вече не началось, гомонили, посмеивались: хоть и жили все рядом, да нечасто вот так, все вместе, собирались. Такое бывало только во время осенних ярмарок-торжищ, да по великим праздникам. С кня-зем и воеводой здоровались, приветствуя по чину, но в разговоры не вступали. До всего свой черед дойдет… До разговоров тоже.

– Ну, княже, кажись пора, – шепнул воевода, когда посчитал, что горожане и огнищане сошлись на торжище. – Вроде все собрались. Да-же из соседних селищ комонные прискакали. Вон, смотрю, из Ратца старшина стоит, а рядом с ним и гость из Липовца… Видать, сильно лошадок гнали. Откуда только они про все узнают?

Ратец, как и расположенный примерно на таком же расстоянии от Курска, но ниже по течению Семи Липовец, был соседним с Курском городищем, расположенным на реке Рать, катившей свои воды с север-ной стороны а полноводную Семь, и названной так за давно минувшее ратное противостояние северских родов с вятскими, расселившимися на берегах Оки.

Городище находилось на четверти дня пешего неспешного пути и размещалось на крутояре излучины Рати. Управлялось вечем и старши-ной. Князя там не было. Ратец в земли курян не входил и был практиче-ски самостоятельным в управлении и своем устройстве градом, однако на протяжении последних лет он не только «тянулся» к Курску, но и не прочь был оказаться под властью и защитой курского князя, впрочем, как и Липовец. Простые огнищане и поселяне не раз к этому призывали, только упорство местной старшины, не желавшей расставаться с вла-стью над сородичами, становилось препятствием на пути объединения двух градов под одной княжеской рукой.

– Вижу, – отозвался задумчиво князь. – Если у нас дело сделается, то ратские по нашему следу двинутся. Если же…

– Так, может, их шугнуть?.. Нечего тут чужим уши греть да глотки студить! – Встрепенулся, несмотря на свою дородность и полноту, ско-рый на действия воевода Хват, которому с каждым мгновением все тя-желее и тяжелее было стоять без настоящего дела.

– Не стоит, воевода. Нет тут чужих. Все свои. Русичи. Иди, начи-най вече. Пора!