Текст книги "Леди-пират"
Автор книги: Мирей Кальмель
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 51 страниц)
Очевидность эта придала ей сил, и Мери, выхватив у старшего помощника предложенную саблю, крича как оглашенная, бросилась в схватку, воображая, как в те времена, когда билась с учителем фехтования, что перед ней, в этой куче-мале, Тобиас Рид собственной персоной.
Мери не смогла бы потом описать того, что было, ей запомнился только сладковатый запах, словно застрявший в ноздрях, только удивленные взгляды тех, кого смерть настигала слишком рано, в те моменты, когда она отбирала у них жизнь, чтобы сохранить свою. Когда же рука ее устала сражаться и повисла, Мери была как пьяная. По телу ручьями струился пот, по одежде – чужая кровь, а вопль «Урраааа!», с хрипом вырывавшийся из глотки, смешивался с торжествующими криками ее товарищей по оружию.
Вот тогда-то они и встретились взглядами с Форбеном, который с видом победителя шел по мосткам, переброшенным от одного корабля к другому. И в тот же миг, когда, прочитав в глазах капитана такой восторг, что осознала весь ужас содеянного, Мери почувствовала: боль всей этой плоти, которую она безжалостно пронзала, резала, колола, сделалась ее болью. Она бы сейчас зарыдала, она бы кинулась в ноги всем женам, всем матерям, которым только что растерзала сердце… но нельзя, нельзя… да и поздно!
Ее охватила дрожь.
А Форбен уже отвернулся и заторопился к взятому в плен Левассёром английскому капитану. Помощник же его вмиг потерял интерес к пленнику и двинулся к Мери. Она молча протянула ему саблю, но Крюшо с искренней улыбкой на устах отказался:
– Возьми ее себе. Теперь это твое оружие. Ты сумеешь показать себя достойным его, – с уважением произнес он.
И ушел. А Мери безвольно влилась в толпу матросов, ищущих, чем бы тут поживиться…
Корабль был в отличном состоянии, в трюмах полно зерна и бочек с вином. Моряков, сдавшихся без боя, чтобы сохранить свою жизнь, тоже оказалось достаточно. Форбен решил вести судно в Брест, назначив капитаном на нем Левассёра и оставив на борту англичанина своих людей. Измученная Мери перешла на «Жемчужину», согнувшись под тяжеленным рулоном ткани.
Перед ней вырос Корнель, но он и пальцем не пошевелил, чтобы помочь. Она положила груз рядом со складом добычи, утерла тыльной стороной руки потный лоб. Только тогда Корнель подошел к ней и тихонько шепнул:
– Иди в каюту Форбена и жди его там. Так он приказал.
Мери кивнула и направилась к полуюту, сама не понимая, рада или нет оказанной ей капитаном чести.
В каюте никого не было, и девушка воспользовалась этим, чтобы поглядеть в зеркало. И надолго застыла перед ним, думая: неужели это и впрямь Мери Рид, рожденная женщиной, у которой любовь была в крови, которая вынашивала в себе эту любовь как любимейшее дитя… Вопреки всем ожиданиям и всем запоздалым сожалениям, она была вынуждена признать, что чувствовала, убивая, острое наслаждение. И это открытие так ее взволновало, что она ощутила настоятельную потребность сию же минуту все это с себя смыть.
Форбен зашел в каюту, когда Мери уже сбросила кожаный жилет и стаскивала рубаху, вымокшую от пота, всю в крови…
– Продолжай, – охрипшим голосом приказал он.
В его глазах сверкали искры такой страсти, что и Мери воспламенилась. Она повиновалась, но раздевалась медленно, чтобы разжечь себя уже всю целиком к той минуте, когда можно будет совершенно обнаженной уступить своему желанию.
– Подойди, – последовал новый приказ.
Мери снова повиновалась и остановилась, лишь приблизившись настолько, чтобы кожей ощущать жар его дыхания. А он наградил подругу такой оплеухой, что вместо любви в ней уже готова была вспыхнуть ненависть, вот только ответить она не успела: Форбен властно притянул ее к себе, провел руками хозяина вдоль тела до затылка, запрокинул голову Мери и впился губами в ее губы.
А потом он взял ее – не сходя с места, стоя, давно уже захваченный, как и она сама, теми будоражащими видениями, в которых мужчина и женщина внезапно превращаются в единую плоть… Он и она связаны отныне кровью, они – одно целое в этой дикарской схватке, в этом насилии, похожем на битву, отпечаток которой еще лежит на коже обоих, горит в их дыхании. Схватке бесчеловечной, как всякая резня, и тем не менее настолько головокружительной, что наслаждение от нее возносит на небеса.
– Знаешь, Мери, ты или сумасшедшая, или дурочка, и мне придется наказать тебя за непослушание! – прошептал Форбен, исчерпав все резервы наслаждения.
– А ты это уже сделал! – усмехнулась она. – Тем более что ты один виновен в том, какой я сделалась бешеной в бою.
Капитан чуть отстранился, удивленно посмотрел на любовницу:
– Что я тебе сделал?
Она снова прижалась к нему влажным телом, чтобы еще разок впитать в себя его тепло.
– Вот именно что ничего ты мне не делал, Форбен. Уже три недели – ничего!
Он насмешливо улыбнулся:
– Я тебя предупреждал. Здесь это слишком рискованно. А кроме того, ты нуждалась в хорошем уроке. Клода де Форбена не вызывают на поединок, Мери Рид!
– А мне показалось, что тебе поединки нравятся, Клод де Форбен! – поддразнила она.
Некоторое время оба они, нахмурившись, смотрели друг на друга, и капитан сложил оружие первым.
– Действительно нравятся, еще как нравятся – даже больше, чем ты можешь себе представить. Но такого, пока мы на борту, больше не будет. Я не могу рисковать. И точно так же отказываюсь видеть еще когда-нибудь, как ты рискуешь жизнью.
– Но я получила удовольствие! Разве это плохо?
Форбен улыбнулся:
– Нет, не думаю, иначе я сам был бы уже давно навеки проклят. И если бы я не боялся так тебя потерять в огне этой битвы, то первым бы тебя поздравил. Потому что, должен признать, редко встретишь такую отвагу в бою, особенно у новичка – ты же никогда не воевала прежде! Если бы ты не была женщиной, из тебя вышел бы один из лучших корсаров на этом корабле.
– Мне плевать, что я сижу взаперти, – прошептала Мери, – если я рядом с тобой.
– Правила приличия мне это запрещают.
– Тогда женись на мне и живи со мной открыто…
– Иди к себе. Поговорим об этом на суше.
Мери в ответ только кивнула. До нее дошел скрытый смысл этой уловки. Форбен еще не был готов.
К вечеру от впередсмотрящего стало известно: по левому борту парус. Торговое судно. Бригантина.
– Хотите ее? – спросил Форбен у своих людей.
Ответный боевой клич, всполошивший чаек, которые кружили у рангоута, стал ему ответом.
Капитан усмехнулся и скомандовал:
– Меняем галс!
Корнель придержал руку Мери, готовую схватиться за рукоятку абордажной сабли.
– Только не ты. Твое появление в гуще битвы сегодня уже произвело достаточный эффект.
Мери улыбнулась ему, но решительно оттолкнула:
– Знаешь, Корнель, ты ведь прав: запах крови сначала вызывает отвращение, потом опьяняет. Но я же должна узнавать такие вещи сама, верно? Я должна разобраться, в чем моя правда!
– Ему это не понравится, – заверил ее Корнель.
Самому-то Корнелю отнюдь не улыбалось вновь подвергать Мери опасности. Но она ничего не ответила и, стоило бригантине оказаться в пределах досягаемости, кинулась в рукопашную, решив, видимо, вступить именно тут в честный поединок со своей собственной душой, чтобы выяснить, кого же на самом деле – ангела или демона – произвела на свет Сесили…
На окровавленные волны спустилась густая тьма, и в ту ночь судьба Мери определилась окончательно. И еще в эту ночь Форбен уступил сжигавшему его желанию, осознав, что теперь уже все равно больше ничему помешать не сможет.
13
Эмма де Мортфонтен с достоинством шествовала к алтарю, где ее поджидали пастор и будущий супруг. Никаких пышных церемоний, никаких высокопоставленных гостей, никаких финтифлюшек. Таково было единственное условие, выдвинутое Тобиасом Ридом, когда начались приготовления к свадьбе. Эмма-то, конечно, предпочла бы, чтобы весь королевский двор мог сразу составить себе представление о ее новом статусе и о степени ее нынешней неприкосновенности, но спорить не стала, просто согласилась, не меняясь в лице. Слухи распространяются быстро, да она и сама займется их распространением… И очень скоро, что бы там полковник Титус ни рассказал его величеству, последнему придется все эти россказни позабыть.
Что же до остального, то все шло прекраснее некуда. Брачный контракт наилучшим образом предохранит обоих от посягательств на интересы каждого, и Эмма заранее предвкушала удовольствие от возможности узнать наконец те связанные с пресловутым сокровищем тайны, которые Тобиас до сих пор скрывал от нее.
Утверждая с предельной искренностью в ответ на вопросы пастора, что останется с мужем до тех пор, пока смерть их не разлучит, и до того же момента станет хранить ему верность, Эмма думала, что Тобиас Рид при всей своей хитрости и изворотливости понятия не имеет, сколь безмерны ее амбиции.
– А теперь, когда мы по-настоящему соединились, – сказала она, вволю отведав после свадьбы тонких чувственных наслаждений, – я жду, чтобы вы сделали то, что обещали, Тобиас! Откройте тайну клада!
– Вам хоть изредка приходилось думать о чем-то, кроме как о деньгах? – усмехнулся он и пробежался мелкими поцелуями по влажному от пота животику новобрачной.
Эмма не дрогнула.
– Никогда. Существует тысяча способов довести меня до экстаза, Тобиас, и вы знаете многие из них, согласна, но все они не могут меня возбудить…
– До поры до времени!
Эмма улыбнулась, соглашаясь: «Да, до поры до времени!» – прежде чем ответить:
– Перестаньте томить меня, дорогой мой! И расскажите, наконец, об этих ключах, которые, я уверена, лежат в основе всей вашей тайны!
Он хохотнул и, приподнявшись на локте, подпер голову ладонью.
– Вы невероятно, просто невероятно хороши, – сообщил он. – И в той же степени себе на уме, что опасно! Потому как вы правы, конечно. Собственно, всю загадку и составляют эти ключи. Я говорил вам уже, что в пресловутом кладе содержится то, что было похищено испанским конкистадором лейтенантом Эрнаном Кортесом при завоевании империи ацтеков из сокровищницы дяди последнего ацтекского императора Монтесумы. Карта, которой я владею, показывает, что он разместил награбленное в Лубаантуне, заперев его в тайном зале в одном из храмов этого города, принадлежавшего майя.
– Ну, пока что я не услышала ничего нового, дорогой мой, – поморщилась Эмма.
– Открыть дверь в этот зал можно только при помощи тех самых ключей.
– Понятно, два нефритовых «глаза». Ну и что? Опять-таки не вижу тут ничего особенного.
Тобиас улыбнулся:
– Они в этом деле не главные, «глазки». Есть здесь нечто куда более удивительное и значимое. Видите ли, Эмма, ребята Кортеса не создавали этого тайника, он существовал задолго до их появления там и был случайно открыт одним из кортесовых головорезов, участвовавших в разгромах городов народа майя. Этот человек, испанец по происхождению, был свидетелем падения множества таких городов и всякий раз поражался их богатству, а особенно изобилию украшений из нефрита и обсидиана. И так продолжалось до тех пор, пока завоеватели не обнаружили один особенный храм и одну особенную стелу.
Сердце Эммы забилось быстрее, а глаза Тобиаса загорелись – до такой степени его самого возбуждала всего лишь мысль о сокровищах.
– На вершине стелы покоился предмет, какого он прежде никогда в жизни не видел, – изготовленный из цельного куска хрусталя. Череп! – добавил Тобиас, заметив, что жена уже умирает от любопытства. – Да, череп. Сделанный так искусно, что можно было бы принять его за человеческий, тем более что размеры и пропорции этой странной вещицы оказались строго соблюдены ее создателем. Во впадины были вставлены глаза из нефрита. Испанец, подивившись находке, снял череп со стелы – стена перед ним раздвинулась, и открылся вход в тайный зал… Именно стела с черепом и представляли собой секретный механизм, поразивший испанца.
– Не понимаю, что тут удивительного-то? – пожала плечами Эмма, которой все это казалось не более чем удачной придумкой.
– Удивительно тут, моя дорогая, то, что никто, даже сами майя из Лубаантуны, не мог сказать, каково происхождение хрустального черепа, никто не знал, откуда он взялся. Самые древние старики говорили, будто храм стоял здесь еще до их прихода в эти края, и они взяли его за образец, строя свой город. Между тем как, если судить по моим собственным изысканиям – а я изучил все, что написано по этой проблеме, – именно майя были первыми обитателями полуострова Юкатан. Признайте же, милая Эмма, что тут есть чему удивиться!
– Действительно… – задумчиво произнесла Эмма. – Но меня куда больше и в первую очередь интересует конкретное, а не магическое, и, какие бы загадки ни скрывались за вашим черепом и кто бы, как бы его ни изготовил, если открывшаяся в то время испанцу зала окажется в довершение всех бед еще и пустой, с этой минуты ваша тайна мне совершенно не интересна!
Тобиас вздохнул. Алчность Эммы поистине не имела границ. Он-то жаждал не только богатства, но прежде всего власти, могущества, искал средства достичь их… «Да это бы ладно, пустяк! – подумал он. – Но ведь, черт возьми, она права!»
– Ключи – два глаза и череп – были рассредоточены по трем разным каравеллам флотилии, которая везла в Испанию остальные сокровища, – продолжил рассказ Тобиас. – На них напал французский корсар, и все три хранителя ключей были убиты. Мой испанец, как вы помните, был потомком моряка, помогавшего товарищам переносить сокровища в тайник и укравшего карту и нефритовый «глаз», прежде чем наняться на службу к французам. И вот начиная с этого места история становится туманной… Предполагаю, что груз трех каравелл пополнил сундуки Франциска I, тогдашнего короля Франции… Но вообще-то предположить можно что угодно.
– Понятно, – протянула Эмма де Мортфонтен. – Я завтра же отплываю во Францию, чтобы стать поближе к Клоду де Форбену. Таким образом мы получим доступ хотя бы к тому первому ключу, который украл у вас Оливер. Что же до остальных, мне кажется, у вас есть какие-то идеи на этот счет…
Тобиас Рид кивнул, но вместо каких-либо пояснений скользнул рукой между щедро предложенными ему роскошными ляжками.
* * *
Мери уже три недели наравне с командой принимала участие во всем, что делалось на «Жемчужине», целиком захваченная все возраставшим в ней ощущением свободы и силы. Участвовала не только в такелажных работах, но и в абордаже, как будто какая-то часть ее самой наконец-то признала унаследованное от предков. Кровь оставшегося для нее незнакомцем родителя меняла состав ее собственной, и очень скоро девушка была вынуждена признать, что море поселилось в ней куда прочнее суши.
Она билась лучше всех на этом корабле, была не владелицей руки, вооруженной саблей, нет, она сама была саблей. Жажда выживания, жажда победы впитались в каждую клеточку ее тела, заполнили ее душу. Энергия, помноженная на чутье, делала схватку Мери с противником зрелищем, свирепость которого придавала ее товарищам по оружию охоты к новому преследованию. Все приближенные Форбена, кроме Левассёра, который, приняв командование пленным голландским кораблем, перешел на борт завоеванного судна, все поздравляли своего капитана с таким удивительным новобранцем.
Форбену приходилось страдать молча.
Страх потерять Мери в ходе какого-нибудь сражения превращался в восхищение ею и жажду обладания, стоило только затихнуть лязгу оружия и артиллерийским залпам.
Однако Мери никогда не задерживалась в его каюте. Она всегда приходила ночью и старалась пробираться туда как можно тише и незаметнее, но все равно по кораблю поползли слухи о странных наклонностях Форбена. К счастью, шептались об этом между собой только матросы – ни сам Форбен, ни его офицеры даже отголоска таких разговоров не слышали. С трудом смыв с себя кровь своих жертв, Мери и Клод предавались любви так, словно эти объятия – последние в жизни каждого, говорили мало и никогда – о будущем. Затем Мери убегала обратно к себе на батарею и ложилась в гамак, натянутый рядом с корнелевским. Она чувствовала, что Корнель не спит, ждет ее, страдая и мучаясь, потому что хочет ее не меньше, чем капитан. Немного поупивавшись этим ощущением, она совсем скоро неизменно проваливалась в глубокий сон, изможденная двумя следовавшими одна за другой битвами, которым предавалась телом и душой.
Все это, тем не менее, не было повседневной действительностью «Жемчужины». Чаще всего судно не встречало в плавании ничего, кроме штормов да редких рыбачьих баркасов, не представлявших для корсаров ни малейшего интереса. В ожидании, когда придет время заступить на четырехчасовую вахту, матросы резались в карты или в кости, а то настраивали инструменты и откашливались, чтобы затянуть игривую песенку. Мери орала во все горло, подпевая им, сбиваясь на фальцет и вызывая у Корнеля приступы гомерического смеха до тех пор, пока ей, как и ее товарищам, не приходилось снова вступить в схватку с разбушевавшейся стихией.
Раз уж оставаться рядом с Форбеном подольше было нельзя, она проводила большую часть времени с Корнелем, довершая образование и совершенствуясь в морском деле, и тот считал Мери примерной ученицей. Матрос объяснял ей, что такое корсарство, каково предназначение корсара в этом мире и в чем различие между Форбеном, служащим в королевском флоте, и любым другим корсаром, который, получив королевскую грамоту и обзаведясь кораблем, бороздит Атлантику с Ла-Маншем в поисках удачи. Такие корсары отдавали королю лишь пятую часть своей добычи, так что их собственный доход получался куда более существенным, чем у тех, кто служил в королевском флоте. Да, конечно, первые подвергались большему риску, потому что чаще всего вооружение у них было слабее, зато ведь и свободы они сохраняли тоже гораздо больше.
– Они, – говорил Корнель, – охочи, скорее, до богатства, а не до подвигов и славы, а наш капитан – совсем наоборот.
Мери было бы трудно сказать, чего больше хочется ей самой.
– Наверное, поровну того и другого! – ни секунды не поколебавшись, ответил вместо нее Корнель с легкой усмешкой.
Этот человек знал Мери Рид лучше, чем она сама.
Плавание подходило к концу, вдали снова показался Брест. Мери решила, что просто необходимо возобновить разговор с Форбеном, начатый, но не законченный на корабле. Уверенная в том, что капитан любит ее, она отважилась на этот шаг, а вот узнать, что на этот счет думает Корнель – нет, не могла решиться, пусть даже и очень хотелось. Они редко говорили о капитане. Корнель старательно избегал этой темы, верный приказу, но в еще большей степени – послушный ревности, пробуждающейся всякий раз, как он видел, что Мери забывает ради Форбена о нем самом. Он прекрасно понимал, что она хочет замуж, и не мог с этим бороться, но очень рассчитывал на то, что кипучий темперамент не даст ей удовольствоваться ролью законной супруги.
Закинув на спину вещевые мешки, они безмолвно поднимались к центру города.
Форбен, занятый своим докладом, не отдал никаких распоряжений насчет того, что делать с Мери, и Корнель нисколько не сомневался в причинах. Видимо, капитан совсем запутался в обуревавших его противоречивых чувствах и желаниях.
Мать Корнеля распахнула дверь, замешкалась, не решаясь кинуться на шею своему молодцеватому сыну, и предоставила инициативу ему, чем он и воспользовался, едва дверь была закрыта.
– Здравствуйте и вы, – без всякого смущения протянула женщина руку Мери. – Вижу, что свежий воздух пошел вам на пользу, теперь вы выглядите как настоящий морской волк. – И, неодобрительно проведя пальцем по заросшей щеке сына, добавила: – А тебе, голубчик, следовало бы брать пример с приятеля и бриться почаще!
Корнель с Мери, как заговорщики, переглянулись, сдерживая смех, а мать тем временем продолжала:
– Как долго вы останетесь на берегу в этот раз?
– Пока не знаем, матушка, но если бы ты могла приютить нас обоих…
– Как будто у меня есть выбор! – поддразнила она новоприбывших, с притворным огорчением пожимая плечами. – Ладно, иди-ка набери воды из колодца, а вы, Оливье, извольте со мной на кухню – будем перебирать овощи для супа. Когда за стол садятся два парня с таким аппетитом, как у вас обоих, мне требуется дополнительная провизия!
– Готов исполнить любой ваш приказ, капитан! – воскликнул Корнель, вытягиваясь по стойке «смирно».
– Иди, иди, шалопай! А ну-ка прекрати насмехаться! – Мать наградила сына шлепком по плечу, страшно довольная тем, что он не переменился.
Вечер получился веселым и теплым. Мери очень нравилась эта женщина, напоминавшая Сесили в ее лучших проявлениях. Кроме Корнеля, в семье было еще трое детей, и вскоре после рождения самого младшего отец семейства, моряк, вышел в море и пропал. Обычное дело среди моряков… Мать растила ребятишек одна, бралась за любую работу, затем пристроила троих старших, чтобы иметь возможность прокормить хотя бы одного. Мадлен обладала стойкостью и жизненной силой, которой так не хватало Сесили. Повезло Корнелю, что он как раз и оказался тем самым младшим, иначе вряд ли к двадцати двум годам – а сейчас ему было ровно столько – парню удалось бы выковать такой поистине железный характер.
Мери не хотелось уходить из-за стола, но, когда свечи почти догорели, Мадлен поднялась, взяла со стола подсвечник и, подавляя зевок, пожелала «своим мальчикам» доброй ночи.
Корнель и Мери жили в одной комнате, впрочем, в домишке и было-то всего две. Как в прошлый раз, когда они спали рядом, так и на «Жемчужине», где никакая близость не была возможна, Корнель переносил соседство девушки сравнительно легко, но сейчас все переменилось.
Во взгляде его, направленном на Мери, читалось настойчивое требование. Она отвернулась. Конечно, Корнель – красивый мужчина, но нельзя же терять из виду главной цели. Тем более что она так сильно привязана к Форбену.
– Я пошла! – решила девушка.
– Куда это?
– К нему, – ответила она таким тоном, будто это яснее ясного.
– Только не этой ночью, – отозвался Корнель, глядя ей прямо в глаза. Его взгляд обжигал.
– Почему – не этой ночью?
– Потому что он тебя не ждет, – только наполовину соврал Корнель.
Но он был совершенно уверен, что капитан поблагодарит его за отсрочку свидания с Мери, надо же ему навести хоть какой-то порядок в своих мыслях и намерениях. Мери, разозленная тем, что в ответе Корнеля может быть куда больше истины, чем ей хотелось бы, прощупала друга взглядом. Чтобы совсем уже убедить ее, Корнель добавил:
– Ситуация теперь отличается от прежней, Мери… Не торопи его!
– У него хватало времени на то, чтобы обо всем подумать, – не уступала Мери. Поколебалась, потом схватила с вешалки плащ и направилась к двери.
Корнель удержал ее за руку, и Мери поняла: останься она сейчас, ей не избежать его объятий.
– Ты совершаешь ошибку, – продолжал настаивать Корнель.
– Ну и что? Сама же за нее и расплачусь!
Он ослабил хватку, отпустил пленницу. Впрочем, Мери Рид давно уже не та слабая пленница, которую «Жемчужина» привезла в Брест два месяца тому назад. Теперь она ни в ком не нуждалась для своей защиты.
Надев туго облегающие икры сапоги, закутавшись в длинный плащ, не снимая руки с эфеса шпаги, Мери, не встретив в пути никаких препятствий, добралась до особняка Форбена. Дверь оказалась заперта. Девушка постучала. Взглянула на закрытые ставни, увидела за ними свет. Да, точно – в комнате Форбена. Сочится между деревянными планками. Мери присела на корточки, нащупала в темноте камешки, собрала и стала метать их в окно. Несколько попыток – и ставни открылись. В окне появился Форбен. Мери чуть отступила, чтобы показаться ему, и замерла с открытым ртом: за силуэтом капитана обрисовался женский силуэт! И эта женщина приблизилась к ее Форбену и обняла за плечи!
Мери почувствовала в животе тугой болезненный узел, фонарь выпал у нее из рук, пламя дрогнуло и погасло. Она развернулась и бегом устремилась подальше от этого дома.
14
– Кто это был? – вкрадчиво спросила за спиной Форбена его гостья.
– Да никто, – ответил он, и сердце его сжалось. Он закрыл ставни. – Мальчишка какой-то, стоило бы ему хорошенько по заднице надавать, чтобы не валял дурака…
Обернувшись, он увидел, что, воспользовавшись случаем, Эмма де Мортфонтен уже освободилась от корсета. Его не проведешь! С той минуты, как эта дамочка объявилась, он знал: цель ее приезда в Брест – найти Мери. Считая Эмму не слишком способной к настоящей любви и размышляя о том, какую выгоду она надеется извлечь из этого свидания на самом деле, Форбен решил изобразить себя простачком, чтобы открыть намерения нежданной гостьи, и притворился, что страшно рад встрече после стольких лет.
Эмма, тут нечего душой кривить, оказалась (или стала?) еще красивее, чем ему помнилась, но, как и во времена их прежних встреч, капитан ощутил тот же говорящий об угрозе холодок внутри: несомненно, такое неприятное чувство предвещает опасность. И это его возбуждало – как всякая предстоящая битва. Он шагнул к Эмме, а она прошептала:
– Вам кажется, что я бесстыдна, капитан?
– Ничуть, – улыбнулся он. Кровь его вскипала от созерцания такой красоты. – Вы открываете мне возможности, о которых я столько мечтал, не решаясь приступить к их осуществлению…
Форбен обнял распутницу и поймал губами ее губы, подставленные ему для поцелуя…
Когда он выпустил ее из своих жарких объятий, Эмма сладострастно потянулась и перешла, наконец, к признаниям:
– Я так долго искала причину для встречи с вами, Клод, ведь предыдущая наша встреча, два года назад в Версале, оставила у меня немыслимо приятные воспоминания… Вы просто очаровали меня! Наверное, из-за дружеского отношения к Жану…
Форбену ужасно захотелось укусить ее: эта дрянь посмела упомянуть имя его покойного друга! Ему было противно, что она выбрала именно этот предлог. Но он все же сдержался.
– Не обижайтесь, капитан, – она заметила, что его передернуло. – Да, мне часто не хватает мужа, и, когда меня тяготит одиночество, я думаю о людях, которые его любили…
– Это, безусловно, делает вам честь, сударыня, – заверил ее Форбен, спеша покончить с невыносимым этим притворством. – Но вы искали предлога, чтобы встретиться со мной… Так что же – нашли?
– Может быть, вам это неизвестно, но я тайно служу интересам короля Англии Якова II. В Лондоне я поручила своему личному секретарю отправить с почты письмо с чрезвычайно важными сведениями. Не знаю, что с ним случилось, но он исчез, не выполнив поручения. Начав искать его следы, я узнала, что он поднялся на борт корабля, который затем был атакован вашей эскадрой. Это было английское торговое судно, бригантина, под названием «Лакомка». Не припоминаете?
– Такое и впрямь возможно, – наморщил лоб, словно действительно изо всех сил старался вспомнить, Форбен. – Но боюсь, что ваш секретарь, если, конечно, он и в самом деле был на борту «Лакомки», вряд ли уцелел. Скорее всего, этот человек был убит, когда пытался защитить свою жизнь. Да, да, теперь я вспомнил английский корабль, о котором вы говорите! Его экипаж предпочел пойти ко дну, а не сдаться. Вы же знаете, каковы эти корсары, мадам! Не могут вынести, когда кто-то покушается на их добычу… Да, точно, все уцелевшие после сражения были убиты…
– А вы не обыскали этих людей? Ничего не взяли у них?
– Ничего, сударыня.
– А корабль обыскали? – Эмма не унималась, она цеплялась за надежду заполучить все-таки нефритовый «глаз», поскольку надежда эта стала поводом оттянуть неизбежный момент глубокого отчаяния из-за гибели Мери. Теперь-то уж совершенно ясно, что она погибла!
– Тоже нет: он был слишком сильно поврежден и пошел на дно вместе с убитыми. Очень, очень сожалею, мадам, мне так хотелось быть вам приятным…
– Куда уж приятнее, капитан! – доверительно произнесла Эмма. – Вы просто баюкали меня своей нежной влюбленностью, я это оценила…
Надолго воцарилась тишина, затем Форбен спросил:
– В конце концов, письмо – не такая уж страшная потеря, правда? Другого я не могу понять: зачем вы изнуряете себя поисками показавшего себя не слишком верным секретаря – его же так легко заменить?
– Он был для меня больше чем простым служащим, – на этот раз непритворно тяжело вздохнула Эмма. – Я любила его…
Форбен не настаивал на продолжении исповеди. Для Мери лучше, если Эмма де Мортфонтен будет считать ее мертвой. Так девочка, по крайней мере, не рискует попасть еще раз под влияние этой твари, уж Форбену-то известно, до чего нездоровое это влияние.
Испустив свой душераздирающий вздох, Эмма де Мортфонтен спрыгнула с кровати, на которой капитан с ней развлекался.
– Как – уже? – Он решил проявить напоследок галантность.
– Увы… Я ведь не все вам сказала из страха, что вы отвергнете меня! Чтобы начать жизнь сначала, мне нужно было похоронить этого слугу, которого вы отняли у меня, и излечиться от ожога, которым память о вас горела на моей коже. Теперь все это ушло в прошлое… В Лондоне меня ждет мой новый муж. И завтра же я отплываю к нему.
– Кто же этот счастливчик, из-за которого мне следует теперь забыть о вас? – спросил Форбен, опечаленно глядя на гостью и смягчая этим взглядом прозвучавшую в голосе насмешку.
– Судовладелец. И он тоже – как мой дорогой, дорогой Жан. Это брак по расчету, капитан, наверное, вы так и подумали, да? Видите ли, от моей неопытности ужасно страдало дело, унаследованное от Жана. Разве можно было это допустить! Моего супруга зовут Тобиас Рид, вы вряд ли его знаете.
– Нет, сударыня, я не имел этого удовольствия, – солгал Форбен, радуясь тому, что его игра оказалась правильной: союз этих двоих, совершенно ясно, губителен для Мери.
Он встал и в свою очередь оделся, чтобы проводить гостью.
Стоило карете Эммы де Мортфонтен скрыться за углом улицы, Клод де Форбен припустил к дому Корнеля. Колотил в ставни, пока ему не открыли. Корнель нахмурился, узнав в человеке, сунувшем ему в нос фонарь, своего капитана.
– Мне необходимо поговорить с Мери! – без всяких предисловий объявил тот.
– Мери? Она еще не вернулась!
– Одевайся, пойдем ее искать!
Корнель не заставил просить себя дважды. По тону капитана он сразу понял, что дело у него неотложное и отсрочка опасна.
* * *
Мери долго бродила по улицам, как воришка, надеющийся стянуть где-нибудь кошелек. Хмурое лицо, шпага, болтающаяся на боку, но готовая в любой момент вступить в дело, – все это заставляло разбойников и бандитов считать ее одной из своих и не предпринимать никаких решительных действий. Два или три раза она укрывалась в темном уголке, чтобы пропустить солдат, патрулирующих ночью город.
Значит, и Корнель ее предал. Он пытался помешать ей пойти к Форбену, то есть знал… Ну и что ей думать об увиденном? Форбен соврал, что едва знает Эмму де Мортфонтен, – она его любовница. Одна из многих!.. Но как бы ни было противно все, что она вынуждена признать, не это волновало Мери больше всего, Форбен ведь не скрывал от нее склонности к красивым женщинам, особенно – замужним. Так вот: их встреча, их свидание в его доме – случайность или они договорились заранее?
