Текст книги "Леди-пират"
Автор книги: Мирей Кальмель
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 51 страниц)
Мери и Корнель отыскали место на площадке, предназначенной для карет и лошадей, и оставили там своих коней. Посетители не имели права проводить верховых животных за кованую решетку, закрывавшую подступы к дворцу.
До 1661 года это был простой охотничий домик, затем, по приказу Людовика XIV, здание было перестроено, увеличено и с тех пор все называли его не иначе как «Дворец Солнца». Между тем ремонтные работы продолжались, и сейчас здесь тоже можно было увидеть группы мастеровых, суетящихся в разных местах территории. Желавший достичь совершенства король решил сделать это неповторимо роскошное место своей резиденцией и перевел сюда двор, навязав придворным правила этикета, соответствовавшие его высоким притязаниям, а чтобы надежнее придержать у своих ног верных людей, предлагал тем, кто захочет построить поблизости от дворца свой особняк, землю под него. За несколько лет город разросся, и Версаль стал местом, которое знати было ни обойти, ни объехать… Все решалось именно здесь.
Мери пленила величественность ландшафта. Она много слышала о королевской резиденции от тех, кто был здесь удостоен приема, – да они просто не уставали говорить о Версале! Она зажмурилась: так легче было понять внезапно открывшуюся ей строгую красоту и изящество садов, спланированных господином Ле Нотром, – садов, где бассейны, фонтаны и скульптуры соседствовали с цветниками и купами дерев; представить себе сам дворец с тысячами помещений: спален, салонов, галерей, вестибюлей, где все стены, как рассказывали, были вызолочены… А посмотреть на этот поток придворных, который даже за то короткое время, что они тут, уже пересек границу резиденции и вылился за ее решетки, – сразу поймешь: слухи о том, что здесь всякий день прогуливаются несколько тысяч человек, ничуть не преувеличивали их числа.
– Они приехали! – объявил Корнель, чем разом вывел Мери из задумчивости.
20
Эмма с Тобиасом вышли из кареты и, следуя за проводником, направились через главный вход в замок к королевским конюшням, где работал кузнец, ради встречи с которым они приехали в Версаль. Мери и Корнель, притворяясь свободными, как птички, простаками, прибывшими сюда в поисках хоть какого занятия, потихоньку следовали за ними, – караульных им благодаря лакейским ливреям легко удалось миновать. Риды и Человек в Черном тоже беспрепятственно, никем не остановленные прошли туда, куда и намеревались.
Добравшись до цели, расположенной среди прочих служб и конюшен, в которых держали роскошных лошадей, Человек в Черном толкнул дверь кузницы.
Над горящими углями, куда постоянно поддували воздух громадные мехи, колдовал подмастерье, сам «маэстро» сотворял на наковальне подкову. Он брал ее щипцами, разогревал докрасна в пламени, затем легонько тюкал молотком, потом повторял все снова – и мало-помалу подкова приобретала желаемую форму и размер.
Увидев посетителей, кузнец прервал работу, охладил готовую подкову в ведре с ледяной водой и, отложив инструменты, вытер руки о фартук.
– За какой надобностью явились, господа хорошие? – не слишком учтиво поинтересовался он.
Томас Рид, нацепив на лицо любезнейшую улыбку, выступил вперед:
– Скажи-ка, ты действительно потомок корсара Жана Флери?
– Очень может быть, – ответил кузнец, нахмурив брови и с подозрением посмотрев на вошедших.
– Нам бы хотелось поговорить с тобой конфи… то есть наедине, – доверительно сообщил Тобиас Рид, подбородком указывая в сторону подмастерья, который по-прежнему суетился вокруг огня.
Кузнец осмотрел посетителей – выглядели они приличными господами, потому он решил, что можно их выслушать, и сделал знак, чтобы гости следовали за ним в помещение, находившееся в глубине кузницы.
Мери и Корнель, притаившиеся у входа, решили действовать теперь по отдельности, чтобы не упустить ничего из разговора и разгадать намерения Ридов.
Корнель проскользнул в кузницу, убедился, что никто здесь не обращает на него внимания, и тоже двинулся в глубину. Совершенно напрасно. Голосов из-за толстой двери слышно не было, да еще так громко бил молот, что даже если бы слабые звуки и доносились, их все равно не удалось бы расслышать. В любом случае он ничего не узнал бы, а вот заметить его могли в любой миг. Дожидаться этого не стоило, и Корнель выскользнул из помещения так же свободно, как и проник туда.
Мери повезло больше. Она обогнула кузницу, вышла на задний двор, годный разве только для того, чтобы сваливать здесь оставшийся от ковки железный хлам, и пристроилась у открытого окошка – узкого, вряд ли пропускавшего много света и использовавшегося, скорее всего, лишь для проветривания. Да впрочем, в эту тесную расщелину между строениями вообще почти не проникал дневной свет. Мери сразу же узнала голос Тобиаса и, мысленно поздравив себя с удачей, навострила уши и затаила дыхание.
– Значит, вы ищете сокровища, так? – спросил кузнец, едва переступив порог своего закутка.
При свете фонаря взглядам Ридов явилось внутреннее «убранство». Здесь было только самое необходимое: кровать, стол и два табурета. Тобиас мгновенно смекнул, что кузнец не слишком богат, раз живет, можно сказать, прямо на рабочем месте, поэтому рассудил, что лгать бесполезно, лучше сказать правду – здесь это более верный способ получить желаемое.
– Правильно, угадал.
Потомок Жана Флери пожал плечами:
– Да не знаю я ничего про эту историю, вокруг которой столько шуму сейчас во дворце и окрестностях! Ну слышал тоже, дошло до моих ушей, но ничуть это меня не волнует… А как было не услышать, если все вокруг говорят… Из всего вот только описание ключа к этому самому кладу заставило меня вспомнить, что мальчишкой я видел такой же… или похожий… Так это когда было!..
– Но описать нам тот, что видели, вы можете? – сладким голосом спросила Эмма.
Кузнец опять пожал плечами, но ответил четко:
– Обыкновенный каменный шарик с блестящим камушком посредине: то ли алмазом, то ли чем. Понятия не имею, нефритовый ли был этот шарик, как тот, о каком все говорят, но наш был зеленый, и мой дядька страшно им дорожил. А еще он говорил, будто эта штука его успокаивает, и показывал ее мне…
Мери вытаращила глаза и машинально поднесла руку к груди. Нефритовый «глаз»! Этот человек говорил о нефритовом «глазе»! Она стала слушать вдвое внимательнее прежнего.
– А что стало с этим предметом потом? Где он сейчас? – не отставала Эмма.
– Может, еще у дядьки… Он в Париже живет. Но вам бы надо рассказать мне побольше, если хотите получить адрес.
– Хорошо, расскажу! – решил Тобиас вслух, а про себя – что надо будет поручить Человеку в Черном заняться этим занудой после их отъезда.
Пока Рид заканчивал свой рассказ, умышленно не упомянув в нем хрустальный череп, Мери возбуждалась все сильнее. Она затвердила наизусть адрес, который ремесленник назвал ее дядюшке, и, не дожидаясь, когда в каморке начнут прощаться, побежала к Корнелю делиться услышанным. Ведь мало того что сокровище, о котором он говорил, существует на самом деле, так она к тому же поняла теперь причину, по которой Тобиас преследовал ее и по которой, наверное, приказал убить Сесили!..
Корнель маячил за углом кузницы.
– Бежим отсюда быстрее, я потом все тебе объясню! – шепнула она. Щеки ее пылали, глаза сверкали.
Корнель залюбовался подругой: теперь это снова была та Мери Рид, которая пленила его на борту «Жемчужины».
Она потащила Корнеля за собой по лабиринтам узких улочек и решительно втолкнула в первый же попавшийся им на пути кабачок.
– Налейте-ка нам по стаканчику!
Кабатчик в ответ на ее просьбу кивнул. А Мери с Корнелем сели за стол лицом друг к другу в сторонке от других посетителей, которые, как и они сами, ждали, пока принесут заказанное.
– Поближе, поближе, – потребовала Мери, – лучше бы нас никто не услышал!
Корнель повиновался и по ее примеру низко наклонился над грязной деревянной столешницей.
– Помнишь ту нефритовую безделушку, с которой я никогда не расстаюсь?
Жестом он дал понять: да, помню, конечно. Мери заговорила еще тише, хотя была настолько взволнована, что ей трудно было уследить за тоном и тембром голоса:
– Есть и вторая такая же штука, и Рид ищет именно пару. Сокровища, о которых ты мне рассказывал, существуют на самом деле, а эти два «глаза» – ключ к тайнику, где они хранятся.
К их столику приближался хозяин кабачка, и ей пришлось замолчать.
– Сколько? – спросила Мери, когда тот поставил перед ними кувшинчик и две кружки.
– Одно су. Вино самое что ни на есть наилучшее! – похвалился кабатчик.
Мери поторопилась расплатиться, а Корнель тем временем разлил вино по кружкам.
Едва хозяин заведения удалился, она продолжила:
– Получается, клад находится в Мексике, неподалеку от Веракруса, а второй ключ, скорее всего, остался у дяди кузнеца.
– А твой?
– Они-то думают, что он утонул в проливе вместе со мной. Пусть думают – нам же лучше, у нас будет преимущество!
Мери внезапно почувствовала, что горло ее горит, и, по примеру Корнеля, опрокинула в себя полную кружку, еле сдерживая гримасу отвращения. Увы, при дворе она успела избаловать свой вкус в отношении некоторых вредных привычек и теперь, в отличие от матроса, сразу заметила, что вино – явная подделка и состоит, скорее всего, большей частью из рыбьего клея, голубиного помета да ежевичного сока или чего они там намешивают в таких местах… Ее затошнило, она отставила кружку, мысли ее уже витали далеко от всех этих мелких мошенничеств…
Корнель же забавлялся: он почувствовал странное облегчение от всего, что рассказала Мери. И тем не менее строго спросил:
– А как же твои планы насчет английских лордов?
– Да ну их к дьяволу! С этими сокровищами мы с тобой обретем свободу!
До чего приятно слышать такие речи! Но все равно этого недостаточно. Ему нужно было, чтобы Мери еще и подтвердила то, на что он больше всего надеялся.
– А Форбен?
Хотя они вместе условились никогда о нем не вспоминать, Корнелю необходима была уверенность: Мери ни о чем не станет жалеть. Она уловила в его взгляде нежность и тревогу.
– Успокойся, дружок. Ну любила я его, но ты сумел сделать так, чтобы я обо всем забыла. Да и не изменит Форбен своему долгу ни ради богатства, ни ради меня. Хотя вот это жаль, мы могли бы объединиться с ним, и все стало бы куда проще, ведь, насколько я помню из уроков географии, Мексика очень далеко отсюда. Нам нужен будет корабль, чтобы добраться туда и чтобы вернуться назад с нашей добычей.
– Это дело можно уладить, – сказал Корнель. – Я знаю в Дюнкерке таверну, где собираются лихие и не слишком щепетильные корсары. Надеюсь, Клемент Корк, один из моих друзей детства, захочет отправиться в путь за приключениями. Даже не надеюсь – готов об заклад побиться!
– Вот и расчудесно! – воскликнула Мери, и мысли в ее голове закрутились с сумасшедшей скоростью.
– У тебя уже сложился план действий? – спросил Корнель, наблюдая за тем, как выражение лица девушки меняется от задумчивого к довольному.
– Хм… Тобиас Рид говорил еще о карте, которой владеет и на которой обозначено место, где спрятаны сокровища. Без нее нам ничего не найти. И первое, что мне пришло в голову: надо, опережая их, помчаться к дядьке кузнеца, украсть у него второй кулон-«глаз»… ну и так далее. А вот теперь я думаю, что лучше бы и мне и тебе побыть в тени. Потому как, если кого-то из нас сцапают, нам будет трудно оправдаться, верно?
– И что ты предлагаешь? – спросил Корнель, в груди которого ощущение счастья росло и росло по мере того, как оживали на глазах самые главные таланты Мери и как все более тесным становилось его с ней союзничество.
– А вот что. Предоставим Ридам сделать всю грязную работу. Они лучше нас сумеют добыть второй нефритовый «глаз». А поскольку нам нужна еще и карта, которой Тобиас хвалился, значит, надо будет все сразу и забрать у него в Сен-Жермене. То есть мне надо будет забрать, – уточнила Мери. – Я в состоянии самостоятельно уладить свои дела. И – уж поверь – только и ждала, случая с этим гадом поквитаться. Ты тем временем разведаешь обстановку в Дюнкерке и сторгуешься с этим капитаном Корком. Ну а я, закончив тут все, приеду к тебе.
Корнель кивнул в знак согласия.
– Ну, Мери Рид, – проговорил он, – наконец-то я вижу тебя такой, какой люблю!
– Ты меня любишь?
Вот тут Корнель сильно пожалел, что в этом кабачке нельзя схватить ее в объятия… Он только еще ниже наклонился над столом, прошептал:
– Гораздо сильнее, чем ты себе можешь вообразить! – и, улыбнувшись, выпрямился.
Прямо настоящий обольститель!
Мери долго всматривалась в его лицо… А она? Она тоже так его любит? Нет, этого она не могла бы утверждать. Она бесконечно дорожит им, но разве это любовь? Сесили рассказывала о громадной волне, которая поднимается изнутри и всю тебя затапливает, а когда отступает – остается пустыня… Нет, совсем не похоже на то, что Мери чувствует, совсем… Правда, ей кажется, что с Корнелем они куда ближе и что она к нему привязана куда сильнее, чем к Форбену или к Эмме. Ей ужасно нравится его пылкость, ей нравится, какой он неистовый и одновременно нежный, искренний, понимающий…
– Ладно, пошли, – сказала она, поднимаясь из-за стола: пора было прекращать мечтания, и потом уж слишком она сейчас разохотилась до ласки, обещанной взглядом любовника. Не время!
Какая разница, на чем основано ее чувство к Корнелю, что бы это ни было – этого вполне достаточно, чтобы предвидеть: рядом с ним ее ожидает чудесное будущее!
Когда они вернулись к лошадям, оказалось, что кареты Ридов на стоянке нет.
– Однако эти господа торопятся! – усмехнулся Корнель, вставляя ногу в стремя.
– Пусть себе торопятся! – улыбнулась Мери. – Это и в наших интересах тоже.
Сейчас, возбужденная сделанным ими открытием и признаниями Корнеля в таверне, она уже ни о чем другом не думала. Корнель был уверен, что знает довольно для того, чтобы убедить Корка взять курс на Вест-Индию, и Мери ему верила.
Каждый раз, когда их взгляды встречались, они испытывали одинаковую жажду. За ужином они решили, что Корнель отбудет в Дюнкерк завтра на рассвете, а Мери останется следить за маневрами Ридов. Самой ей придется вступить в игру только после того, как супруги добудут нефритовый «глаз». Упустить момент нельзя, потому она станет дежурить у их дома.
Корнель за подругу не беспокоился, он знал, что Мери умеет действовать, не ставя себя под удар. Всего за несколько месяцев она сумела развить в себе незаурядную уверенность и недюжинный интеллект. А уж о ее сверхъестественной ловкости и проворстве, стоит ей взяться за шпагу, и говорить нечего! План у них отличный. Взаимопонимание полнейшее.
Когда за ними закрылась дверь пожалованного королем Яковом особняка, оба уже задыхались, у обоих повлажнела кожа, и тот, и другая уже не могли сдерживать желания, не могли противостоять столь очевидному зову плоти. Они торопливо разделись – словно воры, меняющие одежки, чтобы, надев другие, скрыться с глаз. Взгляды их прожигали насквозь почище пламени свечей, горевших у изголовья постели с балдахином. Они яростно набросились друг на друга.
– Возьми, возьми меня скорее! – простонала Мери.
– Ах ты, лакомка! – хрипло откликнулся Корнель. – Мадам мечтает об абордаже?
Мери вздыхала и стонала под его умелыми пальцами, исследовавшими каждую из ее самых чутких клеточек. Да, да, да, это правда! Мысль о том, что она тайком проникнет в дом Ридов и обворует их, пробудила в ней задремавшее было вдохновение перед лицом опасности, которую она научилась любить. Она выгнулась дугой. Корнель решительно знает ее лучше всех. Ох, как же он хорошо ее знает!
– Ну, войди же в меня! – взмолилась Мери. – Я тебя люблю!
– Еще недостаточно, – заявил Корнель, но подчинился ее желанию. – Но это придет, Мери. О да! Это обязательно придет, вот увидишь!
Она щедро предлагала себя, пленница игры, которую он с наслаждением навязал ей, и он приспособился к ритму ее взлетов и падений. Он обезумел от счастья, именно такого он хотел, именно об этом он мечтал. Теперь Мери Рид по-настоящему принадлежала ему.
На следующее утро они, как было условлено, расстались, пообещав друг другу скорую и еще более чувственную встречу. Не теряя времени Мери отправилась к особняку Ридов – тот находился за три улицы от ее собственного – и начисто позабыла о дворе короля Якова: ни сам король, ни его двор не представляли для нее больше ни малейшего интереса.
21
Человека в Черном с того времени, как он получил приказ, уже не терзали никакие заботы и сомнения, да он попросту не знал, что такое щепетильность. Эмма и Тобиас тоже не отличались совестливостью, но они погрязли в спорах о выборе способа, каким надежнее и выгоднее действовать. Эмма считала возможным уговорить дядю кузнеца, чтобы тот продал им нефритовый «глаз», Тобиас же был уверен в его отказе. Наконец парочка пришла к согласию и поручила Человеку в Черном проследить за намеченной жертвой и доложить об увиденном. Тогда, дескать, и решим, что делать дальше. И, как только выяснилось, что дело предстоит иметь с дряхлым стариком-вдовцом, который весь трясется и живет совсем один, они без всяких колебаний предали счастливого владельца нефритового «глаза» в умелые руки все того же Человека в Черном.
Итак, наемник приступил к выполнению поставленной перед ним задачи без угрызений совести, которых он, впрочем, сроду не испытывал, просто не ведал, что это такое.
Вот только эта женщина… эта Сесили Рид… она что-то слишком долго его будоражила. Она ему даже как-то приснилась! Приснилась гораздо моложе, веселее, чем та, которую… Да, он видел ее молодой, радостной, она называла его «любимый мой» и вертелась перед ним, вертелась, прямо так и порхала в красном платье, хотя на руках у нее был младенчик… да, грудной ребенок у нее был на руках, это точно… И теперь он все чаще стал вспоминать этот сон… этот сон о ней… об этой Сесили в красном платье… У Человека в Черном мучительно заломило в висках, голову стиснуло, словно раскаленным обручем, хоть кричи… и он постарался скорее прогнать этот образ. Лучше ее забыть. Забыть навсегда. Забыть быстрее, быстрее, чтобы не думать о том, будто она на самом деле могла быть кем-то важным, кем-то значительным в его прошлой жизни, кем-то, кто мог ему вернуть потерянное имя… А в его памяти, которую он так старался убить вместе с порхающей там Сесили в красном платье и с младенчиком на руках… в его убитой памяти безнадежным вопросом было высечено имя «Том»… И от этого он становился еще более бесчеловечным.
Господин Колиас, потомок Жана Флери и дядя версальского кузнеца, отдал Богу душу, проклиная своего убийцу за жестокость, с которой тот вырвал у несчастного признание, где он хранит нефритовый «глаз» и другие принадлежащие ему ценности. Оказалось, что старик сложил их все в железную коробку и спрятал эту коробку под одним из камней очага. Человек в Черном добыл ценности господина Колиаса из тайника, после чего отправился к своему покровителю и защитнику Тобиасу Риду, чтобы отдать тому желанную добычу.
Мери наблюдала за его действиями с помощью морской подзорной трубы, которую ей согласился оставить Корнель и с которой до того он никогда не расставался. Трубу подарил ему Форбен в памятный день, когда Корнель потерял руку, спасая своего капитана. Именно она, эта подзорная труба, позволяла «супругу» Мери проникать в личную жизнь Тобиаса Рида в течение последних недель: достаточно ему было под покровом ночи устроиться на дереве, возвышавшемся над поместьем Рида, – и никто в жизни его бы оттуда не прогнал.
Мери, взобравшись на то же дерево и воспользовавшись той же подзорной трубой, легко обнаружила место, где Риды припрятали нефритовый «глаз». Добраться до него было совсем не сложно: достаточно попасть во двор, когда Эмма оставит открытым окно кабинета Тобиаса, в этот же двор выходящее. Надо лишь дождаться такого случая. И главное – чтобы в Сен-Жермене в эту ночь отсутствовал Человек в Черном.
Наконец-то случай представился! Мери убедилась в том, что солдаты ночного патруля только что прошли, а значит, в ближайшее время не намерены сюда вернуться. Она тихонечко пробежала через двор, вскарабкалась по глицинии, прикрывавшей две трети дома, с такой же легкостью, с какой взлетала на верхушку мачты своего парусника, подтянулась, уцепившись за кованые перильца, ограждавшие окно, и заглянула внутрь. Полная луна заливала помещение мертвенно-бледным светом. Мери знала, что в соседней комнате спят Эмма и Тобиас.
Теперь оставалось мягко, как кошка, спрыгнуть с окна на пол. Черт! Этот проклятый паркет скрипнул, правда, совсем легонько… Мери застыла – ушки на макушке. Нет, похоже, никто не пошевелился. Она решительно двинулась к тайнику – маленькому сейфу, дверца которого была скрыта за картиной какого-то великого мастера. Рядом, на полочке книжного шкафа, стояла безвкусная, совершенно невыразительная бонбоньерка. Мери открыла ее, уверенная, что найдет там ключ от сейфа.
«Слишком легко все получается!» – огорчила ее на миг мелькнувшая мысль, когда она, с победным все-таки чувством, отодвинула картину, прикрывавшую тайник. Но успела только открыть дверцу, дальнейшие ее намерения были предупреждены голосом Эммы, буквально пригвоздившим застигнутого воришку к месту:
– Забудьте об этом и повернитесь ко мне!
Мери медленно потянулась рукой к эфесу шпаги, но Эмма предупредила и это ее намерение:
– И заодно положите руки на голову: вы у меня на прицеле. Обернетесь – увидите пистолет. Ну!
Мери повиновалась и посмотрела Эмме прямо в глаза. А той на секунду почудилось, что сердце сейчас разорвется в клочья. Мери, ее Мери стояла перед ней и смотрела на нее, насмешливо улыбаясь, с таким презрением, словно вовсе не была побеждена, но, напротив, – только и надеялась на это противостояние.
– Ты… – выдохнула Эмма и опустила пистолет. – Я думала, тебя нет в живых…
– Не стоит доверять видимости, дорогая, – с издевкой сказала Мери. – Разве ты меня не этому учила?
Бескровное лицо Эммы просияло слабой улыбкой. Мери, ее Мери была тут, живая, и Эмма чувствовала себя полной идиоткой с этим пистолетом, когда так хотелось подбежать к подруге и обнять ее. Она рискнула, сделала шаг вперед, но это заставило Мери обнажить шпагу, и Эмма вновь замерла, потрясенная тем, что происходит.
– Не понимаю… Мери, я же не враг тебе! Я никогда не была твоим врагом!
– Когда-то, вероятно, не была, – согласилась Мери, – зато сегодня, если не возражаешь, я позволю себе в этом усомниться. Тебе нужен нефритовый «глаз», а вовсе не я!
– Он еще у тебя?
Мери кивнула. Несмотря на то что она видела, до какой степени встреча с ней взволновала Эмму – у мадам даже лицо исказилось, – этот простой вопрос лишь подтвердил ее предположения. Она была уверена также в том, что риск появления здесь и сейчас Тобиаса вполне реален, но упивалась ситуацией, радуясь возможности покончить с ним – помериться, наконец, с «дядюшкой» силами и заставить его заплатить за смерть Сесили.
– Да-да, он у меня, – подтвердила Мери, – не сомневайся! Но я вот чего не понимаю: вы с Тобиасом уже и без того гнетесь и скрипите под грузом несметных богатств, а вот, поди ж ты, готовы убивать ради этого сокровища. Что-то там есть, наверное, из ряда вон выходящее, в этом кладе, если к нему такие, как ты, гиены сбегаются и над ним такие, как он, стервятники кружат… Так что же?
– Всё, Мери. Всё и ничего, – проронила Эмма, выведенная из равновесия цинизмом подруги. – А я ведь любила тебя и до сих пор люблю. Ты – единственная моя слабость и останешься ею. Я еле выжила, когда тебя потеряла.
– Ты меня не убедила, – безжалостно ответила Мери. – Я могу поверить в то, что ты жалеешь о нашей утраченной близости, и даже могу поверить в ту любовь, какую ты мне так щедро дарила. У меня сохранились приятные воспоминания. Но ты так и не ответила на мой вопрос…
– Верно, – признала Эмма. – По мнению Тобиаса, в этом кладе есть нечто драгоценное, что наделяет своего обладателя абсолютной властью. Я и замуж-то за Рида вышла только затем, чтобы перехватить это и защитить тебя!
Мери усмехнулась:
– Ага – неся как знамя свои прелести! Будет тебе! Ты когда-то предоставила в мое распоряжение достаточно сведений, которые помогли мне узнать тебя, Эмма. И не надейся провести меня так легко.
– И все-таки я не смогу от него избавиться! – вздохнула бывшая мадам де Мортфонтен. – А теперь – иди, Мери. Иди, пока он нас тут не застал. Потом приезжай ко мне в Англию, и я дам тебе все, что потребуешь. Включая мою душу.
Эмма говорила так жалобно – раньше она могла бы этим подкупить Мери, но с тех пор Корнелю удалось дать ей нечто более искреннее и настоящее.
– Сожалею, – ответила Мери, – но я уйду отсюда, лишь забрав то, что вы прячете.
– Вместе со мной или никак! – воскликнула Эмма. Она разъярилась, представив, что Мери снова ускользнет от нее и уже навсегда, и наставила на подругу дуло пистолета, курок которого так и оставался взведенным. Мери спокойно ткнула шпагой между пальцев былой подруги, и оружие упало на мягкий ковер. Эмма, чьи глаза по-прежнему пылали бешенством, прикрыла ладонью рот, чтобы не закричать.
– Лучше не вынуждай меня к убийству, Эмма, – так же спокойно сказала Мери и отступила к сейфу, не изменив направления острия шпаги.
– Да у тебя не достанет решимости убить меня! – задохнулась Эмма. – Я уверена, ты все еще меня любишь! Иначе твоя шпага пронзила бы мне не ладонь – сердце!
Ответа не последовало. Впрочем, последнюю фразу заглушил грохот канделябра, который Мери по неловкости задела и уронила на пол. Понимая, что отныне счет идет в лучшем случае на минуты, она поспешила к сейфу, чтобы изъять из него содержимое.
– Сдавайся, сопляк, ты проиграл! – насмешливо произнес голос Тобиаса, едва она успела взяться за ключ.
Мери обернулась и ощутила то самое холодное исступление, какое было уже знакомо ей по уроку фехтования, когда, стоя лицом к лицу с мэтром Дамлеем, она готова была убить его за насмешку. Но Мери находилась слишком далеко от «дядюшки», чтобы повторить тот жест, что несколько минут назад спас ее от выстрела Эммы, а пистолет Тобиаса был наготове, и палец лежал на спусковом крючке.
– Нет! – закричала Эмма, так же, как Мери, мгновенно осознав, что ее муж давно за ними наблюдал и готов на все.
А дальше они обе действовали не раздумывая. Одна ринулась к открытому окну, другая набросилась на вытянутую руку Рида. Мери прыгнула в пустоту как раз в тот миг, когда прозвучал выстрел, она сжалась в комок, как ее научили делать на «Жемчужине», и благополучно приземлилась посреди двора. Вне себя от бешенства, Тобиас наградил жену увесистой пощечиной, и та от удара, нанесенного с невероятной силой, отлетела к книжному шкафу. А как было не взбеситься, если тебя, оказывается, соединенными силами дурачат драгоценнейшая супруга и этот ублюдок-племянничек! Тобиас одним прыжком оказался у окна, но, свесившись из него, увидел только, как пресловутый племянничек, чуть прихрамывая, скрывается за воротами…
– Будьте вы прокляты! – выругался Тобиас, еще не зная и не понимая, что уже вставшую на ноги Эмму де Мортфонтен сжигает такое желание мести, какого она сроду не испытывала.
«Никогда, ни за что! – кипело в ней. – Никто не давал ему права меня бить! И он не должен был отнимать у меня Мери! И вообще – отныне ему слишком много известно. Слишком много, чтобы существовать на этом свете дальше».
Молниеносным движением Эмма выхватила из-за подвязки кинжал и, бросившись к Тобиасу, всадила ему клинок в самое сердце в тот самый момент, когда и он, обернувшись, как раз намеревался рассчитаться с ней за предательство. В висках у нее стучало, щека горела. Чуть отойдя в сторонку, она смотрела, как муж задыхается в конвульсиях, наслаждалась его агонией, которой одной только и было дано хоть сколько-нибудь успокоить жгучую боль у нее внутри. А Тобиас Рид продолжал корчиться на полу.
Когда, привлеченные звуком выстрела, в кабинет вбежали слуги, они увидели дрожащую женщину на коленях у тела умирающего мужа. Откуда им было знать, что дрожь была вызвана вовсе не созерцанием предсмертных мук Тобиаса, а дурной кровью, клокочущей в ее венах в то самое время, когда такая же дурная кровь вытекала из нанесенной ею Тобиасу раны…
– Мадам, все ли тут в порядке? – глупо спросил слуга.
– Вор! – еле слышно произнесла она. – Он только что убежал. Смотрите!
В качестве доказательства она предъявила зацепившийся за перильца клочок ткани от порванного Мери при бегстве жилета.
– Вы идите к себе, мадам! – посоветовал слуга, когда другой лакей удостоверился в том, что хозяин мертв. – А я сейчас пошлю за жандармами.
Эмма кивнула и с достоинством поднялась, думая о том, что теперь уже никому не встать между ней и Мери. Никому и никогда! Никогда!
Мери, поминутно оглядываясь, чтобы проверить, нет ли погони, и хромая все сильнее, кое-как добралась до своего особняка – лодыжка распухла и страшно болела. Пришлось утешать себя тем, что ведь, прыгая из окошка с такой высоты, можно было вовсе сломать ногу или даже шею… Ей здорово повезло, хотя она плохо соображала, что делала, – просто повиновалась инстинкту, а он ее не подвел! Но вернулась-то она несолоно хлебавши! Да, конечно, она теперь знает и о сокровище, и об Эмме побольше, чем раньше, кроме того, если бы не Эмма, лежать бы ей сейчас мертвой. Мери мысленно поблагодарила подругу, пообещав отплатить тем же, когда судьба или рок снова сведут их лицом к лицу.
Обдумывая дальнейшую линию поведения, она сначала немножко колебалась. То ли остаться здесь и попробовать еще раз, то ли отправиться в Англию на корабле друга Корнеля, капитана Корка.
В конце концов склонилась ко второму варианту.
Если остаться здесь, то Риды, которым известны ее намерения, скорее всего, усилят охрану особняка и куда более надежно защитят ворота, через которые она с такой легкостью перелезла сегодня ночью. Кроме того, ее саму, точно зная теперь, что она осталась в живых, они не задумываясь отдадут на волю Человека в Черном. А вот там, в Дувре или в Лондоне, куда они обязательно вернутся, чтобы уладить свои делишки, будет довольно просто устроить им какую ни на есть ловушку.
Она сложила вещи и приказала оседлать для себя лошадь.
Ничуть не сожалея о том, что бросает придворную жизнь с ее раздутой репутацией, ту жизнь, где все не такое, каким кажется, она прыгнула в седло, перед тем предупредив слуг, что уезжает на несколько дней, и оставив им записку для лорда Мильфорта. В записке значилось: «Тобиас Рид передал Человеку в Черном пергаментный свиток, в котором, как мне кажется, содержатся чрезвычайно важные сведения, и поручил отвезти свиток в Англию, сказав, что он предназначен для королевского двора. Я не стала ждать, пока вмешается ваша полиция и перехватит свиток. Мы с мужем бросились в погоню. Если от меня не поступит ничего в течение месяца, можете считать, что я погибла, до последнего вздоха сохранив честь и верность Вашему делу. Преданная Вам Мери Риджмонд».
