Текст книги "Леди-пират"
Автор книги: Мирей Кальмель
сообщить о нарушении
Текущая страница: 47 (всего у книги 51 страниц)
– Джеймс пойдет слева, Ганс справа, – решила Мери, когда они поднялись по ступенькам крыльца.
Несколько минут назад, оставив коней у ворот, они тихонько прошли по краю сада, не обращая внимания на камешки, впивавшиеся в ступни сквозь веревочные подошвы сандалий. Всего в деле участвовало двенадцать человек – двое стерегли коней, шестеро окружили дом и наблюдали за окрестностями, а они вчетвером решили силой, через окна и двери, вломиться в жилище Эммы де Мортфонтен. Балетти и Мери хотелось застать ее врасплох в постели.
Дверь подалась легко, стекла в окнах они выбили камнями, точно нацелившись. Но на шум никто не прибежал.
Мери с Балетти поднялись на второй этаж, а Ганс и Джеймс, такие схожие между собой лицом и статью, принялись обшаривать первый.
В Чарльстоне им очень быстро сообщили все необходимые сведения. Здесь все знали плантацию Мортфонтен. Гансу показали дорогу, нисколько не удивившись: у него ведь были судно и груз, который требовалось доставить на место. Все получалось с легкостью, даже слишком легко. Однако Мери знала по опыту, что за этим нередко кроется опасность, а потому и сама была настороже, и другим посоветовала быть поосторожнее. Она двинулась вперед с подсвечником в одной руке и пистолетом в другой.
Балетти повернул ручку двери и тихонько отворил. Они вместе подошли к кровати, встали с обеих сторон балдахина, потом резким движением раздернули занавеси.
Кровать была пуста и аккуратно застелена. Они покинули спальню и заглянули в соседнюю комнату. Так они обошли весь дом, разочарованные и раздосадованные тем, что никого не нашли.
И вдруг послышался крик. Устремившись на голос, они увидели служанку, которой Джеймс успел одной рукой заткнуть рот, прежде чем второй наставить на нее пистолет.
– Тихо, тихо, – сказал он несчастной пленнице, – мы ничего плохого тебе не сделаем. Тихо, – повторил он, отнимая ладонь от смертельно испуганного лица.
Мери приблизилась к постели. Служанка дрожала всем телом под своей ночной сорочкой.
– Где скрывается твоя хозяйка?
У бедняжки так стучали зубы, что она только всхлипывала, но не могла выговорить ни слова. Джеймс убрал пистолет, засунул его за пояс и присел в изголовье постели.
– Успокойся, – мягко попросил он. – Тебе ничто не угрожает, даю слово.
Внешность широкоплечего исполина была не создана для того, чтобы успокаивать, и все же, видя, что он на нее не нападает, девушка сумела произнести:
– На Кубе. Хозяйка отправилась с инспекцией на свою гаванскую плантацию. Уже несколько месяцев как уехала.
– И когда же она вернется? – спросил Балетти, державшийся на расстоянии, чтобы своим чудовищным обликом не испугать служанку еще больше.
– Не знаю. Хозяйка точно не сказала.
– Где она хранит ценные вещи? – продолжал расспрашивать Балетти.
– В тайнике у себя в кабинете. Ключа у меня нет, она держит его при себе.
– Ничего, справимся, – заверил Балетти. – Джеймс, присматривай за ней.
Не успел тот кивнуть, как маркиз развернулся и вышел из комнаты. Настала очередь Мери задавать вопросы служанке. Ей надо было побольше узнать о привычках Эммы, чтобы вернее ее изловить. Девушка не заставила себя уговаривать и быстро разоткровенничалась.
Мери спустилась вниз с разгромленного второго этажа. Балетти к этому времени отыскал тайник и теперь набивал порохом замочную скважину в прикрывавшей его дверце. Потом приладил короткий фитиль и поджег его. Раздался негромкий хлопок. Маркиз нажал на ручку и без труда открыл дверцу. Просторный сейф оказался набит документами, всевозможными драгоценностями и золотом, целой грудой монет и слитками.
– Берите все, – распорядился он, расстроенный, что не нашел того, за чем явился. Обернувшись, увидел перед собой бледную и озабоченную Мери.
– Мы отправимся следом за ней на Кубу, – пообещал Балетти, стараясь смягчить постигшее обоих разочарование.
Но Мери только и сказала в ответ:
– Энн жива.
– Ты уверена? – принялся расспрашивать Балетти, пока трое мужчин запирали слуг в погребе.
Тем временем Вандерлук вместе с двумя другими запихивал в мешок все ценные вещи, которые без труда можно было бы продать.
– Не то чтобы вполне уверена, но, по словам горничной, Эмма в последние несколько месяцев была крайне взволнована исчезновением своей похищенной из монастыря крестницы. Похоже, она очень старалась отыскать девушку, пустила в ход все средства. Я ведь тоже не все тебе рассказала, маркиз, – вздохнула Мери, подойдя к окну.
За окном было тихо. Луну затянуло тучами, темнота прикроет их уход.
– Эмма долго истязала меня в тюрьме. Она хотела, чтобы я умоляла ее вернуть мне Энн, клялась, что отдала ее на воспитание некой супружеской чете здесь, в Южной Каролине. Первым моим побуждением было проверить, так ли это на самом деле, но я не нашла в себе мужества. И ничего не сказала Никлаусу-младшему. Не хотела снова причинять ему страдания. Сомнения коварны, маркиз. Я не уступила Эмме, я отказалась ей верить и предпочла стать пираткой, чтобы мне не пришлось снова пережить боль утраты.
– Понимаю.
– Приемного отца Энн зовут Уильям Кормак. Он живет по соседству, совсем рядом. Один – его жена умерла. Я не уеду, пока не поговорю с ним, – монотонно проговорила она.
– Я пойду с тобой.
– На этот раз – нет, маркиз. Я хочу выслушать правду одна.
Маркиз опустил глаза, задетый тем, что Мери его оттолкнула. Но не настаивал.
Они расстались у ворот поместья, и Мери, вскочив на коня, помчалась к городу.
Балетти и Ганс через несколько шагов одинаковым движением натянули поводья.
– Это и моя война, – заявил Ганс. – Никлаус был моим другом.
Балетти кивнул и, покинув остальных, они с Вандерлуком повернули коней, последовав на некотором расстоянии за Мери. Если потребуется, она сможет рассчитывать на их поддержку.
До рассвета оставалось три часа – вполне достаточно для Мери. Она не хотела причинять никакого зла этому Уильяму Кормаку, ей надо было лишь получить ответы на свои вопросы. В его доме царила такая же тишина, как и в особняке Эммы. Самые богатые люди Чарльстона явно не опасались разбойников. Заметив на втором этаже открытое окно и разглядев на фасаде увитую жимолостью решетку, с которой легко было попасть на балкон, Мери решила не взламывать дверь, привязала коня и проворно взобралась наверх.
Толкнув створки окна, она влезла в темный кабинет и, стараясь ничего не опрокинуть, ощупью направилась вперед. Ее пальцы наткнулись на подсвечник, Мери достала огниво, высекла огонь и зажгла свечу.
Богато обставленная комната говорила о том, что хозяин дома, Уильям Кормак, – человек явно зажиточный и могущественный. Что ж, подумала Мери, по крайней мере, Энн – если она действительно росла в доме этого человека – ни в чем не нуждалась.
С бьющимся сердцем Мери открыла дверь и наугад двинулась дальше, ориентируясь на запах остывшей трубки. Толкнула приоткрытую дверь, с досадой услышав, как скрипнули петли, и с пистолетом в руке скользнула в комнату.
Она все равно не успела бы воспользоваться оружием – кто-то невидимый, нанеся ей точный удар ногой, выбил пистолет.
– Не двигайтесь, – приказал мужской голос. – Стойте, или я выстрелю.
Не двигаясь с места, Мери повернула голову в сторону говорившего и приподняла светильник, чтобы увидеть его лицо.
– Полагаю, вы – Уильям Кормак?
– Ваше предположение верно.
– Я пришла поговорить об Энн, – просто сказала Мери.
Уильям Кормак опустил нацеленный на нее пистолет.
Над плантацией занимался день. Пели рабы. Уильям Кормак, проводив Мери до крыльца, смотрел со ступенек, как она скачет прочь, пустив коня галопом. Впервые за долгое время у него на душе было спокойно, несмотря на признания этой странной женщины. Несмотря на страдание, которое прочел в ее глазах, когда он, в свой черед, поведал ей обо всем. Теперь, наконец, он знал. Теперь у него, наконец, была союзница.
Перед тем как расстаться, они дали друг другу обещание. Поклялись, что воспрепятствуют Эмме и дальше творить зло. Кто бы из них двоих ни встретил ее первым – Эмма де Мортфонтен обречена.
На пороге дома Мери крепко пожала руку Уильяму.
– Спасибо, – сказала она. – Спасибо за то, что вы и ваша жена любили ее.
– В этом нет никакой моей заслуги, миледи. Энн – лучшее, что было у нас в жизни. Найдите ее. И расскажите девочке, как я ее люблю. Она останется моей дочерью. Если, конечно, вы на это согласитесь.
Мери Рид кивнула. Уильям чувствовал, как она потрясена. Нельзя изменить прошлое, нельзя изменить то, что уже свершилось…
Она вскочила в седло и, не оборачиваясь, ускакала прочь.
– Что это вы поднялись в такую рань? – удивилась служанка, которая только что спустилась по лестнице, направляясь в кухню.
Уильям Кормак закрыл дверь и подавил зевок.
– Вышел подышать свежим воздухом, Маргарет, – с улыбкой ответил он. – Да вы не тревожьтесь, я пойду досыпать.
Служанка некоторое время постояла в растерянности, глядя, как хозяин, потягиваясь, поднимается в спальню, потом ощутила укол ревности, вообразив, будто тот только что проводил до порога новую любовницу. Вздохнула и пошла к плите. Такой человек, как он, конечно, никогда не полюбит служанку, и все же она пообещала себе попытаться его соблазнить и поспешила приготовить завтрак, чтобы подать хозяину вовремя.
* * *
Энн стояла на корме «Реванша», подставив лицо ветру. Она была одета в мужской наряд – ноги обтянуты штанами, заправленными в высокие сапоги, поверх белой рубахи такой же алый жилет, как у Рекхема, – и гордилась своей победой.
Судно только что покинуло Сосновый остров, где она оставила Малыша Джека на попечении кормилицы в хижине, ставшей приютом для нее самой и ее пирата.
Она не хотела возвращаться на Нью-Провиденс, не хотела больше видеть Джеймса Бонни. Она не сердилась на бывшего мужа за то, что он так ополчился против нее, оскорблял, осыпал упреками. Все, что он говорил, было правдой. Она выбрала его, холила его и лелеяла, уважала – до тех пор пока он не перестал сам себя уважать, но она никогда его не любила. Энн обернулась, чтобы полюбоваться своим капитаном, стоявшим у руля. Вот ради него она готова на все. Даже на убийство.
Как-то, еще на суше, она попросила:
– Давай сделаемся пиратами, Джон!
– Твой муж нас повесит.
– Но ты же не должен подчиняться его приказам, и я тоже, – настаивала она. – По мне, так лучше смерть, чем снова покоряться принуждению.
И Рекхем согласился. От Энн он был без ума, а глядя на ее животик, который в те дни все рос и округлялся, терял остатки рассудка. Они перебрались на другое место, чтобы избежать преследований губернатора, который свирепствовал с тех самых пор, как появился на Нью-Провиденс. Многие пираты отказались покаяться, считая навязанные королем условия неприемлемыми: сдаться для них означало бы обречь себя на нищету. Тех, кто упорно сопротивлялся, подобно Вейну, безжалостно преследовали, а поймав – вешали.
На Багамском архипелаге царил террор. Бонни, почувствовав в присутствии Вудса Роджерса свое могущество, не давал Рекхему покоя, провоцировал его, требуя все большей доли добычи, из которой три четверти забирал губернатор. Энн была уверена в том, что бывшему мужу удалось настроить того и против нее тоже. Что тут скажешь – это справедливо. Она сама могла бы проявить такое же ожесточение, если бы другая попыталась отнять у нее Рекхема.
Здесь, в океане, Энн наконец-то почувствовала себя на своем месте. Слова «сокровища», «добыча» и «пираты» музыкой звучали в ее ушах и безмерно ее возбуждали. Она хотела жить сегодняшним днем рядом со своим капитаном. Хотя ей нелегко было уговорить его взять жену на борт.
– Слева по борту парус, капитан! Судно компании! – крикнул впередсмотрящий.
Энн подбежала к Рекхему, окруженному товарищами. Здесь были старший помощник Фертерстон, старший матрос Ричард Корнер и боцман Джон Девис.
– Мы ведь его захватим?! – с колотящимся сердцем не столько спросила, сколько заявила Энн.
– Может, и захватим, – сердито ответил Рекхем, взбешенный тем, что эта красавица в очередной раз собирается помыкать им перед командой.
И крепче впился зубами в табачную жвачку. Он не хотел снова устраивать ссору при своих людях, но твердо вознамерился держать Энн в стороне во время абордажа. Женщине там не место. Пусть даже эта самая Мери Рид в прошлом году доказала ему обратное. Эта чертовка все-таки исключение, она не просто женщина! А Энн такое вытворяла ради того, чтобы оставаться рядом с ним… Рекхем поморщился, когда в его памяти всплыли эти картины. Надо сказать, она сделала все, что от нее требовалось!
– А вы как думаете, господа? – спросил Рекхем.
У него-то самого уже руки чесались: их пребывание за суше затянулось, и его люди мечтали о хорошей добыче. Однако у Рекхема, не желавшего повторять ошибки Вейна, вошло в привычку обсуждать с командой каждое решение.
– Я уже так и чувствую аромат его пряностей, – ответил Девис, облизываясь.
– А я – благоухание рома. – У Энн заблестели глаза.
«Сейчас я покажу тебе, красавица моя, кто хозяин на борту», – подумал Рекхем.
– Пойдем, – сказал он вслух, передав руль Фертерстону.
Энн безропотно последовала за ним. Он затащил ее в каюту и жадно поцеловал.
– Это предвкушение абордажа тебя так возбудило, Рекхем?
– Есть, пожалуй, немного.
– Меня тоже возбуждает, – призналась она. – Слишком давно я ждала возможности в этом поучаствовать. И теперь уже нет огромного живота, который мог бы мне помешать. Я готова, – заверила она, потянувшись к его губам.
Руки Рекхема заскользили по ее бедрам, но замерли, когда раздался голос Девиса:
– Можете выйти, капитан?
– Иду.
Энн вздохнула, готовая последовать за Джоном.
– Подожди меня, – сказал Рекхем. – Я только отдам распоряжения и вернусь. Я хочу тебя. Прямо сейчас.
Она кивнула. Глаза у Рекхема горели, и ее волновала мысль о том, чтобы заняться с ним любовью перед боем. Он между тем закрыл за собой дверь. И только услышав, как в замке повернулся ключ, Энн поняла. Бросившись к двери, принялась молотить по ней кулаками. Но в ответ раздался только грубый мужской смех, а Рекхем уже кричал где-то далеко, приказывая готовиться к абордажу.
Энн разозлилась так, что заплакала от злости. А потом ее охватила жажда мести. Если Рекхем воображает, будто может заставить ее покориться, то он ошибается. Она хотела втягивать ноздрями запах пороха, хотела испачкать руки в крови. Дважды на «Реванше» ей пришлось быть лишь бессильной свидетельницей абордажа, но это – из-за беременности. Ее тогда так заворожило это зрелище, что внутри все перевернулось, и она пришла в такую ярость, какой раньше в себе и представить не могла. Из-за ребенка пришлось себя обуздать. Но не для того она оставила сына на суше, чтобы и теперь лишать себя всего, чего хочется. Энн знала, что эта жажда сражения связана с ее повторяющимся кошмаром. Она смирилась с тем, что не поймет его, но намерена была от него избавиться.
Энн выжидала, пока «Реванш» приготовится к бою и перебросит мостки на вражеское судно, а сама тем временем пестовала свою ярость, как полируют смертоносное оружие. Сегодня к вечеру либо ее убьют, либо станут с ней считаться.
Она, молясь, чтобы судно Вест-Индской компании стало обороняться, начистила саблю, которую носила на поясе, проверила кремень пистолета, как делали на ее глазах пираты.
А когда поняла, что ее молитва услышана, распахнула одно из окон кормы и, рискуя свалиться в воду, принялась карабкаться по корпусу к полуюту – три дня назад она уже проделала то же самое, воспользовавшись якорной цепью.
К тому времени, как она достигла цели, на верхней палубе торгового судна кипело сражение. Энн машинально потянулась рукой к подвеске, и в ней самой взыграла та же яростная волна. Издав воинственный клич, она бросилась в бой.
* * *
После двух недель мертвого штиля «Сержант Джеймс» полным ходом шел к Гаване. Запасы пресной воды были на исходе. Всем на судне не терпелось поскорее пристать к берегу, и Мери хотелось этого еще сильнее, чем прочим.
Покинув имение Кормака, она встретилась с Балетти и Вандерлуком и все им рассказала. Все – от начала до конца. И они решили не терять времени. На следующий день отец и сын Вандерлуки предложили свое судно для того, чтобы отправиться на поиски Эммы и Энн. Мери казалось, что, если Эмма осталась на Кубе, то сделала это из-за ее дочери.
В ней пробудилась какая-то необузданная сила. Видимо, появление Ганса стало одной из причин этого пробуждения. Им достаточно было встретиться, чтобы открыть дверь для воспоминаний. И они перебирали эти воспоминания, вызывая в памяти Никлауса, быть может, для того чтобы укрепиться в своей ненависти. Балетти слушал их молча, приобщаясь наконец ко всему тому, чего она не смогла рассказать ему в Венеции.
После того как Мери поговорила с Кормаком, в ее взгляде появилось новое выражение страдания, еще усугубившегося оттого, что она испытывала чувство вины. Отказавшись покориться Эмме, отказавшись ей поверить, Мери отдала ей свою дочь, свою кровиночку, плоть от плоти своей, и не могла себе этого простить.
– Ты понапрасну себя терзаешь, все равно ничего из прошлого не изменить, – сказал ей Балетти.
– Знаю, маркиз. Но я думаю о Никлаусе-младшем, о том обещании, которое дала ему и которое нарушила из себялюбия.
– Не из себялюбия. В силу необходимости.
– Какая разница? Я не могу вернуться назад. Даже если я снова увижу Энн, не знаю, хватит ли у меня мужества открыть ей правду. Посмотреть ей в глаза. Вымолить у нее прощение за то, что бросила ее.
– Она не была несчастна. Она поймет.
Мери вздохнула:
– Или я потеряю ее навсегда. А вот этого я не перенесу. Я никогда не стану снова матерью Энн. Любовь рождает не истина, маркиз, ее рождают доверие и присутствие рядом.
– Она зарождается в утробе, ее взлелеявшей. Доверься своему инстинкту.
– Мой инстинкт приказывает мне убить Эмму, – жестко сказала Мери и снова вздохнула. – И навеки проститься с ребенком, которого я носила под сердцем.
– Перестань себя истязать. Всему свое время. Есть время для мести и есть время для прощения.
* * *
– Пираты с правого борта! – заорал впередсмотрящий.
Мери, взобравшаяся на мачту, тоже заметила судно. Приложив руку козырьком ко лбу, чтобы защитить глаза от слепящего солнца, она вгляделась в далекий силуэт и почувствовала, как забилось сердце.
– Черт возьми! – выругалась она. – Готова спорить, это «Реванш».
Спрыгнув со стеньги на палубу, она, вся раскрасневшись от охватившего ее странного возбуждения, бросилась к Джеймсу, который всматривался в горизонт. Схватила подзорную трубу, спеша проверить свою догадку.
И тотчас, покинув Джеймса, слетела по трапу и ворвалась в каюту, где Вандерлук с Балетти определяли местонахождение судна.
– Рекхем! – крикнула она.
Оба замерли. Во взгляде Мери светился огонек безумия, какого они раньше у нее не замечали.
– Рекхем. Таверна в Нью-Провиденс, – прерывающимся голосом выпалила Мери. – Это она.
– Она?
– Жена Бонни. Это была она. Энн!
Вандерлук перевел взгляд на Балетти. Тот побледнел.
– Ты сказал, она на меня похожа, – стояла на своем Мери, чувствуя, как стучит в висках кровь.
– В самом деле, Мери, но…
– Это она, маркиз! – Мери провела по лбу дрожащей рукой. Теперь в ее взгляде читалось отчаяние.
Балетти постарался вызвать сохранившиеся в памяти картины. Они были расплывчатыми. Слишком много времени прошло с тех пор, как они покинули Нью-Провиденс. Приблизившись к Мери, маркиз обнял ее:
– Успокойся.
– Ты говорил, что я должна довериться своему инстинкту, – сказала она, и в самом деле затихая в его руках. – Он только что дал о себе знать. Когда я увидела, что к нам летит «Реванш», эта картина вспыхнула передо мной, как будто все время была здесь, ждала, затаившись у меня в голове, пока я наконец-то соглашусь ее увидеть.
– Допустим, – согласился Балетти, отстраняясь от нее.
Вандерлук протянул Мери стакан с ромом, и та залпом его осушила.
– Я доверяю твоей интуиции, – заверил Ганс. – Я достаточно часто испытывал ее во время боя.
В эту минуту вошел Джеймс.
– Они приближаются, – объявил он. – Не пройдет и двух часов, как нагонят нас. Вы уже нашли бухту, где можно спрятаться?
– Я не хочу прятаться, – твердо проговорила Мери. – Энн была беременна от Рекхема. Он, несомненно, оставил ее на суше вместе с ребенком. Мне надо знать, Ганс.
– Как ты намерена за это взяться? – вздохнул Балетти.
– Останусь на его судне. Как только буду знать точно, сбегу.
– И речи быть не может о том, чтобы мы с тобой расстались.
– Но мы не можем рисковать и тем, чтобы упустить Эмму.
– Эмму я возьму на себя, – пообещал Вандерлук. – Что скажешь, Джеймс?
– С величайшим удовольствием, отец! А вы тем временем займетесь Энн. Встретимся в Гаване.
Мери кивнула, довольная тем, как все устроилось, хотя она и продолжала испытывать смутное беспокойство.
– Сильно сомневаюсь в том, что Рекхем захочет нас взять! – вздохнула она.
* * *
– Они легли в дрейф, капитан, – объявил Фертерстон. – Такое впечатление, будто ждут нас.
Рекхем оторвался от подзорной трубы:
– Сам вижу.
Ничего подозрительного он не высмотрел. Судно выглядело совершенно безобидным.
– И все-таки поостережемся, – решил он. – Пусть орудия будут готовы к залпу. Не хотелось бы мне попасть в ловушку, расставленную этим сукиным сыном Вудсом Роджерсом.
– Слушаюсь, капитан.
Девис отдал приказ без промедления готовиться к бою.
* * *
Мери, сжав кулаки, в неописуемом возбуждении смотрела, как приближается «Реванш». Она и представить себе не могла, что после того, как изо всех сил старалась забыть Энн, одна мысль о том, что снова ее увидит, приведет ее в такое состояние. Балетти был прав. Нельзя окончательно исцелиться, если потерял руку или ногу.
– Все в порядке, Мери? – подойдя к ней, спросил Ганс.
Она кивнула.
– Почему ты не обратилась ко мне за помощью после смерти Никлауса? – резко спросил он, прислонившись к фалам.
– Сама не знаю. Мне не хотелось ни с кем разговаривать, и уж совсем никакого желания не было терять время, заезжая в Остенде.
– Ты могла бы доверить мне Никлауса-младшего. Он ведь мой крестник.
Мери вздохнула:
– Ганс, я не знаю, что ответить. Просто действовала, не задумываясь.
– Интуитивно?
– Должно быть. Прости.
– Не оправдывайся, Мери Ольгерсен. С годами я сделался фаталистом. Если подруга Рекхема и впрямь Энн, значит, интуиция тебя не подвела.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Если бы не Никлаус-младший, ты, может быть, никогда не стала бы пираткой, никогда не очутилась бы в Карибском море и, может быть, не была бы сейчас здесь, совсем рядом с ней.
– Если бы не Никлаус-младший, я бы уступила Эмме и забрала Энн.
– Ты так думаешь?
Она кивнула.
– В таком случае, ты обманываешь сама себя.
– Почему?
– Потому что ты слишком сильно любила Никлауса для того, чтобы вступать в сделки с его убийцей.
– По-моему, тебе не помешает взглянуть, Мери, – прервал их Балетти, подойдя к ним с подзорной трубой в руке.
Бригантина Рекхема была теперь всего в нескольких кабельтовых и готовилась сменить курс, чтобы оказаться на траверзе «Сержанта Джеймса». Удивившись загадочной улыбке Балетти, Мери приникла к окуляру – и сердце у нее подпрыгнуло от радости.
Энн Бонни в пиратском наряде стояла на корме «Реванша», подставив лицо водяной пыли.
– Дочь ветра, – шепнул Балетти на ухо Мери, обнимая ее за талию.
– Моя дочь, – пробормотала Мери, увидев лицо молодой женщины и разглядывая его во всех подробностях, чтобы окончательно убедиться в том, что права.
Ганс взял подзорную трубу, которую Мери, стараясь унять сердцебиение, ему протянула.
– Интуиция, Мери, тебя не подвела, – объявил он. – Пусть меня повесят, если эта чертовка не Энн Ольгерсен.
* * *
– Ты? – изумился Рекхем, увидев Мери на сходнях, которые перебросили с борта «Сержанта Джеймса», чтобы она могла перейти. Вандерлук без разговоров подчинился ее решению.
– Я! – ответила Мери, с трудом взяв себя в руки ради того, чтобы с ним поговорить, но не в силах заглушить ликование, охватившее ее при виде Энн, вставшей рядом со своим капитаном.
– Я должен был об этом догадаться по вашему поведению!
Балетти шагнул вперед, и Рекхем усмехнулся:
– Стало быть, вас не повесили вместе с Вейном.
– Надо думать, нет, – ответил Балетти.
– И вы по-прежнему ищете себе судно, если судить по этому новому корыту. Похоже на то, что Мери Рид не перестает скатываться все ниже и ниже.
– Ты женщина? – вмешалась в разговор Энн.
– Я пиратка, – поправила ее Мери. – На самом деле я искала тебя, Рекхем.
– Чтобы отомстить мне за то, что я от тебя отказался?
– Чтобы наняться на твое судно.
– Лучше сдохнуть! – проскрежетал он, сплюнув на доски палубы.
– Это можно устроить, – холодно заявила Мери, вытаскивая пистолет.
Пистолет был заряжен. Рекхем побледнел. К тому же Балетти тоже выхватил оружие и теперь целился в Энн едва ли не в упор.
– Потаскуха! Значит, ты и впрямь хотела заполучить «Реванш»!
Мери улыбнулась. И в самом деле, была у нее такая мысль – вместе с дочерью забрать себе и судно, но она отказалась от этого намерения, заметив ее яростный и непримиримый взгляд. Энн любила Рекхема.
– Для этого было бы достаточно тебя пристрелить, – сказала Мери. – Однако мне этого не хочется. Когда в окрестностях рыщут псы Вудса Роджерса, надо хорошо выбирать борт. Твой мне подходит. В этих водах нет пирата лучше тебя.
Рекхем не ожидал от пиратки таких лестных слов. Он вытаращил глаза, и они совсем округлились, когда Мери, перехватив пистолет, протянула оружие вперед рукояткой.
– Прими нас на борт, – сказала она. – Ты об этом не пожалеешь.
Энн взяла пистолет у нее из рук, тогда и Балетти опустил оружие.
– Добро пожаловать на борт «Реванша», – решив все за любовника, с радостной улыбкой сказала девчонка. – Я – Энн Бонни.
Сердце Мери учащенно забилось.
– Мери Рид, – просто представилась она, открыто протягивая руку дочери.
Энн пожала ей руку, затем повернулась к Рекхему, раздосадованному тем, что подруга распорядилась вместо него.
– Только не пытайся меня обмануть, Рид, – буркнул он.
– Мое слово нерушимо, капитан.
Энн Бонни звонко рассмеялась, а у Мери душа затрепетала от радости: прямо перед ее глазами, на шее у Энн, сверкала, покачиваясь, словно дразня, изумрудная саламандра.
33
К тому времени как «Сержант Джеймс» скрылся из виду, следуя своим путем, Мери уже поняла, какое место Энн занимает на «Реванше».
Выяснилось, что в первые недели пребывания молодой женщины на борту Рекхему пришлось уговаривать свою команду, объяснять, что Энн высадят на Кубе, она останется там и будет воспитывать ребенка.
– Но у этой стервы оказались совершенно другие намерения, – объяснил Мери Харвуд с оттенком почтительности и нежности в голосе.
Она не могла уснуть, отправилась на палубу подышать морским воздухом и встретила там этого матроса. Никто из прежней команды Вейна не высказал никаких возражений против того, чтобы нанять Мери и маркиза: слишком хорошо они помнили отвагу этих двоих в бою. Сейчас Харвуду пришла охота пооткровенничать.
– Энн согласилась, чтобы ее отвезли на Сосновый остров, и была так мало настроена рожать, что осыпала Рекхема бранью – это ведь он ее обрюхатил. Рекхем намеревался сразу же сняться с якоря, но она так его околдовала, что мы простояли там месяц, – говорил матрос. – Дошло до того, что некоторые из наших сделались охотниками за буйволами, да так и остались на острове.
– А ты не захотел?
Харвуд пожал плечами:
– Для каждого своя дичь. Одним нравятся кабаны, другим – метиски… Если тебе понятно, что я имею в виду.
– Понятно. А ребенок?
– Малыш Джек? Крепкий и горластый, весь в отца. Рекхем от него без ума, равно как и его женушка. Он все откладывал наше отплытие со дня на день. Но нас-то не проведешь, мы прекрасно понимали, что девчонка водит его за нос. Но он – наш капитан, и мы достаточно хорошо его знаем, чтобы сообразить: в конце концов ему это надоест. Мы закоптили побольше мяса и рыбы, насушили фруктов, вылечили тех из наших, кого подтачивала цинга, наполнили водой бочки и купили маниоковой муки. Одним словом, наделали запасов, которых хватило бы на долгое плавание, – рассудив, что, когда выйдем в море, лучше нам не слишком часто оттуда возвращаться, чтобы она вконец не избаловала нашего капитана.
Харвуд потянулся, сделал затяжку, выпустив из трубки облачко дыма, и стал рассказывать дальше:
– Однажды утром в кубрик явился Рекхем. Приказал Фертерстону собрать команду и держать «Реванш» наготове, чтобы на следующую ночь мы могли сняться с якоря. Мы сразу смекнули, что он решил потихоньку сбежать от своей бабы. Незаметно погрузили на судно припасы и стали ждать на борту. Ты можешь мне не верить, Рид, но, когда Рекхем поднялся из лодки по веревочной лестнице на палубу, физиономию у него так и перекосило, да и у нас тоже.
– Почему?
Харвуд рассмеялся, припомнив, как это было:
– Да ведь Энн появилась одновременно с ним, только с левого борта! Взобралась по якорной цепи и раньше капитана оказалась на юте, одетая по-мужски и вооруженная. Когда она одновременно пальнула в воздух из обоих своих пистолетов, мы все призадумались, не черт ли перед нами выскочил!
Теперь расхохоталась и Мери. Она очень хорошо представила себе, каким стало лицо у Рекхема, когда он это увидел. Харвуд между тем продолжал:
– «Поглядите-ка на меня хорошенько, шайка мужланов! – выкрикнула девчонка. – И ты тоже, Рекхем! Предупреждаю: первому, кто еще надумает меня облапошить, я отрежу яйца и самого же заставлю их слопать! Что до тебя, капитан, только попробуй сделать мне еще одного карапуза, и я зажарю его на вертеле и подам тебе к столу! – прибавила она, сплюнув через фальшборт. – Не для того я бросила Бонни! Постарайся об этом не забывать!» Потом Энн шагнула через проход, раскинула руки и спрыгнула к нам, а мы так и стояли, обалдевшие до того, что не могли пошевелиться. Она перекувырнулась, вскочила на ноги, протянула Рекхему пистолеты, покраснев от злости, как поротая задница, и заявила: «Если хочешь, накажи, но если высадишь на берег, больше не увидишь меня никогда!»
– И Рекхем сдался…
– Он влепил ей пощечину и на два дня заковал в цепи. На третий день она появилась, злобно на нас поглядела, выдула пинту тростниковой водки и проворчала, что первому, кому взбредет в голову ее лапать, нечем станет дрочить. Во время абордажа она такая же бешеная, как ты, разве что опыта у нее поменьше. Эта девчонка – настоящий черт. И лучший товарищ, о каком только можно мечтать, – зевнув, заключил Харвуд.
Через минуту он уже спал, убаюканный мерным движением корабля и выпитым ромом.
Мери Рид долго сидела под усыпанным звездами небом, покуривала трубку, посмеивалась над темпераментом Энн, в котором узнавала свой собственный, и в душе радовалась тому, что они наконец-то рядом, изумлялась, как чудесно на этот раз случай все устроил – словно хотел примирить ее с прошлым. Однако чтобы вновь обрести дочь, чтобы открыть ей правду, надо для начала ее приручить. Это займет немало времени, но Энн в конце концов полюбит Мери.
