Текст книги "Леди-пират"

Автор книги: Мирей Кальмель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 51 страниц)

– Ну что вы, стоит ли так убиваться, – принялась утешать женщину Мери, – ведь мой наряд кого хочешь с толку собьет! Ничего страшного, уверяю, ничего страшного!

– И впрямь, мадам… – неопределенно ответила служанка, не решаясь и дальше рассказывать, насколько ей показался неуместным и совершенно возмутительным этот наряд. А собственно, зачем было продолжать, если гостья улыбалась ей с таким искренним дружелюбием?

– Как тебя зовут?

– Перрина, мадам. – Служанка открыла внутренние ставни, и вечернее солнце сразу же залило светом спальню Мери. – Помыться вы сможете вот тут, мадам, – добавила она, указывая на маленькую смежную комнатку, где ожидала, пока ее наполнят горячей водой, большая лохань, а рядом размещался туалетный столик, весь уставленный мазями, притираниями, редкостными маслами, пудреницами, гребнями и щетками для волос…

– Схожу-ка я за водой для вас, мадам. Корнель уже вытащил, сколько надо, из колодца, а может, уже и подогрел.

– Благодарю вас, Перрина! Это будет весьма любезно с вашей стороны, Перрина!

Служанка ничего не ответила и вышла. «Ужасно странную особу привел нынче хозяин, – думала она, – решительно, странную!» До сих пор ни одной из его дам не приходило в голову сказать ей спасибо!

Оставшись одна, Мери открыла сундук, о котором говорил Корнель. Она сгорала от любопытства – что же такое предлагалось ей на себя надеть? Там оказалось множество тщательно накрахмаленных и аккуратно сложенных платьев, одно роскошнее другого на вид, но все как одно – в вышивках (да не простыми нитками, а золотом или серебром!), в рюшечках, оборочках, воланчиках, галунах, бантах и просто лентах… Ух ты! В общем, точно такие, какие носят Эмма и ее светские подружки!

Мери стала раскладывать платья по кровати, чтобы получше оценить каждое.

– Они вам не нравятся? – забеспокоилась вернувшаяся с двумя ведрами, из которых валил пар, служанка, заметив, очевидно, на лице Мери озадаченность.

Ну и как сказать этой милой тетке, что просто она куда лучше себя чувствует в мужском обличье? Придется выворачиваться.

– Боюсь, они не подойдут мне по размеру, – соврала Мери.

– Ой, да не волнуйтесь ни о чем, я мигом все перешью как надо, привыкла уже к такой работе! – воскликнула Перрина, густо покраснела от неловкости вырвавшегося признания и сразу же нырнула в туалетную, чтобы вылить воду в лохань.

Еще бы ей не краснеть: вон ведь как ударила по самолюбию новой мадам! «За кого этот Форбен меня принимает?! – мысленно возмутилась Мери. – Значит, эти платья – скорее всего, они из вещей пассажиров взятого на абордаж корабля – служили уже многим женщинам?! И все для того, чтобы капитану было приятно?! Нет уж, у нее нет ни малейшего желания походить ни на одну из них!»

Корнель, в свой черед, поднялся по лестнице, зашел в комнату, оглядел, не скрывая в глазах насмешки, наряды и молча отправился пополнять «ванну». Перрина, как раз намеревавшаяся спуститься за новой порцией воды, едва с ним не столкнулась. Стоило ей выйти, Мери побежала к Корнелю.

– Окажите мне услугу, Корнель: вот вам деньги на покупку одежды почище моей. Принесите скорее, чтобы я могла переодеться, когда помоюсь. Да! Одежда должна быть мужская.

– Хм… Боюсь, Форбен этого не поймет…

– Плевать я на это хотела! – улыбнулась девушка. – У каждого свои странности!

Моряк сразу понял, что она намекает на причудливый вкус его капитана в этой области, и не стал уговаривать. Когда вернулась Перрина, его уже не было.

Служанка вылила в лохань последние ведра, теперь все было готово для купания «мадам». Мери поблагодарила Перрину, задернула штору, отделявшую туалетную комнату от спальни, быстро скинула с себя все и с наслаждением погрузилась в воду. На предложение Перрины потереть спину ответила отказом: слава богу, она еще сама в состоянии это сделать.

Форбен был прав. Было бы обидно не подчиниться некоторым его распоряжениям. Она пообещала себе непременно припомнить это, когда он явится домой.

10

Когда вода остыла, Мери вылезла из лохани безо всякого сожаления. Отдохнув, тело и душа обрели куда больший покой, и она, встав перед большим зеркалом-псише, принялась энергично вытираться. Теперь она превратилась в настоящую женщину – пусть даже груди остались такими же маленькими, она превратилась в красивую женщину! Достаточно красивую, как говорила ей Эмма, чтобы весь мир оказался у ее ног. И теперь она готова к этому. Начнем! Мери раздвинула занавески и вышла в комнату.

Вместо отвергнутых ею платьев на кровати были разложены два одеяния, куда больше ей подходящих: одно – мужское, сшитое на французский лад и вполне способное заменить ее испачканный костюм, а второе оказалось хлопчатобумажным платьем строгого покроя и больше напоминало одежду Перрины, чем наряды любовниц Форбена. Надо же, как здорово понял Корнель, что ее смущало!

Мери с семи лет не носила женской одежды, и ей из чистого любопытства захотелось сначала примерить то, что выглядело, на ее вкус, более чем странно. Надев платье, она убедилась, что нижняя юбка подчеркивает изящную округлость бедер, а корсет с китовым усом приподнимает грудь, которая благодаря этому куда лучше смотрится в изящно – лодочкой – вырезанном декольте. Вернувшись в туалетную, Мери выбрала щетку и тщательно расчесала волосы, легшие ей на плечи водопадом золотистых кудрей. Она и не знала, что у нее столько волос и они такие пышные, так вьются, просто не налюбуешься – обычно-то ей приходилось стягивать свои локоны кожаной ленточкой.

Из зеркала на нее глядела незнакомка. Тот самый двойник, существование которого она столько лет отрицала.

– Вы великолепны, мадам!

Если ей прежде не хватало румян, чтобы щеки порозовели, то теперь они оказались не нужны: достаточно было услышать голос хозяина дома, неожиданно выросшего на пороге, и Мери зарделась, как утренняя заря. Как это ему удалось войти совершенно неслышно?!

– Я… я… – лепетала она, чувствуя себя идиоткой оттого, что ее застали врасплох, и не в силах сдержать волнения от самого его присутствия, от вида его распахнутой чуть ли не до пупка белой сорочки.

А главное – от дьявольских огоньков в его глазах, от его взгляда, мгновенно ею овладевшего.

Один шаг – и Форбен стоит перед ней, один жест – и слабости как не бывало, один поцелуй – и фразу уже не понадобилось заканчивать…

Мери казалось, что он берет ее на абордаж, и слава богу – иначе она бы погибла, погибла в этих разбушевавшихся волнах. Она сдалась без боя: вот голые плечи – целуй сколько захочешь, вот… да, да, да, конечно же долой корсет, в нем так душно, даже в бандаже былых времен я так не задыхалась…

Инстинкт помог ей обнаружить в себе склонность к поединку, который Эмма так любила длить до бесконечности, и Мери отпустила пальцы на прогулку по мужскому телу… Ах, эта иссушенная ветрами кожа, ах, эти чужие… нет, оказывается, родные шрамы, следы иных сражений, ах, это жаркое дыхание, под которым настолько тоньше чувствуешь всю прелесть нового приключения!.. Сколько открытий оно сулит…

Платье упало к ее ногам, губы Форбена исследовали женское тело, послушно выгнувшееся, чтобы ему легче было принять этот дар. А он, когда наслаждение уже готово было захлестнуть, затопить ее, вдруг выпрямился и, не доводя ласки до победного финала, оставил Мери.

Он вышел! Вышел, не сказав ни слова. Бросил ее. Она еле сдерживала слезы. Дверь за Форбеном захлопнулась, шаги затихли на лестнице. Несколько минут спустя, уже одетая и все еще не понимающая, что же все происшедшее должно было означать, Мери стала подумывать, а не во сне ли ей привиделись его ласки…

Она пару раз глубоко вдохнула, прошлась по комнате, чтобы вернуть себе спокойствие, вытерла о ткань юбки взмокшие ладони и спустилась с улыбкой на лице. Конечно же ничего не произошло, не было ничего – вот вам!

Стол был накрыт белой скатертью, приборы расставлены. Пламя свечей в канделябрах казалось нежным и таинственным. Ставни были снова затворены, а запахи, доносившиеся из кухни, свидетельствовали о том, что Перрина трудилась вовсю, в то время как Мери бездельничала. Небрежно откинувшись на спинку придвинутого к камину кресла и выпуская из трубки облачка серо-голубого дыма, Форбен ожидал ее. Явно с нетерпением – иначе почему спросил прямо с ходу, едва она показалась:

– А есть ли у вас имя, мадам де Мортфонтен? – и улыбнулся.

А Мери, мгновенно позабыв все существующие в языке слова, силилась зачерпнуть истинной, непритворной уверенности в самых глубинно обоснованных аргументах, какие только могла в себе найти.

– Эмма, – наконец сказала она.

– Вы приводите меня в замешательство, Эмма. В сильное замешательство. Очень сильное, – реплика просочилась между двумя очередными облачками.

– И вы меня – в не меньшее, капитан. – Мери приблизилась к огню и протянула к нему заледеневшие руки. Она старалась не смотреть в сторону Форбена, чтобы сохранить хоть какой-то контроль над переполнявшими ее чувствами.

– Зачем было писать эту эпистолу, если вы все равно намеревались сами прибыть во Францию и доложить обо всем министру при личной встрече? – резко спросил капитан.

– Из осторожности. Элементарная предусмотрительность, капитан. Если бы на моем пути возникло препятствие, я нашла бы способ отправить донесение.

– Если бы вас перехватили, у вас не было бы ни времени, ни возможности это сделать!

– Я достаточно хитра и ловка, чтобы не позволить застать себя врасплох! – не уступала Мери, дерзко глядя ему в глаза.

Допрос раздражал ее. Ей вовсе не хотелось лгать Форбену, но все-таки присвоенное ею чужое имя дарило право на уважение, какого Мери Рид пока еще не заслужила.

– Но я же смог расставить вам сети! – расхохотался Форбен.

– Только ведь еще не поймали! Я пока что не в ваших руках! – Мери негодовала.

– Ох, не играйте словами, Эмма. Это всего лишь вопрос времени, и вам это известно не хуже, чем мне. Я не люблю оставаться в неведении, а что-то, какая-то подробность от меня постоянно ускользает. Не похоже ваше поведение на шпионское, да и привычки не похожи!..

Мери не без цинизма улыбнулась и снова пошла на провокацию:

– Выставляете себя всезнайкой, господин Форбен? А не слишком ли много в вас гордыни?

Он снова расхохотался, совершенно ее обезоружив. Мери, сдерживая нестерпимое желание то ли дать ему пощечину, то ли кинуться ему в объятия, с деланной непринужденностью опустилась в кресло и положила руки на подлокотники. В эту минуту она уже совсем не понимала, чего ей на самом деле хочется. Он сбивал ее с толку – своим обаянием, своими колкостями, своей чувственностью… Господи, да зачем искать оправданий собственной слабости!.. Она ведь точно знает, что этот человек займет в ее жизни такое же важное место, как Эмма. Форбен многому способен ее обучить. А Мери жаждала знаний, ей хотелось понимать как можно больше, понимать всё – как без этого взобраться на вершину?

Ну, разве что выйдя замуж за богатого аристократа… Так сделала Эмма.

Не имея представления о том, какими расчетами полна хорошенькая головка собеседницы, капитан успокоился и стал извиняться:

– Простите меня, Эмма. Я неуч и грубиян. И единственное оправдание заключается в том, что множество проглоченных на жизненном пути горьких пилюль отравили благородную кровь, которая от рождения текла в моих жилах, влили в нее яд буйства и сарказма… Я знал немало лишений, немало падений и тем, чего достиг сейчас, обязан только собственной решительности и верному чутью. А если судить по тому, как ловко вы меняете одежду и как свободно держитесь в любой… Кто бы не подумал, что вы, дружок мой дорогой, такое же деятельное, решительное, свободолюбивое и… распутное создание, как я сам?

– Я вам не позволяла… – начала она только для проформы, потому что он бесконечно нравился ей, и потому что был во всем прав, и потому что это его признание манило легкостью исповеди и с ее стороны.

– Ну так что же, Эмма? – продолжал он настаивать, поигрывая угасшей трубкой. – Я же не идиот. Да, конечно, шпионы и шпионки часто бывают интриганами, беспринципными людьми, которых великие мира сего ставят на то место, где их способности могут лучше всего пригодиться. Но вы, голубушка, владеете, кроме того, еще и незаурядным умением демонстрировать искреннее простодушие, этакую берущую за сердце невинность, – я сам убедился, здесь, в своем доме.

Как тут не почувствовать себя польщенной… Она не была на самом деле ни такой, какой казалась на первый взгляд, ни такой, какой ее видел Форбен. Что ж, значит, она проявила достаточную ловкость, чтобы убаюкать его подозрения, и умеет играть различные роли не хуже любой, даже самой лучшей актрисы… На этот раз Мери послала Форбену вполне искреннюю улыбку.

– В добрый час! – поощрительно сказал Форбен.

– Хотите поговорить на равных?

Вместо ответа он встал, положил трубку на столик и протянул руку, на которой мерцало рубиновое кольцо.

– Пойдемте к столу…

Мери еще не успела опереться на предложенную руку, а уже почувствовала, как крепко он прижимает ее себе, замкнув объятие на спине пленницы, чтобы сломить ее сопротивление. А губы его принялись легонько щекотать ее шею, и это вызывало в ней настолько сильное волнение, что контролировать себя становилось все труднее.

– Вы никогда не станете мне равной, мадам, уж слишком вы меня хотите! – хвастливо заявил Форбен.

Нет, он точно заслуживал пощечины! Но Мери удовлетворилась тем, что попросту его одернула:

– А как же притворство? Составляя опись арсенала шпионок, вы забыли об этом оружии!

– Пульс выдал вас!

– И вас не меньше! Так что, видите, мы уже на равных.

– Еще не рассветет, а вы уже отблагодарите меня за науку! – заверил он, пытаясь дотянуться до ее трепещущей груди.

Она выскользнула, использовав одну из тех уверток, которым обучил ее у леди Рид фехтовальщик. Форбен так и остался стоять с открытым ртом, не понимая, каким образом ей удалось вырваться.

– Эй, какого черта… – воскликнул он наконец, но Мери, гордо подняв голову и выставив грудь, одарила его сверкающим взглядом:

– Мне кажется, сударь, что вопреки всем вашим ожиданиям и у меня найдется чему вас обучить… И немало чему! Так что? Пошли к столу? Для начала… – добавила она и действительно направилась к столу.

Форбен поклонился, отодвинул стул так, чтобы ей удобнее было сесть, и, пока по зову его колокольчика Перрина собирала поднос, чтобы угостить их дымящейся гороховой похлебкой с салом, счел своим долгом предложить гостье передышку в словесных поединках.

– В мои намерения отнюдь не входило ни помешать вам, Эмма, ни тем более повредить, – заявил он, когда дверь за служанкой захлопнулась и Мери принялась с удовольствием поглощать вкусный супчик. – Я уже говорил, что от природы подозрителен и что нередко высказываюсь тогда, когда лучше промолчать. Вы заинтриговали меня, и мои вопросы служили только тому, чтобы побольше о вас узнать… Мне бы хотелось, чтобы вы перестали обижаться на них, – добавил Форбен после небольшой паузы.

– Ладно, – миролюбиво согласилась Мери. – Я вдова судовладельца Мортфонтена и, по крайней мере, до сегодняшнего дня была шпионкой.

Снова явилась Перрина и принялась менять опустевшие тарелки на полные следующей порцией яств. В комнате воцарилась тишина. Но Мери все-таки казалось, что капитан еле сдерживается: лицо его выдавало некоторую досаду. И действительно, стоило им остаться наедине, как он произнес холоднее некуда:

– Я хотел узнать о вас, познакомиться с вами, сударыня, а не с той маской, которую вы присвоили.

Мери не дрогнув выдержала удар.

– Кто же вам сказал, что я не та, за кого себя выдаю, господин Форбен? – поинтересовалась она, поднося к губам кусочек пулярки.

– Единственный факт. Я знаком с Эммой де Мортфонтен.

– Понятно, – не извинившись, а переходя в новую атаку, улыбнулась Мери. – Но ведь, между прочим, не я присвоила некую маску, а вы сами навязали ее мне, разве не так? Кто, позвольте спросить, назвал это имя первым? Кто наотрез отказывался верить правде, которую я говорила с самого начала? Ну так что же, по-вашему, мне оставалось делать, как не соглашаться, если я не хотела, чтобы меня проткнули шпагой? – Она смотрела ему прямо в глаза. – И скажите на милость, если вы все знали, то зачем стали играть со мной в эти игры?

– Только из-за характера послания, что было у вас при себе. Раз вы женщина, решил я, то никак не могли быть личным секретарем Эммы, на чем вы настаивали. Эмма пишет моему министру, господину де Поншартрену, что знает: ее выследили и разоблачили, а потому опасается за свою жизнь. Так что вы вполне могли оказаться ее убийцей, получив задание от короля Вильгельма.

– Что?! Вы думаете, это он нанял меня шпионить?

– И впрямь так думал, – признался Форбен. – Отсюда и эта моя маленькая военная хитрость. Но настоящая шпионка не попалась бы в столь явную ловушку. Вот мне и захотелось понять, кто же скрывается под маской и под лакейской ливреей. Потому что я убежден, мадам, вы обманули Эмму де Мортфонтен, она и не догадывается, кто вы на самом деле. Я и сам бы обманулся, не устрой Корнель этого обыска.

– Я должна воспринять ваши слова как комплимент?

– Если откроете мне наконец истину!

Мери кивком согласилась и, решив, что знакомому Эммы можно доверять, рассказала Форбену все: начиная с отрочества, проведенного в доме леди Рид и нежной любви Сесили к своему «ангелу», до своей последней встречи с Тобиасом и ее последствий. Когда исповедь заканчивалась, они уже приступили к десерту, и Форбен мысленно поздравил себя с тем, что интуиция его и на этот раз не подвела: Мери Рид, кажется, и впрямь совершенно не похожа на других женщин, которых он встречал в жизни. Заинтригованный, он поклялся себе всесторонне проверить догадку.

Пока Перрина неспешно убирала со стола, наслаждаясь щедро рассыпаемыми Мери комплиментами по поводу ее стряпни, Форбен встал, отодвинул стул, чтобы гостье тоже было удобнее встать, не скрывая горящего желанием взгляда, взял ее за руку и потянул к лестнице:

– Пошли!

Дверь спальни едва успела захлопнуться, – а он, задыхаясь, уже сжимал ее в объятиях, и, надо признать, страсти в них было куда больше, чем любопытства.

– Спасибо за доверие! – шептал он Мери прямо в ухо, и от запаха ее кожи земля начинала уплывать у него из-под ног.

– Мне нужно признаться вам еще кое в чем, – прошептала в ответ Мери.

– В чем же? – Губы его скользили по ее шее, от основания до затылка, а руками он поднимал, будто хотел взвесить в ладонях, ее волосы – нет, пресытиться ею невозможно, невозможно!

– В том, что нынче ночью… мне предстоит… – И Мери решительно выдохнула: – В том, что вы у меня первый!

Форбен выпустил ее, отступил на шаг, впился взглядом в ее темные глаза – лжет или нет? – потом, видимо, решив и на этот раз поверить, с привычной гордостью и явным вероломством овладел этой странной добычей.

На рассвете завоеванная пленница призналась, что не могла бы и надеяться заполучить когда-нибудь лучшего наставника в этой области. А он ответил – с видом превосходства, который так ее в нем раздражал:

– Знаю!

И – заснул, похожий во сне на избалованного ребенка.

* * *

В следующие дни обучение продолжалось, и Мери узнала столько нового, сколько никогда и не надеялась узнать.

С утра до вечера, надев морскую форму, она вместе с Форбеном, Корнелем и матросами экипажа участвовала в ремонте «Жемчужины». Любое судно – это сплошные аварии и поломки, когда серьезные, когда не очень. Ведь в любом плавании с кораблем случается множество неприятностей: если не битва, то встреча с каким-нибудь бревном или обломком другого корабля, свободно перемещающимся по волнам в открытом море, может серьезно повредить корпус или сломать руль, и что уж тут говорить о водорослях, которые за несколько недель похода успевают облепить днище… Потому, стоит причалить в родном порту, команда начинает все чистить, драить, полировать, затем наступает черед парусов – их чинят, перешивают, одновременно укрепляют мачты – в общем, работа кипит и дел хватает для всех. Но многие при этом пользуются стоянкой, чтобы навестить семьи, оставив специалистам-судостроителям ремонт территории, на которой они проводят большую часть года.

Форбен оформил для Мери пропуск в военный порт, ему очень нравилось, что подруга так интересуется делом его жизни и его чисто мужскими занятиями.

А Мери отнюдь не притворялась: девушку и впрямь чаровала новая для нее вселенная, в которой обитали ее возлюбленный и все моряки. Наверное, еще и потому, что Сесили так любила людей из этого мира. А может быть, потому, что пыталась разобраться, почему же эти люди предпочитают земным радостям пучину – капризную любовницу, постоянно требующую, чтобы ее укрощали и покоряли…

Целый день они с Форбеном друг друга не видели. Он изобрел для Мери должность летописца: чтобы она могла беспрепятственно проходить туда, куда хочет, и тогда, когда хочет; чтобы могла расспрашивать, обучаться всему, чему ей захочется научиться. А Мери не уставала любоваться бесчисленными шеренгами пушек, металл которых успел позеленеть, а жерла, словно печные трубы, изрядно закоптиться – их теперь, стремясь избавиться от остатков пороха, прочищали здоровенным ершиком (хотя ершиком-то его не назовешь, впрочем, у него есть свое название… а! банник!)… Она затверживала наизусть названия орудий: французская пушка, кулеврина, бастарда, средняя, фокон… да, и вот еще – фальконет, он малого калибра… И с удивлением узнавала, что пушечный порох представляет собою смесь селитры, серы и древесного угля, что его при подготовке к отплытию засыпают не только в специальные бочонки, но и в зарядные картузы, в каждом из которых содержится ровно столько пороха, сколько нужно для одного выстрела. Рассматривала внушающие почтение горки тяжелых шарообразных ядер и разрывной картечи, пополнявшиеся из резервов арсенала, где в отдельном здании формовали или отливали артиллерийские снаряды. Расставляла в голове по полочкам особые слова, какие слышала на корабле: запал… или вот – калибр: его определяют в соответствии с диаметром канала и диаметром ядра… а еще – констапельская, или пороховой погреб, там главный канонир хранит все, что ему в любой момент может понадобиться… Мери знала теперь, где найти компас… нет, лучше сказать – картушку, – и посмотреть на изображение розы ветров: с ним на корабле сверялись вроде как со справочником… Но главное: она выучила все типы парусников – корвет, галиот, фрегат…

Здесь, на «Жемчужине», не оказалось ни единой мелочи, не способной заинтересовать Мери. Правда, понять, почему ее интерес к морскому делу постоянно растет, она не могла, но, с другой стороны, какая разница – растет, и хорошо! Тем более что Форбен, которого с каждым днем все больше поражали старания подруги запомнить все сугубо специальные термины, был в восторге от того, что встретил, наконец, женщину – даму! – готовую делить с ним не только постель…

11

Тобиасу не составило никакого труда узнать название корабля, на котором отправился в плавание его племянник: судно оказалось одним из его собственных, проданных им ради выгоды. Порывшись в своих книгах, он отыскал имя нового владельца и отправился к тому с визитом.

– Увы, дорогой мой… – сказал Тобиасу огорченный невозможностью помочь судовладелец. – Увы, я ничего не знаю об этом корабле – так же, как и мои клиенты во Франции. Тамошние корсары очень сильно мешают торговле, и вот уже два месяца топят мои суда. А ведь я, заметьте, специально нанимаю людей и хорошо плачу им за охрану моих грузов, я иду даже на то, что уменьшаю загрузку кораблей, ради того чтоб они могли взять на борт побольше оружия, к тому же некоторые мои знакомые во Франции постоянно снабжают меня информацией о морских сражениях – имея такие сведения, проще организовать караваны судов… Но ничего не помогает! – добавил он, устало проведя рукой по жирным волосам.

Хозяин корабля, толстобрюхий и похотливый на вид, восседал за письменным столом и был похож на римского патриция времен упадка Империи. Сравнение, пришедшее в голову Тобиаса Рида, было неотвязным, и к досаде, вызванной неприятной новостью, прибавилось омерзение. До тошноты. А судовладелец как ни в чем не бывало продолжал:

– Французские корсары – повсюду! Какой ни наметишь курс, тут же найдется кто-то, чтобы встать на пути. Боюсь, что скоро буду вынужден закрыть дело… Но, дорогой мой, я тут жалуюсь, а между тем даже не поинтересовался целью вашего визита… – опомнился он и вопросительно посмотрел на гостя.

– Причина одна-единственная, – солгал, не моргнув, Тобиас. – Откровенно говоря, мне хотелось убедиться, удовлетворены ли вы моими кораблями. Более никаких целей у меня не было, и то, что вы рассказали, очень, очень меня огорчает. Хотя, признаюсь, ваша беда дает мне случай предложить одно дельце. Могу уступить вам несколько маленьких корветов, способных творить чудеса при защите караванов. Объединившись с другими купцами, вы точно получите прибыль, вооружая их.

Судовладелец немного подумал и ответил своим гнусавым голосом:

– Ей-богу, это могло бы оказаться выгодно…

– Подумайте, подумайте, дорогой мой! Я уверен, что вы найдете правильное решение. Да, вот еще что! Просто из любопытства. А вы знаете имя корсара, который так настойчиво встает у вас на пути?

– Клод де Форбен! – без всяких сомнений воскликнул хозяин. – Этот тип постоянно разбойничает на территории, отданной ему под надзор.

Эмма де Мортфонтен слушала рассказ об этой встрече, удобно расположившись в любимом кресле, но душа ее металась между страхом и надеждой: ей невыносима была мысль о том, что можно потерять Мери, нежно любимую Мери. Тобиас Рид, приглашенный ею к ужину, пришел пораньше, чтобы отчитаться о неприятном открытии. Если у него и не было столь веских, как у Эммы, причин для огорчения, опечалить оно его все-таки опечалило.

– Нам следует рассмотреть две гипотезы, – продолжал он, изящным движением скрестив длинные ноги и выпуская из трубки – точь-в-точь так, как это только что сделала хозяйка дома – голубоватое облачко дыма. – Либо мой племянник убит, либо его вместе с другими моряками взяли в плен корсары Форбена. Но в любом случае надо признать: нефритовый «глаз» стал частью добычи этих разбойников.

– Вы забываете, дорогой, что ключ к сокровищам не представляет никакого интереса для других, только для нас. Продать его нельзя – разве что за бесценок. И вполне возможно, что его оставили там, где он был, и попросту выбросили в море… вместе с вашим племянником.

– Точно, – еще больше нахмурился Тобиас. – Ужасно, что мы никак не можем проверить это.

Эмма де Мортфонтен подарила гостю обезоруживающую улыбку.

– И опять вы ошибаетесь! Я успела достаточно хорошо узнать вашего племянника и верю в его удивительную способность приспосабливаться к любым обстоятельствам ради того, чтобы выжить. И что до меня, то я совершенно уверена: Оливер сумел убедить капитана Форбена взять его на свой корабль.

– Возможно, – согласился Тобиас, но головой покачал недоверчиво.

– А еще случилось так, что Клод де Форбен – друг детства моего покойного мужа, и потому мне встретиться с ним легче легкого!

Вот теперь и Тобиас Рид тоже расцвел улыбкой:

– Эмма, Эмма! Вы поистине неисчерпаемый кладезь приятных сюрпризов!

– Их даже больше, чем вы способны вообразить, дорогой мой! – снова улыбнулась она, сочтя, что самое время приступить к осуществлению своего плана. – Тем не менее в обмен на услугу вам тоже придется кое-что для меня сделать.

– И что же именно? – скривился Тобиас Рид.

– Вы знаете, в чем меня обвиняют по навету полковника Титуса. А я желаю, чтобы король снова мне поверил, хочу вернуть себе честь и достоинство.

– Думаю, я могу стать гарантом вашей надежности, Вильгельм Оранский достаточно меня уважает и примет во внимание мою рекомендацию.

Это-то она хорошо знала! Ведь теперь главным клиентом Тобиаса Рида был английский флот! Но это все-таки была не та поддержка, на какую она рассчитывала.

– Полно, дорогой мой, – Эмма похлопала длинными ресницами, – полно, мы же знаем, что этого мало, чтобы прекратить сплетни!

– Но что же вы предлагаете?

– До сих пор наш союз приносил нам сплошные выгоды и преимущества, не так ли? Ну так не хотите ли вы пойти дальше? Давайте объединим наши дела, наши желания и наши амбиции. Женитесь на мне!

– А что я от этого выиграю? – пожал плечами Тобиас, который вообще-то и сам уже с некоторых пор об этом подумывал.

– Уверенность в том, что я не постараюсь обойти вас в погоне за пресловутыми сокровищами. А ведь я вполне могла бы это сделать, – прибавила она. – Ну, конечно, если вы рассказали мне всё…

Тобиас беззаботно расхохотался. Уж кого-кого, но не Эмму де Мортфонтен он мог бы – да и захотел бы? – обвести вокруг пальца. Эта женщина не только ослепительно красива, она еще и дьявольски умна, и решимости у нее, пожалуй, не намного меньше, чем у него самого. Рядом с ней он и не почувствует, что лишился свободы.

– Что ж, давайте поженимся, мадам, и тогда я вам открою все, что только способен открыть… – ничуть не лукавя, сказал он.

* * *

Между тем в Бресте, не желая, чтобы по городу пошли слухи, Форбен счел более разумным поручить заботу о Мери Корнелю. Матушка последнего встретила подопечного с искренней теплотой: Мери была ей представлена как недавно завербованный на «Жемчужину» матрос. О большем никто девушку и не расспрашивал, и Корнель рассчитывался с матерью за жилье и стол для Мери небольшими суммами, выданными ему Форбеном с этой целью.

Поскольку Мери то и дело удивлялась, как это простого матроса и капитана корабля может связывать – с первого же взгляда видно! – такая крепкая дружба, Корнель признался ей, в конце концов, что их с капитаном связывает принятый в море странный обычай.

– Однажды во время морского боя я сумел, не славы ради, а потому что иначе не мог, спасти Форбена от смертельного удара, который ему угрожал. Моя рука осталась там, на палубе. Я мог бы тогда покончить со службой на флоте и жить себе поживать на пенсию, какая полагается за потерю руки, но одна только мысль о том, что придется всю оставшуюся жизнь провести на суше, так меня угнетала, что Форбен, в благодарность за спасение, взял меня под свое покровительство и спросил, есть ли на борту такая работа, которую мне под силу выполнять. И я стал помощником судового врача – только на первое время, потому как я все-таки не из тех, кто довольствуется подобием деятельности. Конечно, ухаживать за ранеными товарищами – дело благородное, кто спорит, но я уже не дрожал от волнения рядом с ними. Ну и стал тренировать, мучить свое тело, чтобы забыть об увечье и чтобы доказать моему капитану, что моя единственная рука вполне способна драться на саблях и стрелять из пистолета…