Текст книги "Леди-пират"
Автор книги: Мирей Кальмель
сообщить о нарушении
Текущая страница: 48 (всего у книги 51 страниц)
Балетти согласился с ней несколько дней спустя, когда, нагнав наконец добычу, уготованную им судьбой, «Реванш» запустил когти в чужой борт, заранее хмелея при мысли о резне. Энн разбойничала бок о бок с Мери. Они безжалостно набросились на этих закаленных в боях мужчин, им не терпелось услышать звон металла о металл, их силы удесятерялись от запаха опасности, они с равной грацией приближались к смерти. И последние сомнения маркиза отпали. Эти две женщины бесспорно были одной крови. Той, которую они проливали.
Вот уже два месяца «Реванш» был в море. Рекхем решил идти на Кубу. Добыча в последнее время была жалкой, им попалось лишь несколько рыбацких лодок. Жара между тем навалилась нестерпимая, запасы провизии и воды подошли к концу. Если ветер утихнет, голод и жажда, эти два коварных врага, начнут истреблять команду. Решение было разумным, и все его поддержали, к величайшей радости Балетти, который хотел повидаться с Гансом и призвать его набраться терпения.
Близость Энн и Мери изо дня в день росла, хотя внешне и неприметно. Балетти сознательно держался в стороне, зная, как трудно создать эту драгоценную связь. Мери не хотела торопить события, и он тоже не спешил, тем более что все больше входил во вкус разбойничьей жизни, в которой ему не было надобности скрывать свои шрамы.
За четыре дня ни один парус даже не промелькнул. Океан расстилался гладкий, словно зеркало, целыми днями пылала изнурительная жара. Судно держалось курса, но шло очень медленно, продвинуться каждый раз удавалось совсем ненамного: внезапно налетавшие порывы ветра едва успевали надуть паруса, которые тут же бессильно и обвисали.
– Распроклятая погодка! – проворчала стоявшая рядом с Мери Энн, жуя табак, чтобы смягчить пересохшую глотку.
Сидя на бортовом ящике для хранения коек, обвив ногами штаг, Мери глаз не сводила со своей покачивающейся на волнах удочки, надеясь, как и все прочие, что удачная рыбалка сделает разнообразнее их меню. От черепахи, подстреленной Рекхемом на последней стоянке, к этому времени не осталось почти ничего, кроме панциря.
– Расскажи мне о себе, – внезапно попросила Энн, которой, должно быть, наскучило молчание Мери.
Дочь все чаще искала теперь ее общества. И все же просьба застал Мери врасплох. Ей столько всего надо было рассказать! А она пока не чувствовала себя готовой к этому: слишком сильно уже любила девочку, чтобы не бояться потерять ее из-за преждевременно сделанных признаний.
– Ты всегда была моряком? – не отставала Энн, нисколько не смущенная ее молчанием.
– Да, – почти не солгав, ответила Мери. – А ты сама, Энн, почему не осталась на берегу растить Малыша Джека?
– Я всегда любила море, сколько себя помню. Это было прямо как наваждение какое-то.
– То есть? – переспросила Мери, ухватившись за внезапно подвернувшуюся возможность.
Энн пристально смотрела на горизонт, наморщив лоб.
– Запах пороха и крови. С самого детства он преследовал меня в кошмарах. Отец сказал, что, когда я была совсем маленькой, на нас напали разбойники и что это произвело на меня очень сильное впечатление.
– А кто твой отец? – захотелось уточнить Мери, как будто ей требовалось подтверждение.
– Плантатор из Южной Каролины. Уильям Кормак.
Энн вздохнула. Мери безмятежно улыбалась. Теперь надо будет выяснить, что осталось в памяти Энн от Бреды, поскольку ее саму дочка не вспомнила – что черты лица, что голос оставались для нее чужими.
– Странно, – продолжала Энн, следуя за ходом собственных мыслей. – С тех пор как я живу с Рекхемом, что-то во мне начинает бесноваться перед началом абордажей. Нечто такое, что только их неистовство и может успокоить. Может быть, потому я его и ненавижу.
– Кого?
– Кормака.
Снова воцарилось молчание. Лицо Энн стало напряженным, замкнулось на мучительном воспоминании.
– Нельзя без причины ненавидеть своего отца…
– У меня есть на то причина, Рид. Самая серьезная, какая только может быть, поверь. Да. Самая серьезная, какая может быть.
Энн сжала челюсти, и больше Мери ничего не смогла из нее вытянуть, хотя и бесилась при мысли о том, что Кормак не все рассказал ей.
Назавтра с востока ударила гроза, и все бросились в трюм – выкатывать оттуда пустые бочки. Когда хлынул ливень, Энн первой выскочила на палубу и заплясала, кружась на месте, хохоча во все горло, подставляя тело спасительному дождю.
* * *
Мери угадывала, какое нетерпение охватило Энн, по одному тому, как подолгу теперь, когда с каждым днем они все ближе подходили к Кубе, дочь всматривалась в горизонт. Накануне удалось захватить баркас, это была единственная за все время добыча, да и то большой выгоды от нее ждать не приходилось. А Энн скучала по сыну. Отстояв вахту, Мери снова бросила Балетти, которого это, как ей казалось, ничуть не огорчало, и направилась к дочери.
– Малыш Джек, верно?
Энн кивнула.
– Мери, у тебя есть дети?
– Двое.
– Ты скучаешь по ним иногда?
– Постоянно, – призналась Мери. – Но они теперь уже взрослые, и они выбрали свою судьбу. Сделались пиратами, как и я.
Энн улыбнулась:
– У них есть свое судно?
– Да, – не солгав, ответила Мери.
Пусть капитаном «Реванша» был Рекхем, правила-то здесь все равно Энн!
– Я боюсь, – после короткой паузы произнесла Энн. – Я умираю от нетерпения, так мне хочется прижать к себе Малыша Джека, но я боюсь.
– Чего боишься?
– Боюсь его любить. Не могу объяснить этого. Боюсь, что у меня его отнимут. Одна мысль об этом приводит меня в ужас.
И Мери увидела, как дочь потянулась рукой к вороту.
– Откуда у тебя это украшение?
– От матери. От моего прошлого осталось, – поправилась Энн. – Но мне не хочется об этом говорить.
Вздохнув, она повернулась к Мери. Их полные нежности взгляды встретились, и младшая, смутившись, первой опустила глаза.
– Тебе когда-нибудь нравилась женщина? – тихо спросила Энн.
– Да. Мне было столько же лет, сколько сейчас тебе. Но она принесла мне одни несчастья.
– Мне нравится быть с тобой, Мери. Меня это успокаивает и в то же время пугает. Мне хотелось бы от тебя отдалиться, и в то же время…
– Обнять меня?
Энн кивнула.
– Мне тоже, Энн.
– Земля! – закричал впередсмотрящий в ту самую минуту, как Мери коснулась пальцев дочки.
Энн тотчас их отдернула, словно обожглась, и убежала.
– Скажи ей, Мери, – настаивал Балетти, нежной рукой проводя по бедру любовницы.
Они впервые за долгое время были вместе. О том, чтобы предаться любви на «Реванше», не могло быть и речи. Там не было ни одного укромного уголка, а Балетти опасался пробудить в остальных ревность. Команде было вполне достаточно слышать стоны Энн с наступлением ночи. Привилегия, которой пользовался Рекхем, вполне могла навести их на размышления.
На Сосновом острове, у которого «Реванш» стоял на якоре, Рекхему принадлежал бревенчатый дом. Едва сойдя на берег, Энн устремилась к сыну. И вот уже неделю Мери ее не видела. Балетти надеялся своими ласками заглушить тоску, терзавшую материнское сердце.
– Очень трудно выбрать момент. На судне нас все время прерывают, не дают спокойно поговорить. К тому же Энн скупо цедит свои признания.
– Так поторопи ее.
– Я не решаюсь.
– Ну, будет тебе, Мери. Это всего-навсего очередной абордаж. Ты можешь победить или проиграть, но ты не можешь продолжать свои выступления против призраков. Призраки пугают девочку. Так же, как и тебя. Либо освободи ее, либо оставь в покое.
Мери отвернулась и стала смотреть в потолок. Под потолком с жужжанием кружились насекомые. Она вся взмокла от пота после любовных трудов, тем более что на острове, несмотря на то что его продували пассаты, стояла удушливая жара.
– Наверное, ты прав. Я так и сделаю. Сейчас пойду к Энн и поговорю с ней.
– Потом, – решил Балетти, скользя пальцами по ее животу. – Попозже.
Мери притянула его к себе. Она тоже нуждалась в любви. И окунулась в нее всем существом.
– Мне надо поговорить с тобой наедине, Энн, – объявила Мери, появившись у дверей дочери несколько часов спустя, когда день уже клонился к закату.
– Входи, – ответила та, явно обрадованная появлением Мери. – Рекхем ушел, а Малыша Джека я только что уложила. Хочешь на него взглянуть?
Мери кивнула и последовала за Энн, которая отодвинула занавеску, скрывавшую супружеское ложе и поставленную рядом колыбель, взяла со стола фонарь и поднесла его к изголовью. Дом Рекхема был обставлен разрозненными предметами, добытыми им на многих захваченных кораблях.
– Он выглядит таким счастливым, – прошептала Мери, глядя, как младенец улыбается.
– А я чувствую себя такой уязвимой рядом с ним, – шепнула в ответ Энн.
– Да, понимаю. Я это чувствую.
Мери отошла на несколько шагов, чтобы разговор не потревожил сна Малыша Джека. Энн поставила на место фонарь и приблизилась к ней. Они стояли одна против другой, испытывая беспредельную взаимную нежность.
– Тогда, на корабле… – начала Мери.
– Я тоже по тебе тосковала, – прошептала Энн, взяв ее за руку. – Это плохо?
– Нет. В этом нет ничего плохого.
Ненадолго воцарилось молчание. Сглотнув, Мери решилась:
– У меня есть дочь, Энн. Одних лет с тобой…
– Знаю, – оборвала ее Энн.
Мери растерялась от услышанного, а Энн, прижавшись к ней, уткнулась лицом ей в шею. Мери крепко и нежно обняла ее:
– Знаешь?
– Знаю, и мне на это плевать. Мне дела нет до твоего пола и возраста, Мери Рид, я хочу насытиться твоими ласками.
У Мери заледенело в груди, перехватило дыхание. Она не успела прийти в себя, как чья-то рука грубо оттащила ее от Энн.
– Черт возьми! Так это ты, Рид? – взревел Рекхем.
Мери, несмотря на неудобную позу, вздохнула с облегчением.
– Это не то, что ты думаешь, – попыталась оправдаться она.
– Нет, это как раз то, что ты думаешь, – возразила Энн, встав перед ним. – Я хочу ее, как ты хочешь потаскух, которых заваливаешь, стоит мне отвернуться. И я не намерена от нее отказываться.
Мери почувствовала, как холодный пот ползет по ее вискам.
– Нет, Энн, – простонала она. – Ты не можешь меня хотеть. Не можешь.
– Почему это? – проворчал Рекхем, стиснув ее запястья и притягивая ее к себе. – А что, если и мне такая мысль в конце концов придется по вкусу?
Мери была настолько растеряна, что у нее не хватило сил сопротивляться. Губы Рекхема жадно впились в ее рот. Теперь ей пришлось ответить на принуждение. Чтобы как-то выбраться из этого кошмара. Чтобы отделаться от взгляда Энн, который все разгорался, пока ее собственные глаза наполнялись слезами.
Мери изо всех сил врезала Рекхему коленом между ног. Выругавшись, он выпустил ее и согнулся пополам. Мери попятилась, потрясенная желанием, которое прочла в глазах собственной дочери.
– Останься, Мери, – простонала Энн, пока Рекхем корчился от боли. – Он не помешает нам любить друг друга.
– Ты не понимаешь. Я не могу тебя любить… не могу любить так.
– Но почему?! – разозлилась Энн, оскорбленная ее нежеланием, а значит, своим поражением.
– Я – твоя мать! – выкрикнула Мери.
Смех Энн развеял ее иллюзии. Убегая прочь, она слышала, как та злобно прошипела:
– Чтобы получить прощение за свой отказ, придется тебе придумать что-нибудь еще!
Мери долго просидела, глядя на океан и на огромную луну, как будто бы смеявшуюся над ее бедой. Она ничего не замечала. Ничего не понимала в играх, которые затеяла Энн. Охваченная материнской нежностью, она и вообразить не могла, что дочь влечет к ней совсем другое чувство.
Но ведь по всему – по взглядам, по поведению Энн – она должна была догадаться! Однако Мери слишком радовалась сближению с девочкой, чтобы разобраться в происходящем. И теперь она все испортила. Энн не поверила ей. И неудивительно! Как можно поверить при таких обстоятельствах, без воспоминаний о прошлом? Как Энн могла не возненавидеть ее еще сильнее за то, что Мери ее оттолкнула?
Мери в смятении осознавала, что дочь оказалась еще более чувственной, неистовой и страстной, чем она сама. Видела в Энн черты ее отца, его буйный нрав. Мери недооценивала ее. Энн нуждалась не в матери, а в подруге, в нежной подруге. И как заставить ее понять, что она ищет теперь у Мери то, что у нее отняли в раннем детстве? Что это физическое влечение обманно? Мери захотелось все бросить. Балетти намеревался покинуть судно Рекхема и добраться до Кубы, чье побережье вырисовывалось на горизонте. Встретиться с Гансом, забрать хрустальный череп, убить Эмму.
Мери вполне могла бы отправиться с ним, могла бы забыть Энн. Она едва не завыла. Нет, она не в силах это сделать – только не так, не после того, что случилось. Не ей разрушать эту едва наметившуюся непрочную связь. И что она скажет Никлаусу-младшему, когда вернется на остров Черепахи?
Она с горечью усмехнулась. Что ж, придется умолкнуть и отступить, вытерпеть объединенный гнев Энн и Рекхема. Сохранить достоинство. Снова стать Мери Рид, молясь о том, чтобы когда-нибудь Энн захотела узнать правду. Мери поднялась и побрела к постоялому двору, где Балетти сейчас наверняка сидел за столом, скрывая печаль и смятение за укреплениями, возведенными гордостью.
Когда они остались вдвоем в маленькой комнате, которую нанимали здесь же, Мери, разрыдавшись, упала в его объятия: ей так больно было от того взгляда Энн.
* * *
– А где маркиз? – проскрежетал Рекхем, когда они неделей позже снимались с якоря.
Мери перед тем сообщила Корнеру о том, что Балетти покинул судно.
– Понятия не имею, – равнодушно ответила она.
– Надеюсь, он не намеревается нас продать: это не в твоих интересах!
– Я готова за него ответить, – ответила Мери, твердо выдержав злобный взгляд Рекхема.
После того случая они ни разу не разговаривали. Энн тоже дулась и при встречах подчеркнуто от нее отворачивалась.
– Ты могла бы уйти с ним.
Мери не стала развивать эту тему, ей не терпелось отвязаться от «зятя»:
– Сейчас моя вахта, капитан. Я могу идти?
Вместо ответа Рекхем повернулся спиной. Мери стиснула зубы и сжала кулаки, сказав себе, что и ей, несомненно, лучше было бы отправиться с судна куда подальше.
«Дай себе еще месяц срока, – сказал ей Балетти перед расставанием. – Если во время следующей стоянки Рекхема на Сосновом острове тебе не удастся убедить Энн, вот тогда можешь предоставить ей жить своей жизнью. Но я тебя знаю. Ты не отступишься, пока не испробуешь все. Так вперед! И помни о том, что если тебе это удалось, то и Эмма тоже вполне может отыскать твою дочь. Я, со своей стороны, вместе с Гансом постараюсь за ней присмотреть».
Но теперь, находясь на борту, среди матросов «Реванша», столкнувшись с подавленной яростью Энн, Мери подумала, что отпущенный ей месяц рискует оказаться весьма беспокойным.
* * *
– Мне скучно, – вздохнула Энн, глядя, как работают марсовые. – Нам достается лишь мелкая добыча. Я мечтаю об абордаже.
Рекхем, стоявший у руля, проследил за ее взглядом. Мери Рид что-то делала среди снастей. Энн и капитан были одни на юте.
– Я бы тоже с удовольствием ей засадил, – проронил он.
Энн, уязвленная ревностью, живо обернулась.
– И думать не смей, – проворчала она.
Рекхем расхохотался:
– Значит, я был прав, ты и в самом деле думала о ней.
Энн не ответила и снова устремила взгляд на марсовых.
– Я не знал, что тебе нравятся женщины.
– Мне не нравятся женщины. Я люблю ее, – поправила Энн.
– Если хочешь, могу ее заставить.
Энн встала перед ним:
– Никогда. Не вздумай так поступить, не то я убью тебя.
– Как скажешь. Но мне неприятно, когда твои желания остаются неудовлетворенными.
– В таком случае, дай мне корабль.
Рекхем едва не задохнулся от изумления:
– Корабль! Да на что он тебе?
– Я хочу корабль. Чтобы он был мой.
– Да ведь ты и управлять-то им не сможешь, – насмешливо произнес Рекхем.
– Мне совершенно все равно, пусть им управляет кто-то другой, лишь бы он принадлежал мне.
– Прекрасно. Если тебе так хочется, возьмем первый же, какой встретится нам на пути.
– С двумя судами мы сможем замахнуться на более крупную добычу, – объяснила Энн.
– И абордажей позволим себе больше… Черт возьми, Энн, в жизни не видел никого, кто так же любил бы кровь, как ты.
– Видел. Ее. – Она помолчала, прислушиваясь к тому, как мучительно сжимается все внутри. – Хотела бы я, – пробормотала она, – хотела бы я, чтобы это оказалось правдой.
– О чем ты говоришь?
– Я бы хотела, чтобы она и вправду была моей матерью. По крайней мере, она не отказалась бы от меня.
* * *
Два дня спустя на горизонте показался быстрый шлюп. Они шли мимо острова Андрос, и Энн целый день была возбуждена, предвкушая захват судна, а вечером, с трудом скрывая разочарование, утешилась тростниковой водкой, осушив целый кувшин: шлюп, на который она нацелилась, укрылся в порту Нью-Провиденс, и осталось только напиться да обругать Рекхема за то, что тот, обещав подарить ей корабль, не сумел его взять. После чего она уснула, совершенно пьяная, привалившись к фок-мачте рядом с таким же нетрезвым Харвудом.
– Ты мне нужна, Рид, – шепнул Рекхем, растолкав спавшую в подвесной койке Мери. – Выйди ко мне на палубу.
Мери, чертыхаясь про себя, молча кивнула.
Рекхем стоял в окружении десятка мужчин, которые зевали и потягивались спросонок.
– Энн хочет получить этот шлюп, – сказал Рекхем. – Я намерен его захватить.
Мери уставилась на него:
– На стоянке?
Рекхем кивнул:
– Готов спорить, его охраняет лишь горстка людей, остальные развлекаются на берегу.
– Это и в самом деле вполне вероятно, – признал Фертерстон.
– Кто пойдет?
Мери без колебаний подняла руку. Она извелась оттого, что не могла приблизиться к Энн, продолжавшей ее избегать. Может быть, этот аргумент позволит сломить дурацкую гордыню, в которой та упорствовала. Тем более что Мери не обманывалась – взгляд дочери выдавал ее.
Спустив на воду лодку, они погрузились, оставив мирно похрапывающую Энн и дальше спать хмельным сном. Предположение Рекхема оказалось верным: на борту шлюпа оставалось всего-навсего восемь человек. Они открыли бочонок рома и теперь были так же безобидны, как Энн. Даже почувствовав, что к горлу приставлено острие кинжала, они едва приоткрывали удивленные глаза.
Рекхем оставил пьяных в лодке, на которой приплыл со своей командой. Эрл и Мери поставили на шлюпе паруса, прочие покрутили лебедку, поднимая якорь, и корабль беспрепятственно покинул порт.
На следующее утро «Реванш» и «Уильям» были уже далеко от берега и дружно бежали под легким бризом.
Энн проснулась. В голове у нее еще был туман, язык едва ворочался. Но, увидев с левого борта за кормой паруса шлюпа, она подскочила и выругалась:
– В бога душу!..
Рядом с ней раздался смех Мери Рид, которому вторил смех Рекхема.
Несколько часов спустя, обследовав свое судно, командование которым было доверено Фертерстону, Энн с легким сердцем присоединилась к Мери на марсе «Реванша».
– Не злишься?
– Я на тебя обид не держу.
– Ты была нужна мне. Я не могла смириться с тем, что ты меня оттолкнула, – призналась Энн.
– Я этого не делала. Я испытываю к тебе искреннюю нежность, Энн. И ты должна довольствоваться этим.
– Мне этого достаточно. При одном условии.
– Что за условие? – попыхивая трубкой, спросила Мери.
– Никогда не покидай меня, – прошептала Энн. – Я такого не переживу.
– Никогда, – повторила за ней Мери, и сердце у нее сжалось при мысли о том, что подразумевает это обещание.
* * *
Балетти оставил баркас, на котором добрался до Кубы, рядом с «Сержантом Джеймсом». Вандерлуки, верные своему слову, ждали его в порту.
– А где Мери? – спросил Ганс, едва увидел, что маркиз один.
– Осталась с Энн. Она сама так решила.
– Пойдемте, – сказал Ганс, – у вас измученный вид.
Балетти и впрямь очень устал. Но ожил, за обе щеки уплетая ужин, к которому как раз поспел и за которым рассказывал о пребывании на «Реванше».
– Энн нелегко будет приручить, – закончил он. – Боюсь, Мери измучает себя попытками ее вернуть.
– Только один человек мог бы расшевелить ее память, – объявил Ганс, потирая подбородок.
– Никлаус-младший?
– Никлаус-младший. Теперь, когда мы совершенно уверены в том, что Энн Бонни – та самая Энн, думаю, можно попытаться его известить.
– А Эмма? – спросил Балетти.
– Скрылась, бесследно исчезла, – пожаловался Джеймс.
Балетти побледнел:
– То есть как – бесследно исчезла?
– Мадам покинула Кубу до того, как мы попали на остров. Больше ее люди ничего сообщить нам не смогли. Я очень огорчен этим, маркиз.
– Вполне возможно, она вернулась в Южную Каролину. Тогда мне придется смириться, – вздохнул тот.
– Давайте займемся Энн и Мери. На этот раз Эмме не спрятаться надолго, нам известны места, где она должна появиться.
– Что верно, то верно. К тому же неприятно думать о том, что Мери осталась во власти этого Рекхема.
Вандерлук расхохотался:
– Да будет вам, маркиз. Она лучше сумеет защитить себя, чем десяток мужчин. Вы ревнуете, только и всего.
– К Рекхему – вот уж точно нет, – возразил Балетти.
– А к Энн?
Балетти нахмурился:
– Не говорите глупостей, Вандерлук.
– Признайтесь: вы же боитесь, что Мери предпочтет остаться с ней, а не с вами!
Балетти потянулся руками к вискам. У него начиналась мигрень.
– Ганс, я хочу, чтобы все это закончилось. Это правда, без нее некая часть меня перестанет существовать.
– Не бойтесь, она вернется.
Маркиз откинулся на спинку кресла и положил салфетку на стол.
– Сколько времени нам потребуется, чтобы добраться до острова Черепахи? – спросил он.
* * *
Голоса споривших между собой Энн и Рекхема легко проникали сквозь деревянные переборки бригантины, и вахтенные матросы не упустили из разговора ни слова. Вахта Мери закончилась. Она села поиграть в карты с Брауном, Фенисом и Харвудом среди спавших в подвесных койках мужчин. Снаружи мелкий дождь сеялся на доски палубы.
Тот день, 30 августа 1720 года, был холодным и промозглым.
– Все равно она его измором возьмет, – засмеялся Харвуд, выкладывая карты на стол. Он снова выиграл.
– Точно. Она его всегда измором берет, – поддакнул Браун.
– И телом, – усмехнулся Фенис. – У этой шалавы огонь под юбкой.
Мери бросила деньги в середину круга, встала, потянулась и, совершенно измученная, вернулась в свою койку. У нее не было ни малейшего желания слушать, как они зубоскалят.
На следующий день Мери услышала, как Энн приказывает поставить «Реванш» борт о борт с «Уильямом».
– Что делаем? – беспечно спросила она, подойдя вплотную.
– Переходим на другое судно.
– Что мы делаем?! – безмерно удивилась Мери.
– Я сказала Рекхему, что хочу перейти на шлюп вместе с тобой.
– И он согласился?
– Наполовину, – скривив рот, призналась Энн. – При условии, что поведет его сам вместо Фертерстона. – Для него и речи не может быть о том, чтобы оставить нас там одних!
Мери звонко расхохоталась:
– Думаю, он не сможет долго довольствоваться шлюпом. Скоро вернется на «Реванш».
– Вот и я на это надеюсь, – заключила Энн, подмигнув ей.
Эта чертовка отлично умела рассуждать.
Они не успели привести в исполнение свое намерение: впередсмотрящий закричал, что видит судно, и Энн, позабыв про свой шлюп, схватилась за подзорную трубу, а Рекхем выскочил из каюты.
Два корабля взяли фрегат в тиски и без передышки обстреливали. Когда фок-мачта «Леди Сары» рухнула, матросы Джона Рекхема грянули «Ура!». Абордаж увлек их на чужую палубу всех без разбора, в едином смертоносном порыве.
Несмотря на то что наемники с «Леди Сары» ожесточенно отстаивали свое судно, вскоре их сопротивление было сломлено. Победа осталась за «Реваншем», но в жестоком бою были убиты три человека из его команды. Обе женщины, залитые чужой кровью, подошли к Рекхему, который оттеснил своих пленников к полуюту.
– Сдавайтесь, господа, вы проиграли! – потребовал он, угрожая им пистолетом.
Их было четверо – оставшихся в живых доблестно сражавшихся офицеров.
– Мы дали клятву служить королю, – ответил капитан «Леди Сары», – и защищать жизнь наших пассажиров. Мы не сложим оружия.
– Ну, раз так!.. – воскликнул Рекхем.
Его выстрел прогремел первым. Через доли секунды его поддержали другие, и королевские слуги, все четверо, почти одновременно рухнули на доски палубы.
– Рид, Карти и Бонни, пошли со мной, – решил Рекхем. – Корнер и Хауэл, уберите отсюда этих недоумков.
Матросы мгновенно расчистили доступ к каютам. Рекхем начал с той, что была справа, – они с Карти резко выбили дверь ногами, чтобы избежать подвоха. И Энн Бонни очутилась лицом к лицу с человеком в пудреном парике, готовым нажать на спусковые крючки двух пистолетов: один из них был приставлен к его собственному виску, второй – к голове девочки лет десяти.
Потрясенная суровой решимостью кандидата сразу и в убийцы, и в самоубийцы, Энн замерла на пороге. Девочка дрожала, прижавшись к ноге мужчины, смертельно испуганная, но смирившаяся со своей участью. Мери в свою очередь проскользнула в каюту, чтобы объявить о том, что Рекхем взял в плен троих французов, и тоже остановилась с разбегу при виде безмолвного поединка, в котором Энн сошлась с этим явно высокородным пленником.
– Уберите оружие, сударь, – сказала она. – Вам не причинят зла.
– Кто мне это подтвердит?
– Мери Рид никогда не лжет.
Он не пошевелился.
– Будьте любезны представиться, – сухо предложила Энн, опуская свой пистолет.
– Николас Лоуэс, губернатор Ямайки. А это – моя дочь. И я не допущу, чтобы она попала к вам в руки.
– Сдавайтесь, – потребовала Энн. – Обещаю добиться от капитана, чтобы вам не причинили никакого зла.
– С какой стати я должен верить пиратке? – усмехнулся, не скрывая презрения, Лоуэс.
– Потому что я не всегда была такой, сударь. Если мой облик не убеждает вас в том, что честь не чужда мне, может быть, мое имя поможет вас в этом убедить. Мой отец хорошо известен в ваших кругах, пусть даже из-за размолвки наши пути разошлись. Я – Энн Кормак из Южной Каролины.
Николас Лоуэс сдвинул брови, глядя на растрепанную женщину, очень мало напоминавшую тот портрет, который показывала ему Эмма де Мортфонтен.
– Прекрасно, – решился он, опуская пистолеты. – Я готов вам поверить. Но, если вы лжете, знайте: не найдется на свете такого уголка, где вы будете в безопасности.
– Я дала слово, капитан, – вспылила Энн, – отпусти их!
Остальная часть команды, равнодушная к ссоре, продолжала, затолкав пленных в каюту, грабить судно.
– За них можно получить хороший выкуп, целое состояние, – упирался Рекхем.
– Да, можно, только нас прямиком отправят на виселицу! Отпусти их без всяких условий.
– Мы могли бы, по крайней мере, оставить у себя девочку и отдать только потом, в обмен на деньги.
Энн почувствовала, как кровь нехорошо застучала у нее в висках.
– Я запрещаю тебе это делать, – прошипела она. – Я запрещаю тебе разлучать эту девочку с отцом!
У Мери, стоявшей в нескольких шагах от них, заколотилось сердце – реакция Энн подтверждала ее недавнее предчувствие. Энн пришла в смятение при виде перепуганной девочки, и это было хорошим предзнаменованием. Рано или поздно непременно настанет момент, когда воспоминания под влиянием внешних событий к ней вернутся.
– Ладно, успокойся, – вздохнул Рекхем. – Я и на этот раз тебе уступлю, но он будет последним, Энн Бонни. Мне начинают надоедать твои прихоти!
Энн смотрела, как Джон уходит прочь, крупно шагая, и никак не могла успокоиться. Стараясь как-нибудь унять тревогу, она инстинктивно прижалась к Мери.
– Если он хоть пальцем прикоснется к этой девочке, убью его, и все тут, – проворчала она.
– Я прослежу, чтобы ничего такого не произошло, Энн, – утешила ее Мери. – Я буду рядом.
Энн с признательностью на нее посмотрела. Во взгляде Мери, приблизившейся, чтобы поцеловать ее в лоб, светилась беспредельная нежность.
– На этот раз, – прошептала она, – я буду рядом. – И в свою очередь удалилась, оставив Энн растерянной и сбитой с толку.
Через два дня ярость Рекхема утихла. Примерно в одиннадцати километрах от острова Харбор он смог вознаградить себя, распотрошив семь рыбацких лодок и забрав у них груз и снасти на сумму в десятки ямайских фунтов. В тот же вечер было захвачено еще одно судно – тут пираты завладели имуществом и багажом английского судовладельца.
С наступлением ночи, лежа рядом с Энн, уснувшей после любви с легкой улыбкой на губах, Джон признал, что девчонке пришла в голову отличная мысль, когда она решила забрать себе этот шлюп. В конце концов, здесь он чувствовал себя свободнее, чем на «Реванше», и для любви у них тут было куда более уютное гнездышко.
Однако душа Энн тосковала по Малышу Джеку. Удовлетворившись абордажем, Энн захотела увидеть сына, и на следующий же день Рекхем, желая доставить ей удовольствие, приказал взять курс на Сосновый остров.
Что бы там Джон ни говорил, на самом деле он еще долго готов был терпеть и выполнять прихоти любовницы.
34
«Сержант Джеймс» уже три недели стоял на якоре у острова Черепахи, когда к берегу подошел «Бэй Дэниел». Ганс нетерпеливо его высматривал, пытаясь догадаться, узнает ли его Никлаус-младший, как узнала его мать. Набей-Брюхо, с радостью услышав, что у Мери все в порядке, принял голландца как нельзя лучше. В подробности Ганс не входил, сказал только, что Мери надо еще уладить кое-какие семейные дела. Балетти заранее оплатил стол и кров, и матросы с «Сержанта Джеймса», как и Вандерлуки, быстро подружившись с островными пиратами, убивали время самым что ни на есть приятным образом.
Вандерлук и Балетти дали Никлаусу-младшему время поздороваться со своими и только на следующее утро двинулись по переулку, который вел к его дому.
Они застали его за колкой дров рядом с хижиной, которую Никлаус-младший перестроил и увеличил после женитьбы и рождения сына. Во всяком случае, так говорил Набей-Брюхо, довольный тем, что ему есть что рассказать постояльцам.
Топор с силой вонзался в чурбаны, и Никлаус-младший их раскалывал, играя мускулами, за последнее время ставшими еще внушительнее. У Вандерлука дыхание перехватило от того, как похож оказался его крестник на отца. Ему почудилось даже, будто он видит перед собой Никлауса-старшего – в точности таким, каким оставил его двадцать лет назад.
Топор на мгновение повис в воздухе, потом глубоко воткнулся в полено. Никлаус-младший заметил гостей. Удивленный и сияющий радостью, он бросил свое занятие и устремился им навстречу.
– Маркиз! – начал он, приветливо протянув руку.
– Рад видеть тебя целым и невредимым, Никлаус.
– Могу ответить вам тем же. А где Мери?
– Это долгая история, сынок, но у твоей матери все хорошо, очень хорошо, – ответил вместо него Вандерлук, стряхнув с себя оцепенение.
Никлаус-младший перевел взгляд на Ганса:
– Мы знакомы?
– Мое лицо ни о чем тебе не напоминает?
Пристально вглядевшись в незнакомца, молодой человек признался:
– Смутно…
– Зато ты – вылитый отец! – воскликнул Ганс и расхохотался, глядя на оторопевшего крестника.
– Черт побери! – пробормотал Никлаус, вытаращив глаза. Что-что, а уж этот смех он сразу вспомнил! – Ганс Вандерлук! Это и в самом деле вы?
