Текст книги "Царица воинов (СИ)"

Автор книги: Михаил Белов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 51 страниц)

– Держись, Зена! Держись! – кричала ей Габриэль, что была уже довольно близко, она оставила лук и действовала коротким мечом, на левое плечо повесив захваченный небольшой щит. Девушка отчаянно хотела пробиться к любимой и плохо следила за ситуацией вокруг, отдалившись от ахейцев и оказавшись слишком близко к киликийским воинам, только Персей это заметил, устремившись за ней. В первое мгновение ей показалось, что она справится, ибо невысокий, темноволосый пират не выглядел устрашающе, но тут же на неё налетел второй, сильно ударив в плечо, и рана от стрелы отозвалась острой болью. Габриэль ловко попала нападавшему по руке, разрубив кисть, но другой оказался позади и вонзил меч ей в бок, льняной панцирь значительно ослабил удар, но и так остриё проникло глубоко, и она упала на колени, почувствовав приближение тени с неумолимым серпом. Персей опередил пиратов и вступил в яростный бой за девушку, сразу заколов одного, но ещё несколько киликийцев пришли на помощь своим, пытаясь захватить раненую как ценный трофей.

Зена видела, что произошло, она забыла об осторожности, желая лишь немедленно закончить бой или прорваться к Габриэль, её натиск на Каллисто неожиданно оказался успешен, ибо та потеряла уже много крови, и сила её уходила. Фессалийку шатало, глаза её, казалось, уже не видели противницы, хотя рука инстинктивно направляла клинок на мутно различимую фигуру, мощным ударом воительница сбила её с ног, та не пыталась подняться, но выставила меч перед собой. Зена хотела добить её, кровь билась в висках, требуя сокрушить ослабленного Диомеда и одним взмахом отсечь голову, однако более сильное чувство тянуло к лежавшей на траве Габриэль, для которой каждое мгновение могло стать решающим, ибо Персей отбивался из последних сил. Совладав с яростью, воительница кинулась к девушке, слыша позади, как Диомед призывает фессалийку бежать, говоря ей что-то о пророчестве.

Персей чудом стоял на ногах, ибо в груди у него торчал обломок дротика, а по боку струилась кровь, только, когда Зена была уже близко, его повалили, и он закрыл голову щитом, слыша, как грохочет по металлу копьё. Воительница метнула шакру в нависшего над девушкой пирата, ловко перерезав ему горло, отшвырнула уже умиравшего и вонзила меч в нападавшего на юношу, мгновенно вырвала клинок из раны и снесла ему голову. Этот натиск распугал остальных, да и битва была уже проиграна, многие видели, как Диомед сажает полумёртвую дочь Аполлона на коня и бежит, увозя её в сторону Орхомена. Зена убедилась, что девушка жива, и крикнула Персею:

– Накрой её щитом, ты за неё отвечаешь!

Сама она лишь видом своим заставляла сдаваться оставшиеся отряды тяжеловооружённых, и люди поднимали руки, бросая оружие, другие же бежали в город. Рядом оказался и Гекатей, он потерял глаз в битве, замотав голову окровавленным полотном, но остался в строю и призывал воинов не губить всех подряд, хотя жаждавших отмщения этим было не удержать, и они выискивали среди врагов критян и фракийцев, считая их самыми злостными разорителями мирных селений. Зена хотела послать всадников на поиски Каллисто, но Александр собрал сколько смог их из обоих отрядов и поскакал в город, желая взять его сразу, остальные же рассеялись по равнине, настигая разбежавшихся врагов.

– Ему всё это очень нравится, – указал аргосец на удалявшуюся фигуру Александра.

– Он прав, город надо брать на плечах бегущих, однако так мы упустим фессалийку, – ответила воительница. В ней всё ещё горело желание преследовать главного своего врага, найти лошадь и скакать по дороге на север, но ярость отступала, всё более уступая место тревоге за любимую, и она осталась, положившись на неизменное движение судьбы.

Когда тени легли, предвещая вечер, всё было уже кончено. Александр сразу овладел малонаселённым городом, сурово велев вздёрнуть всех богачей, помогавших Горгию, его всадники хватали людей на улицах, подозревая их в соучастии, и Зене пришлось несколько раз посылать гонцов к нему, дабы он умерил свой пыл. Сама она отнесла на щите Габриэль в наскоро разбитый шатёр, где удерживала душу её, не давая ей шествовать за реку, рядом был и Персей со многими другими ранеными, прибывавшие из Мантинеи врачи занимались ими. Всадники проезжали далеко на север в поисках Каллисто, люди из окрестных поселений припомнили, что десятку воинов удалось уйти с ней, однако захватить никого не удалось.

Поле битвы привлекало многих, более двухсот сторонников тирана и разбойников лежали замертво на траве, девяносто пять воинов Зены разделили их участь, но их не оставили добычей зверям и птицам, а решили в общих могилах похоронить близ города как славных героев. Уже вечером победители начали сооружать трофей на том холме, где стояли скорпионы, щит Каллисто, в числе прочего оружия, украсил его. Однако он простоял здесь не долго, камни же, поставленные над могилами павших, пережили века, напоминая о пролитой крови героев...

Часть вторая.

Глава 1. Вещие сны.

Клеарх лежал на деревянном, жёстком ложе, едва прикрытом плащом, и пробуждение его сопровождалось осознанием того, насколько же затекло тело. Он заворочался и застонал, перевернулся на бок, разминая шею, которую отчаянно ломило. Юноша понял, что находится в небольшой комнате с двумя кроватями по стенам и окном с деревянной ставней, всё вместе это было похоже на крайне дешёвую гостиницу. Скоро вошёл Николай, держа в руках большой сосуд и кожаный мешок, он сказал, увидев, что друг в сознании:

– Хвала Спасителю, ты пришёл в себя. Я уже начал думать о худшем, но ты справился.

– Она ушла, как же мы могли её упустить... – произнёс Клеарх. – Ты видел? Видел эту битву? Постой, я не должен быть здесь. Я должен быть на поле брани под Орхоменом... или в пещере... Я не помню, всё смешалось.

– О чём ты говоришь? Всё этот бред. Нет, ты уже не в пещере, два дня назад мы спустили верёвку в неё и вытянули тебя, однако ты был не в себе, – ответил Николай. – Не очень-то помогла тебе ночь в этом святилище. Я отвёз тебя в эту придорожную гостиницу, вызвал лекаря, и какое-то время ты находился на грани жизни и смерти. Теперь-то понимаешь, насколько глупой была твоя затея?

– Да, я вспоминаю, что было... Это же было всё в пещере, на меня снизошёл божественный сон, и мне открылось... Понимаешь, она тоже спускалась, больше четырёхсот лет назад, и я словно обрёл её память, я жил её жизнью, видел её глазами, чувствовал то же, что и она. Это было так реально...

Николай поставил принесённое на второе ложе и тревожно взглянул на друга, потом сказал:

– Нет, ты ещё не отошёл. Сразу после извлечения начал бредить, говорить что-то о Зене, о Каллисто, я не мог точно разобрать. Всё это не реально, ты просто слишком много думал о ней в путешествии, читал свитки, вот, тебе и грезится.

– Ты не понимаешь, – покачал головой Клеарх. – Ладно, потом поверишь. Где свиток? Ты сохранил его? Мне нужно как можно быстрее посмотреть.

– Здесь всё. Я спрятал в мешке под кроватью, – Николай вытащил из-под ложа среднего размера свёрток. – Здесь и наши деньги.

Спустя некоторое время юноша расположился на улице, желая вдохнуть свежего воздуха. Двухэтажное, длинное здание гостиницы стояло чуть в стороне от дороги, рядом с ним оказалось некое подобие сада, дальше же тянулся ряд высоких кипарисов. Именно под деревьями и присел Клеарх, его рана уже не горела, осталась лишь тихая, не особенно тревожащая боль.

– На сколько дней ты комнату снял? – спросил он у друга, который прогуливался рядом.

– Ещё на два вперёд заплатил. Я не знал, когда ты в себя придёшь, да и пока тебе ещё рано в путь отправляться.

– Не стоит нам медлить, – вновь упрямился юноша, хотя и понимал, что сейчас не в силах настоять на своём.

– Видения больше не мучают?

– Это не было бредом. Я попытаюсь объяснить, хотя это не так просто. Место там особое, в этом нет никаких сомнений, древние силы всё ещё властны в пещере, и я попал под их действие. Очень давно, больше четырёхсот лет назад, Габриэль зачем-то спускалась в святилище Трофония, я не знаю, что её подвигло, но она провела там ночь...

– Габриэль? Ты уверен, что она вообще не выдумка писателей и сочинителей легенд? Мы уже говорили с тобой об этом.

– Нет, она реальна. Теперь у меня нет в этом никаких сомнений. Итак, она была там, как и я, но в разное время, однако сила этого места позволила мне увидеть прошлое.

– Что за сила? – спросил Николай.

– Я не знаю. Понимаю, на что ты намекаешь, но не согласен с тобой. Не хочу приписывать всё демонам и тёмным силам, я не чувствовал никакого зла в той пещере.

– Это ещё ни о чём не говорит. Как христианин я обязан учитывать возможность худшего. Ты и сам знаешь, что дух зла ищет любые пути влиять на наш мир, а, ведь, ты был в святилище ложных богов, против которых восстал единственный Бог.

– Не хочу говорить об этом, – отвернулся Клеарх.

– Как твоя рана?

– Мне намного лучше...

После полудня прибыл из располагавшихся недалеко Фив нанятый Николаем лекарь. В первый день он, также христианин, не мог беседовать с юношей, ибо тот был без сознания, теперь же Клеарху пришлось обстоятельно рассказать обо всех своих переживаниях.

Фиванский врач выслушал его рассказ, коротко осмотрел, потом сказал:

– Что тут можно предположить? Мне кажется, речь идёт о том, что называется одержимостью. Как говорится в Писании, демоны овладевают людьми, особенно часто это происходит в таких нечистых местах, как эта пещера. Нет здесь болезни тела, и вам лучше обратиться к кому-нибудь из епископов или людей, что святостью своей могут изгонять бесов. В Салониках есть экзорцист, насколько я знаю, ну, или к монахам идите, которые в диких местах обретают особую силу.

– Я тоже к этому склоняюсь, – согласился Николай. – Мы обязательно последуем вашему мудрому совету.

Когда врач ушёл, Клеарх встал и раздражённо сплюнул, сказав:

– Ну, и что это такое? Я едва вытерпел. Одержимость, значит? Я видел бесноватых, и моё состояние на них совсем не похоже. Ты, действительно, веришь, что я одержим?

– Ну, не совсем, согласен. Ты вполне сохраняешь трезвость разума, однако я бы не исключал, что какой-то демон всё же играет с тобой, – ответил его друг.

– Не доверяю я таким врачам. Всё у них просто – демоны, одержимость, бесы... Нужно искать другое объяснение, я хочу послушать, что об этом скажет Архин, или другие учёные. Это какое-то переплетение памяти, меня выбрали, чтобы я видел это, или так просто случайно получилось.

– И что будет дальше?

– Возможно, мне придётся увидеть всё до конца. Так или иначе, нам следует продолжить путь, Архин ждёт меня, – сказал Клеарх.

– Жар у тебя, похоже, отступил, но я настаиваю, чтобы мы хотя бы одну ночь ещё пробыли в покое. Завтра, так и быть, поедем, но не раньше, – предложил Николай.

– Ладно. Есть ещё некоторая слабость. Завтра я буду готов...

Чтобы занять время, они взялись за разбор свитков. Клеарху захотелось описать то, что он видел, у него были с собой стило и восковая табличка, где он предполагал вести денежные подсчёты, теперь же горячо заполнял воск убористыми строчками. Его друг перебирал взятые в путешествие папирусы, бегло их перечитывая.

– Надо будет выпросить у хозяина гостиницы чернил и писчего материала, а то на табличке у меня совсем мало поместится, – говорил юноша. – Главное, ничего не забыть.

– Что скажешь насчёт Лепида? Его роман о похождениях Зены? – спросил Николай. – Согласуется он с тем, что ты видел?

– Чушь. Габриэль, исповедующая учение стоиков, обращает Зену на путь истинный, торжество философии над варварством и дикостью. Не было этого, он всё сам придумал, чтобы прославить разделяемое им учение. Можешь выкинуть.

– Ладно, тогда другое, – его друг перебирал свитки, пытаясь рассортировать их. – Какой-то Ксенарх, называется "Сирийские приключения Зены".

– Ещё большая глупость. Ничего похожего на то, что я видел. Право слово, только сейчас я понимаю, что всем этим историям грош цена. Правда, как это часто бывает, ускользнула от всех.

– Эпомен Александрийский, ты сам его цитировал. Что о нём скажешь?

– Красиво, но далеко от истины. Он пишет об их путешествии в Британию, где они будто бы сражались с войсками Цезаря, приплетает и странную историю с демоном Дагоном. Не были они на том острове, по крайней мере, я такого не видел, – сказал Клеарх.

– Может, ты не всё видел? Ладно, я не спорю. Хочешь считать, что твои видения правдивы, – твоё право. Как насчёт Полиарха?

– Ближе всех к истине. Возможно, он читал тот свиток, что мы добыли, в редакции ли Филокла или более ранней.

– Так, как ты думаешь, кто был автором этого свитка? – спросил Николай. – Он, действительно, близок к тому, что открылось тебе?

– Мне думается, что он восходит к записям самой Габриэль. Это не её записки напрямую, кто-то их переработал, возможно, кто-то близкий к ней. События обрываются внезапно, будто они не были закончены, потом же следует кусок уже в ином стиле, похоже на последующее добавление от другого человека.

– Вот, ещё интересный текст. Аполлинарий "Об имени Зены". Не очень большое произведение, но у тебя тут много собственных пометок стоит. Видно, что ты изучал его внимательно.

– Да, ты прав, – кивнул Клеарх. – Это старый спор среди учёных насчёт того, откуда произошло имя воительницы, и что оно значит.

– Даже об этом они спорили? Нет, что ни говори, а философы и учёные – народ странный.

– Дело в том, что никто точно не знал, как правильно пишется и произносится её имя. Одни говорили, что первой следует писать "кси", и имя её производили от таких слов как "чужая", "чужестранка", "гостья". Будто бы люди хотели сказать, что она, долго бывшая на Востоке, вернулась в Элладу словно чужестранкой, или же это связано с тем, что её прогнала из дома мать, или с тем, что её называли дочерью не своего отца, но бога войны. Другие же утверждали, что первая буква её имени – "дзета", и происходит оно от имени Зевса. Меня это занимало раньше, но теперь я точно знаю ответ.

– Так, как правильно?

– Второй вариант верен. Я и раньше так думал, теперь же сам убедился.

– Может, и на другие вопросы ответы нашёл? Меня, вот, интересовало, почему её зовут Коринфской, – спросил Николай. – У того же Полиарха пару раз я встречал такой её титул, но объяснения нигде не видел. Коринф, ведь, был разрушен римлянами ещё до её рождения.

– Я не видел ничего об этом, – покачал головой юноша. – Ещё далеко не всё мне открыто.

– Ладно. Тут у тебя ещё какой-то Герон Антиохийский, но я и сам вижу, что и этого правдивым не назовёшь. Выходит, что никто из них не приблизился к тому, что было на самом деле?

– Я бы не так сказал, – ответил Клеарх. – Вся её история – это словно мозаика, и в большинстве книг есть правдивые куски, но те части, что были утрачены, многие авторы восполняют вымыслом, поэтому куски оказываются перемешанными.

– Но ты восстановишь мозаику?

– Я попытаюсь...

Так прошёл день, и ранняя ночь начала входить в свои права, над воротами гостиницы зажгли пару фонарей, над горами же показалась луна. Юноша настороженно ожидал отхода ко сну, ибо от мира сновидений можно было ждать чего угодно. Тем не менее, они расположились на своих жёстких кроватях, и Николай обещал не будить друга самостоятельно, дабы вылетевшая в путешествие душа не осталась вне тела. Раньше сам Клеарх только посмеялся бы над такими суевериями, но после всего он не хотел рисковать, и не знал, во что верить. Сон пришёл быстро, затопил как необузданный поток. Ему показалось, что он тонет, но потом юноша понял, что просто смотрит на море, волнуемое сильным ветром, и волны беснуются белыми хребтами.

**********

Она смотрела на море, и где-то далеко впереди гигантское тёмно-синее тело тучи предвещало грозу, молния едва мерцала, и вспоминались легенды о том, как Зевс боролся с Тифоном. Мощные порывы ветра усиливали волнение, иногда вспыхивали вкрапления белой пены на вершинах гребней, и вода казалась тёмной. Грозу сносило к Пелопоннесу, здесь же от неё ощущалась лишь свежесть. Она сидела на отроге горы – плоской скале, что зависла над головокружительной бездной, и где-то внизу волны накатывали на камни. Позади неё высились массивы Силиона и Касамоса, покрытые зелёным ковром вереска и каштана, изрезанные ущельями, далее же на восток росли Белые горы, небо над которыми золотило солнце.

– Каллисто! – закричали ей сзади. Она обернулась, внизу, футах в ста, стоял Диомед, прикрывавший рукой глаза от ослепительного светила.

– Иди сюда! Нет?! Ладно, я сейчас спущусь! – ответила она и скоро встала, быстро запрыгав по камням, следуя едва уловимой тропинке.

Под скалой они встретились, и Каллисто весело схватила юношу, прижав к себе, её короткий белый хитон, скорее мужской, не скрывал сильного тела. Она была на голову выше Диомеда, однако он пытался не уступать в этой дружеской борьбе, но ей всё же удалось пересилить и повалить его на землю, придавив коленом. Юноша сказал:

– Лучше послушай, что скажу. В Кидонии, как ты и говорила, многие из бывших пиратов собрались, два корабля пришли в порт.

– Да, всё отребье собирается там, – ответила она. – Надо будет пойти как можно быстрее. Нам пора уже набирать людей, ибо поход близится.

– Уговорим их присоединиться к нам?

– Боюсь, что только словами там не обойдёшься, – фессалийка отпустила его. – Давай, возьмём кое-что из оружия и выступаем, чтобы к ночи обернуться.

К небольшой Кидонии, приморскому городку, они приблизились уже вечером. Каллисто обернулась тёмным плащом, скрыв под ним короткий меч на боку и кинжал, примотанный к бедру. Диомед также вооружился, взяв нож и короткую дубинку из прочного дерева и с бронзовым шаром на конце. Они были готовы, скорее, к уличной драке, а не к войне, впрочем, воевать они пока не собирались. Большая таверна стояла вне города, почти у самого берега, её окна и пространство перед входом были озарены фонарями, горы битой посуды вокруг явно свидетельствовали о бурных попойках.

– Ты начинай, задери их, – сказала она, – я же осмотрюсь и в нужный момент вступлю. Один раз увидеть лучше, чем слышать сотню раз, поэтому я хочу, чтобы все они увидели, что могут присоединиться к сильнейшему воину.

– Будь осторожна. У них, наверняка, есть ножи, а то и мечи, – ответил юноша.

– Я надеюсь, – кивнула она.

Они вошли, сразу убедившись, что свет внутри большого зала тускловат, и чад от светильников оставляет заметный запах. За столами размешалось больше трёх десятков человек, критяне, в основном, хотя было и несколько киликийцев, и пара гостей из местной дорийской общины. Каллисто пробралась вдоль стены и замерла недалеко от дверей, она не сводила глаз с группы из пяти моряков, что сидели в левой стороне зала. Диомед понял её едва заметное движение головой и сразу подошёл к ним, сказав:

– Приветствую вас, славные мореходы. Много ли добычи захватили в налётах?

– Ты чего несёшь, парень? Мы торгуем, а не разбойничаем по морям, – сразу отреагировал один из критян, ибо для пиратов было опасно откровенничать даже здесь, где все многое понимали. Однако другой, уже сильно пьяный, не сдержался:

– И тебя на дно пустим, если хочешь! Больно уж ты смелый! По доске бы тебя в море спустить, как в прошлый раз...

– Я хочу сказать, – не сдавался Диомед. – При всём моём уважении к вашей смелости, я говорю, что дело ваше ничтожно. Римляне прочно укрепились на Крите, и заниматься пиратством сейчас всё равно, что ходить по лезвию ножа. Очень скоро все вы повисните на крестах, не достигнув ни богатства, ни славы.

– Да как ты смеешь?! – нетрезвый критянин начал вставать. Юноша сделал пару шагов в сторону, но остался спокоен, продолжив:

– Я предлагаю вам лучшее дело. Поход, что принесёт и деньги немалые, и возможность прославиться для ваших родов. Под началом искусного воина легче добиться желаемого.

– Это кто? Ты что ли? – рассмеялись моряки. Пьяный уже откровенно схватил его, и Диомед не стал сдерживаться, ударив ему в лицо кулаком и легко свалив. Критяне вскочили, двое из них взялись за трапезные ножи, в этот момент к ним подскочила Каллисто и сразу атаковала, начав с мебели. Она швырнула пару стульев, потом перевернула стол, снеся им, словно щитом, сразу троих, юноша оглушил четвёртого дубинкой. Остальные посетители были немало возмущены таким погромом, однако фессалийка быстро охладила их от поспешных действий, она вскочила на соседний стол и выхватила меч, закричав:

– Сколько баб набилось под одну крышу! Сплошные шлюхи и ни одного мужика! Я думала, что вы смелые пираты, помните доблесть отцов, бороздите моря, не страшась римлян! И где же вы все?! Хоть один из вас осмелится выйти против женщины?!

Они не смеялись, никто. Сила её была столь явной, что критяне, люди весьма суеверные, сразу усомнились в том, что она простая девушка. Однако один всё же решился сказать:

– Не надо всех нас оскорблять. Мы, ведь, можем принять это и на свой счёт, и спросить с тебя за это. Хочешь на мечах биться?

– Не играй со своей смертью. На мечах у тебя нет шансов, – ответила Каллисто. – Я готова облегчить тебе дело. Бери кочергу, я тебя побью и простой дубиной.

Многие рассмеялись, критянин же, которому был брошен вызов, не мог уже отказаться, поэтому решил проучить девчонку. Он взял кочергу, которой орудовал на кухне хозяин таверны, фессалийка же одолжила у Диомеда его дубинку. Посетители сами раздвинули столы, освободив центр, ибо интерес к схватке вспыхнул мгновенно. Её оружие было чуть короче, однако и полегче, она легко раскрутила дубинку так, что дерево загудело, проносясь по воздуху. Юноша крикнул:

– Начинайте!

Критянин атаковал тычковыми ударами, выставив вперёд острый конец кочерги, она легко уходила, ища возможность для мгновенного входа. Левая рука её противника была впереди, сжимая оружие ближе к середине, Каллисто заметила это, и первым взмахом атаковала именно его кисть. Кочерга отскочила в сторону, следующий удар она обрушила уже на голову, раскрутив всё тело, бронзовый шар со свистом рассёк воздух и врезался в висок, критянин рухнул как срубленное дерево. Фессалийка оседлала его, левой рукой придавив оружие, правой же нанесла ещё несколько ударов, послышался треск, словно лопнул орех. Она встала, подхватила кочергу и загнала её в полотно стола так, что остриё показалось снизу, потом сказала:

– Кто ещё желает? Кто-то тут говорил про мечи. Впрочем, он уже ничего не скажет... Может быть, копьё?

– Кто ты? – спросил моряк средних лет, бывший, видимо, капитаном корабля.

– Меня зовут Каллисто. Я та, кто не боится отправиться за славой и богатством, не взирая на римлян и тех ублюдков, что служат им. Я набираю людей для дела, впрочем, здесь я, похоже, ошиблась. Думала, что иду к бесстрашным детям морей, которые столько лет сопротивлялись римскому зверю, но оказалось, что здесь сидят лишь пьяницы и козопасы.

Пираты, как на Крите, так и в других местах, никогда не были просто разбойниками, и она это знала, сознательно дразня их. Они были братством и верили, что сражаются не только ради богатства, но, прежде всего, ради вольной жизни. Быть свободным в мире, скованном римскими цепями, оказывалось немалой роскошью, и лишь немногие могли себе это позволить. Её вид, напоминавшей героев древности, возвращал им призрачную иллюзию надежды, но даже за это они готовы были схватиться, не имея большего.

– Куда ты идёшь? – спросили её.

– Пусть те, кто желают последовать за мной, придут завтра поутру к Кефалу, скале у побережья. Там я поведаю о походе, – ответила фессалийка. – Однако сразу предупреждаю, чтобы те, кто боится встретить смерть, не появлялись там, ибо мы идём по лезвию меча...

На следующий день они вернулись к пещере, в которой жили, около полудня. Они предпочитали уединение здесь, стараясь как можно меньше проводить времени в городках, особенно в последние месяцы, когда началась подготовка к походу. Старого Акрисия, их учителя и бывшего славного воина, не было, он жил в собственном доме стадиях в двадцати от пещеры, и теперь заходил не каждый день. Диомед сказал:

– Ну, вот, ещё девять человек. С учётом сегодняшних, у нас есть сорок пять.

– Этого мало. Нам нужно не меньше семидесяти, – ответила Каллисто. – Нужно будет пройти по городкам на востоке острова. Никогда не устану показывать этот трюк с поединком... Ты видел, как у них изменились лица? Как они все менялись, когда я раскраивала черепа этим ублюдкам? Сколько мы уже прошли этих грязных дыр, таверн, рынков... Обо мне уже шепчутся, я знаю.

– Не удивительно. Они никогда не видели столь сильной девы.

– Я дочь своего отца, и в этом всё. Вся моя сила, весь мой рок.

– Мне всегда не по себе, когда ты одна стоишь против всех них, как было вчера, – взглянул на неё юноша. – Побереглась бы.

– Мечи и кинжалы, направленные на меня, и я стою без защиты, словно обнажённая, – она улыбнулась. – Это возбуждает. Каждый раз. Я готова повторять, ибо это то, что заставляет сердце моё биться, и кровь гореть. Тебе не нравится?

Фессалийка обернулась к нему, упёрлась в него лбом, потом быстро отпрянула, сказав:

– Другого не будет со мной. Жизнь – это война, ты должен сам знать, и мы будем сражаться, пока смерть не похитит. Ты сам пошёл за мной, сам выбрал.

– Я не откажусь от тебя.

– Тогда пойдём и займёмся делом. Мне нужно совершенствовать свои удары, чтобы сразить эту тёмную убийцу, ибо она очень сильна.

В стороне от пещеры у них была оборудована тренировочная площадка с несколькими столбами, на коих висели мешки. Спустя час пришёл и Акрисий, мужчина ещё крепкий, хотя и с обильной сединой в волосах, он не стал их прерывать, просто сел, чтобы посмотреть. Каллисто уже вошла в ритм, она начала с копья, колола и рубила широким наконечником так быстро, что звук многих ударов сливался временами в один. Она была в коротком, грубом хитоне, предназначенном для тяжёлой работы, пот уже сделал её тело блестящим, и Диомед почти не бил, только любовался ей. Наконец, отскочив шагов на пятнадцать, она закончила броском, вогнав копьё в дерево так, что древко долго ещё трепетало.

Потом фессалийка взяла меч, лёгкий иберийский клинок, слегка изогнутый для рубящей работы, и сталь замелькала в бешеном темпе. Акрисий с юношей смотрели и слушали, как свистит меч, старик сказал:

– Смотрю на неё и горжусь. Как же она хороша. Приятно знать, что приложил руку к обучению столь умелого воина, хотя и природа её предназначена к этому.

– Не стой там! Давай, нападай на меня! – крикнула Каллисто. Она сменила своё оружие на учебный деревянный меч, и он принял её вызов, также вооружившись и напав. Однако бой продлился недолго, ибо фессалийка, отклонив удар, сбила юношу с ног и прижала его, занеся клинок. Диомед поднял два пальца, шутливо подражая сдающемуся гладиатору. Ему доводилось бывать в Антиохии, где в местном цирке гладиаторские бои имели большую популярность.

– Не делай так, – сказала она. – Не сдавайся даже играючи. Если идёшь со мной, то принимай правило – победа или смерть...

Вечером они лежали в пещере, на устланных шкурах, из-за жары плащи, которыми обычно покрывались, были отброшены. Костра внутри не разводили, лишь принесённая из города маленькая лампа тлела в углу, немного освещая пространство. Каллисто лежала обнажённой, крутила в руках кинжал, и Диомед не решался к ней подступаться, только смотрел.

– Уже скоро. Это дело стало смыслом всей моей жизни, словно взбираешься на гору, шаг за шагом, и, вот, вершина уже близится, – шептала она.

– Ты веришь в то, что всё получится? – спросил он.

– Отец спас меня из пламени не просто так. У меня есть предназначение, и я смогу его исполнить, смогу повергнуть её, пусть даже бог будет стоять за её спиной.

– Так это правда, что твоим отцом был не человек?

– А ты не знаешь? – повернулась к нему фессалийка.

– Я вижу, что ты не из простых смертных, но ты же никогда об этом не говорила.

– Да, не говорила.

– Можешь не рассказывать, если не хочешь, – быстро сдался юноша. Он всегда боялся потерять её. Так повелось с самого начала – она лидировала, а он следовал, она никогда не говорила, что любит его, и поэтому он всегда боялся, что хрупкая связь между ними исчезнет, поэтому не спрашивал о многом, принимал всё, как есть.

– Я жила без отца, – вдруг начала рассказывать Каллисто. – Меня растила мать, и единственным близким родственником, что жил с нами, был мой дед. В детстве мне говорили, что отец был моряком и погиб в дальних краях, ибо судно его попало в шторм, только потом я узнала, как всё было на самом деле. Дед был торговцем, далеко ходил, добирался до Египта и Азии, однако дело это опасное, и однажды его бросили в долговую тюрьму в Пергаме. Он смог написать дочери, ей было тогда девятнадцать, и, вот, она отправилась с деньгами выручать его из плена. Божественная буря выбросила их корабль на пустынный остров, и там она встретила его. Аполлон, бог светоносный, явился ей в образе благородного мужа, разделил с ней ложе, так и родилась я. У меня сердце сжимается, когда представляю, как она отправилась, совсем одна, беззащитная. Меня ты называешь смелой, но во мне-то течёт божественный огонь, нет, она была намного храбрее меня.

Впервые мне суждено было встретиться с отцом в тот день, когда Зена напала на Долонию. Я хорошо запомнила её – восточный её панцирь был как чешуя, покрывал всё тело, голова непокрыта, тёмные волосы заплетены в косы. Она въехала прямо в наш двор, и дед встал перед ней, раскинув руки, я видела всё, видела, как она срубила его, это был красивый удар. Потом она заметила, что у него на поясе пристёгнут бурдюк с водой, и нагнулась, чтобы взять, тут мы и встретились на мгновение взглядом. Никогда больше я не видела такой силы, такого презрения к этой жизни. Воистину, этот её взгляд заставил меня сражаться и идти до конца. Ну, а потом мать утащила меня в дом, они же начали поджигать, и скоро пламя уже неслось, перескакивая с крыши на крышу, гул стоял такой, что невозможно было докричаться до человека, что был совсем близко. Я ждала смерти, но тут мужчина, облачённый в свет, вошёл в комнату, он взял меня, только меня, и повёл сквозь огонь, что стал не жалящим.

Так я осталась одна на пепелище, мне было двенадцать, и казалось, что некуда идти. Однако отец не оставил меня, он приходил ко мне в облике светлого мужа и говорил со мной, он сказал мне, чтобы я отправилась на Крит и поступила в обучение к Акрисию, человеку, всегда почитавшему Аполлона. Впрочем, с того времени он больше не появлялся, лишь через пророчества подавал мне знаки, однако я не оставалась без его поддержки и всегда чувствовала, что он защищает меня. Знаешь, я спрашивала отца, почему он вывел из огня только меня, он же отвечал, что есть рок, над которым не властны и боги...