Текст книги "Царица воинов (СИ)"

Автор книги: Михаил Белов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 51 страниц)

– Тащите его к войску, там будет казнь. Второго ведите на мой суд, – сказала она коротко, даже не глядя на отряд кельтов. – Сеговак, присоедини этих людей к войску.

Эллины окружили небольшой холм, где Зена стояла над двумя гельветами, рядом с ней были и кельтские вожди с командирами из эллинов, за линией тяжеловооружённых колыхалось взволнованное море воинов, что ожидали решения. Сеговак более не решался вмешиваться, воительница же говорила ровным голосом, зная, что слова её потом разнесут по рядам, и все их узнают:

– За ослушание приказа военачальника я приговариваю Аккона к смерти, – она повела обнажённым мечом. – Отныне так будет с каждым, кто не блюдёт законов войска. Ты, Сур, также не исполнил мою волю и заслуживаешь меча. Впрочем, я могу вернуть тебе жизнь, если дашь клятву верности, поклянёшься сражаться до смерти, никогда не сомневаясь.

Гельвету перевели, он посовещался о чём-то с Сеговаком, попросил, чтобы ему подсказали, какие слова надо будет произнести на латыни, ибо язык эллинов был слишком для него сложен. Сеговак тихо шептал, он же повторял за ним.

– Я согласен, моя жизнь отныне принадлежит тебе, – ответил Сур, и многие видели, что он сказал так не из страха смерти, но из-за того, что восхитился грозной воительницей, поверив, будто её принёс ураган из края богов. Он встал, Аккона же, ещё живого, хотя и потерявшего много крови, один из эллинов пронзил мечом, чем вызвал волну возгласов среди кельтов.

Так Зена решила это дело, некоторые опасались конфликта с гельветскими воинами из-за подобного нарушения традиционных прав знати, но она пошла на риск, и стало понятно, что кельты готовы многое ей позволить, считая посланницей божества. Вернувшиеся воины принесли запас продовольствия на пару дней и вести, что ещё около пятисот свевов встретились им к югу, они пробирались лесом в том же направлении, что и основное войско. Очевидно, это были те, кто оставил предводительницу ради грабительского рейда, но догонять их теперь было уже поздно. Зена направила войско следом за фессалийкой, оставив раненых и убитых на попечение местной общины, погибших же эллинов велели сохранить до времени, когда можно будет спокойно произвести погребальный ритуал. Поначалу среди людей царило мрачное настроение, но уже к вечеру конные посланники из города сообщили, что крупный отряд кельтов задерживает врага недалеко от реки. Уже в темноте они достигли места битвы, Каллисто не стала штурмовать сильную позицию кельтов и увела своих ночевать на высокий и заросший лесом холм, там теперь мигали огоньки костров.

На коротком совещании воительница выслушала мнения гельветов о том, где лучше принять новый бой, и все сошлись, что стоит пересечь реку и не давать врагу идти далее к святилищу. Наконец, после немалых трудов, кельты и эллины смогли повалиться на землю и отдаться сну, все слишком устали, чтобы разбивать лагерь. Спала и Габриэль, рана которой успокоилась после тряски в телеге, лишь Зена с узким кругом соратников сидела близ костра, предчувствие великих испытаний владело ими...

Глава 9. Битва у брода.

Ночь порождала покой, ибо рядом едва слышно двигалась река, и деревья шелестели над ней, небо оставалось чистым, перемигиваясь глазами богов, и ветер с юга едва чувствовался. В этой тиши бился как сердце мира костёр, и люди вокруг него были похожи на тени, прошедший день должен был вселить в них мрачное чувство, однако ещё более на них влиял вид сидевшей рядом дочери божества, а она вовсе не выглядела сломленной. Зена источала прежнюю свою уверенность, будто знала нечто, недоступное остальным, это могло быть связано с чем-то конкретным, что она готовила врагу, но скорее шло от общей её веры в свою судьбу. Рядом были немногие – Александр сосредоточенно протягивал точило по клинку изрядно уставшего меча, он был в одной набедренной повязке, ибо ранее смазывал свои, оказавшиеся поверхностными, ранения мазью, Сеговак выглядел решительным, неотрывно глядя в огонь, Ономакрит не показывал чувств, попивая вино из бурдюка, Ферамен же так устал, что уже закрыл глаза и дремал, оседая на щит.

– Не суди мой народ, – сказал кельт, чувствуя, что именно боеспособность гельветов тревожит эллинов более всего. – Я видел, что твои люди были как горы и держались перед натиском, мои же не устояли, но это изменится.

– Им тяжело стоять против свевов, словно они считают этих варваров более способными к битве. Что будет завтра? Скажи.

– Я знаю свой народ, они чувствуют то же, что и я. Говорю тебе сейчас, и пусть все боги слышат как есть, что завтра лишь два будет у меня пути – в лагерь врага победителем или в обитель мёртвых. Любой из кельтов скажет тебе схоже. Мы вступили в битву неподготовленными, посчитали, что будет легко отбить небольшой набег, поэтому люди были поражены неожиданной яростью свевов, но теперь всё изменится. Наша слава оказалась под сомнением, но никто из нас не забыл доблести предков, и завтра мы будем её восстанавливать. Ты увидишь, как многие отдадут свои жизни в руки богов, люди из города сказали, что утром прибудут друиды, они разожгут в воинах страсть к смерти. Ты тоже можешь помочь в этом, ибо многие считают тебя причастной к миру богов, да и сам я верю в это.

– Это будет тяжёлая война, чем бы всё ни кончилось, и завтра, возможно, грядёт её пик. Именно к этому я сейчас готовлю себя, можно сказать, даже предчувствую это, кожу словно колет тысячей иголок. Чувствую, что мне предстоит одна из самых яростных битв в жизни, придётся отдать всю себя до конца, может, даже больше, – внешне Зена не выказывала эмоций, спокойно смотря в огонь и положив бронзовые от отсветов руки на колени. – Такие моменты редко бывают в жизни, когда все нити сходятся в один узел. Вам тоже предстоит это пережить, поэтому говорю – готовьтесь. Больше всего сейчас нужно, чтобы и все остальные прониклись схожим чувством, эллины и кельты, только тогда у нас будет шанс.

– Это божественное предчувствие тебя пронизает, – ответил Сеговак, что имел дело с друидами и знал кое-что о высшем мире. – Я рад этому, ибо подобные вещи свидетельствуют о помощи небожителей, и почти всегда передаются и окружающим. Это хороший знак, бесславие нас не ждёт.

– Отлично, я понял, что кельты будут яростно биться, – вступил в беседу Александр, – но хотелось бы знать, что мы конкретно будем делать в сражении.

– Они пойдут через ближний брод утром. Пути лучше не найдёшь, ибо этот брод, как сказали местные, самый широкий, и вода здесь всего по колено и меньше, поэтому можно выстроить мощную колонну. Мы встретим их у брода и будем биться, всадники в таком деле окажутся менее важны, вся тяжесть ляжет на пеших, и все мы будем среди них, однако и враг не сможет использовать сильную свою конницу. Никаких уловок я не ожидаю, ибо свевы слишком неуправляемы, чтобы пытаться с ними совершать обходные манёвры, да и Каллисто уверена в себе и жаждет славы в открытом бою.

– Это мне нравится, – кивнул юноша. – В такой схватке можно освободить душу от всяких томительных мыслей, не думать ни о чём, просто делать своё дело, тогда и смерть не тяготит.

– Я лишь за Габриэль тревожусь. Она ранена, но избежать битвы не пожелает.

– Обещаю, что буду смотреть за ней всё время и защищать до конца, – сказал Александр, – да и Персея на это направлю.

– Хорошо, половина из вас уже спит, – Зена взглянула на Ферамена. – Нужно хорошо отдохнуть, ибо силы нам понадобятся как никогда. Очень надеюсь, что фессалийка не будет спешить, и мы успеем позавтракать, готовясь к долгому дню.

Так они разошлись, погрузившись в тёмный лагерь, что весь спал, окружённый прерывистой нитью сторожевых костров. Посты были особенно бдительны у реки, но тишина не предвещала опасности, ибо казалось, что сама ночь давит людей неодолимой тяжестью и гасит до времени их тлеющую ярость. Ночь прошла спокойно, и все спали, даже Зена отрешилась на время от всех тревог и ответственности, зная где-то в глубине души, что до времени ничего не случится. Над миром упокоился туман, особенно сильный вдоль реки, он утопил долину, и лишь тени самых высоких холмов можно было видеть словно висящими в пустоте, со всех сторон звенели голоса птиц, ясно слышимые на большом расстоянии, как за рекой, так и на этом берегу. Столь же тихим оказалось и утро, Зена прошлась до реки и разрешила воинам ещё спать, отложив завтрак на пару часов, ибо было ясно, что до исчезновения тумана никакие действия большими отрядами невозможны.

Наконец, сторожившие последними, согласно приказу, объявили подъём, что разнёсся криками по всему стихийному лагерю, и скоро он наполнился движением. Туман ещё не совсем рассеялся, и в его дымных полосах завтракавшие люди походили, как казалось эллинам, на тени ахейского войска под Троей, кельты также думали о своих героях, ибо по лагерю уже разнеслась весть об ожидании выдающейся битвы. Когда солнце было уже значительно выше холма, где засел враг, командиры велели начать подготовку к сражению, тут с запада прибыли и звенящие колесницы с телегами, друиды спешили напомнить смертным о том, как следует встречать судьбу. Не смотря на спешку прошлым вечером, эллины нашли время, чтобы поставить палатку Зены наилучшим образом, и теперь она в одиночестве темнела среди брошенных прямо на землю щитов, узлов с вещами и походных одеял. Там отдыхала Габриэль, и именно туда Зена направилась, дабы в уединении подготовиться к сражению, крикнув своим собрать необходимое для жертвы.

Девушка уже ждала её, стараясь выглядеть полностью оправившейся, скрывая повязки на ранах под хитоном, она и помыслить не могла, чтобы пропустить битву. Воительница знала об этом и не пыталась отговаривать, она лишь поцеловала её и, раздевшись, легла на живот, девушка, уже зная ритуал, начала разминать ей мышцы перед сражением. Какое-то время она не решалась начать разговор, чувство отчуждения было острым, ибо война требовала обеих полностью, отнимая их друг у друга, потом же осторожно спросила:

– Что будет?

– То, к чему мы шли всё это время, – ответила Зена, сразу поняв, что в этот короткий вопрос вкладывает любимая. – Сражение столь упорное, что редко мне приходилось испытывать, придётся отдать все силы, может, и больше. Я знаю точно – скоро нашему противостоянию с фессалийкой придёт конец. Всё произойдёт здесь, возможно, уже сегодня.

– Я ещё не могу осознать этого полностью, как-то незаметно я стала совсем другой. Кто знал меня прежде, уже не признает, если я вернусь домой. Так или иначе, я иду за тобой. Когда будешь разжигать воинов криком на поле, и отец твой спустится с небес к нам, то и на меня мужество низойдёт.

– Так и будет, – сказала воительница и на какое-то время замолчала, думая о предстоящем. Габриэль готовила её тело как гибельное оружие, тугое, как неотвратимый лук, в руках девушки оно играло силой, узоры татуировки текли под пальцами, прямой линией позвоночника отделённые от чистой левой стороны тела. Девушка сидела на крестце Зены, времени было не так много, и она не задерживалась на одном месте, разогревая мышцы и спускаясь всё ниже, пока не дошла до ног. В тишине и полутьме воительница поднялась, готовая облачиться в свои доспехи, и Габриэль начала помогать ей.

Так происходило уже много раз, но сегодня они обе знали, что предстоит особая битва, и к ритуалу подходили внимательнее. Зена облачилась в красный хитон чуть выше колен, как и подобало для такого сражения, потом девушка стала подносить ей части снаряжения, начав с панциря. Это был лучший из её доспехов, изготовленный ещё в мастерских Понтийского царства и хранимый со времён Митридата, цельный панцирь с кожаной основой, на которую крепились чёрные стальные пластины, от низа живота он продолжался юбкой из наслоений кожаных полос, усиленных металлом, до колен. Зена натянула его через голову, потом Габриэль убедилась, что панцирь хорошо сидит, откинутые назад наплечники смотрелись как крылья, девушка взяла один из них, притянула и начала шнуровать. Кожаные птериги, прикреплённые к наплечникам, скрывали руки воительницы почти до локтей. Зена поднялась и легко попрыгала на месте, будто и не было на ней веса в талант, в лучах света из треугольника входа в шатёр стало видно, что на стальных пластинах лежит серебряный дракон, на наплечниках же мастер изобразил сцены из мифов – Калидонскую охоту с Мелеагром и Аталантой, и битву амазонок.

– Это специально для тебя сцены подобраны? – спросила девушка. – Раньше ты не рассказывала мне об этом панцире.

– Верно, мастер, что был родом из Гераклеи, подбирал сюжеты для меня, помня о том, что слышал обо мне и моих делах. В охоте на вепря он показал и Мелеагра, намекая на слухи о моём происхождении от Ареса, и Аталанту, могучую деву-охотницу, амазонки же появились из-за того, что многие в войске меня так называли.

– Ты открыла им своё происхождение? – девушка продолжала разговор и подносила любимой поножи, начищенные до блеска.

– Нет, я никогда прямо не говорила об этом, но люди, что сопровождали меня ещё в восточном путешествии, рассказывали подобные слухи, памятуя ещё слова Барайаса, что знал меня очень близко. В войске же люди легко приняли такую легенду обо мне, ибо, согласно мифу, как ты знаешь, все амазонки – дочери Ареса, а во мне, как они говорили, возродилась их сущность. Так, кажется, Пифагор говорил – о путешествии душ от тела к телу, будто они возрождаются через долгое время.

– Они правы. Так и друид мне говорил, – улыбнулась Габриэль, глядя на почти снаряженную воительницу. Открытой осталась лишь небольшая часть её тела, ибо на ногах были поножи и римского типа калиги, на правой руке от локтя до запястья тускло светился металлический наруч, лишь шлема она не взяла, желая, чтобы все кельты и эллины видели предводительницу в битве. Девушка уже взялась за оружие и стала помогать любимой облачаться им – один кинжал в ножнах она прицепила на бедро, два других были на поясе, что дорийка застегнула ей поверх панциря, там же крепился и чехол с шакрой. Меч в ножнах Зена перекинула через плечо, перчатку для боя шакрой она заткнула пока за пояс, наконец, взяла копьё и круглый щит, покрытый тонким слоем железа. Теперь она была полностью готова и обратилась к своей подруге, сказав:

– Будешь биться сегодня с луком, и надень кельтскую кольчугу.

– Тяжёлая она, – заметила девушка.

– Да, и всё же наденешь её. Я попросила гельветов найти тебе размером поменьше, – Зена сказала это так, что невозможно было перечить. – Пусть кто-нибудь из наших поможет тебе облачиться, потом подходи ко мне.

– Всё? – Габриэль осмотрела её ещё раз.

– Да, я пойду вселять мужество в души воинов. Теперь думай только о битве, вновь вспомним, что любим друг друга, только по окончании всего, не ослабляй себя тревогой...

Зена побежала по траве, солнце, к коему с севера приближалась огромная синева тучи, особенно остро зажгло весь её металл, и горгона на щите наполнилась жизнью. Кельты и эллины приветствовали её как новое солнце, восклицая, что остриё копья над нею горит как губительный Сириус, и что многие не переживут встречи с ней. Дозорные сообщали, что в лагере врага видно большое движение, свевы явно готовятся к битве, эллины были уже практически готовы, кельты же поспешали сотворить множество необходимых вещей – наносили боевые краски, мочили волосы, некоторые приносили свои клятвы, друиды и женщины часто указывали на небо.

– Лучше следите за своим внешним видом сегодня! – кричала им Зена. – Воин должен вступать в великую битву красивым, тогда и смерть будет как свет утра! Я хочу, чтобы они увидели нас, охваченных огнём и увенчанных венками!

Эти слова пришлись по душе кельтам, что и сами от предков восприняли стремление к красоте в дни, когда боги решают судьбу, глядя на них, воодушевлялись и эллины. Гельветы не приносили жертв, лишь их друиды искали добрые знаки в небе, для эллинов же сама воительница с македонцем Диадом, что раньше отправлял культ в храме, заклали молодого бычка. Зена, одев сплетённый для неё венок из листьев дуба, насыпала семена на лоб жертвы, окропила водой, Диад сжёг на костре несколько волосков, и женщина перерезала жертве горло, отворив путь крови. Македонец быстро добрался до внутренних органов и сообщил, что состояние их даёт надежду на успех, хотя и тяготы будут немалые, и цена будет велика. От таких слов не многие уверились в победе, лишь желание биться стало сильнее, ибо никто не желал отступать от доблести своей.

Река лежала перед ними, поначалу в лучах солнца был хорошо виден контраст между отмелью, где желтел песок, и более глубокими местами, выглядевшими как тёмные провалы, но туча наваливалась, и скоро вся вода стала как вороное железо. Эллины становились в центре, вода перед ними была глубиной по колено или менее, кельты частью разместились перед ними, в большинстве же заняли фланги, где глубина была уже по пояс, и быстро наступать было невозможно. Сеговак оказался прав, и гельветы выглядели теперь по-новому – многие, особенно те, что встали впереди, обнажились, покрыв тело узором, у одних волосы стояли гривами, другие уложили их в косы, все готовы были кричать громче и неистовее бить мечами о щиты.

– Они решительны, – заметила это Габриэль, подойдя к воительнице уже снаряжённой. Они вместе оглядели войско, стоя на левом его краю, и вид этот внушал уверенность – кольчуги и шлемы ещё ловили последние лучи, копья качались как поднявшаяся в одночасье роща, щиты были ярко раскрашены, клинки же вспыхивали изредка как молнии.

– Ты права, они не умеют притворяться. По внешнему виду их можно понять, что у них на сердце, и сейчас они готовы не отступить и перед смертью.

Зена нанесла извилистые полосы краской себе на лицо, показывая своё единение с кельтами, и вонзила перед строем эллинов меч в землю, дабы произнести молитву отцу. Обнажённые кельты впереди сели на землю, дабы не закрывать обзор на врага, и противоположный берег хорошо просматривался, а там уже кипела жизнь. Масса казалась тёмной, ибо солнце было уже проглочено мраком, свевы бежали пешими, до времени сохраняя полное молчание, слышался лишь гул их движения, они вытягивались в длинную фалангу перед бродом. Воительница опустилась на колено, желая тихо прошептать слова, но Габриэль приблизилась к ней сзади, сказав:

– Многие наши тоже хотят произнести молитву. Говори мне, а я буду передавать твои слова воинам.

Зена кивнула и начала давно запомненное обращение к могучему богу, девушка же громко повторяла за ней:

– Отец мой, могучий боец, колесничий и златошлемный, оплот городов, щитоносец и медью губящий, твёрдый рукой, неустанный! Грозный тиран для врагов, предводитель воинов на верном пути, царь мужества, скользящий по небу как перст огненный! Услышь же меня, мой помощник, дарующий смелость, жизнь освещающий, посылающий доблесть! Сделай, дабы могла я волю упрочить и сердце в груди утвердить медным заслоном, быть в битве как меч твой! Даруй же мне ярость и неустанность огня!

Пока они произносили слова, войско перед ними уже изготовилось, и Каллисто можно было различить в центре построения, она тоже шла пешей. Воинства начали медленно сближаться, готовые в любой миг, по зову предводителей, излить свою ярость, было чуть за полдень, но на землю опустилась тень. Шагов за тридцать до воды свевы начали первыми, по старому обычаю их племён, они разом подпрыгивали и кричали имя своего народа, потом ударяли в щиты. Это было грозное зрелище, и, по мере их приближения, Зена понимала, что и фессалийка прониклась этой битвой как последней, и люди её это ощущают, словно сама природа вокруг говорит об этом. Расстояние уже позволяло обмениваться снарядами, но никто не метал, ибо предводители не отдавали приказов, но шли всё далее, пока не стали ясно видны лица, изображения на щитах и мечи с копьями над головами. Вода коснулась их ног, свевы в последний раз подпрыгнули, и было хорошо различимо, как волосы Каллисто взметнулись огнём, в звоне металла, она закричала пронзительно, и тысячи превратили её крик в рёв урагана. Кельты ответили своим зовом, загремели бешено о щиты, показывая, что нет в них страха, эллины выделялись среди этого низкого гула своим "а-ла-ла-ла", так кричали и Зена с Габриэль, и звук этот, столь родной, было радостно слышать в чужой земле.

Воительницы коротко оглядели друг друга, однако не стали пытаться вступить в разговор, но метнули свои копья, что стало сигналом к началу обстрела. Туча ползла у них над головами, порывы ветра хлестали волнами в щиты, и на горизонте уже вспыхивали извилистые нити огня. Свевы закидывали противоположный берег дротиками и камнями, молодые кельты выскакивали из рядов и отвечали своими копьями, Габриэль стреляла с безопасного расстояния, легко попадая в плотный строй. Такой бой продолжался не долго, ибо обе стороны слишком жаждали вцепиться друг в друга, в этот момент хлынул ливень, и вода в реке словно вскипела, воины вступили в это бурление, их рёв достиг апогея.

Подобной битвы Габриэль не приходилось видеть ещё никогда, было полное ощущение, что мир реальности остался позади, и вокруг неё лишь духи и демоны дикого мира. Обнажённые кельты сошлись с обнажёнными героями свевов, девушка видела в них, покрытых узором и осенённых распущенными волосами, скорее зверей, могучих медведей, схвативших длинные мечи. В какой-то момент она поняла, что некоторые из свевов, и правда, покрыты шкурами зверей, чем больше крови изливалось, тем более проявлялась их нечеловеческая природа. Хотя вода была ниже колен, она всё же сковывала движения, и брызги вздымались облаками, Габриэль даже перестала стрелять, не желая нарушать поединки героев внезапными ранениями от стрел. Всё её внимание привлекал к себе могучий рыжеволосый кельт, Адбукилл, силой которого она восхищалась ещё в лагере, и теперь воин был среди первых, снеся голову своему противнику и стремясь захватить её как ценный трофей. Основные силы эллинов и кельтов остановились на берегу, свевы же всё больше втягивались в воду, увлекаемые своими героями, и Каллисто более не управляла сражением, крикнув всей массе атаковать врага впереди.

Зена дождалась, когда ревущее тело тысячеголового зверя в облаке брызг приблизится почти вплотную, прижимая кельтский передовой отряд к щитам своих, тогда она и велела всем обрушиться на противника. Эллины сомкнули щиты, и каждый их шаг сопровождался гулом металла, гельветы бросились стремительно, замахиваясь на ходу оружием, за их спинами Габриэль и другие немногочисленные стрелки продолжали своё дело, врага они почти не видели, но ориентировались на примерное расстояние до него. Столкновение ликвидировало последнюю видимость порядка, лишь строй эллинов казался скалистым утёсом среди бурного моря, но и они в этой безумной сече стали постепенно растягиваться и дробиться на группы.

Первым натиском эллины смогли остановить и даже немного потеснить врага, их копья ранили многих, сыграло роль и то, что свевы яростно добывали трофеи с тел павших кельтов передового отряда, затрудняя движение своих. Каллисто призвала людей из задних рядов с новой силой кинуться в бой и сама атаковала в центре, тогда как Зена сражалась на правом краю фаланги эллинов. Дождь шёл порывами, молнии цвели слева от кельтов и по правую руку от свевов, воды почти не было видно из-за массы вошедших в неё людей, лишь там, где было глубже, от мощного волнения воинов качало и валило с ног. Фессалийка метнула копьё с неотвратимой силой, загнав его на треть в основание шеи стоявшему на её пути ахейцу, оруженосец быстро подал ей следующее, и она сошлась врукопашную, толкая щитом. С обеих сторон на неё напали друзья погибшего, но их копья не достигали цели, она же была куда успешнее, заставляя эллинов отступать.

– Вперёд! Ещё шаг! – кричал Ономакрит, возглавлявший левый фланг. Стена щитов сталкивалась со стеной, кельты и свевы рубили сверху, сходно атакуя и короткими копьями, это приводило к многочисленным, но более поверхностным ранам, кровь шла обильно, и воины оседали скорее от потери сил, чем от мгновенных губительных ударов. Сам киликиец действовал, как учила Зена при тренировке отрядов, вонзая снизу клинок в область живота, долгое время противники не могли потеснить друг друга. Эллины прочно держались в центре, даже Каллисто не могла быстро их сломить, поэтому она переместилась направо, где кельты не имели столь крепкого строя. На правом фланге Зена была в первых рядах, кровь стучала у неё в висках, ярость заставляла забывать об осторожности, и она всё дальше отрывалась от других бойцов.

Свет солнца доходил сквозь стену тьмы словно из другого мира, молнии на миг серебрили металл куда более яркими могильными отблесками, среди всего этого краски поблёкли, но те, кто видел перед собой двух сражавшихся демониц, могли поклясться, что глаза их горели внутренним огнём. Зена первым делом использовала копьё, мгновенно разящее из-за круглого щита, оруженосцем её был Скопас, молодой этолиец, он держался чуть позади и готов был подать новое копьё, когда не выдержит прежнее. Практически обнажённый свев замахнулся над воительницей длинным мечом, но она, упредив врага, вогнала наконечник ему в основание шеи и мощным толчком опрокинула на спину. Разрывая плоть, копьё вышло наружу, Зена оттолкнула щитом нового врага и плашмя обрушила на него древко, варвар ответил рубящим ударом, но лишь скользнул клинком по наплечнику. Дочь Ареса снизу просунула копьё ему под щит, поразив в пах, вырываясь, свев разворотил себе живот, но древко сломалось близ самого наконечника.

– Держи! – Скопас вложил в её протянутую руку новое копьё. Даже смертельно раненые варвары, горящие своим бешенством, были способны ещё на многое, и воительнице пришлось вновь разить свева с разорванным животом. Рубящие удары врагов, грамотно принимаемые на щит, не были особо опасны для неё, и даже те, что проходили, не способны были нанести серьёзного урона панцирю. Очередное копьё сломалось, увязнув железным наконечником в кольчуге знатного варвара, Скопас, что прикрывал дочь Ареса справа, был ранен в бедро и не смог подать нового, тогда впервые в этом бою она обнажила меч.

Габриэль, желая не оставлять Зену без помощи, просила воинов поднять её на щите, дабы из заднего ряда видеть поле битвы и поражать врагов стрелами. Возвысившись над плечами четверых юных кельтов, она нашла любимую и тянула стрелы, не обращая внимания на их тип, ибо с такого расстояния в цель ложились как обычные, так и бронебойные. Увидев, что подступающий к ней свев вдруг получает стрелу в грудь или лицо, воительница сразу узнала работу своей ученицы и приветствовала её, подняв руку. Вид Габриэль на щите напомнил кельтам их собственный обычай прославления вождей, и некоторые даже закричали, будто она золотоволосая дочь божества. В окружающей тьме она казалась людям лучом света, и это было хорошим знаком.

На правый фланг эллинской фаланги из задних рядов вражеского войска обрушились всадники, что, окружённые своими легковооружёнными спутниками, преодолевали брод на конях, замахиваясь фрамеями. Их гордый натиск Зена прервала своей мрачной тенью, щитом она прикрылась от копий и бросилась, чуть пригнувшись, вплотную к коням, её меч разил снизу вверх, молнией проникая в лошадиные бока и бёдра всадников, обильно хлынула чёрная кровь. Кони заметались, словно воительница источала запах страха, свевам стало тяжело их удерживать, некоторые соскальзывали, цепляясь, под брюхо, или валились на землю, это ещё увеличило потери среди них. Один рослый всадник, видный герой, напал на Зену, пытаясь исправить ситуацию, его копьё пробило щит насквозь, но демоница мгновенно отвела левую руку, не давая варвару извлечь оружие. Свев схватился за меч, но воительница подставила под удар свой клинок, плохое железо варвара не выдержало, и меч разлетелся на осколки, ранив нескольких воинов, находившихся рядом. Прямым ударом Зена пробила грудь своему противнику, раненый ещё пытался махнуть обломком оружия, но воительница оглушила его лошадь, обрушив клинок ей на голову, и животное вместе со всадником рухнули на землю.

Не видя достойного противника, ибо воды людские расступались перед ней в ужасе, дочь Ареса двинулась налево, желая встретить Каллисто, в это время войско кельтов и эллинов, чуть отступив из воды, превратившейся в тёмную жижу, укрепилось на берегу. Фессалийку легко было заметить, она уже взялась за меч и далеко выдвинулась, окружённая группой телохранителей, из рядов своего войска. Кельты на левом фланге отходили, не выдерживали её ярости и эллины, она же не знала усталости, сверкая махайрой, результаты этой умелой рубки видели многие – несколько гельветов, отползавших от неё, лишились рук. В этот день как никогда, в трепете небесного огня и мареве почти стихшего дождя Каллисто виделась не от мира сего, её вела сила божества, и теперь тень отца словно окутывала её. Дойдя почти до совершенства в естественных движениях зверя, отдавшись ритму, что уловила внутренней сутью, она ни на мгновение не замирала, ещё не успевал упасть на землю выбитый из рук врага щит, а меч её, молнией проникнув в бок, уже поднимался для нового удара.

Свевы, окружавшие фессалийку, увидели приближение Зены, один из них бросился наперерез, огромный варвар, отбросивший щит и не замечавший кровоточащих ран. Воительница сделала лишь шаг в сторону, чтобы щит её оказался слева от врага, и быстро рванулась навстречу, удар врага приняла железная кромка, однако сила свева была столь велика, что щит расселся почти надвое. Первым выпадом Зена пронзила его в живот, вторым отсекла кисть руки с мечом, варвар опустился на колени, упёршись окровавленной рукой в грязь. Заступив вправо, воительница снесла ему голову, подчиняясь последней вспышке ярости, обезглавленный свев рванулся к ней, близко стоявшей, и вцепился левой рукой в наплечник панциря, повиснув на ней хваткой мертвеца. В этот момент Каллисто уже смотрела на неё неотрывно, словно забыв обо всё прочем, дочь Ареса круговым движением вывернулась из объятий варвара, и тело сползло вниз, она же встретилась взглядом с противницей.

– Иди ко мне! – Зена подхватила отсечённую голову и швырнула её в Каллисто, та инстинктивно отбила щитом. Вокруг них начало образовываться пустое пространство, ибо никто не решался нападать на демониц, лишь Александр возник рядом и свалил мощным ударом копья одного из врагов, готовый сражаться рядом с воительницей. Однако Зена, уже уловив настроение фессалийки, начала мечом очерчивать круг, призывая воинов отступить для их поединка, схоже поступила и её противница. Воительница бросила свой разбитый щит, попросив новое оружие для боя, ей быстро принесли несколько копий и лучший из щитов, что смогли найти. Каллисто тоже предпочла вооружиться копьями, схватки она не избегала, хотя исполнить предсказания ещё не смогла.