Текст книги "Царица воинов (СИ)"

Автор книги: Михаил Белов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 51 страниц)

– Ты сказал, что свиток восходит к записям этой девчонки, – сказал Николай. – В этой же части автор ссылается на сведения от других людей. Почему так?

– Габриэль сама не описала первую встречу с Зеной. Этот фрагмент, видимо, принадлежит другому человеку, который потом переработал записи и добавил сведения о том, что было упущено.

– Ладно, смотри, там что-то происходит...

Гул от ворот резко усилился, впрочем, внешне башни оставались без всяких изменений, и сами створки не двигались с места. Со стороны стен побежали люди, как простые граждане, так и солдаты, ничего понять было невозможно. Очень скоро поток бегущих превратился в целую реку. Николай выхватил какого-то человека из этой массы, судя по виду, воина из пехотных частей, спросил у него:

– Куда все бегут?! Что случилось?!

– Нас предали! Войска на Филипповой башне обратили тыл и пустили варваров на стены! Там готы служили, вот, они и переметнулись к своим! – крикнув это, солдат вырвался и бежал.

– Надо уходить, – первым решил Николай.

– Куда?

– К внутренним стенам. Все сейчас туда повалили.

Они влились в толпу, однако на главной улице скоро возник затор, ибо навстречу бегущим выступили отряды находившихся в резерве частей. Стройные колонны столкнулись с человеческой рекой, командиры начали призывать дезертиров, угрожая им виселицей, это ещё более увеличило хаос. Друзья справедливо решили, что их, людей гражданских, борьба с дезертирством не касается, однако двигаться вперёд было невозможно, поэтому они свернули на соседнюю улицу. Скоро они упёрлись во внутреннюю стену, пробраться к воротам оказалось затруднительно, ибо переулок наглухо перекрыл большой отряд со щитами.

– Пропустите нас! Нам нужно за ворота! – крикнул им Николай.

– Нет прохода! Ворота закрыты! – ответили ему, и было ясно, что просить бесполезно.

– Повернём направо, там крыши домов близко подходят к стене, – предложил Клеарх. – Заберёмся на крышу, может, на крик кто-нибудь со стены верёвку скинет.

Они двинулись, но скоро впереди стали слышны звуки приближавшегося боя. Где-то далеко, в начале улицы, мелькали чёрные тени – конные и пешие враги, казалось, не спешили, забираясь в дома. Против них выступил отряд легионеров, желавший заблокировать улицу словно живой стеной, на щитах воинов виднелись христианские символы. На внутренней стене также было оживлённо – там появилось множество лучников и пращников, что поддерживали своих активной стрельбой.

– Что делаем? – спросил юноша. – Можно здесь пока укрыться, или пробираться дальше. Высокий дом уже близко.

– Нет смысла сидеть. Битва всё приближается. Пробежим за их спинами и, пока здесь сражаются, постараемся забраться наверх, – ответил Николай.

На открытом пространстве впереди уже начали падать редкие вражеские стрелы, хотя враг был ещё не так близко. Друзья выломали лёгкую плетёную дверцу из ограды ближнего дома и, прикрываясь ей словно щитом, побежали до следующего здания, чтобы там переждать и выгадать время для нового рывка.

– Уже близко, – сказал Николай. – Вперёд.

Они бросились, в этот момент разом множество людей рядом закричали:

– Прорываются слева! Все туда!

Послышался отчётливый гул сотен копыт, легионеры сдвинулись единым панцирным зверем, снаряды забарабанили чаще. Юноша внезапно понял, что они находятся практически на линии огня, и будет очень обидно получить стрелу в спину от своих же солдат. Друзья добежали до низкого заборчика, прыгнули за него.

– Роксаланы! – сказал Николай, выглянув из-за укрытия. – Наши их бьют!

Клеарх поднял голову, успел ещё заметить встающих на дыбы всадников, но тут свинцовый снаряд из пращи, выпущенный со стены, скользнул ему по затылку. От удара потемнело в глазах, сознание унеслось, ибо, после посещения пещеры, он был уже слабо властен над ним, и вместо напряжения Берои возник приятный сумрак лесной чащи. Было не ясно – заблудился ли он, или укрывается от тревог мира.

Глава 2. Сумрачный лес.

Металлический сосуд с холодной водой стоял под навесом, чтобы тень укрывала его от прямых лучей висевшего одиноко в небе светила. Был пик лета в этих землях, самые жаркие дни, но обилие речек и ручьёв, да обширные рощи и леса помогали переживать духоту, эллины же и вовсе не видели в ней ничего особенного. Габриэль в одном лёгком хитоне вышла из шатра, взяв сосуд в руки, её кожа заметно загорела за летние дни, став бронзового оттенка.

– Сафо, как дела? – приблизился к ней Александр. – Ты стала такой же, какой я видел тебя ранее в Элладе. Вся бледность зимы ушла.

– Да, хорошее лето, – кивнула девушка.

– Только мошкара вечерами совсем убивает, – улыбнулся он. – Ну, как она?

– Пока всё также. Жар спал, но в себя не приходит, дышать стала ровнее.

– Уже пятый день пошёл, однако я верю в неё. Она вернётся к нам, – юноша подхватил сосуд у Габриэль. – Можно мне к ней?

Девушка кивнула, и они вместе вошли в шатёр. После того, как Зена рухнула без сил, её не стали тревожить переездом в город, ибо врачи рекомендовали строгий покой, поэтому лишь отнесли на одну поляну близ ручья, где эллины встали лагерем. Кельты исправно снабжали их продовольствием, война улеглась, и можно было отдыхать с лёгким сердцем, мечтая о доме. Тревожно было лишь из-за предводительницы, а для близких к ней это чувство затмевало всё.

– Врач ушёл совсем недавно, – сказала Габриэль, сев возле постели. – Он хороший человек, и многое делает, но её судьба сейчас зависит не от него.

Зена лежала под лёгкой, синей накидкой, более плотное шерстяное покрывало было скомкано в углу. Казалось, она просто спала на боку, однако, обычно очень чуткая к звукам, сейчас не просыпалась от шума входящих, волосы её частично скрывали лицо, выглядевшее бледнее обычного. Александр сел рядом, сказав:

– Она борется. Я теперь полностью уверен, что она – дочь Ареса, дитя божественного племени, и она очень сильная.

– Не представляю, как я буду без неё, и думать об этом не хочу, – тихо шептала девушка. – Знаешь, многое можно передумать, пока смотришь на неё здесь. Я понимаю, что прежней уже никогда не стану, она изменила меня навсегда. Были ли мы счастливы в эти годы? Несмотря на все тяготы, на всю кровь, мы всё же делали хорошее дело, многим помогали, и мы часто были счастливы... Много тёмных сил вьётся вокруг. Эта война, и Каллисто, и Кельтика с её мрачными лесами и кровожадным народом... но я за неё держусь, а она за меня, так и будем дальше.

– Это правильно. Война, похоже, ушла надолго из этих земель, впрочем, римляне активно действуют на севере, и беженцы прибывают.

– До нас они не доберутся, будем молить богов, – сказала девушка.

Вечером Зене что-то снилось, она не была в горячке, но лежавшая рядом Габриэль видела, что глаза её движутся под веками, она ворочалась и что-то неслышно шептала. Девушка встревожилась и внимательно наблюдала, через некоторое время она смогла расслышать отдельные слова, её любимая говорила: "ты уходишь, мой Брасид... мой сын... не оставляй меня сейчас... ты так мал ещё...". Габриэль не могла понять, что она имеет в виду, и не знала, грезит ли она дальними мирами или что-то вспоминает, но она желала это прекратить, поэтому обнимала любимую и сжимала ей руки. Зена продолжала говорить, шептала о сарматских степях, о змее и о своём отце, что наградил её проклятьем, однако через некоторое время она успокоилась, и сон её стал тихим.

Утром Габриэль проснулась от полосы света, что, подобно ножу, прокралась в шатёр и протянулась ей по лицу. Девушка полежала немного на спине, потом повернулась к лежавшей рядом Зене и внезапно обнаружила, что та в сознании и спокойно смотрит на неё.

– Не хотела тебя будить, – тихо сказала воительница. – Я даже встать не могу, так я сейчас слаба. Сколько времени прошло?

– Шестой день начался. Всё нормально, тебе не нужно беспокоиться, это я буду заботиться о тебе, – едва сдерживала слёзы Габриэль, прижимаясь к любимой.

– Свевы ушли? Угрозы войны нет больше? – продолжала спрашивать об интересовавших её вещах Зена.

– Все варвары ушли за реку. Благодаря тебе, мир поселился в земле гельветов.

– Я убила её?

– Ты не помнишь? – удивлённо и испуганно спросила девушка.

– Помню, – закрыла глаза воительница, – просто хочу услышать от тебя, что это действительно правда...

Выздоровление шло медленно, Габриэль заботилась о дочери Ареса как о собственном ребёнке, почти не отходя от неё и помогая во всём. Зене было тяжело самой есть, и девушка инстинктивно нашла способ облегчить её усилия, подобно зверю, она сама разжёвывала пищу, вкладывая её любимой изо рта в рот. Они никогда ещё не были так близки, и впервые Зена не вела юную дорийку, но сама была слаба, оказавшись зависимой от девушки, и это делало Габриэль ещё более внимательной. Воительница не ходила пока, но настояла, чтобы её выносили из шатра, и она подолгу лежала, наслаждаясь солнцем и дыша полной грудью.

– Знаешь, ты говорила во сне... или в бреду. Я не знаю, – сказала как-то Габриэль, когда сидела рядом с полулежавшей воительницей.

– О чём я говорила? Тебя это, похоже, заинтересовало.

– Ты говорила о своём сыне... – девушка остановилась на этом слове, понимая, что здесь кроется что-то очень глубокое, и опасаясь сделать любимой больно. Зена кивнула и ответила не сразу, однако по лицу её нельзя было сказать, что происходит в её душе, наконец, она сказала:

– Да, я, кажется, помню, что мне снилось это. Моё проклятие вновь вспомнилось, хотя прошло уже много лет. Ты хочешь знать, почему я тебе не рассказывала?

– Это твоя жизнь и твоё право. Я ни в чём тебя не упрекаю. Ты можешь не говорить, если не хочешь, – опустила глаза Габриэль.

– Я должна рассказать. В чём моё оправдание перед тобой? Было много зла и горя, я не думала, что следует всем этим тревожить тебе сердце, ибо дела давние, и люди те уже никогда не вернутся.

– Тебе нет нужды оправдываться...

– Всё, теперь просто слушай, – Зена откинулась на подушки и прикрыла глаза. – Ты никогда не видела этих степей, но попытайся представить, что оказалось пред нами, когда наш небольшой отряд перевалил Кавказ, достигнув Сарматии. Подумай о море, колыхающемся, бескрайнем море, но только из трав, упругих стеблей, что так мягки под ногами, ты плывёшь сквозь них словно корабль, и они обтекают тебя. Таковы степи весной. Мы возвращались из восточного похода, уходя от погони в Парфии, повернули на север, понимая, что удаляемся от знакомых мест, но иного выхода не было. Тысяча царских всадников бросили преследовать нас лишь у подножия могучих гор, и мы перевалили эти горы, испытав многие лишения.

Я жила с Барайасом, всё ещё предводителем нашего отряда, как с мужем и как раз в это время почувствовала, что понесла плод. Это удивило меня, ибо я почти уверилась, что не могу иметь детей, ведь за прошедшие годы я немало зналась с мужчинами, но так и не забеременнела. Я знала легенду о том, что дети тёмных богов, что ведут своё начало от сил подземного мира, никогда не оставляют потомства на земле, однако я хотела верить в обратное и наполнилась радостью, ожидая. Казалось, что жизнь установилась в спокойном течении, мы не могли покинуть земли сарматов, ибо связали себя клятвой верности с одним из их вождей, но я была этим вполне довольна, ибо не хотела путешествовать, а уютный шатёр в степи казался хорошим местом для рождения ребёнка.

Он родился легко, мне помогали сарматские женщины, и в первый же час я нарекла его Брасидом в честь славного героя, связанного с моим родным Амфиполем. Я была счастлива тогда – сын рос на глазах, Барайас любил меня, и война отступила. У меня был свой табун, слуги и воины, желавшие биться под моим началом, образовали целый небольшой лагерь вокруг моего шатра, и македонец часто гостил у меня. Мы жили простой жизнью, почти не замечая, как течёт время. В два года я посадила сына на коня, к четырём он уже начал стрелять из лука, я или отец сажали его впереди себя и ехали на охоту... его волосы были как золото, как у моей матери, и медленно темнели с каждым годом...

В четыре года смерть похитила его внезапно, как ветер подхватывает павший лист и уносит далеко-далеко, так что не догнать. Мы были в дне пути от лагеря, искали отбившихся лошадей, и из травы, из недр земных появилась змея... возможно, это была просто змея, или же боги взяли своё, напомнив мне, что человек не может быть слишком счастлив в этом мире. Он был укушен в лицо и умер очень быстро, я успела лишь взять его на руки, уже чувствуя, как холодеет тело. Я сама решила, что лучше будет предать моего Брасида огню, с детства я считала, что это лучший способ вернуться туда, где мы были. Он сгорел так, как я никогда больше не видела, – огонь взял его полностью, не оставив костей, но лишь пепел... С тех пор жизнь моя в степи разладилась, и всё кончилось кровью.

– Что ты чувствовала? – вырвалось у девушки.

– Опустошение. У меня болело сердце, любимая, острую боль я чувствовала пять дней, будто демон колол меня ножом, и было тяжело дышать, но потом на очень долгое время была только пустота. Эту пустоту я заполнила яростью, что текла как горячий поток, и в ярости я находила удовольствие, распаляла себя всё сильнее... Я теперь знала, что от судьбы своей мне не сбежать.

– Ты веришь в проклятье?

– Это не моё проклятие, – покачала головой Зена, – это наследие. Такова уж моя природа, и с этим мне ничего не поделать. Отец мой пришёл из тьмы или долго пробыл в подземной тьме, его кровь сильна, и даёт детям немалое могущество, но она несёт и тяжёлый груз – его потомство похоже на листья деревьев, что лишь раз живут и гибнут, не оставляя по себе никакого следа на земле.

– И у тебя больше не будет детей?

– Нет, не будет.

– Никогда? – почему-то переспросила девушка.

– Никогда...

Зена делала первые осторожные шаги и сидела подолгу на ласковом солнце, рука её ещё не полностью восстановилась, и ей было тяжело сжимать пальцы, однако она упорно упражнялась. Свежие шрамы выглядели на ней как алые письмена поверх тёмного узора татуировки. Наедине Габриэль часто разминала её, смазывала раны местными бальзамами, что приносили кельты, и они говорили о сокровенном. За эти дни они открыли друг другу больше, чем за всё прошедшее время.

– А что случилось с этим Барайасом? Ты, вроде, как жена ему была, – спросила однажды девушка, что много думала о словах воительницы, грезила степью ночами.

– Да, я могла бы называть его мужем, – согласилась женщина, глядя на тлеющий вечер, что разгорался вокруг. – Мы были вместе много лет. Пожалуй, ни одного другого мужчину я не знала так хорошо.

– Вы покинули степь вместе?

– Мы служили одному вождю. В первый год, как мы попали в Сарматию, нам приходилось много сражаться со степняками, и я и Барайас были ранены стрелами, смазанными ядом. Мы были сильны и выжили, но сильно ослабли, носясь как призраки по степи. Однажды нашему отряду довелось биться с племенем диких меотов, их было много, и слабость не позволила нам вырваться. Сброшенные с коней, мы встали спиной к спине, они бросали на нас арканы, а мы рубили мечами верёвки, но шансов не было. В это время и появился со своими людьми Медосакк, он враждовал с меотами и обрушился на них, скоро кольцо вокруг нас распалось. Он спас нас, и мы поклялись, что будем служить ему семь лет.

– Ты обрекла себя долго не видеть родную землю, – сказала девушка.

– Тогда тоска по дому была ещё не так сильна. Я стала гонять коней, как там было принято, часть табуна купила за бывшие у меня шёлк и золото, другую угнала у врагов. Военные набеги были столь же важным для нас занятием, мы ходили на скифов и меотов, врывались иногда на земли эллинских городов Таврики, совершали дальние походы на фракийцев, бастарнов и гетов. Я скоро заметила, что среди сарматов немало вооружённых женщин, а раньше, как говорили, их было и ещё больше. Они признали меня лучшей среди них, человеком демонической природы, ибо всегда остро чувствовали мир богов, ещё не утратили этой связи, почти не встречающейся среди нашего народа. Воинственные девы и женщины объединялись вокруг меня, и мы стали совершать набеги единым отрядом человек в сто, словно мифические амазонки. Именно тогда на теле моём появились эти письмена, ибо сарматский жрец верно угадал мою суть...

– Что они значат? – спросила Габриэль, разглядывая узоры на плече и боку любимой.

– Дракон и змеи – это знак моего отца и моей собственной природы, леопарды, как они верят, должны дать мне силу и ловкость, олень – выносливость, волк же будет хранить меня от злых сил, ибо он посвящён богу.

– Они хранят тебя, – кивнула девушка. – И что было потом?

– Мой сын погиб, и краски мира угасли для меня... Мы продолжали служить Медосакку, могучему человеку, ему было лет пятьдесят, и казалось, что он может долго ещё править своим родом. Однако он был убит на пиру у скифов, они отсекли ему голову и сделали из неё хорошую чашу. Сын его заявил, что оставшееся время мы должны служить ему, но был он человеком худым, и в душе моей сразу созрело желание расторгнуть договор. Главное же было в том, что меня потянуло домой, после гибели сына лишь вид родных краёв оставался светлым воспоминанием для меня.

Барайас также решил, что делать в степи более нечего, ему хотелось попытать счастья во Фракии или Македонии, он грезил даже путешествием в Рим... Итак, мы легко договорились о своих действиях, наши воины же подчинялись нам всецело. Я хорошо помню тот день, новый вождь повёл войско в набег, он осматривал выстроившихся всадников. Когда он приблизился, я и Барайас рванулись на него, вонзили в грудь лёгкие копья, потом выхватили мечи и рассекли на части. Сарматы стояли в оцепенении, и мы спокойно уехали, забрав с собой верных людей. Потом наши пути разошлись – я отправилась воевать к Митридату, Барайас же вернулся во Фракию, где нашёл себе крепость, тихое местечко для жизни...

– Потом вы вновь встретились, – продолжила сама Габриэль. – Как он погиб? Ты же была там, насколько я помню.

– Я рассказывала уже, что привела римлян под стены его крепости, хотя мы уничтожили когорту, он не простил меня и готов был убить при встрече. Он уверился в последние годы, что я была его злым демоном, и многие несчастия в его жизни были из-за меня... что я виновна в гибели сына... его сына. Он очень любил Брасида, я это видела. В те дни я жила войной и, если он хотел быть моим врагом, готова была поступить с ним как с врагом.

Он искал меня, когда узнал, что Коринф мой пал, а сама я вынуждена бежать. Мы встретились на узкой дороге в горах, со мной было человек сто пятьдесят, с ним более двух сотен. Я шла первой, ещё не видела их, идущих навстречу, из-за крутого поворота, но внезапно почувствовала, как это бывает со мной, что впереди опасность. Подчиняясь чувству, я выхватила шакру и приготовилась убить любого, кто появится впереди. Барайас ехал первым, он возник передо мной шагах в тридцати, в глазах его застыло удивление, я же, не думая о жалости в себе, метнула изо всех сил. Диск перебил ему горло и, пролетев дальше, вонзился в дерево, он сполз с коня, хлынула кровь... люди, что были с ним, бежали в ужасе, будто увидели бога мёртвых.

Так всё и кончилось. Я убила Темена, Барайаса, отца моего единственного сына. Теперь мне горько вспоминать об этом, ибо спустя время я понимаю, каким он был сильным и достойным мужем... он хотел иметь семью и жить без тревог. В те дни я была полна яростью, и смерть его не заставила меня содрогнуться.

– Ты много страдала, – вырвалось у девушки.

– Нет, скажи иначе. Я сделала много зла, и оно теперь тяготит меня. Это словно я плыву по тёмным водам, и груз прошлого тянет меня на дно, дышать тяжело, когда волны накатывают...

– Ты выплывешь... – обняла её Габриэль.

– Возможно.

Оправляясь, Зена решила вернуться к упражнениям с оружием, ибо в этом была её суть, и она шутила, что, как пахарю снится плуг, так и дочери Ареса грезится блеск металла. Поначалу она занималась с копьём и мечом, к шакре даже не прикасаясь, и Габриэль понимала, что это связано с её внутренним состоянием. Наконец, когда они были одни, воительница подступила к своему оружию, впрочем, осторожно, будто он был живым и лишь затаился на время.

– Вот и ты, – Зена взяла диск в руки, края его играли бликами. – Мой ненасытный демон. Крови всех, что ты вкусил, тебе мало. Похоже, всё идёт к тому, что тебе ещё придётся вновь упиваться ею, твой путь ещё не окончен.

– Ты говоришь с ним как с живым, я это давно заметила, – Габриэль растягивала свой лук, ибо тоже постепенно возвращалась к тренировкам.

– Он и есть живой, – улыбнулась воительница. – В нём живёт могучий демон, тёмный демон смерти. Своевольное и жаждущее крови существо.

– Чудная штука, как ни посмотри.

– Да, даже в Индии шакра был редким оружием. Они больше предпочитают кидать его, вращая на стрежне или пальце, я же училась управляться с ним интуитивно, сама придумывала себе технику. Зажимать его в руке для секущих ударов было сложно, ибо лезвие могло порезать ладонь, но я долго упражнялась и научилась, потом перчатка сделала эту работу ещё легче. При бросках сами индийцы не достигали особой точности, меня же это не устраивало, и я училась бросать вновь и вновь, не раскручивая, но посылая всей рукой. На дистанции футов до ста сорока мне скоро удалось попадать в цель на любой высоте, направлять диск прямо или по дуге. Пущенный, он не может, конечно, наносить проникающих ран или рубить доспехи, но способен отсечь руку, перебить ногу, перерезать глотку или войти в череп как в плод. Ну, а в руке моей это острое и прочное как ничто оружие может и кольчугу развалить, не говоря уж о кожаной набивке или льняном панцире.

– Я видела его в деле, и он, действительно, страшен, – кивнула девушка. – Почему ты не хочешь научить меня управляться с ним?

– Тебе нельзя его трогать. Это не моя прихоть, просто я не хочу, чтобы зло, в нём живущее, коснулось и тебя. Любой, кто владеет этим диском, не избегнет тёмного влияния его демона, древней твари из далёких земель.

– И ты? – спросила Габриэль.

– Конечно. Я чувствую, как он ползёт сквозь меня словно змей, каждый день, всё время. Это судьба, понимаешь. Мне суждено было найти его, и этого уже не изменить, даже после того, как я преобразилась и стала реже пользоваться им, до конца этого демона мне не изгнать. Однако тебе не суждено быть обречённой на подобное, и я сделаю всё, чтобы так и было, – Зена положила шакру себе на колени.

– Тот отшельник, что дал его тебе, не предупредил о демоне?

– Знаешь, я не всё тебе рассказала в тот раз. Тогда было не время и не место говорить о столь мрачных вещах. На самом деле всё было не совсем так...

– Ещё одна мрачная история? – присела рядом девушка.

– Я могу рассказать. Хочешь? Ну, тогда слушай. В Индии, во всей этой безмятежности, охватила меня тяжёлая тоска, я будто предчувствовала что-то близко, но не могла найти. Я ездила на коне на многие сотни стадий от города, леса были там бескрайние, мокрые, но я не боялась заблудиться и, действительно, всегда выходила. В один из дней я увидела во тьме чащи нечто огромное, был уже вечер, мне показалось, что это слон, но на поляне я ясно разглядела, что это не так. Передо мной предстал гигант, не человек, но демон с горящими глазами и огромным луком, он обернулся, а потом пошёл сквозь сплетение стволов. Не знаю почему, но я последовала за ним и продиралась долго, потом вела коня в поводу, он вывел меня на поляну, где стоял разрушенный храм, весь охваченный лианами. Гигант исчез, растворился во тьме, и мне пришлось заночевать в руинах.

Ночь была неспокойной, какой-то демон навалился на меня и послал сон огненный и дикий. Я увидела себя словно в другом теле, более сильной, горящей изнутри, я скакала на тигре, вооружённая мечом и этим диском, тогда я увидела его впервые, свет исходил от меня, и я мчалась как звезда в ночи. Вокруг поднялись тени, и я убивала их, рассекая на части, так прошло много часов, и утром я проснулась измотанной. Вот, тогда и появился отшельник, он был таким, как я рассказывала, говорил со мной на нашем языке, потом повёл меня, сказав, что покажет нечто.

На берегу маленькой реки, куда мы вышли, уже сидел юноша из знатного местного рода, он смотрел в воду, а там, на песке мелководья, блестел мирно покоящийся диск. Отшельник рассказал, что нас двоих влечёт это магическое оружие, и кого-то оно хочет видеть своим хозяином, поэтому нам придётся состязаться за первенство. Впрочем, речь не шла о силе или ловкости, гимнософист дал нам игральные кости, и только одна удача должна была всё решить. Мой бросок оказался хуже, семь против девяти. В тот миг тьма ослепила меня, словно вся моя суть возжелала иметь это чудо любой ценой. Я нагнулась и схватила диск, потом же одним ударом разрубила юноше голову, и кровь окрасила воду. Отшельник рассмеялся как безумный, крикнул, что выбор сделан, и я буду достойным хозяином шакре, потом исчез...

Теперь я знаю, что всё было предрешено. Хозяином должен был стать тот, кто готов убить ради обладания, и я исполнила условие. Именно так я впервые напоила шакру кровью, так этот демон вцепился в меня, коварную убийцу, и долго не отпускал. Однако потом всё изменилось. Тяжело, конечно, вспоминать это злодейство, но осознание того, что это была судьба, немного успокаивает.

– Я поняла, – уже иначе посмотрела на диск Габриэль, он казался холодным, тяжёлым, но лежал спокойно. – Он тебя и сейчас тяготит.

– Нет, я преодолела его силу... по крайней мере, обуздала и сделала невластным надо мной, – тряхнула волосами воительница. – Я уже могу ходить. Нам нужно отправиться за реку и совершить необходимое, предать тело Каллисто огню.

– Ты думаешь, свевы встретят нас с миром? Мы многих из них убили.

– Это другие люди, они живут по другим законам. Фессалийка была как могучий герой для них, и теперь меня, убившую её, они считают ещё более сильным героем. Они не тронут нас и зла не держат, ибо для них смерть в бою – это лучший исход жизни.

– Ты считаешь, что должна это сделать? – девушка содрогнулась от воспоминания об окровавленном демоне.

– Должна. Ты пойдёшь со мной?

– Я тебя не оставлю...

Для путешествия они облачились в чёрные хламиды, не взяли с собой никого и отправились в лодке с парой гребцов из свевов. За рекой, как казалось, даже природа была иной – более густые леса стояли мрачной стеной, порождая шатёр тени, и птицы вились над ним как дым. Оказавшись под лесной сенью, они почувствовали, что здесь значительно прохладнее, и свет солнца не льётся мощной волной, но ползёт по стволам и телам как паутина. Свевы встречали их большим числом, сотни варваров сопровождали женщин от берега к холму, в руках у них было оружие, но никакой угрозы не чувствовалось. Тело Каллисто они хранили в меду, в огромном чане, теперь же извлекли её и завернули в белое полотно.

Зена велела соорудить костёр, что было сделано ко второй половине дня, наблюдать за действом собралось несколько тысяч человек. Языка свевов женщины не знали, поэтому делали всё молча, отчего сердце щемило ещё острее. Приближался вечер, холм был обнажён, неся на себе лишь башнеобразное сооружение из веток, но высокие дубы обступали его со всех сторон, и лес уже потемнел. Воительница подняла факел, тысячи глаз обжигали её, она сказала коротко:

– Прощай дитя из Долонии. Мне жаль о том, что я сделала, но смерть твоя была славной.

– Прощай, – добавила Габриэль, что стояла ниже.

Зена бросила огонь в основание, и пламя медленно поползло, в оглушающей тишине всё чаще происходили взрывы трещавших ветвей, потом зверь загудел, в момент наивысшей мощи ревя как ураган. Все молча наблюдали час за часом, ночь была уже в расцвете, когда жар спал, свевы смогли приблизиться и собрать кости в сосуд. Это было необычно для них, но они выполнили волю Зены, понимая, что светловолосая дочь божества жила по законам далёкой земли. Воительница согласилась оставить урну на этом берегу Рена, и на следующий день в священном месте был насыпан курган, навсегда скрыв её в себе, стянув цепями мятежную душу Каллисто.

Позже, когда они вернулись, Габриэль не могла отвлечься от мыслей об этой их войне. Она думала о причудливости путей Зены и Каллисто, что переплелись столь плотно, о прощении и мести. Помимо этого, ещё одна мысль её томила, и вечером, перед отходом ко сну, она затеяла разговор.

– Когда ты лежала, я много думала об одной вещи, – сказала девушка, когда они уже устроились под плащом. – Что случилось с тобой в тот день? В день, когда ты стала иной. Мне сложно даже представить, как это может быть.

– А что ты слышала? – спросила Зена.

– Да, почти ничего. Сама ты молчишь об этом. Другие же рассказывали какую-то небылицу, будто тебя ударило молнией. Говорят, эти рассказы идут от жителей Калидона или из акарнанской земли.

– Я не говорю об этом более всего потому, что мне самой сложно объяснить. Однако тебе я могу открыться. Прости, что не сделала этого раньше, ведь мы уже давно вместе, и ты давно заслужила полного моего доверия.

– Просто расскажи...

– У меня было чувство, что круг замкнулся. Я потеряла связь с родным городом, где у меня не было ни дома, ни гражданства, совершила путешествие и вернулась, так и не обретя богатств Востока, испытала немало горя, потеряла сына, убила отца его, видела крушение царства Диониса... Всякая надежда на победу над Римом ушла, я не могла освободить собственной земли, ни одного города, и мой Коринф пал. Однако я продолжала прокладывать себе путь мечом, не веря уже в успех, я заставляла лишь своей волей людей идти против римлян, карала их за отступничество. Так было и с Долонией... Только смерть витала вокруг меня.

Именно в таком состоянии оказалась я в Иллирии года три назад. Отряд мой был человек около ста, мы бежали из Акарнании, где за нами охотилась целая армия наёмников, собранная римскими торговыми семьями. Мы скитались по горам, и как-то утром набрели на небольшое поселение, воинственные иллирийцы не дали нам продовольствия, начался бой, который перерос в бойню. Ожесточённая, я велела перебить всех и сама убивала, вся была покрыта кровью. И, вот, мы бросились верхом преследовать бежавших в рощу, на дороге я увидела стоявшую в неподвижности девочку и замахнулась на неё мечом. Я бы убила её, ибо тьма застилала мне глаза, но этого не случилось. Внезапно свет ослепил меня, и мощный удар чего-то неведомого сбросил с коня, позднее некоторые из бывших там говорили, что это был словно столп света.

В этом огне мне явилось видение. В один миг передо мной пронеслось множество картин, я видела, как из хаоса появлялся мир, и боги сражались с чудовищами, как тьма изгонялась, чтобы утвердить свет. Видела, как рождался мой отец, чёрной массой ворочаясь в огнедышащей земле, видела её отца, той, что убила, светоносного бога, что поражал дракона стрелой. Деяния героев прошли передо мной – Геракла и Тесея, Персея и Беллерофонта, словно и я должна была продолжить их череду. Потом же я увидела себя дома, стоящей на стене Амфиполя, и голос тяжёлый, всепоглощающий произнёс: "вспомни о своём предназначении". Так я пришла в себя...