Текст книги "Царица воинов (СИ)"

Автор книги: Михаил Белов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 51 страниц)

Глава 10. Круг замкнулся.

– Я знала его ещё мальчишкой из Аргоса, когда он выступил в первый свой военный поход. Прошло совсем немного времени с того дня, каких-то пару лет, но столь многое нам пришлось пережить, что он успел стать не только умелым воином, но и верным другом для многих из нас. Вы знаете, что я тоже родом из тех мест, и всегда, видя его, я вспоминала о доме. Для каждого из вас это дорогое воспоминание, поэтому давайте же сегодня, когда мы прощаемся с ним, будем думать об Элладе, о рощах нашего милого Пелопоннеса, о горах, с которых видно море. Есть старая притча у нас о том, кого из людей считать счастливо прожившим жизнь, и говорится, что павший за родной город муж, оставивший по себе доброе имя и сыновей, может считаться любимцем богов и обладателем лучшей участи для смертных. Персей не смог воплотить этого полностью, он не оставил наследников, не успел построить своего дома, однако он стремился к идеалу доблестной жизни, до самого последнего дня поступал, как подобает лучшему из мужей, и в наши времена, когда доблесть для большинства стала пустым звуком, он был героем, и мало кто с ним сравнится. Будем помнить его! – закончив говорить, Габриэль подняла руку с пылающей ветвью и шагнула к костру.

Ритуал совершался перед закатом, эллины собрались вокруг сооружённых костров, и девушка своей рукой разожгла хворост под обёрнутым в белое полотно телом Персея. В огонь бросили трофейное оружие, рассечённую конскую тушу и несколько кельтских горшков. Остальные костры поджигала Зена, она остановилась лишь перед телом Ономакрита, сказав коротко:

– Вся жизнь его была путешествием. Воды морские и кровь – удел киликийских мужей, и он прославился мужеством среди своего народа и среди эллинов. Он прожил жизнь, как сам того хотел. Я высоко ценю храбрость и буду помнить его как человека без страха.

В сумерках весь берег озарился кострами, близ эллинов своих павших сжигали и кельты, они тоже бросали трофеи в огонь. Пламя не утихало до самого утра, везти с собой двадцать урн с прахом у отряда уже не было возможности, поэтому захоронение решили сделать в земле кельтов, гельветы предложили участок рядом с одним из своих святилищ. На третий день, когда раненым стало легче, войско засобиралось в путь, дабы вновь встать лагерем в Акконе и ждать развития событий. Перед выступлением Зена совещалась со своими командирами и вождями гельветов, они уже не один раз говорили о будущем, но теперь она хотела объясниться со всеми, чтобы они сообщили о планах и своим воинам.

– Быстро она уходила, эта светловолосая демоница, – рассказывал уже не в первый раз Сеговак. – Коня утопила в реке, но сама переплыла, держа узел с оружием в зубах. Наши всадники почти настигли их, однако боги ночи были не расположены к нам.

– Где же теперь её искать? – спросил Ферамен. – Эти леса за рекой тянутся на много дней пути, даже огромное войско сгинет там без следа.

– Каллисто сама придёт к нам, – ответила Зена. – Я собрала вас всех прежде всего для того, чтобы вы каждому эллину передали, что цель нашего похода не упущена, и скоро фессалийка вновь здесь появится.

– Теперь ты будешь ей нужна как никогда, – кивнула Габриэль, – ведь она, как думает, исполнила пророчество. Вопрос в том, права ли она?

– Это сейчас не важно, главное в том, что она придёт. Однако одна она не решится вернуться, поэтому ей понадобится новое войско свевов, и у нас будет время подготовиться к их появлению. Верно, Сеговак?

– Победа привлечёт к нам много людей, – согласился гельвет, – однако и враг наш может оказаться очень могуч. Сейчас никто не может точно сказать, но люди приносят вести, что могучий вождь свевов хочет вторгнуться в наши земли, с ним будут тысячи воинов.

– Когда увидим их во плоти, тогда и будем говорить об этом. Меня не страшит это, как и ничто другое, ибо я уверена в своей судьбе...

Лето в чужой земле было для эллинов необычным, однако многим оно показалось волшебным, так радостно вновь было увидеть могучее солнце и зелёную густоту, чувствовать тепло и запахи цветов после столь тяжёлой зимы, опустошающего пути по северным землям. Здесь не было изнуряющей засухи начала лета в Элладе, реки и ручьи оставались полноводными, и всё покрывала зелёная чаща. В Акконе стоять лагерем было очень приятно, делать особо ничего не хотелось, после напряжения битвы, что отняла все силы, осталось лишь желание лежать на солнце, пить италийское вино и вспоминать, сколько всего уже было преодолено. Раненые, что пережили несколько критических дней, чувствовали себя уже лучше, и лежали или сидели перед домами и палатками, здоровых командиры заставили хотя бы пару часов в день посвятить упражнениям, и они помогали кельтам достраивать новую оборонительную стену города.

Зена быстро поправлялась, бродя по окрестностям и вновь садясь на коня, у Габриэль появился новый шрам на подбородке, но она шутила, что этот делает её даже красивее, чего не скажешь об остальных. После битвы весь народ гельветов готов был взяться за оружие, приходили посланники и от соседних племён, стало ясно, что, каков бы ни был по численности враг, он встретит достойный отпор. Однако дни текли, а о враге не было никаких известий, и напряжение от ожидания понемногу спало.

В один из дней воительница, обнаружив Габриэль с Александром под деревом близ городских стен, сказала им весело:

– Ну, чего разлеглись? Читаете книги опять? Сегодня важный день, и нельзя нам его просто так пропускать.

– Что за день? – удивилась девушка, положив свиток о путешествии себе на колени, она завершила эту историю на папирусе несколько дней назад и теперь любовалась творением.

– По афинскому календарю, что мы все взялись использовать в походе, сегодня кончился год и начался новый. Четвёртый год 181 олимпиады, так теперь пиши в своих книгах, когда обозначаешь время происходящих событий.

– Я и забыла, что ты записываешь дни и месяцы, – улыбнулась Габриэль. – Хорошо. Выходит, что мы ещё год провели с тобой вместе, и почти полтора года идёт наша война с Каллисто. Столько времени мы в путешествии.

– В этот год наша война с Каллисто закончится, это я могу тебе точно сказать.

– Да, удивительные дела в мире творятся, – вступил Александр, – для большинства жителей наших родных городов страшно даже и подумать, что где-то идут такие войны, и могучие герои, как в древние времена, гибнут без тени страха. Там всё не так, и верно ты сказала, Габриэль, над телом Персея, что мужество нынче не многим из эллинов доступно.

– Чтобы воспитывать мужей, нужны достойные примеры, – отозвалась девушка. – К сожалению, в наших городах можно увидеть лишь порок, да погоню за личной выгодой.

– Крепко мы бились не столь давно, в Афинах и Пирее люди гибли, не отступая, но эти вспышки быстро проходят, – покачала головой Зена. – Есть какая-то червоточина в нашем народе... Однако сейчас мы слишком далеко, чтобы об этом думать. У нас много своих забот.

Через несколько дней они сидели в большой кампании после вечерней трапезы, обычно, как уже повелось, Зена рассказывала такими вечерами что-то своему ближнему кругу, однако теперь людей было намного больше. Тем не менее, Габриэль начала вытягивать подругу на разговор, предложив необычную игру. Она сказала:

– Здесь много народу, что знает о тебе лишь в общих чертах. Какие-то слухи, какие-то легенды... Почему бы тебе не ответить на наши вопросы?

– Интересно, – подняла брови воительница. – О чём ты говоришь?

– Так много мифов бродит вокруг тебя. Я сама знаю правду лишь о некоторых из них, другие воины же знают и того меньше. Думаю, многие поддержат меня, если я предложу, чтобы ты порассказала людям о том, что они сами хотят узнать. Уверена, многие хотели бы услышать о каких-нибудь историях, что связаны с тобой.

– Что же вы хотите знать? – сказала Зена. – Я готова принять условия игры, что предложила Габриэль. Пусть кто-нибудь из воинов предложит какую-нибудь из легенд, что связана со мной, а я постараюсь припомнить, как всё было на самом деле.

– Почему тебя зовут Коринфской? – почти сразу спросил этолиец Диоген.

– Это история не из простых, однако ночь длинна, и костёр горит ярко, поэтому я могу рассказать её. Никто не против?

– Будем рады услышать, – кивнул Александр.

– Эта история начинается на берегах Эвксинского понта. Я возвращалась домой с Митридатовой войны по дороге вдоль моря, останавливалась в эллинских городах – Ольвии, Тире, чувствовала себя вновь среди родных людей. Со мной было тогда лишь сорок человек, отличные всадники из сарматов, фракийцев и понтийцев, мы скакали на юг как тени иного мира, со времён Митридата во Фракии не видели таких призраков Востока. Я начала собирать людей, и многие приходили, ибо фракийцы не могут жить без войны, а обо мне ходили слухи как о непобедимом воине. Во Фракии я встретила и человека, которого не чаяла уже видеть. Македонец Темен, прозванный Барайасом, с коим я путешествовала по Востоку, расстался со мной в Понте, не пожелав участвовать в войне против Рима, однако не сгинул, но осел в верховьях Гебра, где занимал старую крепость, живя как царь троянских времён.

Именно во Фракии, где племена варваров были свободны от римского владычества, я решила осесть, поначалу бродила от места к месту с сотней воинов, но скоро мы укрепились в одном, что отличалось труднодоступностью. Это был заброшенный военный лагерь, может, Лисимаха или кого из македонских царей, стоял он на высоком холме с крутыми склонами, размеры имел большие, в нём, очевидно, стояло войско тысяч в пятнадцать-двадцать солдат. Там мы и начали строить свой город, из дерева и камней сложили два яруса стен, выкопали ров вокруг, работали, в основном, захваченные нами рабы, но и воинов становилось всё больше. Внутри стен мы строили большие деревянные бараки для размещения отрядов, мой дворец с башней поместился в центре.

– Это и был твой Коринф? – спросила Габриэль.

– Идея борьбы с римским владычеством в Элладе тогда всецело занимала меня, а Коринф был одним из самых страшных символов их нашествия, поэтому я словно возродила погибший город, дав его название своей крепости. Варвары называли её Гарма, но среди эллинов она была известна как Коринф Фракийский. Наши походы принесли известность мне и крепости, всю Фракию, Македонию и Халкидику избороздили мы набегами, в городе собралось до тысячи человек. В ответ на все нападения римский военачальник, некий Гай Антоний Гибрида выступил против врагов Рима со значительными силами, нам пришлось долго отступать, лишь в Малой Скифии, соединившись с отрядами гетов и бастарнов, мы дали бой. Разгром римлян был полным, триумфально вернувшись во Фракию, мои воины провозгласили меня Царицей воинов, и Коринф стал моей резиденцией. Однако торжество наше продлилось не долго, чуть менее года...

– Твой Коринф пал, как говорится в легендах, – вступил Диоген. – Как это случилось?

– Я слишком возгордилась от победы, уже начала помышлять о взятии власти во всей Фракии, но для этого мне нужны были силы Барайаса, а он отказывался. Новый римский начальник повёл дело осторожно, он подавлял беспокойные племена фракийцев поодиночке, и скоро подобрался к моей крепости. Племя бессов было на моей стороне, я засела в городе с почти двухтысячным войском, готовясь долго выдерживать осаду, однако другие племена и Барайас не оказывали мне никакой помощи. Нас обложили четыре римских когорты и более тысячи вспомогательного войска из македонцев, без поддержки шансов у нас почти не было.

Я не сказала, что крепость Барайаса была недалеко от моего Коринфа, лишь дневной переход разделял нас, поэтому именно его силы я хотела использовать. Воевать с римлянами он отказался, а сенатор, что осаждал нас, дураком не был, и поддерживал с ним добрые отношения, понимая, что без помощи мы погибнем. Мне пришлось прибегнуть к хитрости – я написала послание словно от имени Барайаса, где говорилось, что его отряд готов тайно зайти в тыл римлянам и ударить, потом гонец будто случайно попал в руки римских всадников, разведывавших окрестности. Сенатор поверил и послал две когорты к крепости Барайаса, дабы обложить и его, тогда я предприняла рискованный шаг. Всё время осады мы делали вылазки, особо часто ночью, и враг крепко страдал от них, поэтому я уверилась в своих возможностях и первой же ночью после отбытия римского отряда вышла с тремя сотнями своих, устремившись к Барайасу.

Командиром вместо себя я оставила Ахиллу, могучего воина и человека храброго, за Коринф сердце моё почти не тревожилось, ибо укрепились мы хорошо, хотя я и поняла, что сенатор узнал о моём уходе. Замысел мой удался блестяще – римляне обложили крепость ничего не подозревавшего Барайаса, который оказался втянут в войну против воли, а я обрушилась на них с тыла, тут уже и фракийцам ничего не оставалось как ударить из-за стен. Зажав врага, мы истребили его до последнего человека, однако, возвращаясь назад, я увидела, с ужасом, зарево над холмом, город мой горел. Сенатор оказался человеком решительным и пошёл на приступ всеми силами, пока меня не было, мои люди оказались не готовы, деревянные постройки загорелись, в резне и пожаре погибли почти все. Мне пришлось бежать на север, ибо долго ещё римляне рыскали по Фракии, добивая отдельные отряды.

– Почему ты не подалась к Барайасу? – спросил Александр.

– Барайас погиб, люди разбежались из его крепости, и римляне снесли её с лица земли, – ответила Зена, однако о том, как погиб македонец, не сказала, и все поняли, что эту тему ей не хочется затрагивать.

– Это были славные времена, я уверен, – сказал юноша. – Как это было? Как ты была царицей? У тебя был свой трон или знаки власти?

– Глупой я была и думала, что могу безнаказанно играть в могучих царей. Я восседала на троне из кедра, часто держала меч в правой руке и шакру в левой, словно эти вещи были залогом моей власти. Люди смотрели, как я возвышалась над ними.

– Хотелось бы это увидеть, – прошептал Ферамен.

– Это была пустая игра, что скоро и мне самой стало ясно. Царствовать над разбойниками и жадными до добычи, лелея мысль об освобождении с их помощью родного дома – это насмешка богов, ничего более.

– А правда, что ты, будучи пираткой, ходила до самой Италии, и едва ли не гавань Рима собиралась ограбить? – спросил Диоген.

– Никогда не доводилось мне бывать в Италии, впрочем, об этом я не жалею, лишь на Сицилии я гостила недолго. Морские разбойники, действительно, входили в Остию, римский порт, как мне рассказывали потом, но я в это время была далеко на Востоке. Когда Помпей чистил моря от пиратов, я была с Митридатом, и это казалось намного более важным, я ничем не могла помочь детям моря.

– Мне всегда хотелось быть одним из них, – усмехнулся Диоген. – Они были знаменем борьбы против Рима и заслужили уважение всех свободных людей.

– Ты многое забываешь или не хочешь знать, – возразила она. – Римлян немало они сгубили, но много больше убили или обрекли на рабство эллинов. Ты вырос, когда моря стали намного спокойнее, и не можешь помнить, какой страх шёл от них по городам и селениям, ты не видел цепи скованных людей, детей и девушек, эллинов – не варваров, что уводят в рабство, навсегда...

– И ты тоже? – вырвалось у Габриэль.

– У меня было правило – не обрекать на рабский удел людей из своего народа, но варваров всех племён я продала немало. Впрочем, иногда я нарушала своё правило. Иногда ярость моя была неутолима...

– Почему? – спросил немного ошарашенный Диоген.

– Не будем сейчас говорить об этом, – покачала головой Зена, – да, и вообще, пора уже нам обратиться ко сну.

Лето проходило день за днём, и к концу афинского гекатомбейона пришли вести о приближении большого войска к реке. Осталось всего несколько дней до нового столкновения, и вновь тревога ожидания поселилась во всех, эллины начали усиленно тренироваться, кельты же собирали отряды со всей страны. На этот раз гельветы хотели препятствовать переправе свевов и большим числом несли дозор на Рене, однако варвары, вставшие огромным лагерем на своём берегу, послали людей для переговоров.

Зена была среди тех, кто встречал двух свевов в лодке, варварам не разрешили высадиться на землю, и они говорили с воды, кельты же переводили. Свевы сказали, что Каллисто предлагает поединок, именно бой воительниц должен решить спор, если фессалийка проиграет, то варвары обязуются уйти и не возвращаться десять лет, при поражении же дочери Ареса свевы ударят на врага всей мощью. Гельветов насторожило то, что Каллисто требовала свободного перехода через реку, однако Зена велела принять все условия, и, после чудес во время прошлой битвы, даже вожди не посмели с ней спорить.

Позже она собрала предводителей кельтов и своих командиров, чтобы объясниться с ними, в круге людей она изложила свои доводы:

– Разведчики верно сказали, и я сама это видела, наблюдая за врагом на том берегу, что их около пяти тысяч, у нас же – не более трёх. Рен велик, и возможностей переправиться у них будет немало, это лишь дело времени. Исходя из всего этого, я считаю, что нужно принять предложение фессалийки. Вы все знаете, что я буду сражаться до конца, на этот раз я выдвину свои условия – мы будем одни в уединённом месте, и никто не придёт на помощь ни одной из нас. Моя победа избавит вас от войны, ибо свевы держат слово, а если я проиграю, то у вас будет возможность ударить на врага и своими силами добывать успех.

– Согласен. Это хорошее предложение, мы все удостоимся доброго имени, так поступив, – одобрил Сеговак.

– Это достойно гельветов, – согласился Битуис.

Габриэль молчала, ноги её не слушались, и она присела на поленницу у стены дома, это решение было понятно, более того, она знала, что так и должно быть, но сердце заболело, ибо предчувствие смерти было острым, как никогда. Александр заметил это, но не стал при людях её утешать, Зена тоже увидела, однако внешне не показала ничего, выслушав одобрение воинов и распустив собрание. Только теперь она обняла поднявшуюся ей навстречу девушку, им надо было поговорить наедине, Александр, что один остался рядом, не стал им мешать, он сел у дверей дома, желая никого пока туда не пускать.

– Прости меня, я совсем забыла о своём долге, – оправдывалась Габриэль, но слёзы сами струились по её лицу. – Я не должна всё это... Ты делаешь то, что тебе определено... а я тебе не помогаю, только мучаю своими страхами.

– Забудь сейчас об этом. Говори, что чувствуешь, именно этого я хочу, – Зена посадила её перед собой. – Мой долг мне и самой известен, но ты – это другое.

– Мне страшно, – просто сказала девушка. – Ты стала для меня всем. Весь мой мир теперь лишь в тебе, и я не хочу его потерять. Я просто не знаю, как жить, если тебя не будет. Смешно, правда? Я цепляюсь за тебя как ребёнок, хотя, думала, что стала сильным воином.

– Ты понимаешь, почему я должна это сделать?

– Да, – в голосе Габриэль не было сомнения.

– Хочу сказать тебе то, о чём думаю последнее время. Знаю, что война эта ожесточает нас, уже давно мы не говорили с тобой о сокровенном, мало ты слышала от меня тёплых слов, но ничего не изменилось в душе моей. Я говорила тебе, что люблю тебя?

– Давно, когда мы были в Иллирии...

– Слушай меня, хочу, чтобы ты верно поняла эти слова. Это слова не о страсти, что распаляла меня, когда я увлеклась тобой впервые, и не думай, что я говорю легкомысленно, как положено юным любовникам, что я играю с тобой. Нет. Совсем недавно поняла я, что ты для меня значишь на самом деле. Я люблю тебя сильнее, чем кого-либо иного в своей жизни, люблю как зверь, тянусь к тебе душой, почти не в силах остановиться. Такую любовь посылают боги, как ураган накрывает она смертных, и она не случайна меж нами. Ты послана мне божеством светоносным как спасительница... Да, не возражай, я знаю, что говорю. Когда божество обратилось ко мне, и тёмная часть души моей была укрощена, я оказалась без пути и без цели, мне не на кого было опереться. И, вот, ты явилась передо мной, ты стала моим якорем, что не даёт сгинуть во тьме урагана. Именно ты помогаешь мне оставаться самой собой...

– Я всего лишь девчонка из Аргоса...

– Нет, я ещё не всё сказала. В последнее время появилась у меня уверенность, что мы не расстанемся. Возможно, это идёт от отца, он нашёптывает мне что-то о судьбе. Я верю... нет, не так... я знаю, что мы будем вместе и после того, как перейдём реку смерти. Не знаю, как это будет, не знаю, будем ли мы счастливы, но мы не расстанемся.

Зена держала руками голову любимой и не плакала, в глазах же девушки дрожали слёзы, но, с каждым ударом сердца, она становилась спокойнее. Воительница сказала:

– Ты понимаешь, о чём я?

– Да. Не надо бояться смерти... – кивнула Габриэль.

– Верно. Мы сможем преодолеть её силу, именно поэтому относись к смерти спокойно. Возможно, мы в разное время перейдём реку, но даже это не может поколебать моей веры. Мы словно растворимся в этом мире... Может, ты не поймёшь этого сейчас.

– Я уже не боюсь, – девушка обняла любимую и долго не отпускала.

– Тогда я скажу, что тебе следует делать, если мне не удастся вернуться с грядущей битвы. Выслушай это спокойно, ибо теперь ты знаешь, что нет в этом ничего страшного.

– Хорошо.

– Даже если я первой погибну, Каллисто не долго будет наслаждаться победой, ибо я сделаю всё, чтобы нанести ей как можно больше ран. Услышав весть, смело идите на врага, фессалийка не сможет поддержать своих, будучи ослабленной, бейтесь как никогда, если же она выйдет к воинам, то убейте её. Ты можешь это сделать, держи лук наготове, ибо, убив её, ты принесёшь войску победу. Даже если свевов одолеть не удастся, собирайте эллинов и возвращайтесь домой – к кельтам рано или поздно подойдут подкрепления, и варвары сами покинут земли гельветов. Наш договор с воинами отряда был лишь о Каллисто и её людях, теперь все люди её погибли, и сама она будет к тому времени мертва, поэтому долг будет исполнен. Уходи домой, Габриэль, живи, как скажет тебе сердце...

– Я запомню твои слова, – сказав это, девушка позволила себя уложить. Она лежала тихо, а Зена долго ещё смотрела на неё, ожидая, когда сон оплетёт её сетью и утопит в себе. В какое-то мгновение воительница подумала, что у них может быть совсем мало времени, и нужно запомнить черты любимой, запомнить до конца.

Была уже ночь, когда Зена вышла к воротам дома, оставив спящую Габриэль в тиши спальни. Александр окликнул её, он стоял на открытой площадке соседнего дома, деревянные столбы возносили её до уровня второго этажа. Внизу тяжёлый запах плохо очищаемого города был весьма заметен, поэтому воительница предпочла подняться к нему, там можно было видеть часть леса, луну в небе, и воздух чувствовался куда свежее. Юноша первым начал разговор, сказав:

– Габриэль тяжелее всех приходится сейчас. Тяжкая доля выпала ей – любить на войне, любить тебя, что обречена на участь героев...

– Да, ты понимаешь это. Из всего, что лежит у меня на сердце, боль за неё самая сильная, остальное же – лишь течение, даже собственную смерть мне куда легче принять. Всё остальное в мире свершается как должно, я уже видела это, и не содрогаюсь сердцем, но она в это течение не вписывается... Прошу тебя, Александр, заботься о ней, если я уже не смогу этого делать. Сделай так, чтобы она вернулась домой.

– Обещаю, что буду заботиться о ней, пока жив.

– Что тебя тревожит? – посмотрела на него Зена.

– У нас есть шансы в предстоящей битве? Иногда мне кажется, что мы сгинем в этих лесах без следа, и никто не вернётся.

– Этот вечер наводит тебя на размышления о смерти?

– Да, пожалуй. Всё же, я хотел бы быть похожим на тебя. Чем больше мы вместе, тем больше я вижу, как ты удивительна, людей с такой волей, стойкостью и рассудком никогда я не встречал. Уверен, что именно такими были древние герои, как Брасид, Эпаминонд, Филопемен, – сказал Александр. – Скажи, почему ты отошла от прежнего своего пути? Что в тебе изменилось?

– Тебе кажется, что прежней я была сильнее?

– Я не совсем понимаю этого. Ты боролась с Римом, и это было главным, жестокие же средства были необходимы, ибо любой может увидеть, как предатели и люди нерешительные губят любые начинания. Почему ты решила оставить это?

– Мной двигала ярость, она лежала в основе всего, хотя, я способна была многие вещи видеть ясно, но никогда не ставила под сомнения главный источник своих действий.

– Что это за ярость такая?

– Никто из нас не избавлен от неё, все, в ком есть кровь богов, несут и их тёмную суть. Ты знаешь мифы, и знаешь, что все герои – Геракл, Мелеагр, Ахиллес и другие, все они были подвержены ярости, что часто приводила к губительным последствиям. Это есть и во мне, наследие предков, демонов хтонического мира. Даже больше, я – дочь Ареса, поэтому подвержена этой ярости сильнее их, она вела меня долгое время.

– В тебе есть кровь богов? Не знаю, что и думать. Мысли мои в смятении, однако я почему-то тебе верю.

– Мы далеко ушли от мира городов, где сложно поверить в подобные вещи, но здесь – другое дело. Я не прошу тебя отказываться от всего, что ты знал раньше, просто слушай, я буду говорить, как есть.

– Так что это было? Что ты делала? – Александр вглядывался в её лицо, как ранее Габриэль, и ему казалось, что видит он печать божества.

– Ты думаешь, я убивала только ради освобождения Эллады от римлян? Да, эта борьба меня занимала, но я убивала и по многим другим причинам. Иногда, чтобы утвердиться в своей непобедимости, ибо, когда я видела сильного воина, кровь гнала меня его одолеть, иногда, чтобы сковать людей страхом. Мне нравилось это. Нравилось смотреть на них, когда они знают, что я собой представляю, когда я словно решаю их участь. Можно сказать, что борьба против Рима была моей главной войной, но я часто сходила с этого пути, гналась за богатством или приключениями, да и эта война была для меня связана с очень личной ненавистью... Был один римлянин, и я желала убить его так, как сейчас Каллисто хочет меня...

– Я слышал историю о римлянине и распятии, только боялся говорить с тобой об этом. Я слышал, что это был Цезарь. Тот самый человек, что сейчас воюет в Кельтике?

– Да, это он. Его призрак гнал меня на битвы не хуже чем память о погибших Афинах и Коринфе. Вся моя война была отмечена яростью, я не жалела и эллинов, ибо видела в них готовность к рабству, люди, что просто хотели спокойной жизни, становились такими же врагами для меня как и римские воины. Ты сам слышал многое, о другом же не знаешь. Я проливала эллинскую кровь в Македонии и Фракии, Фессалии и Этолии, в Беотии и на островах, уже чувствуя, что это не принесёт победы, я всё же не останавливалась. Много зла на мне – я предала Митридата, убила Барайаса, что был отцом моего сына, сожгла Долонию, бросала в пучину морскую безоружных людей...

– Ты ещё хочешь отомстить этому Цезарю? – спросил юноша.

– Сложно сказать, – Зена словно очнулась, какое-то время она скорее вспоминала для себя, чем рассказывала собеседнику. – Он заслужил смерти, но я больше не позволяю ярости управлять моей жизнью, я научилась ставить долг выше.

– Значит, ты теперь совсем другая? Что же тебя так изменило?

– Другая? – воительница заглянула ему в лицо, на дне её глаз тлел мрачный пожар. – Нет, я всё та же. Это я их всех убила, на моих руках вся эта кровь. Целая армия ждёт меня в Аиде, армия из тех, кого я отправила туда своей рукой, и, возможно, я встану во главе неё, стану Царицей мёртвых...

– Да, я вижу, – невольно содрогнулся юноша от этого взгляда. – Ты можешь стать царицей над ними... как Ахиллес.

– Нет, я знаю, что этого не будет, – глаза её потухли, она вновь повернулась в сторону леса, что чернел как крепость за стенами.

– Так что же тогда с тобой произошло?

– Нельзя избавиться от зла вовсе, оно в моей крови, это наследие моих предков, такое же, как их сила, их стремление гореть в этом мире как огонь, как у меня, как у Каллисто. Эта часть души всегда будет со мной, но я научилась подавлять её, держать под контролем и следовать по иному пути. Я осознала, что есть мой долг, я научилась следовать ему. Именно в этом суть перемены, что произошла со мной.

– Что это за долг?

– То, к чему обязывает мой род. Олимпийские боги несут в себе свет, и часть этого света они передавали героям, своим детям, часть этого света есть и во мне. Они помогали людям, и в этом была их суть. Таково и моё предназначение, только я, подчиняясь своей ярости, надолго забыла про него, и обрела лишь недавно.

– Ты должна помогать людям – с этим я согласен. Однако почему ты больше не считаешь нужным бороться против Рима?

– Власть римлян – это зло, и я, как прежде, уверена в этом, но суть в том, что я должна помогать своему народу, а не сжигать его в огне бессмысленной войны. Сейчас мы не можем победить, можем лишь большими усилиями поддерживать тлеющий пожар противостояния, питая его всё новыми жертвами, именно этим я и занималась раньше, ибо идея войны была для меня важнее жизни эллинов. Больше я никого не поведу против его желания в бой, но буду стараться сделать всё, чтобы народ наш возродился и окреп, чтобы дети могли вырасти, чтобы наша земля осталась за нами. Для этого не надо провоцировать римлян, но нужно помогать городам и общинам, искоренять предателей и тех, кто грабит своих соотечественников, собирать вместе людей достойных.

– Но может же настать момент, когда схватка с Римом будет неизбежна?

– Тогда мы сразимся, однако не раньше. Мы должны ждать своего часа, возможно, когда-нибудь у нас и появится шанс всё исправить...

– Хотелось бы верить, – Александр оттолкнулся от деревянных перил и прямо взглянул на луну. – Тебе предстоит битва... и ты сама не знаешь, вернёшься ли...

– Ты правильно понял. Участь решается на весах богов.

– Я буду желать тебе победы, молить отца твоего и Зевса. Обещаю и о Габриэль заботиться.

– Если я не вернусь, возглавь натиск на врага и сражайся как никогда в жизни. Вырви эту победу для меня и для всех этих людей.

– Клянусь всеми богами...

Свевы переваливали реку в удалении от города, за ними присматривали несколько сотен кельтских всадников, они же сопровождали войско до условленного места встречи, там их уже ожидало основное воинство гельветов. Схватка должна была состояться в кельтском святилище на равнине, окружённом небольшой рощей, армии подступили к нему с разных сторон и остановились стадиях в пяти друг от друга. Гельветы верили, что обе воительницы принадлежат к миру богов, поэтому решение биться в святилище пришлось им по душе, это казалось почти ритуалом и жертвой.

Ко второй половине дня лагеря были установлены, когда кельтские воины обедали, не имея возможности поесть ранее, близ шатров появился всадник на чёрном коне. Это была сама Каллисто, она промчалась несколько раз взад и вперёд, потом призвала Зену к себе для беседы.