Текст книги "Собрание сочинений в пяти томах"
Автор книги: Михаил Булгаков
Жанры:
Драматургия
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 221 (всего у книги 229 страниц)
Москва
Гравидан[1523]1523
Гравидан – рекламируемое в научно-популярных изданиях тех лет лекарство, омолаживающее и излечивающее от забывчивости.
[Закрыть], душа Павел, тебе не нужен – память твоя хороша: дом № 3, кв. 44.
Не одни киношники. Мною многие командуют.
Теперь накомандовал Станиславский. Прогнали для него «Мольера» (без последней картины (не готова)), и он, вместо того чтобы разбирать постановку и игру, начал разбирать пьесу.
В присутствии актеров (на пятом году!) он стал мне рассказывать о том, что Мольер гений и как этого гения надо описывать в пьесе.
Актеры хищно обрадовались и стали просить увеличивать им роли.
Мною овладела ярость. Опьянило желание бросить тетрадь, сказать всем: пишите вы сами про гениев и про негениев, а меня не учите, я все равно не сумею. Я буду лучше играть за вас.
Но нельзя, нельзя это сделать! Задавил в себе это, стал защищаться.
Дня через три опять! Поглаживал по руке, говорил, что меня надо оглаживать, и опять пошло то же.
Коротко говоря, надо вписывать что-то о значении Мольера для театра, показать как-то, что он гениальный Мольер и прочее.
Все это примитивно, беспомощно, не нужно! И теперь сижу над экземпляром, и рука не поднимается. Не вписывать нельзя – идти на войну – значит сорвать всю работу, вызвать кутерьму форменную, самой же пьесе повредить, а вписывать зеленые заплаты в черные фрачные штаны!.. Черт знает, что делать!
Что это такое, дорогие граждане?
Кстати, не можешь ли ты мне сказать, когда выпустят «Мольера»? Сейчас мы репетируем на Большой сцене. На днях Горчакова[1524]1524
Н. М. Горчаков (1898–1958) – режиссер, педагог, театровед, работал над постановкой «Мольера».
[Закрыть] оттуда выставят, так как явятся «Враги»[1525]1525
Премьера «Врагов» А. М. Горького в режиссуре В. И. Немировича-Данченко и М. Н. Кедрова состоялась 10 октября 1935 г.
[Закрыть] из фойе. Натурально, пойдем в Филиал, а оттуда незамедлительно выставит Судаков (с пьесой Корнейчука)[1526]1526
И. Я. Судаков репетировал пьесу А. И. Корнейчука «Платон Кречет» (премьера 13 июня 1935 г.).
[Закрыть]. Я тебя и спрашиваю, где мы будем репетировать и вообще когда всему этому придет конец?
* * *
Довольно о «Мольере»!
* * *
Своим отзывом о чеховской переписке ты меня огорчил[1527]1527
Переписка А. П. Чехова и О. Л. Книппер. В 3-х томах. М., 1934–1936.
[Закрыть]. Письма вдовы и письма покойника произвели на меня отвратительное впечатление. Скверная книжка! Но то обстоятельство, что мы по-разному видим один и тот же предмет, не помешает нашей дружбе.
* * *
Блинов не ели. Люся хворала. (Теперь поправляется.)
А за окном, увы, весна. То косо полетит снежок, то нет его, и солнце на обеденном столе. Что принесет весна?
Слышу, слышу голос в себе – ничего!
* * *
Опять про «Мольера» вспомнил! Ох, до чего плохо некоторые играют. И в особенности из дам К.[1528]1528
Л. М. Коренева (1885–1982), актриса, игравшая Мадлену. Стала прототипом Людмилы Сильвестровны Пряхиной в «Театральном романе».
[Закрыть] И ничего с ней поделать нельзя.
* * *
Заботы, заботы. И главная – поднять Люсю на ноги. Сколько у нас работы, сколько у нее хлопот. Устала она.
* * *
Анну Ильиничну за приписку поцелуй.
Анна Ильинична! Вашим лыжным подвигом горжусь.
Пиши еще. Представляю себе, как вкусно сидите Вы у огня.
Славьте огонь в очаге.
Твой Михаил.
110. Н. А. Булгакову. 14 апреля 1935 г.Москва
Дорогой Никол!
Рад, что от тебя пришла весть. Писем от тебя уже давно нет. В частности, я не получил и февральского твоего письма.
Мы живем благополучно, но я навалил на себя столько работы, что не справляюсь с ней. Хворал переутомлением, сейчас чувствую себя лучше.
К сожалению моему, профессор д’Эрель у меня не был[1529]1529
В письме от 8 апреля 1935 г. Н. А. Булгаков спрашивает брата: «Был ли у тебя проф. F. d’Herelle – он сейчас в Париже, но был зимой в Москве – удалось ли ему добраться до тебя?»
[Закрыть], и я не знал даже, что он в Москве.
О том, что в Америке играют сейчас на русском языке «Дни Турбиных», я знаю[1530]1530
В том же письме Н. А. Булгакова: «В Северн. Америку поехала группа драматических артистов под руководством арт. Леонидова, который тебя знает. Они дают там и твою „Белую гвардию“. Перед отъездом я с ним виделся, и он обещал мне лично позаботиться о защите твоих автор. прав по этим спектаклям» (Ф. 562. К. 20. Ед. хр. 8).
[Закрыть]. У меня есть вырезки из американской прессы.
Я написал Фишеру вчера и прошу охранить и получить мой гонорар, но не знаю, что выйдет у них.
Большое спасибо тебе, что ты обстоятельно пишешь о «Зойкиной квартире». В свое время я послал Рейнгардт мои комментарии, как она просила. Конечно, этого совершенно недостаточно. Необходимо мое присутствие.
На днях я подаю прошение о разрешении мне заграничной поездки, стараясь приноровить ее к началу осени (август-сентябрь, октябрь, примерно). Я прошу тебя теперь же обратиться в театральные круги, которые заинтересованы в постановке «Зойкиной квартиры», с тем, чтобы они направили через Полпредство Союза в Наркоминдел приглашение [для] меня в Париж в связи с этой постановкой.
Я уверен в том, что если кто-нибудь в Париже серьезно взялся бы за это дело, это могло бы помочь в моих хлопотах. Неужели нельзя найти достаточные связи в веских французских кругах, которые могли бы помочь приглашению?
Жди от меня дальнейших писем, а на это прошу тебя ответить незамедлительно. Целую тебя и Ивана, желаю благополучия, очень благодарю тебя.
Твой Михаил.
111. К. С. Станиславскому. 22 апреля 1935 г.Москва
Многоуважаемый Константин Сергеевич!
Сегодня я получил выписку из протокола репетиции «Мольера» от 17.IV.35, присланную мне из Театра.
Ознакомившись с нею, я вынужден категорически отказаться от переделок моей пьесы «Мольер», так как намеченные в протоколе изменения по сцене Кабалы, а также и ранее намеченные текстовые изменения по другим сценам окончательно, как я убедился, нарушают мой художественный замысел и ведут к сочинению какой-то новой пьесы, которую я писать не могу, так как в корне с нею не согласен.
Если Художественному Театру «Мольер» не подходит в том виде, как он есть, хотя Театр и принимал его именно в этом виде и репетировал в течение нескольких лет, я прошу Вас «Мольера» снять и вернуть мне[1531]1531
Результатом письма стало то, что МХАТ вернулся к авторскому тексту.
[Закрыть].
Уважающий Вас
М. Булгаков.
112. Н. А. Булгакову. 8 мая 1935 г.Москва
Я был очень рад, дорогой Никол, получив твое письмо от 21 апреля 1935 года. Пока пишу только по одному вопросу. 31 июля и 1 августа 1934 года я писал уже тебе и Рейнгардт о том, что прошу срочно исправить те искажения, которые обнаружены мною во французском переводе «Зойкиной квартиры». Именно, что переводчики вставили в первом акте: «…quelques portraits de Lenine. Ce brave Illich… Je l’ai dit correctement à Staline… Staline sait ce qu’il me doit…»[1532]1532
Несколько портретов Ленина. Этот смелый Ильич… Я сказал это вежливо Сталину… Сталин знает, что он мне должен… (фр.)
[Закрыть] etc. etc… – чего у меня нет и ни в каком случае быть не может.
Еще раз со всею серьезностью прошу тебя немедленно добиться, чтобы указанные фамилии и имена были вычеркнуты как в первом акте, так и в других, если они там встречаются. Я не поверил глазам, когда увидел эти нарушения.
Абсолютно недопустимо, чтобы имена членов Правительства Союза фигурировали в комедийном тексте и произносились со сцены. Прошу тебя незамедлительно исполнить это мое требование и дать мне, не задерживаясь, телеграмму – по-русски или по-французски – как тебе удобнее. Это самое важное, что я хотел сообщить, а об остальном – в следующих письмах. Сообщи мне адрес Рейнгардт.
Жду твоего ответного письма, помимо телеграммы[1533]1533
В телеграмме, отправленной 4 июня 1935 г., стояло: «Поправки текста Зойкиной сделаны. Подробно письмом. Николай».
[Закрыть].
Целую тебя.
Твой Михаил.
113. Н. А. Булгакову. 13 мая 1935 г.Москва
Надеюсь, что ты, дорогой Никол, получил мое письмо от 8.V.
При этом письме прилагаю тебе, во-первых, фотографию, на которой моя жена и я, а во-вторых, копию моего письма в Издательство Фишер, в Театральный Отдел, Г. К. Марил.
Как видишь, я прошу фишеровское издательство гонорар по «Зойкиной квартире» переводить тебе. С этим гонораром прошу поступать так: 25 %, как я писал тебе, прошу брать себе, а на остальную сумму открыть для меня в Париже в банке текущий счет на мое имя. Если открытие такого счета представляет какие-нибудь затруднения, то прошу сохранить у себя для меня мой гонорар.
Из трехсот марок, которые Фишер должен тебе перевести (это помимо гонорара по «Зойкиной квартире»), прошу тебя 25 марок, независимо от наших расчетов по «Зойкиной квартире», взять себе, а остальные 275 марок также положи на текущий счет или также сохрани, как сказано выше, для меня.
Сообщаю тебе, что, с моего разрешения, переводчик Эммануил Львович Жуховицкий (Москва), совместно с Чарльзом Боолен, Charles Bohlen, секретарем Посольства Соединенных Штатов в Москве, обратившийся ко мне с просьбой перевести «Зойкину» на английский язык, эту пьесу на английский язык перевели.
Они сделали перевод с экземпляра, собственноручно мною откорректированного и сокращенного.
О том, что ты имеешь доверенность на «Зойкину», и Жуховицкий, и Боолен мною предупреждены.
В моем исправлении пьеса приобрела наконец компактный и очищенный вид.
Прошу тебя, если это еще можно, произвести во французском экземпляре сокращения и некоторые изменения, которые я тебе укажу в ближайших письмах.
Первое, что следует сделать, и это важно, – заменить фамилию Аллилуя фамилией Портупея.
Дальнейшее сообщу.
* * *
Ты спрашиваешь о «Мольере»?
К сожалению, все нескладно. Художественный театр, по собственной вине, затянул репетиции пьесы на четыре года (неслыханная вещь!) и этой весной все-таки не выпустил ее.
Станиславскому пришла фантазия вместо того, чтобы выпускать пьесу, работа над которой непристойно затянулась, делать в ней исправления. Большая чаша моего терпения переполнилась, и я отказался делать изменения. Что будет дальше, еще точно не знаю.
* * *
Квартира? Квартира средненькая, как выражается Сергей, она нам мала, конечно, но после Пироговской блаженствуем! Светло, сухо, у нас есть газ. Боже, какая прелесть! Благословляю того, кто придумал газ в квартирах.
Каждое утро воссылаю моленья о том, чтобы этот надстроенный дом простоял бы как можно дольше – качество постройки несколько смущает.
* * *
Заявление свое о заграничной моей поездке еще не подавал, но оно будет подано. Впрочем, о заграничной поездке отдельное следующее письмо.
Прошу тебя – передай привет Ивану.
Жду адреса Рейнгардт и подтверждения каждого моего письма тобой.
Вывороченные мои глаза на прилагаемой фотографии покажут тебе, что снимал нас уличный очень симпатичный фотограф.
Мы в зелени. Это зелень моей родины. Это мы в Киеве, на Владимирской горке, в августе 34 года.
Целую тебя крепко.
Михаил.
Адрес Фишера: S. Fischer Verlag Theaterabteilung Berlin, W 57
114. В. В. Вересаеву. 21 мая 1935 г.Москва
Милый Викентий Викентьевич!
Могу Вас уверить, что мое изумление равносильно Вашей подавленности.
Прежде всего меня поразило то, что Вы пишете о сроке 1 октября[1534]1534
Речь идет о пьесе «Александр Пушкин», которую Булгаков писал по материалам, представляемым ему В. В. Вересаевым. См. последующие письма.
[Закрыть].
По Вашему желанию я взял на себя скучную, трудную и отнимающую время заботу по ведению переговоров с театрами.
Я истратил сутки на подробные переговоры с Вольфом и разработку договора, принял предложенный театром срок – 1 октября, – сообщил о нем Вам, дал Вам для подписи договор. Вы, не возражая против 1 октября, его подписали, а теперь сообщаете мне, что этот срок Вам не нравится. Что прикажете мне теперь делать, когда договор подписан всеми сторонами?
Я взял на себя хлопотливую обязанность, но я не хочу, стараясь исполнить ее наилучшим образом, с первых же шагов получать укоризны за это. Если Вы находите, что я неправильно составляю договоры, я охотно соглашусь на то, чтобы Вы взяли это на себя.
Тут же сообщаю, что ни в какой связи ленинградский срок 1 октября с московскими сроками чтения не стоит.
Чтение вахтанговской труппе, как совершенно справедливо говорите Вы, дело серьезное. Я к этому добавлю еще, что это крайне серьезное дело, и речи быть не может о том, чтобы авторы выступили с этим чтением, предварительно не согласовав все вопросы в пьесе между собою.
Примерно намечаемое на начало июня чтение ни в коем случае не состоится, если не будет готов согласованный экземпляр. Мы попадем в нелепое положение, если предъявим экземпляр, который вызывает у нас разногласия. А после Вашего неожиданного письма я начинаю опасаться, что это очень может быть. Чтение, конечно, придется отложить.
Вы пишете, что не хотите довольствоваться ролью смиренного поставщика материала. Вы не однажды говорили мне, что берете на себя извлечение материалов для пьесы, а всю драматургическую сторону предоставляете мне. Так мы и сделали.
Но я не только все время следил за тем, чтобы наиболее точно использовать даваемый Вами материал, но всякий раз шел на то, чтобы делать поправки в черновиках при первом же возражении с Вашей стороны, не считаясь с тем, касается ли дело чисто исторической части или драматургической. Я возражал лишь в тех случаях, когда Вы были драматургически неубедительны.
Приведу Вам примеры.
Исторически известно, что Пушкин всем сильно задолжал. Я ввожу в первой картине ростовщицу. Вы утверждаете, что ростовщица нехороша и нужен ростовщик. Я немедленно меняю. Что лучше с моей точки зрения? Лучше ростовщица. Но я уступаю.
Вы говорите, что Бенкендорф не должен возвращаться со словами «не туда». Я выбрасываю это возвращение.
Вы говорите, что Геккерен на мостике уступает свою карету или сани. Соглашаюсь – выправляю.
Вы критикуете черновую сцену Александрины и Жуковского. Я ее зачеркиваю, не читаю и вместо нее начинаю составлять новую.
Вы набрасываете план сцены кольца. Я, следуя плану, облекаю в динамическую форму сцену с чтением стихотворения у фонаря, но Вас это не удовлетворяет. Вы говорите: «Нет, чтец должен убежать». Я, конечно, не согласен с этим, ни жизненно, ни театрально он убежать не мог. Тем не менее я меняю написанное. Чтец убегает.
Я не буду увеличивать количество примеров.
Я хочу сказать, что Вы, Викентий Викентьевич, никак не играете роль смиренного поставщика материалов.
Напротив, Вы с большой силой и напряжением и всегда категорически настаиваете на том, чтобы в драматургической ткани всюду и везде, даже до мелочей, был виден Ваш взгляд.
Однако бывают случаи, когда Ваш взгляд направлен неверно, и тут уж я хочу сказать, что я не хотел бы быть смиренным (я повторяю Ваше слово) драматургическим обработчиком, не смеющим судить о верности того мотива, который ему представляют.
Вот случаи с Дубельтом и Салтыковым.
Почему Дубельт не может цитировать Священное писание?
Дубельт «ловко цитировал в подтверждение своих слов места из Священного писания, в котором был, по-видимому, очень сведущ, и искусно ловил на словах» (Костомаров. Автобиография. Русск. мысль. 1885. V. 127. Цит.: Лемке. Николаевские жандармы и литература 1826–1855 гг. СПб., 1909. С. 121 и 122).
Почему Салтыков не может говорить об инкогнито?
«…проходил, сильно стуча испанской тростью, через библиотеку в свой кабинет. Он называл его своим „инкогнито“» (Русский архив. 1878. II. С. 457).
Объясните мне, почему с такой настойчивостью Вы выступаете против этих мест? Вы говорите, что мы договорились определенно, что я изменю эти места. Нет, мы не договаривались об этом, а говорили лишь о том, не следует ли сократить цитату Дубельта.
Вы называете выстрел Дантеса «безвкусным». Это хорошо, что Вы высказываете свое литературное мнение в прямых и резких словах; тем самым Вы, конечно, и мне даете право делать то же самое. Я воспользуюсь этим правом, когда буду говорить о Дантесе.
Я считаю, что выстрел, навеянный пушкинским выстрелом Сильвио, есть самая тонкая концовка картины и что всякая другая концовка будет хуже. Я готов признать, что у меня нет вкуса, но вряд ли кто-нибудь признает, что у меня нет опыта. И вряд ли кто-нибудь докажет, что выстрел Дантеса хоть в чем-нибудь нарушает историю.
Вообще в Дантесе у нас серьезная неслаженность. Вы пишете: «Образ Дантеса нахожу в корне неверным и, как пушкинист, никак не могу принять на себя ответственность за него».
Отвечаю Вам: я в свою очередь Ваш образ Дантеса считаю сценически невозможным. Он настолько беден, тривиален, выхолощен, что в серьезную пьесу поставлен быть не может. Нельзя трагически погибшему Пушкину в качестве убийцы предоставить опереточного бального офицерика. В частности, намечаемую фразу «я его убью, чтобы освободить Вас» Дантес не может произнести. Это много хуже выстрела в картину.
Дантес не может восклицать «О, ла-ла!». Дело идет о жизни Пушкина в этой пьесе. Если ему дать несерьезных партнеров, это Пушкина унизит.
Я не могу найти, где мой Дантес «хнычет», где он пытается возбудить жалость Натальи? Укажите мне это. Он нигде не хнычет. У меня эта фигура гораздо более зловещая, нежели та, которую намечаете Вы. (См. примечание.)
Относительно разговора Жуковского с Дубельтом.
Нет, Ваш вариант не лучше, чем мой, и просто потому, что это один и тот же вариант, с той разницей, что у Вас Дубельт говорит не сценическим языком, а у меня – сценическим. Реплики построены по-иному, но разговор идет об одном и том же. Тут даже, по-моему, и предмета для спора нет никакого.
В заключение Вы пишете: «Хочется надеяться, Вы будете помнить, что пьеса как-никак будет именоваться пьесой Булгакова и Вересаева и что к благополучному концу мы сможем прийти, лишь взаимно считаясь друг с другом». Я так и делал, причем мне всегда казалось, что я считаюсь с Вами гораздо больше, чем Вы со мной.
Относительно благополучного конца Вы ошибаетесь. Мы уже пришли к благополучному концу, по крайней мере в театре. Я разговаривал на другой день после чтения с Руслановым[1535]1535
Л. П. Русланов (1896–1937) – актер Театра им. Евг. Вахтангова.
[Закрыть]. Он говорил о радости, которая овладела им и слушателями. Он говорил, выслушав не отделанное да и не доконченное еще произведение, – о чрезвычайной авторской удаче. Он меня, утомленного человека, поднял. И до получения Вашего письма я находился в очень хорошем расположении духа. Сейчас, признаюсь, у меня чувство тревоги. Я не могу понять, перечитав еще раз Ваше письмо и мой ответ, – чем все это вызвано?
Во всяком случае, если мы сорвем эту удачу, мы сорвем ее собственными руками, и это будет очень печально. Слишком много положено каторжных усилий, чтобы так легко погубить произведение.
Перо не поднимается после Вашего письма, но все же делаю усилие над собою, пишу сцену бала.
Когда вся пьеса будет полностью готова, я направлю экземпляр Вам. Вот тут мы и сойдемся для критики этого экземпляра, для точного улаживания всех разногласий, для выправления всех неточностей, для выпрямления взятых образов.
Я все-таки питаю надежду, что мы договоримся. От души желаю, чтобы эти письма канули в Лету, а осталась бы пьеса, которую мы с Вами создавали с такой страстностью.
Преданный Вам М. Булгаков.
Примечание: Дело вот в чем: я хотел бы ввести в пьесу оригинальную фигуру Дантеса. Но ввиду того, что я могу ошибаться и, возможно, ошибаюсь, нам необходимо сочиненное мною серьезно обсудить. Мы будем друг друга убеждать, и если один из нас не примет точки зрения другого, то я предложу проект средней выпрямляющей линии, которая нас выведет из тупика.
В частности: у меня есть вариации сцены с выстрелом. Предложу их.
Вся беда в том, что пушкинисты (и это я берусь доказывать) никакого образа Дантеса в своем распоряжении не имеют и ничего о нем не знают. О нем нет данных ни у кого. Самим надо выдумать Дантеса. Оставляя сцену бала, я вынужден, после Вашего письма, писать специальный этюд о Дантесе, чтобы демонстрировать Вам все чудовищные затруднения. Я это делаю и в следующем письме пришлю Вам этот этюд.
М. Б.
115. Н. А. Булгакову. 9 июля 1935 г.Москва
Дорогой Коля.
Я своевременно получил твою телеграмму об исправлениях в «Зойкиной», также и письмо. Очень признателен тебе.
Сегодня, пробегая экземпляр, обнаружил еще один сюрприз, неприятнейшим образом поразивший меня. Во второй картине второго акта (стр. 26) фамилия Ремонтный снабжена ремаркой accent juif[1536]1536
Еврейский акцент (фр.).
[Закрыть].
Я прошу тебя настоять, чтобы переводчики убрали эту ремарку, а также и акцент при исполнении этой роли актером. Неприятно беспокоить тебя опять, но позаботься об этом и извести меня.
Бианчини прислал мне два бюллетеня, которые я подписал и возвращаю ему.
Прими к сведению разделение прав между авторами: Булгаков – 4/12, Рейнгардт – 5/12, Кремье[1537]1537
Переводчик «Зойкиной квартиры» Benjamin Cremieux.
[Закрыть] – 3/12.
О Фишере: добиваюсь, чтобы тебе, хотя бы маленькими частями, переводили те деньги, о которых я тебе писал. Указанные тобой два перевода: 30 и 59 франков, сделаны, сколько помню, по моему распоряжению, чтобы ты тратил эти деньги на почтовые расходы по переписке со мною.
Сообщаю тебе, что я подал заявление в Иностранный Отдел Московского Областного Исполкома о выдаче мне разрешения на поездку с женою за границу. Я мечтаю о том, чтобы хотя короткое время провести где-нибудь на курорте у моря, так как я безмерно утомлен. Впрочем, об утомлении распространяться не буду, устал уж и жаловаться. Кроме того, конечно, я вижу, что мое присутствие, хотя бы очень короткое, в Париже в связи с «Зойкиной» совершенно очевидно необходимо. Ответ должен быть дней через шесть-семь.
Напиши, где будешь в августе-сентябре?
Целую тебя крепко. До следующего письма.
Твой Михаил.
116. М. Рейнгардт. 9 июля 1935 г.Москва
Уважаемая г-жа Рейнгардт!
Брат сообщил мне, что те исправления, о которых я просил, в переводе «Зойкиной» сделаны. Очень благодарен Вам.
При дальнейшем просмотре экземпляра я обнаружил одно добавление к моему тексту, которое совершенно неприемлемо для меня. Именно: фамилия Ремонтный (второй акт, вторая картина) сопровождается ремаркой: accent juif.
Я прошу Вас произвести уничтожение этой ремарки, ни в каком случае не возможной в моей пьесе, а также прошу режиссеру не применять указанного акцента при исполнении роли Гуся-Ремонтного.
Вы меня очень обяжете, если известите меня о том, что моя авторская просьба исполнена.
Я пользуюсь случаем принести Вам мои извинения в том, что в свое время я не поблагодарил Вас за любезную присылку Вашей фотографии, так как был болен, и прошу не сердиться на меня.
Я считаю, что мое присутствие в Париже, хотя бы на сравнительно короткий срок, в связи с постановкой «Зойкиной квартиры», было бы необходимо. Я подал заявление о разрешении мне совершить поездку во Францию в сопровождении моей жены. Ответ должен последовать примерно через неделю.
Известите меня, пожалуйста, когда начнутся репетиционные работы по пьесе, – я ожидаю известия от Вас.
Примите мой лучший привет.
М. Булгаков.
