Текст книги "Собрание сочинений в пяти томах"
Автор книги: Михаил Булгаков
Жанры:
Драматургия
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 72 (всего у книги 229 страниц)
Прекратите, товарищи, матерщину раз и навсегда. Это – позор-с!
Лозунг фельетониста
Ругаются у нас здорово, как известно, на станции Ново-Алексеевка Южных ж. д., но так обложить, как обложил трех безбилетных 24 сентября 1924 года по новому стилю старший агент охраны поезда № 31, еще никто не обкладывал в жизни человеческой!
Вся публика сбежала в ужасе, не говоря уже о женщинах, даже сторож удрал.
Я считаю это явление позорным на транспорте и написал стихи:
Обмен веществ. Записная книжка
Сопровождая тридцать первый,
Охраны агент – парень смелый —
Трех безбилетных зацепил,
К ДС в контору потащил.
Все это так, но на перроне
Его смуглявое лицо
Заволокло вдруг тучей черной
И передернуло всего.
«Я… вашу мать, в кровь, в бога, в веру!!! —
Сей агент начал тут кричать, —
Я покажу вам для примеру,
Как зайцем ездить… вашу мать!!»
А женщин много. Вот беда!
И от стыда бежать… куда?!
«В кровь, боженят!! Я вас сгребу!!» —
Ревет наш агент, как в трубу.
О, агент! Выслушай совет:
Лови ты зайцев беспощадно,
Но не позорь ты белый свет
Своею бранию площадной!
15 числа.
В Одессе на каустической соде сделал 1000 червей. Сего числа прибыл в Москву. Поселяюсь. Хватит? Хи-хи! Я думаю…
16 числа.
У которого человека деньги есть, тот может легко иметь квартиру в Москве. Уже нашел. Правление сдает за 28 червей в месяц ослепительную комнату с гобеленом, телефоном и клозетом. Остальное в доме – рвань коричневая живет.
18 числа.
Контракт на год подписал. Переехал. Гобелен зеленый. Сегодня по двору шел, какие-то бабы смотрели, пальцами показывали на меня. Пущай покланяются. Председатель говорит: «Вы у нас единственный богатый человек». Хи-хи. Приятно. Что говорить, деньги – сила. Черви козыри!
19 числа.
Мебель купил – 80 червей.
Крова – 20.
Пружи матра – 15.
Расходов, черт ее возьми, комната эта требует.
20 числа.
Позвольте… Явился с окладистой бородой. Лицо неприятное. Сколько, спрашивает, за комнату платите? Вам какое дело? Оказывается, фининспектор!..
21 числа.
Да что, он взбесился?! Квартира, говорит, 1/5 часть бюджета, стало быть, говорит, зарабатываете вы в месяц 28 × 5 = 140 червей. Стало быть, в год 1680 червей!! Стало быть, налогу с вас… Считал, считал и насчитал 120 червей!
Э, не… платить не буду!
28 числа.
Заплатил, будь он проклят, с пеней.
29 числа.
Лопнул водопровод в доме. Обложили пропорционально квартирной плате. С меня двадцать червей.
31 числа.
Ремонт лестниц. С меня пропорционально – 18 червей.
Воздушн. Дети – 1 червь.
Флот беспризорн. – 1 червь.
(Вы, кричат, «богатый».)
Доброхим… Доброзем…
На туберкулез пролетариям дал пятнадцать копеек.
3 числа.
Двор асфальтом заливали, со всех по целковому, с меня 5 червей. Да ну вас к черту! Хотел бросить комнату… нельзя, неустойка 500 червей.
9 числа.
Уму непостижимая вещь… Весь дом на мой счет содержится. Стекла вставили всюду, детскую площадку устроили, на председателе правления новые брюки (ему жалование положили).
10 числа.
Явился фин. и обложил дополнительно, как «исключительно богатого человека». Единовременно 500 червей. Я даже завизжал. Ничего не понимаю. Со двора асфальтом пахнет. Кричу: «Я разорился», – а он говорит: «Попробуйте не заплатить».
15 числа.
Описали мебель, гобелен, телефон, чемоданы, девять костюмов, кой-что из золота.
Еду в Одессу содой работать.
Война воды с железомЧасть 1-я. Как это началось?
Это не водники, а грехо-водники! Честное слово. Замечена была такая история: как только нужно ехать нашему железнодорожнику куда-нибудь по воде, дают ему место или на корме, или в люке, или в трюме, и едет транспортник как поросенок.
Долго наше начальство терпело надругательства над личностями железнодорожного транспорта, но наконец его терпение лопнуло.
Один начальник вызвал к себе другого начальника рангом поменьше и сказал ему такое:
– Что ж они, издеваются, что ли?
– Так точно.
– Они думают, вероятно, что транспортники какие-нибудь ослы, которые в трюмах будут ездить?
– Надо полагать-с.
– А вот я им по-по-полагаю! Они у меня поездиют… Напишите-ка, Алексей Алексеевич, бумажку.
– Слушаю.
И получена была такая бумажка:
«Из Саратова. Всем ДС, ДН, ДЧ, СЧ, СМ, КР, С, К, Д. Ввиду того, что управление госпароходством предоставляет проезд железнодорожникам в вышеупомянутых местах, с получением сего предлагается работникам водного транспорта, едущим по разовым билетам, предоставлять место только в поездах с теплушками, отнюдь не допуская их в вагоны 3-го класса». Следуют подписи.
Часть 2-я. Братский прием
Водник явился в соответствующее железнодорожное место получать билет.
– Вам что? – спросило его железнодорожное лицо и хмуро глянуло на якоря на пуговицах.
– Мне бы билетик до Тамбова, – ответил мореплаватель.
Железнодорожное лицо хищно обрадовалось.
– Ах, вам билетик? Очень приятно! Присаживайтесь. Родственников желаете, наверно, навестить? Соскучились… Хе-хе. Кульер, стакан чаю гражданину воднику. Ну как у вас в Тихих океанах, все ли благополучно?
– Покорнейше благодарим, – ответил потомок Христофора Колумба, – мы больше в Самару плаваем. Мне бы в скором поезде, если можно…
– Как же, как же, обязательно! У меня, правда, циркулярик есть, чтобы вам, морским волкам, только в теплушках места давать, но для такого симпатичного представителя стихии, как вы, можно сделать исключение. Вы ведь привыкли там, на ваших броненосцах, в кают-компаниях всяких, хи-хи. Кстати, моя теща на днях в Самару ездила, так ее, божью старушку, в трюм засадили на мешки. Так и гнила дама до самой Самары.
– Мы этому не причинны.
– Ну конечно, конечно. Так вот получите, пожалуйста. Замечательное местечко. Сидеть можете, курящее, просторно и отдельно. Кульер, проводи господина адмирала!
Водник прочитал резолюцию, покачнулся, глаза вытаращил и сказал:
– Большое мирси!
Было написано:
«Выдать ему одно место в сартире второго класса до Тамбова».
Часть 3-я. Драма в вагоне
В коридоре мягкого вагона скорого поезда стоял хвост с полотенцами и зубными щетками, взъерошенный и злобный.
– Ничего не понимаю, – бормотал передовой гражданин, переминаясь с ноги на ногу. – С самого Саратова залез какой-то фрукт и не выходит!
– Это наглость! – крикнула какая-то дама в хвосте, – я полчаса жду.
– Мы, сударыня, три часа уже ждем, – отозвался печальный голос впереди, – и то молчок. А терпения нету…
– Я думаю, что он самоубийством покончил, – встревожился чей-то голос. – Такие вещи бывают; двери надо ломать.
– Кондуктор! Кондуктор!
– Постойте-ка, постойте, тише…
Хвост стих. И сквозь стук колес донеслось глухое пение.
пел приятный глухой бас.
Хвост взвыл сразу:
– Это неслыханное нахальство! Он поет, оказывается!
– Кондуктор!!
Хвост разломился и поднял страшный грохот в лакированную дверь. Та распахнулась, и в накуренном узком пространстве предстал симпатичный человек с якорями и папиросой.
– Вам чего? – спросил он сконфуженно.
– Как «чего»? Как «чего»?!
– Как это так «чего»?!
– Вы долго собираетесь сидеть здесь? – ядовито спросил передовой, размахивая полотенцем.
– До Тамбова, – смущенно ответил пассажир.
– Это сумасшедший! – завизжали сзади женские голоса.
– Выплевывайтесь вон!!
Пассажир побагровел и растерянно забормотал:
– Да нельзя мне выплюнуться, я бы и рад. Обштрахуют, у меня билет сюды.
– Кондуктор, кондуктор, кондуктор…
Эпилог
В Аткарске писали протокол, а рабкор «Гудка», иронически усмехаясь, за соседним столом писал корреспонденцию в «Гудок» и закончил ее словами:
Рассказ рабкора про лишних людей«Когда же кончится братоубийственная война воды с железом?»
Приблизились роковые 17 часов, и стеклись в бахмачские казармы рабочие слушать, как местком будет давать отчет в своей работе.
Ровно в четверть 8-го председатель звонким голосом предложил занять места, а засим вышел председатель месткома и, не волнуясь, вольно и плавно, как соловей, начал свой доклад:
– Служащих у нас в сентябре 406 человек, причем из них не членов союза – 6. Итого членов союза – 400 человек. «Гудок» выписывают все. Четыреста раз по 1 «Гудку», итого 400 «Гудков». Задание выполнено на 100 %, итого сто. Закуплен духовой оркестр, причем часть денег за него заплачена…
– Итого? – спросили из заднего ряда.
– Итого надо изыскать остальные деньги, чтобы их заплатить, – ответил председатель и продолжал: – Стенная газета выходит иногда несвоевременно по причине пишущей машинки.
– А чем она мешает? – спросили.
– Ее нету, – пояснил председатель и продолжал: – А должность КХУ по Бахмачу совершенно лишняя, и его надо сократить. Так же как и брандмейстерова должность.
– Прошу слова! – закричал вдруг кто-то, и все, поднявшись, увидели, что кричал КХУ.
– Нате вам слово, – сказал председатель.
КХУ вышел перед собранием, и тут все увидели, что он волнуется.
– Это я лишний? – спросил КХУ и продолжал: – Большое спасибо вам за такое выражение по моему адресу. Мерси. Я 24 часа сижу, в своих отчетах копаюсь[380]380
…в своих отчетах копаюсь… – В газетном тексте ошибочно напечатано: покаюсь.
[Закрыть]… и при этом я – лишний. Я работаю, как какой-нибудь вол, местком этого ничего не замечает, а потом заявляет, что я лишний! Я, может быть, одних бумажек миллион написал! Я лишний?..
– Правильно… лишний… – загудело собрание.
– Совершенно лишний, – подтвердил председатель.
– Неправда, я не лишний! – крикнул КХУ.
– Ну лишаю вас слова, – сказал председатель.
– Я не лишний! – крикнул раздраженно КХУ.
Тут председатель позвонил на него колокольчиком, после чего КХУ смирился.
– Прошу слова, – раздался голос, и все увидели брандмейстера. – Я тоже лишний? – спросил.
– Да, – твердо ответил ему председатель.
– Позвольте узнать, чем вы руководствовались, возбуждая вопрос о моем сокращении? – спросил брандмейстер.
– Гражданской совестью и защитой хозяйственной бережливости, – твердо ответил ему председатель и устремил взор на портрет Ильича.
– Ага, – ответил брандмейстер и никакой бучи не поднимал. Он – мужественный человек благодаря пожарам.
После этого председатель рассказал про кассу взаимопомощи, что в ней свыше тысячи рублей, но и того маловато, потому что все деньги на руках, и собрание закрылось. Вот и все наши бахмачские дела.
Гибель Шурки-уполномоченного. Дословный рассказ рабкораШурку Н – нашего помощника начальника станции – знаете? Впрочем, кто же не знает эту знаменитую личность двадцатого столетия!
Когда Шурку спрашивали, от станка ли у него папа, он отвечал, что его папа был станционным сторожем.
Поэтому Шурка пошел по транспортной линии с 12 лет своей юной жизни и после десятилетнего стажа добился высокого звания профуполномоченного.
Вот на этом звании он и пропал во цвете лет. Его спрашивают:
– Что будешь делать в качестве уполномоченного, Шурка?
А он и говорит:
– Я предприниму, братцы, энергичную смычку с деревней.
И предпринял смычку с деревней, и начал ездить в деревню и пить в ней самогон. А самогон в деревне очень хороший – хлебный.
А потом, неизвестно где и как, добыл себе наган. Ходит пьяный с наганом по селу и размахивает. А потом так приучился во время смычки к самогону, что начал выпивать по 17 бутылок в день.
Его мать-старушка за ним ходит, плачет, а Шурка пьет да пьет. А потом глядь-поглядь, и начал задерживать деньги рабочих, получаемые им из страховой кассы по доверенности.
Долго ли, коротко ли, начали жаловаться в союз, где в один прекрасный день рассмотрели Шуркины дела и выперли его из профуполномоченных. Вот тебе и получилась размычка вместо смычки!
Тут и кончается рассказ.
Рабкор.
Пожалуйста, напечатайте этот мой рассказ, и мамаша Шуркина будет очень рада, потому что он до сих пор еще пьянствует. И на днях у него произвели обыск, но нагана почему-то не нашли, куда-то его он задевал…
Письмо рабкора списал
М. Булгаков.
Примечание Булгакова:
Дорогой Шура! Видите, какой про вас напечатали рассказ. Сидя здесь, в Москве, находясь вдалеке от вас и не зная вашего адреса, даю вам печатный совет: исправьтесь, пока не поздно, а то иначе вас высадят и с той низшей должности, на которую вас перевели.
Звуки польки неземной
П-пай-дем, пппай-дем…
Ангел милый,
Пп-ольку танцевать со мной!!!
– Сс… с… – свистала флейта.
– Слышу, слышу, – пели в буфете.
– П-польки, п-польки, п-польки, – бухали трубы в оркестре.
Звуки польки неземной!!!
Здание льговского нардома тряслось. Лампочки мигали в тумане, и совершенно зеленые барышни и багровые взмыленные кавалеры неслись вихрем. Ветром мело окурки, и семечковая шелуха хрустела под ногами, как вши.
Пай-дем, па-а-а-а-й-дем!!
– Ангел милый, – шептал барышне осатаневший телеграфист, улетая с нею в небо.
– Польку! А гош[382]382
Налево (от фр. à gauche).
[Закрыть], мадам! – выл дирижер, вертя чужую жену. – Кавалеры похищают дам!
С него капало и брызгало. Воротничок раскис.
В зале, как на шабаше, металась нечистая сила.
– На мозоль, на мозоль, черти! – бормотал нетанцующий, пробираясь в буфет.
– Музыка, играй № 5! – кричал угасающим голосом из буфета человек, похожий на утопленника.
– Вася, – плакал второй, впиваясь в борты его тужурки, – Вася! Пролетариев я не замечаю! Куды ж пролетарии-то делись?
– К-какие тебе еще пролетарии? Музыка, урезывай польку!
– Висели пролетарии на стене и пропали…
– Где?
– А вон… вон.
– Залепили голубчиков! Залепили. Вишь, плакат на них навесили. Па-ку… па-ку… покупайте серпантин и соединяйтесь…
– Горько мне! Страдаю я…
– А-ах, как я страдаю! – зазывал шепотом телеграфист, пьянея от духов. – И томлюсь душой!
Польку я желаю… танцевать с тобой!!
– Кавалеры наступают на дам, и наоборот! А друат[383]383
Направо (от фр. à droite).
[Закрыть], – ревел дирижер.
В буфете плыл туман.
– По баночке, граждане, – приглашал буфетный распорядитель с лакированным лицом, разливая по стаканам загадочную розовую жидкость, – в пользу библиотеки! Иван Степаныч, поддержи, умоляю, гранит науки!
– Я ситро не обожаю…
– Чудак ты, какое ситро! Ты глотни, а потом и говори.
– Го-го-го… Самогон!
– Ну то-то!
– И мне просю бокальчик.
– За здоровье премированного красавца бала Ферапонта Ивановича Щукина!!
– Счастливец, коробку пудры за красоту выиграл!
– Протестую против. Кривоносому несправедливо выдали.
– Полегче. За такие слова, знаешь…
– Не ссорьтесь, граждане!
Блестящие лица с морожеными, как у судаков, глазами, осаждали стойку. Сизый дым распухал клочьями, в глазах двоилось.
– Позвольте прикурить.
– Пожалст…
– Почему три спички подаете?
– Чудак, тебе мерещится!
– Об которую ж зажигать?
– Целься на среднюю, вернее будет.
В зале бушевало. Рушились потолки и полы. Старые стены ходили ходуном. Стекла в окнах бряцали:
– Дзинь… дзинь… дзинь!!
– Польки – дзинь! П-польки – дзинь! – рявкали трубы.
Банан и Сидараф
Звуки польки неземной!!!
I
Дело происходило в прошлом году. 15 человек на одной из станций Ю.-В. ж. д. закончили 2-месячный курс школы ликвидации безграмотности и явились на экзамен.
– Нуте-с, начнем, – сказал главный экзаменатор и, ткнув пальцем в газету, добавил: – Это что написано?
Вопрошаемый шмыгнул носом, бойко шнырнул глазом по крупным знакомым буквам, подчеркнутым жирной чертой, полюбовался на рисунок художника Аксельрода и ответил хитро и весело:
– «Гудок»!
– Здорово, – ответил радостно экзаменатор и, указывая на начало статьи, напечатанной средним шрифтом, и хитро прищурив глазки, спросил:
– А это?
На лице у экзаменующегося ясно напечатались средним шрифтом два слова: «Это хуже…»
Пот выступил у него на лбу, и он начал:
– Бе-а-ба, не-а-на. Так что банан!
– Э… Нет, это не банан, – опечалился экзаменатор, – а Багдад. Ну впрочем, за 2 месяца лучше требовать и нельзя. Удовлетворительно! Следующего даешь. Писать умеешь?
– Как вам сказать, – бойко ответил второй, – в ведомости только умею, а без ведомости не могу.
– Как это так «в ведомости»?
– На жалованье, фамелие.
– Угу… Ну хорошо. Годится. Следующий! М… хм… Что такое МОПР?
Спрашиваемый замялся.
– Говори, не бойся, друг. Ну…
– МОПР?.. Гм… председатель.
Экзаменаторы позеленели.
– Чего председатель?
– Забыл, – ответил вопрошаемый.
Главного экзаменатора хватил паралич, и следующие вопросы задавал второй экзаменатор:
– А Луначарский?
Экзаменующийся поглядел в потолок и ответил:
– Луна… чар… ский? Кхе… Который в Москве…
– Что ж он там делает?
– Бог его знает, – простодушно ответил экзаменующийся.
– Ну иди, иди, голубчик, – в ужасе забормотал экзаменатор, – ставлю четыре с минусом.
II
Прошел год. И окончившие забыли все, чему выучились. И про Луначарского, и про банан, и про Багдад, и даже фамилию разучились писать в ведомости. Помнили только одно слово «Гудок», и то потому, что всем прекрасно, даже неграмотным, была знакома виньетка и крупные заголовочные буквы, каждый день приезжающие в местком из Москвы.
III
На эту тему разговорились как-то раз рабкор с профуполномоченным. Рабкор ужасался.
– Ведь это же чудовищно, товарищ, – говорил, – да разве можно так учить людей? Ведь это же насмешка! Пер человек какую-то околесину на экзамене, в ведомости пишет какое-то слово: «Сидараф», корову через ять, и ему выдают удостоверение, что он грамотный!
Профуполномоченный растерялся и опечалился.
– Так-то оно так… Да ведь что ж делать-то?
– Как что делать? – возмутился рабкор. – Переучивать их надо заново!
– Да ведь что за два месяца сделаешь? – спросил профуполномоченный.
– Значит, не два, а четыре нужно учить или шесть, или сколько там нужно. Нельзя же, в самом деле, выпускать людей и морочить им головы, уверяя, что он грамотный, когда он на самом деле как был безграмотный, так и остался! Разве я не верно говорю?
– Верно, – слезливо ответил профуполномоченный и скис. Крыть ему было нечем.
«Ревизор» с вышибанием. Новая постановкаУ нас в клубе член правления за шиворот ухватил члена клуба и выбросил его из фойе.
Письмо рабкора с одной из станций Донецкой дор.
Действующие лица:
Городничий.
Земляника – попечитель богоугодных заведений.
Ляпкин-Тяпкин – судья.
Хлопов – смотритель училищ.
Член правления клуба.
Член клуба.
Суфлер.
Публика.
Голоса.
Сцена представляет клуб при станции N Донецких железных дорог. Занавес закрыт.
Публика. Вре-мя. Времечко!.. (Топает ногами, гаснет свет, за сценой слышны глухие голоса безбилетных, сражающихся с контролем. Занавес открывается. На освещенной сцене комната в доме городничего.)
Голос (с галереи). Ти-ша!
Городничий. Я пригласил вас, господа…
Суфлер (из будки сиплым шепотом). С тем, чтоб сообщить вам пренеприятное известие.
Городничий. С тем, чтоб сообщить вам пренеприятное известие: к нам едет ревизор!
Ляпкин-Тяпкин. Как ревизор?
Земляника. Как ревизор?
Суфлер. Мур-мур-мур…
Городничий. Ревизор из Петербурга инкогнито и еще с секретным предписанием.
Ляпкин-Тяпкин. Вот те на!
Земляника. Вот не было заботы, так подай!
Хлопов. Господи боже, еще и с секретным предписанием.
Городничий. Я как будто предчувство… (За сценой страшный гвалт. Дверь на сцену распахивается, и вылетает член клуба. Он во френче с разорванным воротом. Волосы его взъерошены.)
Член клуба. Вы не имеете права пхаться! Я член клуба. (На сцене смятение.)
Публика. Ах!
Суфлер (змеиным шепотом). Выплюнься со сцены. Что ты, сдурел?
Городничий (в остолбенении). Что вы, товарищ, с ума сошли?
Публика. Ги-ги-ги-ги…
Городничий (хочет продолжать роль). Сегодня мне всю ночь снились… Выкинься со сцены, Христом-богом тебя прошу… Какие-то две необыкновенные крысы… В дверь уходи, в дверь, говорю!.. Ну, сукин сын, погубил спектакль…
Земляника (шепотом). В дверь налево… В декорацию лезешь, сволочь.
Член клуба мечется по сцене, не находя выхода.
Публика (постепенно веселея). Бис, Горюшкин! Браво, френч!
Городничий (теряясь). Право, этаких я никогда не видел… Вот мерзавец!
Суфлер (рычит). Черные, неестественной величины… Пошел ты к чертовой матери!.. Хоть от будки отойди…
Публика. Га-га-га-га-га…
Городничий. Я прочту вам письмо… Вот что он пишет. (За сценой шум и голос члена правления: «Где этот негодяй?» Дверь раскрывается, и появляется член правления на сцене. Он в пиджаке и в красном галстуке.)
Член правления (грозно). Ты тут, каналья?
Публика (в восторге). Браво, Хватаев!.. (Слышен пронзительный свист с галереи.) Бей его!!!
Член клуба. Вы не имеете права. Я – член!
Член правления. Я те покажу, какой ты член. Я тебе покажу, как без билета лазить!!!
Земляника. Товарищ Хватаев! Вы не имеете права применять физическую силу при советской власти.
Городничий. Я прекращаю спектакль. (Снимает баки и парик.)
Голос (с галереи, в восхищении). Ванька, он молодой, глянь! (Свист.)
Член правления (в экстазе). Я те покажу!!! (Хватает за шиворот члена клуба, взмахивает им, как тряпкой, и швыряет им в публику.)
Член клуба. Караул!!! (С глухим воплем падает в оркестр.)
Городничий. Пахом, давай занавес!
Земляника. Занавес! Занавес!
Публика. Милицию!!! Милицию!!!
Занавес закрывается.
