Текст книги "Собрание сочинений в пяти томах"
Автор книги: Михаил Булгаков
Жанры:
Драматургия
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 224 (всего у книги 229 страниц)
Москва
На рассвете.
Дорогая Лю!
Эта открытка, которую я пишу под гудение Дм.[1603]1603
Дмитриев.
[Закрыть], обгонит заказное. Вчера, т. е. 14-го, был перерыв в переписке. Ольга какие-то ванны берет. Завтра, то есть, тьфу, сегодня возобновляю работу. Буду кончать главу «При свечах» и перейду к балу. Да, я очень устал и чувствую себя, правду сказать, неважно. Трудно в полном одиночестве. Но ничего! Не унывай, Куква! Целую тебя! Не могу сосредоточиться, потому что Дм. гудит как шмель. Хочется спать! Целую тебя! Целую!
Твой М.
P. S. Догадался попросить поклониться тебе (Дм.).
150. Е. С. Булгаковой. 16 июня 1938 г.Москва
Под вечер
Дорогая Лю! Тронут твоей заботой и лаской. Целую крепко тебя! Не знаю, удастся ли приехать, но надеюсь на это.
Ни в каком случае не затевай устроить мне в спутники Женю. Это совершенно не нужно! Он мне только мешал бы.
Чувствую себя усталым без меры. Диктую 23-ю главу. Зачем же Писареву[1604]1604
См. прим. 1588.
[Закрыть] быть в загоне! Кланяйся ему!
Твой М.
151. Е. С. Булгаковой. 19 июня 1938 г.Москва
Днем.
Дорогая Лю, сообщи, в полном ли порядке твое уважаемое здоровье? Думаю о тебе нежно.
Верно ли Саня пишет, что река ему по колено? Купаться-то можно? Сообщи.
Прилагаю всякие усилия к тому, чтобы в 20-х числах июня побывать в Лебедяни. Если это не затруднительно (а если далеко и трудно – не надо), узнай – есть ли теперь поезд с мягким вагоном? Должен быть. Ну если нет – это неважно. Ехать можно и в жестком.
По числу на открытке твоей установил, что ты наблюдала грозу как раз в то время, как я диктовал о золотых статуях. Пишется 26 глава (Низа, убийство в саду). Перестань ты бегать по базару за огурцами и яйцами!! Сиди в тени!
152. Е. С. Булгаковой. 22 июня 1938 г.Москва
Утром
Дорогая Люси, она же очаровательная, прекрасная Елена, твои письма и открытки получены. Конечно, если мне удастся навестить тебя, к чему я сейчас делаю первые шаги, я привезу деньги. Сегодня пойду в Театр узнавать, когда дают жалование и когда кончится сезон.
Если сегодня Ольга приедет пораньше, постараюсь продиктовать большой кусок, и тогда конец переписки станет совсем близок. Одно плохо во всем – это что мне нездоровится. Но ничего! Целую тебя крепко. Привет вашей библиотеке в лебедянском раю! В частности Радищеву!
Твой М.
153. Е. С. Булгаковой. 22 июня 1938 г.Москва
Доролю! Только что отправил открытку тебе с пятикопеечной маркой! Из-за романа в голове путаница. Теперь марка вторая лежит передо мной и удивляется, почему ее не наклеили. Если удастся навестить рекламируемый тобою рай, рад буду хотя бы раз Радищева перечитать!
К приезду моему первые шаги уже сделаны. Сегодня надеюсь пододвинуться к самому концу романа, хоть и чувствую себя плоховато.
Все твои письма и открытки получены. Деньги захвачу.
Целую.
Твой М.
154. Е. С. Булгаковой. 22 июня 1938 г.Москва
Дорогая Люси!
Твои письма и открытки получены.
* * *
Купик дорогой! Первым долгом плюнь ты на эту колонку! Мне Настасья ничуть не поможет, если на мою голову приведет Горшкова! Привести я его и сам могу, а разговаривать с ним не могу (колонку надо ставить новую, по-видимому).
* * *
Вообще не думай, друг мой, что письмами издалека можно что-нибудь наладить. Ничего из этого не выйдет, поэтому не ломай головы над пустяками, <…> [Жемчуж]никовым!
* * *
О нездоровьи своем я написал лишь потому, чтобы объяснить тебе, что я, может быть, не в состоянии буду выехать в Лебедянь.
Но ради всего святого, не придумывай ты мне провожатых! Пощади. То был Евгений! Теперь – Лоли[1605]1605
Е. И. Буш.
[Закрыть]! Ничего они мне не помогут, а только помешают этой поездке!
Сегодня вечером меня будет смотреть Марк Леопольдович[1606]1606
М. Л. Шапиро – врач, наблюдавший Булгакова.
[Закрыть]. Тогда все станет пояснее.
* * *
Стенограмма:
S. (тревожно). Ну! Ну! Ну! Ты что нудишься?
Я. Ничего… болит…
S. (грозно). Ну! Ну! Ну! Ты не вздумай Люсе об этом написать!
Я. А почему?.. Не вздумай?
S. Ну да! Ты напишешь, Люся моментально прилетит в Москву, а мы что тогда будем делать в Лебедяни! Нет уж, ты, пожалуйста, потерпи!
* * *
У меня сделалась какая-то постоянная боль в груди внизу. Может быть, это несерьезное что-нибудь.
* * *
Ты недоумеваешь – когда S. говорит правду? Могу тебе помочь в этом вопросе: она никогда не говорит правды.
В частном данном случае вранье заключается в письмах. Причем это вранье вроде рассказа Бегемота о съеденном тигре, то есть вранье от первого до последнего слова.
Причина: зная твое отношение к роману, она отнюдь не намерена испортить себе вдрызг отдых под яблоней в саду. Я же ей безопасен, поэтому горькая истина сама собою встает в Москве.
Но зато уж и истина!!
К сожалению, лишен возможности привести такие перлы, из которых каждый стоит денег (и, боюсь, очень больших денег!).
* * *
Но довольно об этом! Один лишь дам тебе дружеский совет: если тебя интересует произведение, о котором идет речь (я уж на него смотрю с тихой грустью), сведи разговоры о нем к нулю. Бог с ними! Пусть эти разговоры S. заменит семейно-фальшивым хохотом, восторгами по поводу природы и всякой театральной чушью собачьей. Серьезно советую.
* * *
Вообще я тут насмотрелся и наслушался.
* * *
Ку! Какая там авторская корректура в Лебедяни! Да и «Дон Кихот» навряд ли. О машинке я и подумать не могу!
Если мне удастся приехать, то на короткий срок. Причем не только писать что-нибудь, но даже читать я ничего не способен. Мне нужен абсолютный покой (твое выражение, и оно мне понравилось). Да, вот именно, абсолютный! Никакого Дон-Кихота я видеть сейчас не могу[1607]1607
«На третий же день он зажег свечи в подсвечниках и стал работать над Дон-Кихотом, – рассказывала позже Е. С. Булгакова. – Пьеса была им решена в голове еще до Лебедяни – там он только впервые записал ее» (в кн.: Сервантес и всемирная литература. М., 1969).
[Закрыть]. <…>
Целую прекрасную, очаровательную Елену!
Твой М.
P. S. Вот роман! Сейчас стал рвать ненужную бумагу и, глядь, разорвал твое письмо!! Нежно склею. Целую.
В этом письме четыре страницы[1608]1608
Приписка Булгакова.
[Закрыть].
Москва
Вечером.
Дорогая Лю!
Доехал я благополучно, но очень устал[1609]1609
25 июня Булгаков выехал в Лебедянь. Возвратился в Москву 22 июля.
[Закрыть]. Евгений тоже сонный, но чувствует себя, по-видимому, удовлетворительно.
Прости, что сразу начинаю с дела. На столе нашел документ, из которого видно, что хотят возвратить деньги за квартиру. Это – важная вещь. Требуется:
а) членская книжка РЖСКТ.
б) акт выверки суммы паевых взносов.
в) квитанции внесенных паевых взносов.
Пришлось вторгнуться в твою Психею[1610]1610
Психеей в доме Булгаковых назывался рабочий столик-бюро Е. С. Булгаковой (см.: Дневник Елены Булгаковой. М., 1990. С. 28).
[Закрыть] (прости! Но что делать?). Я вторгся и обомлел, увидев в конфетных коробках сотни бумажек. Прежде всего я постарался угадать систему, по которой они сложены, но не угадал. Пачка «Нила», пачка квартплаты, старая торгсиновская книжка, пачка электричества, пригласительный билет в Большой театр, дом творчества в Ялте, расчетная книжка домработницы, квитанция на заказное письмо…
Боги мои! Что же это меня ждет?! Посочувствуй мне, Лю! Членскую книжку я, кажется, нашел. Она одна была? На ней написано «по перерегистрации № 57». Обнаруживается еще пачка разноцветных, разнотипных квитанций. По-видимому, это и есть паевые взносы.
Но «акт выверки» (а чувствую, что это главное!). Он есть там? Был? Должен быть? Кажется, был?
Вынужден был дать тебе сейчас телеграмму с вопросом о том, где искать эти все документы.
Извини за беспокойство.
На письменном столе, на бюро, на диване передо мною груды, горы, стопки бумаги. А дальше письма!! Ведь не могу же я рыться в твоих письмах?! Постараюсь их обойти.
А как их обойти, если этот проклятый «акт выверки» вдруг там?!
Ведь если после счетов за электричество идет счет мебельного магазина и удостоверение о том, что Сергей перенес аппендицит!.. то все может быть!
Тут же, например, бумажка, наводящая на какой-то след: «…на прилагаемом при сем бланке, сальдо…» Да бланка-то нету! А металлическая закрепка на уголке есть – стало быть, был он, этот бланк! Был, и отнесен куда-то в другое место. А куда?
Кабы я понимал систему! Помоги!
1) Существует ли этот «акт выверки»?
2) Какую, хотя бы приблизительно, сумму должны выдать?
Словом, скучать не придется. Завтра пойду по этим мукам.
* * *
Ну-с, въехали мы сегодня в Москву в 8 часов утра. Душно. Таксомотор. Евгения – в Ржевский, меня – домой. Хотел напиться чаю и сейчас же в Сандуновские, а оттуда в Лаврушинский, но после чаю повалился и заснул. После сна стал бодрее, поехал в Сандуновские. Наслаждение от горячей воды, парикмахера. Но горе эти укусы! И лебедянский не проходит ничуть, и в вагоне какой-то летучий гад укусил в ногу у ступни так, что я хромаю и нога распухла. Что за чертовщина?
* * *
Сейчас сообразил, что пишу какую-то ерунду. Действительно, интересно читать про ступню! Извини.
* * *
С интересом глядел на Москву. Все как полагается. Чувствуется, что многие уехали. Костюмы показывают, что жара изнуряла. Без галстуков, всюду белые брюки. Лица лоснятся.
Мои телефонные звонки показали, что многих, кого хотелось бы повидать, нету. Вильямсы где-то у Эльбруса. Яков Леонтьевич в Барвихе. Горюю, хотел бы с ним поговорить.
* * *
В Лаврушинский сегодня не попал. Евгений обедал у меня.
* * *
Настя встретила его очень нежно. Звонила ему, чтобы он был поосторожнее с газом, на что Евгений обиделся!
Чудно накормила, рассказывала о том, что кто-то у нас в доме умер, а напротив женщина газом отравилась.
* * *
Ну вот так.
Целую тебя нежно! Вспоминаю луну возле церкви и погружаюсь в московские заботы. Не сердись за то, что юмористически описывал твой архив. Умоляю – смотри за Сергеем на реке! Запрети кувыркаться в воде категорически. По словам Настасьи, бедный Юра утонул на мелком месте. Упоминаю об этом печальном только затем, чтобы ты не спускала глаз с Сергея. Поцелуй его и не давай ему трепаться словесно.
* * *
Евгений тебя целует.
* * *
Твой М.
Телеграмму с дождем получил!
* * *
Так бессвязно письмо от утомления. Сейчас поужинаю и лягу спать.
Всем, конечно, приветы!
156. Е. С. Булгаковой. 23 июля 1938 г.Москва
Утром.
Дорогая Лю!
Второй день разбираюсь в хаосе бумаг в Психее, пытаясь найти документы, нужные для получения денег, внесенных за квартиру. В частности, необходим – акт выверки суммы паевых взносов. Есть такой? Где он? Сейчас поеду в Лаврушинский добиваться денег, а затем в выплатной пункт (Б. Полянка, 28).
Душно. Роюсь, перебрасывая сотни бумажек, и мало надеюсь найти то, что требуется. Целую крепко. М.
157. Е. С. Булгаковой. 23 июля 1938 г.Москва
День.
Дорогая Лю!
Сижу безутешен. Нет «акта выверки суммы паевых взносов». Подозреваю, что его и не было. Ругаю себя. Ведь я-то должен был предвидеть, что лишь только уедем, как эта бумага с выплатного пункта придет. Все надежды разбиты. Представляю себе, что мне теперь предстоит, и заранее скрежещу зубами. Вот тебе и «Дон Кихот», вот тебе правка романа. А так мне и надо! Вооружаюсь сейчас теми филькиными грамотами, что нашел, и иду на адские мучения. Если, гуляя в вековом парке или охотясь с соколом, встретишь своего секретаря, которому ты поручила квартирное дело и свою Психею, пожури его мягко. Скажи ему, что он не секретарь, а… мечтатель!
Целую. Твой М.
158. Е. С. Булгаковой. 23 июля 1938 г.Москва
В обеденную пору.
Дорогая Лю!
Ура! Документы нашлись. Больше по этому поводу не беспокой себя. Жадно гляжу на испанский экземпляр «Дон-Кихота». Теперь займусь им. Душно. Но Настя достала льду и Березовской воды.
Целую крепко.
Твой М.
159. Е. С. Булгаковой. 24 июля 1938 г.Москва
Днем
Дорогая Ку! Спасибо тебе за ласковые ночные открытки. Конечно, мне было хорошо! Вспоминаю тебя и целую. Сплавив нудное дело с квартирными бумажонками, почувствовал себя великолепно и работаю над Кихотом легко. Все очень удобно. Наверху не громыхают пока что, телефон молчит, разложены словари. Пью чай с чудесным вареньем, правлю Санчо, чтобы блестел. Потом пойду по самому Дон-Кихоту, а затем по всем, чтоб играли, как те стрекозы на берегу – помнишь? Но какой воздух! Здесь не жара, а духота, липкая, вязкая, тяжелая. Когда будешь погружаться в воду, вспомни меня. Нога заживает? Целую. Умоляю – набирай сил!
Твой М.
160. Е. С. Булгаковой. 25 июля 1938 г.Moscu, 25 de julio de 1938
Lunes, las doce en punto
¡Elena cara, amiga mia!
Desde ahora en adelante el cuaderno, y el pluma, la lámpara, la tinta, y el ingenioso hidalgo están mi sociedad.
Hace calor, la ventana está abierta, pero mi deber – escribir. Eso lo sabe cualquiera: es preciso trabajar ahora para descansar luego. ¿Cuando? ¿Dónde? Yo soy el mártir, el Hombre desdichado. Siempre escribir, siempre traducir, y transformar. ¡Caspita! ¡Muy bien! Cuando vuelvas, habré escrito la pieza. Sancho está luciente.
¿Como estás? ¿Estás coja? ¿Hijo Sergio? Yo temo del río. ¡Cautamente!
Y a Dios, el cual te Guarde que ninguno te tenga lástima.
¡Hasta la vista, cara mia!
Tu amigo
Miguel.
Перевод:
Москва, 25 июля 1938 года
Понедельник, ровно в полдень.
Милая Елена, друг мой!
С нынешнего дня тетрадь, ручка, лампа, чернила и хитроумный идальго – вот и все мое общество.
Жарко, окно настежь, но я должен писать. Как знает всякий, нужно сначала потрудиться, чтобы потом отдыхать. Но когда? И где? Я мученик, обреченный. Вечно писать, вечно переводить и переделывать. Черт возьми! Ладно же! К твоему возвращению я допишу пьесу. Санчо блистателен.
Как ты? Хромаешь? А сын Сережа? Опасаюсь реки. Осторожно.
С Богом, да хранит он тебя от того, чтобы тебя жалели.
До свидания, милая.
Твой Мигель.
* * *
Ты понимаешь по-испански?
Моя дорогая Ку!
Пишу тебе по-испански для того, во-первых, чтобы ты убедилась, насколько усердно я занимаюсь изучением царя испанских писателей, и, во-вторых, для проверки – не слишком ли ты позабыла в Лебедяни чудесный язык, на котором писал и говорил Михаил Сервантес. Помнишь случай с Людовиком XIV-м и придворным? Вот и я тебя спрашиваю: ¿Sabe, Ud., el Castellano?[1611]1611
Ты понимаешь по-испански? (исп.)
[Закрыть]
Воображаю, как хохотал бы Сервантес, если бы прочел мое испанское послание к тебе! Ну что же поделаешь. Признаюсь, что по-испански писать трудновато.
* * *
Ах, как душно, Ку, в Москве! Насте не всегда удается достать лед. Но условия для работы исключительно удобны. Полная тишина. Телефон почти не дает о себе знать, и даже двор почему-то не звучит, как обычно. Жара, что ли, сморила наших жителей.
Вот только радио снаружи иногда отравляет жизнь, да еще какой-то болван по временам заводит патефон. Ах, если бы он его скорей сломал!
Сегодня днем побывала у меня Анна П.[1612]1612
См. прим. 1593.
[Закрыть] Рассказала о том, что одна дама «с морды смазливая», другая пилочку сперла, а у третьей «забабоха» (кажется, так) на ноге. Вообще развлекала меня как могла. Одним глазом глядя в «Дон-Кихота», а другим на А. П., выслушал рассказ о том, как S. буйно рыдала в день отъезда.
– Мне так жаль ее было, так жаль, так жаль!.. – и совершенно неожиданно добавила:
– Она такая злая была!
Ку, я тебя убедительно прошу ничего об А. П. (тетушке) не говорить. Есть? Сама понимаешь, почему.
Пишу тебе об этих пустяках, чтобы поболтать с тобой, alma mia[1613]1613
Душа моя (исп.).
[Закрыть].
Вскорости после ухода А. П. раздался звонок Марьи Исак.[1614]1614
Очевидно, портниха Е. С. Булгаковой.
[Закрыть] (ставлю в непосредственную связь). Вопрос о том, как ты поправилась и прочее. Я сказал, что ты выглядишь чудесно и шоколадна.
Ты на меня не сердись, Лю, за то, что я тебя беспокоил квартирными бумажками. Счастлив, что с этим разделался и могу на эту тему до твоего возвращения не разговаривать.
* * *
Да, может быть, тебя позабавит случай:
Обливаясь потом, ходил я по этому квартотделу. Один неизвестный служащий взглянул в мою бумажку и вдруг спрашивает испуганно:
– Позвольте!.. Это не вы написали «Дни Турбиных»?
Я говорю:
– Я…
Он вытаращил глаза, уронил бумажку и воскликнул:
– Нет?! Ей-богу?!
Я так растерялся, что ответил:
– Честное слово!
Тут он бросил бумажки и говорит:
– Я «Зойкину квартиру» видел и «Багровый остров». Ах, как мне понравился «Багровый остров»!
Я говорю:
– Да они в Камерном черт знает что поставили вместо пьесы.
– Нет, нет, нет! Очень хорошо!
И финал:
– А… скажите… сколько вы получаете со спектакля «Турбиных»?
И тут я увидел, что бывают случаи, когда такие вопросы задаются не со злостной целью, а просто это невытравимо обывательское. Тут не мерзкая зависть, с которой мы хорошо с тобою знакомы, а любопытство.
Вчера ужинал с Борисом Р.[1615]1615
Б. Р. Эрдман (1889–1960), театральный художник.
[Закрыть] и его женой. Сегодня хотел съездить на дачу к Сергею Петровичу[1616]1616
Федорову. Семья Федоровых – хорошие знакомые Булгакова.
[Закрыть], но не попал.
¡Hasta la vista![1617]1617
До свидания! (исп.)
[Закрыть]
Целую тебя крепко!
Твой М.
161. Е. С. Булгаковой. 26 июля 1938 г.Москва
Днем.
Сегодня, дорогая Ку и Лю, две открытки от тебя (от 23 и 24). Ага! Видишь, и плотину закрыли, и дождь! Уж я знаю, когда куда ездить. Но было бы хорошо, если бы устроилось наоборот: сюда – дождь, а вам московскую погоду. Там в садах вам ее переносить было бы легче. Висит духота, небо затянуто и грязновато местами[1618]1618
Только что написал – затянуто, как опять голубизна и жжет, жжет! – Прим. авт.
[Закрыть], но капли нет дождя. Нету воздуху, хоть плачь! Воротничок нельзя надеть – он через минуту превращается в раскисший жгут. Томительно хочется пить. Нарзану нет. Пил Березовскую воду, пил Миргородскую, но их тоже трудно достать. А работается неплохо. Мысль остра сравнительно. Впрочем, об этом будем толковать с тобою в больших письмах. Радуюсь тому, что Сергей с тобой! Ах, как это хорошо. Но, умоляю, не перекармливай его. Ему вредно это. Ку, подумай насчет этого! Целую!
Твой М.
162. Е. С. Булгаковой. 26 июля 1938 г.Москва
Вечером.
Сейчас, дорогая Ку, получил телеграмму и открытку, где сообщение о случае с Сергеем. Потрясающий малый! Надеюсь, что это быстро заживет. Ты не надорвалась, когда тащили его? Ведь он же тяжелый как комод! Кстати, Ку, как состояние твоего здоровья? Все ли в порядке? Напиши!
* * *
Пьесу никому не читал и не буду читать, пока мы ее с тобой не перепишем на машине. Пиши мне поподробнее. За книгу большое спасибо!
* * *
И вечер не приносит спасения от духоты. Сейчас половина одиннадцатого, все окна открыты, но воздух почти не входит в комнаты. Впрочем, и воздух-то такой, что хоть бы и не входил. Настя спит теперь на балконе.
До завтра, Ку! Целую тебя, а Сергею скажи, что я просил его погладить по голове от меня.
М.
163. Е. С. Булгаковой. 28 июля 1938 г.Москва
Днем.
Ку, дорогая! Я не понял твоего ответа насчет здоровья и поэтому дал вторую телеграмму. Твое здоровье в порядке, надеюсь? Ответь – в порядке или нет!
* * *
Сознайся, что ты поручила составление телеграммы коту Бегемоту! Он и устроил головоломку – «здорова»! Нате вам! Что это значит?
* * *
Сегодня буду писать тебе большое письмо. Целую тебя крепко!
Твой М.
164. Е. С. Булгаковой. 30 июля 1938 г.30 de julio de 1938
Sábado, de día
¡Amiga Elena, es fuerza y vigor del debilitado corazón mío!
Tus cartas y telegramas recibí, gracias. Envío te, querida mía, la carta castellana segunda.
Primeramente la pregunta: si buena, de mí, estáis tú y Sergio siempre rigurosa ni siempre blanda у escoge el medio entre estos dos extremes que en esto está el punto de la discreción.
¡No sois amarrada! Cada día descubro en vos valores que me obligan y fuerzan a que en más os estime.
En cuanto a cuñado y cuñada, piezas, Teatro de Arte, novela, etc.:
¡El artista canta falso y la cuñada también!
¡Dios haga a tí de ventura en lides con cuñada furiosa!
Tu amigo, herido de punta de ausencia.
Miguel.
Перевод: 30 июля 1938 года
Суббота, днем
Друг мой Елена, сила и мощь моего ослабевшего сердца!
Твои письмо и телеграммы получил, благодарю. Посылаю тебе, дорогая, второе свое испанское письмо.
Сначала вопрос: здоровы ли ты и Сережа?
Не будь с ним ни слишком строгой, ни слишком мягкой. Избери середину между двумя этими крайностями, ведь благоразумие – именно в этом.
Не будь скованной. Каждый день открываю в тебе все новые достоинства, которые побуждают и заставляют уважать тебя все больше.
Что до деверя и золовки, пьес, Художественного театра, романа и т. д., то:
Артист фальшиво распевает, а золовка не отстает от него!
Дай Бог тебе удачи в ристалищах с неистовой золовкой!
Твой друг, раненный копьем разлуки.
Мигель.
Милый друг!
Все твои письма получаю и читаю их с нежностью. Не ломай головы над этими испанскими посланиями, мой дорогой Шампольон Младший[1619]1619
Жан-Франсуа Шампольон (1790–1832) – основатель египтологии, известен как искатель ключа к иероглифам. В отличие от брата археолога Шампольона-Фижака, назван «младшим».
[Закрыть]!
Отдыхай! И тени, тени больше. Совсем не ходи по солнцу, послушайся меня, друг мой!
Меня ты можешь пожалеть. Здесь кромешный ад. Не только не видно конца жаре, но с каждым днем становится все хуже.
Вечером в открытые окна влетают ночные бабочки, тонут в варенье. За ними какие-то зеленые мушки, которые дохнут на книгах. Настасья с мокрой тряпкой на голове, хнычет. Рассказывает, что в очереди за льдом упал мужчина и еще кто-то. Работать стало трудно. Если бы можно было надеяться, что, приехав куда-нибудь, найдешь номер в гостинице, я хотя на три-четыре дня уехал из Москвы. Ну хоть, скажем, глянуть на море. Но об этом и разговору быть не может.
Дмитриев очень зовет меня навестить его в Ленинграде. И сгоряча я было стал склоняться к этому. Судя по телефонному разговору, у него все вышло худо. А сам он в Москву приехать не может. Но сейчас вижу, что сочетание звезд совсем не для этой поездки. Прежде всего я чувствую себя отвратительно и подвиг этот выполнить не могу – просто физически. И притом целый узел дел может связаться для меня как раз в эти дни. Так что буду бить отбой и продолжать штурмовать «Кихота».
В Москве плохо (вчера пошел в Эрмитаж, ушел через десять минут). Интересно: не встретил ни одного знакомого лица! Потом пошел в ресторан Жургаза, в чем тоже раскаиваюсь. Там, правда, знакомые лица на каждом шагу. Могу их подарить кому-нибудь. А под Москвой, по-моему, еще хуже. Ездил к Федоровым на дачу. Очаровательно, как всегда, встретили меня, но эта подмосковная природа! Задымленные, забросанные бумагой, запыленные дачные места, и это на десятки километров. А купанье! Вспомнил я Дон, песчаное дно!
А эти курятники-дачки! Возвращался, когда солнце уже село, смотрел в окно и грустил, грустил. И особенно остро тебя вспоминал. Вот бы сейчас поговорить с тобой!
Больше писать не в силах, изнемогаю. О S., театре, романе и прочем в следующем письме. Будь бодра, здорова (отчего нет обещанной телеграммы, недоумеваю), целую крепко! Сергея погладь по голове.
Твой М.
Нездоровится – из-за жары, что ли?
