Текст книги "Собрание сочинений в пяти томах"

Автор книги: Михаил Булгаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 75 (всего у книги 229 страниц)

Праздник с сифилисом. По материалу, заверенному Лака-Тыжменским сельсоветом

В день работницы, каковой празднуем каждогодно марта восьмого дня, растворилась дверь избы-читальни, что в деревне Лака-Тыжма, находящейся под благосклонным шефством Казанской дороги, и впустила в избу-читальню местного санитарного фельдшера (назовем его хотя бы Иван Иванович).

Если бы не то обстоятельство, что в день 8 марта никакой сознательный гражданин не может появиться пьяным, да еще на доклад, да еще в избу-читальню, если бы не то обстоятельство, что фельдшер Иван Иванович, как хорошо известно, в рот не берет спиртного, можно было бы побиться об заклад, что фельдшер целиком и полностью пьян.

Глаза его походили на две сургучные пробки с сороковок русской горькой, и температура у фельдшера была не свыше 30 градусов. И до того ударило в избе спиртом, что председатель собрания курение прекратил и предоставил слово Ивану Ивановичу в таких выражениях:

– Слово для доклада по поводу Международного дня работницы предоставляется Ивану Ивановичу.

Иван Иванович, исполненный алкогольного достоинства, за третьим разом взял приступом эстраду и доложил такое:

– Прежде чем говорить о Международном дне, скажем несколько слов о венерических болезнях!

Вступление это имело полный успех: наступило могильное молчание, и в нем лопнула электрическая лампа.

– Да-с… Дорогие мои международные работницы, – продолжал фельдшер, тяжело отдуваясь, – вот я вижу ваши личики передо мной в количестве восьмидесяти штук…

– Сорока, – удивленно сказал председатель, глянув в контрольный лист.

– Сорока? Тем хуже… То есть лучше, – продолжал оратор, – жаль мне вас, дорогие мои девушки и дамы… Пардон!.. Женщины… Ибо чем меньше населения в данной области, как показывает статистика, тем менее заболеваний венерическими болезнями, и наоборот. И в частности, сифилисом… Этим ужасающим бичом для пролетариата, не щадящим никого… Знаете ли вы, что такое сифилис?

– Иван Иванович! – воскликнул председатель.

– Помолчи минутку. Не перебивай меня. Сифилис, – затяжным образом, икая, говорил оратор, – штука, которую схватить чрезвычайно легко! Вы тут сидите и думаете, что, может быть, вы застрахованы? – (Тут фельдшер зловеще засмеялся.) – Ха!.. Шиш с маслом. Вот тут какая-нибудь девушка ходит в красной повязке, радуется, восьмые там марты всякие и тому подобное, а потом женится и, глядишь, станет умываться в один прекрасный день… сморкнется – и хлоп! Нос в умывальнике, а вместо носа, простите за выражение, дыра!

Гул прошел по всем рядам, и одна из работниц, совершенно белая, вышла за дверь.

– Иван Иванович! – воскликнул председатель.

– Виноват. Мне поручено, я и говорю. Вы думаете, что, может, невинность вас спасет? Го-го-го!.. Да и много ли среди вас неви…

– Иван Иванович!! – воскликнул председатель.

Еще две работницы ушли, оглянувшись в ужасе на эстраду.

– Придете вы, например, сюда. Ну скажем, бак с кипяченой водой… То да се… Жарко, понятное дело, – расстегивая раскисший воротничок, продолжал оратор, – сейчас, понятное дело, к кружке… Над вами: «Не пейте сырой воды» и тому подобные плакаты Коминтерна, а перед вами сифилитик пил, со своей губой… Ну скажем, наш же председатель…

Председатель без слов завыл.

Двадцать работниц с отвращением вытерли губы платками, а кто их не имел – подолами.

– Чего ты воешь? – спросил фельдшер у председателя.

– Я никаким сифилисом не болел!! – закричал председатель и стал совершенно такой, как клюква.

– Чудак… Я к примеру говорю… Ну скажем, она, – и фельдшер указал трясущимся пальцем куда-то в первый ряд, который весь и опустел, шурша юбками.

– Когда женщина 8-го марта… достигает половой, извините за выражение, зрелости, – пел с кафедры оратор, которого все больше развозило в духоте, – что она себе думает?..

– Похабник! – сказал тонкий голос в задних рядах.

– Единственно, о чем она мечтает в лунные ночи, – это устремиться к своему половому партнеру, – доложил фельдшер, совершенно разъезжаясь по швам.

Тут в избе-читальне начался стон и скрежет зубовный. Скамьи загремели и опустели. Вышли поголовно все работницы, многие – с рыданием.

Остались двое: председатель и фельдшер.

– Половой же ее партнер, – бормотал фельдшер, качаясь и глядя на председателя, – дорогая моя работница, предается любви и другим порокам…

– Я не работница! – вскрикнул председатель.

– Извиняюсь, вы мужчина? – спросил фельдшер, тараща глаза сквозь пелену.

– Мужчина! – оскорбленно выкрикнул председатель.

– Не похоже, – икнул фельдшер.

– Знаете, Иван Иванович, вы пьяный, как хам, – дрожа от негодования, воскликнул председатель, – вы мне, извините, праздник сорвали! Я на вас буду жаловаться в центр и даже выше!

– Ну жалуйся, – сказал фельдшер, сел в кресло и заснул.

Банщица Иван

В бане на станции Эсино Муромской линии в женский день, пятницу, неизменно присутствует один и тот же банщик дядя Иван, при котором посетительницам бани приходится раздеваться, пользуясь тазами вместо фиговых листков.

Неужели нельзя поставить в пятницу в баню одну из женщин, работающих в ремонте?

Рабкор

Предисловие

До того неприлично про это писать, что перо опускается.

1. В бане

– Дядь Иван, а дядь Иван!

– Што тебе? Мыло, мочалка имеется?

– Все имеется, только умоляю тебя: уйди ты к чертям!

– Ишь какая прыткая, я уйду, а в это время одежу покрадут. А кто отвечать будет – дядя Иван. Во вторник мужской день был, у начальника станции порцыгар свистнули. А кого крыли? Меня, дядю Ивана!

– Дядя Иван! Да хоть отвернись на одну секундочку, дай пробежать!

– Ну ладно, беги.

Дядя Иван отвернулся к запотевшему окошку предбанника, расправил рыжую бороду веером и забурчал:

– Подумаешь, невидаль какая. Чудачка тоже. Удовольствие мне, что ли? Должность у меня уж такая похабная… Должность заставляет.

Женская фигура выскочила из простыни и, как Ева по раю, побежала в баню.

– Ой, стыдобушка!

Дверь в предбанник открылась, выпустила тучу пара, а из тучи вышла мокрая, распаренная старушка, тетушка дорожного мастера. Старушка выжала мочалку и села на диванчик, мигая от удовольствия глазами.

– С легким паром, – поздравил ее над ухом сиплый бас.

– Спасибо, голубушка. Спас… Ой! С нами крестная сила. Да ты ж мужик?!

– Ну и мужик, дак что… Простыня не потребуется?

– Казанская божья мать! Уйди ты от меня со своей простыней, охальник! Что ж это у нас в бане делается?

– Что вы, тетушка, бушуете, я же здесь был, когда вы пришли!

– Да не заметила давеча я! Плохо вижу я, бесстыдник. А теперь гляжу, а у него борода, как метла! Манька, дрянь, простыней закройся!

– Вот мученье, а не должность, – пробурчал дядя Иван, отходя.

– Дядя Иван, выкинься отсюда! – кричали женщины с другой стороны, закрываясь тазами, как щитами от неприятеля.

Дядя Иван повернулся в другую сторону, оттуда завыли, дядя Иван бросился в третью сторону, оттуда выгнали. Дядя Иван плюнул и удалился из предбанника, заявив зловеще:

– Ежели что покрадут, я снимаю с себя ответственность.

2. В пивной

В воскресный день измученный недельной работой дядя Иван сидел за пивом в пивной «Красный Париж» и рассказывал:

– Чистое мученье, а не должность. В понедельник топить начинаю, во вторник всякие работники моются, в среду которые с малыми ребятами, в четверг просто рядовые мужчины, в пятницу женский день. Женский день мне самый яд. То есть глаза б мои не смотрели. Набьется баб полные бани, орут, манатки свои разбросают. И, главное, на меня обижаются, а я при чем? Должен я смотреть или нет, если меня приставили к этому делу. Должен! Нет, хуже баб нету народа на свете. Одна и есть приличная женщина – жена нашего нового служащего Коверкотова. Аккуратная бабочка. Придет, все свернет, разложит, только скажет: «Дядя Иван, провались ты в преисподнюю…» Одно нехорошо: миловидная такая бабочка с лица, а на спине у ней родинка, да ведь до чего безобразная, как летучая мышь прямо, посмотришь, плюнуть хочется…

– Что-о-о-о?! Какая такая мышь?.. Ты про кого говоришь, рыжая дрянь?

Дядя Иван побледнел, обернулся и увидал служащего Коверкотова. Глаза у Коверкотова сверкали, руки сжимались в кулаки.

– Ты где ж мышь видал? Ты что же гадости распространяешь? А?

– Какие гадости, – начал было дядя Иван и не успел окончить.

Коверкотов пододвинулся к нему вплотную и…

3. В суде

– Гражданин Коверкотов, вы обвиняетесь в том, что 21 марта сего года нанесли оскорбление действием служащему при бане гражданину Ивану.

– Гражданин судья, он мою честь опозорил!

– Расскажите, каким образом вы опозорили честь гражданина Коверкотова?

– Ничего я не позорил… Чистое наказанье. Прошу вас, гражданин судья, уволить меня с должности банщицы. Сил моих больше нет.

* * *

Судья долго говорил с жаром, прикладывая руки к сердцу, и дело кончил мировой.

Через несколько дней дядю Ивана освободили от присутствия в пятницу в женской бане и назначили вместо него женщину из ремонта.

Таким образом, на станции вновь наступили ясные времена.

О пользе алкоголизма

На собрание по перевыборам месткома на станции N член союза Микула явился вдребезги пьяный. Рабочая масса кричала: «Недопустимо!», но представитель учка выступил с защитой Микулы, объяснив, что пьянство – социальная болезнь и что можно выбирать и выпивая в состав месткома.

Рабкор 2619

Пролог

– К черту с собрания пьяную физию! Это недопустимо! – кричала рабочая масса.

Председатель то вставал, то садился, точно внутри у него помещалась пружинка.

– Слово предоставляется! – кричал он, простирая руки, – товарищи, тише!.. Слово предоставля… товарищи, тише!.. Товарищи!.. Умоляю вас выслушать представителя учка…

– Долой Микулу! – кричала масса, – этого пьяницу надо изжить!

Лицо представителя появилось за столом президиума. На учкином лице плавала благожелательная улыбка. Масса еще поволновалась, как океан, и стихла.

– Товарищи! – воскликнул представитель приятным баритоном.

 
Я – представитель! И если он —
Волна! А масса вы – Советская Россия[391]391
  Я – председатель! И если он – // Волна! А масса вы – Советская Россия… – перефразированные строки из стихотворения Я. П. Полонского «В альбом К. Ш…». Ср.: «Писатель, если только он // Волна, а океан – Россия, // Не может быть не возмущен, // Когда возмущена стихия».


[Закрыть],
То учк не может быть не возмущен.
Когда возмущена стихия!
 

Такое начало польстило массе чрезвычайно.

– Стихами говорит!

– Кормилец ты наш! – восхищенно воскликнула какая-то старушка и зарыдала. После того как ее вывели, представитель продолжал:

– О чем шумите вы, народные витии?![392]392
  – О чем шумите вы, народные витии?! – цитата из стихотворения А. С. Пушкина «Клеветникам России».


[Закрыть]

– Насчет Микулы шумим! – отвечала масса.

– Вон его! Позор!

– Товарищи! Именно по поводу Микулы я и намерен говорить.

– Правильно! Крой его, алкоголика!

– Прежде всего перед нами возникает вопрос: действительно ли пьян означенный Микула?

– Ого-го-го-го! – закричала масса.

– Ну хорошо, пьян, – согласился представитель. – Сомнений, дорогие товарищи, в этом нет никаких. Но тут перед нами возникает социальной важности вопрос: на каком таком основании пьян уважаемый член союза Микула?

– Именинник он! – ответила масса.

– Нет, милые граждане, не в этом дело. Корень зла лежит гораздо глубже. Наш Микула пьян, потому что он… болен.

Масса застыла, как соляной столб[393]393
  …как соляной столб. – По ветхозаветной легенде, жена Лота была превращена в соляной столб за то, что оглянулась на гибнущий город Содом, несмотря на запрет бога.


[Закрыть]. Багровый Микула открыл один совершенно мутный глаз и в ужасе посмотрел на представителя.

– Да-с, милейшие товарищи, пьянство есть не что иное, как социальная болезнь, подобная туберкулезу, сифилису, чуме, холере и… прежде чем говорить о Микуле, подумаем, что такое пьянство и откуда оно взялось?.. Некогда, дорогие товарищи, бывший великий князь Владимир, прозванный за свою любовь к спиртным напиткам Красным Солнышком, воскликнул: «Наше веселие есть пити!»

– Здорово загнул!

– Здоровее трудно. Наши историки оценили по достоинству слова незабвенного бывшего князя и начали выпивать по малости, восклицая при этом: «Пьян, да умен – два угодья в нем!»

– А с князем что было? – спросила масса, которую заинтересовал доклад секретаря.

– Помер, голубчики. В одночасье от водки сгорел, – с сожалением пояснил всезнайка-секретарь.

– Царство ему небесное! – пискнула какая-то старушечка. – Хуть и совецкий, а все ж святой.

– Ты религиозный дурман на собрании не разводи, тетя, – попросил ее секретарь, – тут тебе царств небесных нету. Я продолжаю, товарищи. После чего в буржуазном обществе выпивали 900 лет подряд, всякий и каждый, не щадя младенцев и сирот. «Пей, да дело разумей», – воскликнул знаменитый поэт буржуазного периода Тургенев. После чего составился ряд пословиц народного юмора в защиту алкоголизма, как-то: «Пьяному море по колено», «Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке», «Не вино пьянит человека, а время», «Не в свои сани не садись», – и какие бишь еще?..

– «Чай не водка, много не выпьешь»! – ответила крайне заинтересованная масса.

– Верно, мерси. «Разве с полведра напьешься?», «Курица и та пьет», «И пить – умереть, и не пить – умереть», «Налей, налей, товарищ, заздравную чару!..»

– «Бог зна-е-ет, что с нами случится…» – подтянул пьяный засыпающий Микула.

– Товарищ больной, попрошу вас не петь на собрании, – вежливо попросил председатель, – продолжайте, товарищ оратор.

– «Помолимся, – продолжал оратор, – помолимся, помолимся творцу, мы к рюмочке приложимся, потом и к огурцу», «господин городовой, будьте вежливы со мной, отведите меня в часть, чтобы в грязь мне не упасть», «неприличными словами прошу не выражаться и на чай не давать», «февраля двадцать девятого выпил штоф вина проклятого», «ежедневно свежие раки», «через тумбу, тумбу раз»…

– Куда?! – вдруг рявкнул председатель.

Пять человек вдруг, крадучись, вылезли из рядов и шмыгнули в дверь.

– Не выдержали речи, – пояснила восхищенная масса, – красноречиво убедил. В пивную бросились, пока не закрыли.

– Итак! – гремел оратор, – вы видите, насколько глубоко пронизала нас социальная болезнь. Но вы не смущайтесь, товарищи. Вот, например, наш знаменитый самородок Ломоносов восемнадцатого века в высшей степени любил поставить банку, а, однако, вышел первоклассный ученый и товарищ, которому даже памятник поставили у здания Университета на Моховой улице. Я бы еще мог привести выдающиеся примеры, но не хочу… Я заканчиваю, и приступаем к выборам…

Эпилог

«…после чего рабочие массы выбрали в кандидаты месткома известного алкоголика, и на другой же день он сидел пьяный как дым на перроне и потешал зевак анекдотами, рассказывая, что разрешено пить, лишь бы не было вреда».

(Из того же письма рабкора)

Как Бутон[394]394
  Бутон. – В пьесе М. Булгакова «Кабала святош» Бутон – слуга Мольера. Скрытый комизм названия фельетона состоит в том, что Бутон – кличка собаки М. Булгакова и Л. Белозерской.


[Закрыть] женился

В управлении Юго-Западных провизионки выдают только женатым. Холостым – шиш. Стало быть, нужно жениться. Причем управление будет играть роль свахи.

Рабкор № 2626

А не думает ли барин жениться[395]395
  А не думает ли барин жениться – неточная цитата из «Женитьбы» Н. В. Гоголя. Ср.: «…не хочет ли барин жениться?», «…не затевает ли, дескать, барин жениться?»


[Закрыть].

Н. В. Гоголь. Женитьба

Железнодорожник Валентин Аркадьевич Бутон-Нецелованный, человек упорно и настойчиво холостой, явился в административный отдел управления и вежливо раскланялся с провизионным начальством.

– Вам чего-с? Ишь ты какой вы галстук устроили – горошком!

– Как же-с. Провизионочку пришел попросить.

– Тэк-с. Женитесь.

Бутон дрогнул:

– Как это?

– Очень просто. Загс знаете? Пойдете туды, скажете: так, мол, и так. Люблю ее больше всего на свете. Отдайте ее мне, в противном случае кинусь в Днепр или застрелюсь. Как вам больше нравится. Ну они зарегистрируют вас. Документики ее захватите, да и ее самое.

– Чьи? – спросил зеленый Бутон.

– Ну Варенькины, скажем.

– Какой… Варенькины?..

– Машинистки нашей.

– Не хочу, – сказал Бутон.

– Чудачина. Желая добра тебе, говорю. Пойми в своей голове. Образ жизни будешь вести! Ты сейчас что по утрам пьешь?

– Пиво, – ответил Бутон.

– Ну вот. А тогда шоколад будешь пить или какао!

Бутона слегка стошнило.

– Ты глянь на себя в зеркало управления Юго-Западных железных дорог. На что ты похож? Галстук как бабочка, а рубашка грязная. На штанах пуговицы нет, – ведь это ж безобразие холостяцкое! А женишься, – глаза не успеешь продрать, тут перед тобой супруга: не желаете ли чего? Как твое имя-отчество?

– Валентин Аркадьевич…

– Ну вот, Валюша, стало быть, или Валюн. И будет тебе говорить: не нужно ли тебе чего, Валюн, не нужно ли другого, не нужно ли тебе, Валюша, кофейку, Валюше – то, Валюше – другое… Взбесишься прямо!.. То есть что это я говорю?.. Не будешь знать, в раю ты или в Ю.-З. же-де!

– У ней зуб вставной!

– Вот дурак, прости господи. Зуб! Да разве зуб – рука или нога? Да при этом ведь золотой же зуб! Вот чудачина, его в крайнем случае в ломбард можно заложить. Одним словом, пиши заявление о вступлении в законный брак. Мы тебя и благословим. Через год зови на октябрины, выпьем!

– Не хочу! – закричал Бутон.

– Ну ладно, вижу, вы упрямец. Вам хоть кол на голове теши. Как угодно. Прошу не задерживать занятого человека.

– Провизионочку позвольте.

– Нет!

– На каком основании?

– Не полагается вам.

– А почему Птюхину дали?

– Птюхин почище тебя, он женатый!

– Стало быть, мне без провизии с голоду подыхать?

– Как угодно, молодой человек.

– Это что же такое выходит, – забормотал Бутон, меняясь в лице. – Мне нужно или жизни лишиться с голоду, или свободы моей драгоценной?!

– Вы не кричите.

– Берите! – закричал Бутон, впадая в истерику, – жените, ведите меня в загс, ешьте с кашей!! – и стал рвать на себе сорочку.

– Кульер! Зови Вареньку! Товарищ Бутон предложение им будет делать руки и сердца.

– А чего они воют? – осведомился курьер.

– От радости ошалел. Перемена жизни в казенном доме.

Смычкой по черепу

В основе фельетона – истинное происшествие, описанное рабкором № 742

Дождалось наконец радости одно из сел Червонного, Фастовского района, что на Киевщине! Сам Сергеев, представитель райисполкома, он же заместитель предместкома, он же голова охраны труда ст. Фастов, прибыл устраивать смычку с селянством.

Как по радио стукнула весть о том, что сего числа Сергеев повернется лицом к деревне!

Селяне густыми косяками пошли в хату-читальню. Даже 60-летний дед Омелько (по профессии – середняк), вооружившись клюкой, приплелся на общее собрание.

В хате яблоку негде было упасть; дед приткнулся в уголочке, наставил ухо трубой и приготовился к восприятию смычки.

Гость на эстраде гремел, как соловей в жимолости. Партийная программа валилась из него крупными кусками, как из человека, который глотал ее долгое время, но совершенно не прожевывал.

Селяне видели энергичную руку, заложенную за борт куртки, и слышали слова:

– Больше внимания селу… Мелиорация… Производительность… Посевкампания… середняк и бедняк… дружные усилия… мы к вам… вы к нам… посевматериал… район… это гарантирует, товарищи… семенная ссуда… Наркомзем… Движение цен… Наркомпрос… Тракторы… Кооперация… облигации…

Тихие вздохи порхали в хате. Доклад лился как река. Докладчик медленно поворачивался боком и наконец совершенно повернулся к деревне. И первый предмет, бросившийся ему в глаза в этой деревне, было огромное и сморщенное ухо деда Омельки, похожее на граммофонную трубу. На лице у деда была напряженная дума.

Все на свете кончается, кончился и доклад. После аплодисментов наступило несколько натянутое молчание. Наконец встал председатель собрания и спросил:

– Нет ли у кого вопросов к докладчику?

Докладчик горделиво огляделся: нет, мол, такого вопроса на свете, на который бы я не ответил!

И вот произошла драма. Загремела клюка, встал дед Омелько и сказал:

– Я просю, товарищи, чтоб товарищ смычник по-простому рассказал свой доклад, бо я ничего не понял.

Учинив такое неприличие, дед сел на место. Настала гробовая тишина, и видно было, как побагровел Сергеев.

Прозвучал его металлический голос:

– Это что еще за индивидуум?..

Дед обиделся:

– Я не индююм… Я – дед Омелько.

Сергеев повернулся к председателю:

– Он член комитета незаможников?

– Нет, не член, – сконфуженно отозвался председатель.

– Ага! – хищно воскликнул Сергеев. – Стало быть, кулак?!

Собрание побледнело.

– Так вывести же его вон!! – вдруг рявкнул Сергеев и, впав в исступление и забывчивость, повернулся к деревне не лицом, а совсем противоположным местом.

Собрание замерло. Ни один не приложил руку к дряхлому деду, и неизвестно, чем бы это кончилось, если бы не выручил докладчика секретарь сельской рады Игнат. Как коршун, налетел секретарь на деда и, обозвав его «сукиным дедом», за шиворот поволок его из хаты-читальни.

Когда вас волокут с торжественного собрания, мудреного нет, что вы будете протестовать. Дед упирался ногами в пол и бормотал:

– Шестьдесят лет прожил на свете, не знал, что я кулак… а также спасибо вам за смычку!

– Ладно, – пыхтел Игнат, – ты у меня поразговариваешь. Ты у меня разговоришься. Я тебе докажу, какой ты элемент.

Способ доказательства Игнат избрал оригинальный. Именно, вытащив деда во двор, урезал его по затылку чем-то настолько тяжелым, что деду показалось, будто бы померкло полуденное солнце и на небе выступили звезды.

Неизвестно, чем доказал Игнат деду. По мнению последнего (а ему виднее, чем кому бы то ни было), это была резина.

На этом смычка с дедом Омелькой и закончилась.

Впрочем, не совсем. После смычки дед оглох на одно ухо.

* * *

Знаете что, тов. Сергеев? Я позволю себе дать вам два совета (они также относятся и к Игнату). Во-первых, справьтесь, как здоровье деда.

А во-вторых: смычка смычкой, а мужиков портить все-таки не следует.

А то вместо смычки произойдут неприятности.

Для всех.

И для вас, в частности.