Текст книги "Трапеция (ЛП)"

Автор книги: Мэрион Зиммер Брэдли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 46 страниц)

ты свернул шею, ragazzo.

Они совсем забыли про Томми. Или уже принимали его присутствие за должное.

В этот момент мимо проходила Маленькая Энн, со своим новым фотоаппаратом

искавшая, на что бы потратить последний кадр, и сняла их троих.

Лежа в кровати и глядя в темноту, Томми так и не понял, что его настойчивость

по-любому привела бы его в воздушный номер – рано или поздно. Для него

полеты по-прежнему означали Марио.

Неделей позже прибыл контракт. Отец прочел его и объяснил Томми:

– Короче говоря, Папаша Тонио будет твоим законным опекуном, пока тебе не

исполнится восемнадцать. И он несет за тебя ответственность.

– А для чего это все?

– Есть разные причины. В том числе по закону несовершеннолетние, не

проживающие с родителями, должны иметь опекуна. А еще он сможет заключать

контракты для всей своей труппы сам, а не присылать мне отдельный, чтобы я

подписал. Но твой контракт он передать никому не может. Здесь сказано, что, пока ты не живешь с родителями, ты должен оставаться под его крышей и под

его личным присмотром. In loco parentis – в качестве родителей. Что касается

зарплаты… ты будешь получать карманные деньги, а остальное пойдет на твой

банковский счет. И никто – ни мама, ни я – не сможем их снять. Только ты – и то, когда тебе исполнится двадцать один.

– Пап, ты что, мои деньги ему не доверяешь?

– Если бы я не доверял ему твои деньги, разве я доверил бы ему своего сына?

Просто хочу, чтобы у тебя был начальный капитал. В общем, никаких денег, пока

тебе не стукнет двадцать один.

Отец улыбнулся, но глаза были серьезные.

– Адский труд и мелочь на карманные расходы. И ты знаешь, как Тони

обращается со своими. Последний раз спрашиваю, сынок. Мне ставить подпись?

Томми кивнул. Отец расписался, потом Томми взял ручку и написал на контракте

свое полное имя: Томас ЛеРой Зейн-младший. И вдруг задумался, каково будет

чувствовать себя Томми Сантелли.

В канун Рождества к Томми запоздало пришло осознание всей важности

принятого решения. Всю неделю, проведенную в разъездах по магазинам, он был

слишком взволнован, чтобы думать. Теперь же отец, развалившись в кресле, курил сигару из присланной Ламбетом пачки, мать напевала рождественский

гимн, а ему хотелось плакать. Хотелось вскочить, разрыдаться, умолить отца

написать Сантелли, что все это ужасная ошибка, что он не собирается никуда

ехать. Потом отец пошевелился в кресле, Томми встретился с ним глазами и

почувствовал, будто отец знает, что у него на уме. Том Зейн столько проработал

с животными, что понимал все происходящее без слов.

– Лентяйничай, пока можешь, – сказал отец с зевком. – Недолго осталось.

Слова застряли в горле. Несколькими дня позже, собирая новый чемодан, Томми

удивлялся, как мог в чем-то сомневаться.

В канун Нового года под яростным ливнем Томми сел в автобус до Лос-

Анджелеса. Махая на прощание родителям, он знал, что прощается с детством.

Когда родные лица исчезли из виду, стало немного грустно. Даже дома у него

больше не было: мама перебиралась к отцу на зимнюю стоянку. Впрочем, если

подумать, это место вряд ли можно было назвать настоящим домом. Томми

ощущал странную неопределенность, подвешенность, но он был слишком молод и

жизнерадостен, чтобы долго печалиться. К тому времени, как автобус выехал на

трассу, Томми уже спал и видел сны.

ГЛАВА 6

Автобусная станция в Лос-Анджелесе кишела людьми. Томми неуверенно брел

сквозь живой поток, волоча тяжелый чемодан и вглядываясь в чужие лица. Он

привык к шумным легкомысленным толпам окраин, и люди большого города

немного его пугали. В зеркальной двери Томми поймал свое отражение – на него

глянул коротенький тонкий мальчик с шапкой рыжих кудряшек, взъерошенный, неопрятный и – хотя, может, просто показалось от усталости и смущения –

перепуганный.

– Томми! Сюда, – не затрудняясь дальнейшими приветствиями, Марио взял у него

чемодан и пошел к выходу. – У меня машина снаружи. Долго ждешь? Я искал, где

припарковаться.

– Нет, пару минут.

– Выглядишь жутко. Эти автобусы – чистый ужас. Почему отец не отправил тебя

поездом?

– Людей много, билет трудно достать. Да и не важно ему было.

– Уже завтракал?

– Останавливались недавно, но у меня не было аппетита.

– Тогда заглянем куда-нибудь перекусить. Новый Год – это дурдом какой-то, дома еда разве поздним утром появится. Люсия – моя мать – хотела за тобой

поехать, но у нее дел по горло. К тому же она тебя не знает, и ты ее не знаешь, так что пришлось ехать мне. Завернул сюда по пути домой. Не был там пару

недель, но позвонил вчера вечером, и они сказали, ты приедешь на автобусе. Вот

я и решил тебя подбросить. Так, это поставим сюда.

Он закинул чемодан на заднее сиденье помятого синего «Крайслера». По

лобовому стеклу бежала трещина, обивка на переднем сиденье была в дырах –

самые живописные из них прикрывал плед. Марио открыл дверцу с водительской

стороны.

– Лезь под рулем, та дверь не работает. Ручка сломана.

Пропустив Томми, он сел и хлопнул дверцей.

– Я и не знал, что ты умеешь водить, – сказал Томми просто ради поддержания

беседы.

– Пришлось научиться. Все так далеко друг от друга, а автобусы ходят раз в три

дня. Но я по дороге нечасто езжу. Анжело не любит, как я вожу, говорит, летаю, как маньяк-самоубийца. Эту я купил по дешевке прошлой осенью, чтобы хоть на

чем-то на работу добираться.

Он включил первую передачу.

– Надо перекусить. У самого крошки во рту не было.

В задымленном кафе они сели на обитые кожей стулья.

– Как Папаша Тони? – вежливо спросил Томми.

– Да как всегда… статус кво, и народы трепещут, стоит ему поднять голову. Меня

не было некоторое время, но, если бы кто-то заболел, мне бы передали.

– Ты не живешь с семьей? – Томми ощутил странное разочарование.

– Как когда, – медленно ответил Марио. – Это у нас вроде семейной традиции. С

конца сезона и до Нового года семейство разбредается кто куда. По желанию и

возможностям. Анжело сейчас с каким-то цирком в Мексике. Я уже писал про

балетную школу…

Стройный темноволосый парень в белой форме поставил на стол толстые

кружки с кофе.

– Спасибо, Ронни. Принеси-ка нам яичницу и сосиски… Устраивает, Том?

– Да, конечно.

Ронни черкнул в блокноте.

– Сейчас будет. Ты сегодня рано освободился, Мэтт?

– Новый год же, – ответил Марио со своей самой сатанинской усмешкой. – Кено

забегал?

– Забегал. Выпил кофе и снова испарился.

Когда Ронни исчез в кухне, Марио взял чашку.

– Сахар? Сливки? Пей, а то совсем в ледышку превратишься.

– Я думал, в Калифорнии тепло.

– Ну, вообще-то тепло, если сравнивать с Чикаго, например. Но ночи здесь

холодные. Короче, на чем мы остановились? Как я уже сказал, под Новый Год

или около того все, кто собирается выступать в будущем сезоне, возвращаются и

принимаются за тренировки. Анжело в этом году будет поздно – он в Мексике с

Тессой, своей дочерью.

– Не знал, что он женат.

– Был женат, – поправил Марио. – Тереза погибла в автомобильной катастрофе

прошлой весной… прямо перед тем, как мы прибились к Ламбету. Вот почему мы

явились в середине сезона. Тессе четыре или пять. Она живет в пансионе в

Санта-Барбаре, но Анжело взял ее с собой в Мексику. Звал и меня, но мне и

здесь работа нравится. А он пошел к каким-то Летающим Барри.

Официант принес тарелки с яичницей и сосисками.

– Спасибо, Ронни. Хочешь еще что-нибудь, Том? Блинчики? Пончики?

– Нет, спасибо, хватит.

Помолчав минуту, Ронни спросил:

– Кого-то ждешь, Мэтт?

– Да не то чтобы. Думал повидаться с Кено, но он, наверное, снова где-то

шляется.

Ронни отошел, и Марио пояснил:

– Парень учится у меня в одном из классов.

– Они тебя все время Мэттом называют?

– Все называют. Включая большую часть родственников.

– А зачем ты имя сменил?

– Я же говорил, в семье всегда был Марио. Я что, никогда не грузил тебя нашей

семейной историей?

– Так, урывками.

Марио глянул на часы – тонкие, на плетеном ремешке – поймал взгляд Томми и

рассмеялся.

– В дороге, как все, ношу карманные. А это подарок. Мне нравится, хоть Люсия и

не любит, когда я надеваю их дома. Парень, который их мне подарил, видно, не

думал, что в мире до сих пор есть люди, которые считают наручные часы… – он

запнулся, – чем-то бабским. Ладно, я буду рассказывать, а ты ешь, пока горячее.

И Томми услышал следующее. В ранних 1890-х Марио ди Санталис и его сыновья, Тито и Рико, приехали в Америку. Были они выходцами из австрийско-

итальянского семейства акробатов и жонглеров, блистающего в европейских

цирках целое столетие. Поколесив по Америке с полудюжиной цирков, перед

Первой мировой войной они открыли собственное шоу. Сын Марио, Антонио, ставший потом Папашей Тони, женился на девушке из цирковой семьи – звали ее

Карла Фортунати. Фамилия ди Санталис звучала слишком непривычно для

американского уха, и они превратились в Братьев Сантелли. А позже, когда

Антонио освоил номера с полетами и возвращениями на новых тогда трапециях, –

в Летающих Сантелли. Когда Рико ушел на покой, Антонио начал гастролировать

со своими сыновьями, Джо и Анжело, и дочкой, Люсией.

– Мэтт Гарднер, мой отец, присоединился к труппе ловитором. Люсия тогда была

звездой номера, настоящей красавицей. Они поженились, пошли дети, и

некоторое время ей было не до полетов. Нас четверо. Лисс старшая, потом я, потом Джонни и Марк, близнецы. Отец умер, когда братья были младенцами.

Никто из нас его не помнит, даже Лисс.

– Он… разбился?

– Нет, заболел тифом на долгой стоянке в Питсбурге. После его смерти Люсия

вернулась на дорогу. До несчастного случая, – Марио резко оттолкнул остывший

кофе. – Ладно, пора ехать.

Проведя машину через городские пробки, Марио свернул на широкую дорогу, вьющуюся между незнакомых кустарников, деревьев и зеленой травы. Стало

тепло, и Томми стянул свитер. Марио усмехнулся.

– Ты подожди, пока привыкнешь. Новичкам наш климат всегда кажется теплым. А

как перезимуешь пару раз – будешь дрожать при шестидесяти.

Машину он вел опасно, резко выкручивая руль на поворотах.

Томми вдруг обнаружил, что буквально лопается от любопытства. Братья Марио

тоже воздушные гимнасты? Сколько всего людей в семье? Но покосившись на

замкнутое лицо парня, он решил повременить с расспросами.

Внезапно Марио сбавил скорость и посмотрел на Томми.

– Отец рассказывал тебе что-нибудь о Джонни?

– О ком? Нет, ничего.

– Прежде чем мы доберемся до дома, – сказал Марио, – стоит, наверное, объяснить, почему ты здесь.

Он снова перевел взгляд на дорогу.

– Лучше уж сейчас, а то чего доброго ляпнешь что-нибудь не к месту. Вот что

случилось. Знаешь, Ламбету понравился наш трюк для четверых на двойной

трапеции. Честно говоря, Везунчик, я считал тебя слишком молодым. Хотел, чтобы ты еще год побыл с нами запасным. Анжело с Папашей Тони в этом

бизнесе всех знают, они могли бы найти нам хоть дюжину людей. Но дело в том, что мы обычно не работаем с чужими. Семейная традиция. Естественно, первым

делом мы подумали о моем брате Джонни. Он ездил с нами до того, как мы

присоединились к Ламбету. Я был вторым ловитором, с Анжело, а Джонни и Лисс

летали. Хорошего вольтижера из Джонни не вышло, зато ловил он отлично. В

общем, когда он был хорош, то был очень, очень хорош. А когда был плох, то – как

в том детском стишке – был ужасен. Джонни и Папаша Тони погрызлись, и

Папаша Тони сказал ему, что он не достоин называться Сантелли. А Джонни

ответил, что и Гарднером быть не против. Сам знаешь, не тот ответ, которым

можно кого-то успокоить. И уж точно не Папашу Тони.

Томми моргнул, стараясь вообразить человека, посмевшего сказать такое

Папаше Тони. Марио, верно проследив ход его мыслей, хохотнул.

– В общем, Папаша Тони запретил ему летать. А Джонни отказался снова быть

запасным и мальчиком на побегушках, бросил номер и нашел работу на какой-то

ярмарке. По мнению Папаши Тони, ниже опускаться уже некуда. Уходя, он

проклял всех Сантелли – бывших, ныне живущих и будущих – и больше мы о нем

не слышали. Правда, время от времени он присылал Люсии открытки –

передавал, что жив-здоров и не в армии. Так вот. А осенью мы увидели в

«Билборде» заметку о Шоу Фререс и Страттона, про воздушные полеты. И

нашего Джонни посередине. Несколько недель спустя, когда нам понадобился

четвертый, Люсия предложила Джонни. И тут выступил Анжело: предупредил –

четко и ясно – что если мы возьмем Джонни, то останемся без него. Слышал бы

ты его. Ты же знаешь, какой он тихоня. Не кричал, не злился. Сидит такой, курит, засыпая ковер пеплом, и говорит: «Возьмете Джонни обратно – я уйду». И

прибавляет: «Тот парнишка, Зейн. Он, конечно, Джонни в подметки не годится, но с первой минуты, как Мэтт взял его на аппарат, работает, как следует. Не без

ошибок, зато не ждешь, что он сделает гадость ради забавы. У парня есть

уважение. Не корчит из себя остряка, не огрызается, не спорит направо и

налево». Вот и все. Папаша Тони ведет себя так, будто мы ему души продали с

телами заодно. Я, бывает, выступаю, как примадонна. Но именно Анжело держит

шоу на плаву, и я хочу, чтобы ты об этом не забывал, парень.

– Анжело такое сказал? Про меня?

Томми готов был чем угодно поклясться, что Анжело не обращал на него ни

малейшего внимания.

– Да, про тебя. Но я говорю это не для того, чтобы ты тут зазвездел. Просто

объясняю, что тебе еще учиться и учиться. И зиму будешь пахать как проклятый, если хочешь отправиться в тур вместе с нами.

– Я понимаю.

Но удивление не проходило. Значит, он нравится Анжело, раз тот замолвил за

него слово!

– И вот еще что. Джонни свое дело знал. Но потом у него появлялась какая-

нибудь дикая идея, он пробовал новые трюки, никого не предупредив, показывал

что-то на публике, ни с кем не согласовав. Ему все сходило с рук, все получалось

– удачлив он был чертовски. Но не дай бог кому-то слово против сказать. Он

никого не слушал. Не тренировался. Говорил, что и без репетиций нас всех

вместе взятых за пояс заткнет. И это была правда, черт подери! Он был

гениален! Но в семье такое отношение не прокатывает. Черную работу он не

делал… Огрызался постоянно – на Анжело, на Папашу Тони. Им, конечно, удавалось его уламывать, но он все время требовал объяснить, почему он

должен делать это, почему то… А ты сам знаешь, какой на этот счет Папаша

Тони. Да и Анжело тоже. Они говорят тебе что-то делать, ты идешь и делаешь.

Без вопросов. В дороге только так и можно. А Джонни вечно спорил – надоел до

чертиков. В общем, после того, как Джонни ушел, ладить с Анжело стало гораздо

проще. И когда Папаша Тони завел речь о том, чтобы взять его назад, Анжело

заартачился. Так что мы решили дать шанс тебе. Все равно Джонни скорее всего

послал бы нас далеко и надолго. Ну, вот и вся история.

С глубоким вздохом Марио повернул машину на подъездную дорогу, усыпанную

гравием.

Chapter 4

ГЛАВА 7

Машина приблизилась к большим железным воротам, и те открылись, слегка

покосившись.

– Приехали. Наш старый добрый монстр.

Издали можно было различить лишь темную, смутно вырисовывающуюся громаду

здания. Кажется, там были еще эркеры, башенки и бесчисленные флигели.

– Жуткое место, – безапелляционно заявил Марио. – Папаша Тони и мой отец

купили его по дешевке во времена немого кино – в годы Депрессии. Дом уходил с

молотка. Здесь жила какая-то знаменитость – то ли покончила с собой, то ли что.

Разобрали старый бальный зал на куски и установили там аппарат. Потом здесь

лет шесть были зимние квартиры для десятка трупп воздушных гимнастов. Но

сейчас им пользуется только семья.

Марио вышел из машины и взял чемодан Томми.

– Иногда Папаша Тони заводит, что надо бы продать его и купить что-нибудь

поменьше. Нас, конечно, много, семья большая, но не настолько. Но теперь

трудно избавиться от такой огромной развалюхи. Даром и то не возьмут.

Возле дома были припаркованы еще три автомобиля: серый Форд седан, которым

Сантелли пользовались на гастролях; гигантский черный «Хадсон» и выгоревший

на солнце спортивный MG, щедро забрызганный красной грязью и глиной.

– Похоже, у Лисс и Дэвида новая машина, – нахмурился Марио. – Это не

калифорнийская грязь. Номера Миннесоты? Интересно, чья она…

Он рывком распахнул дверь.

– Входи, Том.

На первый взгляд холл показался темным и громадным. Освещал его

старомодный канделябр, дающий больше теней, чем света. На комоде лежали

куртки, свитера и детская обувь. Пол устилал старый прохудившийся ковер. В

воздухе стоял аромат кофе и специй, и Марио с одобрением потянул носом.

– Похоже, приготовления к Новому году идут полным ходом.

Он поставил чемодан на пол, и словно по сигналу в конце холла появился Папаша

Тони.

– Это ты, Мэтт? Ты встретил… а, вижу. Рад встрече, Томми.

Обутый в тапки, он неслышными шагами пересек холл и протянул руку.

Закатанные рукава синей рубашки открывали жилистые загорелые предплечья.

Густые побелевшие волосы были аккуратно зачесаны с низкого лба, но седые

брови делали взгляд тяжелым. Томми почувствовал, как пронзительные глаза за

секунду смерили его с головы до ног, отметив все, включая оторванную пуговицу

на свитере и потертую обувь.

– Как поживает отец, Томми?

– Очень хорошо, спасибо, сэр.

– Мэтт, где мы его поселим?

– В комнате Джонни.

– Не выйдет. Джонни здесь, – имя Папаша Тони выговаривал скорее как

«Джанни». – Ты разве не видел его машину? И он привез с собой партнера, девушку. Для нее тоже надо найти комнату. Ну, Люсия что-нибудь придумает.

Он кивнул Томми, явственно пытаясь казаться добрее.

– Будь как дома, мальчик мой.

Марио распахнул двери справа по коридору, и они вошли в большую длинную

комнату с высоким потолком. Толстые выгоревшие занавеси на окне были

раздвинуты, в огромном камине трещало пламя. Возле огня спинами к двери

собралась (как показалось Томми) целая толпа мужчин, женщин и детей.

Некоторые сидели на стульях с высокими спинками, другие устроились на

кожаных пуфах. Девочка возраста Томми и младший мальчик прикорнули на

полу. Посреди этой группы стоял, оживленно жестикулируя, красивый блондин в

синем свитере.

– …и я сказал старому Френзелю, что он может сделать со своими приказами, и

не стал дожидаться, пока он последует моему совету. Вечером, пока они убирали

шапито, я за грузовиками прокрался к заведующему реквизитом, объяснил, в чем

дело, и поставил его перед выбором. Либо он без лишнего шума возвращает

Стелле отцовское оборудование, либо я даю ему…

Невысокая темноволосая женщина, встав со стула, поспешила к ним. Поднявшись

на цыпочки, она взяла Томми за плечи и с минуту пристально его изучала. Потом

улыбнулась.

– Так вот ты какой, Томми. Мэтт много про тебя рассказывал. Мэтт, я и не

слышала, как вы вошли.

– Ну разумеется. С Джонни-то, дающим сольный номер, – фыркнул Марио. –

Томми, это моя мать, Люсия Гарднер. Люсия, куда мы его поселим? В мою старую

комнату?

– Нет, когда Папаша Тони начнет репетиции, там будешь спать ты. А комната

возле Анжело?

– Детская? Боже, Лу, там до сих пор кроватка стоит. Лисс наверняка захочет ее

для ребенка. Говорил тебе и говорить буду – я там спать не собираюсь.

Люсия Гарднер со смехом развела руками. Томми вдруг подумал, что в свое

время она была редкостной красавицей. И сохранила остатки былой красоты до

сих пор: высокий умный лоб, темные, широко расставленные глаза, брови вразлет

– такие же, как у Марио – которые придавали ей слегка удивленный вид. Люсия

Гарднер была маленькая, полногрудая, но с тонкой талией и очаровательными

покатыми плечами.

– Что ж, – вздохнула она. – Прошло то время, когда я могла указывать тебе, где

спать. Можешь снять свитер, Томми.

Она взяла у него свитер, и Томми снова отметил точность и красоту ее движений: Люсия Гарднер двигалась, будто танцевала.

– Идите к огню, поздоровайтесь с семьей. Джонни не повредит на время

перестать быть центром внимания.

Марио тронул мать за плечо.

– Лисс не приехала?

– Прислала телеграмму из Сан-Франциско. У Дэйва кашель и жар, так что они

подъедут, когда он поправится.

На лице Марио отразилось разочарование.

– Я так хотел, чтобы Томми с ней познакомился.

– Познакомь его пока с братом, – добродушно предложила Люсия и повернулась.

– Джонни!

Ее голос, хоть и негромкий, звучал авторитетно.

– Прошу минутку тишины!

Она вытолкнула Томми вперед, в центр группы.

– Это Томми Зейн. Вы помните, он впервые вышел с нами прошлым летом.

Томми слегка съежился под многочисленными взглядами, смущенный видом

обращенных к нему лиц – все они слегка напоминали друг друга. Слава богу, Марио протиснулся между стульями и встал рядом с ним.

– Наш новый третий вольтижер. Только не прыгайте на него все сразу – он не

привык к Сантелли в таких количествах.

Джонни, обнаружив, что потерял внимание аудитории, приблизился к ним.

Бросил взгляд на Томми, потом сказал:

– Привет, Мэтт. Твой протеже, о котором говорила Лу?

– Да, это Томми. Том, познакомься с моим братом, Джонни Гарднером.

– Привет, – Джонни протянул руку.

У него были русые кудрявые непокорные волосы и отметина на щеке – не то

родинка, не то маленький крестообразный шрам. Все это придавало лицу слегка

удивленное беспечное выражение. Они с Марио были как позитив и негатив, но

Джонни обладал той же подтянутой щеголеватой красотой. Некоторое время

братья смотрели друг на друга: Марио нервно улыбался, Джонни, запустив

большие пальцы в карманы брюк, излучал добродушие и некий вызов

одновременно.

– Крадешь мои лавры, синьор Марио? Я тут распинаюсь, хвастаю, как перехитрил

менеджера, сорвал представление, заполучил партнера и контракт на сезон… И

тут Папаша Тони спокойно так заявляет: ой, знаешь, твой старший брат сделал

тройное сальто в прошлом сезоне. Хорошенькое, видать, было представление.

Первый выход Томми, и ты крутишь сальто-мортале направо и налево…

Наверное, в техасском воздухе есть что-то волшебное, – он легонько встряхнул

Марио за плечо. – Неплохо, неплохо. Хотел бы я посмотреть.

– Посмотришь. А что там насчет твоего партнера?

Джонни одной рукой взял Марио под локоть, другой зацепил Томми и повлек

обоих к огню.

– Пойдемте сядем, и я все расскажу.

Томми устроился на деревянной лавке с высокой спинкой. Джонни грациозно

свернулся на полу и потянулся к светловолосой девушке, сидящей на одном из

пуфов. Та, улыбнувшись, соскользнула к нему на пол.

– Парни, это Стелла Кинкайд, и, к вашему сведению, мы подписали контракт на

целое лето с Шоу Муркока.

Стелла Кинкайд, тоненькая и маленькая, как ребенок, носила клетчатую юбку и

пушистую кофту. У нее было заостренное личико, светлая кожа и очень короткие

вьющиеся серебристые волосы, спадающие на виски прихотливыми завитками.

Руки ее были жилистые, с красными сухими костяшками. Худые ноги выглядели

неловко в грязных кожаных туфлях.

Марио вежливо ей улыбнулся.

– Танцовщица? Акробатка? Балерина?

– Воздушный гимнаст, – вызывающе поправил Джонни. – Была эквилибристкой, делала мертвые петли, но сезон мы закончили на двойной трапеции. Нас

объявляют как Фрэнки и Джонни, представляете?

– Шоу Муркока? Они на ярмарках выступают?

– Смешанное шоу, – тихо вмешалась Стелла. – Иногда дают представления на

ярмарках, иногда сами по себе, чтобы привлечь народ.

– Сюда мы приехали, чтобы подготовить хороший номер и попросить Люсию

помочь с костюмами и реквизитом, – объяснил Джонни. – Папаша Тони был

крайне великодушен. Я ожидал, что он прикажет нам больше не осквернять его

жилье своим присутствием, но он ответил, что двери открыты для всех членов

семьи. Что было очень достойно с его стороны, если учесть…

– Он очень даже достойный старик, не забывай об этом, братец Джон.

– Слушай, – сказал Джонни, – мы унаследовали кучу оборудования и, когда

сматывались, попросту сгрузили все в багажник. Я и половины толком не видел.

Что-то еще осталось от Терезы, так ведь? Лу сказала, ты будешь знать. Я

рассказывал Стелле…

Внимание Томми ослабло. Он пытался осмыслить происходящее. Папаша Тони

поприветствовал его и куда-то исчез… Томми чувствовал себя в окружении

странных, не совсем реальных теней, которые появлялись и пропадали. Даже

Марио выглядел ненастоящим. Яркий франтоватый Джонни, величавая Люсия, хрупкая, похожая на фею, Стелла, сидящая возле Джонни на коленях, – все они

ускользали из фокуса, как герои костюмированного шоу. Томми принялся

разглядывать ковер. Тот был протерт едва не до дыр, а возле его ботинка

красовалось выжженное пятно, и несомненная реальность этого ковра привела

Томми в себя. Это был просто дом, только большой и странный. Дом, а не

зловещий замок. Большой старый дом, заселенный большой шумной семьей.

К Томми подошел приземистый крупный мужчина с вьющимися седыми волосами.

– Они о реквизите часами могут болтать. Познакомься с моими детьми. У меня

дочка как раз твоего возраста.

Меньше всего Томми хотелось с кем-то знакомиться, но он послушался.

– Я Джо Сантелли. Это мой сын Клэй и дочь Барбара.

Клэя Томми выбросил из головы сразу: тот был круглолицым темноволосым

мальчиком лет восьми. Гибкая утонченная Барбара растянулась на полу, слушая

Джонни и Марио, но, когда заговорил отец, повернулась и села. У нее тоже были

раскосые экзотические брови Сантелли. Томми решил, что Барбаре около

двенадцати.

– Привет, Томми. Как в местной психушке приземлился, правда? Обычно мы

пытаемся быть цивилизованными людьми, но на Новый год… ну, это, наверное, из-за того, что мы собираемся всей кучей. И это еще тихо. Лисс в Сан-Франциско, а дядя Анжело где-то в Мексике.

– Томми, – сказал Джо, – я когда-то знал твоих родителей. Они по-прежнему

работают вместе?

– Нет, сэр. Мама больше не выступает.

– Жаль. Хорошие дрессировщицы – такая редкость. Был как-то, помнится, у Бесс

смешанный номер с гепардами и тигром…

– Я был слишком маленьким, чтобы запомнить, но видел фотографии, – кивнул

Томми.

Его поразило, что Джо вспоминает работу матери, а не отца.

Барбара смотрела на Томми с нескрываемым любопытством.

– Сколько тебе лет?

– Пятнадцать, – ответил Томми, накинув себе пять месяцев.

– Мне будет двенадцать зимой.

– Ты тоже воздушный гимнаст? – вежливо поинтересовался он. – Ну, как вся

семья и все такое.

Барбара обвила тонкими руками подтянутые к груди колени.

– Люсия иногда пускает меня покачаться. Когда у нее есть настроение стоять и

скучать, глядя на меня. По-моему, я бы могла начать учиться, но Лу мне здесь не

помощник, а Марио пока отказывается.

Она улыбнулась, показав ямочки на щеках.

– Ну, мне было тринадцать, когда я начал, – утешил Томми. – И к тому времени я

уже долго выступал в воздушном балете. Наверное, я сильнее тебя.

– Я сильная, – заспорила Барбара. – Я шесть лет хожу в балетную школу, а от

этого становишься таким же сильным, как от акробатики. Так Марио говорит.

Томми заметил, что из всех Сантелли только Барбара называет его сценическим

именем. Да еще Джонни – но тот говорил с иронией, явно в шутку.

– Все девочки семьи в обязательном порядке занимаются балетом, – вмешался

Джо Сантелли. – Люсия была весьма хороша, и Элисса могла бы быть. Тереза, конечно, профессионально танцевала. Я не против, чтобы Барбара училась

летать, но иметь в семье балерину тоже было бы неплохо…

Маленькая, почти бестелесная женщина, утонувшая в глубоком кресле, вдруг

пошевелилась и произнесла что-то на итальянском. Она была совершенно седая, укутанная до подбородка в толстую белую шаль ручной вязки. Но лицо ее, морщинистое, бледное, как череп, имело тонкие черты и красивые брови, присущие всем Сантелли. Высоким приятным голосом она жалобно спросила:

– Это Рико? Почему он не подойдет поговорить со мной?

– Нет, нет, Nonnina, – мягко ответил Джо. – Это новый партнер Мэтта, Томми.

Томми, это моя бабка.

Томми решил, что, судя по виду, женщина могла приходиться бабкой кому угодно

– даже Папаше Тони. Повинуясь жесту Джо, он принял хрупкую сухую руку.

– Рад знакомству, мэм.

Выцветшие глаза смотрели с тревогой.

– Мы давно тебя ждали, – раздраженно сказала она, моргая.

– Я не… – изумленно начал Томми.

– Не надо, – шепнула Барбара. – Не спорь. Она не знает…

– Я прекрасно понимаю, что происходит, Люсия, – на удивление резко перебила

старушка. – Думаешь, я не знаю, что сейчас Новый год? Вы, молодежь, все такие

же. Никакого уважения к порядку!

Она говорила по-английски очень хорошо и чисто, но что-то в ее интонации

выдавало: этот язык ей не родной. И акцент усилился, когда она продолжила:

– Рико, если бы ты послушал отца, не проводил все свое время с этими

недостойными людьми, с этими хулиганами... – она запнулась и пробормотала

тихим неуверенным голосом: – Люсия… кажется, Люсия тебя ищет…

В дверях появилась Люсия Гарднер, и Марио вдруг очнулся.

– Все, Джонни, позже поговорим, – бросил он, поднялся на ноги и в два шага

оказался рядом с Томми. – Пойдем выберем тебе комнату, пока кто-нибудь

другой ее не заграбастал.

Наклонившись к старушке, он коснулся губами увядшей щеки.

– Buon’ giono, Nonnina, come sta?

Она улыбнулась ему дрожащими губами, затем проговорила что-то по-

итальянски.

– В чем дело? – шепотом спросил Томми. – Я ее огорчил?

Марио прикусил губу.

– Нет. Но она спрашивает, почему Рико не подходит и не целует свою маму.

Старушка – вид ее стал жалкий и несчастный – в смущении смотрела то на Томми, то на Марио полными слез глазами.

Повинуясь порыву, Томми, как только что Марио, наклонился и поцеловал

морщинистую щеку. Улыбнувшись, женщина положила ладонь ему на лицо и

принялась что-то говорить – пока Марио не убедил ее его отпустить.

Люсия ждала в дверях.

– Ты для всех нашла место, Лу? – спросил Марио.

– Думаю, да. В комнате Барбары двуспальная кровать. Туда пойдет Стелла, а

Барбаре на эту зиму придется смириться с соседкой. Когда приедет Анжело, я

возьму Тессу к себе. А он устроится с Папашей. Лисс и Дэвид поселятся в

комнате Анжело, рядом с детской. Томми пойдет в твою комнату. Джонни может

спать с Клэем, или поставим кушетку в швейной мастерской. Пусть сам решает.

Вам помочь обустроиться?

– Нет, сами справимся. Тебе лучше поговорить с бабушкой. Она приняла Томми за

дядю Рико.

– Madre Santissima! Он…?

– Все нормально, Лулу. Он повел себя, как настоящий Сантелли. Но лучше бы тебе

ей объяснить…

– Знаю. Ладно, Мэтт, отведи его наверх.

И Люсия направилась к старушке.

Широкую извилистую лестницу укрывал потертый темный ковер, но пролеты были

просторные, с красивыми балюстрадами из вишни. Двери вдоль коридора

второго этажа были полуоткрыты, позволяя мельком увидеть комнаты. Комната с

желтыми обоями, детской кроваткой и кроликами на линолеуме; большая светлая

комната с розовыми занавесками; темная комнатушка с открытыми шкафами и

горой одежды на полу.

– Ты уже, наверное, понял, – сказал Марио, когда они завернули за угол, – что

моя прабабка немного не в своем уме. Она не всегда нас различает. Если будет

называть тебя каким-то другим именем, поступай так же, как сейчас, – просто