Текст книги "Трапеция (ЛП)"

Автор книги: Мэрион Зиммер Брэдли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 46 страниц)

понять.

– Я бы не стал особенно ценить Бога, который этого не понимает, – яростно

сказал Томми.

Сам Папаша Тони не уставал повторять, какой быстрой и милосердной была

смерть его родителей.

А я и не знал. Меня даже не было там, когда они умерли.

И с трагической для своего возраста зрелостью он осознал, что его место

действительно здесь, с Марио.

– Я так его любил, Томми, – сказал Марио. – Он был для меня отцом. Я ведь

совсем не помню своего настоящего отца.

– Марио, он гордился тобой. Он знал, что ты снова поднимешь Сантелли на

вершину.

– Я рад, что смог сделать для него хотя бы это. Я так часто его подводил.

Томми нашел в темноте руку Марио и сжал ее, чувствуя, что сейчас подходящее

время для того, что он собирался сказать.

– Слушай, а ведь Папаша Тони знал о… нас с тобой, понимаешь?

– Che… Почему ты так решил?

Томми пересказал ему разговор во время памятной партии в шашки, и Марио

сделал долгий дрожащий вдох.

– Я порой подозревал, что он в курсе. И весь покрывался холодным потом, – он

приподнялся на локте. – Он доверил тебя мне, Томми. Даже после… после той

переделки, в которую я угодил. Ну, я тебе рассказывал.

– Нет, никогда, – возразил Томми.

– Как же нет? Я говорил, что попал в неприятности, вылетел из колледжа…

– Ты просто рассказывал, что был в тюрьме, – пробормотал Томми. – Пару раз

пообещал рассказать подробнее, но так и не рассказал.

Настала тишина. Поезд загудел на железнодорожном переезде. В черном

квадрате окна мелькнули красные огни, и снова воцарилась темнота – поезд

летел через город, оставляя его позади.

– Я был жутко молод, – начал, наконец, Марио. – Семнадцать. И жутко пьян.

Встретил одного паренька из балетной школы. Мы правда только дурачились.

Вот только выбрали не то место и не то время, и полиция нас буквально замела.

Когда нас стали опрашивать, паренек запаниковал, изменил свою историю и

сказал… ну, он сказал, якобы это была целиком и полностью моя идея. В итоге на

меня повесили совращение малолетнего и еще парочку вещей. К тому же я был

так туп и так пьян, что, когда нас забирали, жутко испугался, что наживу проблем

из-за посещения бара, и клятвенно уверял, будто мне уже есть двадцать один. В

результате меня оформили как взрослого, а к взрослым с такой статьей

отношение мягко говоря не слишком хорошее.

Его голос упал.

– Мне сказали, что я имею право на телефонный звонок, но я слишком боялся

звонить Джо или Анжело и не мог дозвониться до Барта.

Томми задумался, не о Барте ли Ридере речь, но не стал перебивать.

– Когда я не появился дома и на третий день, Люсия начала обзванивать

больницы. В конце концов добралась и до полицейского участка. Папаша, явившись внести за меня залог, разумеется, первым делом сообщил им мой

настоящий возраст. Меня перевели в ведомство ювенальной юстиции. Но к тому

времени мне уже здорово досталось, я просидел в окружной тюрьме три дня.

Его лицо было мрачное и отстраненное: в мыслях он снова переживал те горькие

события.

После долгого молчания Томми шепотом спросил:

– И что потом? Тебя отправили в тюрьму?

– Нет. Меня слушали как несовершеннолетнего, судья прочел длиннющую

лекцию, велел бросить пить – с тех пор я ничего крепкого в рот не беру – и

сказал, что не видит смысла отправлять меня в исправительную школу, мол, там я

все равно примусь за старое. Так что меня освободили под ответственность

Папаши.

– И что сделал Папаша Тони?

– Ну, привез меня домой. Правда, там на меня набросились всем скопом… Люсия

плакала, Анжело хотел отлупить меня до бесчувствия, Джо не мог решить, отправлять ли меня к психиатру или звать священника. Но Папаша вступился…

ты знаешь, как он это делает… делал. Заорал, что это его семья и его внук, и что

он прекрасно сам справится, а я решил, что он меня точно выпорет, не меньше! Но

он отвез меня в маленький тихий бар, купил выпивки… Господи, к тому времени я

очень в ней нуждался, буквально на части рассыпался. Ты же знаешь, он никогда

не пьет, разве что vinoза ужином, но мне тогда купил виски, заставил меня его

выпить и сказал: «А теперь, Мэтт, расскажи, в чем там было дело. От Анжело я

услышал лишь, как ты нас всех опозорил». Что ж, я и говорить толком не мог, так

расстроился, но в конце концов вроде как взял себя в руки. Он посмотрел на

меня, как ястреб. «Мэтт. Погляди мне в глаза и скажи: тот мальчик, он хотел

того, что ты делал?». Слава богу, я сумел посмотреть ему в глаза и ответить, что

да, хотел. Потом Папаша спросил, впервые ли я делаю это с парнем, и раз уж он

так достойно ко мне отнесся, я решился сказать правду, пусть он даже меня за

это убьет. И я ответил, что нет, я всегда был таким. Папаша тихо выпил свое

вино, а затем сказал… Я никогда не забуду ни единого слова. Он сказал: «Что ж, возможно, я дурно тебя воспитываю. Но пусть я сию же минуту упаду мертвым, Мэтт, если вижу в твоем поступке что-то столь скверное, как они говорят. Я не

могу сказать, что одобряю это, не могу сказать, что понимаю, но коль уж ты

желаешь себе такую жизнь, ты больше не маленький, ты взрослый, и не в моем

праве заставлять тебя что-то менять». Он посмотрел на меня очень серьезно и

добавил: «Но ради меня, Мэтти, ты должен кое-что пообещать. Обещай, что

больше никогда не напьешься и не преступишь закон. Ты мужчина, не ребенок, и

имеешь право на собственную жизнь, но когда ты попадаешь в неприятности, то

бросаешь тень на всех нас, на всю семью».

Голос Марио был нетвердым.

– А я-то ждал лекции о грехах. В смысле, по-настоящему ждал. Он всегда был так

религиозен. Но он только сказал: «Мэтти, неважно, какую жизнь ты ведешь. То, как ты обращаешься с людьми – вот что имеет значение». И в довершение всего

он взял мои руки в свои, и тут-то – клянусь! – я расплакался, как дитя. А он сказал

мне не плакать, и что не имеет значения, как меня называют, пока я порядочен и

добр к людям, и пока – вот от этого я и рыдал – люди, которых я люблю, неважно, мужчины это или женщины, становятся лучше от моей любви, а не хуже. Потом он

отвез меня домой и, как я узнал позже, велел Анжело от меня отстать. Ох, Томми, Томми, я бы скорее с аппарата сбросился, чем подвел его еще раз! И он

доверил мне тебя, и я так погано себя насчет этого чувствовал, потому что мне

казалось, будто я снова его подвел…

Томми, повернувшись, порывисто его обнял.

– Нет, Марио, не подвел. Никогда. Он знал и не возражал. Он только хотел знать, счастлив ли я…

– И ты все еще рад и не жалеешь, piccino?

– Ты сам знаешь, что нет.

Томми обнимал его, снова ощущая эту внутреннюю правильность, смутное

понимание, что Марио взрастил в нем все самое лучшее. Лицом он чувствовал, что

щеки Марио мокрые.

– Значит… значит, нам остается лишь делать друг друга счастливыми…

– Ты так и делаешь, – прошептал Томми. – Мы оба делаем.

Постепенно Марио перестал всхлипывать, голова его тяжело легла на руку

Томми. Через некоторое время Томми осторожно опустил ладонь ему между ног.

Парень оттолкнул его.

– Нет! Только не сейчас, ради бога! Совсем стыд потерял? Его еще даже не

похоронили…

Томми задохнулся в негодовании – скорее от резкого отказа, чем от мысли, что

каким-то образом мог проявить неуважение к старику, которого действительно

любил. Его голос дрожал.

– Ну что ты за придурок, а? Если он не возражал, когда был жив, то с чего ты

решил, будто…

Продолжать Томми не мог. Он впервые так откровенно проявил инициативу, и

боль от отповеди была ужасна.

– Причем тут стыд? Ты так говоришь, будто… если ты считаешь, что мы можем

проявить уважение, ничего не делая…

– Боже, – Марио подтянул его ближе. – Я вовсе не имел в виду… я просто…

– Ты просто сказал, что он хотел, чтобы мы делали друг друга счастливыми… –

Томми поцеловал мокрое лицо, снова протянул руки. – Давай же, позволь мне.

Тебе нужно поспать, а так ты лучше уснешь, вот и все.

Но он знал, что дело не в этом. По крайней мере для него это был способ

укрепить их связь, доказать себе, что здесь его место, закрыть пропасть, которая сегодня разверзлась между ними, когда Сантелли молились.

Томми сказал умоляюще:

– Мы часть друг друга. Папаша Тони знал это. И это лучший способ, которым я

могу… это доказать.

Марио обнял Томми и пробормотал:

– Ты ничего не должен мне доказывать, малыш. Я знаю, что мы часть друг друга.

И всегда будем.

Гудок паровоза звучал в пустынной ночи. Анжело, одурманенный снотворным, вздрагивал, глядя неспокойные сны. Стелла Гарднер медленно смаргивала

слезы, которые не могла вытереть, потому что на плече ее лежала голова

Джонни, провалившегося в сон, словно оглушенного горем. В Сан-Франциско

беременная Элисса Рензо рыдала, пока не уснула, отвергая утешения Дэвида.

Люсия сидела в темноте в старом доме Сантелли с четками в руках и пыталась

молиться, но мысли ее все возвращались к представлению десятилетней

давности. Старая Изабелла ди Санталис спала урывками, так толком и не поняв, что еще один из ее сыновей покинул этот мир. Даже Марио и Томми в конце

концов уснули, успокоенные, в объятиях друг друга. А Антонио Абелардо

Сантелли лежал в тихом безымянном месте, один, в чужом городе под

присмотром чужого священника, который не знал ничего, кроме того, что перед

ним душа, отошедшая к Господу, и больше ни в каких знаниях не нуждался.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. 135F = 57C

Глава 26

Общая столовая со своим неписаным табу на деловые разговоры за едой лишила

Сантелли времени, которое у Ламбета отводилось на всякого рода семейные

обсуждения. Только поздним утром Анжело смог собрать всех в углу большого

шатра. Рабочие за их спинами устанавливали оборудование. Анжело, хоть и

бледный, выглядел спокойным.

– Для начала нам надо обговорить номер. Если просто выкинуть все трюки, в

которых участвовал Папаша Тони, у нас мало что останется. Томми, я видел, как

ты делал двойное назад на репетициях. Мэтт, как ты думаешь? Можно вводить

его в номер?

Марио, поколебавшись, взглянул на Томми.

– Пусть попробует разок-другой на тренировке. Если получится, ставь. Только

нужно, чтобы кто-то подавал перекладину на двойной трапеции. Номер-то

рассчитан на троих вольтижеров и двоих ловиторов. Наверное, можно попросить

Вэйлендов, чтобы они нам кого-нибудь нашли…

– А чем Стелла не подходит? – вмешался Джонни. – Она делает все, что делает

Томми, еще и лучше.

– Ты же знаешь, как Папаша относился к женщинам в классическом полете…

– Я знаю, как ты относишься, – перебил его Джонни. – Но он ведь выпустил Лисс, когда мы пробовались у Старра. Хочешь сказать, Стелла недостаточно хороша

для Вудс-Вэйленда?

– Джонни, послушай, Анжело не… – запротестовала Стелла.

– Я никогда этого не говорил, – возразил Марио. – Если уж на то пошло, она

летает лучше Лисс…

– Вот, наконец-то ты это признал!

Марио нахмурился.

– Я этого никогда не отрицал. Просто есть разница, причем большая. Лисс

занималась классическим полетом, а ты учил Стеллу выделывать всякие

красивые штучки. Не знаю, впишется ли она.

– Черт побери, можно же что-нибудь новенькое попробовать.

Резко мотнув головой, Анжело жестом велел Джонни замолчать.

– Джок, ради бога, давай пока туда не лезть! Стел и так в шоу работы хватает.

Пусть поработает с нами день-два, надо ведь кому-то подавать перекладину, а у

нее отличный тайминг… сделает пару простых трюков. Как ты, Стел, попробуешь?

Она покосилась на Джонни.

– Конечно. Если босс не против.

– И еще одна вещь, которую я хочу прояснить, – сказал Джонни. – Анжело, ты, выходит, теперь всем рулишь…

Лицо Анжело болезненно сморщилось.

– Спорами мы ничего не добьемся. Поживем – увидим. В следующем сезоне…

– Я не собираюсь ждать весь сезон, – настаивал Джонни.

– Джок, не сегодня, – умоляюще сказал Марио. – Поговорим об этом позже, когда

все немного уляжется.

– Тьфу ты, я просто хочу знать, ожидает ли Анжело, что мы будем прыгать по его

свистку, или у нас, наконец, будет хоть немного демократии!

– Машина с двумя водителями далеко не уедет, – тихо произнес Анжело. – А

двухголовой мартышке место в репризе.

Марио, нервно ломающий пальцы, добавил:

– Лично я не против, если Анжело хочет быть главным.

Анжело скривился.

– Вот уж спасибо, Мэтт. Удружил.

Он посмотрел на Томми:

– Есть возражения?

– Не-а. Ты босс, Анжело.

– Ну конечно, – рявкнул Джонни. – Вы с Мэттом сделали из Томми

дрессированного кота! Щелкни бичом – прыгнет прямо в кольцо! Видит бог, я

любил Папашу. Он был старым, вечно делал все по-своему, и я не возражал, что

он раздает приказы направо-налево. Но одно дело, когда меня гоняет Папаша, и

совсем другое, когда Анжело давит авторитетом!

– Слушай, я не пытаюсь давить авторитетом, Джок. Но в нашем контракте

прописано, что в случае болезни или других непредвиденных обстоятельств – а

внезапная смерть к ним и относится – обязанность поддерживать номер и

артистов на должном уровне возлагается на меня. И я в самом деле самый

опытный человек в номере. Если ты хочешь что-то изменить, я с удовольствием

тебя выслушаю. Но не сейчас. Ради бога, дай нам всем немного времени. Дневное

шоу и без того будет тяжелым, а тут еще ты!

– Анжело, – начал Томми.

– Иисусе! – набросился на него Анжело. – Теперь ты начинаешь?

– Просто хотел уточнить насчет моего контракта, – возмущенно сказал Томми. – Я

подчинялся лично Папаше, и он был моим опекуном. Просто интересно, что

теперь будет со мной. В смысле, с точки зрения закона.

– Господи, совсем забыл. Твой контракт дома, в банке – в депозитной ячейке

Папаши Тони. Я отправлю Джо телеграмму, пусть разберется. Наверное, надо

будет подписать кое-какие бумаги… Ты не против, если я стану твоим опекуном?

– Я не считаю, что это необходимо, – заметил Марио. – Томми шестнадцать.

Может, ему уже можно самому заключать контракты?

– Узнаем, – пообещал Анжело. – Хотя, по-моему, по калифорнийским законам, если ему еще нет восемнадцати, он должен либо посещать школу, либо иметь

опекуна. Юристы Вуди скажут мне точнее.

– Я не против, если Анжело назначат моим опекуном, – вставил Томми.

– Что я говорил? – пробормотал Джонни. – Дрессированный кот!

– Заткнись, а? – взорвался Марио. – Томми вообще не знает, что будет с его

контрактом, и то не скандалит. Ты-то чего на Анжело взъелся?

Стелла, как разъяренный котенок, выпустила коготки.

– Вы все набросились на Джонни, а он только хочет, чтобы было видно, что

сейчас двадцатый век, а не какая-то старая диктатура! Разве мы не избавились

от Гитлера?

– Мэтт… Стелла… прошу! – застонал Анжело. – Давайте разберемся после шоу.

Наши дела плохи и без семейных перебранок. Папаша Тони едва остыл, а мы уже

деремся за главенство! Стелла, если хочешь сегодня днем выйти с нами, я не

против… это не оспаривается. Сам схожу к Вуди и получу добро. Такой вариант

тебе подходит, Джонни?

Джонни, устыдившись, замолк. Но когда они все одевались к дневному

представлению, Анжело подошел к Томми и Марио, которые делили одно

зеркало.

– Мэтт, не делай сегодня тройное, ладно? Закончи двойным с пируэтом или еще

чем…

– Анжело, я уже три дня его не делал. Вуди взбесится.

– Ну и пусть бесится. У тебя в контракте сказано, что это на твое усмотрение.

– А еще у меня в контракте сказано, что я буду выкладываться по максимуму. И

именно из-за сальто он передвинул нас на центральный манеж. Он будет

злиться.

– И черт с ним!

Марио припудрил пластырь на щеке – он порезался, когда брился.

– Эй, эй, Анжело, в чем дело? У тебя предчувствие, что ли?

– Нет, но беда не приходит одна. И… вот дьявол, – выпалил он, – я просто боюсь, что не смогу тебя поймать!

– Хорошо, – озадаченно протянул Марио. – Как скажешь, ты босс. Кстати, Джонни меня ловил пару раз. Может, пусть он попробует?

– Нет, – отрезал Анжело. – Просто пропусти.

– Разумеется, дружище, как скажешь, – согласился Марио. Но когда Анжело ушел

за накидками, висящими на стене шатра, вслух удивился: – И какая муха его

укусила?

На следующий день Анжело не протестовал против тройного, однако

несколькими днями спустя, когда поезд отходил от станции где-то в Индиане, он

побарабанил в тонкую стенку купе.

– Томми, Мэтт, подойдите, пожалуйста.

Томми уже успел раздеться. Он натянул штаны и обувь обратно и вместе с Марио

пошел в соседнее купе. Анжело курил, пол был покрыт пеплом. На предложенную

сигарету Марио покачал головой, Томми тоже отказался.

– Сядьте. И слушайте. Я не буду ходить вокруг да около. Джонни скажу позже, но

вам решил сообщить сейчас. Я хочу бросить.

– Бросить? – уставился на него Марио. – Что бросить?

– Бросить полеты. Нет, Мэтт, дай мне сказать. Даже самая фантастическая

удача когда-нибудь кончается. Я летаю с двенадцати или тринадцати лет. Это

четверть века, двадцать пять долбаных лет в ловиторке. У Сантелли раньше не

было по-настоящему серьезных несчастных случаев, даже Джо и Люсия

пережили свое падение. По статистике шансы уменьшаются с каждым днем. Я

хочу уйти прежде, чем настанет моя очередь.

У Марио отвисла челюсть.

– Да ты свихнулся, – проговорил он наконец. – Что мы будем без тебя делать? Ты

глава Летающих Сантелли!

– Ну да! – скептически проворчал Анжело. – Расскажи это Джонни.

– Я ему шею сломаю!

– Нет. Это другое, Мэтт. Из меня не выйдет padrone. Я могу раздавать приказы, но управлять… нет. А вот ты, если как следует возьмешься, сможешь. Но пока я

рядом, ты этого делать не будешь.

– Но Джонни не станет меня слушаться! – выпалил ошеломленный Марио.

Анжело стряхнул пепел с сигареты.

– Тебе придется разбираться с ним самому. Прости, что так поступаю с тобой, Мэтт. Мне правда жаль. Но я все думаю о Тессе. Я так и не успел узнать ее как

следует. А сейчас вбил себе в голову, что в любой день все может закончиться, и

у меня не будет шанса стать ей настоящим отцом. Я пас. Я вернусь в

Калифорнию и заберу Тессу из этого проклятого интерната. У меня есть семья, и

такая жизнь не по мне. Если хочешь, считай, что у меня сдали нервы.

– Но чем ты будешь заниматься?

Анжело пожал плечами.

– Чтоб я знал. Что-нибудь найду. Может, пойду в каскадеры.

– Это еще опаснее, чем полеты.

– Тогда подожду, пока и там сдадут нервы, и уйду оттуда тоже! Я твердо знаю

одно – с полетами покончено. Сегодня вечером я отдал Вуди заявление. Он

предлагал мне прибавку и Коу Вэйленда в качестве ассистента. Я отказался.

– Анжело, слушай, – сказал Марио через минуту. – Я поговорю с Джонни. Если

сумею с ним столковаться…

– Это будет легкий путь, Мэтт. Я смогу все валить на парня. Но я не хочу тебя

обманывать. Даже если бы не Джонни, я все равно бы к этому пришел. Просто

пропал смысл. Не знаю… я будто… не могу… справиться. Каждый раз, когда я

тебя ловлю, мне кажется, что ты, как Папаша Тони, отпустишь и упадешь, и я не

смогу тебя удержать. Прошлой ночью я лежал без сна, весь в поту, из-за одних

мыслей о падении Люсии. Каждый раз, когда ты, или Томми, или Стел отпускаете

трапецию, я, черт возьми, будто наяву вижу, как вас поднимают с манежа. Я

просто больше не могу, Мэтт.

– Господи, Анжело, – пробормотал Марио. – Послушай, неделя выдалась

тяжелая. Действительно тяжелая. Попроси пару выходных, отдохни, пусть Джок

тебя заменит. Возьми себя в руки, а там посмотрим, ладно? Не принимай

поспешных решений. Анжело, я знаю, что ты чувствуешь…

– Да? Я так не думаю.

– Ты правда так и уйдешь? Так с нами всеми обойдешься? Не только со мной, но

и… со всей семьей? – Марио тяжело сглотнул. – Что мы будем без тебя делать?

Что будет с контрактом Томми? Что будет с Летающими Сантелли?

– Тяжело это говорить, Мэтт, но мне плевать, – Анжело зажег очередную

сигарету. – Вы уже не дети. Вас больше не надо держать за ручку. Даже паренек

достаточно взрослый, чтобы за собой присмотреть.

Он бросил на Томми странный тяжелый враждебный взгляд.

– Знаешь, Мэтт, я всю жизнь беспокоился об этой чертовой семье. А теперь хочу

хоть раз подумать о себе и Тессе. Моей собственной семье.

– Анжело, ради бога! – взмолился Марио, и Томми почувствовал, что парень готов

расплакаться. – Не поступай так со мной… со всеми нами! Ты же мой… мой

ловитор, я больше ни с кем никогда не работал. Как я буду делать без тебя

тройные и… и вообще? Я всегда говорил, что ты наша опора, только ты держишь

нас на плаву…

– Мэтт… малыш, – Анжело взял Марио за руку. – Я не хочу делать тебе больно.

Никому из вас не хочу, но тебе особенно. Джонни и Стел… я знаю, что они

справятся. Но и ты справишься – так или иначе. Я не собираюсь провести остаток

жизни, собачась с Джонни и пытаясь удержать все от распада. Думал, что смогу, но я просто для этого не предназначен, я даже пробовать не буду!

Марио смотрел на него, в голосе звучали горечь и обида.

– Папаша Тони всю жизнь пытался возродить Летающих Сантелли. Он поднял нас

cнуля. А теперь не успел он остыть в своей могиле, как ты уходишь… бросаешь

все, за что он сражался! Как низко…

Марио не закончил – просто сидел, глядя на Анжело полными боли и огорчения

глазами.

– Так и знал, что ты мне это припомнишь, – парировал Анжело и раздавил

сигарету каблуком. – Ладно, Мэтт. Не думал, что когда-нибудь кому-нибудь это

скажу. Даже на исповеди не говорил, а это что-то да значит. Но знаешь, со мной

что-то произошло, когда моего отца вытащили из сетки мертвым. Черт возьми, начнем с того, что я никогда не хотел летать.

– Что ты несешь? – изумился Марио.

– Говорю то, что есть. Я не хотел летать. Вот почему… я никогда… никогда не

мог понять Терри. Папаша меня толком и не спрашивал. Просто, когда мне было

лет двенадцать, сказал: «Ну, Анжело, ты становишься большим и сильным

мальчиком, буду учить тебя летать». И я послушался. Это было семейное дело, все равно как если бы мы чинили обувь или торговали макаронами. А потом, когда

у меня начало получаться… Ты не помнишь, Лу никогда об этом не рассказывала.

Когда Люсия узнала, что Лисс в положении, она закатила истерику. Она такая

тихая сейчас, ты даже не поверил бы, что она на такое способна. Она рвала, и

метала, и бушевала полночи. Папаше, Джо и Мэттью потребовалось шесть часов, чтобы хоть немного ее угомонить. На следующий день в столовой Папаша сказал

старику Лючиано: «Люсия уходит из номера месяцев на восемь-девять. Как нам

ее заменить?» И Везунчик Старр ответил, что место Люсии может занять Клео.

И добавил: «Этот твой мальчик, Анжело, пусть выступает вместо Клео». Что ж, я

не спорил. Ситуация была серьезная, если учесть какими угрозами бросалась

Люсия. Мы все боялись, что она убежит и сделает что-нибудь… неразумное. К

примеру, бросится под поезд, как грозилась. Вот так. Nonna тогда ездила с нами

и ничего не могла поделать с Люсией. Клео было всего семнадцать, перспектива

занять место звезды пугала ее до смерти. Мэтт тоже возился с Люсией. Так что я

не стал усугублять положение.

Томми не в первый раз задался вопросом, каким человеком был Мэттью Гарднер-

старший. Почему оставался в тени и позволил полностью затянуть себя в дела

семьи жены. Папаша Тони как-то сказал: «Наша семья пожирает людей заживо».

Был ли Мэттью-старший слабым, подобно многим мужчинам, которые женятся на

сильных властных женщинах?

Может, поэтому Джонни так отнесся к Стелле, когда она забеременела? Будто

оказывал ей услугу, позволяя не оставлять ребенка.

Анжело продолжал говорить с яростной сосредоточенной горечью, вертя в

пальцах незажженную сигарету.

– Спустя несколько лет после смерти Мэтта… и они переживали это с Люсией

почти каждый год… ну, в номер понадобился ловитор. А я как раз им был. И

когда Джо и Люсия упали, и Люсия сломала спину, мы все думали, что номеру

конец. Я сказал Папаше Тони, что хочу уйти, заняться другим делом. А Папаша

ответил, что я – это все, что у него осталось, и что даже я собираюсь его

бросить. Он просто не понимал, что кто-то может быть живым-здоровым и не

предпочитать полеты еде, например.

– Да, – медленно произнес Марио. – Именно ты не дал Лу и Папаше удержать

Марка.

– Верно. Единственная серьезная ссора, которая была у нас с Люсией. Я решил, что вам, детям, надо стать теми, кем вы сами хотите. И Лу не собиралась давить

на вас так, как она с Папашей давили на меня. Это я договорился, чтобы Марка

оставили в Фриско с дедушкой Гарднером и чтобы он ходил там в школу. И я

уговорил Папашу Тони отпустить тебя в колледж, но ты сам себе все испортил.

Рот Анжело искривился в странной гримасе.

– Лучшие мозги в семье, а ты хотел вышибить их, крутя тройные!

– Анжело, ради бога…

– Ладно, ладно. Так или иначе, вы все теперь взрослые, и это мой последний

шанс… Возможно, единственный шанс заняться чем-то другим. А не ждать, пока

я превращусь в развалину, когда состарюсь, расшибусь, наконец, и окажусь

прикован к земле.

Марио не сводил с него глаз.

– И ты вот с такими мыслями жил все это время? И все-таки учил меня тройному, зная, что я могу сломать шею и себе, и тебе…

– Я не учил тебя тройному, паршивец, – нежно сказал Анжело, накрыв ладонь

Марио своей. – Я просто был рядом, пока ты сам себя учил. Да, я знаю, ragazzo, что ты любишь летать, и у Томми такой же пунктик, как у тебя. Так что ладно, у

нас свободная страна. Если вам это по нраву, занимайтесь своим делом, пока

преисподняя не замерзнет. Но на меня не рассчитывайте.

Весть, разумеется, следовало сообщить Джонни и Стелле, и Анжело огорошил

их на следующий день, после дневного представления. Оба были неприятно

удивлены и преисполнены вины.

– Анжело, это из-за того, что мы погрызлись? – потребовал Джонни. – Так и знал, что мне следует держать свой длинный язык за зубами…

Анжело покачал головой.

– Нет, Джок, не из-за этого. То было просто расхождение во мнениях. Возможно, это немного меня подтолкнуло, но не более того. Если бы я остался, мы бы

грызлись и дальше.

– Но… дядя Анжело… ты даже до конца сезона не останешься?

– Нет. Я думал об этом. Но Вуди поставит Коу Вэйленда на замену… Вэйленд

хочет снова летать.

– Дядя Анжело, слушай, ты не передумаешь, если я пообещаю, если гарантирую, что до конца сезона ты не услышишь ни от меня, ни от Стел ни словечка поперек?

– Нет, не передумаю. Не вини себя, Джон, – беззлобно сказал Анжело. – Я просто

решил, что хватит с меня полетов. В моем возрасте немногие люди получают

шанс начать все заново.

Вдаваться в подробности для Джонни Анжело не стал, и неделя закончилась в

молчаливом отчуждении. В Канзас-Сити, во время сильной грозы, Анжело

отыграл свое последнее представление, собрал сундук и ушел. Весь цирк сгорал

от любопытства, но Анжело не желал устраивать шумиху вокруг своего ухода.

– Что ты скажешь Люсии? – поинтересовался Марио.

Они с Томми проводили Анжело до автобусной станции, где стояли сейчас, глядя

в завесу дождя, в ожидании автобуса на Калифорнию.

Анжело пожал плечами и взял чемодан: сундуку его предстояло отправиться

железнодорожной почтой.

– Я уже большой мальчик. Люсии придется смириться или найти альтернативу.

Лицо его было замкнутым и пустым. Он протянул руку.

– Без обид, Мэтт?

Марио, сердитый и хмурый, явно колебался. Потом тяжело вздохнул.

– Да, без обид.

И они пожали друг другу руки.

– Спасибо.

Анжело, увидев, как водитель влезает в автобус и включает подсвеченный знак

«Лос-Анджелес Экспресс», повернулся к Томми.

– Удачи, малый.

Томми, все еще уязвленный, посмотрел угрюмо. Как мог Анжело поступить так с

ними, особенно с Марио? Но в конце концов, как и Марио, он протянул руку.

– Удачи, Анжело.

– Увидимся в октябре, – Анжело резко притянул Марио к себе и поцеловал в щеку.

– Будь осторожен, Мэтт, и не позволяй Джонни наглеть.

Потрепав Марио по плечу, он схватил чемодан и поспешил к автобусу. Марио

наблюдал, как Анжело поднимается в салон, а Томми смотрел на лицо парня –

холодное, отстраненное, злое.

Как мог Анжело так обойтись с Марио? Я же вижу, что ему нет особого дела до

Джонни. Но, боже мой, то, что чувствует к нему Марио…

В гневе и растерянности Томми ощутил, что сейчас мог бы убить Анжело без

малейших угрызений совести. Автобус, дрогнув, отошел от остановки. Марио

смотрел ему вслед, сжав губы в нитку.

– Что ж, – сказал он чуть погодя. – У нас представление.

– Подождем автобус до стоянки здесь?

– Вот еще. Торчать под дождем и схлопотать пневмонию? Мы возьмем такси.

Но он не сдвинулся с места, и пристальный взгляд его устремился на вход в бар

через улицу от остановки.

– Но сначала выпью пива.

– Не дури, – возразил Томми. – У тебя шоу на носу.

Марио вздохнул, потом хихикнул.

– Хорошо, хорошо. Поймаем такси и вернемся на стоянку. Хотя, если будет и

дальше так лить, никакого дельного шоу не выйдет.

К представлению небо прояснилось, но они все равно с трудом теснились на

маленьком сухом пятачке перед форгангом, пытаясь уберечь обувь от грязи.

Марио первым озвучил общую мысль.

– Ну вот, теперь мы одни.

– До меня только сейчас дошло, – поддакнул Джонни. – Без Анжело в Летающих

Сантелли не осталось Сантелли. Ни одного. Трое Гарднеров, Вэйленд и Зейн.

– Что ж, ребятишки, это шоу-бизнес, – с грубым смешком сказал Коу Вэйленд. –

Здесь такое бывает.

Томми заметил, что его рыжеватая шевелюра плохо причесана, а зеленые трико

сидят неважно, однако удержался от критики.

«В конце концов, – подумал он с безотчетной чванной снисходительностью, – он

не один из нас».

– Не знаю, как ты, Джок, – возразил Марио, – а я все еще Сантелли. И Папаша

сказал, что Томми достоин носить эту фамилию.

Он бросил странно неприязненный взгляд на Стеллу, маленькую и элегантную.

Ее светлые волосы были убраны под тиару, украшенную зелеными стразами.

«Где они достали для Стеллы костюм Сантелли? – удивился Томми. – Может, Люсия прислала, когда узнала, что Стеллу поставили в номер?»

Джонни нахмурился.

– Хочешь сказать, Стелла и я недостойны зваться Сантелли?

Марио пожал плечами.

– Я этого не говорил. Ты сам сказал, что в номере не осталось Сантелли.

Томми показалось, будто Марио хотел, чтобы Джонни заспорил, но тот не стал.

– Вэйленд, ты знаешь номер…

– Да знаю, знаю, – нетерпеливо отозвался Коу Вэйленд, дергая крепкими зубами

кисею на запястье. – Я ловил, когда вы, ребятишки, еще в песочнице копались.

– Я хотел сказать, – холодно сообщил Марио, – что мы не успели потренировать

тройное. Думаешь, сможешь меня удержать?

Вэйленд упер руки в бока и смерил Марио с ног до головы наглым взглядом.

– А как же, большой парень, – сказал он с оскорбительной усмешкой, – не такой

уж ты и гигант.

Стелла хихикнула, Джонни пихнул ее локтем в ребра.

– Слушай, здоровяк… – начал Томми, но ему хватило намека на хмурый взгляд от

Марио, чтобы умолкнуть.

– Я тут подумал, – продолжал Марио, – и решил закончить двойным с пируэтом, если ты не против.

– Обо мне не беспокойся, – откликнулся Вэйленд. – Конечно, если ты считаешь, что не сможешь сделать тройное без своего… – он поколебался, – своего

дружка-великана…

Марио, кажется, собирался взорваться, но сдержался.

– Ты еще не знаешь наших сигналов, – сказал он. – Я обычно в последнюю минуту