Текст книги "Трапеция (ЛП)"
Автор книги: Мэрион Зиммер Брэдли
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 46 страниц)
– Ага, я тоже. Папаша этим живет. Он мог бы остаться с Фортунати, ну, ты
понимаешь, когда Лу и Джо упали. Все равно бы был у них на афишах. Но
предпочел бросить центральный манеж, чтобы вернуться потом целой семьей.
Гастролировал только с Анжело и Терри, потом прибавились Лисс и я, потом
остались только я и Анжело, когда Лисс вышла замуж. Я буду молиться, чтобы
завтра у нас получилось. Ради Папаши.
– Старр – очень важная птица. Они могли бы нанять любой воздушный номер в
мире.
– Я знаю. Но мечтать не вредно, – Марио забрался в постель и сонно потянулся. –
Хорошо, что он погонял нас после обеда, правда? А то я бы не уснул от волнения.
Томми проснулся от скрипа двери: в комнату без стука вошел Джонни. Марио
приоткрыл глаза, но не шевелился.
– Кто там? Джок?
– Ага. Мило вы тут устроились.
Джонни был в старом банном халате. Он еще не брился, но из-за его светлой
масти щетина была практически незаметна.
Марио потер глаза.
– Который час?
– Шесть с лишком, кажется. Видимо, становлюсь неуравновешенным – еле уснул и
проснулся час назад. Совсем забыл, что ты здесь с мальчиком, – он присел на
край кровати. – Вспоминал, как мы когда-то в туре… Помнишь?
Марио хихикнул.
– Лезь через меня, Везунчик, – велел он и приподнял одеяла.
Джонни скользнул в постель.
– Я правда совсем забыл про мальчика. Зато почти ожидал найти здесь Лисс. Она
всегда к тебе приходила.
Марио слегка напряг челюсть.
– Лисс теперь большая девочка. И замужем.
– Все равно у нее, небось, тоже мандраж, у бедняжки. Помнишь, как каждый раз
перед большой стоянкой или когда вводили новый трюк в номер, мы втроем
забирались в одну кровать и обговаривали каждое движение? Все было
нормально, пока мы были детьми, но, когда подросли, Люсия перестала это
одобрять. Возможно, у нее была на то причина… Особенно из-за меня. Сестра
там или не сестра, а Лисс чертовски симпатичная. А что насчет тебя, Мэтт?
– Заткнись. Нашел, о чем разговаривать. На самом деле Лу просто утверждала, что так мы только накручиваем друг друга еще больше.
– Ну да, – Джонни буквально излучал скептицизм. – В тот год я перестал ходить
на исповедь. Чувствовал себя дураком, раз за разом повторяя, что имею
неприличные мысли по отношению к собственной сестре. Но ты всегда был
хорошим мальчиком, правда? Держу пари, ты до сих пор исповедуешься, верно, Мэтт?
– Либо ты сейчас замолкаешь, – сурово предупредил Марио, – либо вылетаешь
отсюда.
– Эй, эй, полегче, – поспешно сказал Джонни. – Извини. Я не имел в виду… а, ладно, проехали. Просто был бы не против симпатичного плеча, чтобы на нем
поплакаться. Или кого-то, кто составил бы мне компанию. Я уже неделю сплю на
кушетке. Хотя не то чтобы виню в этом Стел.
Марио поджал губу и со странным намеком поинтересовался:
– Поддерживаешь форму, Джок?
Тут на обоих напала какая-то смеховая истерика, и Томми потребовал:
– Чего здесь смешного?
– Грязная семейная шутка, – выдавил Джонни. – Слишком сложно, чтобы
объяснять. Господи, Мэтт, никогда не забуду лицо Терри.
– И Анжело, – выговорил Марио, и оба снова зашлись от хохота.
Спустя минуту Джонни успокоился.
– М-да. Вспомнил бы об этом раньше, не оказался бы в такой заднице. И Стелла
была бы с нами. Она лучше, чем Лисс. Это может иметь значение. Рэнди Старр
очень великодушен к женщинам в номере.
– Джок, – Марио тронул его за руку. – Не надо такого говорить перед пробами.
Расслабься.
– Знаю, но меня все равно это грызет. Просто в целом. Не знаю даже, что хуже.
Ясно, что на секс тратится энергия. Но… даже не знаю, по-моему, от
воздержания мне еще хуже.
Марио молчал, и Джонни быстро добавил:
– Разумеется, мы в курсе, что ты у нас пример для подражания – не пьешь, не
куришь, не трахаешься.
– Я просто стараюсь все обдумать. Наверное, все дело в трюке, который
проповедует Анжело – и без грязных шуток – в здравом смысле. Разумеется, если ты будешь бегать за каждой юбкой, то свалишься без сил. С другой
стороны, если так невмоготу, что ни поспать нормально, ни мыслить ясно, то
лучше себя отпустить. А не шататься возбужденным и пытаться думать о
вечности.
Джонни издал нервный смешок.
– Это да. Если бы Стел придерживалась такой точки зрения. Может, побеседуешь с ней?
– Ну нет, братишка, уволь, – улыбнулся Марио. – Это твоя работа.
– Если мы не понравимся Фортунати, все пропало, – мрачно заявил Джонни. – Я
слышал, они уже взяли Летающих Барри и Риенци. Как мы можем с ними
конкурировать? Черт, Лисс недостаточно хороша для Старра!
– Даже если это и правда, в чем я сомневаюсь, – мягко сказал Марио, – есть и
другие шоу. Мы все молоды. Не то чтобы это был наш единственный шанс
пробиться на вершину.
– Господи, Марио, тебе совсем наплевать?
– Нет, конечно. Просто я не собираюсь посыпать голову пеплом, если у нас не
получится. Как я уже сказал, будут другие шоу и другие сезоны. С Ламбетом
тоже неплохо. У них вечно не хватает людей. Если что, примут нас с
распростертыми объятиями. И Стел… Она ведь сможет работать этим летом?
– Да, наверное. Черт подери… – уныло сказал Джонни. – Черт, черт, черт. Это
все моя долбаная вина.
Марио хихикнул.
– Следи за языком, братишка. Если Лу услышит…
– Иисусе, Мэтт, я взрослый. А тут есть что проклинать. Да, доктор сказал, что
летом Стел может вернуться к работе. Но он сказал еще кое-что.
– Что, Джок?
Джонни явно не собирался принимать сочувствие.
– Ты сам сказал, чтобы я не накручивал себя перед пробами. Сосредоточусь на
том, чтобы вас ловить, и все на этом.
– Ну ладно, давай, – Марио обнял его за плечи. – Тебе надо выговориться. В чем
дело?
– Доктор сказал, – буркнул Джонни, – что у Стел больше не будет детей.
Никогда. Тот вонючий мясник слишком сильно ей навредил… – он вжался лицом в
подушку. – Катилось бы оно все к чертям собачьим… Сбились один раз, всего
один… И шоу конец. Мне-то ладно, но Стел тяжело это принять. Тяжело, так
тяжело, Мэтт, что выть охота.
– Господи… – прошептал Марио. – Что тут скажешь… Я не знал.
– А когда Папаша начал распрягать про передачу семейных традиций…
Представь, каково было Стел… – Джонни сглотнул. – Слушай, слушай, как я тут
нюни распускаю…
– Тихо, Джок, тихо. Успокойся. Не все сразу. Я знаю, что это ужасно, и лучше не
станет, но сегодня ты должен взять себя в руки.
– Да, знаю. У нас представление, – Джонни вытер нос о наволочку, поднял голову
и уставился на Томми дерзкими сухими глазами. – Слушай, Мэтт, если эта штука
со Старром не пройдет, снова будешь крутить свое тройное в убогом захолустье?
– Не знаю. Как Папаша скажет.
– Ты будешь держать на плаву всю семью!
– И что? Нас долго держал Папаша. И Анжело. Я задал ему жару, когда работали
над тройным. Когда я впервые сделал третий переворот, то сшиб его с
ловиторки… едва не убил. Мы свалились на край сетки… могли закончить, как
Джо с Люсией – тут бы и конец сразу двоим Сантелли. Он обернулся вокруг меня, смягчил падение. Я выбил ему два передних зуба, а он даже Папаше ничего не
сказал. Если бы сказал, Папаша наверняка запретил бы мне пробовать еще год.
Думаешь, после такого я сбегу от семьи? Стану работать на кого-то другого?
Джонни усмехнулся. Он снова становился самим собой.
– К Томми у тебя тоже будет слабость?
Марио лежал на боку, похожий из-за напряженного лица на злого Пьеро.
– Уже есть. Мы с тобой могли бы работать на двойной трапеции, но ты всегда был
таким индивидуалистом.
В его устах слово прозвучало оскорблением.
– Семь часов, Джок. Пора вставать, бриться и приводить себя в порядок, пока
женщины не оккупировали все ванные.
Марио сел, сбрасывая одеяло.
– Ребята, семь часов, – объявил Анжело, распахивая двери.
Увидев Джонни, он рассмеялся.
– Чего и следовало ожидать. Помню вас на гастролях в ночь перед большим шоу.
Где один, там и все. Интересно, где я отыщу Лисс? В кровати у Люсии? Ах да, вы
ведь взрослые… так или иначе, в кои-то веки здесь я ее не нашел!
Chapter 11
ГЛАВА 22
Для поездки они взяли фургон Джо: зимняя квартира Цирка Старра находилась
милями пятьюдесятью южнее. У ворот Папаша Тони спросил насчет Фортунати, и их отправили к большому шатру, где располагались аппараты. Высоко над их
головами летали туда-сюда маленькие яркие фигурки.
Сантелли сбились в кучку и смотрели.
– На мостике Джим, – бормотал Марио, указывая пальцем. – И Лионель в
ловиторке. А в воздухе Клео.
Женщина, сделав изящный пируэт, поймала перекладину, и Лисс охнула.
– И это им мы должны показывать, что умеем?
– Тихо, тихо, – Анжело приобнял ее за талию. – Наш Мэтт тоже не промах. Все
будет нормально.
Женщина раскачалась – так высоко, что едва не коснулась ногами купола. В
самой высокой точке она отпустила трапецию, кувыркнулась назад и сделала два
идеальных сальто в сеть. Затем аккуратно прыгнула на пол, подобрала белый
халат и направилась к ним, завязывая пояс. Папаша Тони, изысканно кивнув, взял
ее за руку.
– Клео, дорогая.
Клео Фортунати была миниатюрная, даже меньше Томми, с пламенеющими
волосами и теплыми живыми глазами.
– Рада снова повидаться, Тони. Я даже признаюсь, что выделывалась перед
вами. Так, совсем чуть-чуть.
С аппарата слезли двое мужчин. Они подошли к Сантелли, и тот, что был повыше, крепко сжал ладонь Папаши.
– Как дела, дядя Тони? Старр придет позже. Я и Лионель считаем, что вам не
помешает немного времени – привыкнуть к свету и оборудованию – раз вы
выступали на открытом воздухе. Я знаю, что тебе все равно, где работать, но ты
говорил, дети никогда не выступали в шапито.
– Спасибо, что подумал об этом, Джим. Мы действительно даем представления в
парках и на пустырях. Никто из детей, кроме Анжело, не работал в шапито.
Джим Фортунати был на дюйм-два выше Папаши Тони, но вряд ли бы кто назвал
его высоким. У него была стройная мускулистая фигура и густые серо-стальные
волосы c драматической сединой на висках. Исполнилось ему, наверное, лет
сорок пять. Его брат, Лионель, выглядел моложе, темнее. У него были
широченные плечи и аккуратные завитые усики.
Он обменялся рукопожатием с Анжело.
– Это все члены семьи?
– Верно, – откликнулся Анжело.
И Томми понял, что он подразумевает именно то, что сказал. Уныние, нахлынувшее утром, когда он смотрел на Марио и Джонни, испарилось без
следа. Он тоже был Сантелли – в особенном смысле.
Нет смысла ревновать – ни к Джонни, ни к другим.
Клео спросила своим теплым глубоким голосом:
– Почему Люсия с вами не приехала? Я так хотела с ней повидаться.
– Она тоже хотела бы, – ответил Папаша, помолчав. – Должно быть, решила, что
дети разволнуются, если она будет смотреть. Передала тебе привет. Джим ведь
рассказывал, что у меня в номере трое ее детей?
Лицо Клео – треугольное, с вздернутым носом, почти гномье – преобразилось, когда она улыбнулась.
– Ну-ка, посмотрим, кого я помню. Мэтт-младший, конечно же… ты всегда был
темненьким. А Марк… да, он никогда не летал, верно? Глаза или что? Джонни, правильно? И, разумеется, моя девочка.
Она заключила Лисс в полные энтузиазма объятия.
– Помнишь меня, сладкая?
Лисс кивнула. Странно было видеть всегда подвижную девушку странно
онемевшей, рослой по сравнению с Клео.
– Но как ты выросла, как вы все повзрослели…. Господи, Лу как-то писала, что у
тебя муж и даже ребенок. Сколько ему?
– Два с половиной, – робко ответила Лисс.
Клео сжала ее еще раз и отпустила.
– Как бы мне его повидать. Зря ты не взяла его с собой… здесь куча людей, которые могли бы за ним присмотреть. Или ты как Лу – ждешь не дождешься, как
бы его на кого-нибудь спихнуть?
– Привет, Клео, – вставил Марио. – Ты ни капли не изменилась.
– Чего не скажешь о тебе, – она с улыбкой смотрела на него снизу вверх. – Ты не
высоковат для вольтижера?
– Все так говорят, – ухмыльнулся Марио. – Но я справляюсь.
– Знаю, Люсия присылала вырезки, – Клео взглянула на Томми. – А это, должно
быть, протеже, о котором она писала.
– Прости, – встрепенулась Лисс. – Клео, это Томми Зейн. В номере мы называем
его Томми Сантелли.
Клео протянула Томми руку – крепкую и сильную.
– Очень приятно. Если кто-то приходит сюда с Сантелли, то с ним определенно
стоит познакомиться, мы-то знаем, да, Джим?
Джим Фортунати, пожимая Томми руку, слегка нахмурился. Не то чтобы
недружелюбно – скорее, озабоченно.
– Сколько тебе лет, Томми?
Томми покосился на Папашу, который кивнул в знак разрешения.
– Шестнадцать, мистер Фортунати.
Неожиданно нахлынувшее осознание, что это те самые Летающие Фортунати, чьи фотографии он вырезал из журналов лет с пяти-шести, заставило Томми
потерять дар речи.
– Слишком мало, – подытожил Джим Фортунати. – Он когда-нибудь работал в
манеже, дядя Тони?
– Выступал с нами весь прошлый сезон, – подтвердил Марио. – С Ламбетом. Он
член труппы.
– Ламбет… понятно, – Джим по-прежнему хмурился. – Хорошо, дядя Тони, я
отведу тебя к Рэнди Старру. Ты никогда с ним не встречался?
– Нет, только со стариком Лючиано. Рэнди был совсем мальчишкой.
– Ну, теперь он хозяин, и не всё здесь так, как прежде. Но он отличный парень…
он вам понравится. Клео, Лионель, позаботьтесь о них. Отправьте бутафора за
их вещами и покажите им, где переодеться.
Клео снова приобняла Лисс.
– Пойдем, сладкая моя. Переоденешься в моем трейлере, а то в женской
раздевалке вечный кавардак. Лионель, иди с мужчинами.
В просторной палатке они натянули трико. Анжело занялся растяжкой, разрабатывая занемевшие после долгой езды мышцы. Когда все снова собрались
у входа в большой шатер, Джонни спросил:
– А чем отличается работа в шапито?
– Жарче, – ответил Анжело. – Зато не надо волноваться насчет ветра, и солнце
не бьет в глаза.
К ним подошла Лисс. Джонни осклабился.
– На короткой ноге с Их Высочеством, сестренка? Королева и крестьянка?
– Она знала, что я волнуюсь, и что мне будет неуютно одной в незнакомом месте.
Она всегда была добра ко мне, и я всегда ее любила, ты же знаешь.
– Только не позволяй ей нагнать на тебя страху, котенок, – предупредил Анжело.
– Вот еще, – с достоинством ответила Лисс. – Я смотрю на нее, и мне просто
хочется сделать все, на что я способна, и еще немного.
Затем Анжело велел им лезть наверх и сделать пару качей – размяться и
приспособиться к непривычному освещению. Наконец Папаша подал знак, что все
готовы. Томми видел Фортунати внизу – расстояние превратило их в обтянутых
трико кукол. Волосы Клео пламенели даже с такой высоты. Работа на других
аппаратах приостановилась, с десяток незнакомцев подошли посмотреть, и
среди них выделялся темноволосый коренастый мужчина – вне сомнений, знаменитый Рэнди Старр.
– Элисса, ты первая, – шепнул Папаша, и пробы начались.
Томми никогда не видел, как Лисс работает вне тренировочного зала. Там она
всегда напрягалась и нервничала, сейчас же он был удивлен ее мастерством и
самообладанием. Безукоризненно выполнив переворот, девушка вернулась, сделав изящный полувинт. Затем настал черед Томми – с простым одинарным
сальто. Папаша Тони продемонстрировал великолепное двойное сальто вперед, и Томми вспомнил слова Марио: «Многие по-прежнему утверждают, что
переднее двойное не легче тройного назад». Затем Джонни присоединился к
Анжело во второй ловиторке, а Томми встал на мостик рядом с Марио, касаясь
его плечом, отсчитывая ритм, в котором раскачивались ловиторы. Далеко внизу, в
незнакомом рыжеватом свете солнца сквозь купол, виднелась тонкая линия
сетки. Марио, словно прочитав его мысли, прошептал:
– Если будешь падать, Везунчик, сосчитай до трех, прежде чем
переворачиваться. Эта сетка гораздо дальше…
Вперед!
Трюк прошел прекрасно, однако, когда они вернулись, Томми ощутил, что, хотя
день явно удался и их тайминг был отличным, эффект от выверенных движений, хорошо выглядевших на низком аппарате, здесь во многом терялся. Потом они
перестроились для двойного пассажа. Папаша Тони и Марио раскачивались
вместе, Томми ждал позади Лисс на мостике.
Джонни прозвал это номером-конфетти. Воздух полон летящих тел.
На Томми напало очень неуместное желание захихикать, которое мигом прошло, когда они поймали трапецию. Ладони Лисс твердо и уверенно сомкнулись рядом
с его собственными. Сдвинулись чуть ближе.
Они качались, инерция тяжелой трапеции несла их все выше, и в самой крайней
точке они одновременно отпустили перекладину. На мгновение четыре тела
мелькнули друг мимо друга, словно птицы, и Томми ощутил, как на его запястьях
сжимаются пальцы Джонни. Затем они полетели обратно к мостику, Марио
подал им перекладину… всегда, всегда, секундный укол страха, восторга, облегчения…
И все-таки достичь в паре с Лисс той же синхронности, что с Марио, у Томми не
получалось.
Если бы я ставил трюк, то сначала пошел бы с Папашей… мы одного роста… а
потом пустил бы Лисс с Марио. И смотрелось бы выигрышнее, и равновесие
лучше…
Промелькнувшую мысль Томми тут же прогнал почти с ужасом. Он впервые –
даже мысленно – осмелился критиковать работу Папаши.
Когда вторую ловиторку снова убрали, Папаша Тони сверкнул нервной усмешкой.
– Sta bene, дети… Что ж, Маттео, вот… и твой выход.
Марио выглядел напряженным, брови его сошлись на переносице. Он вытер
ладони платком, и Томми отодвинулся: только Папаше было позволено подавать
Марио перекладину, когда тот возвращался после тройного. Лисс и Томми
осторожно их обошли, зная, что для Папаши сейчас они с таким же успехом могли
бы быть в Китае. Анжело раскачивался в своей трапеции – выше, дальше, быстрее. Марио взялся за перекладину.
– Не могу смотреть, – вдруг прошептала Лисс и отвернулась, прикрывая лицо
свободной рукой.
Томми потрепал ее по плечу, но не отводил от Марио глаз.
Марио раскачивался, бросая себя все выше, – пока Томми не показалось, что он
сейчас пробьет купол и вылетит наружу. Потом отпустил перекладину, сделал
сальто назад, второе… Боже!... третье и, выпрямившись, упал навстречу
вытянутым рукам Анжело. Лисс всхлипнула и перекрестилась. Папаша
пробормотал что-то на итальянском. И вот Марио снова стоял рядом с ними, напружиненный и дрожащий.
Один за другим они по знаку Папаши Тони кувыркнулись в сетку. Когда все
оказались на земле, Клео подбежала к Марио и заключила его в объятия. Джим
Фортунати, перепрыгнув трос, взял его за руку.
– Господи! – выговорил он. – Господи, Тонио, ты хочешь сказать, что вот это
паренек показывает под открытым небом? Черт возьми, я и сам делаю тройные, но таких не видел со времен… со времен Барни Парриша. Эй, Мэтт, и давно у
тебя получается?
Марио улыбнулся расслабленной извиняющейся улыбкой чистого облегчения.
– Не каждый раз удается. Мне просто повезло.
К ним подошел Рэнди Старр – невысокий лысый моложавый мужчина с круглым, совершенно бесстрастным лицом.
– Джим, я хочу видеть Тонио и старшего мальчика, который делал последний
трюк, в серебряном трейлере.
Потом он оглядел всех по очереди, и Томми почувствовал, что Старр их
запоминает – всех и всё, включая заплетенные волосы Лисс, высветленные кудри
Джонни и потертые напульсники Анжело, которые тот где-то разыскал вместо
новых.
– Все Сантелли? Минутку… – он покачал коротким пухлым пальцем. – Тонио.
Анжело. Марио. Джанни. Томми. Элисса.
Потом он коснулся указательным пальцем лба.
– Хорошо, я запомню.
И Томми с некоторым содроганием понял, что он действительно запомнит. И если
встретит кого-то из них через пять, или пятнадцать, или тридцать лет, то
вспомнит имя, лицо и обстоятельства так ясно, будто знакомство случилось
вчера.
– Люсия Сантелли. Хороший гимнаст. Делала двойной пируэт. Великолепная
женщина, редкая красавица. Ни проблем, ни истерик. Девушка на нее похожа.
Твоя мать, Элисса? Так я и думал. Пожелай от меня всего наилучшего. Спасибо
вам, ребята, спасибо. Лионель, когда они переоденутся, покажи им стоянку.
Недвусмысленно дав понять, что разговор окончен, Старр ушел с Папашей и
Джимом Фортунати. Марио скромно пристроился позади.
В раздевалке говорили мало. Только Анжело, завязывая галстук, заметил:
– Марио явно произвел впечатление. Это точно.
– Зато мы не произвели, – пробормотал Джонни. – Это тоже точно.
Из вежливости к Лионелю, который водил их по стоянке, представляя
знаменитостям Большого Шоу, они удерживались от обсуждения возможного
вердикта. Томми видел людей, которых знал лишь по именам и фотографиям из
своего альбома. Он смутно понимал, что в другое время был бы вне себя от
восторга, но сейчас все мысли его были о Марио, который с Рэнди Старром и
Джимом Фортунати обсуждал судьбу Летающих Сантелли. В трейлере их
встретила Клео, нарядная и элегантная в уличной одежде. Она сделала кофе и
сэндвичи, но, хотя Томми был голоден, угощение показалось ему безвкусным.
Сколько же можно решать? Все были на нервах.
Внутри трейлер оказался увешан снимками и газетными вырезками, с которых
смотрели цирковые звезды – и те, кто блистал в прошлом, и те, кто переживал
пик славы сейчас. Лисс, поднявшись, отправилась рассматривать стены.
– Томми, это твои родители?
Присоединившись к девушке, Томми посмотрел на изображение отца и матери, позирующих со стариком Люцифером. Он видел это фото и раньше – в альбоме
мамы. Оно было снято до его рождения. В уголке темнела начертанная рукой
матери подпись: «Клео от Тома и Бесс Зейн. С любовью». Томми сказал «Да», и
Клео уставилась на него.
– Тот самый Зейн. И как я не догадалась. Ты копия Бесс – рыжие волосы и эти
веснушки. Она работала с котами у Старра, когда я присоединилась к цирку.
Одна из лучших женщин-укротителей. Их тогда немного было. Впрочем, их и
сейчас немного. Значит, ты ее сын?
Томми продолжал изучать фотографии. Одна из них притянула его взгляд.
– Вы знали Барни Парриша?
В его голосе звучало благоговение. Легенда, величайший ирландский воздушный
гимнаст, «Летающий Демон», впервые выполнивший тройное сальто. Но тон Клео
был смешливый и прозаичный.
– Да. Он научил меня летать.
– Я думала, Люсия научила тебя летать, – ревниво заметила Лисс.
– Нет, дорогая, хотя именно она надоумила меня учиться. Я выросла в Техасе и в
детстве ни разу не видела цирка. Моя мать была баптисткой старой закалки.
Считала, что всякая женщина, выставляющая в цирке ноги напоказ, должна
прямо с манежа отправиться в геенну огненную. А папочка был управляющим у
старого Лючиано Старра… Везунчика, как его называли. Когда мне было
шестнадцать, я сходила на представление и влюбилась в цирк.
– Вы бы ее видели, – вставил Лионель. – Такая крошка… с половину тебя, Элисса… бегает по стоянке, все пробует, и все у нее получается. Прирожденная
воздушная гимнастка. Канаты, воздушный балет, балансирование на трапеции, даже тот старый номер «железная челюсть».
Клео кивнула.
– И когда цирк первого мая отправился на гастроли, я поехала с ними. Мама была
уверена, что не миновать мне адского котла, но мне уже исполнилось
шестнадцать, и папа разрешил, так что так оно все и вышло. Ма не смирилась по-
настоящему, но как-то раз я показала ей вагон, где спали девушки – по трое на
полке, и что мы можем покидать стоянку только под роспись даже с
собственными отцами. И она хотя бы отказалась от мысли, что цирк – это
передвижной бордель. Так или иначе, вместо того чтобы ходить в медицинское
училище, я путешествовала со Старром и делала буквально все: воздушный
балет, канаты… Твой брат Джо, Анжело, тоже таким был. Выходил с акробатами, ездил без седла, даже с клоунами прыгал, если надо было. Умел всего
понемногу.
– Жена Джонни, Стелла, тоже такая, – сказал Анжело. – Все делала, во всем
хороша.
– Я не знала, что ты женат, Джонни. Почему она не с тобой?
Джонни кашлянул.
– Ей нездоровится. У нее был… эээ… выкидыш осенью. Но она в самом деле
умеет практически все. Акробатика, одинарная трапеция, двойная трапеция, жонглирование Рисли, полеты… У Фререс и Страттона она могла заменить
почти любого.
– Хотела бы я с ней познакомиться, – заметила Клео.
– Ну, если все сложится, она будет путешествовать с нами, – ответил Джонни. –
Она летает лучше Лисс.
– Джон, слушай, – резко начал Анжело.
Повисла напряженная тишина, и Лисс поспешно напомнила:
– Клео, ты хотела рассказать о Барни Паррише.
– Ах да. Ну, ближе к концу сезона Люсия пришла посмотреть на меня на
генеральной репетиции. Вы же помните, она была звездой у Летающих
Сантелли, а я – девчонкой, выступающей свой первый сезон. Она ездила в
отдельном вагоне с отдельной гримерной, а я ютилась на верхней полке и
переодевалась в шатре с двумя сотнями других девушек. Когда она ко мне
подошла, я чуть язык не проглотила. Она спросила, не думала ли я учиться
летать. Сказала, у меня подходящая фигура…
– То есть, – фыркнул Лионель, – полное отсутствие таковой.
– Верно, – удрученно согласилась Клео. – Но в те времена плоскогрудые были в
моде. В общем, Люсия объяснила, что собирается в Калифорнию на зиму, и что
там будет Барни Парриш. Обещала поговорить с ним насчет меня и поговорила.
Ту зиму я провела с Барни и его женой, Эйлен Лидс. Она лет через пять
разбилась на манеже, а тогда была знаменитой.
– Каким был Барни Парриш? – робко спросил Томми.
У него все еще в голове не укладывалось, что эта дружелюбная разговорчивая
женщина – величайшая звезда Летающих Фортунати. И снимок ее – вместе с
мужем и братом – висел на стене его спальни много лет. Неужели и Барни
Парриш, легенда Большого Шоу… Томми затруднялся выразить эту мысль… ну, тоже обычный человек, с которым можно быть знакомым и запросто общаться?
– Барни? Ох, он просто лапочка, – уверенно сказала Клео. – Ирландец… Ты
понятия не имеешь, какой у него акцент. А я тогда говорила с техасским
выговором, и иногда мы едва друг друга понимали. Он и Эйлин обращались со
мной, как с собственной дочкой. Эйлин тайком подсовывала мне шоколадки, приговаривая, что бедному ребенку – то есть, мне – нужны силы. А Барни их у
меня отбирал, утверждая, что не хочет, чтобы я растолстела. А потом возвращал
с условием, что я с ним поделюсь и не расскажу Эйлин, потому что она в свою
очередь тоже не хотела, чтобы он нарушал диету. Как-то он сказал, – глаза Клео
затуманились, – чтобы стать воздушным гимнастом, надо держать в уме только
одну вещь – философское отношение к возможности сломать себе шею.
Томми припомнил, что и Марио говорил что-то похожее. Где же Марио? Томми
поерзал на стуле. В другое время разговоры о мире Большого Шоу, о его
легендарных артистах захватили бы его целиком. Но сейчас он просто не мог
спокойно ими наслаждаться.
– Еще печенья, Томми? Лисс?
– Нет, спасибо, – он вспомнил правила приличия, – но оно замечательное. Вы
сами пекли?
– Господи, нет! – рассмеялась Клео. – У меня даже вода подгорает. Деловые
женщины не готовят.
Томми смешался, вспоминая, как гордилась своим ведением хозяйства Бесс Зейн, как отлично она жарила и пекла. Хотя она больше не выступала. Почему нет?
– Клео, а где Барни сейчас? – поинтересовался Анжело.
Живое лицо Клео вдруг погасло и побледнело. На секунду она стала выглядеть
на свой возраст.
– Я не знаю, – грустно ответила она. – Никто не знает. Видит Бог, мы
перепробовали все. Я до сих пор считаю, что он связался бы со мной, если бы был
жив. Я была ему как сестра. Он был моим посажённым отцом на свадьбе. Когда я
сломала руку и не могла спать, сидел со мной всю ночь и читал мне ирландские
сказки. Но потом он упал, уехал на скорой… и просто исчез.
– Я думал, он умер, – в шоке выдохнул Томми.
Ему и в голову не приходило, что великий ирландский гимнаст, покалечившийся
во времена его детства, все еще может быть жив.
– Нам было бы легче, знай мы это наверняка, – вздохнул Лионель. – Но он
буквально испарился. Рэнди Старр обратился в агентство Пинкертона. Когда
они сдались через год, Джим и я наняли частного детектива. Барни отследили
до мексиканской границы, но там след пропал. Больше никто о нем ничего не
слышал.
На них опустилась сумрачная тень призраков прошлого. Прославленный
ирландский гимнаст, идол Марио, сломавший обе ноги при падении, растворился
в забвении вместе с другими загубленными карьерами. Томми подумал о Люсии, которая своей грацией порой маскировала боль и неловкость, о Джо с его рано
поседевшими волосами, который когда-то умел «всего понемногу». Он думал о
собственном отце, о широком уродливом светлом шраме, пересекавшем глаз Тома
Зейна, о кровавых лоскутах порванного костюма.
– Таков наш бизнес, – мрачно произнес Анжело. – Сейчас ты на вершине мира, а
через минуту… куда все подевалось?
– Да ладно, развели траур! – вздрогнул Джонни. – Ни к чему такие разговоры!
Можно мне еще кофе, Клео?
Пока она возилась с кофейником, в трейлер вошли Папаша Тони, Марио и Джим
Фортунати. Клео засуетилась с добавкой кофе, бутербродов и выпечки, в
трейлере стало тесно. Лисс и Клео умостились на одном стуле. Томми уступил
свое место Папаше и уселся на пол рядом с Марио. Наступила тишина.
– Нет, Клео, спасибо, кофе больше не надо, – заговорил Папаша Тони. – Не буду
мучить вас ожиданием, дети. Мы понравились Старру, но в этом сезоне он нас не
берет.
Томми взглянул на Марио, но не увидел его лица за большой синей кружкой с
кофе. Лисс выглядела разочарованной, однако не слишком удивленной. Джонни
ударил кулаком о пол.
– Он сделал предложение, дядя Тони… – начал Джим.
– Нет, – перебил Марио, – я же просил…
Джим Фортунати жестом велел ему замолчать.
– Он предложил выпустить Марио на центральный манеж с Клео и Лионелем. И
взять Тони агентом. Но других ловиторов он использовать не может. Девочка…
не хочу уязвить твои чувства, Лисс, но он так и сказал: «У меня с десяток таких
же хороших и почти таких же симпатичных». Паренек… Томми?... выглядит
многообещающим, но заключить с ним контракт мы сможем только через пять
лет. Мы выступаем в крупных восточных штатах, а там очень строгие законы
насчет несовершеннолетних в номере. Кое-кто из детей наряжается для парада-
алле или ездит по манежу, но наша политика четкая – до двадцати одного года в
воздухе делать нечего. Было бы ему хотя бы восемнадцать, подделали бы
документы. Но шестнадцать – нет.
Тонио Сантелли горько усмехнулся.
– Нам с тобой трудно понять, да, Джим?
Фортунати ответил похожей усмешкой.
– Точно, дядя Тони. В восемь лет я был верхним в колонне, а в тринадцать пошел
по канату.
– Как это, Джим? – спросил Джонни. – Лисс и Мэтт работали с Лу в манеже, когда
Лисс еще и четырнадцати не стукнуло.
– Знаю. Но это было до войны. Года три назад мы угодили в переплет в Чикаго.
Девочка из номера с корд де воланом упала и сломала спину. Это был большой
семейный номер… Гонсалво или Гонсалес… забыл.
– Гонсалес, – напомнила Клео. – Консуэло Гонсалес.
Лионель кивнул.
– Мужчин массово забирали в армию, и у нас было много мексиканцев, потому что
местная комиссия могла призывать только граждан. Когда Консуэло упала, оказалось, что ей было около пятнадцати. Общество по охране труда
несовершеннолетних разнюхало эту историю и устроило большую бучу, кто-то








