Текст книги "Трапеция (ЛП)"

Автор книги: Мэрион Зиммер Брэдли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 46 страниц)

Барбара тронула его за плечо. Теперь она была выше Томми – крепкая девочка с

вьющимися каштановыми волосами и раскрасневшимся лицом.

– Привет, Барби. Что ты тут делаешь?

– А ты как думаешь? Я прожужжала Лулу все уши, и Джонни пообещал научить

меня ловить.

– Ты не слишком легкая для ловитора?

– Чепуха, – вмешался услышавший их разговор Джонни. – Размеры не имеют

никакого значения – все это чушь. Старая сказка, будто ловитор должен быть

самым крупным человеком в номере! Надо просто знать, как ловить. Никогда не

вытягивай руки полностью и вовремя приподнимайся. Стел даже меня запросто

поймает. Я ее как-то учил, потому что это очень зрелищно – как этакая малышка

ловит такого, как я.

– А мне, – присоединился к разговору Марио, – все равно больше нравится, когда

ловитор достаточно крепкий, чтобы выдержать вес. Рано или поздно нагрузка

начинает сказываться. Плечи всегда самое слабое звено. Помнишь, что

случилось с Барни Парришем? Он преспокойно вышел через неделю после того

жуткого падения, а потом порвал плечевой мускул – и все на этом.

Марио резко махнул рукой.

– На манеже он больше не появлялся. А ведь был лучшим.

– Проклятье, – сказал Джонни. – Я когда-то ловил тебя, а ты выше.

– Но не на сложных трюках. К тому же мы были детьми. С Анжело я чувствую

себя куда увереннее.

– Послушай, инерция перекладины…

Томми отвернулся. Он не раз слышал эти споры, которые никогда ничего не

решали и всегда оставляли спорящие стороны при своих мнениях. Стелла тоже

пожала плечами.

– Пойду поработаю.

– Ты же говорила, что начнешь со следующей недели.

– Обычные упражнения. Я так долго болела, что совсем потеряла форму.

Анжело подал знак Томми.

– Иди переодевайся, и посмотрим, насколько ты потерял форму.

Томми послушно влез в трико. Когда он карабкался по лестнице, Люсия по-

прежнему стояла на мостике, а Анжело сидел в ловиторке. Девушки ушли.

– Ну вот, – сказала Люсия. – Теперь дети не мешаются под ногами, и можно

поработать.

Томми почувствовал себя польщенным: своим замечанием Люсия даже Лисс

отнесла к любителям, а его назвала профессионалом. Точно и выверено она

подала ему перекладину.

– Переставь ладони ближе к центру. И старайся держать большие пальцы поверх

балки, вот так.

Томми попробовал.

– Странно как-то.

– Да, поначалу непривычно. Но так равновесие лучше, и не зацепишься, когда

отпускаешь. Посмотри на Мэтта – обрати внимание, как он ставит руки.

– Готовы? – позвал Анжело.

Томми раскачался, потом – по настоянию Анжело – упал в сетку, снова залез и

принялся качаться. Наконец мужчина обронил:

– Недурно. Ты не позволил себе разболтаться. Молодец, малый.

Томми зашел было в раздевалку, но выскочил оттуда в смущении: внутри сидела, уронив голову на руки, полуголая Стелла. Лисс, склонившись над ней, обнимала

девушку и что-то ей говорила.

– Нет, все в порядке, просто зла не хватает, – отвечала Стелла. – Я просто…

просто вся трясусь. Я больше не доверяю себе, у меня руки как макаронины.

Лисс…

– Я знаю, знаю, – утешала Лисс. – Мышцы ослабели, вот и все. Я знаю, как это

ужасно… у меня самой так было после рождения Дэйви. Как только к тебе

вернутся силы, все наладится, дорогая. Навык ты не потеряешь. Погляди на

Люсию. Она не была наверху десять лет, но у нее отличный тайминг, ты сама

видела. Пойдем, дорогая, прими горячую ванну, а я потру тебе спинку.

Лисс хихикнула.

– Все будет хорошо. Зато Джонни сегодня ночью не будет удивляться, что ты

слегка не в форме.

Они рассмеялись, а Томми, вдруг сообразив, что имеется в виду, сбежал с

горящими щеками. Даже за своей одеждой не вернулся. Чего доброго, женщины

поймут, что их подслушивали.

Жизнь быстро вошла в колею. Томми записался в школу и вместе с Марио начал

утренние тренировки; к ним регулярно присоединялись Джонни и Барбара, а

иногда – Лисс. Теперь, когда у них было четыре вольтижера, считая Папашу, они

начали работать над синхронным пассажем к двоим ловиторам, используя

двойную трапецию, на которой в прошлом сезоне летали Марио и Томми. Джонни

порой подшучивал насчет номера-конфетти – не при Анжело, разумеется – но

ловитором был хорошим: сильным и надежным. Марио снова усердно тренировал

тройное сальто. Джонни работал с Лисс, Люсией и Барбарой: Стелла была еще

слишком слаба, чтобы подниматься на аппарат. Но Папаша Тони не говорил, ни

какие трюки войдут в номер, ни даже кто из членов семьи отправится в тур. Он

как будто чего-то ждал.

Как-то днем Люсия позвала Папашу к телефону. А когда он вернулся, то

некоторое время смотрел на них всех, а потом спросил:

– Марио, ты готов показать нам тройное?

– Завтра, Папаша, – откликнулся Анжело. – Он работал весь день.

– Тогда завтра. Идите одевайтесь.

Однако у дверей он остановил Марио.

– Не уезжай сегодня. Я хочу поговорить с вами всеми. После ужина, в гостиной.

Марио пошел переодеваться к Томми. Был он серьезен и даже хмур.

– Что случилось? Чего хочет Папаша?

– Поживем – увидим, – только и сказал парень.

В большой, скупо обставленной гостиной Папаша Тони встал спиной к огню и

обвел домочадцев живыми темными глазами. Люсия чинно и строго сидела на

своем стуле с прямой спинкой. В темном платье с белым воротничком она

разительно отличалась от дружелюбной женщины на мостике. Марио, вытянув

ноги, устроился в кресле. Лисс примостилась на подлокотнике. Минуты шли, отблески огня играли на стенах, градус заинтригованности рос. Томми сел возле

камина позади Барбары. Анжело с забинтованным запястьем раскуривал

сигарету. Даже Джонни молчал, обняв колени. Наконец Папаша Тони сказал:

– Джим Фортунати звонил мне с зимней квартиры Цирка Старра. Рэнди Старру

нужен второй воздушный номер. Джим говорил, Старр любит большие номера: чем больше, тем лучше. Он встретит нас через десять дней. В этом году у нас

будет четыре вольтижера. Ты, Джонни, будешь вторым ловитором. Элисса, на

пробах ты заменишь Стеллу, раз она еще не может работать.

– Вы считаете, это разумно, Папаша? – заговорила Люсия. – Вы же знаете…

Старик нетерпеливо пожал плечами.

– Это пробы, они не накладывают на нее никаких обязательств. Она нам нужна, пока Стелла больна!

Томми – не в первый раз – удивился, каким образом Лисс получила согласие

Дэвида. И получила ли вообще. Впрочем, у него не было времени над этим

раздумывать.

– Джанни.

– Сэр… – начал было Джонни.

– Благодари Анжело, не меня. Он убедил меня дать тебе еще один шанс.

– Дядя Анжело, я, право, благодарен, но…

– Просто помни, где твое место, – рявкнул Анжело. – Второй ловитор. Где-то

между Томми и Лисс. Никаких фокусов. Ты Сантелли, не забывай об этом.

Джонни напряг челюсть. В свете огня Томми заметил, как двигаются мелкие

мускулы у него на горле. И все-таки он сумел сдержаться.

– Ладно, ладно.

– Мэтт, тебя в этом году выставим ведущим артистом. Продемонстрируешь

Фортунати тройное сальто?

– Как скажете, Папаша.

– Нет, это зависит от тебя и Анжело.

– Покажи ему, Мэтт, – сказал Анжело. – Даже если не получится, он достаточно

хорош, чтобы понять, насколько ты был близок.

– Да, он хорош, – кивнул Папаша. – Элисса, будешь летать в пассаже и сделаешь

что-нибудь красивое на открытии… Спроси Люсию, что лучше подойдет.

Девушка неуверенно кивнула, и Папаша добавил, жестко глядя на нее:

– На этот раз у нас не будет проблем с Дэвидом, слышишь?

Марио взял сестру за руку.

– Я это гарантирую.

– Томми…

Папаша высмотрел его за Барбарой, и все взгляды устремились туда же. Но

Томми в кои-то веки не испугался: просто настала его очередь, вот и все.

– Ваши с Марио трюки на двойной трапеции самые зрелищные из всех, что у нас

есть, помимо тройного сальто. Они сами по себе необычны. Только помни, что ты

Сантелли. Я сказал Фортунати, кто ты на самом деле, но это часть нашей

рекламы: три поколения Сантелли. Кто-нибудь хочет что-то добавить?

Люсия хотела.

– Гардероб. Лисс и Джонни носят обноски. И ты, Мэтт, останься, пожалуйста, дома на этой неделе – не носись по Голливуду с мальчиками из балета. Я

понимаю, что сейчас еще не сезон, и это твое личное время, но я хочу, чтобы ты

был здесь, понятно?

– Слушай, Лу, у меня есть работа. Я могу взять отгул для проб, но какой смысл…

– Ты каждый день мотаешься туда-сюда, – возразила Люсия. – А если ты будешь

спать здесь, то окажешься под рукой, когда понадобишься. И я буду уверена, что

ты достаточно ешь, достаточно спишь…

– Лу, ради бога, мне уже не шестнадцать! Я живу отдельно шесть лет! К тому же

моя комната занята Томми, плюс Лисс, и вообще все по парам…

– Лу права, – вставил Анжело. – Перебирайся к Томми или Клэю. Тебе надо

оставаться в доме.

Марио пожал плечами.

– Ты здесь босс. Томми, потерпишь меня недельку?

– Если ты сам не против, – пробормотал Томми, глядя в пол. – Я согласен.

Понеслись сумбурные дни. Тренировочный зал был закрыт для всех, кроме

шестерки выступающих, и даже Папаша Тони тренировался вместе с ними.

Томми, сначала решивший, что им с Марио выпал дар Небес – делить комнату на

двоих и спать вместе – обнаружил, что рано радовался. Они были слишком

заняты и слишком уставали, чтобы пользоваться случаем. И все-таки после

очередного выматывающего дня Томми мог засыпать на подушке Марио и, просыпаясь раз-два за ночь, слушать его дыхание. Не более того. Они снова

вернулись к былым отношениям – партнеры, компаньоны, братья. Все телесное

напряжение, никогда целиком не исчезающее, некогда заставлявшее их

бросаться в объятия друг друга по ночам, теперь изливалось в тот момент, когда

оба, как один, отпускали перекладину. После каждой репетиции они, насквозь

мокрые от пота, кое-как стягивали одежду и падали отдыхать (Марио дважды

уснул на полу), и Томми чувствовал такую же слабость и опустошенность, как

после самого бурного секса. Они обнимались перед тем, как уснуть, но в этом

объятии были лишь усталость и нежность. Томми считал, что Марио полностью

не осознает их новое положение – или, напротив, осознает слишком хорошо – но

как-то утром парень, бреясь, пробормотал:

– Боже, мы прямо пай-мальчики какие-то.

– А откуда взять силы быть какими-то еще?

– Когда это все закончится, неважно, успешно или нет, я покажу тебе парочку

трюков.

– Обещаешь?

– Обещаю.

Томми отвернулся, опасаясь выдать себя. Уж лучше думать только про работу.

На выходные в гости явился Дэвид Рензо – и вряд ли Лисс была сильно ему рада.

За несколько минут до того, как он появился в дверях, Лисс тренировала новый

трюк и довольно неудачно упала. Когда Дэвид вошел, она уже вытирала мокрое

лицо полотенцем, однако стоило мужу ее обнять, как Лисс охнула и вывернулась.

Люсия тронула ее за руку.

– Ударилась?

Лисс потрясла головой и неблагоразумно стянула свитер, оставшись в лифчике.

Анжело тоже подошел посмотреть на алые полосы, крест-накрест пересекающие

спину девушки.

– В следующий раз будешь осторожнее, ragazza! – хмыкнула Люсия.

– Господи! – задохнулся Дэвид. – Тебя будто плетью отстегали! Что случилось?

Ты упала? Так и знал, так и знал, что не надо было разрешать тебе…

– Не глупи, – перебила его Лисс. – Всего-то слишком сильно ударилась о сетку.

Мы все время падаем. Не поднимай шума, Дэвид, я сама во всем виновата.

– Слушай, ты никогда не рассказывала… Ты же говорила, что с тобой никогда

ничего не случается…

Лисс, вспыхнув, повернулась к нему.

– Снова начинаешь? Ты обещал…

– Мне что, стоять и смотреть, как ты убиваешься?

Дэвид обвел взглядом собравшихся рядом людей, и Томми вдруг сообразил, что

все Сантелли сгрудились вокруг и пристально смотрят на чужака.

– Надень свитер, Лисс, – коротко бросил Анжело. – Не стой полуголая, простудишься. И в следующий раз катись, когда падаешь в сетку… Ты в возрасте

Барби лучше знала, как падать! Прими горячую ванну, и пусть Лу или Джонни

сделают тебе массаж, а то к субботе будешь как деревянная, и я тебе шею

сломаю.

Он обернулся и велел:

– Все работать! Джонни, ты обернул перекладину? Мэтт, Томми, поднимайтесь

на двойную трапецию.

Когда Анжело ушел, даже не взглянув на Дэвида, тот смерил Лисс гневным

взглядом, сжал губы и выскочил из зала, хлопнув дверью.

– Лисс, иди за ним, – тихо и встревоженно сказала Люсия. – Не отпускай его

такого злого.

– Ради бога! – вскрикнула Лисс, прижимая пальцы к вискам. Она беспомощно

смотрела то на мать, то на дверь, за которой скрылся ее муж. – Чего ты от меня

хочешь, Лулу? Я-то что сделаю? Почему я всегда оказываюсь крайней?

– Элисса, он твой муж! Ты не должна с ним так ругаться! Иди и помирись…

– И что я ему скажу?

Лисс бросилась в раздевалку, Люсия поторопилась за ней.

Анжело, нахмурившись, рыкнул:

– Нет, Марио, черт возьми! Только тебя там и не хватало! Ты никуда не пойдешь.

Томми, я жду!

Когда Томми поднялся на аппарат, Марио, побелевший и дрожащий, растирал

запястье.

– Марио… – заикнулся было Томми.

Но парень посмотрел на него с одним из своих самых холодных и отстраненных

выражений лица.

– Даже не начинай! Вперед!

Вечером возле огня Анжело вдруг заговорил:

– Дэйв, я хочу рассказать тебе о моей жене, Терезе.

Томми оторвался от геометрии. Анжело никогда прежде не упоминал Терри

Сантелли. В альбоме были ее фотографии – с них смотрела прелестная

темноволосая девушка. Маленькую Тессу, радость и гордость Люсии, время от

времени привозили на выходные из интерната, и весь дом баловал ее самым

отчаянным образом. Анжело подошел к Дэвиду и сел рядом с ним.

– Порой я думал, что Терри вышла за меня из-за любви к… романтическому

ореолу полетов. К их опасности.

– Как Лисс? Слушай, Анжело, свои утешения можешь оставить при себе…

– Нет, совсем не как Лисс. Терри была помешана на всяких опасных штуках просто

потому, что они были опасные. Лисс тоже рискует, но ее так воспитали. Это часть

ее повседневной работы. Терри… я вообще не хотел, чтобы она летала, но она

только и мечтала попробовать. Я все равно учил Мэтта и Лисс, так что взял и ее.

Она была хороша. Хороша и абсолютно бесстрашна. Делала сумасшедшие трюки, и я все ждал, что она свернет себе шею, но Бог миловал. Она даже пальцев

никогда не ломала. Потом родилась Тесса, и я уперся. Я запретил Терезе летать, запретил ей даже к аппарату подходить, – лицо Анжело исказилось в

иронической усмешке. – Терри рвала и метала, умоляла меня, но я хотел показать

ей, кто в доме хозяин. Никаких полетов… Она должна была остепениться и

растить моего ребенка, как приличная жена.

– Анжело… слушай…

– Нет, это ты слушай, Дэйв. А когда Тессе было десять месяцев, Терри

превратила в кашу мою машину и себя заодно, потому что ей нужны были

скорость, опасность и адреналин. Я отстранил ее от полетов, и она начала

выжимать девяносто миль на шоссе, где, в отличие от аппарата, другим людям

наплевать на безопасность.

Анжело смотрел в огонь, и Томми гадал, что он видит в языках пламени.

– Дэйв, парень, нет смысла защищать того, кто не хочет твоей защиты.

Дэвид молчал. Лицо у него было такое же застывшее и отвердевшее, что и у

Анжело. Потом он поднялся, отворачиваясь от камина.

– Что ж… здесь есть, о чем подумать. Но мне ведь не должно это нравиться, правда?

Анжело положил руку ему на плечо.

– В том и дело, парень. Боюсь, что должно.

Больше Дэвид ничего не сказал, но, уезжая в Сан-Франциско воскресным

вечером, оставил Лисс у Сантелли без всяких протестов.

А на следующий день Томми впервые серьезно упал.

В процессе обучения и тренировок он срывался сотни раз. На его долю перепало

все положенное молодым гимнастам количество синяков, ожогов, ссаженных

коленей и потянутых мышц, и он всегда относился к ним, как к чему-то само собой

разумеющемуся. Даже тихонько гордился, что не обращает внимания на эти

мелкие досадные травмы. Но случившееся стало для него ужасной

неожиданностью.

Томми делал простое сальто и даже соприкоснулся с Джонни пальцами, и тут в

глазах потемнело. Почувствовав, что летит вниз, он в последних проблесках

сознания попытался свернуться и с содроганием понял, что тело не слушается.

Потом был сильный удар и темнота.

В носу поселился резкий горький запах. Томми поперхнулся, закашлялся и

открыл глаза. Мокрое лицо холодило. Джонни сидел рядом и держал у его

ноздрей открытый пузырек нашатыря. Под спиной был твердый пол. Лицо Марио

размытым кругом маячило за плечом Джонни. Оттолкнув руку с нашатырем, Томми сел.

– Что случилось? – пробормотал он.

– Похоже, ты потерял сознание, – сказал Джонни. – Я сперва решил, что ты

промазал, а потом увидел, что ты не группируешься, а наоборот. Господи, как ты

меня напугал… Я думал, ты свалишься прямо на голову!

– Подай полотенце, Лисс, – Марио снова протер ему лицо. – Давай-ка, Везунчик, выпрямись. Где-нибудь болит?

Томми попробовал подвигаться.

– Вроде нормально… Я… ой!... кажется, ребра ушиб. А так нормально.

Тело снова свело спазмом ужаса.

– Ты нас всех перепугал, – в голосе Анжело звучала непривычная мягкость. – Ты

мог сломать шею. Я уж было решил, что ты ее в самом деле сломал. Марио

правильно сделал, что прозвал тебя Везунчиком.

– Все так быстро случилось, – выговорил Томми. – Все было нормально, а потом в

глазах почернело. Хотел сгруппироваться и не смог.

– Будешь должен свечку Святому Михаилу, – Лисс робко тронула его за руку. –

Вот так гимнасты и убиваются.

Томми вдруг понял, насколько потрясенными они выглядят. Опасность в самом

деле была так велика? Они в самом деле так за него переживали? И только-

только он успел проникнуться всеобщим теплым отношением и неожиданно

бурным проявлением чувств, как Анжело резко скомандовал:

– Так, хватит. Он не пострадал. Мы не будем весь день рассусоливать, что могло

случиться. Лисс, лезь наверх и помни, пожалуйста, что ловитор здесь я. Ты все

равно хватаешься. Держи руки при себе, а как их поймать – это моя забота.

Лисс пошла к лестнице. Марио жестом отправил Томми следом.

– Ты знаешь правило. Если не получилось, иди наверх и делай снова.

Томми качнул головой.

– Не могу. Меня еще трясет.

– Именно поэтому, Везунчик.

– Как скажешь, – Томми кое-как встал на подгибающиеся ноги и побрел к

лестнице.

Во рту сделалось гадко.

– Что-то мне… – начал он и едва успел добежать до уборной.

Марио сунул ему полотенце и с мрачным видом стоял рядом, пока Томми – по

своим ощущениям – выкашливал все внутренности. Когда рвота наконец

прекратилась, он вцепился в фаянс и выговорил:

– Лучше я сделаю перерыв. Если полезу наверх, снова упаду.

– А если не полезешь сейчас, не полезешь никогда.

Глаза Марио светились ледяным спокойствием, его рука на локте Томми больше

не поддерживала, а сжимала.

– Я бы понял, если бы ты ударился головой. Небольшое сотрясение, бывает. Но

головой ты не бился, а выворачивает тебя просто потому, что ты струсил. А

теперь выметайся отсюда, пока я тебя на клочки не разорвал.

Парень толкнул Томми к выходу, и тот вдруг понял.

Он думал, что ничего не боится. Он гордился собой, потому что никогда не

страдал от обычных панических атак, присущих начинающим воздушным

гимнастам, не цеплялся в ужасе за перекладину, страшась падения, не хватался

за стропы, как утопающий за соломинку. А теперь оказалось, что он вовсе не

чужд страху, просто в его случае страх пришел позже, в более слабой форме. В

его храбрости не было никаких личных заслуг, просто не выпало случая по-

настоящему испугаться, вот и все. А теперь он испугался, и Марио это заметил.

Под насмешливым взором парня Томми побрел к лестнице и, спотыкаясь, полез

на аппарат.

– Ну наконец-то, – язвительно встретила его Лисс. – Добрый вечер.

Девушка подождала, пока он подаст перекладину, раскачалась, кувыркнулась и

позволила Анжело поймать себя за лодыжки. Томми неуклюже схватил

вернувшуюся трапецию, пытаясь отбросить все мысли и сосредоточиться лишь

на моменте, когда Анжело отпустит Лисс. Он бросил ей трапецию, девушка

поймала, прыгнула на мостик рядом с ним и уклонилась, давая ему перехватить

перекладину.

– Быстрее убирай! Не спи! – крикнул Марио снизу. – Так, Томми, твоя очередь.

Лисс придержала трапецию, пока он брался за перекладину.

– Окажи милость, поделись, что будешь делать? – едко поинтересовался

Анжело.

– Простой перелет, – ответил Томми единственное, что пришло на ум.

Марио считал для него, чего не делал с самых первых дней.

– …два, три… пошел!

Томми почувствовал, как трапеция понесла его вверх. Внутри словно сжимались

неведомые раньше мышцы, голос Марио звучал будто за миллионы миль.

– Подтянись… выпрями ноги… держи, держи… пошел!

Томми бросил тело через перекладину, и руки вдруг оказались там, где им

положено было быть. Вот Анжело поймал его запястья, вот движение отдалось

болью глубоко под ребрами. Зато он снова чувствовал ритм кача, ровный, как

часы… а потом перевернулся, и их руки расцепились. Томми позволил трапеции

нести себя, обнаружил перекладину под пальцами и с облегчением ощутил под

ногами надежный мостик.

– Грязно! – выкрикнул Марио. – Ноги и локти во все стороны! Лисс, быстрее

убирай перекладину… не пихай ее за один конец! Еще раз!

После двух попыток Анжело разрешил Томми спуститься и занялся с Марио

работой над тройным сальто. Упав рядом с Джонни, Томми закрыл глаза, радуясь тактичному неписаному соглашению, которое позволяло ему

растянуться на полу и притвориться спящим. Сейчас Томми не хотелось даже

добродушного подтрунивания. Болело практически все. Когда Марио и Анжело

закончили репетицию, Томми сел. Ответил на вопрос: «Порядок, Везунчик?»

коротким кивком и направился к раздевалке.

– Расскажешь Люсии? – спросил Анжело поверх его головы.

– С какой стати? – возмутился Марио. – Я что, отчитываюсь ей о каждом своем

падении?

– Это другое, и ты все прекрасно понимаешь, – тихо возразил Анжело. – Когда

вот так теряешь контроль в воздухе, ничего хорошего это не сулит. Ему надо

провериться у доктора.

– Не пойду я ни к каким докторам! – отрезал Томми.

– Ты будешь делать то, что тебе говорят, и давай без возражений, – предупредил

Анжело и снова обратился к Марио: – Вдруг он перегрузил сердце или заработал

легкое сотрясение от какого-нибудь другого падения? В следующий раз ему

может не повезти. Летать можно только в безупречном физическом состоянии, ты сам знаешь.

– Каркаешь, как старуха, – нахмурился Марио. – Одно падение ничего не значит.

Ему от твоих разговоров будет хуже, чем от парочки неудачных свиданий с

сеткой.

Джонни накинул полотенце на плечи.

– Анжело, не делай из мухи слона. У нас еще пробы у Старра, а ты знаешь этих

докторов. Ничего не найдут, а все равно перестрахуются и заставят его сидеть

внизу неделю-другую.

– Я в порядке, – вставил Томми. – Может, перегрелся или еще что.

– Разумеется, – Марио положил твердую уверенную руку ему на плечо. – Господи, Анжело, неужели ты не помнишь, что было со мной в прошлом сезоне? Каждый

долбаный раз, когда я начинал третий кувырок, тело переставало слушаться, в

глазах мутилось, и я сам не понимал, как оказывался в сетке. Хороший сон

поможет ему лучше, чем полная больница докторов.

– Ох уж эти доктора, – неприязненно подхватил Джонни. – Помнишь болвана, который лечил Мэтту запястье? Классический перелом лучевой кости, шесть

недель – вот что он сказал. И не поверил, когда Мэтт заявил, что все зажило.

Даже рентгену сначала не поверил. А я так скажу. Кто знает о мышцах и костях

достаточно, чтобы летать, сразу понимает, в форме он или нет. Если Том

говорит, что он в порядке – а на последней попытке он выглядел вполне

нормально – значит надо его послушать и прекратить суетиться без повода.

Анжело не выглядел убежденным, но в конце концов пожал плечами.

– Ну ладно, как хотите.

Джонни наблюдал, как Томми пытается вдеть руку в рукав свитера.

– Потянул? Давай гляну.

Джонни развернул его, пробежался по спине твердыми пальцами.

– Плечо в порядке, – он задрал на Томми свитер и рубашку. – Синяков не видно.

Где болит? Размять спину?

– Не надо, все нормально.

– Пусть сделает, Том. Джонни в этом мастер, – сказал Марио.

– Спецуслуги без дополнительных расходов, – хмыкнул Джонни и добавил с

нажимом: – На этой неделе нам меньше всего на свете надо, чтобы тебя схватило

судорогой. Я такие штуки умею, вон Лисс хотя бы спроси.

Анжело, который, опустившись на колени, завязывал шнурки, криво усмехнулся.

– Да, Том, черт с ним, с сотрясением, если тебе так угодно, но ради бога, судороги

– это не шутка.

Марио все еще принимал душ наверху, когда Джонни постучался в комнату.

Войдя, он жестом велел Томми снять рубашку и лечь на постель лицом вниз, а

сам сел рядом и принялся разминать ему мышцы. Томми напрягся: он ненавидел, когда его трогали.

– Полегче, парень, ты твердый, как доска. Я ничего не смогу сделать, пока ты не

расслабишься.

Пальцы Джонни массировали Томми шею, пытаясь расслабить напряженные

мышцы. Томми тщетно пытался следовать совету. Прикосновения не были

неприятными, просто он боялся собственной непредвиденной реакции. Он

привык видеть Джонни в трико, на аппарате, в раздевалке – за работой. Но

Джонни, раздетый до шортов, свежий после душа, с мокрыми волосами, пахнущими мылом, – это было совсем другое. Томми уткнулся пылающим лицом в

подушку и отчаянно желал оказаться в Тимбукту.

– «Извращенец, – твердил он сам себе. – Гомик проклятый».

Вышел Марио, завернутый в полотенце, и подхватил свои штаны, брошенные в

изножье кровати.

– Паренек заработал растяжение?

– Хммм, не думаю. Мышцы как будто в порядке. Здесь больно?

Джонни передвинул Томми в новое положение и принялся прощупывать

середину спины. Он словно преодолевал отдельные слои мышцы, безошибочно

выискивая болезненные точки.

– Ты прямо профессионал, – протянул наблюдающий за процессом Марио.

Джонни фыркнул.

– Я и есть. Две зимы работал тренером в фитнесс-клубе. Где я, по-твоему, набрался этих трюков? Старик-массажист меня многому научил. Тальк есть?

Вот… так лучше, Том?

Томми дернулся.

– Да в чем дело? – удивился Джонни. – Ты, как кошка, нервный. Щекотно?

Марио выбрал именно этот момент, чтобы тронуть голую спину Томми кончиком

пальца, и Томми подскочил, растолкав обоих локтями.

– Прекратите! – его голос сорвался на фальцет.

– Марио, убирайся, – приказал Джонни. – Ты меня нервируешь.

Парень взял одежду и послушно ушел, а Джонни выпрямился.

– Посиди минуту, Том. Я хочу покурить и кое-что тебе сказать. Вряд ли ты бы

хотел, чтобы я говорил это при Марио. Сигарету?

Томми покосился на пачку и уставился в ковер.

– Нет, спасибо.

– Как хочешь. Послушай, Том, ты сплошной комок нервов. Считаешь, я не понимаю, что с тобой? Тебе, кстати, сколько лет? Пятнадцать?

– Шестнадцать.

Джонни мельком улыбнулся.

– Не думаю, что ты тут живешь затворником, но все-таки есть парочка вещей… Ты

же не часто бываешь в бане или профессиональном тренажерном зале, правда?

Так и думал, что нет. Зато я бываю. Наверное, следует немного просветить тебя

насчет… ага, вижу, ты понимаешь, о чем разговор.

Томми не осмеливался поднять глаз.

– Слушай сюда, – Джонни отложил сигарету. – Если тебя кто-то вот так

обрабатывает, и ты ничего не чувствуешь внутри… – он сделал короткий, очень

понятный жест, – то ты мертвый кусок мяса, вот и все. Это нормально. Я не гей, я

не из тех парней, которые любят лапать за задницу симпатичных мальчиков. Это

просто моя работа, я в ней хорош, и это ровным счетом ничего для меня не

значит. А теперь, ради бога, расслабься и позволь мне тебя размять.

Чувствуя, как горят щеки, Томми перекатился на живот и уткнулся лицом в руки.

Он никак не мог взять в толк – то ли Джонни ничего не понял, то ли, напротив, понял все слишком хорошо.

Вечером накануне отъезда на зимнюю квартиру Цирка Старра Папаша Тони

безжалостно прогнал все трюки. Затем Люсия тщательно осмотрела всех с ног

до головы. Присматриваясь, она снова и снова ходила кругами. Щелкнула

ножницами, отрезая особенно упрямую прядку, выбивающуюся из хохолка Томми; нахмурилась на обесцвеченную прядь в прическе Джонни и зачесала ее так, чтобы не было видно; конфисковала потертые напульсники Анжело и выдала ему

новые; выпустила красивый локон на висок Лисс.

Они решили обойтись без костюмов. Старр, бесспорное «Большое Шоу»

циркового мира, щедро снабжал свои номера, так что Сантелли намеревались

выйти в аккуратной рабочей одежде. Мужчины надели черные трико, поношенные достаточно, чтобы не выглядеть слишком новыми, и рубашки, которые Люсия мастерски подсинила до белизны. Лисс носила простой розовый

купальник и трико. Томми смутно понимал, что вся эта нарочитая неброскость

сама по себе является высшим проявлением умения выставить номер в лучшем

свете.

За ужином ели мало. В конце трапезы Папаша Тони встал и окинул взглядом

длинный стол.

– Я хочу сказать, – начал он, – чем бы ни обернулся завтрашний день, спасибо

всем вам. Мы… снова семья. Когда-то нас было много, а теперь я вижу, что мы

можем быть вместе, как всегда. Люсия, ты сделала… как это говорят? – он

нахмурился, – все возможное и невозможное. Клэй, Барбара, вы слишком юны, чтобы быть с нами сейчас, но вы увидите, частью чего сможете стать. Я не хочу

произносить речей. Я скажу одно. Сегодня я счастливый человек, очень

счастливый человек. Долгие годы я не был так счастлив, а завтра все мои дети

будут со мной. Все мои дети – сыновья, внуки… да, и внучки тоже, Элисса.

Поверь, я знаю, в некотором смысле тебе приходилось труднее всех. Я

обращаюсь и к тем, кто влился в нашу семью только недавно. Стелла, – его

взгляд с особенной нежностью остановился на бледной девушке в платье цвета

пламени, – я хотел бы, чтобы ты была с нами завтра, чтобы Клео увидела тебя. И

ты, Томми. Потому что, когда я смотрю на тебя, когда я вижу, как Марио учит

тебя, то снова вижу, как учил собственных сыновей, и я знаю, что есть кому

придти после меня, кому передать традиции, кто сможет учить полетам, когда

меня не станет.

– Такого не случится еще очень долго, – резко сказал Анжело. – Не говорите так, Папаша.

– Не говорить? – Папаша Тони посмотрел на Анжело и улыбнулся. – Возможно, ты прав. Но все-таки я скажу. Люди – и ты, и я – приходят и уходят. Но наше

искусство – номер, семья – продолжается. Оно больше меня, больше всех нас, верно?

Папаша поднял бокал и церемонно выпил.

– Завтра, дети. Я горжусь вами сегодня и хочу гордиться вами завтра. Я не

говорю о контракте – быть может, мы получим его, а может, и нет. Это удача и

бизнес. Так или иначе, покажите себя с лучшей стороны, как делали это сегодня, и я буду гордиться вами, всеми вами, cari figli, cari fanciulli…

Томми увидел, как он моргнул и тяжело сглотнул.

– Tutu, tutti… В общем… я не хочу произносить речей, – торопливо завершил

Папаша и сел.

Уже в комнате, перед отходом ко сну, Марио сказал:

– Как тебе Папаша Тони и его речь?

Говорил он небрежно, но Томми знал, что парень чувствует на самом деле, и

ответил так, как ответил бы сам Марио, если бы не стыдился.

– Я чуть не разревелся.