Текст книги "Трапеция (ЛП)"

Автор книги: Мэрион Зиммер Брэдли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 46 страниц)

носила шелковые чулки с резинками вверху, и к его секундному удивлению мягкая

кожа там оказалась слегка влажной. Томми не знал такого о девушках. Робко, как будто с неохотой, она положила ладонь ему между ног, трогая его сквозь

одежду. Боль там стала почти невыносимой. Он привык избавляться от этого

вида напряжения – и чем скорее, тем лучше – но уж никак не затягивать его, не

контролировать и не терпеть.

А потом Энн быстро отдернула руку.

– Все, – мягко сказала она. – Пожалуйста, Томми. Я так далеко не захожу.

Он безропотно убрал ладонь. Но девушка опять потянулась за поцелуем.

Обескураженный, Томми почти разозлился. Так да или нет? Неужели у женщин

все настолько по-другому? И как это понять?

В паху натужно тянуло. Томми прижался к Энн, обнял за спину – стало немного

легче.

– Разве ты не видишь, каково мне? Ты тоже… чувствуешь это?

– Д-да. Это меня и пугает.

– Здесь нечего бояться.

– Но я боюсь. Пожалуйста, Томми. Мы просто не сможем остановиться.

Эти слова запутали его еще больше. Томми практически лежал на Энн сверху.

Ладонь, словно магнитом, тянуло ей между ног.

– Зачем останавливаться? – прошептал он. – Глупо хотеть всего, кроме… этого.

Прошу тебя, милая.

– Ох, Томми, не надо.

На минуту ему показалось, будто она плачет.

– Я никогда не позволяла ни одному мальчику заходить так далеко. Ты нравишься

мне больше других, но я просто не хочу идти до конца.

Кажется, он слишком долго задерживал дыхание. Выдохнув, Томми ощутил

пульсирующую боль позади глазных яблок. Ресницы Энн оказались солеными.

– Энн, родная, не плачь. Честно, я ничего не буду делать, если ты не хочешь.

Никогда бы не сделал…

Они осторожно высвободились из объятий друг друга.

– Ты злишься на меня, Томми? Я не хотела… до такого тебя доводить. Я знаю, как

это у мальчиков… Мне надо было остановиться раньше.

Разнервничавшись, Томми начал дурачиться.

– Это все вишневая помада виновата. От нее не оторваться. Она как динамит.

Ее смех унял напряжение в них обоих.

– Эй, я пить хочу. Еще по стакану?

– Пожалуйста. Только помаду с лица сотри.

С облегчением убедившись, что очевидные признаки возбуждения ушли, оставив

только отголоски, Томми открыл дверцу. Сперва он зашел в туалет: эрекция

спала, но боль осталась, пусть и неострая, рассеянная по всему телу. В буфете

он взял напитки и на обратном пути увидел Маленькую Энн, идущую со стороны

дамской комнаты.

У девушек такое тоже бывает? Набраться бы мне храбрости кого-нибудь спросить.

Только не ее.

Придерживая стаканы на коленях, Томми подождал, пока она сядет и поправит

юбку. Оба безнадежно упустили нить повествования и вздохнули с облегчением, когда фильм закончился. Зато над мультфильмом с Дональдом Даком они

хохотали, как дети. И держались за руки, холодные от ледяных стаканов.

На стоянке светился лишь фонарь по центру. Томми припарковал машину и

провел Маленькую Энн до трейлера.

– Смотри, там свет. Тетя Марж еще не спит?

– Может, просто оставила свет, чтобы я видела, где раздеваться.

– Хотел бы я тоже это видеть, – дерзко сказал он.

Она положила ладонь ему на запястье – очень легкую и крепкую маленькую

ладонь, мозолистую и сухую от канифоли. Ладонь гимнаста.

– Томми, ты мне очень нравишься, – голос ее был тверд. – Больше, чем другие.

Если бы я вообще собиралась этим заниматься, то выбрала бы тебя. И другие

выбрали бы тебя, потому что ты такой особенный, и ты летаешь, и они бы хотели, чтобы ты обратил на них внимание. Я тоже думаю, что ты особенный. Всегда

думала. Но… некоторые девушки позволяют мальчикам такое, а потом не могут

остановиться и скоро делают это со всеми, даже с теми, кто им на самом деле не

нравится.

Ее голос дрогнул.

– Даже если бы это не было смертным грехом, а это грех, я все равно не хотела

бы такой становиться.

Томми сверху вниз посмотрел на ее маленький красный рот с размазанной

помадой. Взял ее за руку. Ее ладонь была такая же, как у него, заскорузлая от

трения о перекладину. Как у него, как у Марио, как у Стеллы.

– Я бы тоже не хотел, чтобы ты такой становилась. Правда.

– Хочешь поцеловать меня на ночь? – прошептала Энн.

Он наклонился. Ее губы были мягкие и прохладные. Скопившееся напряжение

снова отозвалось болью по всему телу – грудь, голова, гениталии, ягодицы.

– Спасибо, Том. Кино было чудесное.

Он тихонько засмеялся.

– А про что оно, кстати, было?

В трейлере Сантелли стояла тишина, только похрапывал Папаша Тони. Марио

расстелил для него постель, а сам спал на спине, прикрыв лицо локтем. Томми

разделся, растерянный почти до физической боли. Он считал, что знает, кто он

есть. Что смог смириться с этим проклятием и благословением одновременно. И

вот у него встал на Маленькую Энн. И возбуждение было тем сильнее, что Томми

знал о невозможности его удовлетворить. Он понимал, что Маленькая Энн не

такая. Почти наяву он вспомнил влажную шелковистость под пальцами, и внизу

живота снова заныло. Он что, станет одним из этих ненормальных, кто не может

коснуться ни мужчины, ни женщины без того, чтобы не возбудиться?

Марио медленно повернулся.

– Это ты, Том? Повеселился?

Томми порывисто упал на колени возле кровати и поцеловал его, чувствуя токи

смятения и желания, бегущие вдоль позвоночника. Марио с зевком потрепал

мальчика по плечу.

– Ничего, парень. Ложись спать.

Томми забрался в свою постель. Боль перестала быть физической: теперь он

просто чувствовал себя несчастным. Марио по обыкновению протянул руку, и

спустя мгновение Томми пожал ее.

– Boon’ notte, – пробормотал Марио и немедленно уснул.

– «Черт, – уже не впервые подумал Томми. – Как низко ты можешь пасть, Том-

младший?»

В шее и во лбу поселилась тяжесть. Завтра наверняка будет болеть голова.

Некоторое время Томми уныло смотрел в темноту, пока, наконец, не забылся

тяжелым гнетущим сном.

ГЛАВА 18

Был уже ранний август, когда как-то утром Томми увидел знакомый длинный

оранжево-серый трейлер, занявший место рядом с трейлером Марго. Он был на

аппарате с Баком – проверял расположение тросов ватерпасом и рулеткой – но

при виде трейлера что-то екнуло внутри. Пришлось зажмуриться и переждать.

Анжело позвал снизу, и Томми спустился.

– Твои родители приехали, – сообщил мужчина. – Видел уже? Беги, я закончу.

Поздоровайся с отцом и матерью.

Томми сунул Анжело рулетку и помчался со всех ног. Электрик протягивал к

трейлерам кабели, вид стоянки становился все больше обжитой. Женщины

развешивали белье, дети катались на самокатах и кормили собак. Ворвавшись в

оранжевый трейлер, Томми увидел посредине отца, забыл, что ему пятнадцать, и

бросился к отцу, как маленький мальчик.

Отец взял его за плечи и немного отстранился. Том Зейн казался немного

старше, в песочных волосах прибавилось седины, веко правого глаза блестело, а

на месте брови тянулся толстый рубец. От боли и горечи у Томми сдавило горло.

– Ты уже здоров, папа?

– Конечно, – подрагивающим голосом выговорил отец. – А ты как, сынок?

Сантелли хорошо с тобой обходились? Я уже боялся никогда тебя не увидеть.

Едва не давясь словами, Томми сказал:

– Глаз у тебя просто кошмар. Ты им видишь?

– Немного. Не так, чтобы нормально, но не сильно мешает. Остальное зажило

хорошо. А ты? Мать говорит, ты тогда держался, как мужчина.

Томми сглотнул.

– У меня бы не получилось, если бы не Марио.

Отец сжал его плечо.

– Такое случается. Главное, что ты крепился. Пойду посмотрю, как Кардифф

ухаживал за котами. Сам я еще не могу работать… Руке потребуется время. Но

пускай начинают ко мне привыкать.

Отец повернулся к дверям.

– Мать побежала тебя искать. Я сказал ей держаться поблизости, но она все

равно ушла, не могла дождаться. Должно быть, сейчас вернется.

Спустя минуту Томми оказался в объятиях матери.

– О, Томми, Томми… как ты похудел и как вырос! Выглядишь совсем взрослым…

ты больше не мой маленький мальчик…

Нет, больше нет.

Последняя нить оборвалась. Она истончалась и прежде, став почти невесомой, но в последние недели под градом потрясений и резких перемен Томми цеплялся

за одну мысль: вернутся мама и папа, и я стану прежним, все станет прежним.

Теперь он знал, что поддался иллюзии. Больше ничего не будет прежним. Кое-

что все-таки осталось: восхищение, преклонение, любовь. И боль – отчаянное

сочувствие мужчине с ужасным белым шрамом через глаз, ноющая жалость к

женщине, всхлипывающей, улыбающейся, крепко прижимающей его к себе. Но

Томми чувствовал пропасть, пролегшую между поколениями. Его место было не

здесь. Они перестали быть просто Мамой и Папой, людьми, целиком и полностью

сосредоточенными на нем. Они стали Томом и Бесс Зейнами, парой, чья жизнь

была самодостаточной до его появления на свет, и, верно, такой же и осталась

бы, если бы он пропал.

Взяв себя в руки, Бесс нежно погладила сына по плечу.

– Собери свои вещи, – посоветовала она. – Ты ладил с Сантелли? Они хорошо к

тебе относились?

– Разумеется, – пробормотал Томми и ушел.

Марио стаскивал простыни с постелей, намереваясь бросить их в стирку. Увидев

Томми, он сказал:

– Скатаюсь в город перед дневным представлением, куплю себе ковбойские

сапоги. Составишь компанию?

– Не могу, – Томми открыл комод, где его майки и трусы были перемешаны с

бельем Марио, и принялся выуживать свои вещи. – Родители вернулись. Хотят, чтобы я побыл с ними.

– Конечно, – откликнулся Марио. – Соскучились ведь.

Томми, окаменев, поднял голову. Марио посмотрел на его белое лицо.

– В чем дело, Том?

Во рту стало сухо.

– Забыл, что ты можешь обрадоваться возможности от меня избавиться.

Парень отложил узел и встал.

– Эй, эй, малыш…

Он взъерошил Томми кудрявые волосы, как часто проделывал раньше, и гораздо

реже – в последнее время.

– Слушай, Везунчик, ты знал, что рано или поздно это случится. Давай, парень, я

помогу тебе собраться.

– Не заморачивайся. От меня и без того проблем хватало.

Марио схватил его за руки: отчаяние в глазах Томми делало его грубым.

– А теперь слушай внимательно, Том. Нам и так повезло больше, чем должно

было. Мы отвадили Анжело, но пускать пыль в глаза твоим родителям мы не

сможем. Надо быть осторожнее.

Томми вывернулся.

– Ну да. Все всегда должно быть по-твоему. Когда ты считаешь, что все в

порядке, когда хочешь…

– Том, черт побери, не кричи, – в голосе Марио тоже звучало отчаяние, но вот

причину Томми совершенно не угадал. – Нам только не хватало, чтобы вошли

Папаша или твоя мать и все услышали.

– А мне наплевать.

Горло перехватило, но Томми быстро оправился.

– Ладно, ладно, не волнуйся, у тебя не будет из-за меня неприятностей. Пойду я, пока никто не начал тебя искать.

С полной охапкой одежды Томми вышел за дверь. Марио позади начал:

– Эй, парень, послушай…

Но Томми не обернулся. Когда он вернулся за второй порцией, Марио куда-то

исчез и не появлялся до представления.

Томми увидел его, когда застегивал ливрею, собираясь присоединиться к

мужчинам, поддерживающим канаты для воздушного балета. Марио шагал через

задний двор – рослый, важный, в сапогах на высоком каблуке и пестрой

ковбойской рубашке с яркой окантовкой и перламутровыми запонками.

Позже Марио вошел в грузовик, где Томми раскладывал костюмы для второго

отделения.

– Справляешься?

– Да, конечно, – ответил Томми, не оборачиваясь.

– Слушай, – Марио приглушил голос, – я знаю, что ты на меня злишься. Но мы кое-

что друг другу обещали, помнишь?

Давай оставлять все чувства внизу. Не давать им сказываться на полетах.

Томми с усилием сглотнул и заставил себя улыбнуться.

– Разумеется. Не беспокойся. Я помню.

– Хороший мальчик.

Марио бы сказал что-то еще, но тут в грузовике появился, скидывая на ходу

грязную обувь, Анжело.

– Купил сапоги, Мэтт? Ого, – он с восхищением приподнял один. – Собираешься в

следующем году на Шоу Дикого Запада ездить? Сколько отдал?

– Тридцать девять пятьдесят.

Анжело присвистнул.

– Только Папаше не говори. Он все еще пребывает в счастливом заблуждении, что

можно купить приличную пару за пять баксов.

Потом, стоя рядом с Марио на мостике и слушая аплодисменты за трюк на

двойной трапеции, Томми думал, зачем вообще о чем-то волнуется. Что еще

может иметь значение, пока у них есть вот это?

– На что уставился? – тихо рыкнул Марио. – Вперед, ragazzo.

Томми обхватил перекладину и прыгнул. Он снова был абсолютно счастлив.

После вечернего представления Марго Клейн давала поздний ужин в честь

возвращения Зейнов. Буйная шумная вечеринка продолжалась до четырех утра.

Марго принесла сэндвичи и торт. Джим Ламбет, концертмейстер и Сантелли

втащили два ящика: один с пивом, второй – с разной газировкой. Веселился

практически весь цирк. Внимания Томми, который заедал газировку чипсами, добивались Маленькая Энн и Элен Бреди, но он, словно обладая глазами на

затылке, знал, что Марио пьет пиво посреди группки девушек, а позже сидит на

единственном стуле с новенькой девушкой на коленях. Она в самом деле

напоминала Лисс, а рядом с Марио сходство усиливалось еще больше. Те же

самые черные шелковистые волосы, слегка завитые и открывающие виски. То же

самое лицо сердечком. Точно так же – хрупкой, маленькой – выглядела Лисс в

объятиях брата.

Чуть погодя Сью-Линн пошутила насчет этого сходства. Томми к тому времени

присоединился к ним, и иллюзия рассеялась. Голос Лисс был звонкий, женственный. Сопрано – высокое, но не пронзительное. Сью-Линн же говорила с

хрипотцой. «Такой голос называют сексуальным», – подумал Томми.

– Томми, этот Марио… я не знаю другого мужчины, который делает девушке

комплимент, сказав, что она похожа на его сестру!

– А, – откликнулся Томми. – Но ты бы видела его сестру!

После этого замечания он немного успокоился.

Марио скучает по Лисс, вот и все.

Но когда вечеринка закончилась, и Томми упал на собственную, ставшую

незнакомой, кровать, злость вернулась. Злость, жалость к себе, мучительный

образ Сью-Линн на коленях Марио. Их сблизившиеся головы, и как Сью-Линн

пьет из его стакана. Томми с самого начала знал, что сама сущность подобных

отношений не подразумевает никаких обещаний верности и постоянства, и

теперь воочию в этом убеждался.

Приспособиться к прежней жизни оказалось нелегко. Сантелли сочетали

строжайший контроль в рабочие часы с почти полным безразличием насчет того, что он делает в свободное время. Маме же не было никакого дела до работы

Томми, зато его досуг подвергался тщательному присмотру. Томми, привыкшему, что он сам себе господин, если дело не касается манежа, приходилось тяжко.

Одно радовало: поговорив с Анжело, Том Зейн вручил сыну ключи от машины и

позволил сидеть за рулем, сколько влезет. К тому же зрение отца больше не

подходило для этой работы. Томми привык к прицепленному позади автомобиля

тяжелому трейлеру и смирился с требуемой невысокой скоростью. Порой в

переездах между городами к ним присоединялась Маленькая Энн. Мать, которая знала девушку с младенчества, с готовностью приняла ее статус

подружки сына, держалась с ней соответствующе, и понемногу даже Томми

начал воспринимать эту мысль, как должное. Между представлениями Томми и

Энн вместе делали покупки. В местечках возле больших городов, где клоуны и

театрализованные номера пополняли запас грима и необходимых мелочей, их

часто посылали за покупками, и оба поднаторели в работе с костюмами и

реквизитом. Тем августом они почти каждое воскресенье ездили в кино, однако

хотя Томми держал девушку за руку и с удовольствием гладил крепкие

обнаженные плечи, ужасное напряжение больше не возвращалось. Целуя ее на

прощание, Томми чувствовал лишь восхищение и расположение.

Цирк Ламбета закончил гастроли по Арканзасу и направился в обратный путь –

через Луизиану и Техас. Во вторую неделю августа Маленькой Энн исполнялось

шестнадцать, а Элен Бреди – пятнадцать, и Бесс Зейн устроила для них один на

двоих праздник. Присутствовали только дети – вплоть до трехлетних – но Томми

все равно понравилось. Перед вечерним представлением они, сидя на

ступеньках трейлера, дожевывали торт.

– Мама пообещала, что на следующий год можно будет сделать взрослую

вечеринку. Придешь в качестве моего парня, Томми?

– Я даже не знаю, останемся ли мы с Ламбетом в будущем году.

– А я и забыла, что ты теперь с Сантелли. Мама-то пока остается, но она сказала, что я могу попробовать себя в каком-нибудь большом цирке, когда мне будет

восемнадцать. Правда, на самом деле она хочет, чтобы я осталась тут. Она

говорит, молодой девушке одной в большом цирке трудно.

– Наверное, она права, – согласился Томми, вспомнив Стеллу.

– Чего я действительно хочу, так это танцевать в кино. Только тысяч десять

девушек, должно быть, хотят того же самого. Наверное, где родился, там и

пригодился.

Доев торт, Энн бросила крошки собаке, жадно рыскающей вокруг стоянки.

– Пойдем, уберем все, а потом будем собираться на представление… Эй, а там

что такое?

Возле трейлера Сантелли собралась кучка людей. Радио внутри было включено

на полную громкость. Энн и Томми подбежали к толпе, и Энн спросила у Анжело, стоящего с краю.

– Что там? Что случилось?

– Шшш, – велел тот. – Кажется, война кончилась или что…

– Еще не кончилась, – возразил появившийся из трейлера Том Зейн. – Просто на

японцев сбросили какую-то супербомбу. Атомную или как там ее. Такую большую, что можно уничтожить весь остров.

– Так им и надо, – заметили из толпы.

– Не говори так! – вскрикнула одна из женщин. – У меня там сын в лагере для

военнопленных. Если они бомбят его…

Из трейлера, покачивая головой, вышел Папаша Тони.

– Страшное дело. Но я слышу сигнал к представлению. Война там или не война, а

надо выключать радио и идти.

Он зашагал к грузовику, и люди начали расходиться. К Маленькой Энн и Томми

подошел Марио.

– С Днем рождения, Энн. Хорошо повеселились?

– Очень! Тетя Бесс испекла замечательный пирог, и подарки мне понравились.

Как ты узнал, что мне нравится английское лавандовое мыло?

– Спросил у Марго, как же еще.

Но вид у Марио был отстраненный и хмурый.

– В чем дело, Марио?

– Плохо, что все это случилось на твой День рождения… эта бомба и все

остальное. У меня такое чувство, что эту дату запомнят надолго. Как День

перемирия.

– Из-за какой-то там бомбы на япошек? – удивилась Маленькая Энн. – Ладно

тебе!

– Это не какая-то там бомба. Они сбросили одну бомбу на японский город, Нагасаки, и весь город исчез с лица земли. Всего одна бомба – и, говорят, погиб

миллион людей. Это больше, чем видел цирк Ламбета за пятнадцать лет. А

вторую бомбу сбросили на другой город… кажется, Хиросиму. И еще миллиона

людей нет. Всего две бомбы. Ты можешь это представить?

– Ну, они бомбили нас на Перл-Харбор.

– Да, но те две бомбы убили больше людей, чем все наши армии, вместе взятые.

Мужчины, женщины, дети, старики… В тех городах вообще ничего не осталось.

Только выжженные дырки в земле.

По дороге к грузовику Томми спросил:

– Думаешь, это конец войны?

– Должен быть, – откликнулся Марио и замолчал.

Только возле самого грузовика он добавил:

– Не говори об этом с Папашей, ладно? Он считает, что войны приходят и уходят, а представление отрабатывать надо.

– Конечно.

И Томми принялся натягивать трико.

Позднее, во дворе, к ним подошел Джим Ламбет.

– Слыхал новости? Про бомбу?

– А кто их не слыхал, – отозвался Марио.

– И что ты думаешь?

Но парень не повелся. Он только сказал:

– Ну, если война закончится, может, в этом сезоне нам удастся достать новые

покрышки.

– Точно, – сказал Ламбет. – А заодно нормальных рабочих, вместо мальчишек и

старых пьяниц.

С холодным неподвижным лицом Марио смотрел ему вслед. На Томми, у которого

в ушах все еще звучали слова о бомбежке, вдруг обрушилась вся реальность

происходящего. Прежде война была для него чем-то далеким, проявляющимся

лишь талонами, отсутствием сладостей в магазинах и ограничениями на бензин.

– Марио, – позвал он через минуту. – Бомбы в самом деле убили два миллиона

людей?

Не глядя на него, Марио ответил:

– Вряд ли кто-то выходил посчитать. Пойдем, у нас представление.

Тем вечером – и еще несколько дней, когда Япония капитулировала – Томми

продолжал думать: «Это должно означать больше, чем есть». Но, похоже, большинство людей Ламбета отнеслись к произошедшему точно так же, как сам

Ламбет. Сыновья, братья и отцы вернутся домой, можно будет приобрести новые

покрышки, а в буфетах с надеждой толковали об отмене ограничения на выдачу

сахара. Марио тоже помалкивал, хотя Томми был бы не прочь с ним все обсудить.

Однако парень вновь отдалился. Они с Томми виделись дважды в день на

представлениях, вместе работали, но Марио с таким же успехом мог быть на

другом конце света.

Однажды утром, когда они вышли на репетицию, Сью-Линн Фаррис, упражнявшаяся с Марго возле сетки, сорвалась навстречу Марио. Вид у нее был

взволнованный, и она что-то быстро говорила. Томми не слышал, что именно, но

видел, как Марио добродушно улыбнулся и покачал головой.

– Ну же, Марио, не будь таким противным!

– Сью-Линн, ты сама сказала, что не была на аппарате полгода. Нельзя – и все

тут.

Он дружески потрепал ее по руке и полез наверх.

– Чего она хочет? – спросил Томми на лестнице.

– А сам как думаешь? О черт… – заметил Марио, бросив взгляд вниз.

Сью-Линн карабкалась следом за ними. С озорной улыбкой она ступила на

мостик.

– Я же предупреждала, что нет – это не ответ.

– Слушай, ты хочешь, чтобы я разругался с Папашей Тони?

Девушка только рассмеялась.

– Ладно тебе, бука. Я научилась раскачиваться лет в десять. Дай хоть разок

попробовать.

– Похоже, по-другому от нее не отвяжешься, – сдался Марио. – Томми, подай ей

перекладину.

Томми хмуро подтянул трапецию за крючок и передал ее Сью-Линн. Он впервые

видел, чтобы Марио уступал, когда дело касалось профессиональной

компетенции.

– Она слишком дерганая, – проворчал он, однако Марио, прищурившись, наблюдал, как девушка раскачивается.

– Мышцы неплохие. Потеряла форму, конечно, и стиль не блещет…

Сью-Линн вернулась на мостик, отпустив трапецию Томми в руки.

– Я же говорила, – со смехом заявила она.

– Да, недурно… Упс, а вот и проблемы!

К подножию аппарата решительно направлялся Папаша Тони, явственно

дышащий пламенем. Он заорал на Марио по-итальянски, потом набрал воздуху и

снова крикнул:

– Спускайтесь! Вы все!

Марио повернулся к Сью-Линн.

– Леди вперед.

Папаша Тони перевел дух только через пять минут. Одно из важнейших правил

Сантелли запрещало чужакам подниматься на аппарат без его личного

разрешения.

– Это я виновата, мистер Сантелли, – слабо сказала Сью-Линн. – Мэтт запретил, но я все равно полезла. Я знаю, что делаю, правда. Мой отец Пит Чаллонер…

– Никогда не слышал, – холодно перебил Папаша. – А теперь, с вашего

позволения, леди, у меня и моей труппы репетиция.

Анжело подошел как раз вовремя, чтобы услышать последние слова, и ткнул

Марио в бок.

– Что же ты, Мэтт! Взял свою пассию на аппарат, не спросив Папашу Тони?

– Я ее не брал! – заспорил Марио.

Папаша Тони, задумчиво глядя на отдаляющуюся Сью-Линн, медленно произнес:

– Знаешь, Мэтт, полагаю, это только справедливо. В конце концов, я позволил

Анжело учить Терезу летать. Только в следующий раз спрашивай до, а не после.

На другое утро, когда не было тренировок, Марио, одетый в джинсы и черную

водолазку, которую носил в балетную школу, и Сью-Линн, наряженная в юбку

клеш, остановились у трейлера Зейнов.

– Помнишь, ты говорил, что хочешь взять Маленькую Энн покататься на коньках?

Сью-Линн говорит, в городе есть большой каток, и она замечательно катается. Я

и сам не плох. Бери-ка ты Маленькую Энн, и поедем вместе.

Еще до теплой выжидающей улыбки на его лице Томми почувствовал, толком не

осознав, зачем Марио организовал двойное свидание. Ему самому вдруг стало

тепло и радостно. В машине обе девушки сели на заднее сиденье. Потом Томми, стоя с Марио на краю катка, смотрел, как они, наклонившись, застегивают коньки

– белокурые кудряшки рядом с темными косами. Теперь, когда он знал Сью-Линн

лучше, она уже не так походила на Лисс. Разве что сзади – темными волосами и

изящным изгибом талии. Маленькая Энн рассказала, что Сью-Линн была

замужем и развелась. Рядом с ней Маленькая Энн со своими кудряшками и

детским курносым личиком выглядела не оформившейся. Сью-Линн называла ее

деткой и дорогушей. Разница между Сью-Линн и Маленькой Энн, казалось, увеличивала разницу между ним самим и Марио – словно они были просто двумя

отдельными парами, мало в чем схожими, шумно возящимися на полу. Маленькая

Энн хорошо каталась; они легко кружились и пересекались, поворачивали, быстро скользя, нагибались и устремлялись вперед, как пара ласточек. Томми

смотрел, как Марио, держа скрещенные руки Сью-Линн, льнет к ней, как они, ловко лавируя между людьми, выписывают в центре катка затейливые фигуры.

– Выскочка, – заметила Маленькая Энн. – Она и в номере точно такая. Всегда в

центре внимания.

Томми подумал, что Марио и не думает ее останавливать. Глянув на него снова, Маленькая Энн сказала:

– Марио хорошо катается, правда? Он танцор?

– Ага. Зимой преподает в балетной школе.

– Так я и думала. Это видно по тому, как он держит руки. Я тоже иногда хожу в

балетную школу зимой. Хороший способ сохранить форму.

Они вчетвером встретились в углу, и Марио протянул руки к Маленькой Энн.

– Меняемся?

Маленькая Энн, вспыхнув румянцем, приняла предложение. По сравнению с

грацией Марио она выглядела почти неуклюжей и очень маленькой. Томми, чувствующий себя в равной степени неловким и слишком юным, остался наедине с

вежливой, сразу заскучавшей Сью-Линн. Вместе они чинно кружили по катку в

полном молчании.

Домой Томми вернулся злой до предела, замерзший и внутри и снаружи, в то

время как Марио ушел со Сью-Линн. Мать сидела на кухонном стуле и чинила его

трико. Томми ощутил, как злость внутри начинает бурлить, грозя вырваться на

свободу.

– Мама, господи, я сам могу присмотреть за своим костюмом!

Он едва не сдернул трико у нее с колен, но ее удивленное обиженное лицо его

остановило.

– Том младший… – она моргнула, и Томми понял, что серьезно ее расстроил.

– Прости, мамочка. Я просто привык сам делать свою работу. А у тебя своих дел

достаточно, чтобы еще за таким теленком, как я, ходить.

– Томми, а для чего еще существуют матери?

– Да, но я уже вырос. И за прошлую зиму вполне научился за собой следить.

– Что случилось? Плохо покатались? У Марио такая красивая девочка. Из них

получится прекрасная пара. Я слышала, она тоже воздушный гимнаст, из

Чаллонеров. Мы работали с ними как-то летом, за год до того, как ты родился, и

мы перешли к Ламбету. Сью-Линн была совсем малышкой.

Она подняла трико, ожидая его одобрения.

– Так и должно быть. А потом вы с Маленькой Энн поженитесь, и за твоей

одеждой будет смотреть она.

– Боже мой! – вспыхнул Томми. – Я сводил девочку на каток, а ты нас уже

поженила! Прекрати!

Бесс улыбнулась.

– Ну, тебе точно нужен кто-то, кто будет заниматься починкой. У тебя самого

ничего не выходит. Всякий может сказать, что ты сам штопаешь себе одежду.

Томми, который за годы работы у Ма Лейти научился зашивать и штопать очень

аккуратно, даже не сразу нашелся, что сказать. По молодости своей он не

заметил за ее замечанием чувство женской гордости.

– Мама, что ты такое говоришь? Я работал с костюмами еще до того, как выучился

читать.

– Это другое, – отмахнулась Бесс Зейн. – Просто не люблю смотреть, как

мужчина шьет. Как-то это не по-мужски.

– Чушь собачья! – взорвался Томми.

Бесс села. Щеки ее расцвели красными пятнами.

– Как ты смеешь говорить со мной такими словами? Ты этому выучился у

Сантелли?

Томми сглотнул. Легко было представить, что бы сказал Папаша, если бы кто-то

вздумал так разговаривать с Люсией .

Повесив голову, он пробормотал:

– Прости, мама…

В груди нарастало желание излить всю свою ярость и обиду, и Томми закусил

губу, смутно понимая, что злится совсем не на мать.

– Как бы я хотел жить один, – сказал он и бросился прочь из трейлера.

Chapter 9

ГЛАВА 19

По мнению Томми, было бы лучше, если бы Марио избегал его намеренно. Тогда

он хотя бы знал. Но они проводили в компании друг друга столько же времени, сколько обычно – и это парадоксальным образом делало ситуацию хуже. Томми

беспокоили смутные тревоги, смущающие фантазии, стыд. Он понимал, что

напряжение вот-вот выльется во взрыв, и плыл по течению, не зная, как все

исправить.

Как-то сентябрьским утром Марго позвала девушек на репетицию, и Томми пошел

вместе с мужчинами, которые держали для них канаты. Потом он вместе с

Маленькой Энн вернулся в ее трейлер выпить кофе.

– Сахар?

– Нет, спасибо. Отвык. А от молока бы не отказался, если есть.

– Только сгущенное.

– Эээ, я буду черный.

– А мне нравится, – Маленькая Энн наклонила над своей чашкой металлическую

банку. – На вкус как сливки.

– По-моему, у него вообще нет вкуса, – сказал Томми. – Что вы там с Кристой

хихикали?

– Никому не расскажешь?

– Девчачьи дела... Кому я расскажу? И зачем?

Маленькая Энн настороженно оглянулась, убеждаясь, что поблизости никого

нет. На ней были клетчатые розовые шорты и блузка. Волосы девушка убрала под

платок, только одна-две завивающиеся прядки выбивались, заколотые

невидимками. И зачем девушки вытворяют такое со своими волосами? В

последнее время – если дело было не на представлении – Томми только и видел, что пару локонов.

– Мама бы вышла из себя, если бы узнала, что я слушаю такие разговоры…

Некоторые говорят, что Марио голубой… ты же понимаешь, как это?

В груди собрался знакомый тугой узел.

– Конечно. И что?

– Ну, Сью-Линн Фаррис заявила, что ей лучше знать. Криста спросила, откуда она

знает, и… В общем, Сью-Линн ей рассказала. Вот прямо так и рассказала, –

Маленькая Энн, порозовев, смущенно хихикнула. – Честно, я думала, сквозь

землю провалюсь. Никогда не слышала, чтобы девушки говорили такие слова.

Парни, да, но не в присутствии женщин. Я всегда считала, что приличная девушка

скорее умрет, чем скажет что-то подобное на людях.

Тошнотворный клубок в груди Томми сменился ледяным холодом, но

самообладание его не подвело.

– Сказал бы я твоим языкастым подружкам пару слов. Марио такой же голубой, как и я.

– Многие такое про него говорят.

– Когда людям не о чем болтать, они начинают сочинять чушь, – процедил Томми.

– Как ты считаешь, Марио и Сью-Линн поженятся? Она бы замечательно

вписалась в семью. У нее волосы темные… Все бы посчитали, что она одна из

них, правда? И они так красиво смотрятся вместе.

– Меня уже тошнит от девчачьих сплетен! – взорвался Томми. – Вы больше ни о

чем не думаете! Только, кто в кого влюблен, и кто на ком женится… Тошнит!

Он вскочил и выбежал на улицу.

– Ты же сам спросил! – обиженно возразила Маленькая Энн ему в спину, но

Томми не обернулся.

Он одевался на дневное представление, и в голове крутилась лишь одна мысль.

Оставлять все чувства внизу. Что бы ни случилось. Это работа. Не давать чувствам