Текст книги "Трапеция (ЛП)"

Автор книги: Мэрион Зиммер Брэдли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 46 страниц)

улыбкой на лице. Потом он посерьезнел, и Томми понял, что Стелле и Джонни

предстоит самая суровая проверка. Здесь не было несведущей аудитории, ждущей лишь, чтобы их поразили или развлекли, – выступление выносилось на

серьезный критический суд таких же собратьев-артистов. Даже маленький

Дэвид в новом комбинезоне, казалось, понимал важность происходящего и тихо, не ерзая, сидел у Барбары на коленях.

На секунду их внимание привлек Марио, который, имитируя манеры инспектора

манежа, но не скатываясь при этом в пародию, объявил:

– Люсия Сантелли представляет… – он быстро глянул на мать, – воздушный дуэт

Гарднер– Кинкайд!

Рывком открыв дверь, Марио выпустил обнявших друг друга за плечи Джонни и

Стеллу.

Они выглядели необычайно красиво, когда медленно прошествовали в зал и

грациозно повернулись, позволяя Люсии почувствовать восхищение и гордость

за свои костюмы. Джонни был стройным золотым Аполлоном, Стелла –

серебристо-синим рождественским ангелом.

– Люсия, – с упреком шепнула Лисс, – ты что, осветлила Джонни волосы?

Ярко-синие накидки были оторочены серебряной тканью, тускло вспыхивающей

при каждом движении, а отбросив их, гимнасты засверкали костюмами цвета

электрик. Блестки, отражая свет, горели, как пламя. У Стеллы вокруг шеи

красовался нежно-голубой воротник.

Когда девушка поднималась по лестнице, Лисс горячо прошептала:

– Какая она красивая!

Их выступление не было настоящим воздушным номером, хотя они искусно

объединили живописные позы – особенно те, которые в наилучшем свете

демонстрировали грацию и красоту Стеллы – с базовой работой на двойной

трапеции. В завершение Стелла выполнила сальто с более высокой трапеции, и

Джонни поймал ее за лодыжки в тот самый момент, когда казалось уже, что она

нырнет головой в пол. Потом оба подтянулись, уцепились за нижнюю трапецию

(каждый обвил ногу вокруг стропы) и сделали небрежно-совершенный арабеск.

Семья щедро зааплодировала. Бабушка Сантелли била в сухие ладони, и даже

Папаша Тони проворчал что-то одобрительное.

– Ты признал бы, что он хорош, – пробормотала Лисс, когда Стелла и Джонни

убежали в раздевалку, – если бы не имел на него зуб, Анжело.

– Я не злюсь на него, котенок. И я никогда не говорил, что он плох. Но он

нечестен. Не в смысле денег… вряд ли Джонни когда-нибудь и марку украл. Я

имею в виду главное – работу. Он представляет все более трудным, чем есть, создает показуху. Как тот трюк, где Стелла якобы могла упасть. Дешевый прием

развести зрителей на аплодисменты. Он пугает толпу, заигрывает с вампирами, которые приходят посмотреть не на качественную работу с трапецией, а как кто-

нибудь убьется.

– Ты его не любишь, да, Анжело?

– Бог с тобой, Лисс! Он мой племянник, так же как ты, Дэйви или Клэй. Я люблю

его. Он член семьи. Но как Сантелли, я его не уважаю. И это никак не связано с

тем, нравится он мне или нет.

Лисс сморщила лоб.

– Это же шоу-бизнес.

Марио, который уже вернулся на балкон, нахмурился. Глядя, как Анжело берет

Дэйви и спускается в зал, он пробормотал.

– Теперь ясно. Так и знал, что чем-то тот трюк мне не понравился. Только не мог

выразить это словами, как Анжело.

Он внезапно обернулся и улыбнулся Томми.

– Но они по-своему хороши. Это, конечно, не полет, но Муркок все равно не

потянул бы настоящий воздушный номер. А если бы и потянул, деревенщины не

оценили бы его по достоинству. А это как раз то, чего хочет толпа. Они съедят и

такое. Давай-ка пойдем вниз и полюбуемся на наших звезд.

В кои-то веки правило насчет паркета было забыто: все столпились вокруг

успевших переодеться Джонни и Стеллы с поздравлениями. Стелла, в сшитом

Люсией розовом платье с пышными рукавами и широкой юбкой, сияла. Обняв

девушку, Лисс звучно ее поцеловала. Остальные последовали ее примеру.

Папаша Тони запечатлел на лбу Стеллы церемонный поцелуй, Анжело смачно

облобызал ее щеку. Даже Томми в свою очередь отважился робко ее чмокнуть.

Марио взял Стеллу за плечи и, глядя на нее сверху вниз, улыбнулся:

– Хотел бы я, чтобы ты летала, а не страдала этой ерундой.

Она вспыхнула и опустила глаза.

– Я тоже.

– Стелла, слушай, – начал было Марио, но тут подоспела Барбара.

– Я так тебе завидую, что кричать хочется! – выпалила она.

Марио, пожав плечами, отвернулся.

– Очень хорошо, мальчик мой, – сказал Папаша Тони. – Очень достойно.

Джонни порывисто обнял Стеллу.

– И все благодаря моему милому талантливому маленькому партнеру! Лулу, ну-ка

обними нашу новую звезду!

Обвив рукой тонкие плечи Стеллы, Люсия легко поцеловала ее в лоб.

– Я надеюсь, что это лишь начало, дорогая. Когда-нибудь ты выступишь с более

сложным номером. Вы и Джонни чудесно смотритесь вместе.

Стелла подняла на Люсию блестящие от слез глаза.

– Вы все так добры ко мне. Как бы я хотела действительно быть одной из вас.

Люсия улыбнулась своей цыганской улыбкой.

– Идемте наверх, дети. Вы все заслужили обед.

Джонни и Стеллу бок о бок посадили на почетное место во главе стола. Папаша

Тони, налив всем традиционную порцию вина (даже Клэю и Барбаре досталось

по несколько капель), встал и поднял бокал.

– За Джонни и Стеллу! Новую сияющую ветвь старого дерева. Ну, ну, Стелла, к

чему слезы на этих прекрасных глазках?

Томми навсегда запомнил ее такой: ликующим разрумянившимся ребенком, плачущим от радости и потерявшим дар речи, пока Джонни не взял ее за руку.

Как это обычно бывает после праздника, атмосфера в доме царила слегка

подавленная. Лисс, пытающаяся играть с Барбарой в шашки, в конце концов

оттолкнула доску.

– Что-то я нынче не в настроении. Люсия, может, достанем альбом? Томми и Стел

никогда его не видели.

Люсия, поколебавшись, пожала плечами.

– Как хотите. Только проследите, чтобы Дэйви не трогал его липкими пальцами.

Джо вскинул голову.

– Ты фотографировала Джонни и Стеллу в костюмах, Лу?

– Сделала несколько снимков вчера, когда они репетировали. Отправила пленку

проявлять.

– Ах ты, хитрюга, а я-то думал, что она там такое делает, – Джонни погладил

мать по блестящим волосам.

Та тряхнула головой, но вид у нее при этом был довольный.

Вернувшись с тяжелым альбомом, Лисс положила его на карточный стол.

Джонни поманил Стеллу.

– Иди взгляни, милая.

Альбом сам собой открылся посредине – на слегка выцветшей фотографии

цвета сепии, тщательно обернутой в целлофан.

– Летающие Сантелли годом раньше моего рождения, – сказала Лисс. – Как ни

посмотрю, думаю, что все испортила.

Люсия приобняла дочь за талию.

– Лучше не повторяй такое, Лисс, а то ведь я могу и поверить.

Говорила она шутливо, но между красивыми бровями появились две узкие

морщинки.

Томми с любопытством склонился над фотографией.

Сколько, получается, Лисс? Фото сделано лет двадцать пять назад…

– Папаша Тони ни капли не изменился, – заметил он.

– Воздушные гимнасты не стареют, – сказал Анжело. – Стареют только их нервы.

Стелла спросила:

– А это кто такой темненький? Не Марио ведь… Марио тогда еще не родился, правда?

– Джо, разумеется, – ответила Лисс. – А это папа. Мой отец. Мэтт Гарднер.

Первый.

Томми подумал, что вполне принял бы высокого блондина по центру за Джонни –

только старше, выше и как-то серьезнее.

– А это вы, Люсия, да? – поинтересовался он.

– Почему ты не сделаешь себе такую прическу, Лисс? – спросила Стелла. – Была

бы точной копией матери.

Лисс дернула плечом.

– Именно поэтому.

Марио, наклонившись, сказал:

– Люсия – единственная в мире женщина, которая выглядела красиво в этих

мешковатых штуковинах, которые гимнастки носили поверх трико.

Джо громко засмеялся.

– Для нас они выглядели так же привлекательно, как эти облегающие костюмы-

купальники – сейчас для вас. Мы не были испорчены созерцанием акров

обнаженной кожи на каждом пляже.

– Кстати, о пляжах, – заметил Джонни. – Мы так туда и не попали. А я бы хотел

свозить Стеллу. Почему мы ни разу не выбрались на пляж?

Но Стелла полностью погрузилась в изучение фотографии.

– А кто вторая девушка? Жена Анжело?

– Господь с тобой! – воскликнул Анжело. – Мне тогда было двенадцать.

Люсия улыбнулась снимку, откуда смотрела молодая копия ее самой, маленькая, веселая и горделивая. Рядом стояла хрупкая шаловливая на вид девушка, держащая под руку Джо.

– О нет, это не Сантелли. Хотя одно время мы думали, что она выйдет за Джо.

– Упоминаете мое имя всуе? – спросил Джо.

– Просто интересно, что было бы, если бы ты женился на Клео.

– Все очень просто, – Джо снова зарылся в газету. – Мы остались бы без Клэя и

Барбары.

– У нее же никогда не было детей, да? – нахмурилась Люсия.

– Но кто она? – все не успокаивалась Стелла. – Я определенно где-то ее видела.

– Конечно, видела, – согласилась Люсия. – Талантливая маленькая девочка, присоединилась к нам в тот год, когда я вышла замуж. Она была одной из учениц

Барни Парриша, и я убедила ее учиться летать. Потом, когда мне пришлось

оставить номер, потому что Лисс была на подходе, – ее пальцы мельком

коснулись косы дочери, – Клео заняла мое место. А через пару лет вышла за

Джима Фортунати и ушла в их номер.

– Клео Фортунати… конечно, – с восхищением протянула Стелла. – Я и не знала, что она работала с Сантелли!

– Она этого не афиширует, – сухо сказала Люсия. – Но Фортунати нам не чужие.

Моя мама была Карла Фортунати. Джим и Лионель приходятся мне кузенами.

– Знаете, – сказала Лисс, хитро подмигнув, – в нашей среде до сих пор идет спор, кто был величайшей женщиной-гимнасткой: Лу или Клео…

– Ох, брось, – нетерпеливо перебила Люсия. – Что за вопрос!

Она нервно притопывала.

– В те времена, когда я работала на центральном манеже, женщины не делали

ничего особенного. Нам полагалось выглядеть красивыми и грациозными, а не

играть мышцами. В те дни двойное заднее сальто принесло мне больше славы, чем Марио его тройное. Все то же самое… Переверни страницу, Лисс, покажи

красивые картинки.

Девушка повиновалась, и Томми задержал дыхание. Магия цветной пленки

поймала женщину в полете: золотое трико, темные локоны – обтянутое зеленым

тело готово было кувыркнуться в сальто.

Люсия говорила отрывисто, но в глазах светилась улыбка.

– Одна из первых цветных фотографий, сделанных в движении. Выиграла

международный конкурс в 1936 году, попала на обложку «Лайф» и все такое.

Джим Фортунати в ловиторке, я и Джо в полете.

– О, как бы я хотела… Как бы я хотела на тебя тогда посмотреть, Люсия! –

выпалила Стелла.

Томми промолчал, но взглянул на Люсию – бесцеремонную, навсегда

прикованную к земле – другими глазами.

– По правде говоря, – тепло проговорил Джо, – не было никого… никого! – такого, как ты, Лулу. Возможно, Клео делает сложные трюки, но ей никогда не стать тем, кем была ты. Ты была воздушной балериной.

Люсия улыбнулась.

– И когда, по-твоему, я умудрилась завести четверых детей за пять лет…

Анжело указал на подпись к снимку.

– Полеты во сне. Этот парень знал, почему воздушные трапеции так нравятся

людям. Старая мечта о полетах. Каждый мечтает уметь летать, а трапеции

воплощают для них эту мечту. Вот почему в мире нет ничего прекраснее

красивого воздушного гимнаста. Мужчина ли, женщина – все они прекрасны.

– Смотрите-ка, кто речи выдает! – с неожиданным смехом воскликнула Лисс.

Анжело ухмыльнулся.

– Хочешь, покажу им твою фотографию со скобками на зубах, котенок?

Настроение пропало так же быстро, как и появилось.

Вскоре Люсия и Лисс ушли наверх – помогать Стелле собираться, Анжело

предложил ту же помощь Джонни, и возле огня остались лишь Томми, Марио и

Барбара. Марио пальцами щелкал грецкие орехи, бросая скорлупу в камин.

Барбара, растянувшись на животе и уложив шелковистую голову на руки, сонно

смотрела на пламя.

– Стелла такая красивая. Марио, как ты думаешь, они с Джонни поженятся?

– Откуда мне знать, милая? Да, наверное, почему бы и нет.

– Лисс когда-нибудь летала, как Стелла?

– Нет. Только не рассказывай ей, что я так говорил.

– Если бы Лу разрешила мне летать, – вздохнула Барбара. – Джонни говорил, мне

уже можно.

– В будущем году.

Барбара перекатилась и села, прислонившись к колену Марио. Томми, глядя на

них, вдруг ощутил одиночество, почти тоску.

Протянув девочке ядро ореха, Марио сказал:

– Так, дети, если хотите еще, щелкайте сами, а то у меня уже руки болят. Томми, иди сюда, посмотри на огонь. Каждую осень мы отправляемся на пляж собирать

дерево, вынесенное океаном. Из-за соли и получаются такие цвета.

– Я никогда не видел океан, – Томми придвинулся ближе, любуясь игрой желтых, ярко-зеленых и кобальтовых языков пламени, которые то вспыхивали, то

погасали.

– Никогда не видел океан? – удивился Марио. – Барбара, чем ты завтра

занимаешься?

– А чем я могу заниматься в четверг? Школа. Балетный класс в полчетвертого.

– Черт, завтра четверг? А я собирался подбить тебя прогулять. Школу могла бы

пропустить – Люсии все равно – но балет пропускать нельзя. Слушай, Том, жалко

побывать в Калифорнии и не увидеть Тихого океана. Давай завтра съездим на

пляж. Раз у Барби не получается, выдержишь мою компанию целый день?

– Конечно, – сказал Томми, и одиночество вдруг испарилось без следа.

– Смотрите, – позвала Барбара, указывая на синий язычок пламени, – цвет прямо

как у костюма Стеллы. А почему ты не выберешь какой-нибудь другой день, Марио? Так нечестно!

– Вы здесь уснули, что ли? – над их головами вспыхнул свет, приглушая

гипнотическую пульсацию огня, и в комнате появились Лисс и Джонни. – Что вы

делаете в такой темноте?

– С детьми сижу, – заулыбался Марио.

– Слава богу, что мой ребенок уже спит, – сказала Лисс. – Мэтт, утром я уезжаю.

Пойдем прогуляемся, а? Хотела с тобой поговорить.

Марио, поколебавшись, встал.

– Хорошо, милая, прогуляемся и поболтаем. Где Стелла?

– Лулу уложила ее спать, – ответил Джонни. – Бедняжка совсем вымоталась.

Лулу даже не пустила меня зайти и пожелать ей спокойной ночи.

– Смотри, Джок, – чопорно предупредила Лисс. – Девочка в тебя влюблена. Если

ты еще не заметил.

Джонни нервно хохотнул.

– Да ладно тебе, мы просто приятели. Лулу решила поиграть в сваху и втянула

тебя?

– У меня просто есть глаза, – отозвалась Лисс. – Серьезно тебе говорю, Джок, в

цирке найдется кому за ней присмотреть? Шоу Муркока не намного лучше

ярмарки. Мало ли что случится…

– Лисс, дорогая, на дворе не средние века, – возразил Джонни. – Стелла большая

девочка. Тебе приятно было, когда Анжело и Лулу бегали за тобой каждую

минуту, чтобы убедиться, что ты… как бы это вежливее выразиться… блюдешь

свою чистоту?

– Другими словами, не суй нос в чужие дела, – заметила Лисс. – Я не стыжусь, что

меня воспитали в скромности. И для Дэвида это тоже многое значило. Если ты

собираешься на ней жениться, Джок…

– Черт, Лисс, ты еще хуже Люсии! – взорвался Джонни.

Она пожала плечами.

– Ладно, ладно, вы оба взрослые. Может, мне с ней поговорить?

– Только сунься, – Джонни сгреб Лисс за запястье, – и я тебе шею сверну.

– Прекрати, Джонни, – позвал Марио. – Пусти ее.

Джонни засмеялся.

– Как всегда объединились против меня. В чем дело, Лисс? Завидуешь? Уже

надоело торчать в Сан-Франциско, воспитывая ребенка?

Лисс издала странный смешок.

– Может быть, немножко.

Джонни вскинул голову.

– Эй, это все решает. Поехали с нами, Лисс. Будешь пасти Стеллу, спасать

нравственность и держаться подальше от всех Рензо.

Лисс криво усмехнулась.

– Не соблазняй меня.

И обняла его.

– Чудесного тебе сезона, Джок. Вам обоим.

– Постараемся, сестренка. Когда вернешься в Сан-Франциско, передавай привет

старине Марку. Господи, хотел бы я с ним повидаться. Так ему и скажи, –

Джонни поцеловал девушку в лоб и дернул Барбару за локон. – В следующем

году хочу увидеть все трюки Стеллы в твоем исполнении. А если Папаша Тони не

научит тебя летать, а сам тебя весной научу.

Нерешительно улыбнувшись, Томми сказал:

– Хорошего года, Джонни.

– Тебе тоже, парень, – Джонни посерьезнел. – Эй, слушай, Томми, не

возражаешь, если я чуток поораторствую? Первый год или создаст тебя, или

сломает. Если будет плохо – не слишком унывай. Если повезет – не давай удаче

вскружить тебе голову.

Он хлопнул Томми по плечу.

– Видишь, Мэтт? Сам Папаша не дал бы лучшего совета.

– Ах, яблоко от яблони недалеко падает, – Марио положил обе руки брату на

плечи. – Черт возьми, Джок, хотел бы я, чтобы ты поехал с нами, а не с тем

паршивым шоу.

– Возможно, когда-нибудь. А ты, Мэтт, не убейся, когда будешь изобретать три с

половиной сальто, ладно?

Он обхватил Марио за шею, и братья – к удивлению и некоторому смущению

Томми – поцеловали друг друга в губы.

Томми никогда не видел, как целуются взрослые мужчины. Отец в последний раз

целовал его, когда он был совсем крошкой.

Зевнув, Джонни потер глаза.

– Пойду я уже наверх. Завтра весь день за рулем.

Он пошел по ступенькам, а Марио сказал:

– Дети, вы тоже идите спать. Том, я заберу тебя ранним утром. Пойдем, Лисс, одевайся. Погуляем по кварталу и поговорим.

Джонни и Барбара ушли, а Томми, задержавшись, услышал голоса в холле.

– Послушай, Мэтт, приезжай к нам и поучись в Беркли в следующем году. Можешь

пожить с нами. Дэйв не против.

– Зато я против.

– Ну, Мэтт, прекрати!

– В любом случае, милая, как ты себе это представляешь? Я не освобожусь до

октября, а потом опять…

– Что-то отработаешь, а на осенний семестр запишешься досрочно… Люди так

делают.

– Ты знаешь, что там случилось.

– Мэтт, ты себя прямо Аль Капоне каким-то выставляешь. Тебе дали всего три

месяца условно. Возвращайся, вот увидишь, не будет никакого шума…

– Так, раз уж ты собралась говорить об этом здесь, – сердито перебил Марио, –

то хоть голос приглуши!

Услышав хлопок двери, Томми, озадаченный и несколько расстроенный, поспешил вверх по лестнице.

На следующее утро было еще темно, когда Томми услышал в коридоре шаги и

голоса. Он знал: это Стелла и Джонни пришли попрощаться. Потом была беготня

по лестнице, далекий запах кофе и затихающее ворчание MG. Томми не вышел из

комнаты. Зачем вмешиваться в чисто семейные дела? И он снова почувствовал

себя чужим.

Несколькими часами позже Томми вдруг открыл глаза и увидел заливающий

комнату утренний свет и Марио, с улыбкой склонившегося над кроватью.

– Проснулся?

– Конечно, – Томми поспешно сел. – Не обязательно было входить…

Побарабанил бы в дверь.

Марио, отвернувшись, выглянул в окно.

– Не забудь взять плавки. Ты так мирно спал, что у меня рука не поднималась

тебя будить. Но потом подумал, что лучше встать раньше всех, пока Клэй не

начал проситься с нами.

Томми быстро натянул одежду, и они окунулись в прохладный жемчужный мир

серого тумана. Сперва машина медленно двигалась по улицам, но солнце, поднявшись выше, быстро разогнало дымку.

Это был странный день, и позже Томми всегда вспоминал несколько

пронзительных четких картин. Отполированный пол и длинное, на всю стену, зеркало балетного класса, где Марио проводил утреннее занятие. Марио, прямой и стройный, стоял посреди класса, голосом и щелчками пальцев

направляя учеников (все они были младше Томми) через сложные комплексы

упражнений – полутанец, полу-акробатику – которые неискушенный глаз не мог

отследить. Стоя в стороне, Томми наблюдал за ними со странной завистью.

Ученики толпились вокруг Марио, требуя его внимания с той легкостью, на

которую Томми никогда не отваживался, и звали его то «Мэтт», то «мистер

Гарднер». Один мальчик лет одиннадцати-двенадцати, маленький, гибкий и

удивительно компактный, явно был выскочкой и любимчиком. Он продолжал

становиться в позиции, делал изумительно высокие броски ногами, стремительно

вращался. Изящный, яркий и нахальный, он встряхивал густой шапкой темных

кудряшек, и взгляд его сияющих глаз повсюду следовал за Марио с явным

обожанием. Он был в центре каждой группы, а после одного из показов

подскочил к Марио и заговорил быстрым задыхающимся голосом. Томми не

расслышал слов, но Марио положил ладонь мальчику на спину, слегка

поддерживая его, а паренек выгибался все сильнее и сильнее, потом напрягся, как свернутая пружина, и сделал быстрый чистый кувырок назад. Марио

улыбнулся:

– Неплохо, Эрик. Видишь, у тебя и так получается… мне даже помогать тебе не

надо.

Повернув голову, Марио встретился с Томми глазами, и бесформенная зависть

исчезла. Марио был мягок и фамильярен с этими детьми там, где с Томми

обходился жестко, резко и требовательно. Но Томми понял, что эта разница

была самым большим комплиментом, который Марио только мог ему сделать. Они

были партнерами, профессионалами, и Марио, презирая потворство слабостям, требовал от Томми всего, на что тот был способен.

Потом – живописная горная дорога с видом на океан и несколько часов на

пустынном песчаном пляже. Плавать было слишком холодно, к тому же Томми

побаивался шумного прибоя. И все-таки они окунулись на несколько секунд, и

Томми навсегда запомнил шок, который испытал, когда вода на губах в самом

деле оказалась соленой. На песке, под защитой скал, было тепло и спокойно.

Они лежали, раздевшись до плавок, и Томми лелеял забавное чувство, будто бы

его перекатывает по поверхности вращающегося мира. Мерный грохот волн

затягивал так глубоко, что не было нужды даже в отчетливых мыслях.

Завороженный солнцем и песком, переполненный ощущениями до такой степени, что уходил в фантазии глубже, чем в сон, Томми лежал, касаясь локтем плеча

Марио, и безграничное его счастье не требовало осознания. И когда волны

дотянулись-таки до их ног, обдав ступни холодом, он ощутил почти физическую

боль.

– Наверное, нам пора, – сонно сказал Марио, переворачиваясь.

Огромное красное солнце касалось края воды, океан пылал. Молча собрав вещи, они пошли к машине. Томми обернулся на миг, запоминая оранжево-золотое

сияние, где небо, песок и море сходились воедино в неистовом пожаре.

«Я никогда этого не забуду, – яростно пообещал он себе. – Никогда!»

И никогда не забыл.

К тому времени, как они влезли в свои влажные холодные штаны, все краски

угасли, оставив только бледно-красный ободок на горизонте. Заведя машину и

вырулив на дорогу, Марио вздохнул:

– Черт возьми… если бы ты выглядел на несколько лет старше, Томми.

Томми моргнул, заставляя себя вынырнуть из полудремы. В первый раз за день

он вспомнил об их с Марио разнице в возрасте. И встревожился, что это

замечание предшествует очередной внезапной смене настроения, когда Марио

становился резким, хмурым и раздражительным, отбрасывая Томми в детство и

отдаляясь в ту жизнь, куда мальчику не было доступа. Но на этот раз пронесло.

Марио, повернувшись, улыбнулся.

– Я не… в смысле, хотел поужинать в одном из моих любимых местечек. Но тебе…

сколько? Четырнадцать?

– Будет пятнадцать через пару недель, и ты об этом знаешь.

– Пусть так, но выдать тебя за совершеннолетнего не выйдет. Во всяком случае, в

этом баре. Забудь. Возьмем жареных цыплят или креветок на вынос? Или

съездим в парк развлечений, где работает Джо?

Томми проголосовал за первый вариант. После долгого дня возле океана он был

не в настроении для шума и суеты.

Они задержались у подносов с жареными цыплятами, а потом была долгая

поездка по побережью в темной машине. Черту города они пересекли часов в

десять. Путь лежал по извилистым каньонам, где во тьме простирались

обширные земельные участки. Движение убаюкивало. Радио играло джаз – тихо, с похожим на стук сердца ритмом под налетом дремоты. Томми был сытый и

сонный, лоб начинал гореть будущим солнечным ожогом. Закрыв глаза, он вскоре

перестал чувствовать повороты. А потом, свернувшись в теплой темноте, ощутил, как голова его упала Марио на плечо. Томми начал вставать, отодвигаться, но на

середине движения, вздохнув, соскользнул обратно в уютную тьму.

Казалось, не прошло и секунды, но Томми понял, что машина стоит на месте, а

сам он лежит головой у Марио на коленях. Парень наклонился выключить радио

– это слабое движение и разбудило Томми. Все еще пребывая в присущем детям

пограничном состоянии между сном и явью, он знал, что Марио легко целует его

в висок. Еще мгновение Томми лежал в этой вялой дреме, потом Марио

выпрямился, сон и темнота пошли на убыль, и Томми, зашевелившись, вздохнул.

– Что это? Где мы?

– Дома, Том. Просыпайся.

Последний обрывок сна мягко упал обратно в темноту, но у Томми сохранилось

впечатление, что они сидят в машине не одну минуту, и лишь осторожная

попытка выключить радио прервала все действо. Кажется, Марио бормотал что-

то вроде: «Черт, только не здесь!», но Томми уже сомневался, не привиделось ли

ему это во сне.

– Я что, заснул?

– Ага. Устал, наверное.

В его тоне появилась какая-то новая нотка: Томми никогда не слышал ее прежде.

Марио потянулся открыть дверцу.

– Уже поздно, иди в дом. Может, я тоже останусь на ночь.

– Ну, Джонни теперь нет, появилась свободная кровать, – сказал Томми.

Марио медлил.

– Смотри, свет внизу. Кто-то еще не спит. Знаешь, не буду лучше оставаться… а

то получу нагоняй за то, что так поздно тебя привез. Иди.

Почувствовав, что Марио как будто огорчен, Томми начал дурачиться.

– Оооой… даже одеяло мне не подоткнешь? И не убаюкаешь?

Марио нервно засмеялся.

– Обязательно убаюкаю… только камень найду побольше, – он шутливо

замахнулся.

Потом его ладонь ласково легла Томми на запястье.

– Не догадался я отвезти тебя к себе на ночь. А теперь Люсия ждет, да и машину

она слышала. Как-нибудь в другой раз, ладно? Спокойной ночи.

Томми знал, что спорить и настаивать не стоит. Только не был уверен, почему.

– Спасибо. Было круто.

– Всегда пожалуйста.

Хлопнула дверца, и машина уехала. Томми побрел в дом, удивляясь, в чем дело.

Почему после долгого дня, полного новых впечатлений и общения с Марио, на

душе такая тяжесть, одиночество и тоска. В холле горел свет, заставив его

моргнуть. Из гостиной донесся голос Люсии.

– Мэтт, Томми, это вы?

– Я.

Он вошел в комнату. Люсия и бабушка ди Санталис сидели у огня. Тихо играло

радио, и Томми подумал, та же самая ли это станция.

– Мэтт с тобой?

– Нет, мэм. Наверное, поехал к себе.

– Лучше бы он остался здесь, – недовольно пробормотала Люсия. – Как это

бессмысленно… в доме полно места. Ты… Святые небеса, Томми, ты ужасно

обгорел!

Она вскочила с кресла, и Томми – впервые за все время пребывания здесь –

заметил, что не все ее движения грациозны, что в них есть некая

медлительность и неловкость, похожие на боль.

– Пойдем, я тебя чем-нибудь намажу.

– Ой, все нормально. Не стоит беспокоиться…

– Идем. Не спорь.

Люсия отвела его в кухню и смазала лицо чем-то прохладным и пощипывающим.

– Облезать будешь недели две. Плечи тоже? – она стащила с него рубашку. – Так

я и знала! Надеюсь, Мэтту хватило ума что-нибудь набросить?

– По-моему, он уже был довольно темный.

В памяти мелькнули загорелые почти до черноты плечи Марио с застывшими, как

драгоценные камни, каплями морской воды.

Люсия закрутила пробку на пузырьке.

–Не вздумай надевать рубашку. У меня трое сыновей и все старше тебя, Томми. Я

видела голых детей. И на твоем месте я бы не надевала верха пижамы. Возьми

это с собой, может, придется мазать ноги или попу. Хочешь есть? Бутерброд?

Молоко?

– Молоко. Но мы ужинали.

– Ну да, набили животы фаст-фудом, – проворчала Люсия, протягивая ему

стакан. – Честное слово, где была голова Мэтта? Привез тебя домой с такими

ожогами. Неудивительно, что он решил со мной не сталкиваться.

Неверными шажками в кухню вошла бабушка и остановилась, глядя, как Томми

пьет.

– Почему Мэтт не пришел? Это нечестно. Он и Элисса всегда вместе, а бедный

маленький Джонни как сиротка с тех пор, как ты отослала Марко. Нельзя

разлучать близнецов… che il Dio fatto due… А Элисса слишком много водится с

мальчишками, сорванец…

– Nonna, дорогая, – мягко сказала Люсия. – Это не Джонни, а Лисс уже взрослая, и у нее есть свой ребенок.

– Элисса… – старушка, нахмурившись, заговорила по-итальянски.

Она явно снова заблудилась во времени, потому что Томми уловил слова

«sempre» и «cosi, come to stessa, Lusia!»

Люсия нетерпеливо вздохнула.

– Да, милая Nonna, ты мне говорила. Но Элисса теперь живет с мужем и сыном и

очень счастлива. И Люсия тоже. Пожалуйста, cara, иди в постель.

Люсия положила ладонь на ссохшееся запястье старушки, но та отдернула руку.

– Нет, Карла! – сурово заявила она. – Говорю же тебе… non m’inganni… для этого

Люсия слишком походит на меня. Говорю тебе, дитя несчастно, несчастно, она не

может оставаться здесь со мной и сидеть с ребенком, когда сердце ее с другими.

В наши дни было иначе! Девушки возвращались на работу через месяц после

родов, а перед следующими работали до тех пор, пока могли! Но этот Мэттью, этот ее муж, он americano, он не понимает! Он трясется над ней каждую минуту и

если снова будет настаивать…

– Прекрати! – вскрикнула Люсия. – Перестань! Закрой рот… Закрой рот и оставь

меня в покое! Пошла к черту, старая ведьма!

Томми выдохнул. Он никогда не слышал, чтобы старушке возражали. Как не

слышал, чтобы тихий голос Люсии взвивался в крике. С неожиданным гневом

Люсия обернулась к Томми.

– Уходи, – прошипела она сквозь зубы. – Убирайся! Иди наверх! Я сама разберусь!

Затем она с усилием разжала кулаки, медленно втянула воздух и облизнула

губы.

– Прости. Я устала. Иногда все это действует мне на нервы.

И хотя улыбка ее была доброй, Томми снова заметил морщины, прорезавшие ее

лицо. Разворачиваясь уходить, он увидел, как Люсия, подав старушке руку, осторожно идет к дверям, и удивился ее самоконтролю.

Медленно поднявшись по лестнице спящего дома, Томми закрыл за собой дверь

и попытался вспомнить прошедший день. Но увидел лишь умирающее пламя на

горизонте, уходящий сон и безнадежную тоску в усталых глазах Марио.

ГЛАВА 12

Март подходил к концу, дом Сантелли стоял пустой и тихий. Ежедневная рутина

уже не отнимала столько времени, номер был готов, тренировки превратились в

беглые прогоны.

Томми начал чувствовать странное беспокойство, хотя уже отточил все простые

трюки, которые ему позволили делать в этом году, и мог бы последовать примеру

остальных – отдыхать и наслаждаться весенним солнцем. Недалек был час, когда артисты отправятся на зимнюю стоянку и проведут там около недели – в

лихорадочной суете постановки номеров, генеральных репетиций и выборе

прочих своих обязанностей.

Безделье утомляло все больше. В школе Томми был одиночкой, белой вороной, тенью среди других учеников. Он отвечал в классе, готовил домашние задания и

даже порой задерживался выпить колы и полистать журналы с

одноклассниками. И все же его преследовало ощущение нереальности. Иногда

на ум приходил старый вопрос из раннего детства: выключают ли на зиму и

зрителей? Ответ наверняка был положительный, потому что, находясь среди

остальных, Томми чувствовал, будто вокруг пусто. Более того, его самого тоже не

было. Осталось лишь одно место, где он существовал по-настоящему, – зал.

Только здесь Томми знал, кто он и что делает, и работал до изнеможения. В