Текст книги "!Фантастика 2024-4". Компиляция. Книги 1-16 (СИ)"

Автор книги: Лариса Петровичева

– На самом деле есть, – возразил Герман. – Ты же пошел против расовых законов.

– Так куда мне было деваться? – развел рукам Джон. – Вселили боги мою рыцарскую душу в презренного жабоголового ублюдка, пришлось пойти против закона. Это судьба.

– У цивилов нет судьбы, – сказал Герман.

– Нет, – согласился Джон. – У них нет ничего, что нам близко и дорого. У нас были общечеловеческие ценности, да, примитивные, но понятные. Пасти орков, стойко нести бремя высшей расы, отбиваться от эльфов, свято хранить рубежи Великой Родины, где это теперь? И кто мы теперь? Мы не великая раса, Герман, мы дети в песочнице, и не просто дети, а дебильные орчата. Я, дурак, мечтал о мировом господстве, светлом будущем, счастье для всех, так вот оно, блядь, счастье, бери и радуйся. Ты счастлив, Герман?

Герман неожиданно рассмеялся.

– Ты лучше прикинь, как несчастлив сэр Рейнблад, – сказал он.

Посмеялись.

– Не смешно, – сказал Джон. – Плакать хочется, Герман. Герхард-то думал, придет время держать ответ перед высшими силами, вот он им расхвастается, про все задвинет, и про технологии новые, и про оптимизацию государственного управления, и про то, как мятеж Дюкейна задавил в зародыше, молодец, кстати, я бы на его месте справился… Ну и что? Явились высшие силы и говорят: «Расскажи, Герхард, как ты Патриции Трисам анус вылизывал и о чем при этом думал». Вот скажи мне, Герман, ты о таком будущем мечтал?

– Нет, – покачал головой Герман. – Я вообще не мечтал. Мечты суть цепи сансары, через них не обрести просветления. Я не мечтал, Джон, я просто делал, что считал нужным, и свершалось, что суждено. И ты тоже.

– Да, и я тоже, – кивнул Джон. – Я ненавижу богов. Я всегда знал, что они злые и глумливые, но не до такой же степени! Я не знаю, как жить дальше. И зачем жить дальше? Можешь мне ответить, Герман, зачем мне жить дальше?

– Я тут кое о чем подумал, – сказал Герман. – Мы с тобой, что ни говори, люди выдающиеся, особенно ты. Много в истории было людей, которые гнилой варварский мир из дикости вывели и к вершинам цивилизации приобщили? Раз, два и обчелся. А ты, Джон, вообще два раза поднялся из самых низов до самой наивысшей верховной власти, два раза!

– И просрал ее оба раза, – добавил Джон.

– Ну да, просрал, бывает, – кивнул Герман. – Но другие даже этого не смогли. Ты выдающийся человек, Джон, великий диктатор, один из самых величайших за всю историю человечества. Слабо подняться наверх в третий раз?

– Гм, – сказал Джон. – Конфедерация?

– Ага, – кивнул Герман. – Понял теперь, зачем тебе жить?

Джон метнул очередной камень, тот затонул сразу, не отразившись от воды ни разу.

– Боги не одобряют, – сказал Джон.

– Отправь богов в жопу, – посоветовал ему Герман. – Какое тебе дело, одобряют тебя боги или нет?

– И то верно, – кивнул Джон. – Спасибо, Герман, ты меня спас. Интересная мысль… С Заком уже говорил?

– Пока нет, – ответил Герман. – Заку не до того, у него дочка на восточный континент убежала в эльфийский лес, и маячок отключила, оторва. Дети так быстро в новых технологиях разбираются… Записку оставила, дескать, хочу быть отважной первопроходицей, как Дэнни Бун…

– Дэнни Бун – он вроде мужик был, – заметил Джон.

– А ей по фигу, – сказал Герман.

– Да, дети… – задумчиво протянул Джон. – А как ее Зак искать собирается? В какую точку она телепортировалась, примерно известно?

ПЫЩЬ!

На пляже появился новый персонаж – обнаженная женщина, очень высокая и крупная, и кого-то смутно напоминающая.

– Я гляжу, одежда скоро совсем выйдет из моды, – заметила Алиса.

– Папа, как тебе мое новое тело? – спросила женщина.

– Джинджер?! – изумился Герман.

– Афродита Книдская, – сказал Джон. – Только масштаб не тот, она малорослая была. Масштаб нельзя одинаково наращивать во все стороны, некрасиво получается, не женщина, а гоблин мифический.

– Я хочу стать большая, – заявила Джинджер.

Ее огромный рот скривился в обиженной гримаске, и стало очевидно, что внутри этого зрелого тела прячется маленькая девочка, даже не подросток, а ребенок.

– А ну быстро сделай как было! – рявкнул Герман. – Сейчас как настучу ремнем по жопе…

– А я тогда не скажу, где Трейси прячется, – заявила Джинджер. – Я хочу быть большая!

Герман беспомощно посмотрел на Джона, тот пожал плечами.

– Песец, – сказала Алиса. – Я раньше думала, это я отмороженная на всю голову.

– Я не отмороженная! – возмутилась Джинджер. – Я красивая и умная!

ПЫЩЬ!

Она исчезла.

– Иди, лови, пока маячок не отключила, – посоветовал Джон Герману.

ПЫЩЬ!

Герман тоже исчез.

Джон подполз к Алисе и лег рядом, она прижалась к нему и положила голову на плечо.

– Хорошо тут, – сказала она. – Песок такой мягкий…

– Нанороботы, – пояснил Джон. – Тут раньше какие-то туристы купались, все благоустроили. Я сам так пока не умею.

Некоторое время они молчали, затем Алиса спросила:

– Что думаешь? Насчет того, что Герман говорил?

Джон дернул плечами, голова Алисы подпрыгнула, это было неприятно.

– Извини, – сказал Джон. – Если честно, не знаю. У меня и так голова кругом идет, а тут еще это…

– По-моему, не надо принимать скоропалительных решений, – сказала Алиса. – К политическому перевороту в масштабах галактики надо долго готовиться. Историю изучать, технологии осваивать… Тысячу дней это займет, как думаешь?

– Да уж наверное, – согласился Джон. – Думаю, даже больше. А что?

– Я ребенка хочу, – сказала Алиса. – А лучше двух. Или трех. И чтобы отец у них был и мать, чтобы нормальная семья была, как у людей. Как у Зака или у Дика. Ой, совсем забыла, Бродячке же рожать скоро! Она, может, уже родила, а я тут клювом щелкаю! Пойдем, навестим!

– Погоди, не суетись, – сказал Джон. – Нет, еще не родила, пока восьмидневная готовность. Они с Диком решили генетическое обновление провести внутриутробно, а то девочка страшненькая получалась, если судить по генетической карте. А потом, как родит, они будут саму Бродячку обновить. Приколись, через сто дней на планете не останется некрасивых людей. Кроме меня разве что.

– Вот только не вздумай внешность менять! – воскликнула Алиса. – Ты для меня самый красивый! Плешивенький ты мой…

Она игриво потрепала его по голове и поцеловала в губы.

– Да я и не собираюсь менять внешность, – сказал Джон. – Только татуировку уберу. Варварство это.

– Оставь индюка, он красивый! – попросила Алиса.

– Это не индюк, а феникс, – заявил Джон. – Индюк – слово простонародное, воспитанные девицы его не употребляют.

– Какая я тебе девица? – фыркнула Алиса. – Да еще воспитанная… Я дикая орчанка! У-у-у!

Она набросилась на него, они стали бороться. В конце концов Джон подругу одолел, но доводить победу до логического конца не стал, отвалился.

– Хорошо-то как, – сказал он. – Так бы и валялся всю жизнь, и ни о чем бы не думал.

– Всю жизнь не получится, – заявила Алиса. – Ты рожден не валяться, а преодолевать трудности и совершать подвиги.

Джон приподнялся на локте и пристально уставился на Алису.

– Милая, – сказал он. – Боюсь сглазить, но ты… по-моему, ты сильно поумнела.

– Я всегда была умная, – сказала Алиса. – Просто несобранная. А теперь у меня есть мозговой чип, и я умею управлять эмоциями и всем прочим. А ты, засранец, поставил мне чип и не сказал!

Она игриво двинула ему в зубы, она была уверена, что он легко перехватит ее руку, так уже бывало множество раз, но в этот раз удар достиг цели.

– Извини, – быстро сказала Алиса. – Я не хотела.

Джон пошевелил челюстью и сплюнул кровь на песок.

– Не хотела, не хотела, – пробормотал он. – Соображать надо и соразмерять свои силы. Привыкла, что твой муж – супермен мифический, а у меня просто чип был активирован, а у тебя нет, и всего-то. А теперь ты такая же ловкая, как я.

– Так я теперь могу тебе морду набить, и мне за это ничего не будет? – зловеще ухмыльнулась Алиса. – Погоди… Ты действительно назвал себя моим мужем или мне послышалось?

Джон ехидно ухмыльнулся и спросил:

– А что, хочется замуж? Ты уж определись, или замуж, или морду бить, это вещи несовместимые. Есть, правда, садомазохистские пары…

– Я тебя люблю, – сказала Алиса.

– Я тебя тоже люблю, – сказал Джон. – Ты выйдешь за меня замуж?

– В легендах и мифах в таких случаях жених вручает невесте кольцо, – заявила Алиса.

Пыщь!

– Это что? – спросила Алиса минуту спустя, когда обрела дар речи.

– Кольцо, – ответил Джон. – А что это, по-твоему, может быть? Параллелепипед? Эллипсоид? Нет, это кольцо.

– Это съемный ободок от нужника, – заявила Алиса. – Я тебе его на голову надену!

– Ну, милая, ты не уточнила, какое кольцо тебе нужно, – улыбнулся Джон. – Так ты выйдешь за меня замуж?

– Выйду, – ответила Алиса.

И надела любимому кольцо на голову, как обещала. И притянула к себе за это кольцо, и нежно поцеловала в губы.

Они долго целовались, затем Джон оторвался от нее и сказал:

– Если бы мы с тобой были персонажами романа, это было бы подходящее место для финала.

– О да! – согласилась Алиса. – Какой роман, такой и финал.

И они снова стали целоваться.

Анатолий Бочаров
ЛЕГЕНДА О ВРАЩАЮЩЕМСЯ ЗАМКЕ

Пролог

Ясное весеннее солнце отражалось от наконечников копий, блистало в зерцалах щитов. Многотысячная армия неторопливой стальной змеей ползла по древней дороге, проложенной в незапамятные времена. Налетавший порой ветер развевал знамена, с вышитым на них свирепым медведем. Воедино сплетались конский гомон и людской говор.

Русоволосый статный мужчина, облаченный в тяжелые панцирные латы, ехал во главе войска, окруженный знаменосцами и герольдами. Он был молод, и в глазах его, упрямо разгораясь, блистал огонь войны. Сильные пальцы то и дело касались рукоятки меча.

– Будет славная драка, – сказал он, улыбаясь. – Вот увидишь, Гилмор. Эти псы подавятся своей вшивой шерстью. – Русоволосого мужчину звали Хендрик Грейдан, и был он королем государства Эринланд. Хендрик лишь недавно вступил на трон, наследуя умершему от старости отцу. – Мы загоним мерзавцев в самое глубокое пекло, – сказал король, горяча коня.

– Это уж непременно, – кивнул его спутник. Был он так же молод, как и Хендрик, и ехал по правую руку от него. – Настала пора поквитаться с Клиффом за все, – у говорившего были платиновые, белее снега волосы, а черты лица выдавали эльфийскую кровь.

– Добрые слова, – согласился Хендрик. – Не знаю, чтоб я делал без тебя, Гилмор. Слушал бы занудные речи твоего младшего брата.

Полуэльф усмехнулся:

– Ты бы казнил его в первый же день, я уверен. Эдварда сложно терпеть слишком долго.

– Это уж верно. Сколько он отговаривал меня от этого похода! Я думал, прикажу отрубить ему голову, и запущу ею в сторону гарландских рубежей. Как же осточертел весь этот благоразумный вздор, – Хендрик скривился.

Была середина весны, и Хендрик Грейдан, лишь недавно увенчанный короной эринландских королей, выступил войной против сопредельного государства Гарланд. Много лет уже Эринланд и Гарланд пребывали в затяжной вражде, тянувшейся не меньше столетия, и настало время, сказал Хендрик, покончить с врагом навсегда. Решение короля горячо поддержал Гилмор Фэринтайн, его кузен и наследник, сопровождавший его сейчас. А вот младший брат Гилмора, сэр Эдвард, долго пытался остудить воинственный пыл Хендрика, уверяя, что неприятельская армия сейчас сильнее, и война с Гарландом неминуемо приведет к поражению. Хендрик обозвал сэра Эдварда трусом и не пожелал даже слушать.

– Ты мой лучший союзник во всем, Гилмор, – сказал Хендрик кузену, отгоняя дурные мысли. – Если Кэмерон не родит мне сына или если я погибну в предстоящем сражении – клянусь небесами, ты станешь достойным государем.

– Не стану, – ответил Гилмор. – Я имею в виду, не стану потому, что никто из нас не погибнет в этом бою. Ни я, ни ты, ни даже Эдвард, я надеюсь на это.

– Ну, по поводу смерти Эдварда я бы особо не горевал, – признался король. – Но и в самом деле, зачем нам лишние смерти в своих рядах? Пусть лучше умирают наши враги.

Хендрик немного помолчал, глядя куда-то вдаль, словно старался заглянуть за вечно ускользающую линию горизонта.

– Скажи мне, брат мой Гилмор, – промолвил король наконец, – мы же останемся для потомков героями, славу которых будут воспевать менестрели?

– Непременно останемся, – пообещал Гилмор Фэринтайн. – Мы храбры и отважны, а следовательно, кем нам еще быть, помимо героев?

– Надеюсь на это, – пробормотал Хендрик. – Что ж, тогда вперед! Поехали к славе, что не померкнет веками, – и он пришпорил коня, отправляя его в лихую скачку. Гилмор немного поколебался, а затем последовал за ним.

* * *

Как показало время, честолюбивым замыслам эринландского владыки не суждено было сбыться. Начатый им поход кончился для Хендрика сокрушительным разгромом и гибелью половины собранного им войска. Эринландская армия, как и предвещал сэр Эдвард, была вдребезги разбита. В середине лета был подписан мирный договор, согласно которому Хендрик уступал Клиффу Рэдгару, королю Гарланда, часть собственных приграничных графств. Также он отсылал победителю богатые дары – золото, оружие и меха.

Оба короля, Хендрик и Клифф, встретились на мосту над рекой Твейн. Говорили, что Хендрик Эринландский явился на встречу, будучи мрачнее тучи, однако на словах оставался учтив с победителем. Он даже поклялся тому в вечной дружбе.

Молодой и гордый, Хендрик чувствовал в тот день, что весь мир обратился против него. Вместо славы героя он обрел славу короля, проигравшего свою первую войну.

Ибо за две недели до тех переговоров на реке Твейн состоялась битва. То было последнее сражение, оказавшееся решающим. Шло оно четыре дня. В начале каждого из этих четырех дней и в его же конце небо плакало кровью, глядя на поле боя. Кто-то из сражавшихся в той битве совершил немало подвигов и погиб, как герой. Кто-то просто погиб. Наверно, окажись здесь менестрели, они бы назвали эту битву великой. Но менестрелей здесь не было. Только солнце, бьющее сквозь дыры в знаменах, да бурлящее на каждом шагу густое людское варево – что-то кричащее, неспокойное, безумное.

Когда много дней спустя король Клифф обнимал при встрече короля Хендрика, у последнего едва не треснули ребра. «Не приводи больше своих людей, – сказал Клифф Хендрику так тихо, что лишь они двое и слышали эти слова, – не приводи больше своих людей, иначе тебе некем будет править». Но об этом Хендрик не рассказал никому – ни боевым товарищам, ни священнику на исповеди, ни любимой жене, которой обычно доверял все свои тайны.

Поредевшее войско возвратилось назад. Высоких лордов ждали их жены и подрастающие сыновья, рыцарей помоложе ждали соскучившиеся за вышиванием невесты, да и простых воинов, наверное, тоже кто-нибудь да ждал. А не вернувшимся с войны – вечная память. Вот только памятью не будет сыт даже мертвый.

Настала осень, и вышло так, что вслед за живыми в стольный город явился кое-кто из мертвецов.

Глава первая

Бесприютный странник возвращался домой. Заканчивался последний день его долгого путешествия. Поднялся он еще затемно – растолкал трактирщика, потребовал сготовить завтрак, перекусил и вскоре после того пустился в дорогу. Ехал шагом, не торопясь. Временами дремал в седле. Мимо проезжали повозки – проплывали, словно рыбы, плывущие в морских глубинах. Утром накрапывал дождик, пришлось завернуться в плащ и накинуть капюшон. Был шестой день октября. Уже минул Мабон, с его кострами в полях и опавшими листьями, но до Самайна оставались еще три недели. Смутное время. Время, когда тени удлиняются и крепнут.

Сейчас этот угрюмый, немного сонный всадник называл себя именем Гэрис. Сэр Гэрис, если вдаваться в подробности. Это не было его настоящим именем – но мы будем называть героя нашего повествования именно так, по крайней мере до поры до времени. На вид ему было меньше, чем три десятка зим, но огрубевшая обветренная кожа лица, щетина по щекам и жесткий взгляд делали его старше. Челюсть у него была крепкая, волосы густые и черные, плечи широкие, а руки могучие. Эти руки привыкли обращаться с копьем и мечом.

Проклятый дождик все никак не унимался.

Раньше Гэрис не обратил бы на этот противную морось ни малейшего внимания – он спокойно проехался бы с непокрытой головой хоть даже сквозь летний ливень. Раньше он бы не ехал по тракту шагом, а промчался по нему галопом, оставляя за спиной ветер. Впрочем, какой смысл рассуждать о том, что было раньше? Собственное прошлое теперь вспоминалось ему очень смутно и казалось и вовсе никогда не существовавшим. Он забыл почти все, за исключением нескольких очень важных вещей. Эти вещи Гэрис, напротив, помнил очень хорошо.

Хотя и мечтал забыть.

Наконец дождь закончился.

В стороне от дороги работала ярмарка – яркие пятна шатров и шум толпы. От первого болели глаза, от второго – голова. Голова гудела, а в глазах плясали злые огненные искры. Раньше Гэрис любил день больше, чем ночь, а теперь от яркого света приходилось щуриться. Он провел много дней в подземелье, почти не видя солнечного света, и до сих пор не до конца осознавал, что выбрался оттуда. Он не был там пленником, всего лишь гостем – но иногда грань между этими понятиями очень тонка.

Когда ярмарка кончилась, по обе стороны от тракта потянулись предместья. Тут уж волей-неволей пришлось вынырнуть из полусна и начать оглядываться по сторонам. Гэрис изучал не сами окрестности, чего в них интересного – черепичные крыши да изгороди с плющом, сто лет назад были такими, и сто лет спустя не изменятся. Нет, он приглядывался к людям, пытался найти на лицах прохожих что-нибудь подходящее к случаю – беспокойство, страх, недовольство, злость. Находил, но не больше, чем обычно. Люди всегда о чем-то беспокоятся, чего-то боятся и на кого-то злятся, но это были не те злость и страх, которых он ожидал.

Около городских ворот пришлось задержаться – стражники проверяли купеческий караван, телегу за телегой, на предмет не указанных в описи товаров. Осмотр занял много времени, достаточно для того, чтобы Гэрис успел испытать нетерпение. Он никогда не любил ждать, больше того, почитал ожидание худшим из ниспосланных человеку испытаний. Легче переносить избиение или пытки, нежели терпеть, покуда они начнутся. Легче умереть, чем сидеть сложа руки. Вот и сейчас Гэрис накручивал на кулак поводья, борясь с желанием пришпорить коня и проехаться прямо по чужим головам. Нельзя. Сейчас – никак нельзя, пусть даже и хочется. Он не для того ехал сюда сквозь все эти дни, чтобы оказаться в конце концов брошенным в тюремную яму.

Наконец очередь дошла и до Гэриса. Стражники встретили его подозрительно, задали вопросов вдвое больше обычного и пропустили, лишь содрав двойную пошлину. Двойную – ввиду ношения оружия, каковым оружием были признаны меч на поясе да пара кинжалов. Назовись Гэрис дворянином, никто и не подумал бы требовать с него денег за проезд, но дворянином он называться не стал. Сначала следовало купить рыцарские доспехи и нарядное платье. К счастью, сложностей с этим не будет, благо и золота, и серебра на руках имелось в избытке.

Миновав ворота, Гэрис оказался на торговой площади, где, как и всегда по этому времени, было многолюдно и шумно. Вокруг толкался, затрудняя продвижение, всякий встречный люд. Ремесленники пополам с купеческими приказчиками, а также крутящиеся вокруг рыночных рядов зеваки. Дорогу ему, понятное дело, уступать никто не спешил. Еще бы – простая темная одежда, никаких бархата, мехов, украшений. Толпа не замечала его. Это было непривычно и немного злило. Не настолько, впрочем, злило, чтоб начать давить копытами прохожих.

Наконец площадь осталась позади – замощенная выщербленной брусчаткой улица повела вверх по склону холма, мимо несчетных домиков и домишек, поначалу одноэтажных, затем щеголяющих вторым, третьим этажами и даже чердаком. Гэрис ехал вдоль всевозможных лавок, наподобие тех, где можно купить топор, молоток или гвозди, приобрести жестяную сковороду или починить сапоги. Проезжал он мимо складов, в которых хранились, ожидая своей поры, бочки с вином или еще не проданная пушнина. Мимо домов терпимости, с фасадами, украшенными непристойными вывесками и мимо кабаков, с дверями, что всегда распахнуты для готового напиться сброда. Мимо, мимо, мимо – вперед и вверх.

Город, по которому он ехал, звался Таэрверн, и был он сердцем страны Эринланд. Древний и одновременно юный, веселый и злой, стольный город ничуть не изменился с весны, когда Гэрис был тут в последний раз, уходя на войну.

Все было здесь совсем как прежде. Уличные прохожие спешили туда и сюда по своим неотложным делам, и их суета, казалось, отражала вечное течение жизни. Улыбались на весь свет молоденькие девушки и беззубые старухи – и одновременно с этим из окон прямо на улицу выливались помои, густые и смрадные. Выводил легкомысленную песенку одноногий нищий, рассевшийся – экий наглец! – прямо на крыльце скобяной лавки. Болтались на виселице какие-то бедолаги, один в сером рванье, другой в набедренной повязке, оба безнадежно мертвые. Продавала душистые, яркие букеты цветов набросившая столь же яркую шаль торговка – «купите роз для вашей возлюбленной, сэр! для самой славной возлюбленной в мире!». Молодые парни в заломленных на ухо беретах избивали ногами такого же, как они, парня, только без берета; а какой-то худющий типчик дергал прохожих за плечи, предлагая перекинуться прямо тут в карты. Глядя на все это непотребство, Гэрис понял, что улыбается – впервые за много месяцев, широко и от всей души. В черном плаще, потертом и порванном, на черном коне, усталом и недовольном, сэр Гэрис из Ниоткуда плыл сквозь кричащее человеческое море, и улыбка никак не хотела покидать его лицо. Он впервые за много, много времени чувствовал себя – нет, не живым, не прежним, не настоящим, но просто хотя бы каким-то. Чувствовал себя кем-то, собирающимся в самом скором будущем совершить что-то. Он пришел сюда, чтобы перевернуть вечный Таэрверн вверх дном.

Вперед, вперед, вперед – а впереди встают за крышами новые крыши, еще более высокие, мчатся по собственным следам флюгера, а за ними – поднимаются стены Верхнего Города с подпирающими небо колоннами исполинских башен, а за ними – замки великих лордов, еще более огромные, потрясающие воображение, а за ними, на самой вершине холма и мира – королевская цитадель, крепость внутри крепости, место, в которое Гэрису требовалось попасть. И он туда попадет, непременно, это уж без всяких сомнений. У него получится. Он аж привстал в стременах, когда увидел замок, и почувствовал, как сжимаются кулаки.

До Верхнего Города Гэрис, впрочем, доезжать не стал – свернул за десять кварталов, приметив памятный переулок. Под копытами коня тут же зачавкала дорожная грязь вперемежку с помоями. Гэрис поморщился и поднял воротник повыше. Он почти и забыл, как грязно бывает в больших городах.

Впереди показался трактир – тоже памятный. В прошлом Гэрис нередко бывал здесь. Дым тогда стоял коромыслом, а луна на небе была молодой и звонкой. Гэрис выругался, заводя коня во двор.

Направо – конюшня, налево – колодец, а прямо перед глазами – крыльцо. На крыльце, на верхней ступеньке, сидел рыжий как лиса парень, лет шестнадцати или семнадцати на вид, и ковырялся ногтем в зубах. Гэрис спешился, легко взбежал по ступенькам и схватил мальчишку за шиворот.

– Эй, дядька, какого черта? – голос у рыжего оказался высокий, почти девчачий. Гэрис свободной рукой залепил ему пощечину:

– А вот такого. Нечего подметать ступеньки задницей, здесь люди ходят. Как бы я через тебя перешагивал, дубина? Ты тут работаешь? Или просто ждешь, когда пнут? Живо напои моего коня, отведи в стойло, помой и задай сена. Потом приду проверю. Не сделаешь – убью, – для убедительности Гэрис двинул мальчишку кулаком под ребра и лишь тогда отпустил. Парень ругнулся – не подумавши, очевидно, не успев подумать, что положено бояться – и скатился вниз. Выпрямился. Вскинул злое, побледневшее лицо. Зеленые глаза сверкнули сквозь переплетение рыжих прядей:

– Можете не сомневаться, любезный сударь – я пригляжу за вашим конем. Пригляжу по всей чести, – голос, вопреки вежливым словам, тоже был злым.

– Проверю, – повторил Гэрис и бросил мальчишке медную монетку. Гэрис не сомневался, что тот не станет ее подбирать. Такие, как он, молодые петушки никогда не принимают подачек. Ну еще бы, как можно унижаться, как можно гнуть спину… Однако парень все-таки склонился – до самой земли – и поднял из уличной грязи медный кругляш. Странно… А, впрочем, дворовой босяк – он дворовой босяк и есть. Не придворный же, в самом деле.

Гэрис толкнул дверь и шагнул в трактирную залу. Переступил через порог – и тут же метнулся в сторону, припал спиной к стене, потому что кто-то швырнул прямо в дверной проем тяжелую пивную кружку. Кружка ухнула во двор и где-то там разбилась. Раздался взрыв хохота – многоголосый, весельчаков собралось никак не меньше четырех. Гэрис прищурился, оглядывая дымный полумрак – кто же это здесь любит кидаться посудой в честных людей? Ага, вон та компания в самом центре зала. Сдвинули два стола, расселись и теперь просто излучают хмельное веселье. Гэрис двинулся прямо к ним.

– Братец! – окликнул его кто-то из гуляк, отсалютовав ножом. – Здорово я тебя чуть не пришиб! Впредь будет наукой – рот не разевай, когда заходишь в приличные места!

Наверно, этот парень просто крепко напился. Ну или же по жизни был дураком. Гэрис не знал точно, в чем причина подобной наглости – в недостатке ума или в переизбытке выпивки. Значения это, впрочем, особенного не имело. Гэрис распахнул свой плащ и быстрым, ловким движением выхватил меч. Отшвырнул ногой стоявший на дороге стул и приставил острие клинка к горлу насмешника.

– Проси у меня прощения, – сказал Гэрис.

Глаза у незадачливого весельчака сделались очень большие, очень трезвые и очень испуганные. Он не ожидал такого. Ну конечно, никак не ожидал.

– Проси прощения, – еще раз сказал Гэрис, глядя прямо в эти клубящиеся страхом глаза.

– Эй, мужик, да ты никак слегка рехнулся, – сказал кто-то из сидевших за столом.

– Я тебе не мужик. Я – благородный рыцарь. А этот жалкий смерд, которому место на виселице, оскорбил меня словом и делом. Будь я справедлив, я бы вырвал ему паскудный язык и выжег глаза. Но я не справедлив, я, к счастью для вас, милосерден. Мне достаточно будет простого извинения, чтобы забыть подобную дерзость. Так что пусть эта скотина встанет передо мной на колени и попросит прощения. Этого будет достаточно. Ну же, убогий, – вновь обратился Гэрис к человеку, у чьего горла держал меч, – я жду.

Бедняга весь мелко дрожал. Лицо его побелело.

– Сэр рыцарь… Господин мой, я нижайше прошу вашего прощения, не извольте серчать. Я простой мастеровой, перебрал немного по глупости, вот и ударил хмель в голову. У меня жена и две дочери. Не будьте ко мне суровы.

– Я, кажется, приказал тебе встать на колени, мразь. Почему ты еще этого не сделал? А ну живо!

Гэрис сделал шаг назад, чуть отведя оружие, но не опуская его. Человек, пятью минутами раньше едва не расшибивший ему голову, поднялся из-за стола – Гэрис успел заметить, что ладони у него мокрые – и медленно опустился на дощатый пол. Остальные посетители трактира настороженно молчали. Ведь Гэрис назвался рыцарем, а какой же дурак осмелится встать у рыцаря на пути.

– Милорд, молю о пощаде. Я и не подумал, что знатный господин может вот так просто зайти сюда, к нам.

– А вот впредь думай, шелудивый пес. И благодари меня, что научил уму-разуму, – Гэрис пнул молившего его о милосердии мастерового сапогом в живот и отвернулся. Он ничуть не боялся, что тот в отместку воткнет нож ему в спину. Никто из сидящих здесь людей никогда бы не сделал подобного. Никогда. «И вот поэтому, – подумал Гэрис, – ни у кого из них никогда не будет ни замка, ни богатства, ни титулов, и они все умрут теми, кем родились, вшивым сбродом из трущоб. Именно поэтому, а вовсе не потому, что их отцы не звались графами или баронами».

Спустя несколько минут Гэрис уже сидел за грязным столом, обедая. Мясо здесь прожаривали неплохо, да и пиво можно было пить, не отплевываясь. Гэрис был голоден и охотно бы съел сейчас целого кабана. Или целого человека. Так что на пищу он набросился с жадностью.

Люди, чье безудержное веселье Гэрис нарушил, уже ушли – почти сразу после преподанного им урока. В дверях один из них обернулся и посмотрел на Гэриса. Тот посмотрел в ответ. Горожанин пожал плечами и вышел. После этого в трактирной зале стало на некоторое время тихо, а вскоре после того снова шумно – пришла новая компания, вроде какие-то цеховики. Сюда только цеховикам и ходить, дыра она и есть дыра. Зато здесь имеются свободные комнаты, и довольно дешевые. Гэрис снял себе спальню. Сегодня нужно будет покрепче выспаться, а завтра, первее всех прочих занятий, подобрать себе доспехи, а также хороший тарч, треугольный рыцарский щит, и длинное дубовое копье. И начать тренировки. Чем скорее он вспомнит, как делаются такие дела, тем лучше все пройдет. Прошлым вечером Гэрис несколько часов разминался с мечом и заметил, что тело уже почти вернулось в хорошую форму.

От размышлений Гэриса отвлек давешний парень со двора – тот, рыжий. Уселся прямо напротив и подпер рукой подбородок.

– Ты почистил моего коня?

– У вас не конь, а бешеный пес. Два раза меня лягнул. Да, я его почистил.

– Молодец, – сказал Гэрис равнодушно. – А теперь встань и сгинь.

Парень вставать не захотел. Вместо этого он подался вперед и сказал совсем тихо и очень серьезно:

– А знаете, есть одна девушка, она работает в этом трактире. У нее черные волосы до самого пояса, густые и шелковистые, а глаза горят так, будто в них пылает огонь. И когда я слышу ее голос, у меня от волнения порой отнимается язык. Я хочу сделать ей какой-нибудь подарок. Она этого заслуживает, уж поверьте. Но у меня совсем нет денег. Ну, для ярмарки нету. Я вот думаю, а не заработать ли мне немного.

– Ну так пойди и заработай, – Гэрис взялся за кружку и задумался, не выплеснуть ли ее содержимое надоедливому юнцу в лицо. – Кто тебе мешает? И зачем ты рассказываешь все это мне?

– Да потому, – рыжий дурашливо улыбнулся, и вся его серьезность бесследно пропала, – что я хочу заработать вот прямо на вас. Эй, погодите, я не про то! – крикнул он, видя, что Гэрис положил руку на эфес. – Я не про то, я совсем про другое. Благородный сэр, вот скажите… вы, предположим, воевали?

– Не твое собачье дело.

– Хорошо. Вот, скажем, вы воевали, и были у вас в войске такие разведчики. Они смотрели, где стоит неприятель, и потом про это докладывали. Чтобы войско никогда не натолкнулось на неприятеля случайно… Ну, вот. Я буду вашим разведчиком.

Гэрис отхлебнул из кружки. Он уже догадался, что скажет сейчас этот рыжий проныра. Не догадался бы только самый последний дурак. Ну ладно, пусть все будет так, как будет, это даже к лучшему. Значит, за околицей трактира его поджидают будущие мертвецы. С таких мертвецов не снимешь ничего особенно ценного, но зато можно вспомнить, что такое хорошая драка.