Текст книги "!Фантастика 2024-4". Компиляция. Книги 1-16 (СИ)"

Автор книги: Лариса Петровичева

Соавторы: Вадим Проскурин,Анатолий Бочаров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 256 (всего у книги 316 страниц)

Внизу стукнула, открываясь, оконная рама, и Брюн услышала негромкий голос Альберта:

– Не спится, птичка?

Брюн не могла понять, что ему на самом деле нужно – кроме, конечно, совершенно плотских желаний. Вспоминая свой сон на конспиративной квартире, Брюн испытывала растущий гнев – и на Альберта, и на себя.

Ей было хорошо. До сих пор.

– Не спится, – коротко ответила она. – Кошмары.

Альберт вздохнул.

– У Эрика тоже. Неудивительно после казни, честно говоря.

Брюн искренне удивлялась тому, что смерть Дерека Тобби напугала ее намного меньше, чем она ожидала. На ее глазах человека лишили жизни – а Брюн не упала в обморок, не заплакала, не закричала.

– Если хочешь, помогу, – предложил Альберт. – Сделаю твой сон намного слаще. Или явь, это уж как ты захочешь…

– Мой тогдашний сон, – перебила его Брюн. – Это был действительно сон? Или ты просто зачаровал меня и…

Она умолкла. Стыд снова притек румянцем к щекам.

– Это был сон, птичка, – вздохнул Альберт. – Но будь уверена, удовольствие, которое мы получили, было реальным и обоюдным. И не сомневайся, если мы повторим это в реальности, то будет намного слаще.

– Нет! – почти выкрикнула Брюн. Альберт только рассмеялся.

– Я всегда знал, птичка, что на самом деле ты совсем не скромница. Но я и подумать не мог, что ты настолько горячая.

Брюн вдруг показалось странным, что Альберт просто болтает с ней, не делая никаких попыток подняться в ее комнату. Он у себя дома, все спят, Эрик занят работой – кто ему помешает? И несмотря на все это, Альберт просто беспечно сидит на подоконнике и разговаривает.

– И что? – спросила Брюн. – Зачем ты говоришь мне все эти гадости?

Ей действительно стало гадко. Пусть сон оказался сном – но если ее тело все равно сгорало от страсти в объятиях Альберта, то чем этот сон отличается от яви? Тем, что Альберт не прикасался к ней на самом деле?

– Просто так, – ответил Альберт и совершенно серьезно добавил: – Меня влечет к тебе, птичка. Но ты нравишься моему брату, и это меняет дело. Мы, конечно, иногда делим женщин, но ты другое дело.

Брюн невольно вздохнула с облегчением, но Альберт тотчас же добавил с привычной язвительной усмешкой:

– Но тебе лучше избегать меня, когда я пьян. А то я все-таки решу проверить, есть ли у тебя та родинка на лобке.

Брюн с трудом подавила в себе порыв спуститься и закатить Альберту пощечину – подумала, что если она это сделает, утолив свой гнев и обиду, то «младший змееныш» просто так ее не отпустит.

– Ты просто хам, Альберт, – твердо сказала Брюн тем тоном, каким ее мать отчитывала провинившихся горничных.

– Но-но, птичка! Не груби, – Брюн была уверена, что Альберт грозит ей пальцем, и решила сменить тему.

– Над чем работает Эрик?

Альберт тотчас же стал серьезным – Брюн вдруг почувствовала перемену его настроения.

– Понятия не имею, и мне это не нравится. Обычно я в курсе его работы, – ответил он и сказал: – Тебе лучше пойти спать, птичка. И не дразнить меня ни напрасными надеждами, ни размышлениями. Видит Господь, могу сорваться.

Но спать этой ночью не пришлось никому.

Сперва Брюн увидела какую-то возню вдалеке возле запертых ворот. Привратник, выбравшийся из будочки, махал руками, пытаясь убедить кого-то проваливать подобру-поздорову. Но спустя несколько минут он завозился возле замка, открыл ворота, и к дому бесшумно покатил самоходный экипаж.

– Дьвольщина… – пробормотал Альберт, и Брюн услышала, как хлопнуло, закрываясь, окно.

Дом ожил почти сразу, наполнившись шагами, встревоженными голосами и суетой. Быстро переодевшись, Брюн выскользнула из комнаты и тихонько направилась к лестнице – что-то подсказывало, что незваные гости обязательно направятся в лабораторию.

Так и случилось. Сперва Брюн увидела высокого, смутно знакомого усача в инквизиторской форме, который быстрым шагом поднимался по лестнице. Всмотревшись в его решительное лицо, Брюн вспомнила, где видела его – в воспоминании Тобби! За усачом двигалась целая компания самого непритязательного вида, которая с трудом волокла огромный, тускло светящийся металлический контейнер, очень похожий на гроб.

– Где Старший Змей? – спросил усач, не затрудняя себя приветствиями, но в это время на лестнице появился Эрик, и весь его вид говорил о том, что он крайне удивлен.

– Я Старший Змей, – сказал он. Похоже, работа в лаборатории была в самом разгаре: рукава белой рубашки Эрика были закатаны по локоть, от черных прорех на кожаном фартуке поднимался дымок, а правая линза очков дала трещину, но Эрик, похоже, этого не замечал. – Кто вы, господа, и что вам угодно?

– Я Маркус Хелленберг, старший советник инквизиции, – отрекомендовался усач. – Мне был дан приказ доставить груз в ваше поместье и передать его содержимое в лабораторию, – он негромко кашлянул, словно ему было трудно говорить, и закончил: – У нас мало времени, господин Эверхарт. Очень мало.

По лицу Эрика скользнула тень плохо скрываемого раздражения, но он решил не спорить с инквизицией.

– Поднимайте, – он махнул рукой в направлении лаборатории и спросил: – Кем был отдан приказ?

– Моим руководством, – сдержанно ответил Хелленберг. Эрик вздохнул, посмотрел в сторону Брюн, но она почувствовала, что он просто не заметил ее. Неслышно появился Альберт: только что его не было – и вот уже стоит за спиной Брюн.

– Хорошо, – вздохнул Эрик, смиряясь с неизбежным. – Идемте.

Лаборатория была ярко освещена, и в этом свете сходство контейнера с гробом было неприятным и очевидным. Носильщики поставили его на пол в самом центре лаборатории и, повинуясь нетерпеливому жесту Маркуса, вышли за дверь. Эрик склонился над контейнером и сказал:

– Кажется, я понимаю, что там. Это ведь вы написали мне то письмо?

Инквизитор отвел взгляд.

– Да. Я, – коротко ответил он. – Но деньги, которые вы получили, не мои.

Эрик устало посмотрел в сторону Брюн и Альберта, стоявших поодаль, и проговорил:

– Открывайте. Время дорого.

Контейнер открывался просто: Маркус стукнул носком ботинка по сверкающему боку, и металлическая крышка с грохотом отвалилась вправо, едва не придавив ногу Эрика. Брюн вскрикнула и тотчас же зажала рот ладонями. Альберт успокаивающим жестом опустил руку на ее плечо.

В контейнере лежал Дерек Тобби – мертвенно-бледный, в том же одеянии, в котором его сбросили с обрыва с петлей на шее. Впрочем, петли не было, а красная лента, стягивавшая руки, была на месте. Эрик склонился над бывшим министром, всмотрелся в мертвое лицо и спросил:

– Вы знаете, сколько раз его воскрешали?

– Трижды, – с готовностью ответил Маркус. Вытащив из ножен узкий стилет, он перерезал алую ленту, и руки мертвеца безвольно упали по бокам.

– Какая все-таки великая жажда жизни, – пробормотал Эрик. Возле окна на специальной подставке расположились сверкающие пластинки новых артефактов – Брюн подумала, что все эти дни Эрик работал именно над ними. Повинуясь жесту брата, Альберт подтащил подставку к контейнеру с мертвецом, и Эрик произнес:

– Что ж, будем надеяться, что это запустит сердце, – произнес Эрик. – И сможет вернуть нам господина Тобби в разумном состоянии.

Брюн с ужасом подумала, что с ними будет, если Тобби не оживет. Вряд ли его товарищ станет церемониться с незадачливым воскресителем. Один артефакт опустился на грудь Тобби, второй лег на лоб, третий и четвертый поместились в ладони. Эрик быстрыми отточенными движениями соединил их заранее подготовленной сетью из серебряных проводов, выпрямился и сказал:

– Все. Реакция пошла. Теперь остается только ждать.

Брюн подошла и, помедлив, взяла его за руку. Эрик благодарно улыбнулся, сжал ее пальцы.

Некоторое время ничего не происходило. Затем по серебряной сетке пробежали, потрескивая, бледно-голубые огни, в лаборатории пронзительно запахло горелым, и мертвец в контейнере вздрогнул, выгибаясь колесом. Руки вскинулись, упали, застучали по краям контейнера, и Брюн почувствовала, как колени наполняет вязкой обморочной слабостью, а пол уходит из-под ног. Маркус грязно выругался, рванулся к контейнеру, и Эрик прорычал:

– Не трогать! Собьете реакцию – я его не вытяну!

Инквизитор послушно попятился. На его побелевшем лице был ужас и надежда.

Спустя несколько долгих минут сияние угасло, и мертвец обмяк на дне контейнера. Стало тихо – пронзительное безмолвие нарушало лишь легкое потрескивание над сгоревшими артефактами. Брюн неотрывно смотрела на контейнер, сжимала руку Эрика и молилась – сама не зная, кого и о чем просит.

Потом она услышала вздох. На край контейнера легла рука, и голос Тобби едва слышно позвал:

– Аурика…

* * *

Эрик никогда не думал, что в одну неделю можно вместить столько событий.

Лютеция, конечно, была одним из главных – вернее, не сама Лютеция, а то, что произошло в ее доме.

Дом достался Лютеции в наследство от покойного мужа, и когда-то был роскошным, возможно, даже самым красивым в столице, но теперь переживал далеко не лучшие времена. В неровно подстриженной живой изгороди, небрежно высаженных цветах, приоткрытой двери гаража, где в тени дремал самоходный экипаж, облезающей позолоте на статных фигурах атлантов возле входа чувствовалось наступление тяжелых времен.

«Неудивительно, что она ухватилась за меня, – с грустью подумал Эрик, отстраненно поглаживая бедро Лютеции и откликаясь на ее жадные поцелуи ровно в той степени, которая нужна была для того, чтоб скрыть нарастающее презрение. – Старая любовь не ржавеет, а деньги Эверхартов – заманчивый кусок. Можно и притвориться».

В дом они вошли почти бегом – поднимаясь за Лютецией на второй этаж, в спальню, Эрик невольно обратил внимание на отсутствие слуг. То ли они были заняты делами и не хотели попадаться на глаза, то ли их было настолько мало для такого большого дома, что Лютеция велела им не высовываться при госте. А она явно спланировала эту встречу и наверняка продумала и свой образ до деталей, и позиции, в которых собирается отдаться.

Спальня Лютеции, светлая и просторная, выходила окнами на юг, в цветущий сад. Все было приготовлено к любовному свиданию: постель разобрана и застелена белоснежным шелковым бельем, цвет которого прекрасно оттенит нежную кожу хозяйки, на прикроватном столике бутылка шипучего южного, хрустальные бокалы и крупно наломанный черный шоколад для поднятия тонуса. Эрик мягко отстранил Лютецию, которая повисла у него на шее и не собиралась размыкать рук, сел на кровать и взял бутылку – спиртное могло бы помочь ему принять окончательное решение.

Видит Господь, это было тяжело.

– Это лучшее вино в столице, – ослепительно улыбнулась Лютеция, взяла бокал. Эрик выкрутил пробку, и золотистая струя с веселым шипением ударила в хрусталь.

– Ты, я смотрю, подготовилась, – небрежно проронил Эрик. Улыбка Лютеции стала еще слаще, словно говорила: «Зачем тратить время на разговоры, когда можно провести его намного приятнее?»

– А как же, – Лютеция пригубила вина, поставила бокал на столик и, глядя Эрику в глаза, потянула за едва заметную нить на рукаве платья. Ткань зашелестела, соскальзывая вниз, и через несколько мгновений Лютеция была полностью обнажена. Белья она не носила. На мгновение Эрик залюбовался ей настолько, что решимость почти покинула его. Женщина, сидевшая с ним рядом, была невероятно, недостижимо прекрасна – и всем сердцем желала принадлежать ему. Похожая на античную статую из розового мрамора, она почти светилась в солнечных лучах. Эрик протянул руку, скользнул пальцами по ее ключицам и быстро перевел их вниз, к крупной груди. Лютеция томно прикрыла глаза, потянулась за прикосновением.

Эрик вдруг подумал, что надо махнуть на все рукой и пользоваться моментом, как это сделал бы его брат. Альберт не стал бы размышлять над соблазном, он с удовольствием поддался бы ему, вмяв Лютецию в эти простыни. И было бы неважно, о чем она думает, чего хочет и зачем бросается на когда-то отвергнутого возлюбленного с таким пылом.

Все это было бы неважно.

– Помнится, когда-то ты назвала меня бегемотом, – негромко проговорил Эрик. Лютеция стыдливо отвела глаза и принялась расстегивать его рубашку. Почти невесомые прикосновения ее пальцев были настолько нежными, что Эрик против воли вновь почувствовал возбуждение.

– Это было давно, дорогой, – от нее умопомрачительно пахло какими-то южными духами, за приторной сладостью которых Эрик уловил нотку вербены. Старое приворотное средство без всякой магии. – Я была юная и глупая.

– Я тоже, – усмехнулся Эрик и слегка толкнул Лютецию, вынуждая ее опуститься на кровать. – Но с тех пор прошло много времени, и так случилось, что я поумнел…

Движение его руки было быстрым и резким, словно удар фехтовальщика. Лютеция захлебнулась воздухом, и ее удивительные голубые глаза помутнели. Руна «Ют» на артефакте, который Эрик прижал ко лбу женщины, обладала удивительными свойствами – заставляла говорить правду.

– Кретин, – прошелестел женский голос, в котором больше не было ни желания, ни страсти. Только злость и досада. – Ты кретин, Эрик. Мог бы иметь лучшую женщину в столице…

Эрик скептически заглянул в золотисто-розовую тень между раскинутых ног Лютеции. Усмехнулся.

– У тебя там не поперек. Ничего особенного. Как у любой шлюхи.

– Хам! – Лютеция дернулась, пытаясь подняться, и обессиленно обмякла на белом шелке. В прекрасных глазах мелькнули слезы.

Эрик вздохнул.

– Что именно ты планировала? – спросил он.

– Да ничего! – почти выкрикнула Лютеция. – Деньги мне нужны, деньги! Я почти разорена! Нужен дурак со средствами, который потеряет от меня голову! Все!

Эрик прикрыл глаза. Именно это он и ожидал услышать – и, тем не менее, правда оказалась очень болезненной. Ты можешь быть ученым, исследователем, да просто хорошим человеком, и все равно от тебя будут нужны только каруны, как можно больше золотых карун. Оплачивай счета и ничего не требуй. Покойный муж Лютеции так и поступал.

– Хорошо. Что на самом деле планирует Тобби?

По щеке Лютеции пробежала слеза. Должно быть, это было невыносимо стыдно: лежать с раздвинутыми ногами и не получать никакого профита от человека, который ее раскусил. Впрочем, знает ли Лютеция, что такое стыд?

«Вряд ли», – с грустью подумал Эрик. Это не Брюн, которая надавала ему пощечин, стоило ей прийти в себя после эксперимента.

– Я не знаю, – прошептала Лютеция, и к своему удивлению Эрик услышал страх в ее голосе. – Он не делится со мной своими планами. Вчера попросил меня свести эту кухарку с принцем, но мне ничего и делать не пришлось. Патрис сам ее заметил, послал адъютанта, а потом… Ну ты сам знаешь.

– Сбросил с балкона, – глухо сказал Эрик. Конечно, Тобби не дурак, он не станет посвящать агентов в свои дела. Интересно, как ему удается отбояриваться от Лютеции?

Эрик не рискнул бы спросить.

– Да, – откликнулась Лютеция. – Сбросил с балкона.

Эрик не запомнил, как покинул дом – просто вдруг обнаружил, что уже довольно долго идет по проспекту Победы в сторону Королевского музея. В голове было легко и звонко. Он окончательно закрыл ту часть жизни, которую когда-то занимала Лютеция, выбросил все мечты и надежды, вымел их, словно сор при генеральной уборке. Если бы она не была настолько напористой и скрывала бы свои планы получше, Эрик наверняка влюбился бы снова. И оказался бы тем самым дураком с деньгами, которого Лютеция так мечтала заполучить.

Что ж, какое-то время он наверняка был бы счастлив. Потом самолюбие неминуемо взяло бы верх, и брак господина Эверхарта не кончился бы ничем хорошим.

Прошлое должно умирать, вот оно и умерло. Просто Эрик не ожидал, что будет настолько неприятно.

Он вышел к небольшому скверу возле Королевского музея, устало сел на скамью и подумал, что Брюн наверняка обижена и наглостью Лютеции, и тем, что Эрик ушел с бывшей любовью. Что надо купить ей цветы взамен тех, что отобрала Лютеция. Что, когда вся эта история хоть немного уляжется, надо сделать для нее что-то очень хорошее.

Что-то стукнуло его по плечу. Эрик покосился вправо и увидел порхающий над скамейкой комочек письмовника. Он протянул руку, и письмовник опустился на ладонь и развернулся, открыв послание.

«Господин Эверхарт!

Будучи наслышанным о вашем исключительном мастерстве в артефакторике, я хотел бы предложить вам крупный заказ. До меня доходили известия о том, что вы преуспели в создании артефактов, способных воскрешать мертвецов, подготовленных определенным способом…»

Эрик опустил письмо. Откинулся на спинку скамейки и подумал, что прошлое, каким бы оно ни было, никогда не отпускает. День был солнечным и ярким, в сквере гуляли влюбленные парочки и бегали дети с игрушками, но мир Эрика моментально утратил все цвета и звуки – как в тот день, когда он чуть ли не шутки ради рискнул создать и активировать воскрешающий артефакт.

Тогда оживший мертвец прожил совсем недолго, если его существование можно было назвать жизнью. Закапывая в вязкую болотистую почву то, что осталось от бывшего товарища по университету, Эрик думал о том, что нужен не один артефакт, а сеть. Допустим, пять серебряных пластинок на основные энергетические узлы. Он не собирался повторять этот опыт и, разумеется, никому не рассказал о том, что на самом деле случилось с якобы пропавшим без вести Энцо Маттини. Но написавший письмо откуда-то об этом знал.

«Я понимаю, что такая работа, к тому же работа подлинного мастера, стоит очень дорого. Полагаю, триста тысяч золотых карун будет достаточно. Эти деньги уже размещены в Первом Морском банке на предъявителя, и вам достаточно будет прийти и назвать свое имя, чтобы получить их. Работа должна быть завершена через пять дней, а еще лучше – через четыре. Надеюсь на ваше согласие и остаюсь вашим верным и преданным другом.

«.

Этот таинственный М. наверняка был из секретной службы или инквизиции – только они могут позволить себе настолько вольно обращаться с деньгами и только они знают самые потаенные чужие секреты. Таким людям не отказывают. Эрик прекрасно понимал, что из него вытрясут эти артефакты, и лучше сделать их, получив гонорар, чем работать с петлей на шее.

Он аккуратно сложил письмовник и убрал в карман. Вспомнил, как блики солнечного света скользили по коже Лютеции, как окрашивали золотом рассыпанные по кровати волосы. Нет, все-таки надо было отвести душу напоследок в память старых дней – Эрик имел все основания полагать, что ничем хорошим это приключение не кончится.

«Брюн, – напомнил он себе. – Надо забрать Брюн и идти закупать ингредиенты для артефактов».

В памяти мелькнуло почти забытое мертвое лицо Энцо, смотревшего с усталой укоризной. Тогда Эрик оживил его практически на «слабо»: чисто случайно узнал о том, что однокашник умер от легочной жабы и отправился в морг. Маттини был сиротой, его никто не стал бы ни забирать, ни искать.

«Верни меня обратно», – только и сказал он, когда смертная пелена ушла из его глаз.

Кого хочет вернуть загадочный М?

* * *

Убедившись, что с воскрешенным все в порядке, Маркус незамедлительно отбыл вместе со спутниками. Насколько понял Эрик, за ним велось наблюдение, и инквизитор старался не вызывать лишних вопросов. По этой причине металлический саркофаг, в котором доставили тело Тобби, по документам значился как ларец для вызревания военных артефактов по спецнаправлению министра обороны, и Эрику пришлось подписать несколько бумаг.

Слуги, разбуженные переполохом, смотрели на хозяина со странной смесью ужаса и благоговения, с трудом подавляя желание с восторгом пасть в ноги. Служанка, подававшая Эрику кофе, едва не кинулась целовать ручку.

Эрик не удивлялся. В отличие от суеверных слуг, воскрешение Тобби имело для него исключительно научный и практический интерес. Бывшего министра разместили в одной из гостевых комнат, и он почти сразу заснул под действием восстанавливающих артефактов. Брюн вызвалась присмотреть за ним – служанки отказались это делать, старательно сплевывая через плечо, чтоб отогнать нечистого. Если господин Эверхарт человек знакомый, и от него хотя бы приблизительно представляешь, чего ожидать, то от мертвеца можно ждать всего, кроме хорошего.

Да и Господь с ними. Эрик отдал последние распоряжения и отправился спать.

Несмотря на усталость, спалось ему очень плохо. Снилась спальня Лютеции и Брюн – полностью обнаженная, на белом шелке простыней, она приподнялась на локтях, посмотрела Эрику в глаза и едва слышно промолвила, призывно разведя колени в стороны:

– Иди ко мне…

Эрик склонился над ней, желая взять, присвоить и никогда уже не отпускать, но вместо Брюн уже была Лютеция – веселая, полная жажды жизни. Мир сна наполнился ее звонким смехом, и Эрик понял, что это сыплются золотые каруны.

– Брюн! – позвал он в надежде, что Брюн вернется – и она вернулась. Теперь они были в его комнате, в тот самый день, когда он привез Брюн из родительского дома и, не желая сдерживать нетерпение, приступил к экспериментам. Вот только теперь Брюн была не тихой и скромной девушкой, а ласковой кошечкой с горячей кожей и жадными прикосновениями. Опустившись на Эрика сверху, она приняла его в себя с легкостью опытной куртизанки, и Эрик подумал: «Если я проснусь, то умру».

Он не умер.

Звон старинных часов привычно поднял его в шесть утра. Открыв глаза, Эрик некоторое время лежал неподвижно, вспоминая, как они с Брюн двигались в едином ритме, растворяясь в нарастающем наслаждении и не в силах насытиться друг другом. Это было невыносимое счастье и такая же невыносимая мука. Сон закончился, а наяву все иначе. Совсем иначе.

Спустившись в комнату, отданную в распоряжение Тобби, Эрик обнаружил служанку, заправлявшую постель, и испытал мгновенный укол холода. Неужели все это ему тоже приснилось?

– Господин проснулся полчаса назад, – с торопливой услужливостью объяснила служанка, взбивая подушку так старательно, словно от этого зависела ее судьба. На шее девушки Эрик заметил простенький глиняный амулет – кукиш, отгонявший нечистого. – А госпожа Брюн отвела его в столовую. Завтрак скоро будет готов.

Эрик мысленно усмехнулся. Заботливая девочка Брюн решила, что первым делом больному нужна хорошая еда, да побольше. Именно так и лечат в провинции.

Неплохой способ, что тут скажешь.

Тобби сидел за столом, пил чай мелкими глотками и уже не напоминал живой труп. Просто человек после долгой болезни, который наконец-то идет на поправку. Альберт, сидевший рядом с Брюн, выделил бывшему министру один из своих костюмов – конечно, новая одежда оказалась Тобби велика, но это лучше, чем ничего. Служанки, торопливо накрывавшие на стол, старались не смотреть в сторону Тобби. Кто их знает, этих оживших покойников, вдруг заколдует. Или сожрет, с него станется.

– Доброе утро, – произнес Эрик. – Рад видеть вас в таком состоянии, господин Тобби.

Губы Тобби дрогнули в улыбке – словно по маске пробежала трещина. Эрик сел за стол и уловил запах, идущий от оживленного мертвеца: тонкий, почти неуловимый аромат хвои. В памяти сразу же всплыла картинка заснеженного леса, хрустящего морозного полудня, голубизны неба, режущей глаза, и звериных следов на снегу.

– Вы получили плату? – прошелестел голос Тобби. – Внакладе не остались?

– Получил, – кивнул Эрик. Служанка поставила перед ним тарелку с яичницей, беконом и грибами, и Эрик мельком подумал, что это самая странная трапеза, в которой ему приходилось участвовать. – Я сразу же снял деньги со счета, как только представилась возможность.

Тобби кивнул, слепо скользнул пальцами по серебряному ножу, лежащему на столе перед ним. Эрику захотелось поднять руку и дотронуться до шеи – в том месте, где за воротником рубашки был скрыт узелок на ленточке с амулетом.

– Как же ты выбрался из воды? – спросила Брюн, и Эрик с невольным уколом ревности отметил это «ты». – А петля? Тебе бы шею свернуло, я читала…

Она осеклась. Нож, которым Тобби механически нарезал бекон, неожиданно громко звякнул о тарелку.

– Палач был подкуплен, – сообщил он. – Остальное было по-настоящему… ну, почти.

Эрик поежился. Наверняка при Тобби был артефакт Дарунга, который законсервировал тело в момент смерти. Дарунга, конечно, дорогая штука, но не для бывшего министра инквизиции.

– Вы ведь заранее подготовились, – понимающе усмехнулся Альберт. Тобби угрюмо кивнул.

– За это нужно благодарить Брюн, – произнес он, и на мгновение его тяжелый темный взгляд смягчился. – Знающая предсказала мне, что я вознесусь высоко и разобьюсь о скалы, а это могло означать только казнь. Я обдумал эту информацию и решил слегка поменять свои планы. Поменять, но не отменить.

– Расскажите нам, – потребовал Эрик. – Мы все имеем право знать, что вы задумали.

Над столом воцарилось молчание. Тобби задумчиво играл ножом, и Эрик невольно обрадовался тому, что мягким столовым серебром вряд ли можно нанести увечья. Хотя кто его знает, на что еще способен Тобби. Говорили же о нем, что он хранил кусочки кожи и волос убитых ведьм – значит, безумен до краешка.

– Я хочу отомстить за жену и ребенка, – наконец, произнес Тобби, и чувство, которое прозвучало в его голосе, было глубже печали и горя. Именно оно руководило всеми действиями бывшего министра. – Их убили по приказу королевы Аврении, которой нужен был цепной пес в моем лице. Чудовище, способное только убивать по распоряжению хаомийской короны…

Он прикрыл глаза ладонью, и Эрику вдруг с ужасом подумалось, что Тобби плачет. Почему-то это напугало его больше маленького лезвия, которое недавно срезало амулет с его шеи.

Эрик понимал это желание отквитаться. Он и сам бы поступал точно так же, если бы что-то случилось с Альбертом или Брюн. Это было правильным.

– Я решил, что отниму у нее все, – продолжал Тобби, сумев совладать с волнением. – Но сделаю это так же, как и Аврения: руками судьбы. Ведь такое случается, взорвался артефакт в самобеглом экипаже. Несчастный случай. Вот и я заготовил для королевы такие же несчастные случаи. Кару Божью.

– Сошедший с ума принц, – подала голос Брюн. Тобби покосился в ее сторону и ответил:

– Да. Для начала. Когда у сына и наследника воспаление мозговой оболочки, поневоле начнешь задумываться, что Господь наказывает. А там и ее высочество Марселлин… – Тобби усмехнулся, и Эрик ощутил, как по спине ползет ледяная капля пота.

– Они же ни в чем не виноваты, – Брюн смотрела на Тобби с ужасом и надеждой. «Бедная девочка», – вдруг подумал Эрик, не то о Брюн, не то о принцессе Марселлин.

– Аурика была виновата только в том, что вышла за меня замуж, – голос Тобби дрогнул. – Она была лучшей из всех, кого я знал. А ее убили просто для того, чтоб меня ничто не отвлекало от работы. Чтоб я не отказывался делать то, что велено. И Аврения была довольна… какое-то время.

Он умолк и принялся задумчиво крутить в руках салфетку. Некоторое время все молчали, потом Альберт, который во время разговора спокойно ел, отодвинул тарелку и произнес:

– Значит, собираетесь уничтожить эту ветвь династии. И что потом? Кто сядет на трон?

Тобби посмотрел на него с плохо скрываемым раздражением, словно у него внезапно заболели зубы.

– Видит Господь, мне это безразлично. Трон вряд ли будет долго пустовать.

Альберт покрутил в пальцах вилку, и Эрик вдруг подумал, что ни разу не видел брата таким. Знакомый Альберт, младший, выпестованный, любимый, о котором надо было заботиться, исчез бесследно, и Эрик не знал, радоваться этому или нет.

– Что, если Аврения не имеет к этому отношения? – предположил Альберт. – Что, если кто-то расчищает дорожку к трону вашими руками? Ясное дело, за смерть любимой жены и ребенка вы голову свернете тому, кто это сделал. И в задницу засунете. А потом уйдете в сторонку, сядете на скамеечку и больше никогда и ни во что не вмешаетесь… знаете, почему? Потому что вас уберут очень-очень быстро.

Альберт сделал паузу и добавил:

– Вы опасны, Дерек. Аврения радуется, что вы мертвы, но парадоксально: ее и наследников некому защитить, кроме вас.

Эрик вдруг услышал, как снаружи, в саду, щелкают ножницы садовника, который старательно подравнивает кусты – настолько тихо стало в столовой.

– Я не думал об этом, – признался Тобби. Бросил быстрый взгляд на Брюн, словно нуждался в ее поддержке, и отвел глаза. Альберт ослепительно улыбнулся, и как-то вдруг стало ясно, что здесь и сейчас именно он является хозяином положения.

– Подумайте, – предложил он. – Видите ли, Дерек, в определенной степени вы сейчас мой заложник и не покинете Геренхаус без моего согласия. Вы, конечно, можете перебить всех нас, но я в любом случае подам сигнал коллегам, и вас возьмут очень быстро.

На бледном лице Тобби впервые за все время их знакомства появилось нечто, отдаленно похожее на удивление. Он прищурился так, словно прикидывал, как именно поступить с Альбертом. Эрик невольно приготовился отражать удар, хотя прекрасно понимал, что не успеет этого сделать.

– И зачем вам это нужно, позвольте полюбопытствовать? – спросил Тобби.

– Я сотрудник службы безопасности короны, – произнес Альберт, и в его голосе звучало искреннее волнение. – И я служу не какой-то определенной династии, а Хаоме в целом. В моих интересах, чтоб потрясений, переворотов и резких смен курса было как можно меньше. Вот почему я хочу, чтоб вы некоторое время побыли под моим приглядом. Потому что если я прав, и существует тот, кто планирует убрать Аврению, то вы всем очень сильно пригодитесь. По крайней мере, не уберете ее сами.

Дерек усмехнулся. Посмотрел на Альберта как на человека, в чем-то равного себе.

– Проще было бы позволить мне умереть, – наконец, сказал он.

Альберт пожал плечами.

– Боюсь, тогда мы бы окончательно утратили надежду, – ответил он.

* * *

– Больше всего я хочу узнать, как вам удалось сманипулировать принцем.

Тобби сидел на скамейке возле пруда, равнодушно смотрел на горделивых лебедей. В ярком свете солнечного полудня он, бледный и отстраненный, казался живым мертвецом. Кружевная тень, которую отбрасывали липы, казалась саваном. «Да ведь он и есть мертвец, – напомнил себе Эрик. – Мертвец, которого чужое искусство вырвало из-за края жизни и смерти».

Его артефакты сработали просто идеально, но сейчас Эрику не хотелось об этом думать. Он полагал, что, по крайней мере, обрадуется тому, что у него все получилось – но радость так и не пришла. Была пустота в душе и что-то похожее на отвращение.

Какая уж тут радость.

– На самом деле все очень просто, – спокойно ответил Тобби. – Я ведь прекрасно понимаю, что никакой артефакт по моему заказу вы не создавали. Работы велись, но артефакта как такового нет. Верно?

Эрик сконфуженно опустил глаза. Интересно, Тобби умеет читать мысли, или это просто развитое логическое мышление и умение делать значительные выводы из незначительных вещей?

– Вы сами – ходячий артефакт, – продолжал Тобби, не дождавшись ответа. – Вся сила заключена именно в вас, конкретнее – вот тут.