Текст книги "!Фантастика 2024-4". Компиляция. Книги 1-16 (СИ)"

Автор книги: Лариса Петровичева

Соавторы: Вадим Проскурин,Анатолий Бочаров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 255 (всего у книги 316 страниц)

– Ты знаешь, каков на самом деле план Тобби?

В груди поселился странный давящий жар, медленно пополз в низ живота, делая Брюн тяжелой, неповоротливой, влажной. Альберт мягко гладил ее по щеке, и Брюн хотелось, чтобы он не останавливался, чтоб его рука двинулась ниже…

– Я не знаю, – пролепетала она.

– Ты знающая, – прошептал Альберт в ее приоткрытые губы. – Ты можешь ответить. Что он хочет? Сменить династию?

– Нет, – тотчас же откликнулась Брюн. Слова пробивались откуда-то из глубины души, и невесомый аметист на шее стал пудовым камнем. – Не сменить. Полностью уничтожить.

Альберт понимающе прикрыл глаза, словно именно такой ответ и хотел услышать.

– Умница, птичка, – похвалил он, и душная давящая тяжесть стала утекать, словно змея разжимала кольца, выпуская жертву. Брюн почувствовала, что обливается потом, а сердце заходится в груди, и ноги подкашиваются. «Только не падать, только не падать», – повторяла она про себя, понимая, что вот-вот рухнет на пол – и это было бы действительно невыносимо.

Потом вдруг откуда-то появился плохо побеленный потолок, а окно уползло куда-то в сторону. Брюн обнаружила, что лежит на кровати, а Альберт расшнуровывает ее корсет. «Будь, что будет, – устало подумала она, – это теперь все равно, и я ничего не могу поделать». Она всхлипнула, попробовала удержать слезы и все-таки не смогла и заплакала, тихо и горько. Но корсет ослабил хватку, и Альберт, к искреннему изумлению Брюн, поднялся с кровати.

– Дыши глубже, – мягко посоветовал он, – и попробуй поспать. Оттон через пару часов принесет ужин. А я ненадолго отлучусь.

– Куда ты? – спросила Брюн. Не потому, что ей было действительно интересно – просто из вежливости.

– Я все-таки служу хаомийской короне, – улыбнулся Альберт, направляясь к дверям. – Ни о чем не думай, птичка. Ты в безопасности.

– А Эрик? – испуганно спросила Брюн. Альберт ухмыльнулся с прежним цинизмом светского волокиты, и эта ухмылка заставила Брюн вздрогнуть от страха.

– Пусть дерет свою бабенку, – ответил он. – Моя помощь тут не понадобится.

* * *

Отдыхать? Проще сказать, чем сделать!

Когда за Альбертом закрылась дверь, а в коридоре стихли его шаги, Брюн поднялась с кровати и выглянула в окно. Интересно, его оставили открытым просто так, или же это очередная ловушка, если Брюн решит сбежать.

Окно выходило на пустырь, заросший цветами и травами. На горизонте виднелись очертания полуразрушенных домов. Да уж, интересное место Альберт выбрал для своей конспиративной квартиры. Кто его будет тут искать…

Амулет Эрика тянул вниз, заставляя опускать голову. Должно быть, силы, бродившие в Брюн, искали выход и не могли его найти. Нет, конечно же, она не сможет сбежать – с трудом доковыляв обратно к кровати, Брюн вытянулась поверх одеяла и подумала, что все развивается от плохого к худшему.

Сперва ее вырвали из родительского дома, и тогда Брюн думала, что это самое плохое, что может с ней случиться. Потом были эксперименты Эрика, разбуженные способности знающей, министр Тобби со своей местью, взрыв в лаборатории и принц Патрис, сбросивший ее с балкона, словно тряпичную куклу. Теперь к этому присоединился Альберт, агент безопасности короны, и только Господу известно, чем все это закончится.

Брюн всхлипнула, свернулась калачиком и, подложив руку под щеку, подумала, что если бы Эрик был с ней, в этом месте, то все было бы не так страшно. В последнее время она ловила себя на мысли о том, что компания пленившего ее человека вполне приятна. Страх успел куда-то уйти, уступив место уверенности и надежде.

Но Эрик проводил время в компании своей прежней любви – и ему, похоже, все было безразлично: и то, что когда-то Лютеция бросила его совершенно хамским образом, и то, что она буквально вешалась на Тобби. Неужели Эрик не понимает, что ей нужны только его деньги, и ничего больше? Или ему все равно, и он готов платить за общество этой женщины?

Брюн вздохнула. Раньше она и не думала, что жизнь может быть настолько сложной. Впрочем, зачем девушкам вообще думать, когда их судьбу решают сначала родители, а потом муж…

В коридоре послышались шаги, затем в дверь осторожно постучали, и в комнату заглянул лысый кабатчик. Аккуратно водрузив на тумбочку поднос с едой и кофейником, он угрюмо сказал:

– Вот, барышня, поужинайте, чем бог послал.

Брюн поняла, что за его угрюмостью скрывалось смущение. Сердечно поблагодарив кабатчика, она заглянула в тарелку под металлической крышкой, но темные кусочки мяса в овощном рагу не вызвали у нее аппетита. Брюн выпила чашку холодного кофе и снова легла на кровать.

Делать было нечего.

Солнечный день за окном постепенно утратил палящую белизну, став розовым и золотым, по полу пролегли длинные тени. Приближался вечер. Брюн смотрела, как облака подкрашивает сиреневым, и думала о том, что Эрик и не вспоминает о ней.

Ему все равно.

Потом она провалилась в сон и встрепенулась тогда, когда кто-то тронул ее за плечо. Открыв глаза, Брюн увидела, что уже совсем стемнело, из окна доносятся громкие трели ночных птиц и сверчков, а на кровати рядом с ней сидит Альберт с маленькой лампой в руке. Он улыбнулся, погладил Брюн по щеке.

– Как самочувствие, птичка?

Прикосновение было легким, деликатным, но у Брюн сразу же задрожали колени. Ее вдруг охватило предчувствием чего-то жуткого – и в то же время желанного. Это было словно жажда.

– Ты… – начала было Брюн и не закончила фразу. Альберт поставил лампу на тумбочку и принялся медленно расстегивать сюртук.

– Я сегодня побывал в самых разных местах, – начал он. – Сперва добился личной аудиенции ее величества. Рассказал ей все, что смог узнать. Тебя действительно ищут, птичка, но на Эрика пока не вышли.

Сбросив сюртук и жилет на стул, Альберт вытянулся на кровати рядом с Брюн и блаженно улыбнулся.

– А что министр? – поинтересовалась Брюн. Ей уже было ясно, что будет дальше, и она прекрасно понимала, что снова ничего не сумеет изменить. Здесь не было никого, кто мог бы прийти на помощь.

– Арестован в связи с обвинением в государственной измене, – откликнулся Альберт. – Похоже, Эрику ничего не заплатят за работу. Но он, по крайней мере, будет жив, Тобби пока молчит, и я думаю, что еще долго будет молчать.

Брюн невольно поежилась. Вспомнилось лицо министра в тот момент, когда он передавал ей бриллианты – бледное, отрешенное, изувеченное неутешным горем. Что ему допрос третьей степени, когда он уже испытал самую страшную боль?

– А потом? – спросила она. – Виселица?

В памяти всплыло предсказание, которое Брюн когда-то выдала министру. Поднимется высоко, но разобьется о скалы.

Альберт пожал плечами.

– Кто знает? Может, ссылка. Может, тюрьма. Но скорее всего, казнь, Аврения его очень боится.

Он со вздохом повернулся на бок и некоторое время пристально рассматривал Брюн, которая вдруг увидела себя чужими глазами: растрепанная, уставшая, с нервным блестящим взглядом и дрожащими губами.

– Боишься? – мягко спросил Альберт. – Не бойся. Никто не сделает тебе ничего плохого.

Вряд ли его словам можно было верить. Брюн и не верила.

– А Эрик? – почти жалобно спросила она. – Он до сих пор с Лютецией?

– Не знаю, – ответил Альберт. – Этого я выяснить не успел. Решил, что лучше поеду к тебе, птичка, и мы завершим то, что начали.

В следующий миг он уже целовал Брюн – не напористо и жадно, как в прошлый раз, а легко, нежно и трепетно, так, что Брюн, сама того не ожидая, откликнулась на поцелуй. Она думала, что будет страшно, но страха не было, лишь что-то сжалось в груди предчувствием боли, заставляя сердце стучать все быстрее и быстрее.

Все было не так, как она когда-то хотела. Брюн втайне всегда мечтала о том, что выйдет замуж за того, кого полюбит всем сердцем, и супружеский долг будет похож на сказку, в которой у тебя вырастают крылья. А сейчас ее сгреб в объятия почти чужой, пугающий человек, откуда-то издалека доносились пьяные крики, за окном захлебывались в песнях цикады – все было страшным и неправильным, но сейчас, в эту минуту, Брюн хотела, чтобы было именно так.

Либо это чужая воля хотела за нее.

Но к своему удивлению Брюн понимала, что сохраняет полную ясность рассудка и позволяет губам Альберта ласкать ее шею только потому, что сама этого хочет. Пусть это было неправильно – однако ей нравилось, и прикосновения Альберта отзывались в ее теле нарастающей волной тепла.

Вот чужие ладони сминают ее платье и тянут вверх, освобождая дрожащую Брюн от ненужных тряпок, и в комнате на мгновение становится очень холодно. Но Брюн понимает, что это только кажется. Вот летит в сторону сорочка, и горячие, чуть шершавые пальцы ложатся на ноющие соски – Брюн всем телом подается навстречу губам и рукам любовника, и откуда-то издали до нее долетает хриплый шепот:

– Птичка…

Это было наваждением и жаждой, которую могли утолить только объятия другого человека. Брюн не знала, сколько времени плавала в сладком тумане, почти теряя сознание от нарастающего удовольствия. Она опомнилась только тогда, когда ее толкнуло между ног, и Альберт успокаивающе проговорил:

– Не бойся, птичка. Не бойся.

И Брюн послушно подалась навстречу. Сейчас нужно было именно это: стать мягкой, покорной, податливой, готовой впустить в себя другого человека, чтоб он заполнил ее до краешка. Она боялась, что будет больно – но боль почему-то не пришла. Было лишь желание двигаться в едином ритме с любовником, то ускоряясь вместе с ним, то замирая на самом краешке сладкого безумия, почти срываясь в пропасть. Горячая, мокрая, почти умирающая от желания Брюн действительно выкрикивала имя Альберта, и, заглушая ее крик, он впивался в ее губы очередным поцелуем, и движения его бедер становились глубокими и почти жестокими.

Все кончилось как-то сразу, и финал был словно взрыв. Брюн лежала в объятиях Альберта, высоко-высоко над ней плавал потолок, и ей казалось, что сверху на нее сыплются звезды. Сожаление уже пробивалось сквозь утекающую волну невероятного наслаждения, но Брюн старалась не думать о том, что будет завтра, и как она станет жалеть о том, что случилось.

– Еще, – выдохнула она. Альберт негромко засмеялся, провел ладонью по ее бедру.

– С удовольствием, птичка, – откликнулся он. – Я к твоим услугам.

В этот миг что-то громыхнуло, и вспыхнул свет – яркий, режущий глаза.

* * *

Брюн изумленно обнаружила, что по-прежнему лежит в кровати, но на ней надето платье, и в комнате нет никаких следов Альберта. Эрик аккуратно поставил фонарь на тумбочку и негромко произнес:

– Прости, что разбудил.

«Значит, это был сон!» – с невольным облегчением подумала Брюн. Всего лишь сладкий сон, ну и замечательно. Она бы сгорела от стыда, если бы все, что приснилось, случилось бы на самом деле. Пусть тело еще помнило прикосновения и поцелуи, пусть бедра еще сводило в томной неге – все это было сном, и слава богу.

Только не с Альбертом. Только не с ним. С кем угодно, только не с ним.

– Как ты сюда попал? – спросила Брюн. Расстегнув сюртук, Эрик сбросил его на стул и устало опустился на край кровати.

– Альберт направил. Мы с тобой угодили в очень неприятную ситуацию по милости заказчика, – ответил Эрик, и Брюн тотчас же вспомнила слова Альберта во сне: министр арестован по обвинению в государственной измене…

– Тобби в тюрьме, – сказала Брюн. – Идет допрос третьей степени, но он пока молчит.

Эрик удивленно покосился на нее, но затем, должно быть, напомнил себе, что Брюн знающая.

– Я не знаю, на что он рассчитывал, наводя на принца безумие, – вздохнул Эрик. – Ему следовало понимать, что это опасно.

Он лег, с блаженным вздохом вытянул ноги и добавил:

– Теперь нам придется скрываться, пока все не разрешится так или иначе.

Некоторое время они молчали, затем Брюн, не глядя на Эрика, спросила:

– Как поживает Лютеция?

Не то что бы ей было очень интересно – просто Брюн не могла не спросить. Эрик улыбнулся, но в улыбке, вопреки опасениям Брюн, не было ни следа приятных воспоминаний. «Неужели они просто попили чаю на природе?» – удивленно подумала Брюн.

Видит Господь, она хотела именно этого.

– Идиотка, – с пронизывающей до костей честностью припечатал Эрик. – Я, конечно, больше смотрю в книги, чем на женщин. Но это не значит, что я не понимаю, когда меня хотят использовать.

Значит, у Лютеции ничего не вышло! Получила стервозина от ворот поворот! Брюн хотелось рассмеяться и крепко обнять Эрика – она и сама не знала, почему. Ведь ревновать, особенно в ее случае, было бы как минимум неуместно. Тем более, радоваться поражению соперницы, хотя какая Брюн соперница Лютеции, этой светской львице, этой красавице, этой… Эрик, похоже, почувствовал перемену в настроении Брюн, потому что приподнялся на локтях и спросил:

– Что-то не так?

– Что? – переспросила Брюн. Ей хотелось петь, вся душа пела.

– Ты странно на меня смотришь, – ответил Эрик. – Вот я и спросил, что случилось.

Было ясно, что он не отстанет, не получив ответа, и Брюн решила ответить правду:

– Хорошо, что ты здесь. Я этому рада.

Улыбка Эрика вдруг стала очень искренней, словно он был рад услышать от Брюн именно эти слова.

– Я не уйду, – сказал он. – Я тебя не оставлю.

В груди сразу же стало жарко, щеки вспыхнули румянцем, и Брюн испугалась, что Эрик заметит это смущение – но в комнате, должно быть, было недостаточно светло.

– Вот и хорошо, – вздохнула Брюн и поспешила добавить: – Вместе не так страшно во всем этом…

Эрик осторожно привлек ее к себе. Это было странное объятие – не дружеское, не любовное, что-то среднее, и Брюн подумала, что так и должно быть. Она повела плечами, удобнее устраиваясь в руках Эрика, и спросила:

– Что мы будем делать? Прятаться здесь?

В груди по-прежнему теснило, становилось трудно дышать. Растаявший сон до сих пор владел и душой, и телом Брюн, и она отчаянно боялась, что Эрик поймет, почему она так дрожит, почувствует, как ей хочется, чтоб он дотронулся до нее иначе.

– Какое-то время придется, – ответил Эрик. – Королева хочет узнать, как именно Тобби добился манипуляции с сознанием. Буду надеяться, что он меня не выдаст.

– Нет. Не выдаст. Потому что мы ему еще нужны… – сказала Брюн, изо всех сил стараясь не думать о том, что тепло, разлитое в ней, становится мучительным, что тело желает, почти молит о том, чтоб его заполнили – просто для того, чтоб понять, где сон, а где явь.

А потом их лица оказались слишком близко, и Брюн сама не поняла, что произошло, и как так получилось, что мгновение назад они с Эриком просто смотрели друг на друга и о чем-то говорили, а спустя миг уже целовались.

Все происходило будто бы само по себе. Тело Брюн обрело собственную волю, неожиданно плавно и умело разместилось так, что Эрик оказался сверху, между раскинутыми ногами девушки. Брюн слегка сдвинула колени, словно обозначала притязание: ты мой – и Эрик, сумев-таки оторваться от ее губ, произнес:

– Я тобой не манипулирую, Брюн. Поверь мне. Это не я.

Некоторое время они просто смотрели друг другу в глаза, и Брюн, чувствуя, как пальцы Эрика скользят в ее волосах, мягко поглаживая голову, вдруг испугалась того, что происходит.

– Я знаю, что не манипулируешь, – наконец, откликнулась она. – Я сама этого хочу.

Эрик вдруг грустно улыбнулся и произнес:

– Тобой управляют, Брюн. Мной тоже, но в меньшей степени.

Чего-то в этом роде она и ожидала, и это явно были проделки Альберта. Сперва он наслал на нее бесстыдный сон, а затем подложил под своего брата уже наяву.

– Это Альберт, да? – предположила она и дернулась, пытаясь освободиться. Эрик не протестовал.

– Да. Его работа. Работа мага-визуала с образами плюс немного приворотных артефактов, – сказал он, когда Брюн на всякий случай устроилась от него подальше. – Тебе наверняка что-то снилось…

Да, снилось, вот только Брюн сгорит от стыда, если Эрик узнает, что именно она видела во сне. На нее словно вылили ведро ледяной воды – наваждение исчезло, Брюн опомнилась, и теперь ей владел только стыд.

– Ужасно, – прошептала Брюн. – Это ужасно.

– Визуальная магия работает только с тем, чего ты действительно хочешь, – произнес Эрик. – Вынимает на поверхность твои потаенные желания…

– Нет! – воскликнула Брюн и с ужасом взглянула в лицо Эрика: растерянное и честное. Он смотрел на нее так, словно хотел сказать что-то, что скрывал от самого себя.

– Меня влечет к тебе, это правда, – продолжал Эрик. – Ты действительно нравишься мне, Брюн, поэтому я сегодня ушел от Лютеции. Мне не нужны суррогаты, я хочу настоящее чувство.

– Тогда почему ты остановился сейчас? – прошептала Брюн, не слыша своего голоса. Эрик улыбнулся. Протянул руку, погладил Брюн по запястью.

– Потому что хочу, чтоб мы были вместе по собственной воле, – ответил он. – Чтоб нас не подталкивали копьями в спину. Не ты одна видишь сны…

– Эрик… – только и смогла проговорить Брюн. Сейчас ей хотелось сделать две вещи: обнять Эрика и придушить Альберта. Оторвать голову этому змею и засунуть туда, куда солнце не заглядывает.

«Не кипятись, – посоветовал внутренний голос. – Тебе ведь было хорошо, не так ли?»

Брюн не хотелось об этом думать.

В коридоре послышались шаги, и в дверь едва слышно поскреблись. На пороге обнаружился Альберт – бледный, растрепанный, было понятно, что он по-настоящему потрясён.

– Все! – воскликнул он и махнул рукой. – Тобби дает признательные показания, не выдержал!

Эрик медленно поднялся с кровати и прошел к окну, Брюн сидела ни жива, ни мертва. Альберт вынул из внутреннего кармана сюртука плоскую фляжку, сделал большой глоток и, отерев губы, продолжал:

– Признался, что готовил покушение на его высочество Патриса и ее высочество Марселлин. Артефакты ему сделал лекийский мастер. Ну тут Тобби молодец, Лекия своих не выдаст, – Альберт плюхнулся на стул и продолжал: – Королева поет и пляшет, наконец-то сможет от него избавиться с концами.

– Концы в воду? – серьезно предположил Эрик. Альберт хмуро кивнул.

– Да. Уже готовятся к казни, – он посмотрел на Брюн и объяснил: – Государева преступника сбросят в реку со скалы Эффретто.

Брюн вскрикнула и закрыла лицо ладонями. Вспомнилось собственное предсказание – насколько же быстро оно сбылось!

– Тогда нам тут нечего делать, – произнес Эрик. – Можем ехать домой, не забирая вещей.

Альберт довольно улыбнулся.

– Я уже все собрал и отправил. Экипаж у дверей.

Когда они выходили из комнаты в темный коридор, Альберт вдруг произнес:

– Дурак же ты, братец, прости меня Господь! Я так старался!

* * *

На конспиративной квартире пришлось задержаться.

Когда вся компания вышла из коридора, то лысый Оттон, тревожно озиравшийся по сторонам, велел им идти обратно и носу не высовывать до утра. В городе было неспокойно. Полиция и служба безопасности короны прошлись по столице с рейдом, результатом которого стало помещение под стражу людей из самых разных слоев общества: похоже, министр под пытками сдал своих доверенных лиц.

Тобби должны были повесить через два дня, и посмотреть на казнь съехалась чуть ли не вся столица.

Министерство инквизиции само по себе мрачное и неприятное ведомство, но его министр для многих был настоящим воплощением ужаса. Говаривали – вполголоса и с обязательной оглядкой – что он собственноручно умертвил семьдесят пять ведьм. Что в особом сундуке на чердаке его особняка хранятся их срезанные волосы и кусочки кожи. Что к смерти прежнего государя Дерек Тобби тоже умудрился приложить руку. Что королева Аврения боится его сильнее, чем младенец – буку под кроватью. Одним словом, много чего говорили, всему верили и невольно радовались тому, что такая зловещая фигура скоро уйдет со сцены.

Устроители казни не думали, что смотреть на сбрасывание со скалы притащится такая тьма народу, и не озадачились тем, чтоб организовать особые места для знати, так что потомственные дворяне толпились рядом с самыми непритязательными господами из низших слоев общества. В толпе скользили громогласные разносчики воды со льдом и сладостей, артистично работали мастера карманной тяги, даже мелькнули бойкие девчонки из заведения мадам Хасинды, предлагавшие скоротать ожидание более приятным способом, чем разглядывание помоста с петлей. Взволнованные зеваки, старавшиеся рассмотреть место казни получше, едва не падали за веревочное ограждение.

Река внизу была бурливой, глубокой и гневной.

Альберт нашел место в отдалении от остальных – отсюда была отлично видна скала, с которой собирались сбросить Тобби, предварительно надев ему на шею петлю. Брюн не хотела смотреть на казнь, она была уверена, что ударится в истерику, но Эрик, который тоже не испытывал удовольствия от грядущего зрелища, сказал:

– Здесь должен быть хоть кто-то, кто не хочет его смерти. Пусть это будем мы.

И Брюн не решилась спорить.

Сейчас она сидела на пледе, заботливо расстеленном Альфредом, думала о том, что они все-таки уедут из столицы сегодня вечером, и смотрела, как палач со знанием дела проверяет затейливо завязанную петлю. Девицы и дамы строили ему глазки – это было видно даже отсюда.

– Вот, послушайте, – Альберт вынул из кармана смятый лист «Хаомийского времени» и прочитал: – «Стараниями службы безопасности короны столица наконец-то будет избавлена от изувера, хитростью и подлостью сумевшего пробиться на государственную службу. Господин Максим Фюше, исполняющий обязанности министра, уверяет, что его ведомство ожидает грандиозное реформирование. Деньги на это пойдут из имущества Тобби, изъятого в казну».

Он сунул лист обратно и вздохнул:

– Жаль, что тебе так и не заплатили.

Эрик махнул рукой.

– Не обеднею. Зато моя голова при мне, – беспечно ответил он.

Брюн молчала, задумчиво крутя в пальцах сорванный василек и стараясь занимать как можно меньше места. Ей хотелось, чтобы братья совсем не обращали на нее внимание. В сумочке, которая сейчас лежала в высокой траве, скрывался продолговатый футляр – его вчера принес какой-то оборванец с нервно бегающими глазками. По счастью Эрик и Альберт покинули их конспиративную квартиру в «Сипухе», Брюн была одна – открыв футляр, она вскрикнула от ужаса, увидев знакомые розовые бриллианты.

К посылке прилагалась записка – ломкие буквы, написанные будто бы пьяной рукой, прыгали по листку. Трудно писать каллиграфическим почерком после допроса третьей степени.

«Дорогая Брюн!

Ты одна из немногих, кто знает мою настоящую историю. Эти бриллианты я подарил Аурике незадолго до того, как ее убили про приказу королевы Аврении. Пусть они принесут радость хоть кому-то.

Ты еще будешь счастлива. Я в этом уверен.

Берегись младшего змееныша. Он опасная тварь.

Д.Т.»

Брюн закрыла футляр, спрятав сияющие камни, и дала себе слово, что Эрик никогда не узнает об этом подарке из могилы. Сейчас, глядя на подготовку к казни, она не испытывала ничего, кроме пронзительной жалости к человеку, жизнь которого была разрушена, а месть не смогла ничего исправить.

Она даже свершиться не смогла, эта месть. Принцу Патрису стало лучше, придворные медикусы и артефакторы уверяли, что теперь с его высочеством все будет в порядке. Дерек Тобби умрет напрасно. Она видела его смерть, но не смогла остановить.

Зеваки вдруг заорали, заголосили, и в толпе замелькали голубые мундиры солдат внутренних войск. То ли государыня боялась, что Тобби сумеет сбежать в последний момент, то ли не хотела, чтоб его прибили благодарные сограждане, не дожидаясь казни.

– Везут, – лениво сказал Альберт, лузгая семена поднебесника. – Сейчас все кончится. Четверть часа, не больше.

Над толпой парили золотые шары. Утром Альберт рассказал, что над ними работали почти все столичные визуалы – шарам следовало показывать в королевских покоях все, что происходит сейчас над рекой. Аврения не отходила от больного сына, но, разумеется, не могла пропустить казнь врага, которого она так и не смогла укротить.

Зачем она приказала убить Аурику? Брюн не переставала об этом думать.

– Ведут, – с искренним сочувствием произнес Эрик, и Брюн увидела, как на помост вытолкнули белую фигурку бывшего министра. Отсюда он казался совсем маленьким. Вдруг стало тихо-тихо: смолкли зеваки, минуту назад оравшие, как оглашенные, даже ветер успокоился. Внизу едва слышно шелестели волны, бившиеся о камни. В этом месте традиционно казнили преступников, сбрасывая их со скалы – Аврения приказала на всякий случай набросить на шею Тобби петлю. Брюн не сразу поняла, что на глаза навернулись слезы.

– Желаешь ли ты умереть сыном Господа или отступником? – донесся до нее голос палача. Тобби что-то ответил, но его слов, похоже, не расслышали даже те, кто стоял рядом. Палач понимающе кивнул и, больше не тратя времени, подвел бывшего министра к самому краю деревянного настила и набросил ему на шею петлю.

В эту минуту – Брюн готова была поклясться – Тобби посмотрел туда, где стояла их троица. А потом – в этом она готова была поклясться тоже – узнал их и улыбнулся. Брюн не могла в точности рассмотреть эту улыбку, но она была уверена, что в эту минуту, стоя с петлей на шее, Дерек Тобби улыбается.

И эта улыбка не сулит его врагам ничего хорошего.

Потом палач резко толкнул его в спину, и над обрывом разнесся общий вздох зрителей, испуганно подавшихся вперед. Тобби сорвался с помоста, петля затянулась, и бывший министр несколько раз вздрогнул и обмяк, словно сломанная кукла.

Брюн вскрикнула и закрыла лицо ладонями.

Все было кончено.

Палач выждал несколько минут, а потом перерубил веревку одним ударом тяжелого клинка, и мертвец рухнул вниз и ушел под воду. С людей словно спала пелена: все закричали, заговорили, кто-то показывал вниз, кто-то уже спешил к палачу – забрать кусочек веревки. По поверью веревка висельника спасала от несчастной любви.

– Там водоворот внизу, – устало сказал Эрик. – Тело затягивает… и все.

– Ты был прав, – сказала Брюн. – Тут должен быть кто-то, кто не ненавидит.

– Но и благодарить нам его не за что, – подал голос Альберт. – Надеюсь, с принцем обойдется без последствий. Дурак на троне никому не нужен.

«Берегись младшего змееныша», – вспомнила Брюн и сказала:

– А я? Заказчик умер, эксперименты уже не нужны.

Эрик обернулся и посмотрел на Брюн так, словно впервые ее увидел. В его взгляде было горькое удивление.

– Один раз мы уже вырвали тебя из отчего дома, – произнес он. Альберт молчал, старательно глядя в сторону: сейчас решение принимал старший брат, и его мнение не требовалось. – Теперь, я думаю, ты сама можешь решить свою судьбу так, как сочтешь нужным. Я, конечно, хочу, чтоб ты осталась. Ты мне нравишься, Брюн, – Эрик сделал небольшую паузу, словно его пугало то, что он говорил. Похоже, он давным-давно никому не признавался в своих симпатиях. – Ты мне очень нравишься. Но решать тебе. Я приму и поддержу любое твое решение.

Брюн молчала. Смотрела туда, где в темном омуте навеки сгинул Дерек Тобби. Ей было одновременно страшно до одури и очень грустно.

– В качестве кого я могу остаться? – едва слышно спросила она. Сейчас Брюн было очень важно, чтоб Эрик дал нужный ответ – или хотя бы не увильнул от ответа. Альберт одобрительно хмыкнул.

Эрик вздохнул.

– В качестве моей гостьи и близкого человека нашей семьи, – откликнулся он, и это прозвучало, как пощечина.

«А чего ты хотела, дорогуша? – сварливо осведомился внутренний голос. – Что он сейчас отряхнется и поведет тебя к алтарю?»

– Не в этом дело, – произнес Альберт и указал в сторону водоворота. – Главный сорняк выполот, но королева продолжит прополку. Пока девчонку не ищут, она пешка в чужих руках, но я не гарантирую, что к нашей Брюн никогда не возникнет интереса. В таких случаях летит не только глава дома, но и чада с домочадцами. Говорю как специалист: Брюн лучше быть под нашим присмотром. А в качестве кого… – он посмотрел на Брюн так, что она вздрогнула, вспомнив свой давешний сон во всех подробностях. – Тут даже и спрашивать не надо.

Брюн почувствовала омерзение, словно наступила на крысу. «Берегись младшего змееныша!» – настойчиво напомнил человек, чью смерть она увидела несколько недель назад.

Интересно, сколько стоят бриллианты, которые Тобби оставил ей в наследство?

– Ничего плохого не случится, – сказала Брюн, и в эту минуту она действительно не сомневалась в том, что все будет в порядке. – Но Эрик, я приму твое приглашение. Ты тоже мне нравишься, и я хотела бы узнать тебя получше.

Эрик улыбнулся, смущенно и радостно, и протянул Брюн руку, помогая подняться. Теперь, когда он стоял прямо перед ней, закрывая обрыв, виселицу и расходящихся зевак, Брюн стало легче дышать. Прикосновение руки Эрика вселяло в нее уверенность и надежду.

– Вот и замечательно, – с улыбкой сказал Альберт. Стоя за спиной Брюн, он быстро провел кончиками пальцев по ее спине – прикосновение заставило ее вздрогнуть и нервно обернуться. Альберт дружеским жестом приобнял Брюн за плечи и произнес: – Тогда не будем тратить время. Мы и так тут загостились.

* * *

Кругом была тьма, наполненная плеском ледяной воды. Несмотря на жаркое лето, река почему-то была холодной, и Брюн, которую течение тащило куда-то вперед и вниз, почти сразу окоченела, превратившись в глыбу мертвого льда, чьей-то волей имевшую подобие человеческого тела.

– Тяни! – донесся крик издалека. – Тяни-тяни!

Чьи-то руки выдернули Брюн на поверхность – к легкомысленному голубому небу с редкими завитками облаков, солнцу, свету. Вздрогнув, она села и поняла, что находится в гостевой спальне поместья Эверхартов, и ей приснился очередной сон.

В комнате было тепло. Брюн провела ладонями по плечам – обычное, теплое, живое человеческое тело. Ничего общего с ледяной статуей под водой. Поежившись, она накинула халат и, поднявшись с кровати, подошла к открытому окну.

Кругом царила бархатно-синяя ночь. Где-то в стороне, у пруда, заливались песнями лягушки, им вторили ночные птицы с высоких деревьев. Над садом сверкало созвездие Болотного Господа, похожее на огромное древо. Брюн вспомнила, что рассказывала нянюшка: созвездие Болотного Господа одинаково на небесах всех обитаемых миров и более того, на него и нанизаны все обитаемые миры.

Почти все фонари в саду были погашены. Брюн высунулась в окно, огляделась: все спали, в огромном здании горело лишь одно окно в лаборатории Эрика. Брюн вспомнила, как он сказал, что хотел бы узнать ее поближе, и в груди появилось тепло, медленно разгонявшее холод после кошмара.

Они приехали сюда три дня назад. Альберт сразу же взялся за старое – переоделся и поскакал в заведение с веселыми девушками. После всех столичных приключений Брюн, конечно, сомневалась в том, что Альберт подался к проституткам – но наутро он вернулся с засосом на шее. Что ж, не всегда нужно посвящать время безопасности короны…

Эрик почти все время проводил в лаборатории. Со дня приезда Брюн видела его всего дважды за обедом – вот тебе и желание узнать друг друга получше. Она решила, что самым благоразумным в такой ситуации будет молчать и не навязываться. В конце концов, Эрик ученый – кто знает, чем он занимается в лаборатории заполночь, без сна и отдыха.