Текст книги "!Фантастика 2024-4". Компиляция. Книги 1-16 (СИ)"

Автор книги: Лариса Петровичева

Остин Колдер высоко поднял меч регедских королей, сиявший сейчас белым факелом. Тьма вставала напротив него стеной, протягивая к нему длинные тонкие руки, и все ее пленники, уподобившись марионеткой, дергаемым кукловодом, сделали шаг вперед, выставив перед собой клинки и окружая Гледерика, Грегора Холпина и Колдера. Гледерик продолжал играть, чувствуя, как неведомая ему сила, приходящая откуда-то из неведомого далека, наполняет собой все его существо, изливается в флейту, превращаясь в древко бесплотного незримого копья, нацеленного прямо в бесформенное лицо тьмы. Туда же смотрело и острие Тейна, выставленного Колдером перед собой, а до призванных иномирной тварью мертвецов оставалось всего несколько шагов, и они приближались, готовые начать схватку.

«Иного шанса не будет, – сообразил Гледерик. – Бьем сейчас, а иначе нас просто сомнут. С таким количеством врагов нам не справиться, и никакие магические штучки здесь не помогут. Сила, противостоящая нам, сама состоит из магии, целиком и полностью, и дешевыми фокусами ее не проймешь».

Видимо, Колдер решил точно также – потому что ударили они одновременно. Дэрри острием невидимого копья, созданного им при помощи призываемой флейтой Клэг энергии, Остин – хорошенько размахнувшись фамильным клинком. Свет, засиявший особенно яростно, и тьма, плотно, как никогда, встретились, переплелись воедино, сливаясь будто в любовном акте, смешиваясь в безудержной круговерти. На краткий миг они, извивающиеся подобно змеям, застыли в неустойчивом равновесии – а затем тьма вспыхнула, наполнившись пожирающим ее пламенем, и разлетелась во все стороны гаснущими осколками. Свет объял и фигуры поднятых ей мертвецов, на несколько минут загоревшихся ярко, уподобившись факелам в ночи – а после потухшим и пропавшим.

Обычные факелы, развешанные по стенам, снова горели, как будто ничто и не пытались их погасить. Распахнулась, будто от сквозняка, закрывшая ранее дверь, и свежим воздухом потянуло из коридора. Сокровищница стала такой же, какой и была перед началом ритуала – и вместе с тем сделалась неуловимо другой. Гледерик, потрясенно оглядывавшийся по сторонам, не сразу сообразил, в чем дело. Лишь минуту спустя он понял, что с самого своего прибытия в этот мир тот казался ему серым, поблекшим, словно бы не совсем настоящим. Хотелось бы списать на позднюю осень, да нет – либо его глаза помутились, либо из окружавшего бытия изъяли половину причитавшихся красок, обесцветив его. Теперь же они возвратились в полном объеме – блистали рубины и аметисты, украшавшие сундуки, горело в тех из них, что стояли раскрытыми, золото, наливалось молочным блеском серебро, кармином багровел толстый пушистый ковер под ногами. Мир снова дышал полной грудью и выглядел обновленным – а может, пришла наполненная скепсисом мысль, так просто кажется на контрасте с недавно заполнявшим сокровищницу мраком.

Остин Колдер стоял, уронив меч острием вниз, и выглядел полностью обессилевшим. Слуги, приведенные сюда еще канцлером Маддоком, отнимали руки от лиц, осторожно поднимали оружие, хотя сражаться им было уже, казалось, не с кем. Королевский казначей, с ошалелым лицом, тоже подобрал с пола шпагу и сделал прерывистый вздох. Постепенно потрясенное выражение покидало взгляд Холпина, сменившись сосредоточенностью.

– Насколько понимаю, – медленно проговорил он, – вы справились, господа.

– Почему… – выговорил, отнимая от губ Клэг и опуская ее, Гледерик, – почему, в таком случае, я жив? – Его захватило острое чувство неправильности происходящего, посетил страх, будто они в чем-то все же ошиблись, не довели положенного до конца. Разве не полагалось ему уйти туда же, куда отправились Бирн и Элена, Гарет и Анвин? Разве не следовало ему сгинуть заодно с тьмой? – Если мы успешно проделали все полагавшееся, почему я еще тут?

Между бровей лорда-казначея пролегла тонкая морщина:

– Об этом, – сообщил он после короткого размышления, – станут размышлять уцелевшие чародеи, когда я созову их посовещаться. Возможно, некромант ошибся, считая, что покойник, проводивший ритуал, должен непременно исчезнуть… а возможно, это просто случайность, или сила, исходившая от этой флейты, каким-то образом напитала вас жизнью, отделив от остальных мертвецов. Велика ли разница? Вы попытались, а если попытка оказалась не совсем успешной, королевские реликвии все равно восстановлены. Если остальные мертвецы вернутся или мор не прекратится, всегда можно провести ритуал заново… правда, немного с другим составом участников, – на этих словах Холпин внезапно рванулся вперед, делая длинный выпад.

Острие его шпаги блеснуло, входя Колдеру, не ожидавшему атаки и только начавшему оборачиваться, прямо в бок и исторгая из раны кровь. Гледерик выругался, отбрасывая флейту Клэг куда-то в угол и выхватывая собственный меч, а Колдер, раненый, отшатнулся. Холпин высвободил обагренную шпагу, ловко вытащил из-за голенища сапога кинжал. Капитан Колдер, так и не успевший еще примерить дедовскую корону, схватился левой рукой за раненый бок, сделал выпад Тейном. Холпин рубанул ему навстречу кинжалом, принял выпад королевского меча на закрытую рукоять.

– Убить капитана Брейсвера! – закричал Холпин слугам. – Да поживее! Его господин Кинриг предал и убил вашего господина Маддока, а сам Колдер не оставит вас в живых, как свидетелей! – его слова подействовали, и лакеи, держа перед собой оружие, двинулись Гледерику наперерез.

Уже вступая в схватку, Гледерик понял – сверхъестественная скорость и сила, выручавшие его в предыдущих схватках, бесследно исчезли. Меч, до того практически невесомый, обрел привычную тяжесть, вдобавок накатила усталость, как если бы Дэрри неделю без отдыха разгружал телеги с зерном, а не спал нормально и вовсе больше, чем два столетия. Он все еще двигался как проворный и опытный боец – но вовсе не как всесильный воин, который привык уже себя ощущать. Ближайший из дворцовых слуг, дюжий детина, на плечах которого едва не трескалась лакейская ливрея, взмахнул двуручным топором, явив сноровку, скорее приставшую отставному солдату. Дэрри вовремя отступил, уклоняясь.

Гледерик попытался прибегнуть к магии, дабы покончить с Холпином прежде, чем тот успел бы причинить Колдеру новый вред, но сила, еще недавно послушная, больше не отзывалась. Там, где таился его почти поддавшийся дрессировке магический дар, ныне зияла лишь пустота. Заминка стоила Гледерику нескольких драгоценных секунд, и слуга взмахнул топором, едва не отрубив ему кисть. Дэрри вовремя успел отдернуть руку, однако на внешней стороне ладони, заметил он, остался порез, когда вдоль него скользнуло остро заточенное лезвие. Рана прямо у него на глазах наполнилась обычной человеческой кровью.

Он не успел порадоваться тому, что каким-то образом действительно сделался снова простым смертным – потому что в этот момент ему вообще было совсем не до радости. Остин и лорд Холпин схлестнулись между собой насмерть, шпага и меч так и блистали, сталкиваясь, и следовало скорее прорываться к другу на помощь. Гледерик ушел от очередного удара топора, поднырнул под обух, погрузил меч противнику в грудь. Тут же отдернулся, высвободил оружие, пока детина падал, и направился к двум остальным. Атаковали оба – слева и справа, умело и быстро, канцлер Маддок знал, кого подбирать себе в свиту. От одного удара Дэрри ушел, второй все же распорол ему и без того уже пришедшую в плачевное состояние куртку, обжигая плечо раной – хотелось надеяться, что не глубокой.

Очень не хватало магической силы – но она продолжала молчать. Значит, придется обходиться без нее – как обходился половину проведенной в скитаниях жизни. Гледерик взмахнул мечом, отбивая неприятельский выпад, поразил стоявшего справа лакея в бедро, вывернул руку, встречая удар от левого, сделал пируэт, обходя противника с фланга, и ударил ему в бок. Тот отшатнулся, упал, окровавленный, и Дэрри немедленно сделал шаг вперед, навстречу его раненому половиной минутой прежде товарища, чтобы проткнуть ему горло. Затем вернулся к лежащему на полу, добивая. Получилось вполне гладко, хотя и потребовало куда большей сосредоточенности, нежели недавние стычки с мертвыми воинами некроманта.

К тому моменту, как Гледерик добрался до Грегора Холпина, Остин Колдер уже валялся у ног последнего из оставшихся в королевском замке пэров Коронного совета. На губах капитана Коронной армии Регеда, на короткий миг, пусть и практически формально, сделавшегося королем, пузырилась кровь. Взгляд бастарда, за последние дни неоднократно бившегося с Дэрри плечом к плечу и спасавшего ему жизнь, стекленел, а в груди зияла глубокая рана. Человек, с которым Дэрри прошел огонь и воду, пытаясь спасти это треклятое королевство, погиб, не успев и стакана воды выпить после того, как, вполне вероятно, все наконец завершилось. Гледерик остановился, пытаясь восстановить дыхание, и поднял клинок, направляя его острием на лорда Грегора.

Тот взмахнул шпагой, смахивая с нее капельки крови, и спокойно сказал:

– Существует причина, по которой вам не стоит меня убивать, капитан.

– Если так, – процедил Гледерик, глядя ему в глаза, – извольте ее назвать поскорее.

– Королевство Регед, – спокойно сказал Холпин, не меняясь в лице и не выказывая страха. – То самое королевство Регед, ради которого несколько минут назад вы были готовы пожертвовать жизнью, пусть я и не знаю, что за сила уберегла вас в конечном счете. Убив меня, вы уничтожите тем самым результаты своих трудов. Подумайте сами – Регентский совет уничтожен. Погиб лорд-канцлер, погиб также маршал Кинриг, стоявший за заговором, что едва не возвел капитана Колдера на трон. Погиб генерал Мейсон, командовавший столичными войсками. Если ничего не предпринять, в ближайшие часы город утонет в хаосе – а за ним и все королевство. Горожане и без того близки к бунту – а с падением Регентского совета он сделается неизбежен. Оголодавшая толпа примется крушить закрома и амбары, штурмовать купеческие склады, а под шумок всякая шваль станет грабить, насиловать и убивать. Потребуется кто-то, чтобы навести порядок, кто-то, кто вправе отдать приказ уцелевшим офицерам, кто-то, кто загонит мародеров обратно в подполье. Скажите честно, вы такой человек, капитан Брейсвер?

Раньше он не колеблясь ответил бы, что да.

– Я не знаю, – сказал Гледерик.

– Честный ответ, – кивнул ему Холпин. – Могу заверить – таким человеком точно не был капитан Остин Колдер. Я уже некоторое время собирал о нем сведения, и убедился в этом. Вспыльчивый, недальновидный, привыкший рубить с плеча… Даже провозгласи я его королем при всем собрании знати, лорды Регеда плюнули бы бастарду в лицо и растащили бы наше и без того невеликое государство на сотню удельных княжеств. Его восшествие на престол означало бы падение Регеда – особенно когда выяснилось бы, что маршал Кинриг уничтожил ради него почти всех прочих законных претендентов, а эта правда бы непременно всплыла.

– А вы, значит, – сказал Дэрри, – спасете эту страну.

– Может быть, – подтвердил Холпин. – А возможно, и нет – но я хотя бы предприму все усилия, и начну прямо сейчас, если вы позволите мне перешагнуть этот порог. Я дальний родственник королевской династии – но хотя бы законный. Я три года входил в состав Регентского совета и половину жизни провел при дворе. Я знаю людей, которым следует отдать нужные приказы. Знаю людей, которые эти приказы выполнят. Я не самый плохой казначей, раз уж это королевство до сих пор не погибло. Возможно, и королем сделаюсь не самым ничтожным. Подумайте сами, кто лучше – честолюбивый бастард, привыкший только махать мечом, или опытный царедворец, кое-что смыслящий в управлении страной?

Нечто внутри Гледерика призывало прекратить этот разговор. Выбить у Холпина из рук шпагу, а затем завершить с этим делом, снося ему голову с плеч или кромсая живот. Память о друге и товарище, валявшемся в двух шагах бездыханным, призывала его к этому. Однако в памяти вновь встал Иберлен, на короткий миг обретенный им после десяти лет путешествий и военных походов. Вспомнилась страна, которую он, Дэрри Брейсвер, потомок высокого дома Карданов, встретил мирной и процветающей, а оставил, ввергнутой в тьму и огонь. «Еще одно разрушенное королевство – вот, что я оставлю после себя? Колдера этим все равно не вернуть».

Похоже, его сомнения не укрылись от взгляда казначея. Холпин сказал:

– Уходите, сэр Гледерик. Дальше – не ваша война. Уходите, и я не стану преследовать вас. Оставьте Регед, вы сделали для него все, что могли. Вы чужак в нашем мире – но сам этот мир огромен, и, уверен, вы найдете в нем причитающееся вам место.

Одну очень долгую минуту Гледерик смотрел на Грегора Холпина, одновременно вспоминая Раймонда Айтверна и Брайана Ретвальда, Джейкоба Эрдера и Александра Гальса, которые предстали перед его мысленным взором столь же явственно, как недавно призванные иномирной тьмой здешние мертвецы. Затем Дэрри сухо кивнул убийце своего друга, вложил меч в ножны и пошел прочь. Он не смотрел больше ни на чашу Фуахд, все еще наполненную вином и стоявшую на краю стола, ни на меч Тейн, так и не выпущенный Колдером из омертвевшей руки, ни на брошенную им, валявшуюся на окровавленном ковре, меж мертвых тел, флейту Клэг, способную призывать духов из-за грани. Гледерику больше не было дела до королевских реликвий Регеда. Он хотел верить, что безумный ритуал, который они с Колдером затеяли, в самом деле завершился успешно.

«Но если даже нет, я остался один и больше ничего не смогу поправить».

Глава 27

Сражение действительно завершилось – насколько понял Гледерик, пройдясь покоями дворца и расспросив нескольких встречных придворных, от призванных Айданом Бирном не осталось никого. Офицеры отдавались приказы растерянным солдатам, пытаясь восстановить порядок, в то время как мародеры и дезертиры продолжали резвиться в порядком уже разгромленных коридорах и залах. Нескольких Гледерик убил, оставив их тела валяться прямо на паркете, и подобрал неплохого вида кинжал – пригодится в пару к мечу. Война завершилась, мирное время, едва начавшись, улыбалось отвратительным щербатым ртом.

Один раз, в парадном холле первого этажа, его попытались задержать.

– Стоять! Говори, кто такой! – резанул по ушам окрик, высыпала вокруг стража.

Гледерик не стал останавливаться. Он просто молча выставил перед собой меч, и сержант замковой стражи, увидев выражение его лица, решил не связываться. Окровавленный, в изодранной одежде, Дэрри явно не производил впечатления восставшего из могилы мертвеца. Солдаты расступились, давая ему пройти, и лишь сержант, сам окровавленный, недовольный и злой, плюнул ему вслед.

– Болтаются тут всякие, – проворчал он.

Выбравшись на заваленный трупами двор, Гледерик обнаружил, что дождь наконец прекратился, хотя солнце и не спешило выбраться из-за туч. День оставался паршивым и слякотным, и хотя его краски наполнились недоступной им ранее жизнью, эти краски оставались красками поздней и достаточно омерзительной осени. Спасенный, хотелось верить, мир не спешил разваливаться на куски, но и особенно благостного впечатления не производил. Со стен Гледерика окликнули, но он не повернул головы, только раздраженно махнул рукой – мол, отстаньте. От него и в самом деле отстали, не стали выпускать стрел, и это наполнило сердце своеобразным удовлетворением. «Хоть голову больше никто не сушит – и то хорошо».

Он выжил в мясорубке сегодняшнего дня, но не испытывал по этому поводу никакой особенной радости. Он остался один, затерянный на чужих землях, без кола и двора, без лошади и без денег – хоть отправляйся пешком в опустевший замок Крейтонов и возделывай там огород. Наверно, следует наняться охранником к первому встречному купцу – но для начала придется обзавестись нормальной одеждой взамен изорванной, а лучше всего заодно и доспехами. Грабить мертвецов не хотелось, и Гледерик решил заняться этим делом попозже. Все равно ему было плевать, куда идти и что делать – любое дело нынче окажется ерундой для человека, потерявшего и родину, и трон.

И тех немногих друзей, которых он под этим небом обрел.

Было жалко и Гарета, и Колдера, и даже Анвин, погибшую от пробужденной им Силы – но даже эта жалость казалась ему какой-то отстраненной и вымученной. Дэрри устал от всего, и от себя самого, наверно – в первую очередь.

Он миновал раскинувшуюся у замковых стен эспланаду, пошел берегом делившей Карлайл надвое реки, слушая доносившиеся с близлежащих улочек встревоженные и раздраженные голоса. Битва закончилась, но завершается ли смутное время, оставалось только гадать. В любом случае, разбираться с этим предстоит уже Грегору Холпину, раз тот решил нахлобучить корону на свой узкий высокий лоб. Гледерик не спеша шел замощенной брусчаткой набережной, пялился на фахверковые крыши подступающих к ней домов, любовался на витражные стекла, слушал свой основательно уже урчащий желудок. Потом он вытащил из кармана прихваченные на разгромленной замковой кухне сухари и принялся их сосредоточенно жевать, запивая вином из раздобытой там же фляжки. Несколько испуганных кошек убежали с его дороги, и среди них – как минимум одна полностью черная. Гледерик кинул кусок хлеба ей вслед.

Через некоторое время снова поднялся туман, скрывая очертания всполошенного, наполненного гулом и неразберихой города. Дымка спрятала особняки и лачуги, рынки и склады, высокие стены и гордые башни, пристанища нищих и дворцы богатеев, а также остававшийся за спиной королевский замок, за который сегодня было пролито более чем достаточно крови. Гледерик глядел на окружавшую его плотную дымку безучастно, продолжая жевать, и думал, не прилечь ли ему спать прямо тут, свернувшись на голых камнях, раз утренний отдых оказался так томительно скоротечным. Туман становился все белее, приобретая молочный оттенок и сливаясь с низко нависшим небом. «Может, – подумалось Гледерику, – смерть все же пришла и за мной, просто слегка запоздала? Дала, так сказать, попрощаться с Регедом напоследок?»

Лодка ждала его близ одного из причалов, мерно покачиваясь на волнах, а ее владелец сидел на банке, завернувшись в холщовый плащ, низко надвинув на голову капюшон и пыхтя трубкой. Стоило Гледерику приблизиться, он звучно и отчетливо произнес:

– И вот, чист и бел, Галахад, ты вновь возвратился назад.

– Если это стихи, – сообщил ему Дэрри, – то довольно дурацкие. И зовут меня вовсе не так, – он решительно перелез через край лодки и уселся прямо напротив перевозчика. Подавил желание отобрать у него трубку и лишь вновь приложился к вину. Вступать в беседу он больше не пытался. Какой смысл, если все равно получишь в ответ маловразумительную чушь?

Лодочник затушил трубку, неспешно шевельнул веслом, и они отчалили, выходя на середину реки. Причал сгинул следом за городом, как пропали и берега, и вскоре лодка медленно двигалась в кромешном тумане, на темных беззвучных волнах, от которых слегка пахло водорослями и тиной. Гледерик пил и хрустел сухарями, и думал, что лучшей награды за все перенесенные им тяготы ему, пожалуй, больше и не дождаться.

«А, впрочем, – подумал он мрачно, – заслужил ли я хоть какую-то награду? Я ушел, струсил, позорно сбежал. Возможно, наша победа над тьмой не восстановила завесу между мирами. Возможно, мертвецы еще вернутся – или их призовет очередной новоявленный некромант, и уже не с хотя бы относительно благими помыслами, как Бирн, а исключительно ради своей власти. Возможно, Холпин не справится с доставшимся ему королевством, и оно падет, погружаясь в хаос и окончательно разрушаясь. Я мог бы остаться и пытаться этому помешать – но предпочел оставить проигранное поле боя за своей спиной, как поступал, впрочем, всегда».

Хотелось раствориться во тьме. Все, чего он по большому счету достоин.

– Можешь не думать о возвращении, – угадав, а может и прочитав его мысли, сообщил перевозчик. – То, чего вы сделали вместе с сыном принцем Брейта, вполне хватило. Сущность, пожиравшая завесу прежде, чем она восстановится, изгнана – и стены миров встали на им положенное место. Бирн, сам объятый тьмой, не понимал, с чем столкнулся. Она вплеталась в магию Клэг так плотно, что Бирн счел – это неотъемлемая ее часть. Она была здесь все время, хоть вы и не понимали этого, и ее нужно было, необходимо изгнать. Книги не говорили о природе ритуала ничего конкретного, лишь то, что чаша подскажет, как действовать, а дальше флейта и меч помогут. Составлявшие их друиды не обладали всеведением, не могли предусмотреть всего, с чем вам придется столкнуться, и написали только о главном. Зато некромант выяснил нечто другое, что предпочел скрыть. Айдан Бирн не сказал тебе, что согласно правилам, прочитанным им в старых книгах, мертвец, осознанно пожертвовавший жизнью ради спасения мира, обретает новую жизнь. Клэг наполняет его ею, вновь возвращая в число живых. Он молчал… потому что знай ты, что ничем не рискуешь, ничего бы и не сработало.

– Так что, – поднял брови Гледерик, – я теперь человек?

– В той степени, – сообщил ему лодочник, – в которой это позволяет тебе твоя не вполне человеческая кровь. Думаю, она еще напомнит о себе снова… но не сегодня и не завтра. Так что покуда живи, как сумеешь, и постарайся нигде не напороться ненароком на выставленный кем-нибудь меч. Сдается, парень, твоя история еще не закончена.

По-хорошему, новость должна была принести вместе с собой облегчение – но вместо этого она не оставила на сердце Гледерика совсем никакого отклика. Снова полностью живой, возвративший себе человеческую природу, Дэрри чувствовал себя мертвым больше, чем в те недавние безумные дни, когда они с Гаретом Крейтоном и Остином Колдером, преодолевая все мыслимые препятствия, прорывались в город Карлайл. Погибшие друзья не отпускали, а собственная неспособность за них отомстить жгла изнутри огнем.

Весло поднималось и опускалось, и лодка медленно взрезала воду.

– Ты тот, кого называют Харон? – немного помедлив, спросил Гледерик.

– Было у меня много имен, Галахад – как, впрочем, и у тебя, – в голосе лодочника послышалась ничем не скрываемая насмешка. – Звали меня и Хароном, среди эллинов, как звали еще и по всякому – в иных землях, в прочие дни. – Перевозчик немного поерзал, и Гледерику показалось, что под серым плащом сверкнуло нечто ослепительно белое. Раздался шелест невидимых крыл. Гледерик потряс головой – и наваждение мигом пропало. Теперь перед ним сидел просто сгорбленный незнакомец, наверняка пожилых лет, если судить по голосу, и кутавшийся в плащ не иначе просто от холода. Словно не заметив его замешательства, лодочник продолжал: – А правильно, шкет, ты пошел тогда на зов Гарета. Остался бы безучастным, топал бы себе прямо преспокойно, как я тебе насоветовал – до скончания времен затерялся бы во мгле. Иногда мы просто делаем хорошие дела, когда можем, и неважно, в какую они упадут почву.

Гледерик не ответил.

Он не сумел бы определить точно, сколько времени они еще плыли – может, несколько часов, а может, несколько лет. Лодка качалось, весло скрипело, иногда перевозчик принимался тихо напевать себе что-то под нос, и некоторые песни Гледерик узнавал. Его клонило в сон, но он изо всех сил держался, не клевал носом – откуда-то явилась твердая уверенность, что спать сейчас, на борту, ни в коем случае нельзя, если ему хочется потом проснуться. Память о перенесенных невзгодах поблекла, отступила в прошлое, почти перестала жалить – но все-таки не до конца.

Миновало еще некоторое время, и туман принялся редеть. Сквозь него проступили смутные контуры высоких башен и больших домов, во многих окнах сразу зажегся свет, проступили отдаленные городские шумы – и некоторые из этих шумов казались совсем непривычными его уху. Он не различал ни ржания лошадей, ни ругани извозчиков – а только лишь непонятный приглушенный гул, немного напоминающей трескотню цикад, но утробнее и громче разом. Мгла над головой совсем рассеялась, приоткрывая ночное небо, усеянное знакомыми созвездиями. Дэрри без труда различил Медведицу, Полярную и Кассиопею. Впрочем, над Регедом сверкали те же самые звезды, что и дома – и это не значило еще ровным счетом ничего. Что выглядело странным, так то, что звезды казались намного тусклее обычного, а само небо – светлее, чем ему положено ночью.

Берег приблизился неожиданно, обозначился гранитной набережной. К темной воде, выглядевшей довольно мутной и исчерканной отражениями далеких огней, спускались аккуратно сделанные ступеньки. Подчиняясь непонятному инстинкту, Гледерик встал, перепрыгнул с лодки на самую нижнюю из них и, лишь тогда повернувшись к перевозчику, бросил ему флягу с вином и последний оставшийся сухарь – в качестве платы за проезд.

– Куда мы приплыли? – поинтересовался Гледерик.

– Куда тебе положено, туда и приплыли, – буркнул лодочник. – Все, иди, не задерживай меня, дел по горло еще. За проезд, считай, расплатился – да не пойлом этим паршивым, которое пить невозможно, а тем, что в точности сделал тебе полагавшееся. Мир вы спасли, а тамошние дальше сами как-нибудь разберутся. Так что живи помаленьку и жди, когда время твое придет, а оно придет, непременно. Встретишь Пендрагона – сообщи ему, что задувают злые ветра. Пусть будет готов. Пусть не доверяет пришельцам с Кольца.

– Пендрагона? – уточнил Гледерик.

– Пендрагона. Того, кто царил в Камелоте. Проваливай, сэр Галахад.

Спрашивать что-то еще казалось бессмысленным. Дэрри отвернулся и стал взбираться по лестнице, даже не проследив, отчалила ли лодка. На сегодня безумных разговоров с него, определенно, хватило. Миновав несколько десятков ступенек, он вышел на просторную площадь, сейчас, по ночному времени, совершенно безлюдную. Впереди простирался город, поднимаясь островерхими черепичными крышами и выглядевший ужасно знакомым и вместе с тем странно переменившимся. Некоторые окна оставались погашенными, в других горел странный свет, слишком ровный и яркий по сравнению с привычным ему, и навевавший мысли о магии – а еще почему-то воспоминания о напичканных машинами Древних подземельях Вращающегося Замка. Отдаленный приглушенный гул то утихал совершенно, то раздавался снова, но лишь на короткое время, как если бы его источник то приближался, то удалялся.

Судя по расположению звезд и прогретому, не слишком прохладному воздуху, на дворе стояло позднее лето. В своей плотной куртке Гледерик немедленно покрылся потом. А еще, кажется, не очень поздно. Может, часов десять или одиннадцать, и город не успел отойти ко сну – солнце закатилось хорошо если пару часов назад, а большие города долго не спят. Гледерик огляделся по сторонам, пытаясь разобрать, где же он все-таки оказался.

Встававшая по правую руку над площадью крепостная громада была ему определенно знакома. Дэрри едва не вскрикнул, когда наконец опознал королевскую цитадель Тимлейна, нависшую прямо над ним, всего в какой-то сотне шагов. Ту самую, за много веков до его рождения воздвигнутую королями из династии его предков, ту самую, из чьих стен дом Карданов шесть веков управлял Иберленом, ту самую, в чьи ворота он с боем ворвался, свергая Брайана Ретвальда, чтобы надеть, пусть и ненадолго, королевский венец. Сейчас эти ворота стояли прочно закрытыми, но Гледерик ничего не мог сделать с резко охватившей его радостью. От возбуждения он едва не пританцовывал на месте.

Странный перевозчик все-таки доставил его домой, и эспланада, посреди которой он сейчас стоит, это Парадная площадь Тимлейна! Только… Пусть даже сейчас ночь, почему в окнах почти нигде не горит свет? Отчего королевская крепость погружена в темноту и тишину, столь ей несвойственную? Куда подевались придворные, слуги, а как же идущие до утра балы и приемы, где ругающиеся извозчики, неизменно дежурящие возле экипажей на привратной площади? Тем более, летние ночи всегда веселы, а когда Айтверн сразил Гледерика, как раз истекала весна. Окружающий город не спит, это заметно сразу, напротив – выглядит вполне приободренным, почему же тогда королевская цитадель покинута, как если бы двор оставил ее?

Может быть, наследник Ретвальдов до сих пор не успел добраться сюда из ставки своих войск, а Коронный совет, до того подчинявшийся Гледерику, разбежался в страхе перед возвращением сына короля Брайана? Но почему тогда некоторые башни выглядят совсем непривычно, как если бы их успели несколько раз перестроить? Откуда взялся этот слишком ровный, уж точно исходящий не от обычных светильников свет, и почему из города доносится нечто наподобие жужжания огромных жуков?

У Гледерика похолодело внутри, но он все равно решительным шагом направился в крепости, желая скорее все разузнать. Сквозь запертые парадные ворота вовнутрь было не пробиться уж точно, но он хорошо помнил расположение ближайшей боковой двери, ведущей в солдатскую караульню – к ней и направился. Небольшая сторожка, устроенная прямо в крепостной стене, связанная с внутренними помещениями крепости лишь потайным ходом, изнутри и запиравшимся, и позволявшая присматривать за воротами снаружи – он хорошо запомнил ее. Деревянная дверь тоже оказалась заперта, из окошка вырывался, делая тень Гледерика длинной и ломкой, все тот же странный искусственный свет, но Дэрри, постаравшись задавить в себе любые сомнения, подошел к двери и истошно в нее заколотил.

Раздался недовольный и, похоже, как следует пропитой голос:

– Да иду я, иду! Кого черти носят в такое время, охренели вы там окончательно?

Дверь рывком распахнулась и Дэрри предусмотрительно отступил назад, положив правую руку на эфес меча и прикрывая глаза левой ладонью от ударившего прямо по ним слишком яркого света. Свет исходил из небольшой продолговатой штуковины, слегка похожей на факел, которую появившийся на пороге мужчина держал перед собой. Привратник, как смог кое-как различить Гледерик, был немолод, но и не слишком стар – лет сорока, пожалуй. Залысины, скверно выбрит, основательно наметившиеся брюшко. Он был обряжен в нечто наподобие ливреи незнакомого Гледерику фасона, а в кобуре у пояса торчала рукоятка пистолета, только какого-то странного.

В свою очередь оглядев обноски незваного ночного гостя, стражник заметил:

– Ну ты и вырядился, парниша. Ты бомжара или просто похож?

– Просто похож, – пробормотал Дэрри, не совсем понимая, что значит «бомжара». Бродяга, надо полагать – нищий, бездомный странник. «Что ж, в каком-то смысле меня можно и так назвать. Родного угла у меня уж точно теперь не осталось – если не осмелюсь вернуться в Брендон, на глаза десять лет не видевшего меня отца. Только… В самом ли деле здесь прошло десять лет?» От внезапно пришедшей на ум мысли дохнуло могильным холодом. Вспомнились истории о дураках, попавших в зачарованные эльфийские чертоги и вернувшиеся из них только спустя тысячу лет, когда от их друзей, родственников, возлюбленных остались лишь кости в могилах.