Текст книги "!Фантастика 2024-4". Компиляция. Книги 1-16 (СИ)"

Автор книги: Лариса Петровичева

Соавторы: Вадим Проскурин,Анатолий Бочаров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 219 (всего у книги 316 страниц)

Люблю, знаете ли, выпить чашечку черного свазиленского перед сном.

Заперев двери, я прошла через уже знакомую мне комнату в спальню. То ли Эвгар не мог приложить руку к обстановке, то ли ему было все равно, но спальня была такой же скучной, с ноткой легкого кокетства. Широкая кровать под балдахином, прикроватный столик с уже зажженной лампой, светло-голубой восточный ковер с затейливым рисунком – не представляю, как в такой обстановке может жить маг. Вот просто не представляю.

Я навестила уборную, затем разделась, с удовольствием расшнуровала надоевший корсет и, оставшись в белье, вытянулась на кровати. Прекрасно. В меру мягко, в меру жестко, одеяло легкое и в то же время теплое. Разумеется, белье давным-давно поменяли, но в комнате все равно осталось нечто, принадлежавшее владельцу. Какие-то тени мыслей, чувств, желаний… Я не знала, как это назвать, но мне нужно было это почувствовать. Без этого поиск был бы бессмысленным.

Спустя четверть часа я все-таки смогла уловить легкий запах. Он был похож на тонкую светлую прядь тумана и был мне знаком. Неудивительно, думала я, прогоняя его перед собой, он похож на запах короля Пауля и принца Эвана… Запах был грустным, жизнь Эвгара была не слишком-то счастливой. Одинокий, никому не нужный, даже любимая женщина отказала.

А что, кстати, делают мужчины из высшего общества, когда им отказывают женщины?

Я ухмыльнулась и выдвинула ящик прикроватного столика. Тонкая сигара сорта каиба в упаковке, изящная зажигалка, потертая серебряная монетка, пожелтевший билет в оперу с оторванным краем и классический журнал «Путеводитель джентльмена».

– Ну что ж, пируем, – сказала я.

Сняв упаковку с сигары и закурив, я в очередной раз пообещала себе, что когда-нибудь брошу это вредное занятие. Но сорт каиба это форменное искушение, а как победить искушение? Правильно, поддаться ему. К тому же, не так часто я и дымлю… Уложив подушки поудобнее, я села в кровати и раскрыла журнал. Вот что значит качественная бумага и печать, страницы даже не пожелтели.

Первые разделы были довольно скучными. Большой рассказ о новых яхтах, реклама первого самоходного экипажа, дорогие ателье, новые театральные постановки… Реклама публичных домов и девушек располагалась в конце, на желтых страницах, и сопровождалась изображениями, описаниями и подробными расценками. Девушки были всех размеров и цветов, нашелся даже юноша с длинными косами, который возлежал среди пышных подушек, кокетливо прикрыв член букетиком фиалок. Впрочем, чтоб закрыть его, понадобился бы целый ящик этих цветочков.

– Да вы знаете толк в извращениях, Эвгар… – проговорила я, переворачивая страницу. Меня интересовали те едва заметные следы, которые мог оставить читавший, и вот, пожалуйста, краешек одной из желтых страниц слегка загнут. Крошечная закладка на память.

Девушка на странице была удивительно хороша. Темные волнистые волосы, карие глаза с томной поволокой, слегка приоткрытые пухлые губы и просто идеальная фигура, без малейшего изъяна. Девушку звали Сладкой Осокой, восемнадцати лет от роду.

«Несмотря на молодость, наша Сладкая Осока обладает значительным опытом в ублажении как мужчин, так и женщин. Ее таланты всесторонне оценили лучшие люди Хаомы обоего пола. Оказывает услуги семейным парам, компаниям от трех человек. Стоимость от трех тысяч золотых карун за час».

Когда дело дошло до подробнейшего описания самых разнообразных и затейливых услуг, которые Сладкая Осока предоставляла всем желающим, я смущенно отложила журнал. Конечно, ханжой я не была, но такие вещи все-таки вызывали во мне странное давящее чувство неловкости.

Какие же услуги эта Сладкая Осока оказывала Эвгару? Была ли верной рабыней или меняла роль?

Впрочем, самым интересным были не те способы, которыми девушка зарабатывала на жизнь. Рассматривая изображение, я заметила, что на ее левом предплечье красовался затейливый шрам, слегка прикрытый шелковым шарфом. Сомнений не было: такой знак могли оставить только клещи допросной.

Наша Сладкая Осока в свое время очень тесно пообщалась с инквизицией.

Братьев инквизиторов я откровенно недолюбливала. Эти мордастые типы в форменных темно-серых сюртуках всегда вызывали у меня неконтролируемый страх, хотя я ни разу не попадала в зону их влияния и интересов. Я понимала, что везде, где есть магия, нужен будет и контроль за ней, но это понимание не могло удержать меня от перехода на другую сторону улицы, когда в толпе я замечала очередного видного мужчину в форме. Даже давний приятель Виташ, трудившийся старшим следователем в столичном подразделении инквизиции, заставлял меня ежиться.

Что ж, пожалуй, пришло время познакомиться с этим милым ведомством поближе. Но – уже завтра. Я отложила журнал, загасила сигару и потушила лампу.

Мне почти никогда не снились сны – и это было хорошо. Потому что во сне я всегда видела одно и то же: каменистый берег реки, хмурый осенний день, алые лапы кленовых листьев и алые пятна крови на камнях. Это была моя кровь. Вдоволь натешившись, река все-таки выбросила меня на берег, и я лежала на камнях, не понимая, жива ли еще, или уже умерла. Избитое изувеченное тело было куском боли, и я, глядя в низкое небо, сочащееся дождем, просила смерти.

Теперь ты и есть смерть, ответил тот, кто вытолкнул меня из окна замка. И, падая в ледяную осеннюю воду, я отчетливо понимала, что все кончено. Что уже ничего не изменишь.

Потом кто-то присел на корточки рядом, и горячая живая рука похлопала меня по щекам.

– Эй! Эй, ты жива?

Голос был мужским, и я шарахнулась было в сторону, но новая огненная волна боли прокатилась по телу, и я обмякла на камнях.

– Жива! – радостно воскликнул обладатель горячей руки и мужского голоса. Не надо, пожалуйста, мысленно взмолилась я, понимая, что меня снова начнут терзать и мучить. Но человек со всей возможной осторожностью завернул меня в свое темное пальто из колючей ткани, поднял на руки, и я увидела зеленые глаза, щеки, усеянные веснушками и растерянную улыбку.

А потом стало темно, и я, наверно, все-таки умерла.

Свет, пробившийся сквозь густой мрак, был светом лампы. Я обнаружила, что лежу на жесткой койке, заботливо укутанная лоскутным одеялом. Мой спаситель расположился на скамье поодаль: он читал какую-то книгу, прихлебывая из кружки. Некоторое время я рассматривала его лицо, пытаясь понять, стоит ли мне бояться, а затем окликнула:

– Эй…

Он оторвался от книги и улыбнулся – и эта улыбка была такой, что сразу стало ясно: я в безопасности, и этот человек никогда не сделает мне ничего плохого. В отличие от всех остальных людей, побывавших в моей жизни.

А потом сон милостиво закончился, и до самого рассвета со мной была лишь тьма.

Глава 2. Сладкая Осока

Виташ встретил меня весьма дружелюбно и, узнав суть вопроса, согласился помочь. Лишний раз прижучить ведьму было для него особенным удовольствием.

Для меня же было удовольствием покинуть его контору. Прямо несказанным.

Несмотря на раннее утро – было всего девять, когда мы приехали по нужному адресу – Сладкая Осока работала вовсю, даже дверь запереть забыла, и мы без малейших затруднений прошли в богато меблированную квартиру. Из столовой высунулась девчонка в белом фартучке служанки, Виташ сунул ей под нос свою серебряную бляху, и та, сдавленно пискнув, убралась обратно, и дверь за собой закрыла.

За что ценю Виташа, так это за решительную готовность сделать свое дело до конца. Мы познакомились с ним восемь лет назад, и с тех пор Виташ разочаровал меня только после начала службы в инквизиции. Высокий, горбоносый, с выбритой до блеска головой, он мог изображать доктора Смерть без маски и внушал ведьмам суеверный ужас.

А мне того и надо было. Разумеется, я рассказала ему не все, но он и не задавал лишних вопросов. Надо, значит надо. Пойдем да сделаем.

Сладкая Осока обнаружилась в спальне, розовая отделка которой натурально резала глаза. На ковре лежал обнаженный господин с необъятным пузом, девица стояла над ним, широко расставив ноги, и, судя по всему, только что закончила справлять малую нужду. Слава богу, я этого не видела, иначе непременно рассталась бы с завтраком, поданным мне во дворце.

Виташ был небрезглив и, как я уже заметила, решителен. Практически выбив дверь с ноги, он в два шага пересек комнату и для начала швырнул Сладкую Осоку на кровать, а пузатому господину дал пинка. Проститутка заверещала, а пузатый отполз в сторону и заголосил:

– Да что вы позволяете? Я заплатил!

– Работает инквизиция! – рявкнул Виташ. – Взял портки и скрылся!

Пузатый мгновенно подхватил одежду и, тряся причиндалами, скрылся в коридоре. За что я все-таки люблю инквизицию, так это за то, что их слушаются сразу и безоговорочно. Будь со мной обычный полицейский, клиент Сладкой Осоки сразу же стал бы качать права.

Но обычный полицейский не мог мне помочь. И необычный тоже.

Сладкая Осока прикрылась пушистой думкой и жалобно защебетала:

– Добрый господин, я работаю с лицензией… Никакой ворожбы… Уже три года никакой, Господом клянусь. Мне проблемы не нужны…

Ага, значит, магичка третьего уровня. Предсказание судьбы, ерунда, по большому счету.

– Проблемы будут, Мира, – пообещал Виташ. За что еще я его ценю, так это за уникальную память. Стоило мне назвать прозвище девицы, как он сразу же ответил: да, знаю. Было дело. Виташ мотнул головой в мою сторону и продолжал: – У госпожи Анхельм есть к тебе пара вопросов. Ответишь честно – останешься здесь. Иначе поедешь по знакомому адресу, и не мечтай, что отработаешь там по профессии.

Мира закивала головой так быстро, что я испугалась, как бы та не отвалилась. Я подошла к кровати и, вынув из сумочки медальон, показала портрет Эвгара и спросила:

– Эвгар Миерхольт. Когда он у тебя был?

Мира всмотрелась в изображение и неопределенно пожала плечами.

– Не припомню, госпожа.

Виташ тотчас же закатил ей затрещину, и Мира залепетала:

– То есть, точное время не припомню, а так был такой… Один раз был, год назад, что ли…

Я посмотрела на Виташа, тот кивнул и вынул из кармана плоскую серебряную пластинку, исчерченную рунами – артефакт, который мог показать нам все, что происходило в комнате во время визита Эвгара. Мира умоляюще посмотрела на инквизитора и промолвила:

– Нельзя ли без этого, добрый господин? Тошнит потом неделю.

– Не умничай, – хмуро посоветовал Виташ и прижал артефакт ко лбу девушки. Мира содрогнулась всем телом и без чувств обмякла на кровати.

– Эвгар Миерхольт, – повторила я, вспомнив пройденный по дороге инструктаж. – Покажи все, что есть о нем.

Над распростертым телом проститутки поднялось белое туманное облако: артефакт вступил в контакт с воспоминаниями Миры. Облако отплыло в сторону, и на нем появилась живая картинка, четкая и ясная. Казалось, мы с Виташем смотрим на сцену театра.

Комната была той же самой. Мира открыла дверь, впуская клиента, и Виташ, всмотревшись в лицо Эвгара, задумчиво сказал:

– Это маг, причем сильный. Смотри, картинка сбоит.

С бледным лицом Эвгара действительно происходило что-то странное. Картинка на его месте прыгала и размазывалась.

– Что это значит? – спросила я.

– Не хочет, чтоб его запомнили и опознали через артефакт, – со знанием дела пояснил Виташ. – Умный, прячет рожу.

– Добрый вечер, господин Миерхольт, – Мира тем временем обольстительно улыбнулась, подошла к Эвгару и взяла его за руку. – Я Сладкая Осока и буду рада сделать все, чтобы вы остались довольны. Почему вы выбрали именно меня?

– Ты похожа на мою знакомую, – негромко сказал Эвгар и велел: – Не болтай. Раздевайся.

Я пристально смотрела на картинку и думала, что это форменный подарок судьбы. Когда видишь человека максимально открытым, когда смотришь, как он движется и слышишь, как он говорит, то найти к нему дорогу будет проще.

Эвгар становился живым, а не просто лицом в медальоне.

И он, дьявол его побери, был очень хорош собой. Красивое сильное тело, хорошая кожа, проработанный рельеф мускулов – на него хотелось смотреть и хотелось касаться. Пробежаться пальцами по этим крепким плечам, скользнуть ладонью по животу и сомкнуть пальцы…

Я мысленно осадила себя. А Эвгар тем временем поставил Миру на кровати по-собачьи, в ту позу, которая в Хаоме считается невероятно, просто до крайности порочной, и вошел в нее быстрым и резким толчком. Девушка сдавленно ахнула, выгнулась, повела бедрами, насаживаясь еще глубже. Эвгар намотал ее распущенные волосы на руку и начал двигаться – сперва медленно, потом усиливая ритм.

На Виташа было жалко смотреть. Его форменные штаны вспучились в паху совершенно недвусмысленным образом. Я отстраненно подумала, что Сладкой Осоке, похоже, придется сегодня поработать бесплатно.

– Стоп, – сказала я. – Есть зацепка.

– Ты про бумажник? – спросил Виташ. Профи есть профи, смотрел не только на грудь Миры, но и по делу.

– Он, родимый, – кивнула я. Когда Эвгар раздевался, он вынул из кармана бумажник – дорогой, кожаный, под завязку набитый визитками. Одну из них, беспечно высунувшую уголок, я узнала: она принадлежала крошечному магазинчику Эбруко.

Когда ты сын папы-короля, пусть и спрятанный от света, то сигары тебе привозят прямо в прикроватный столик. А когда ты живешь по-своему, то тебе приходится ходить по магазинам самому. Магазинчик Эбруко торговал всеми известными сортами сигар, находился на дальней окраине города и давал возможность не отсвечивать лишний раз.

Туда-то я и поеду. Совмещу приятное с полезным – сады Вестерлинга там неподалеку.

Эвгар на живой картинке тем временем отстранился от проститутки и, судя по ее короткому «Ах!» вошел уже со сменой, так сказать, направления. Мира сморщилась от боли, но по-прежнему продолжала двигать бедрами. Работа есть работа.

– Я поеду, – сказала я. Смотреть на радости чужой плоти все-таки обидно, когда понимаешь, что у тебя ничего подобного больше никогда не случится. Виташ как-то отстраненно кивнул и, убрав артефакт в карман, принялся расстегивать жилет.

Всего доброго и спасибо.

Дамьен, трудившийся над переплетом очередной книги с непривычной для него резкостью движений, выглядел расстроенным и разочарованным. Он, похоже, не выспался, ждал моего возвращения.

Стало стыдно. Я присела на корточки рядом с рабочим столом Дамьена, робко погладила его по запястью и проговорила:

– Не сердись, пожалуйста. Рухнула в новое дело, всю ночь глаз не сомкнула.

– Я так и подумал, – без выражения откликнулся он, отложил книгу и инструменты и поднялся из-за стола. – Кофе будешь?

Я поднялась тоже, и некоторое время мы стояли вплотную, глядя друг другу в глаза. Ноги вдруг стали ватными, я испугалась, что сейчас упаду, и вдруг подумала: да гори оно огнем. Жили они счастливо, пусть и очень недолго.

И король так и не найдет пропавшего сына. Ну и дьявол с ними.

Дамьен мягко провел пальцами по моей щеке, и вязкая патока мгновения слабости пропала. Я будто бы опомнилась.

– Кофе будешь? – повторил Дамьен и тотчас же смущенно отвел взгляд.

Все вернулось на круги своя.

Сады Вестерлинга были моим любимым местом в столице. Здесь всегда было спокойно: шум огромного города оставался за какой-то незримой чертой. Если в своем начале сады были очень изящным парком с клумбами, фигурно выстриженными кустами и аккуратными дорожками, то постепенно, удаляясь от входа, они превращались в настоящий лес. Полиция откровенно не рекомендовала забираться в глубину садов, и мы с Дамьеном решили последовать совету.

По пути к переплетчику я заглянула в один из приличных ресторанов, и теперь в моей корзинке для пикника была еда на любой вкус: и куропатки, завернутые в промасленную бумагу, и ветчина, нарезанная почти прозрачными ломтиками, и сыр, изъеденный дырами, и пышные булки, и икра в прозрачной вазочке. Когда мы чинно устроились среди деревьев и разложили завтрак на траве, то в глазах Дамьена появилась грустная тень. Очередное напоминание о том, что он беден и никогда не сможет позволить себе хорошую еду.

Я ощутила горькую неловкость. Когда-то давным-давно я предложила Дамьену очень серьезную сумму за свое спасение. Он отказался с таким видом, словно я закатила ему пощечину при всем честном народе.

Насколько проще быть честным альфонсом – сидел бы сейчас да наворачивал икорку за обе щеки. И денежки на булавки в кармане нащупывал.

– Ты, конечно, не расскажешь мне о новом деле, – произнес Дамьен. Я соорудила ему такой бутерброд, на который не всякий рот разинется, и ответила:

– Поставили печать о неразглашении. Не хочется остаться без руки, – вздохнула я и вдруг подумала, что с Дамьеном снова придется расстаться на неопределенный срок. Господь знает, когда мы увидимся снова, может, к тому времени у него будет жена и стайка ребятишек.

Честное слово, я бы очень этого хотела. Тогда бы мне осталось беспокоиться только за себя.

– Но скажи хотя бы, как все идет.

Я пожала плечами. Хорошо, да не очень, плохо, да не совсем.

– Мой осведомитель ничего толкового не сказал, – Фюке, действительно, ничего не припомнил и пообещал найти что-нибудь завтра. Пришлось все-таки танцевать с ним и поцеловать еще раз. – Зато сегодня я нашла небольшую зацепку. Надеюсь, выйдет толк.

Дамьен вновь улыбнулся, и я подумала, что его робость просто очаровательна.

– Я чем-то могу тебе помочь? – поинтересовался он. Бутерброд, кстати говоря, уже был съеден. Я даже не заметила, как он исчез.

– Можешь, – сказала я. – Давай после пикника зайдем в магазинчик Эбруко, надо задать хозяину пару вопросов.

Да, такое вот дурацкое правило: женщины не имеют права входить в табачные и винные магазины и лавки без мужчины-сопровождающего. Конечно, девицы, сражающиеся за равноправие, плевали на него с высокого дерева, но мне не хотелось привлекать к себе внимание, устраивая скандал.

– А что это за магазинчик? – поинтересовался Дамьен, осторожно придвигая к себе куропатку.

– Табачные изделия, – ответила я. Двое франтов, проходивших по дорожке, одарили нас весьма выразительными взглядами. Что такая женщина делает рядом с таким убогим спутником?

По лбу бы им стукнуть.

– Ох, прости, – Дамьен посмотрел на меня с искренним сожалением. – У меня аллергия на табак, не переношу малейшего запаха. Прости, Вера…

– Да ничего, – улыбнулась я. Придется тащиться туда с Фюке.

Некоторое время мы молчали: когда я ем, я глух и нем. Потом Дамьен поинтересовался с плохо сдерживаемым любопытством:

– А твой объект… Скажи, какой он? Если, конечно, это можно.

Я помолчала, вспоминая, с какой резкой яростью Эвгар вбивался в тело Сладкой Осоки. Он ведь в тот момент ненавидел ее всем сердцем – и обожал с такой же силой.

Как ненавидел и обожал свою недостижимую женщину.

– Он жестокий, – ответила я и посмотрела на руку. На месте печати по-прежнему была чистая кожа, которая и не думала воспламеняться, и я добавила: – Жестокий и очень несчастный.

* * *

Фюке не оказалось ни дома, ни в конторе – я плюнула и приказала кучеру ехать к магазинчику Эбруко просто так. Ладно, притворюсь юной суфражисткой, пойду одна.

Дождавшись, когда из магазинчика выйдут покупатели, я решительно вошла внутрь. Продавец посмотрел на меня с интересом, но без возмущения: должно быть, уже успел привыкнуть к девицам, которые курят тонкие вишневые сигарки. Для начала я положила на прилавок золотую каруну и сказала:

– Есть разговор.

Продавец молниеносным жестом прибрал монету, и в его взгляде появилось искреннее желание мне услужить. Я открыла медальон, показала портрет и осведомилась:

– Когда он приходил в последний раз?

– О, господин Миерхольт! – воскликнул продавец. – Как же, как же, постоянный покупатель. Полтора месяца назад купил большую коробку сигар сорта каиба. Да вот, не угодно ли…

Продавец нырнул под стойку и извлек коллекционную коробку черного дерева, инкрустированную перламутром. Щелкнул серебряный замок, и я увидела ровные ряды сигар. Запах от них был такой, что становилось ясно: товар действительно уникальный и стоит своих денег.

– Господин Миерхольт всегда берет такие, – с достоинством произнес продавец и, вынув одну из сигар, снял с нее упаковку. – Вот, взгляните. Ручная работа, но не то, что крутят для всех. И очень деликатная кофейная нотка.

Я невольно сглотнула слюну.

– И когда вы ждете его в следующий раз?

– Думаю, через пару недель он зайдет, – сказал продавец и взял с полки картонную коробку с эмблемой магазина. – Сколько сигар вам завернуть?

Одним словом, из магазинчика я вышла с дюжиной сигар и информацией. Можно обрадовать его величество тем, что Эвгар был жив и здоров полтора месяца назад, и позволить службе безопасности короны обложить магазинчик со всех сторон и просто дождаться прихода принца.

Но я не успела этого сделать.

Паренек, внимательно изучавший объявления на пузатой тумбе, вдруг оторвался от своего занятия, цепко подхватил меня под локоть и прошипел:

– Не вздумай рыпаться, цыпа. Пойдем, до тебя дело есть у важных людей.

В мире есть несколько вещей, которые я ненавижу. Одна из них – когда ко мне прикасаются незнакомцы. А вторая – когда эти незнакомцы дышат на меня чесноком из нечищеной пасти.

Паренек, конечно, держал меня крепко. Но он не учел того, что пышное платье не мешает сделать мне удар ногой назад.

– Уййй, сука… – прошипел нахал, упав на колени. Сразу же нашлись сочувствующие, которые запричитали, заголосили и стали звать полицию.

– Дрянь какая!

– Курево покупала без мужчины!

– Он ейную честь блюдет, а она его еще и лупит!

– Где полиция?

Общение с охраной порядка в мои планы не входило, и меня от него избавил вполне приличный экипаж, остановившийся рядом. Открылась дверца, и мужской голос произнес с такими интонациями, что спорить не захотелось:

– Внутрь, оба.

Я подчинилась. Скулящий паренек забрался за мной следом, дверь захлопнулась, и экипаж быстро двинулся в сторону Речного вокзала.

– Хозяин, эта сучка мне яйца отбила, – всхлипывая, пожаловался паренек. Я устроилась поудобнее, расправила складки на платье и ответила:

– Не люблю, когда меня дергают за руки.

Человек, которого паренек назвал хозяином, выглядел истинным джентльменом, близким к верхушке общества. Очень хорошая стрижка, костюм с иголочки, булавка с бриллиантом такого размера, какой говорит о вкусе владельца, а не о его капиталах. Лицо вот подкачало: бледное, невыразительное, изъеденное оспинами, оно казалось маской. Живыми на нем были только глаза: пристальные, цепкие и внимательные.

– Меня зовут Итан Бувье, – представился джентльмен, и я понимающе кивнула. Бувье был новым королем хаомийского рынка наркотиков, я слышала о нем, но встречаться не доводилось. – Вижу, вам знакомо мое имя.

– Знакомо, – сказала я. – Добрый день, господин Бувье. Не думала, что вам понадобятся мои услуги.

Бувье одарил меня тонкой понимающей улыбкой. Он словно позволял мне дерзость до определенных границ, в то же время намекая, что границы все-таки есть, и переступать их не следует.

– Вы ищете Миерхольта, – утвердительно произнес Бувье. Я кивнула, и он сказал: – Мне нужен Миерхольт. Разумеется, живым. Я заплачу вам в два раза больше того, кто вас нанял.

Я устало прикрыла глаза. Экипаж свернул с вокзальной площади – мы направлялись на Приморскую.

– Хорошо, – сказала я. – Миерхольт придет за сигарами в магазинчик Эбруко через три недели. Пока это все, что я знаю.

Губы Бувье снова дрогнули в улыбке, но глаза по-прежнему были холодными.

– Это слишком долго, – произнес он. – Неделя.

– Обычно мои клиенты максимально откровенны со мной, – промолвила я. – Почему такая спешка?

Некоторое время Бувье молчал, глядя в окно на хмурые здания на Приморской, а затем ответил:

– Через неделю должна начаться главная отгрузка товара из Хаомы в Зинвер и Лекию. На двенадцать с половиной миллионов золотых карун. Но артефакты, которые изготовил Миерхольт, уже не действуют. Их надо обновлять, а эта сволочь бесследно исчезла. Я заехал сегодня к одной клиентке – и вот совпадение, к ней приходили гости, которые тоже ищут Миерхольта.

То, что Сладкая Осока была наркоманкой, меня не удивило. Наркотики употребляют все проститутки, дело только в количестве и качестве. Но то, что Эвгар создавал артефакты для наркоторговцев, меня действительно поразило.

Похоже, сын короля Пауля любил грязь. Причем всех сортов.

– Чем вы ему платили на самом деле? – спросила я. Головоломка все равно не желала складываться. Я почему-то не хотела верить в то, что Эвгар был сволочью.

Во взгляде Бувье появилось уважение. Впервые за все время он оценил меня по достоинству.

– Вывез для него сборник заклинаний из Авенхе. Уникальная вещь, ее стерегли сильнее золотого запаса страны. Потом были редкие зинверийские смеси для выплавки артефактов. Насколько я понял, для личных нужд Миерхольта.

– Все это нельзя просто купить за деньги, – задумчиво проговорила я. Бувье утвердительно качнул головой.

– Да. Трое моих ребят погибли в Авенхе, добывая ту книгу. Разумеется, золотыми карунами я тоже платил. И карун было много. Впрочем, мы приехали.

Экипаж остановился напротив угрюмого особняка. Когда-то темный с белыми прожилками мрамор стен придавал зданию солидную загадочность, но теперь особняк навевал тоску и страх. Вся Приморская была весьма специфическим местом, но этот дом был самым мрачным. Вот теперь головоломка сложилась. Одинокий, отверженный, угрюмый молодой маг просто обязан был обитать в таком доме.

Бувье спустился на тротуар первым, подал мне руку. Пострадавший от моего удара паренек остался в экипаже.

– Это его дом, – сказал Бувье. – Он пустует почти год, но вам наверняка надо будет его изучить. Насчет света и воды можете не беспокоиться, и мои люди привезут вам обед. Побудьте там, осмотритесь.

Я мысленно усмехнулась. Люблю такую разумную быстроту в принятии решений.

– Пожалуй, я тут переночую, – сказала я. Бувье понимающе кивнул, и в его взгляде мелькнули лукавые искры, а уголки тонкогубого рта дрогнули в улыбке.

– Не боитесь привидений? – спросил он.

Я пожала плечами.

– Это им впору меня бояться.

Под вечер пошел дождь, и тоскливая обстановка в доме стала бессовестно удручающей. Я обладаю достаточно крепкими нервами, но тут мне стало не по себе. Со всех сторон доносились шорохи и скрипы, дом словно присматривался ко мне, и явно с дурными намерениями.

Радовало то, что в гостиной на первом этаже расположились двое ребят Бувье, играли в карты и бренчали на гитаре. Бувье прислал их в мое полное распоряжение и, увидев эту парочку на пороге дома, я невольно обрадовалась. Они ко мне не лезли, и у меня была надежда, что злые духи дома начнут ужин с них, а не с моей скромной персоны.

Разумеется, дом обыскали не раз и не два, и секретная служба, и люди Бувье, но обстановка выглядела так, словно хозяин только что вышел, и никто не прикасался к его вещам. Впрочем, вещей было немного. Обойдя оба этажа в поисках тайников и схронок – и вполне предсказуемо ничего не обнаружив – я взялась за спальню.

Широкая кровать, пустой шкаф, кресло и письменный стол, тоже пустой – вот и все. На кресле лежал длинный халат из темного шелка. Год назад Эвгар проснулся, заглянул в ванную, потом переоделся и ушел. Я взяла халат и поднесла к лицу. Запахи, разумеется, выветрились, но я все-таки смогла поймать знакомую нотку. Прохладный шелк ласкал пальцы.

– Где же твои книги, Эвгар? – спросила я вслух, будто мне могли ответить. – Где записи, чеки, пузырьки с зинверийскими смесями? Где лаборатория?

Ничего этого не было. Покидая дом, Эвгар забрал все. Надо сказать, он неплохо заметал следы.

Я положила халат в кресло и прошла в ванную, примыкавшую к спальне. Повернула тусклый кран и с удовольствием убедилась, что Бувье не обманул, вода была, и даже горячая. Что ж, почему бы не принять ванну на сон грядущий?

Ванна набралась довольно быстро – я как раз успела раздеться и выбрать мыло: нераспакованный банный набор, покрытый пылью, лежал в корзиночке на подзеркальнике.

Как бы то ни было, по крайней мере, Эвгар может быть еще жив, подумала я, погрузившись в воду. Интересно, что его заставило вот так исчезнуть? Ладно, родной папа – Бувье шутить не станет. Три с половиной миллиона золотых карун на кону.

Я затрудняюсь сказать, как и почему со мной такое случается: вроде бы сижу спокойно, лениво размышляю о том, о сем – и вдруг картинка резко меняется, и я начинаю видеть мир со стороны, глазами другого человека. Это не магия, это не какая-то болезнь – один знакомый, подвизавшийся на ниве мозгоправства, сказал, что я, должно быть, ловлю куски ауры других людей. Сверхчувствительность, полезное свойство в моей работе, если вдуматься.

И сейчас я видела ванную глазами Эвгара.

Он так же, как и я, лежал в горячей воде – у Эвгара выдался тяжелый день, и сейчас он хотел смыть все неприятности, расслабиться и ни о чем не думать. Я, кажется, стала дышать через раз, боясь спугнуть видение и пытаясь увидеть чужими глазами хоть какую-то зацепку. Это было жуткое, мучительное ощущение: быть собой и одновременно кем-то другим. И, когда правая рука Эвгара скользнула вниз по животу к паху и сжалась в плотное кольцо, я наконец-то дала название своему чувству.

Стыд. Стыд и желание.

Рука Эвгара ритмично двигалась вверх-вниз, в паху нарастало томительное тепло, и я, напряженная, как струна, не могла понять, где Эвгар, а где я в эту минуту. Это было невыносимо, я хотела, чтобы невероятное слияние прошло, как можно скорее, и в то же время всем сердцем желала, чтоб эта тягучая сладость не уходила.

А потом все кончилось – оборвалось с резким звоном, так лопается натянутая струна, и на какое-то время остается лишь полное бессилие и какая-то глухая пустота.

– Ну конечно, – прошептала я. – Лиственница не усиливает серебро, а ослабляет. Надо сказать Рашату, чтоб переделал сундук!

Наваждение миновало, исчезло, словно его и не было. Некоторое время я сидела в остывающей воде, пытаясь понять, кто я и где я нахожусь, пытаясь опомниться и окончательно прогнать воспоминание о сладких судорогах, пробегавших по телу.

Какой Рашат? Какой сундук?

Я выбралась из ванны, вытерлась и вернулась в комнату. Меня, что называется, стало отпускать, вернулась ясность мысли, и я поняла, что имелся в виду сундук для хранения артефактов, а Рашат был мастером, изготовлявшим ларцы, коробки и сундуки. Традиционно такие мастера живут в закрытом квартале святого Стефания и практически не контактируют с внешним миром, решая вопросы через посредников.

Я невольно поежилась. Квартал святого Стефания был неприятным местом. Кроме мастеров по дереву, там обитал, в основном, криминальный элемент. Кстати, в досье, которое я получила от спецслужб его величества, об артефакторике не было ни слова.

Что скрывает король, хотелось бы мне знать? Почему ему именно теперь так захотелось найти сына? Не месяц, не два назад – теперь?