Текст книги "Роман в письмах. В 2 томах. Том 2. 1942-1950"

Автор книги: Иван Шмелев

Соавторы: Ольга Бредиус-Субботина
сообщить о нарушении

Текущая страница: 49 (всего у книги 61 страниц)

Спасибо тебе за великую радость _в_с_т_р_е_ч_и_ на грустном пути моем… Как скрасила ты мое существование! как согрела лаской, сердцем, заботой!.. О, милая, друг мой верный, любимая…

Твой Ваня. Господь да направит и да сохранит тебя!

В.

Как я одинок здесь! Оля, как пусты дни мои!.. С утра я начинаю ждать ночи – забыться.

200

О. А. Бредиус-Субботина – И. С. Шмелеву

[1.V.1948]

Христос Воскресе!

Трикратно христосуюсь с тобой, дорогой мой Ванюша и от всего сердца желаю, чтобы Праздник светлого Христова Воскресения отозвался в душе твоей большим светом и радостью, наполнился бы ты до краев этим светом и долго бы еще его нес в себе!

Вчера я телеграфом заказала для тебя «живых вестников», чтобы они передали тебе мой пасхальный привет. Я думаю, что этим путем лучше, – не будет риска, что прежде времени увянут, как это однажды случилось. Не знаю, что тебе доставят, – я просила лучшее из этого богатого сезона.

Здесь все есть, что только хочешь: и лилии, и ландыши, и амариллисы (чудесные), и гвоздики, и розы, и пасхальные цинерарии с азалиями всяческих сортов. Пышные комнатные рододендроны, причудливые орхидеи. И чего-чего только нет. Тюльпаны уж и в счет не идут, равно как и всяческие примулы. Много экзотического, пестро-красивого, но мало напоминающего нашу Пасху. У меня стоит азалия последнего крика «моды» – с аршин высоты, – выглядит деревцом на прямом стволике, увенчанном сплошной шапкой цветов. В саду же – рай земной: яблоки еще в цвету – все залито белой пеной. А перед домом на фоне воды пруда цветут в траве (в лунках) группочки тюльпанов разнообразных цветов и форм. Ива кудрявится над ними, спускаясь до самой воды. В огромной клумбе – «всякого жита по лопате». Маревом наполнен сад, дымка окутывает раскинувшиеся в зеленом пушку деревья, уводит, скрывает дали, делает на земле сказку. Тепло сегодня и висит в воздухе влага от где-то прошедшей грозы. Изредка погромыхивает вдали… парит, тянет всякую травинку из земли, насыщает воздух весенним ростом. Мы с мамой вспоминаем русскую Страстную неделю с печальным звоном… с приготовлениями, как церковными, так и бытовыми к Великому Дню. А потом ночью… густой колокол… Дрожью колыхающий землю удар… радостный, могучий… И потом, той же ночью чудесный «красный звон»! Кто забудет его? Кто не отозвался бы на него слезами, услыша снова!?

Мы без говенья в этом году. Большинство не идут и на заутреню в церковь. Мы с мамой все же решили быть в субботу и на заутреню, не достаивая до конца, дабы не быть вынужденными встретиться с настоятелем. Он – скверный тип.

Но не хочу сейчас об этом. И о нашем тяжком бытии за эти дни не хочу писать, дабы – «и ничто же земное в себе да помышляет…» На той неделе я заболела было от нервной нагрузки и лежала, – было очень скверно (сердце и мигрень), а потом, слава Богу, прошло. Я устала только. М. б. что и выйдет с домом… Но ни о чем этом гадком не хочу и думать в своем пасхальном письме к Ванюше, которого обнимаю тепло и нежно. Оля

201

И. С. Шмелев – О. А. Бредиус-Субботиной

6. VI.48 Женева

Поздравляю тебя, милая моя Олюша, с днем твоего рождения, – таким памятным мне!.. Так хочу, чтобы ты _с_в_е_т_и_л_а_с_ь, радостная, надеющаяся, что все в твоей жизни наладится, как _н_а_д_о, и ты не напрасно явилась в мир!.. Многое в этом зависит и от твоей воли. Только бы дано было тебе постигнуть путь твой!.. – много у тебя к сему задатков.

Желаю тебе душевного покоя, равновесия, _м_у_д_р_о_с_т_и… и – здоровья! Чувствую, к_а_к_ же необходимо тебе вздохнуть, от-дохнуть! Думается, что поездка твоя в Швейцарию не пройдет впустую: ты осмотришься, отойдешь от путаницы и бесцелья, в которых живешь. Это – совсем бесцельное круженье… во имя _ч_е_г_о?!.. А дни текут…

Да, нам надо о многом переговорить и передумать… Расхождение наше?.. – сплошное недоразумение. Церковный вопрос? Никакого расхождения. Я так же, как и ты, вижу… – да, народу, волею Божией, открыта Церковь… и он хоть сколько-то получает, для укрепления. Но разница наших взглядов касается лишь _в_н_е_ш_н_е_г_о, хоть и важного. Я никак не могу принять, что _у_ж_е_ «ворота Лавры отворены, и лампады затеплены…» Нет сего. Только _д_о_з_в_о_л_е_н_о… до срока. Это – не победа, а до-пущение. Но, вдумайся: – _к_т_о_ возглавляет!.. – Богом ли благословенный? Тот, кто в послании пастве именует – _к_о_г_о?! – «избранником Господним»!..⁸⁶⁵ Ты – умна. И ты не можешь не понимать, какое же здесь извращение Правды, какое же кощунственное осквернение и извращение Ее!.. Ну, _в_с_е_ _я_с_н_о. Сделай же вывод, – единственно возможный, – и ты увидишь, в чем наше расхождение.

И еще, об отношении к тебе И. А. Он мне написал, как бы прося: «напишите О. А., чтобы _з_а_б_ы_л_а_ обо мне…»^865а Понимаешь ли ты, в каком это смысле принять надо?!.. Заверяю тебя, – я понял. В связи со смыслом его письма и в связи со _в_с_е_м, что мне известно. Его слова никак не означают, что он как бы «прерывает все» с тобой. Нет и нет, – я знаю. А вот, какой смысл сего: он _с_в_я_з_а_н_ подпиской здесь, что не будет заниматься политикой… иначе… – как он писал, что «едва терпим, вишу на волоске»… – большие для него неприятности. Он знает в каком вы «трагическом тупике»… и делает вывод, что его «имя» у вас на мыслях и в разговорах, и опасается, что его «философско-религиозные» статьи могут раскрыться, в разговорах-то ваших… раскрыться для нежелательных ему лиц противоположной ориентации… враждебной даже! – могут _н_е_в_о_л_ь_н_о_ для вас раскрыться и – навредить и ему, и – _д_е_л_у. Он, очевидно, – и – думаю – неверно! – представляет себе возможность некоторой идеологической связи между вами и – _в_р_а_г_а_м_и, – он сугубо осторожен! – и потому-то и просит за-быть и о его существовании… – т. е. совсем не упоминать о нем. Так я и истолковываю. И уверен, что так это и есть. И потому думаю, что было бы очень кстати с ним встретиться и разъяснить это «недоразумение». Но это – в твоей воле. Я не настаиваю. Я хочу лишь снять «соринки» с твоих к нему отношений и с его – к тебе.

Вчера я послал тебе авцон-экспресс⁸⁶⁶. Думаю, что теперь тебе будет все ясно. Я все время мучаюсь недугом – этим ужасным раздражающим… «зудом»! Никакого облегчения. Никто не поможет… 3-ий год! Как трудно при этом всецело уйти в работу!.. Я все еще надеюсь что К[еннан] как-то укажет вице-консулу в Женеве – исход. А м. б. _т_а_м_ сочтут возможным распространить и на меня право вне-квотно получить въездную постоянную визу… и цюрихский генеральный консул известит меня… Нет – придется вернуться в Париж. Это, с отчаяния, что не добьюсь визы через К[еннена], толкало меня просить генерального консула – включить меня в лист ожидающих нормального порядка, и – выслать документы… Но _п_о_к_а_ я ничего не предпринимал, ожидая…

Итак, ты не сможешь быть ни на одном из моих «чтений»? К июлю _в_с_е_ – т. е. «чтения» мои – завершится. Об издательских планах писал тебе. Ничего еще не выяснилось, жду ответов из разных мест.

Господь с тобой, хорошая моя Олюша! Я верю крепко, что ты глубже всех знаешь меня, веришь в меня и – любишь твоего Ванюшу, порой сумбурного, но – всегда открытого и прямого – к тебе. Светом останется, – до последней минуты сознания, – наша во многом благостная для нас обоих… – _в_с_т_р_е_ч_а: _д_е_в_я_т_ь_ лет ей, на днях.

Твой неизменный Ваня. Нежно тебя целую, светлая моя!..

202

И. С. Шмелев – О. А. Бредиус-Субботиной

7. VI.48 8 утра

Одурел, милая… ночь не спал, потому и спозаранку…

Вот что, дорогая моя Ольга… – одолели мысли. Вчера опустил тебе письмо к рождению, а вынут его только сегодня в 9–15 утра – вчера проглядел.

Да мысли-то но-чью пришли, голову разворотили… Но – на случай опоздания – еще и еще поздравляю и целую нежно мою бесценную!.. Но дело важное, вот какое. На днях буду читать _д_л_я_ «Горной здравицы для детей», в Leysin⁸⁶⁷. В_е_с_ь_ сбор пойдет туда, к полу-святым, а м. б. и святым Марфо-Мариям, моим горячим по-читательни-цам… – _в_с_е_х_ – себя отдают этому важному – святому! – делу помощи нашим обездоленным детям, гибнущим во Франции и Германии от чахотки… от – го-ло-да!.. Надо спасать «остатки»… И – бу-дем спасать, сколько в нас духу есть. Да, милая. Я киплю… И изменил программу чтения, дабы привлечь больше слушателей, «Куликово поле» – для толпы, хоть в 50 чел. – трудное для приятия. А потому читаю _т_р_и_ вещи: «На святой дороге», где «кунают» охальников… «Крещенье»^867а… и – из «Няни». Три «отделения», две «перемены». Две, ибо тут-то ты мне и нужна, голубка, – попытаться сорвать побольше. Каждый швейцарский франк – _н_у_ж_е_н! Чтение предполагается на 17 июня.

Просьба к тебе: не откажи, голубка, дать «программы» – акварельки! В них твой Ваня _с_а_м_ внесет «содержание», от тебя треба только «краски». Я уж наметил несколько «жертв». Ну, генерал, конечно… одна докторша, к которой толконусь сам, еще пять – шесть «жертв». Но я буду говорить перед чтением, буду ра-зо-гре-вать… Первое – скажу: «вот, _т_а_м… – пальцем к столику „сбора“… – акварели талантливейшей русской художницы… – такой-то из Голландии, – по-мощь святому делу! возьмите _с_е_р_д_ц_е_м!.. – сколько оно вместит… а я заполню программой, и будут реликвии о… вашем движении душевном… некоторые акварели, надеюсь, пойдут на горы, к больным… и дети узнают, что есть люди, которые о них заботятся… – в этом и воспитание». Словом, я прошу тебя… Не ужасайся… дай _л_е_г_к_о, _п_р_о_с_т_о… – как душа твоя скажет и выполнит. Хоть по одному цветочку! Ну, м. б. милую березку нашу… Я надеюсь, что будут русские швейцарцы, унесшие из России _с_в_е_т, доселе в них _ж_и_в_о_й, и они возьмут твои чудесные акварельки. Для них очень, думаю, подходит – _н_е_ч_т_о_ _н_а_ш_е, как бы историческое… от Москвы. Ну, от Кремля, что ли… Но что я тебе внушаю, ты сама вороха раскроешь, своею чуткостью!.. Только, прошу, _н_е_ _д_у_м_а_й, не напрягайся… а легко-легко-легко!.. – о, ты можешь это, знаю… м. б. даже у тебя найдутся готовые..? – Оля, милая моя… я томлюсь всем этим… я сумасшествую… – в башке новый роман… мучает меня… и я сегодня не мог заснуть. Сейчас побегу на почту, а потом попробую заснуть, т. к. я не сомкнул глаз. Не знаю точно, сколько продастся… но, думаю, хоть 8–10 штук! Кроме того, будут заказаны мои фото, штук 100, – и для Цюриха, ибо про-сят!.. с моими автографами… – сделают в размер карт-посталь^[266], с портрета с бородкой, профиль, – старого! – приложения к французскому изданию «Человека из…» Это – лучший мой портрет, вчера генерал Ознобишин твердил, он же и закажет. Твою акварель он, несомненно, купит. У меня намечены жертвы, штук 15. Я постараюсь в слезы их вогнать проникновенным словом… – ибо – _н_а_д_о! М. б. ты дашь еще – «пучок землянички», как бы из «На святой дороге»! М. б. – «Троицу» попробуешь? Чуть-чуть..? – «свечу пасхальную»? М. б. – «е_л_к_у»..? М. б. зимнюю речку..? – для «Крещенья»? нет, не хочу, не смею тебе советовать… ты – с_а_м_а_ – во сто раз лучше меня сделаешь-найдешь! Ты чудесно даешь цветы… как ты дала березку – для – помнишь? – «Не-упиваемой чаши»..? – о, Господи!.. Олюшенька, милая, родненькая моя… как мне надо, чтобы ты приехала!.. Мы тогда «Куликово поле» вырешим!.. – _в_м_е_с_т_е, светло, духовно-чисто, – я взглядом страшусь тебя коснуться… Ну, у меня силы иссякают… я так у-стал!.. Но горю, все горю.

Я хочу завершить жизнь свою горевую – и светлую! – смиренно, покорный Воле Господней. Помоги же мне!..

Во второй половине июня я должен читать в Цюрихе. Там уж Барейсы – если будут в Цюрихе – купят твои! твоИ акварели. Ты пришлешь мне – или сама привезешь? – несколько листиков. Но к 17 надо спешить, и я боюсь, что, если ты согласишься, можешь не успеть доставить. А потому прошу – пошли пар экспре^[267]!.. Это вызовет расходы, но тебя не остановит. Тогда я смогу получить хоть в канун, числа 16.

Не красней, не смущайся… – а легким сердцем… – и вдохновенье тебе поможет. Ведь – для детей!!!.. для сирот, для погибающих!.. С каким трудом налаживается «горная здравица»!.. Без копейки началось… только благодаря самоотвержению полу-святых, тоже бедняг… – делается дело. Докторша, одна из них⁸⁶⁸… ей 60 лет… она поло-ви-ну заработка, – она без «прав», но работает по санаториям, – отдает, сердце свое кладет… Другая – жена профессора⁸⁶⁹, тоже под 60! – рвется от больного сына, – гения!., изобретателя, получившего первый приз в Америке за «амплификатор»^[268], для синема!.. – первый приз за экспонаты от Франции! – так она мучается больным сыном, – ему 39 лет! – у него оба легкие поражены и нельзя пневмоторакс!.. – она всю себя отдает – де-тям! Я учусь на их подвиге. Вот, Оля, жизнь этим и стоит, да… и к черту все разногласия, эту труху дней наших… – иди, _д_е_л_а_й_ _ж_и_в_о_е_ дело, твори подвиг!.. И тогда жизнь светится, и тогда душа наполняется… – и Го-споди!.. – до чего же теплеет сердце!..

Ми-лая… ты мне _п_о_с_л_е, если осилишь, – для _м_о_е_г_о, платного! – чтения сделаешь, можешь и плюнуть на мое-то… но для детей ты не откажешь, знаю тебя, моя – о, конечно, _с_в_я_т_а_я… вся русская, вся – сердце, вся чудесная!.. – Итак: не откажешь… и пошлешь так, чтобы пришли к 17!!!!

А там… что Бог даст… Хоть бы 300 фр. добыть, а м. б…чудо совершится..? – сердце расширится..? Я уж постараюсь… – растрогаю. Бог поможет… Ну, нежно целую тебя, свет мой. Бегу на почту… Еще, еще – дай тебе Бог сил, здоровья, радостного Дня… и – упований, уверенности, что просветится жизнь твоя… – бу-дет, чем жить духовно!.. Обнимаю…

Поздравляю с драгоценной Новорожденной – твоих – маму и Сережу. Что же он забыл меня, не напишет? а?!! Как бы хотел, чтобы ты была здесь… Знаю, что всех притянешь, чудесный магнит!.. – очаруешь… генерала – и подвигнешь его на… _ж_е_р_т_в_ы!.. Это – _н_а_д_о. Для родного дела, для – _ж_и_з_н_и!..

Твой неизменный – весь горящий – Ванёк

9 ч. утра – бегу на центральную почту!

203

О. А. Бредиус-Субботина – И. С. Шмелеву

13. VI.48

Дорогой Ванюша, урывая секунды, пишу тебе. Спасибо за добрые пожелания ко дню моему. В ответ на второе твое письмо я не теряя минуты, села за работу и не отрывалась от нее до сего дня, отставив даже свое «рождения празднование». С утра, не разгибаясь, до темна сидела над программами. Не было лучшей бумаги, но ехать в Утрехт было бы роскошью – расточением целого дня. Шлю тебе сегодня 10 шт., – больше не могу. У меня же ремонт!! Я должна перетаскиваться из комнаты и в комнату. И вообще трепка предельная.

А теперь о главном, и прошу серьезно и с уважением вникнуть:

Я делаю эти программки только для тебя, ни в каком случае не желая своего сопричастия и соучастия в каком бы то ни было деле анастасьевцев. Это чтение устраивают прихожане анастасиевского толка (с о. Леонтием⁸⁷⁰).

Спрошу тебя: если бы в Париже г. Каллаш⁸⁷¹ или Лосский⁸⁷² устраивали вечер в пользу туберкулезных детей, и митрополит Серафим попросил бы меня помочь им⁸⁷³. А я бы обратилась к тебе с просьбой прочесть что-либо на этом вечере… что бы ты сказал?? Для меня Анастасий – под судом находящийся иерарх, запрещенный, смутьян. А ты еще собираешься вслух объявить мое имя в связи с программами. Я настоятельно прошу-требую, чтобы, если ты будешь предлагать эти программы в Женеве, никаким полсловом не было обмолвлено мое имя. Я даю эти программы тебе, не желая знать, куда ты их дальше передарил. И это – самое крайнее, на что я иду. Мое желание – дать их для твоего чтения в Цюрихе, а если ты так определенно хочешь их пустить на это чтение, то сделаешь это самолично, без моего к тому желания. Я просто закрываю глаза, куда ты их определишь. Потому никаких объявлений о «художнице в Голландии» – быть не может!

Я не хотела сперва посылать их к сроку, но делаю это, дабы ты не подумал, что я из лености или из невнимания к тебе просто «опоздала». Потому шлю, но полагаюсь на твою совесть, что ты меня никак не сопричтешь к о. Леонтия начинанию. Детей страдающих о-чень много… Но не дал бы ты ни гроша на… например сирот Сталинграда? А я бы с радостью дала. И не глядя ни на что, т. к. не власть, а их отцы умирали за мою Родину. А отцы «швейцарских» детей «д. р.» – входят в коалицию с врагами моей Родины. У Анастасия много денег из Америки. Не сердись на меня, – так чувствую.

Письмо Ж. Кеннану (и без задержки!) послала, сохранив копию. 9-го июня не было никого, даже Сережу «отставила», – сидела за рисунками. Ты, конечно, наверное удивишься: «чего так долго делать?», для тебя «разбросать» цветочки, «бросить» тот или иной мотив… Но это не так. Если «блинами» печь, – то одно, но если хоть чуточку приличное дать, – это: другое. Вышло у меня далеко не то, что бы хотела. Да и знаю, что тебе все равно не угожу. Никогда еще и ничем не угождала. Всегда горечь. Ты не оценишь ничего из этого: ни этой спешки-горячки по одному твоему приказу, ни того, что я все бросила в самую трудную у нас пору… Ты, мне кажется, даже не представляешь, _к_а_к_о_е_ время я переживаю. Люди вчуже-то поражаются, как еще я тяну. Для меня у тебя особая мерка. Все – плохо у меня. Я не смогу конечно быть ни в Женеве, ни в Цюрихе к этим срокам. В Цюрих все равно бы не поехала. А о том, как И. А. ко мне относится, – я не думаю, т. к. мне это абсолютно безразлично.

[На полях: ] К сожалению, я не смогу тебе наверное послать цветов в Женеву… для этого надо в Утрехт, а я прикована сейчас к дому. Обнимаю тебя, солнышко. Желаю успеха. Оля

Перешли папку мне обратно, она мне очень нужна: картона здесь нет.

204

И. С. Шмелев – О. А. Бредиус-Субботиной

16. VI.48

3 ч. дня Genève

Оля,

Только что взял с почты-таможни пакет с акварелями (десять картин). Чудесно-нежное! Глубокий поклон за подвиг-жертвенность!

Верю: движение сердца _в_е_р_н_е_й, полней и _г_л_у_б_ж_е_ слов, доводов. Все понимаю. _В_с_е_ _б_у_д_е_т_ исполнено _т_о_ч_н_о_ и бережно. Глубоко растроган, хоть и – _б_о_л_ь_н_о. Но и – _с_в_е_т_л_о. Все мы – в ошибках; но _в_р_е_м_я_ исправит и укажет. Время – то же познание. Да будет!

Подробней отвечу после 17-го. Делаю – сверх сил, – последние дни недомогание, упадок сил, – м. б. сдали нервы. Да и боли… Благодарю. Жизнь да обрадует! Она умеет – втайне – _п_л_а_т_и_т_ь. И. Ш.

205

И. С. Шмелев – О. А. Бредиус-Субботиной

18. VIII.48

Милая Олюша,

Прибегаю, в отчаянии от недуга, от этих ужасных «почёсов» глаза, правого, за глазом, округ глаза, – лоб, правая сторона носа, висок… – усиливающихся всегда перед и во-время непогоды, – теперь даже и ночью… – и это 3-й год!.. – со 2-го дня твоего приезда в Париж. Это, думаю, и на нервной почве, и простуда… Никто, ничем не может мне помочь. Я был, кажется, у 8 докторов-докторш… – ни-чего! Ни витамины, ни мази, ни… – все впустую. Один мудрый определял: «невралгия кожных нервов». Ясная, установившаяся погода… – легче. И вот, со стесненным сердцем… – ибо я уже много раз взывал к тебе! – вынуждаю себя —! – снова просить тебя: сама не езди, а напиши твоему гомеопату, что я тебе написал. Я _в_е_р_ю, что он найдет средство, а я строго последую его предписаниям. Правду сказываю: уже стеснительно тебя молить… – ты уже совсем безразлична ко мне. Но в таком и чужому человеку нет – по-моему! – духу отказать. М. б. ты и не откажешь мне?.. Не для меня надо: для моей работы. Ты и моей работой уже не трогаешься, никак и ничего и знать-то о ней не хочешь. А я работаю… и много. Ты уже _г_д_е-то… не по сю сторону, где страдают, и не по ту – «железного занавеса», где сугубо страдают, а как-то нейтрально… Ты сейчас же протесту ешь… знаю. Но ты и сама себя не знаешь. Устала ты и обезразличилась..? Ну, оставлю. Ты – _д_р_у_г_а_я. И о докторе я обращаюсь к тебе, как лишь… к обычной читательнице, чуть знакомой… – такое у меня ощущение.

Ты ничего ясного не ответила и на мое предложение художественно оформить будущее издание «Куликова поля». Ты _н_и_к_а_к_ не определила своего отношения, – а – та-ак, _м_и_м_о… А мне надо решать с этим. Отклонишь – скажи ясно, и я почту себя свободным решать. Я тебе все сказал, и указал «буквы» заглавные. И просил о заставочках. Обложка… нет, я не настаиваю, обойдусь без нее. Я уже ожегся на «акварельках», проглотил обиду… – про-шло! Как-то помогло доброму делу… – ты вон и детишек-то поделила… – думал ли я когда, что так себя проявишь?! Правду говорю: у меня пропадает воля писать тебе. Ты – _у_т_о_н_у_л_а… я тебя уже _н_е_ _с_л_ы_ш_у. Думаю, что спешка «печататься» – ошибка⁸⁷⁴. Нельзя слушать доводы «любителей»: надо осторожно делать первые шаги… Вдумайся: не пустое ли это «поползновенье»?

Нельзя «играть в искусство». Ну, твое дело. Ты легко самоудовлетворяешься. Искусство – великое пытанье… до страданья. А не тяп-да-ляп. Я тебе писал о твоих дарах, но я и советовал – быть строгой к себе. Ну, твое дело.

Ты снова скажешь – «охлаждаешь», «парализуешь волю»… Нет: я хочу выбить подлинную искру в тебе, я повторяю: «надо уметь терпеливо учиться», не поддаваясь соблазну, всегда – не доверяя _с_е_б_е_ и – дилетантствующим. Ты стала избегать – спросить и моего мнения о _т_в_о_е_м. Ты… боишься моего суждения? Восхищенная своей неудачной – решительно неудачной! – сказочкой с… «Лан» – дышем… ты почувствовала себя почти напрасно-обиженной, когда я тебе написал, что надо переработать… – я помню. Но я помню также, как я отмечал иные твои этюдики, хотя бы «Яичко». О, какая огромная работа нужна – _с_т_а_т_ь_ писателем подлинным! Ты прошла мимо моих советов и содействия, – твой приезд в Париж – пропал, в этом отношении. А ты могла бы кое-что _у_з_н_а_т_ь. Ну, это отошло…

Мне снова отказали в туристической визе, – и в Париже, через И[льину]⁸⁷⁵. Без указания мотивов. Теперь для меня ясно, _к_т_о_ тут «работает» и – чем: _т_е, клеветой⁸⁷⁶. На днях я поставил вопрос ребром, и уповаю, что клевета будет опрокинута. Как – это мое дело. За право личной свободы, моей, бьюсь я.

К[еннан] из Вашингтона – никак не отозвался. Даже не ответил мне: это определяет емкость души. С сухостоя не собирают плода. Но я не складываю рук, я добиваюсь _м_о_е_г_о_ права ходить по свету. Думаю, что снова писать _т_а_к_о_м_у_ – безнадежно, как – от мертвого ожидать дыханья. Мне досадно, что я и тебя невольно поставил перед «невежливостью», _н_е_ перед обидой… нельзя обижаться на комариный укус.

Я неспокоен, и мое письмо может показаться тебе суховатым, растрепанным. Ты извинишь меня, хочу верить. Ожидать тебя сюда – не надеюсь. Ты уже давно _в_н_е_ меня, вне _м_о_е_г_о. Это мне вполне ясно. Итак: последняя просьба о средстве гомеопата. Уж прости за докуку… – последнюю.

Твой В.

206

И. С. Шмелев – О. А. Бредиус-Субботиной

29. XI.48 Женева

Милая моя Олюша, едва в силах писать. Лежу. Эти 2 мес. лежу по 18–20 ч. в сутки. То крайняя слабость, то напряженное дрожание в руках-ногах. Почти все время головокружение, как легкое онемение. Теперь хоть аппетит возвращается. 5 суток закупорился кишечник. Теперь прошло. Внутри – как паровоз под парами – мелкое дрожание. Никакой охоты – ни читать, ни писать. Но ночами – много дум. Мучила бессонница, не спал по 2 суток. День в ночь, ночь в день. 6 недель аккуратно принимал гомеопатические крупинки. Не только ни-чего, а, думаю, это еще ухудшило общее состояние и усилило язву. Крупинки оставил. Докторша (русская швейцарка), отличная, назначила уколы против язвы (larostidine) – 15 уколов. Сделано 11 пока. Болей нет. Лучше с язвой. Только вот странно сушит во рту. Еще назначены – уколы «Pernaemon» (вытяжки из телячьей печонки, голландское средство) – 2 укола в неделю. Сделано пока – 3. Одна ампула в 2 [centimètre cube] будто бы содержит субстанцию 1 кило телячьей печенки! Это – для восстановления питания. Словом, я – ни-ку-да! И гнетет неопределенность. Визы не дали. Ни-ку-да теперь не хочу, только – в свою квартиру, на Boileau. Я уже распорядился: никак не сдавать квартиру! Я ее держу вот 11 мес. Она меня съедает. За эти 11 мес. я истратил на все свыше 3 тыс. швейцарских франков, т. е. более 300 тыс. французских. Долго так не могу. Все гонорары за издания в Париже съедает квартира и налоги. Здесь месяц обходится 240–250–260 франков швейцарских. Что же мне тут?! Возвращаюсь, что Бог даст, в начале марта. Так и написал Юле. Она бьется. Я не могу жить здесь, на отшибе, все запустил. А временами так хочется работать. Надо закончить скорей, _в_с_е. Написать письмо – большое усилие, а и на свет Божий не хочется смотреть. Если бы ты _п_о_н_я_л_а_ мое физическое и душевное состояние, ты бы не пеняла бы, что не пишу тебе. Ни-кому не пишу, даже деловых писем. Все стоИт! Очертело. Помирать хочу у _с_е_б_я. До-воль-но! Многое во мне рушится, страшно _н_а_п_и_с_а_т_ь. С_а_м_ _в_с_е_ _р_о_ю, подрываю… самое основное! Трагедия!.. Не уйму своего – «Скальпеля», ре-жу… да еще себя задорю. И _в_с_е_ летит… Страшно! _К_т_о_ же это _п_и_с_а_л_ _в_с_е_ _м_о_е?! _З_а_ меня?.. Другой я?.. Ты ужаснулась бы моего «оголения». Бо-га в себе рушу! И – не страшно. Страшно, когда думаю: _ч_т_о_ же останется-то?!.. А тут, как нарочно, читатели шлют признанья! Если бы они знали!.. О, как одинок я!.. Но – терплю. Вот, и ты… – кто, что я тебе?!.. Но я уже привык. Так, один и завершу путь. Конец близко. И мне совсем _в_с_е_ равно – _д_а_л_ь_ш_е. Нуль? Пусть. Да, кажется, и нет ничего, кроме обмана. Самообмана. Люди изловчились на этот «самообман», привыкли. Но я его разоблачаю в себе. Неужели я разломаю и «Пути»? Они – тоже самообман? Искренний, но… самообман. Мигами _в_и_ж_у, что _н_и_ _в_о_ _ч_т_о_ не верю. И – плевать. Не могу иначе, значит. Я поставил резко-прямо вопросы Карташеву… и – получил… ужасающее письмо: он должен был раскрыться – и – ничем не мог прикрыть «голоты своей».

Иван Цолликонский… тот… отшутился, пессимистическим афоризмом-софизмом⁸⁷⁷… – не-че-го ответить! Возится со своей депрессией, давлением. – У лучших нет ничего! Что же говорить о..? Вера детская?.. Она мне не-ну-жна!.. Сколько лжи накручено! назолочено пилюль! Я пойду до конца. Все раскромсаю в себе. Не смогу найти? Значит – этим и утрусь. Вот те и «образ-подобие»!..⁸⁷⁸ Прощай, сказки!..

Прости, не могу, устал. Если будет воля – окончательно-то не порывай… с… «пришедшим» к _Z_E_R_О… хуже: к полному _о_п_р_о_к_и_д_о_н_у (* но небытия – не страшусь. При-нял.).

Живи, дерзай, если можешь. В.

И все-же – я для чего-то _т_я_н_у_с_ь… _л_е_ч_у_с_ь…

207

О. А. Бредиус-Субботина – И. С. Шмелеву

4. XII.48

Дорогой мой милый Ванюша,

Твое письмо упадочное я получила вчера и все время нахожусь под его давящим впечатлением. Хочется только одно _в_е_р_н_о_е_ сказать тебе: призови Господа, сходи в храм, выпей воды святой и будь благостен.

Сомнения всех обуревают в той или иной степени, они могут мучить, измучивать даже душу. Искание свойственно всякому, и кто им не был одержим? Это приходит и родится в самой душе ищущей, но бывает и другое: дьявольское искушение. И это страшнее. Я боюсь, что у тебя последнее. Когда ищут, добиваясь правды сами по себе, то могут утомляться, могут страдать, но нет того, что я с ужасом почувствовала в твоем письме: какого-то «бесчинственно-озлобленного озорства». Не сердись, но такое от письма впечатление. И это _Н_Е_ _Т_Ы! Не ты так думаешь, не ты так и пишешь. Это «он» радуется, что задел-таки твою богоносящую душу. Ты м. б. скажешь, что я шаблонна, но, нет, это именно так и есть. Дьявол избирает себе с большим наслаждением именно таких, как ты. Даже иереев во время совершения Таинства Евхаристии. Это же известно. Самого Христа искушал дьявол! И еще одно важное: по себе знаю, не говорила тебе, как и никому, кроме исповеди, – а именно, что в такой протестантской стране как Голландия, с их оголенным рассудком и вылущенным сердцем, с их бесцеремонной реформацией⁸⁷⁹ и почти что оплеванием Креста (да, да), с их издевкой над почитанием икон и т. п., я как нигде тяжко страдала одно время самыми нелепыми мыслями. Я сама, как бы уловив волны атмосферы их, почуяла, что это от окружающей меня сферы. Швейцария – то же самое. Ты какой-то «антенной» души поймал эти волны. Мне это очень понятно. А дьявол радуется.

Ты пишешь: «лучшие не знают, что ответить». Кто и почему «лучшие»? Карташева я не знаю достаточно, но к Цолликонскому в вопросах веры никогда бы не обратилась как к авторитету. Он же только голова. Меня очень часто коробило и коробит от его религиозной установки. Ведь он только трактует О вере, О любви, О жертвенности, О подвиге и т. д. и т. д., но сам никогда не исполняет ничего из своих рецептов. Он поставил себя на особое в мире место, далеко над всеми людьми. Ему – Бог, не тот Бог, что учит Церковь, а Бог – соравный. Да, да! Уже не говорю о том, что он «раб Божий Иоанн», – о, нет, но он даже и не «сын»^879а. Иван Цолликонский мнит себя «со-Богом». Нет более жуткого для души, как гордыня. А Цолликонский – олицетворение ее. Спрашивая у него о вере, ты должен был бы знать, что у него-то вся его вера – одно его собственное построение ума, разумная вера, тогда как в деле веры говорит только сердце. В Голландии, как и во всей Европе (я всю свою Родину вижу в Азии) сердце давно пропало. Их религия ничто иное как «учреждение рук человеческих», норма жизни, рамки в помощь к полицейским мерам воздействия на мораль народов. Там все иссохло. Верит ли И. А.? Не знаю. Но знаю, что он будет трактовать о вере, так же, как трактовал о сочиненных им же «гамбургских письмах», одурачивая простяков доверчивых, в числе коих, впрочем, долго была и я.

У этой умной, большой головы с значительным привеском в мозгу можно спрашивать о всяких философских построениях, но в деле веры…. он будет «жонглировать» своим рассудком. Каждому дано свое.

Нам не дано познать рассудком Божество и Его тайну, но так же не дано и доказательство Его небытия. Детской веры тебе «не надо», как ты пишешь. Это твое, конечно, дело.

Я бы с горечью сказала, что с течением лет она, эта чудесная вера, поистерлась, но мне этого только жаль! И если можно было бы ее вернуть, то никогда бы от нее не отвернулась.

«А я еще себя задорю…» Это, Ваня, не искание Бога и правды, это – озорство (прости меня). И избави тебя от этого Господь! Это именно от нечистого. Не обращай внимания, проходи мимо, как мимо лающей собаки, – утихнет. Это мне о. Василий⁸⁸⁰ сказал. И успокоил. Что касается меня, то я знаю, что есть Бог и Его Святой Промысел. До жути и до душевного опадения я это переживала. Последнее – после операции. Это мой опыт. Для меня несомненный. И за это одно, я благодарна, что операция была, и что через нее мне открылось. Со дна отчаяния, без всякой потуги с моей стороны, без призывания этого опыта, – я была только пришиблена и ни о чем особенно духовном не думала, так что «самовнушения» быть не могло, – меня посетил Господь. Я не хочу касаться этого, т. к. такое нельзя говорить. Я для себя знаю. И в жизни… если вглядеться, – все было Его водительством. Это не фраза.