Текст книги "Роман в письмах. В 2 томах. Том 2. 1942-1950"

Автор книги: Иван Шмелев

Соавторы: Ольга Бредиус-Субботина
сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 61 страниц)

Мы многое перетерпели с сентября, всякого. Всю зиму себе не принадлежали. Был какой-то голодный ад. Последнее время, сидя под водой, думали, что больше уже нельзя терпеть. Каждый день падал невероятной тяжестью на весы терпения.

Мы материально, конечно, получили урон огромный, но я счастлива, что хоть живы остались, ибо многие не пережили. Сережа уехал сейчас на свое пепелище – в Arnhem. С очень большим трудом ему дали пропуск в Apeldoorn, a там будет проситься и в Arnhem. Он, по описанию его хозяйки, уже побывавшей в доме, почти все потерял. Солдаты немецкие бросали мебель со 2-го этажа прямо на тротуар с балкона.

Соседи напротив оставались некоторое время в городе и видели. Скверно, что пропала одежда. Деньги в банке тоже наверное, т. к. их все (банки) перед уходом немцы взорвали динамитом. У С. был сейф, так что наверное погибло. Пропуск ему до 17-го, так что скоро узнаем. Ванюша, представь, вчера принесли твое заказное письмо от августа 44 года⁴¹⁵. Оно в пути застряло видимо. Мое мне вернули тогда же, в августе…⁴¹⁶ Я писала тебе из отпуска своего из чудесного местечка в Gelderland’a, где я прекрасно отдохнула среди леса и вереска. Нашла белый вереск, послала тебе его, но письмо уже не прошло. Сумасшедшие дни ложной сентябрьской тревоги застали меня не дома. Я с великими трудностями добралась до Shalkwijk’a. Тут и начались перипетии. Но об этом всем и не напишешь. Только когда оглядываешься назад, то не понимаешь сама, как хватало сил и душевных и телесных все пережить. Войну мы познали только именно за эти 8 месяцев. Фронт проходил от нас так близко, что окопная дуэль была слышна и день и ночь, тогда такой грохот, что рамы и двери ходуном ходили. Эта близость фронта в течение 8 месяцев была ужасна во всех смыслах. Провинции Zuid-Holland, Nord-Holland^[133] и Utrecht были самые голодные к тому же. И потом эти несчастные беженцы, перегоняемые как скот. Я писала уже тебе, что через Shalkwijk их прогнали 20 000 человек, у меня стояло 38 человек, из них 10 детей. Все в чесотке, вшах, болячках, женщины (2) от ходьбы «выкинули», а у одного мальчика больного желудком, открылось кровоизлияние, это из моих только постряльцев. Т. к. им давалось иногда 10 минут на сборы (никакой спешки не было, все зависело от личности, которая приказывала), то эвакуация их захватила врасплох в полном смысле. Были случаи родов на пароме, умирали прямо в пути. Мертворожденных детей выкидывали в снег. А доктор предполагает, что даже и немертворожденных. Ужас был неописуемый. Последние мои 2 эвакуированных, оставили нас только при затоплении, т. к. у нас просто некуда было идти. Мы сами жили у одного мужика, пятеро разнополых в одной большой комнате 4 недели. Ну, прошло.

[На полях: ] Не знаю, кажется нельзя писать больше одного листа, – кончаю. Ванюша, как «Пути Небесные»? Мой сейф сохранился, значит, и письма твои целы. 30-го мая у меня почка за весь год впервые «пошалила», но очень мало. Да и чудо бы было.

Сырища в доме невообразимая. Подумай: в кухне до живота вода дошла, а земля стояла 2 метра под водой. Все, все погибло. А если бы ты знал, с каким трудом сеяли! – Только чудом лошаденок спасли. Но какие клячи стали. Из уцелевших 13 коров надо 7 отдать тем, у кого еще хуже. Не думаю, чтобы возместили убытки – нужды уж слишком здесь много.

Обнимаю тебя, мой родной Ванюша. Твоя Оля

Посылаю цветочки с поцелуем.

91

И. С. Шмелев – О. А. Бредиус-Субботиной

26. VI.45

Дорогая моя Олюша-страдалица, золотое сердечко! Наконец, разрешено писать в Голландию. Сегодня твое, от 16.VI. С милыми – какие же они чистые! – полевыми скромнушками (и жасмин за полевой считаю!). Поцеловал не раз. И в них – твой образ. Получил твое письмо из Anvers, открытку из Schalkwijk’a⁴¹⁷. Это, сегодня, 3-ье. Тебе послал 12.VI⁴¹⁸ – как только получил из Anvers – письмо и открытку – на Anvers, не зная, что можно прямо на Pays-Bas. Радость-свет осияла меня: ты есть! Хотя на сердце было не-тревожное, – только томился неизвестностью, тебя лишенный. О, это было почти непереносимо, до немого вскрика. Утратить тебя – родную душу, свет мой живоносный, – было бы так неправосудно! так жестоко!! – Еще в сентябре 44 вспыхнула надежда (наступление англичан!)⁴¹⁹ – вот, освободят район, где ты… – и – тщетно: еще надо было ждать во-семь месяцев. Ото всего тяжкого и болезненного спасала вера в тебя, работа. Да, II кн. «Путей Небесных» завершена, – она страниц на 80 больше I-ой. Но надо III, м. б. и IV. Эта, II-ая, была очень трудная. – Что было страшного? Да _в_с_е… стоит ли ворошить! Можно было ждать _в_с_е_г_о. Это было чудо, что уцелел Париж. У немцев был м. б. адский план. Многое было минировано⁴²⁰. Словом – Чудо Парижа. Как, в нашем, – Чудо России. Есть, есть чудеса! Оставим благоговейно – касаться сего, уяснять. И над тобой было – Чудо. Ясно. Ибо возможно было _в_с_е. Не место здесь писать о многом. Этого не упишешь: можно лишь о сем говорить сердцем к сердцу. Лишения… – ну, были. Да что – материальные лишения! Ну, не будем о страшном, о непостигаемом звере в людях. В _т_а_к_о_г_о_ зверя я не верил. Чище о человеке думал. Мы еще и не постигаем, чему – свидетели. Не подходят мерки привычные. М. б. зреет для Мира – проявление Божества: откровение. Ибо бессильно человечество найти верную дорогу. На мою оценку, ровно ничего не распутано. Я тщетно ищу намеков на провидчески-углубленное отношение к сущему, – и – в текущей печати – не слышу звука. Где властный призыв к нравственному очищению?! к следованию вечным _З_а_к_о_н_а_м? Без сего – строить на песке. Для меня всегда было ясно, что национал-социализм, безбожный, – провал, рано ли, поздно ли. Это – посадка дерева без корней. Несколько дней оно простоит, будто и живое. Для итога в делах человеческого строительства жизни – сроки – в десятилетия, больше. Что б там ни было в видимости, для меня пока одно неколебимо: _с_в_е_т_ с Востока, или его не будет. Помню, писал я тебе года 2 тому: (в 1943?) «Россия вступает в стадию своего мирового прославления… не знаю только: путем ли Голгофы или в государственно-политическом смысле?» Да. Она ныне – на виду. Позиция занята. Ее глас не может быть не услышан, это – _н_о_в_о_е_ Слово – миру. Скажет ли? И – _ч_т_о?! «Да будет воля Твоя»!⁴²¹ – О себе писал, болел месяца 3, глубокий бронхит. Ослабел. И все-таки писал. Иначе – погиб бы от тоски неизбывной. Заметил в себе некую перемену: стал терпимей к людям, м. б. и благостней. Стараюсь никого не винить, не питать дурного чувства к кому бы то ни было: все поражены _б_о_л_е_з_н_ь_ю, все – во грехе. Стараюсь _д_е_л_а_т_ь, но куда же мне до тебя! Ты – мне – идеальное мерило. Вся ты. Чудесное творение Господне. – Особых лишений не испытал, а о нехватках что говорить. Но страшных ожиданий было густо. Давило. Находил смягчение в молитве. – Напиши, неужели и сад погиб? навсегда? Морской водой залило? Какие меры приняты? Какое счастье, что твой сейф цел, и письма, и копии рукописей, да? Видишь: это – _н_а_д_о, для чего-то. Скажи, неужели тебе теперь предстоит нужда? Оля, я тебе тогда последнее отдам, что у меня найдется. Правда, _т_е_п_е_р_ь, – когда еще нет речи о продаже авторских прав, – у меня совсем немного, да и то – не здесь. Юле трудно, ее нет в Париже. Ив уцелел, девочка – прелестна! Напиши о судьбе животных, птиц, – меня всегда интересует _ж_и_в_о_е. Твоя грудь как? Как с глотаньем? Все напиши. Что – с доктором-хирургом? Были вести по газетам, что в Голландии много расстрелянных (забастовка железнодорожников) немцами. Как ты питаешься? 9 июня – весь был с тобой. Я уже писал о французском и швейцарском издании «Путей» (к зиме) и еще «На морском берегу» – в Швейцарии. О Чехове – тоже. Видишь, – я не гулял. Но сильно похудел, – куда же еще? Бывали боли мои. Старею. Негде печататься, издаваться. Наша печать – горевая, м. б. и вовсе ее нет. Не касаюсь сего.

Родненькая моя, нежно тебя целую и – склоняюсь перед тобой. Горячий привет присным. Я – когда мог – молился.

Твой Ваня

[На полях: ] А «Душистый горошек» Guerlain – все ждет отсылки. На нем грустная подпись от 10.VIII. Прошу отослать тебе: не верилось, что могу быть живым.

92

О. А. Бредиус-Субботина – И. С. Шмелеву

20. VII.45 г.

Милый мой дорогой Ванюша,

получила наконец-то от тебя письма и через Смирнова⁴²², и по почте. Несказанно рада узнать, что ты цел и что не так уже вас там потрепала война. Все время стремилась тебе, дружок, писать, но болею и препротивно – будто бы дизентерия. Уже несколько раз были странные припадки сильного жара (на 1 сутки) и тошноты, и проходило. А вот теперь очень сильно схватило. Жарище был ужасный, 39,2° я еще хорошо себя чувствовала, а уж ночью и не знаю, сколько было, потому что когда пришлось встать, то чуть не упала, перестала слышать звуки, будто в воду канула. На другой день уже 38°, дальше 37°, а вот сейчас 35,7°, слаба ужасно. Боюсь за свою почку. Это будто какой-то вид дизентерии, не знаю, я что-то сомневаюсь. Вчера каталась от боли в желудке. Всю грудь рвало на части. А сильных спазм в кишечнике нет, и вообще я под дизентерией представляла себе нечто иное. Но все же я всюду держу в доме раствор лизоля (единственную дезинфекцию, которая была), и тебе не писала, чтобы не занести. Но я сейчас руки хорошо вымыла лизолем и потом мылом, и вся кровать только что переменена. Ну, скучная тема. Масса здесь этой болезни. Думаю с голодовки, да еще, вода помогла расплодиться всякой нечисти. Масса комаров, мух… С 9-го июля дали нам электричество, даже не верится, что можно им пользоваться. Ведь с 2 ноября мы в потемках, а многие мебель зимой топили. Лежу и грелка электрическая мои кишки греет. Это ли не роскошь?! Но на зиму смотрю все же с опаской, очень уж нас всех тут ограбили и высосали. Урожай этого года во всех отраслях погиб. Опасаются, что плодовый сад (1 1/2–2 гектара) тоже навсегда погибнет.

Сидим без огорода. Большой чудесный малинник погиб начисто. Мой садик-цветничок погиб, только розы цветут пребуйно. Сена нет, травы нет. На залитой земле ничего не растет, кроме сорных трав. Скот еще уцелевший, из довоенных 20 коров 13, должны поделить с теми, у кого все погибло. Из 13 этих коров мы 4 отдаем для пострадавших и 3 на мясо, итого 7 штук! В прежнее бы время за голову только схватиться, т. к. это банкротство для такого типа фермы, как наша, но теперь это даже некоторый выход из положения, т. к. кормить их нечем. Все равно, наверное, будет все очень дорого, если покупать на вольном (черном) рынке. Арнольд никогда ни одного фунта жита не продал по черной цене за эти годы, вся нищая округа питалась тут им, мы рассовывали «взятки», чтобы кой-что удержать из жита, но не для черной торговли, а для голодных. Бывало в убыток.

А когда самим что приходится теперь покупать, то все рады драть, что могут. Но я не знаю, мы как-то не унываем. М. б. потому, что все еще испытываем чувство отдыха от тех ужасов, которые испытывали с сентября до мая. Трудно себе представить, до чего выкачана и изувечена Голландия. Во всяких смыслах. Иногда не веришь, думаешь, преувеличено, но вот очевидцами были свои, и приходится верить. Еще мы дешево «откупились», а вот [Wiringenweer-polder] залили морской водой (за пару дней до капитуляции!), он до сих пор 6 метров под водой, размыты кладбища и гробы плавают с своим содержимым вокруг затопленных домов. Этот «polder»^[134] голландцы отвоевали у моря, осушили его и 2 года тому назад собрали первый урожай. Теперь все испорчено. Для чего? Те места, откуда у нас были беженцы, начисто разворованы. 13-го июля был праздничный день сбора вещей первой необходимости в пользу пострадавших. Вся деревня была украшена флагами, фуры и лошади цветами. Массу собрали. Давали радостно, делили, собственно, тоже необходимое. В Arnhem’e Сережа видел тоже многое. Немцы крали все, что можно было взять. Перерыли даже садики у домов, проткнули стены, взломали полы. Вытащили из потайных мест я радио его, и машинку, и т. д., а что нельзя было взять, вроде массивных часов, так переломали оси. Во всем Arnhem’e нет ни одних часов. Выбрасывали продукты из консервных банок в постели, которые почему-либо нельзя было взять. Швыряли яйца в дорогие картины, массу вырезали из рам и увезли. Фарфор разбили. Гардины изодрали. Нет ни одной печки. Сегодня моя прислуга со всей семьей назначены на врачебный осмотр, т. к. к ним вернулись из немецких лагерей 2 сына (ее братья). У одного отбиты при зверских избиениях в лагере легкое и почка, и он еле выжил все мытарства. Сам он не рассказывает ничего, т. к. душевных сил нет для подобных воспоминаний. Но я знаю от доктора, который сам сидел заложником. «Все правда, что рассказывают, и еще не рассказать всего», – сказал он. Он сам видал, как морили 1000-чи людей газом и сжигали, как все было устроено инженерами, конечно. У некоторых лагерников срезали кожу с рук и пришивали ладони куда-нибудь в другое место, часто у женщин на место груди. И это делали доктора… Академики!! —

Dr. Klinkenbergh жив, слава Богу, его пассия тоже еще жива, но очень плоха. М. б. Dr. K[linkenbergh] поедет в Швейцарию. Вернувшиеся из лагерей (я их много видала) все говорят, что к русским и полякам ужасно относились немцы. А наших все любят. Зимой бывали у меня русские солдаты, военнопленные, принужденные служить у немцев. Сперва боялись откровенничать, но потом прямо говорили все. Из 40 000 человек осталось их 200 живых в плену и, если бы не одели форму, то и они бы умерли. Массу рассказывали. Сейчас негде писать, но напомни написать мне о разговоре с немецкими солдатами из разбомбленного в Shalkwijk’e поезда… Очень интересно. Да, нас бомбили. А то однажды жгли немецкие SS. Пришли в одну виллу, спрашивают: «Не говорите по-английски? Мы английские офицеры, помогите нам». Девушка побежала позвать господина, а те ему: «Никакие мы не англичане, а пришли сжечь Вашу виллу, т. к. на территории Shalkwijk’cкого округа была найдена бомба». А за то, что приветливо отнеслись к вести об англичанах, запретили девушке и ее вещи вынести. Сожгли дотла в 15 минут maximum, все залив бензином. Совсем рядом с нами, к счастью, был противный ветер. Первоначально было решено 6 человек расстрелять или 6 домов сжечь.

[На полях: ] Ну, Бог им судья. Я боялась, что изможденный народ начнет самосуды, тогда бы кошмар был. Но к счастью все проходит очень спокойно. Ванечка, целую тебя и благословляю. Твоя Оля

Поздравляю с «Путями Небесными»!

Преклоняюсь пред трудом твоим – это почти невероятно, что закончил «Пути» II ч.

93

И. С. Шмелев – О. А. Бредиус-Субботиной

3. VIII.1945

Голубонька, светлая моя Олюшенька, наконец-то пришло от тебя письмо, дня три тому, писано 20 июля, а почтовый штемпель – 23, – шло 8 дней, это еще довольно быстро! Из Швейцарии идут 10–13 дней. Бедная ты, все болеешь! Что-то вроде «тифоида», – конечно, итог _в_с_е_г_о. Нельзя пить сырую воду, овощи и фрукты надо тщательно промывать. Питание твое, должно быть, плохое, да и отвычка. Сегодня напишу переводчице Кандрейа, в Цюрих, чтобы послала тебе два «коли сюисс»^[135], да чтобы был сахар, – а ты не брыкайся: все равно я не могу получить оттуда гонорар, нет расчета, а у ней на руках есть, и будет. Изволь мне отписать, прошла ли дизентерия. Принимай «салол», хорошо это. Я, кажется, посылал тебе прививку – прием внутрь! – от брюшного тифа? – приготовления лаборатории «Биотерапия». Надо. Действует на год. Напоминаю тебе: обещалась написать о разговоре с солдатами из эшелона, который был под бомбами. Страшно подавлен всеми ужасами, что ныне обнаружилось в «подвигах» проклятых наци-социалистов, – «обновителей»-то! Конечно, – дьяволово действо! Не обольщаюсь и «национальной гордостью», и все же – душа моя – _т_а_м, в родном. Да и всегда была… – ты знаешь каждую мою строчку, где моя душа! Нет, не пиши мне о зверствах, – переполнен, и как это мешает равновесию в духе, для творческой работы! Дивлюсь, как я нашел силы одолеть 2-ю кн. «Путей Небесных»! Но надо еще 3-ю, – и, кажется, – 4-ую! У меня не хватит сил. Не зная, что с тобой, в течение целого месяца, больше, – я написал тебе по-французски открытку⁴²³ недавно. Ты не томи, не забывай меня… мне очень тяжко. Почему?.. – по всему. Этого не выскажешь. Да, затопили твою округу… речной водой? Если розы буйно цветут, почему же плодовый сад должен погибнуть?!.. В России, бывало, в разлив весной вода держалась порой около месяца, местами, и это давало – хотя бы в будущем году – сильный урожай. Морская вода – дело иное. Почему погибла птичка твоя… та птичка, о которой узнал я в начале нашей переписки, из твоей открытки: «никого… я да птичка». Бедная птичка! Но… сколько же «птичек», куда ценней и незаменимей, _у_ш_л_о, и _к_а_к_ ушло! Удалось ли спасти мои книжки тебе? Сырость у вас ужасная, и могут быть страшные ревматизмы. На сей случай, поведаю тебе средство редкостное, народное, усовершенствованное земской врачихой, да-вно! Недавно узнал, и сообщил Ивану Чудесному в Цюрих⁴²⁴: у него продолжаются невыносимые боли в голове, а это и от «головы» средство, т. к., уверен, что боли – ревматическо-невралгического характера… – простудил голову когда-то, уверен. Слушай и – запиши: (наложить в бутылку средне-густо) настоять на спирту – алкооль^[136] в 90 или в – лучше! – 95 градусов в бутылке листья ясеня – frêne^[137], лучше, конечно, свежие, в период _с_и_л_ы, но можно и у гербариста взять высушенные, – они собирают все в период силы, – чтобы получился экстракт хорошего темно-изумрудного тона, – настаивать 4–5 дней. Втирать каждый день на ночь в продолжение четверти часа, и кроме сего – 15 капель экстракта в рюмке воды – прием внутрь. Терпение, м. б. и 3–4 мес. возьмет леченье, но… имею точные сведения: излечивались «ломОты» и адские боли ревматические – такие, каким не помогали ни грязи, ни лиманы, ни «Даксы» – горячие ванны в городе французском – Дакс (Dax), горячие ванны со времен Цезаря, прославленные. Чудеса делает «ясень»! Попомни. В Голландии много таких калечных от сырости, а теперь еще больше будет. Есть электрический ток, теперь же осушай радиаторами все, не страшись нарушить «норму». Берегись сырого помещения! Уверен, что и твои пертурбации кишечника – от сырости, от неизвестной пакости, которая завелась от _в_о_д_ потопных. Смело применяй настой-экстракт (если боли-ломоты), спирт Сережа достанет, или ты, _ч_е_р_е_з_ хирурга. И – теперь же, пусть жары, – изволь носить шерстяное белье! Ты ведь – опрометчивая – «стремига-опрометь», – чую тебя! – и… люблю, за это, между прочим, – ты, знаю, вылетаешь на сквозняки с мокрой головенкой – дурацкой! – с невытертым досуха лицом, – это же, прямо, к тебе относится: «скачет, лая впопыхах»⁴²⁵. Это средство излечило мужика, просидевшего 2 часа, – вдрызг пьяный был, – пО-пояс в зажоре… знаешь слово? – ну, в водяно-снеговой каше, – у него несколько месяцев был паралич нижней части тела, иглЫ не слышал, доктора рукой махнули, а мой агроном, ныне старец 82 лет, здесь, за Парижем, – в 3 мес. его совершенно вылечил! Другой случай: шапошник-еврей в Туле, – 5 лет лечился от дикого «ревматизма», был на всех грязях-рассолах-лиманах, был и за границей, пролечил «больше 5 тысяч рублей», – в 80-х-то годах! – и агроном его исцелил в 3–4 мес! – _н_а_ч_и_с_т_о, прыгать стал, франтить, в начищенных штиблетах, а то ходил в июльские жары в валенках, чуть двигался! Вот. Запомни. Если бы профЕссора излечить! головушка-то его ценна больно!! – у-мница, _ч_и_с_т_ы_й! «Боли – особенно невыносимы, когда дует „фэн“ – ветер с гор», – писал мне. Недавно послал ему рецепт-наставление: может быть и… воссияет! Олюночка, всегда возносил молитвы за тебя и присных твоих. Ночью проснусь – помолюсь _в_т_а_й_н_е. О, какая была тоска и пустота! И теперь еще… вдруг навалится… до отчаяния. Молюсь… Зверства раздавили мою душу… о, если бы заглушить _в_с_е_ – в работе! Я не вижу _у_г_л_у_б_л_е_н_н_о_с_т_и_ духа, после _в_с_е_г_о, что было, что длится в мире… Какие искры из духа человеческого должны бы брызнуть и опалить-очистить?! Но я не вижу. Зло сеет зло, чертополох разрастается… и что бы там ни пытались делать очищающего… если не отыщут в себе «главы угла», – все на песке, все шатко, и обрушится. И оторопь берет – для кого, к чему пишу я свои – такие «старомодные» – «Пути»?.. Да, «Тоничка» договорен французским издательством, в переводе. И еще – переиздается «Человек из ресторана». «Пути», I книга – должна выйти в ноябре – декабре. В Цюрихе ищут отменного переводчика для «Богомолья», – это благодаря Ивану Александровичу, одна богатая американка дала слово, что перевод будет под досмотром профессора. В Швейцарии, следовательно, должны выйти три книжки… Теперь немецкий издательский рынок переходит к Швейцарии, ибо – «пусто место». Не знаю, где нежный Эрнст Вихерт⁴²⁶, писатель, меня понимавший и любивший – противник наци! Его уже до войны арестовывали… – был под сильным моральным влиянием Достоевского. Погиб..? Если бы мог всю душу тебе открыть!.. Тебе, только. Ослабление сердца… – как-будто прошло, но чувствую, _к_а_к_ _ж_е_ я устал! Состояние «эсхатологическое» – как бы перед «концом всего». По-гречески «эсхатос» – крайний, последний, в смысле «конца». Нечто – жутко-мистическое. Эти «шамбр-а-газ»!^[138] Это – «баба-яга»: «покатаюсь-поваляюсь на косточках»… – повалялась-покаталась, _у_с_л_а_д_и_л_а_с_ь, проклятая! И это при соучастии «Науки»!? Садизм, психоз, отупение… откуда такое каменно-сердие?!! – опустошение? Мое «Солнце мертвых», мое «На пеньках»… – лишь предвещания. Нашел в своем рассказе «Чудесный билет», в книге «Про одну старуху», – вначале почти – «губить пойдут, а мы спасемся»… – писано в 25 году! Но я все еще не вижу _п_у_т_е_й… «спасения» полного, желанного, в свободе. Свобода – бывает разная. Нам нужна не только «внутренняя», – «Я сделаю вас свободными»⁴²⁷, но и внешняя, наружная, обиходная… – она как компост для первой. Человечество – в трагическом тупике. Обилие «вещей мира сего», следствие материального изобильного прогресса, создало предпосылки для буйного расцвета алчбы, зависти, безоглядности, душевно-духовного отупения, сверх-дерзости… до возведенного в государственный масштаб принципа – «грабь, обдирай, сдирай, пакости, круши, дави, кровь точи, смейся над стонами, стирай жалость, милосердие, любовь, нежность, ласку»… – чудесную _п_е_с_н_ю_ Бытия! «Древо познания» заглушило «древо Жизни»^427а. Вчитайся в чеховский «Дом с мезонином»!⁴²⁸ У целого мира отнята чудесная, нежная «Мисюсь», куда-то увезена, упрятана… Думается, Чехов сам не постигал, что можно вывести из его рассказа. Упрятали «Мисюсь»… – с_е_р_д_ц_е, чуткость, душу глубокую…

Неужели ни одна яблонька не цвела? Малинник должен отойти… если это не морская вода! Или… даже деревья отказываются _ж_и_т_ь…?! Завела хоть цыплят-то? Ты же не можешь без «живого»! Запиши все, что видели глаза, что взято сердцем, с болью… – _н_а_д_о! О, сколько ты видела! Священный долг твой – не дать пропасть _с_е_м_у! Вспоминай, вызывай воображением, заноси. Какая же в мире – _з_а_с_у_х_а! Не чувствуешь ли ты, где «корень» сего? Чувствуешь, «почему так случилось»? где – гнойник..? доппинг – откуда?., эти «крематории», эти «Фос комюн»?!^[139] этот… эта – «чертова механика»?! – все в человеке вытравившая, все оголившая?! Давно, издалека – сия зараза… эти «потемки»… Чудесное письмо, историко-философское написал мне профессор милый. И оно принято мною без единого «но»! Олюночка, дай же мне света и тепла, – темно мне и холодно, – лишь ласковое твое словечко – жизнь мне. Господь с тобой, родная, чистая, вся – для других. Ах, какое это укрепление – ты, такая! Давно не был на могилке, – слабость, и трудности в дороге. Служил панихиду здесь, 22.VI и 24.VII. Родная моя, в глазки твои гляжу, душу хочу увидеть и – окрепнуть. В материальном нужды не знаю, хоть и _в_с_е_ трудно. Но если бы жить в свободе! – все высказывать! Не знаю ваших «общественных условий». Рад, когда достаю «Gazette de Lausanne»^[140]. Целую тебя и крещу. Твой Ваня

94

О. А. Бредиус-Субботина – И. С. Шмелеву

13. VIII.44^[141].

Мой милый, дорогой Ванюша, это письмо шлю с оказией, – едет в Париж одна девушка, Беатрис (Ирина) Шлюссер⁴²⁹. Конечно, по почте бы пришло оно м. б. и скорее, но все же не упускаю случая и такого, а, кроме того, хочется, чтобы ты поговорил с ней, видевший и знающей меня и всю нашу обстановку. Приголубь ее, пригрей. Хотя и знаю, что ты и без моих слов ласков и добр к людям, Она, если ты захочешь, расскажет о себе и о том, как она ко мне попала и т. д. В письме же не пишу. Мне бы хотелось, чтобы она «привилась» к русскому побольше, что уже и началось теперь. Она очень хочет побольше узнать всего о нашем. Думаю, что ты будешь рад содействовать этому. – Была очень рада узнать, что твоя сердечная слабость поулеглась. Ванечка, береги себя!

Да, ты прав, – жутко в мире.

Я всю ночь не спала, узнав из радио об атомной бомбе⁴³⁰. Какой кошмар. Какой дьявольский хохот слышу в этом… Вот что люди выпекали из чудесных тайн природы. Я надеюсь, что контроль над этим открытием предостережет от несчастий. Да и вообще-то, какой звеняще-пустой мир… И как много любви необходимо для залечивания страшных ран. Как хочу быть полезной хоть кому-нибудь. И не знаю, куда толкнуться. Горю нетерпением встретиться с людьми с родины. Все те, что были здесь у нас (довольно много) оказывались очень милыми, а главное, _с_в_о_и_м_и. И это отрадно, т. к. я боялась отчужденности. Почти все верующие. Был однажды у меня один очень славный парень, которого из лагеря военнопленных немцы силой упрятали в армию (между прочим, из 40 000 пленных осталось 200 человек, – остальные умучены были). Он говорил: «Я защищал Севастополь^430а, 7 мес. сидели под землей и готовы были умереть всякую минуту, – что же он (т. е. немец) думает меня переделать? заставить на него воевать? Я 20 лет коммунистом был, 20 лет говорил, что Бога никакого нету, потому что сам себе говорил – если мои глаза чего не видят, так и нету того, – а вот теперь я Вам скажу, что Бог-то есть»! Спрашиваю, что же его заставило поверить. «А то, что Он правду показал, справедливость. Немец нас совсем забрал, а вот Бог и повернул, потому что невозможно это было допустить, чтобы немец взял нас. Все эти муки Бог увидел и показал правду. Вэрю в Бога тэпэрь, вэрю» (* разговор этот был в марте или феврале, до капитуляции). Это армянин был. Главное то, что я с ними не начинала о религии, но почти все сами начинали. Были и бывшие белые. Все они дружны между собой. Посидят 5 минут, и уже чувствуешь, что пришло что-то родное. Никакой грубости. Чудесное отношение к женщине. После пребывания у западников даже забылось, какие наши. Хорошая молодежь, Ваня. Достойны они твоих трудов, оценят! Заговорили как-то о том, как наши будут относиться к немцам… «Да как? Пожалеют, конечно, мы ведь жальливы…» Живу только желанием и мечтой быть полезной. А как? Пока не знаю. Писать ты советуешь… Я сама хочу. Очень хочу. Но, ах, – если бы сутки имели 48 часов! Беатрис расскажет тебе о суете нашей. И все же я писала, вела дневник ежедневно. При всей-то сутолоке. Один рассказ написала. Рисовала тем летом. Играю все-таки на рояле⁴³¹, – но плохо еще. Не хватает времени. Пишу в письме по почте (чтобы скорей дошло) о рисовании и о моем отдыхе в прошлом августе – сентябре вплоть до ужасных дней войны. Хотелось бы уехать куда-нибудь и поработать. Хочу писать очень. Масса материала. Если только сумею!.. Ах, если бы люди увидеть смогли прекрасное в жизни и забыли вражду. Природа рассыпает перед нами каждый миг свои красоты и богатства… какие звезды, какую тишину… а мы?? Если бы ей, этой красавице-природе дать нрав людской, то она бы не выходила из обиды на то пренебреженье, каким обходим мы ее. И много, много оскорбляем и Создателя. И думается: «с чего же начать, чтобы улучшить»? Видимо каждому с себя самого. Ванечка, хотела бы послать тебе что-нибудь, но Беатрис едет неизвестно когда… Не знаю, что бы послать? Хотела испечь печенья, но испортится до ее отъезда. Ванечек, родной мой, не посылай через Кандрейя ничего, у меня все есть. Зимой не так хорошо было, но теперь все есть. А сахар тоже стали понемногу давать и соли чуточку, и мыла. От сахара мы отвыкли, так что то, что дают, уже является роскошью. Обнимаю тебя, родной мой. Будь здоров. Твоя Оля

[На полях: ] На почте у нас ничего не знают: ни сколько страниц писать можно, ни на каких языках. Несколько писем на русском мне вернули. Твои письма не контролировали.

Ничего пусть не посылают мне из Швейцарии!!!! Прошу!

95

О. А. Бредиус-Субботина – И. С. Шмелеву

18. VIII.45

Мой милый Ванюшечка,

Вот опять случился долгий перерыв, – я писала тебе письмо сразу после немецкой открытки⁴³², предназначая его послать с оказией, но видимо оно не скоро попадет к тебе, таким образом ты опять будешь думать, что я пишу редко. А я все время думаю о тебе. Последние 3–4 недели не принадлежу себе. Сестра моего мужа переживает очень тяжелое время – идет целая трагедия, а я явилась единственным лицом, могущим ей и ее мужу хоть кое-как помочь. В настоящий момент я у нее, – приехала, чтобы вытащить ее из нездоровой обстановки, из-под вредного влияния, сделавшего ее совершенно нервнобольной. Она тоже человек с очень уязвимой психикой. Их семейная жизнь летит к черту, а сама она угодит, пожалуй, в больницу. Муж ее гостил у меня неделю и хоть немного отогрелся, а потом случились вещи, заставившие меня к ним броситься. Она очень милый, добрый человек, но на всяком шагу сама, себе строит проблему и вопросы, а теперь вздумала уйти от мужа (русского)… Ну, да не разъяснить в письме. В прошлом году я как раз с 18-го VIII у них гостила в чудесной обстановке до самых тревожных военных дней.

И наслаждалась очень. Теперь все натянуто и томительно, мучительно. А все-таки, Ваня, какие все они западные эгоисты. Пробуду, наверное, до вторника, а там собираюсь везти обоих к отцу Elisabeth, который по моему ходатайству, после 6-ти летнего непризнавания их брака, теперь хочет принять Юрия. Он не знает об их драме. Боюсь, что, это признание зятя будет уже поздно. В общем, чуть-чуть не по Достоевскому идут деньки. Ездить еще очень трудно, т. к. поезда идут не по всей стране. Приходится проситься на автомобили проезжающие, что очень и неприятно, и трудно. Сюда-то добралась все же, а отсюда, кажется, удастся с автомобилем, сговориться. Ни за какие деньги не возят по найму, только если попутчики есть (какой-нибудь деловой автомобиль). Жизнь налаживается, в общем. Ванечек, ты не думай из Швейцарии присылать мне сахар. Его понемногу стали давать, а нам, отвыкшим уже от сладкого, все кажется сладким, даже кислые яблоки.