Текст книги "Роман в письмах. В 2 томах. Том 2. 1942-1950"
Автор книги: Иван Шмелев
Соавторы: Ольга Бредиус-Субботина
Жанр:
Эпистолярная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 47 (всего у книги 61 страниц)
Ждать в неопределенности – и не работать – томительно и бесплодно: для меня каждый бесплодно пропавший день – невозвратная потеря. И это ты знаешь. Завтра поеду – насчет Nansen passport[245]. На это уйдет м. б. 2 недели. А там увижу. М. б. в начале декабря..? Говорят, ждать придется парохода… – не знаю. Решил – водой. Не знаю… Я всегда – даже перед недельными поездками – весь в волнении. А в мои годы… – будто и не осилить. А меня знающие и уверяют: спокойней, чем в metro едете. А там – меня устроят, знаю. Будет так, как Господу угодно будет. Надо если, – будут и силы, и Водитель. Завален корректурой «Лета Господня», мно-гим завален.
И несколько дней провалялся, – не было воли за молоком ходить. Теперь famme de ménage – только 2 раза в неделю, да и то – для меня только: она получила место консьержки, за мать, (мать ее – француженка), и ей затруднительно отлучаться. «Хозяйство» убивает меня, раз-бивает. Нет, надо бежать от этой неустроенности: надо дорожить отпущенными мне днями… Т_а_м_ – в этом отношении – буду в _у_х_о_д_е, близ Обители.
Помолись обо мне, пожелай сердцем, чтобы в_с_е_ вышло так, как лучше для меня, для моей работы… – я верю в _т_в_о_ю_ молитву, в твое _р_о_д_н_о_е_ благословение!
Горестно мне, что и твоя жизнь проходит не так, как _т_е_б_я_ достойно: это бремя «забот дня сего» – какая это безнадежность! Беспомощно смотрю, как бесцельно падают дни твои… – отсюда и твоя тоска, твоя подавленность: ты не находишь ни воли, ни условий – для достижения одной – и точной! – _ц_е_л_и, (в творчестве!), которая наполняла бы и красила жизнь твою. Вон, ты и в Париж не находишь сил поехать. А ведь так легко! И какие пустяки тебе мешают: _д_е_в_и_з_ы! А много тебе надо? Твое – у меня есть, хватит тебе на месяц.
Ну, тебе видней. – Мой недуг – продолжается. Krymm все еще «очищает» мою печень —! – А я вот уже 11/2 мес. – ни мяса, (больше 5 мес.!), ни яичка… Но я не слабею, слава Богу. А «зуд» не убывает, раз-дра-жа-ет. Порой – нестерпимо, давит и на правый глаз. Насчет «Spermin’a» – ты ошибаешься: в мои годы – он лишь пополняет необходимое для организма, для его tonus’a: выделение в кровь элементов эндокринных желез. Я дней 10 принимал и чувствую себя спокойней и сильней, не так устаю. «Возбуждений» – никаких – не ощущаю. Это – _н_е_ «омолаживание»: это лишь помогает «равновесию», укрепляет. Будь я лет на 10–15 моложе – другое дело. Мне сказал опытный доктор, русский, старый, бывший ассистент проф. Захарьина827: «Вам, И. С, (он мой читатель) не хватает в крови спермина… как и мне, знаю. Только тут, в Париже, не найдете». Мне выслали из Швейцарии, доктор тамошний, он же и биологист – прислал мне итальянский препарат (он знает «Spermine» Пэля, но говорит, что его запасы в Германии – исчерпаны), и пишет: «ручаюсь за действительную тождественность с препаратом Роеl’я». Да, и аппетит лучше, и лицо говорят, свежей стало. А то я утратил всякую волю – а-па-тия! Потому и завалили меня всякие срочные дела, и мало писал тебе.
Целую, крещу тебя, родная моя деточка, – не забывай очень одинокого Ваню твоего! Если бы ты вернула себе творческие радости, в живописи ли, в писательстве. Господь да будет с тобой! да укрепит тебя.
[На полях: ] Здесь совсем нельзя достать белого хлеба, сухарей чистых, стало совсем плохо. Твои были хороши, только не рассыпались. Попробую написать в Швецию, там есть чудесные: Knackbrod![246]
Как-то угощали Карташевы – галеты, белые, рассыпчатые! Им прислал из Швеции русский батюшка: _м_о_ж_н_о_ оттуда посылать эти «квеке-броды». Я бы оплатил хотя бы посылкой международных почтовых купонов! У тебя не найдется никого в Швеции? Недели две я без хлеба, – или почти без хлеба. Попробую написать узнав адрес священника. – И вот _т_а_к_о_е-то положение – и где же?! – В _P_a_r_i_s!!! в XX веке.
Вот, к_у-д_а докатились! – это – при «всемогуществе-то» человека! ХХ-го века!!! При всех «завоеваниях» ку-ль-ту-ры!!!.. Вду-маться-то..!
«Центр Мира», – и белого сухаря не достанешь.
Ку-да же дальше-то?!.. – Н_е-к_у_д_а.
188
О. А. Бредиус-Субботина – И. С. Шмелеву
Суббота, 22.XI.47
Дорогой, любимый Иван Сергеевич!
На сей раз – Сережа будет передатчиком этого письма и маленького гостинчика Вам. Завтра он собирается выехать в Париж и в ближайшие же дни будет у Вас. Спасибо Вам за ласковое письмо последнее828, – оно меня очень обогрело. В мыслях я отвечала Вам на него, но так сильно была простужена, что не могла собрать себя для письма. И суеты у нас много было. Вечерами никак не могла превозмочь усталость и валилась в постель камнем. Слава Богу, стало у нас теплее, даже очень тепло, хоть и дождь. А то наверху, под крышей было спать невозможно, и моя постель стояла в единственной, общей комнате, загромождая собой все пространство. Сережа расскажет о невыносимых условиях и «законах», вурденовских инстанциях, задавшихся, очевидно, целью над нами издеваться. Конца-края не видно этому и неизвестно, когда же мы останемся хозяевами в доме. Душой я собираюсь в Париж, чтобы увидеть Вас, но практически не знаю, когда осуществлю это желание. М. б. к русскому Рождеству Христову. Или у Вас будет безумный холод, и я Вас стесню? Ксения Львовна писала на днях, что очевидно я уже не приеду, т. к. всюду и у всех в Париже будет зимой невозможно холодно. И еще одно: когда-то вокруг Рождества должен быть в Голландии издатель, желавший со мной познакомиться, вернее с моими рассказами. Надо все привести в должный вид и очевидно ему их прочесть. На днях об этом спрашивал меня Жукович. Я могла бы приготовить рассказа четыре. Времени совсем нет, а с болезнью еще и охота ушла, – голова трещала. Опять пропустила много времени. Закончила картинку-акварель к маминым именинам, – вышло очень недурно. Ее я впервые вделала в рамку, – это уже настоящая «картинка». Гости хвалили. И – главное – мне нравится. Впервые. Живопись меня все же очень захватывает и страшно интересует. А теперь – голые деревья, ярко выявляющие свою структуру, как-то особенно пленяют. Очень хочется рисовать. Я много, много лучше могу в этом году, чем в прошлом. Несравненно! И это дает и силы, и «кураж». Жалко, что в «хатке» нельзя из-за холода заниматься.
Я с нетерпением буду ждать вестей от Сережи о Вас. Как Ваше здоровье? И как Ваши планы с Америкой? Неужели Вы все же соберетесь? Мне не верится. Но это не значит, что я делаю тот или иной _н_а_ж_и_м_ на Ваши решения. О своих чувствах не говорю…
Имеете ли Вы сведения от И. А. И.? И не могли ли бы Вы его спросить, получил ли он диски Жуковича и как их нашел? Никому из нас И. А. больше не пишет ни строки. Я пред ним ровно ничем не провинилась и не понимаю его молчания.
Будьте такой милый и передайте, пожалуйста, с Сережей мой последний рисунок к «Куликову полю», оставшийся еще у Вас вместе с картонной трубочкой. Мне хочется все иметь вместе у себя. А шиповник сожгите – он очень плох. У меня несравненно лучшие теперь работы. Когда приеду в Париж – привезу показать. И Вы сами убедитесь в этом. Кончаю.
Обнимаю Вас. Оля
189
И. С. Шмелев – О. А. Бредиус-Субботиной
15. XII.47 Понедельник
Дорогая моя Олюшенька,
Я почти на отъезде в Женеву. Все в порядке, предположено, с генералом Ознобишиным, – его машиной, 26-го, утром. Оттуда извещу. Это – этап, к дальнейшему, в Америку. Повелительно _н_а_д_о: завершить «Пути». Там все налажено. Не знаю еще, через Францию ли… – как сложится, и каким путем. Положение очень чревато, здесь: _в_с_е_ может статься так, что нельзя будет через Париж… Чувствую, что назревает развязка – _в_с_е_м_у. И надо быть осмотрительным. Здешний «воздух» – насыщен, и если случится самое важное, будет поздно отбыть. На поездку смотрю не как на отдых, а как на возможность закончить труды мои. Здесь я рассредоточен, падают дни в пустоту. Ты это понимаешь. Благослови меня, твоего Ванюшу. Здесь были случаи покушений, во время забастовки, хоть и не было в газетах… Мы намечены и обречены, в случае _и_х_ «победы». Мой отъезд все, все признает разумным шагом. Разве я уехал бы, не будь _в_с_е_г_о, толкающего?.. Мне нужен воздух Обители, тишина, _т_р_у_д_… Пока _в_с_е_ шло как бы самотеком… как бы Веленьем, – до мелочей. Писать обо всем – сложно.
Родная моя, благословляю тебя за все то счастье, которое ты давала мне – давала своим великим чувством любви. Без тебя, без встречи с тобой, не знаю, как и жил бы я… – ты послана была мне. Знаю. И забудь все грехи мои в отношении тебя. Все невольные обиды. Я люблю тебя громадно. Я ценю тебя, – только, должно быть, не мог _в_с_е_г_о_ этого обнаружить. Трудись, родная, в твоих искусствах. Ты одарена. Только бы дано было тебе найти досуг, творческий покой. Знаю, что ты не забудешь меня: ведь Океан не может нас разлучить. М. б. случится, что ты приедешь на дни в Женеву. Проститься. Ты приедешь, родная моя… если найдешь силы. Сейчас здесь как бы «трэв де конфизери»[247], как говорят французы. А что дальше будет..? Ведь если начнется война, будет сметена и Швейцария. И твоя страна.
Меня мучает твоя – невольная? – неправильная для меня ориентация в церковном вопросе. Любовью к народу, верой в него ты закрываешь трагическое. Вду-майся. На отношениях с Иваном– Александровичем – поставь крест. Он не может принять _в_с_е_ – в вас – легко, как я. Это его право. И мои попытки объяснить ему твое – напрасны. Его – _н_а_д_о_ _з_а_б_ы_т_ь. Так я понимаю его последнее письмо829. Не пытайся… – забудь. Из разговоров с Сережей я почувствовал, что _э_т_о_ в вас неизлечимо. Жизнь _в_с_е_ покажет. Я никак не был задет, что С. даже прислуживал в патриаршем храме830. Неважно это… – другое важно: _с_о_б_л_а_з_н. _Т_е_ переступили через кровь умученных. Ну, оставим.
Я хочу остаться для тебя твоим верным Ванюшей, и чтобы ты для меня оставалась до конца – прежней Олей. Останься, мы связаны душевно крепко. Если я не всегда мог показать тебе, _к_т_о_ ты для меня, – моя вина, моя разбитость и горячность. Благодарю за все, за все… – сколько света дала ты мне! и сколько укрепления, _о_т_д_ы_х_а_ от пыли жизни!
Голубка моя, Господь с тобой да будет!
Мой – предполагаемый адрес… – Отель Мирабо, 4, рю Кандолль, Женева. Пиши на ген. Ознобишина, мне.
Monsier le General D. Osnobichine pour Mr. J. Chmeleff, Hôtel Mirabeau, 4, rue Candolle, Genève, Suisse.
Передай мое «прости» маме и С. _Б_л_а_г_о_с_л_о_в_л_я_ю_ тебя. Целую.
Твой Ванюша
Ты не права: _в_с_е, что получал от тебя, – посылки и подарки – всегда принимал радостно и благодарно.
Твой всегда Ва
Адрес Юли: Madame J. Gentillhomme, 332, av. De Couberten, ou coin de la rue de la Digue, St.-Remy-les-Chevreuses, (S. O.), France.
190
И. С. Шмелев – О. А. Бредиус-Субботиной
27. XII. 47 4 часа дня
Hôtel Mirabeau, 4, rue Candolle,
Genève, Suisse, мне (chamber 10)
Дорогая моя Олюночка! Сегодня, с 1 ч. дня – в Женеве. Весь путь был под знаком Благоволения. От погоды до – таможенного досмотра. У меня даже не раскрывали. Даже предложили войти в автомобиль, чтобы не быть на холоду. Я – в шубе и шапке. Это тоже действовало. Еда и дорога (ночевали в Bourg), в 120 км от Женевы, и здесь – сверх похвалы. Мое самочувствие – отличное. Аппетит. Спал с 10 вечера до 9 утра. Очень хочу писать. Как осяду прочно – вольюсь. Прочти «Православную Русь» № 20, – ка-ак [унижают] publicité[248]! В «Русской мысли» № 38 – мое воззвание о радости [детям]831. «Вы не откажете». В рождественском No – «Рождество в Москве» – вновь проработанное.
Здесь дочка С. Горного, танцовщица, и ее муж832 – театральный декоратор, русский, и [отец с матерью], С. Горный[249]. Ее гастроли. Мы ехали в отличной машине, средняя скорость 90 км – полный покой. В воскресенье пойду в церковь и узнаю, где можно бы найти комнаты и стол, недорого и в полной тишине. В отеле, конечно, мне будет дорого, но пока я не истратил ни гроша. Да это меня и не смущает: мне хватит на 4–5? месяцев здешней очень дорогой жизни. Все относительно. Заработок _б_у_д_е_т! Я приехал для _ч_и_с_т_о_й_ работы – и Господь _в_с_е_ устроит. Очень был бы рад видеть тебя! Как только вошел – в комнату теплую! повесил фото – крымское – моих отшедших и твою «головку». И поставил кивотик с Божьей Матерью – Олин. Ее благословение отца. Мне на границе дали на 7 дней тикет 1600 г хлеба и 2 л – молока, но я возьму медицинское свидетельство, а _в_с_е_ (и сливки) можно, говорят, и так. Сахару сколько хочешь. Я хорошо ем, спал вчера в Bourg с 10 до 9 утра. Погода вчера – солнце целый день! Сегодня – ледяной дождь. Но я очень крепко одет. Клюю носом после обильного завтрака. Пил дорогое вино! Пока ни малейших болей. Думаю о тебе нежно и – _з_о_в_у_щ_е.
Напиши скорей! Меня никуда не тянет, только – к покою и работе. Да, я должен добиться до Америки и стать там вплотную. Газет и смотреть не хочу. Обнимаю нежно-нежно. Ты, вся, со мной. И – во всех ликах. И женщины любимой, подруги светлой. О, как _х_о_ч_у_ тебя! О, как _х_о_ч_у!!! Всю. Твой В.
[На полях: ] Как бы я тебя заласкал!!!
Весь в тебе, горю тобой, до задыханья!
191
И. С. Шмелев – О. А. Бредиус-Субботиной
31. XII.47 6–30 вечера
Дорогая моя Олюна,
5 дней в Женеве все еще в pension’e Mirabeau833. Приискивают мне подходящее пребывание, – в русской ли, швейцарской ли семье… – не знаю. Pension Mirabeau – дорогой (сравнительно) – 15 швейцарских франков сутки. У меня отличная комната, тепло, все удобства. Еда – чудесная, ем я втрое, чем в Париже, и теперь вижу, что там я не доедал. Пока – здоров… – ? Меня не дергают. Генерал Ознобишин удивительно внимателен и очень тактичен, – джентльмен. Но я люблю стоять на своих ногах. Машинка еще в дороге, в большом чемодане. Еще не знаю, поеду ли через Францию – как сложатся события. В Paris мы (активная часть эмиграции) были «под ударом» – совершенно точно. Было покушение (стреляли из винтовки в окно, в 3 этаж, с противоположной стороны, по секретарю газеты – Полянскому834, совсем для большевиков ничтожному в смысле активности: идет следствие и власти запретили опубликовать). Пуля (мимо) попала в металлическую раму на стене и упала, деформировавшись. Если бы хоть на 2–3 дня коммунисты овладели частью Парижа даже, – уничтожили бы многих: все было у них расписано. Ну, Бог помог покинуть Париж и Францию. Здесь тихо, – мне будто снится сон… – все дни, будто, праздники. Я непривычен к сему… Узнал, что С. Горный, на днях писавший мне из Лозанны, – очутился в… Мадриде! Звонила его дочка Людмила, балерина (она вышла замуж за некоего Алексея Ширяева, театрального декоратора). Сообщила, что мои письма из Парижа и Женевы она тотчас переслала в Испанию. Очевидно, уехал за 1–2 дня до моего приезда. Л[юдмила] будет у меня (она живет в Лозанне, но приезжает в Женеву 2–3 раза в неделю – давать уроки танцев). Многое расскажет, важное. – Я думаю, что Испания для С. Горного – лишь этап: м. б. все они махнут в Южную Америку. Странно: недели 3 тому я думал об Испании, как этапе. Приехать туда можно лишь с транзитной визой, т. к. Франция не имеет сношений с Испанией и неизвестно, как хлопотать о визе. В Мадриде спасся от агентов Тито835 «жених» Эмерик (был в правительстве ген. Михайловича836, расстрелянного), и срочно вызвал Эмерик. Было как раз во время забастовок. Она в два дня умчалась, с сынишкой, бросив все дела. Оттуда легче – в случае войны – в Америку. М. б. придется мне – когда узнаю _в_с_е, – переждать в Испании, где мне надо устроить издания, получить песеты («Пути» под veto[250] католической цензуры, но издательство просит заменить их другим романом). Это одно. «Du Pavois» срочно затребовало от меня книги (русские) по требованию голландского ихнего агента mr. Stivenson’a837 (?) – для Испании. Я перед отъездом выслал 3–4 книги – издательству «Du Pavois». Теперь вижу, что мне _н_а_д_о_ наладить для Испании и Латинской Америки – издание «Солнца мертвых» и еще сборники «Каменный век», «На пеньках», «Про одну старуху». Это _н_а_д_о. М. б. мне придется отсюда добиться визы в Аргентину (для транзитной в Испанию), иначе французы могут не позволить перейти испанскую границу, скажут: в Америку Северную можно ехать из Швейцарии. Ну, словом, пока всего не узнаю – решить не могу. Видишь, какие у меня _п_у_т_и? Все продумаю, посоветуюсь.
И. А. еще не видал, написал ему, должен был получить вчера мое письмо. Жду известий. Я не поеду в Цюрих, устал, да и что же швыряться деньгами, кои невелики. М. б. дождусь здесь теплых дней (только бы не «жарких»!) Тучи сгущаются, – чувствую. В_с_е_ может быть. Беззаботность неуместна. Большинство и не сознает «положения на краю». Что-то скажет Иван из Zollikon’a? Он, думаю, знает многое, от Bareiss838, – они видные члены американской колонии.
1 января 1948 10 ч. утра
Дорогая моя голубка Оля! Вот и Новый год – 48!!!! Да сохранит тебя Господь: чтобы не болела, а радовалась в бесспорном твоем творчестве – в слове, в красках, и – чудесно! – в полном – любви и доброты отношении к людям. Да будет в чутком твоем сердце всегда Образ Божий и его отражение в _ч_е_л_о_в_е_к_е. Родная моя… – какая во мне нежность к тебе! Какие светлые, чистые думы о тебе! Твоя милая «головка» – свет и радостность – со мною. Так и пойдет со мною во всех путях, сужденных еще мне. Со мною и твое – шершавое – полотенце, твое мыло – плоское-круглое.
Я так и не коснулся его все эти 20 мес. Со мною и твоя-моя голубенькая чашка (малютка). Другая осталась на иконной полке, как и «елка». Как дорого мне _в_с_е_ твое, – священное для меня! О-ля, как я хочу писать!., жду-жду, когда осяду прочно. Не знаю, я, м. б., ускорю свой отъезд в Америку, – чего тянуть! Твои письма упакованы и крепко убраны: в сундуке, который был мне послан – _п_р_я_м_о_ в конечный пункт. Я с ними не расстанусь. Вглядись в события: они очень _ч_р_е_в_а_т_ы. Пожар может – и невдолге! – охватить Европу839. Надо просить Бога – послать _р_а_з_у_м_е_н_и_е_ и _п_у_т_ь. Подумай о себе и своих… Ждать ли неведомого и страшного?! Тебе лично, думаю, ничто не угрожает, но… могут связать дух твой и руки, и «перепоясать»840, – и повести _п_р_о_т_и_в_ твоей воли, – в непотребное для духа твоего. А своим – невольным – бытием там ты никак не облегчишь участь всего родного тебе! Если бы судил Господь мне завершить земной путь с тобой, при тебе, на глазах твоих! Как ты необходима мне! И м. б. я – тоже, необходим тебе. Ты мне послана в утешение, во укрепление, – так верую.
Даже в здешних газетах – явная тревога. Здесь не знали, что Франция (Париж) висели на волоске в дни (ноябрь – начало декабря) забастовок. Теперь постигли, после речи Шумана841 на конгрессе его партии (NRP) – только что читал «Journal de Genève», 30.XII. Смотри: перед глазами всего мира король Михаил Румынский – «отрекся»842. Судьба его решена: судьба нашего Государя. Пожар может заполыхать на Балканах. И – разольется всюду. О Голландии пишут, что и она попала уже в план Советов. Несомненно, как и Дания… а там – главное поле войны – Париж, Франция. Может прийти – ужасное. Пусть на срок, но за этот срок – «последний бой» – за мир! – мог _в_с_е_ испепелить. Надо быть предусмотрительными. От встречи с Иваном Александровичем и дочерью С. Горного я жду уяснений многого. А пока – молю Бога – дать разумение, как мне _и_д_т_и, когда и куда. Не о спасении личном думаю: о выполнении мне отпущенного: покой и воля, и – _р_а_б_о_т_а! Если бы – с тобой рука-в-руке! сердце-к-сердцу. Укрепляя – и радуя – друг-друга. Рядом с моей работой _в_с_е_г_д_а_ – дума о тебе, о твоей судьбе. Ты для меня _с_и_л_а_ душевная, как, м. б., и я для тебя. —
Скоро мне предстоит быть на «елке» и сказать детям и родителям о «самом важном». Не о политике, не-эт… а о _ж_и_з_н_и, о радостях чистых Жизни и о путях достижения, исходя из этого чудесного символа: _е_л_к_а, Христово деревцо – с вещами-символами. Уже – просят, очень. И я не в праве отказать. Но я не дам себя – утомлять и отвлекать от главного. Будь покойна, я не опрометчив и буду очень сдержан. На ход мировой жизни я, конечно, не могу никак повлиять, но мой долг – творить _р_о_д_н_о_е_ в душах и – во-Имя Божие, поскольку есть во мне силы. Мне не раз – и здесь – говорили: «вы не знаете, _к_т_о_ и _ч_т_о_ вы для нас». М. б. Это меня никак не обольщает. Я делаю слишком мало. Да, кое-что давал… но я сознаю, что теперь пришел последний час до делать начатое. Мерно, достойно и сознательно. Пытаться _в_л_и_я_т_ь, укреплять упования и помогать сознанию – кто и что все мы, Россия наша – для нас и мира. Это я буду пытаться делать, сколько будет воли, умения, дара. Непрестанно взывая: «помоги, Господи!» Ты мне дашь сил и воли и – порыва. Ты, только, – в земном. По Воле Вечного. Прильни ко мне сердцем.
Олюна моя светлая, чистая, достойная. И – чутко-мудрая. Я не убегаю, не отдыхаю, не праздную _с_в_о_б_о_д_у… – я, просто, стараюсь различить «вехи» пути моего, по Его Воле. Работать в Его винограднике843. Пусть – как раб ленивый, но не лукавый844, пытающийся идти на голос Господина моего845. Помоги мне молитвой, участием, всеми мыслями твоими, родная моя.
Жизнь здесь – очень дорогая. Я прошу едущих в Париж и возвращающихся оттуда кое-что привезти мне. Со мной есть и французские деньги, около 4 тыс. фр. (право мое провезти – 4 тыс.) Здешних у меня, если все учесть – до 2500 франков швейцарских. Курс твоей монеты еще не мог узнать: гульден, конечно, котируется. Отношение швейцарского франка к доллару: 4,32 – к 1 доллару: доллары очень окрепли. На дорогу в Америку у меня вполне хватит. И там – месяца на 4–5. Но предстоят еще издания: за «Лето Господне» еще причитается до 65 тыс. французских франков. Да еще с 4–5 книг заграничных.
Мне важно быть в Испании: лично договориться о 3 книгах и получить. 2 – в Германии. 2 – в Италии. Надо добиться американско-английских изданий. «Куликово поле» – выйдет в 48, [1 сл. нрзб.], – с нового года пойдет, в 7–8 NoNo, – в «Православной Руси», где в рождественском No было напечатано «Рождество в Москве». Оно выходит в рождественском No, 7 января, в «Русской мысли». Шубу, кажется, не стану продавать: нужной может оказаться.
Ну, голубка, – нежно тебя целую и ласкаю. Все признают, что центр русского рассеяния перемещается явно на _З_а_п_а_д! Вот где ход – Сереже. И – тебе, милочка.
Удивительная встреча с проф. Волошиным846, видным физиком: он вчера уехал – в Париж, и вызовет телеграммой Yves, для важного разговора. Какое-то большое изобретение, подписал договор со здешним крупным промышленником (что-то в области синема, какой-то аппарат, – в области _з_в_у_к_а. Перспективы – по его словам – великие). У него здесь квартира. Завтракал у них, и они меня одарили… сластями. Как жду тебя! Решись – хотя бы проститься. Весь твой, _в_е_с_ь… о, дорогая! Твой Ванечка
Привет маме и С. в праздник Рождества Христова.
[На полях: ] Жду твоего письма – к нашему Рождеству!!!
Зуд ку-да лучше. Пока болей в ulcer’e нет, после м. б. 6 уколов – (надо еще 6 пикетов[251] нового средства)!
1. I.48 4 ч. После завтрака и отдыха
Го-споди! Воистину, у Христа за пазушкой. Так покойно! Но как же это..? – все, будто, праздники. Я отвык _ж_и_т_ь, _е_с_т_ь, а тут – все готово, и пальцем не шевельну! Дико это. Не могу оторваться от общения с тобой хоть бы в этом письме. Ольгуночка, если бы увидеться! Ты конечно, будешь писать – трудно, не дадут валюты… – все надо преодолеть, и я – весь в твоем распоряжении, не смущайся. Ты здесь станешь центром русской (и не только!) колонии. Кто знает, м. б. ты и мой «вечер» организуешь, – и не один. Хотел бы сказать о Пушкине, о Чехове, и – прочесть – чисто уж литературный _м_о_й_ вечер. Во всех отношениях полезно. Ты можешь чудеса творить, девочка моя чи-стая! Тогда сюда приехал бы Иван-Цолликонский, и, думаю, Mrs. Charlotta Bareiss, и, м. б. Candreia. В Лозанне – мой верный читатель проф. Руднев847, известный хирург. И есть немало швейцарцев, знающих по-русски. Заработали бы, помимо _ж_е_р_т_в_ы, на двоих. Ведь ты же, душевно – часть моя, как я – часть твоя. Да? Любуюсь на твою «головку» – ра-достная! Пиши мне, пи-ши! Мне без тебя – пусто-пусто! – ныне как никогда еще. М. б. Юля проберется сюда – выступать. Но это пока – для меня – представляется очень трудным. Она мне наладила здесь уплату в швейцарских франках за мои парижские деньги от издательств, по благоприятному (думаю) курсу.
Олечек, губки твои… глаза твои!.. – как я их _в_и_ж_у! Обнимаю тебя и целую, шепча сердцем: Оля, любимая… с Рождеством Христовом тебя братски и вечно-влюбленно приветствую. И да будет Новолетие нам – во свет и в надежды! Только бы ты была здорова и не отрывалась от Вани твоего. М. б. скоро расстанемся и уже не свидимся на земле..?
Оля, голубка, светик… люблю тебя и жду тебя. Прости страстные слова прошлого письма: вырвалось! – как бы от возбуждения, опьянения дорогой, _с_в_о_б_о_д_о_й, – тишиной. Ну, и _е_д_о_й! Все возбуждает – и твой рот… я пьянею…
Твой, и ты – _м_о_я? да? Будь же!!
Твой грешный Ванёк
[На полях: ] Отдам чинить твое стило.
Как бы ты блеснула своей красотой! нарядом! вкусом… И я увидал бы тебя _н_о_в_о_й! _н_о_в_у_ю_ тебя!
Со мной и твой синий свитер и _н_а_ мне дивная твоя фуфайка.
192
И. С. Шмелев – О. А. Бредиус-Субботиной
5. I.48/23.XII.47 Тот же pension Mirabeau
Родная моя, светик – Олюночка, обнимаю тебя в родимый наш, лучистый Праздник Рождества Христова, – о, чудесная, моя девочка, радость моя! Всю-всю тебя ласкаю, всю нежно целую, самую близкую мою… самую дорогую в моей неуютной жизни. Как одинок я… как далека ты, хоть, будто, и не изменилась даль. Я унес тебя из Парижа в сердце, и так нежно храню!.. – ми-лая!.. Как тянусь к тебе..! ах, Оля… Новый год. Если бы он открыл нам колыбель нашу!.. Господь да сохранит тебя – и меня – в сердцах и чувствах, и думах наших!..
О-ля, как мне недостает тебя, до задыхания… вот сейчас, когда я тебя так ярко _в_и_ж_у, _с_л_ы_ш_у_ твое дыхание.
Я все еще временно здесь, мне ищут подходящее «гнездо»… и так трудно это. Страшусь богемности, приставаний, надоедных разговоров. Тянут прочесть «на елке», и я бессилен отклонять. Конечно, никакого «вечера чтения» устраивать не буду. Это я опрометчиво писал – _з_в_а_л_ тебя.
Прости за страстный вскрик в 1-м письме, сорвалось так. Я тебя _ч_и_с_т_о_ люблю и _ч_и_с_т_о_ зову. Ибо я _л_ю_б_л_ю_ тебя – твое сердце. Я знаю – оно живет хоть немного мною. Я радуюсь, что ты в своих рассказах, _ж_и_в_е_ш_ь… и – в красках живешь. Это красит и освящает нудную волынку беспокойной твоей жизни.
Отлично, что хочешь писать «клинические дни»848 от 1-го лица: так свободней, – не бойся, ты сумеешь дать самое важное в твоем восприятии. Ах, как я был бы счастлив, если бы мог смотреть на тебя, пусть – без слов. Да, я совсем одинок. И зачем принесло меня сюда? О, как здесь постыло-серо! И так раздражают окна, заваленные шоколадом и сластями, пти-фурами[252]… ворохами булочек и всей жратвой… Еда в отеле слишком обильна и соблазнительна (после моего недоедания в Париже, там я завтракал часто в 5–6 ч. забывая, что давно время). 3-ий день, как я перешел на молочно-растительное, страшась заболеть. Начались-было ненормальности, но не было болей. Теперь – в порядке. Скорей бы добраться до постоянного уклада, вблизи Обители. А то – как нудный вечный праздник, без радости! – валятся дни. Пишу письма, все деловые. Конечно, ни в какую Испанию я не поеду. Там, говорят, и еды нормальной нет, и страшно дорого. И – неустроенно. «Порядок»-строй здешней жизни меня раздражает, когда вдумываешься в _н_а_ш_е. А беспорядок, пустота и чуждость страны, где не понимают языка, еще более будет раздражать. Если бы не вечная «тряска» и ожидание – «вот, случится», – во Франции, я не уехал бы. А теперь я как бы – в пустоте. И потому еще острей – без тебя!.. Скорей бы полоняла работа!
И. А. весь декабрь недомогал, все еще лежит: и давление крови, и сердце, и подавленность… Он страшно мнителен, – «доктор бывает через день»! Видимо, переутомился и – недоволен _в_с_е_м. Я к нему не поеду, – дорого. Да и не хочу ломать путину – и я устал. Очень много осталось в Париже всяких «хвостов», недоделанного. Господи, когда смогу тихо думать… молиться… писать… на месте? Очень здесь сыро, туманно, – мразливо.
Несмотря на людей – я _о_д_и_н_о_к. Юля переслала твое письмо. По-мни: она никогда, ни за что не прочла бы твоего письма! Не знаю, как распорядиться с квартирой, – пишет: холодно в St-Remy приедем на несколько дней. Квартиру она сумеет хранить и оплатить: есть верные люди, и квартира – всегда в моем распоряжении. Там – все осталось. Оля, не забывай меня, Ванёнка твоего, – тобой и держусь. Ты – _е_с_и, и я – есмь. Как ты мне дорога, _н_у_ж_н_а. Была танцовщица Людмила (Горная) с мужем, принесла русский торт. Несмотря на «успехи» – мне трудно. Она за перелет отца и матери в Мадрид должна была уплатить больше 1000 швейцарских франков – около 100 тыс. французских франков или 250 долларов. Там его брат Сергей849, уже лет 10, что-то в фильмовом деле – и коммерция. Людмила – совсем не хорошенькая, но молодец, что борется за жизнь. Здесь она дает уроки танцев – балетных. Оба приятные, он художник-декоратор, продает картины, но они мне непонятны… [supreme[253]-импрессионные. Наворочено!.. – но видимо, из его внутреннего «мира».
Горный уехал туда, ибо здесь и дорого, очень, и после продления «séjour»[254] (3 мес.) еще на 3, – дальше оставаться будет нельзя. Через него сыщу Эмерик, мне надо добиться _м_о_е_г_о_ издательства, многое выяснить. Издательство – в Женеве – «Du Rhon» – помнишь, Эмерик отбила-то! – давно лопнуло. Так что, думаю, – и хорошо вышло. «Чаша» найдет свой путь. Мне нужно издать «Солнце мертвых» и другое – для Южной Америки (латинской). Вот, на склоне жизни, пришлось путешествовать… но я спокоен: Господь укажет _п_у_т_ь. Все равно, в Париже я не мог бы и помимо «тряски»: с месяц я не видел капли молока, ни белого хлеба (хорошо, что Стокгольм прислал, через одного нашего священника это!) Получил огромное заказное письмо (avion) из Норвегии от русского моряка850 – очевидно, коммуниста, по поводу моей статьи «1147–1947»851 («Русская мысль»). «Открытое письмо писателю Ив. Шмелеву». Что за сумбур!! Ч_у_ш_ь!.. Дикари. Очень почтительное письмо, (и, в общем, грамотно) по «мысли» – _х_а_о_с. Зовет идти в ногу с народом (!) – отвергает «ч_у_д_о» и плетет невнятицу: _в_с_е_ строит… _м_о_з_г! Наделяет этим _м_о_з_г_о_м – не святостью! и преп. Сергия!.. Ну, околесица на 12 стр. А я _с_л_ы_ш_у, что статья его _з_а_д_е_л_а. Просит ответить на норвежский адрес (не его!). Шлет привет от родной Москвы. Как у них все «набекрень»! И – Пушкин – _м_о_з_г. Не отвечу, ибо _н_е_ч_е_г_о_ ответить на… _с_у_м_б_у_р.








