Текст книги "Роман в письмах. В 2 томах. Том 2. 1942-1950"

Автор книги: Иван Шмелев

Соавторы: Ольга Бредиус-Субботина
сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 61 страниц)

Цветочки – только символы цветов тебе – новорожденному!

102

О. А. Бредиус-Субботина – И. С. Шмелеву

5. Х.45

Милый мой Ванюша, дорогой мой именинничек, с Днем ангела тебя поздравляю, солнышко мое, и прошу Господа тебе послать благословение Свое, здоровье и радостную волю к твоему труду. Как я счастлива, что ты так хорошо можешь работать, несмотря ни на что. Очень жду «Путей Небесных». Неужели ты уже приступил и к 3-ей части!? Я очень хочу работать. Чувствую как-то большую зрелость (что ли?), смелость и охоту, нежели в те годы, но время..! У нас безнадежная суета, как одна знакомая иностранка говорила: – «суетоха». Сегодня опоросилась (час тому назад) свинья 14-ью малышами! А молока опять нет, как было в апреле, когда вода заливала. Сию секунду был доктор и дал ей шприц чего-то. Кошечка тоже больна, ночевала не дома, а наутро признаки отравления будто. Всякой-то гадости в этом году полно. Препогано теперь: начинаются холода, масса народу без крова, боюсь, не хлынули бы опять эвакуированные. На вторую такую встрёпку уже и сил не хватит. Сидим все без денег, т. к. все блокировано правительством. По голландским правилам всегда так было, всякая замужняя женщина не имеет права без письменного согласия мужа ни цента взять из банка со счета, даже будь весь капитал жены, а не мужа. Правда, муж тоже не может взять без согласия жены, если деньги положены на ее имя, но жена ни в каком случае не может самостоятельно распорядиться капиталом. На сберегательной книжке нельзя иметь больше 3000, а «в чулке» нельзя держать по налоговым соображениям. А вот теперь все дамы, не служащие где-либо, даже карты для деблокированных денег не получили, а получают наравне с детьми от отца семейства. Скучно. Сейчас у всех только по 10 гульденов из той сотни, которую пока 8 окт. дадут по карте, а остальное у государства. Мои деньги неизвестно когда разблокируют. Всю иностранную валюту надо было сдать на учет тоже. Одним словом никак нельзя ничего получить на руки. Конечно, на все необходимое достаточно, но скучно, скучно… Мечтаю, что Dr. van Cappellen мне поможет уехать на курорт для почки. Как бы я хотела уйти в работу. Не знаю, что меня больше влечет – кисть или перо… Как я захвачена бываю тонкой акварелью. Ах, если бы из моего Shalkwijk’ского угла куда-нибудь в мир выглянуть, посмотреть хороших художников… побыть в мире искусства. Сейчас ничего невозможно, даже съездить в другой город почти невозможно. Ну, подождем, нельзя же все сразу и так уж быстро мы оправляемся, если вспомнить, что еще в мае сидели без воды (в воде) даже. Все время до освобождения нельзя было ничего купить для рисования, если не состоять в «камере культуры»⁴⁵⁹, а там можно было быть только с окраской национал-социалистической, дав какую-то подписку. Мне кое-как иногда удавалось в одном магазинчике у приказчика доставать то бумаги, то (даже) красок, просто из личной симпатии, как-то дала ему яиц для оперированного (Dr. Klinkenbergh’ом, конечно) ребенка, а главное потому, что я русская.

Благодаря этому дяде кое-что нарисовано. Можно ли подсылать рисунки? Я бы хотела тебе послать акварельку свою… безделку. Ванюша, напиши, как у тебя с питанием. О. Дионисий говорит, что у вас во Франции хуже с едой, чем у нас. На днях едет в Париж Толен, постараюсь его ухватить и послать что-нибудь тебе. «Девица» Беатриса не едет, кажется, – делает глупости и бегает за одними штанами, да еще женатыми. О. Дионисий едет тоже в Париж, но, зная твою нелюбовь к нему, не посылаю его к тебе, а предоставляю на твое усмотрение найти его или нет, – точно еще он сам не знает, когда поедет, но ты о его приезде можешь справиться у отца Андрея Сергеенко⁴⁶⁰, Medon (S. et О.) 7 av. Alexandre Guillemant. Ванёк, я твои духи все берегла и берегу, не душиться же было в таком вертепе как это у нас тут было всю зиму. Душистый горошек, в натуре, обожаю… но зачем же ты еще и еще шлешь? Какой верно чудесный аромат?! Ванечек, а когда же я тебе-то хоть что-нибудь смогу послать?! Бывает ли у тебя старушка Анна Васильевна? Хорошо ли она за тобой ухаживает? Напиши обо всем. Мнение Меркулова о «там» такое же, как у тебя, от личного свидания? Мне это все очень интересно. Недавно читала подробно о детях безродных… Какая их тьма… Я понимаю твой совет не пускаться в путешествие… я сама о многом так же думаю, как и ты, и только потому еще и не сделала попыток к поездке. Конечно, теперь трудно путешествовать, но все же не будь рассудочных соображений, я полетела бы с восторгом, влекомая чувством. Ванечка, «Свет не без добрых людей», и у нас их именно больше, чем где бы то ни было. Только человеческое сердце меня влечет, в него верю, хочу верить.

[На полях: ] Мама и Сережа тебя тоже очень сердечно поздравляют и шлют поклоны.

Сырость пронизывающая: даже вверху – вся одежда в шкафу в плесени.

Обнимаю тебя, моя радость, в день св. Иоанна Богослова и всегда. Твоя Оля

103

И. С. Шмелев – О. А. Бредиус-Субботиной

25 сент./8 окт. 1945

Сегодня День ангела моего светлого Сережечки! – как мне тяжело, Олюша… горько. И, будто, и примиренно, как-то, порой, – не знаю, что и сказать, трудно выразить. Да, он – со мной.

Дорогая, светлая, добрая моя Олюша, девочка ты моя дорогая… Отвечу сперва на твое письмо от 17.IX, полученное 24. А, чтобы не забыть, скажу: последние дни я бросил текущую работу и правил последнюю треть «Путей Небесных», чтобы дослать тебе, хоть этим, моим, делиться с тобой. В субботу, 6-го окт. я, наконец, собрался в Сен-Женевьев, на могилку. По пути на вокзал отправил тебе – было 9 ч. утра, – рукопись, с 201 по конец – 294 страницу. М. б. ты получишь в _м_о_й_ День ангела! Сейчас занят правкой, основной, _в_с_е_й_ рукописи. Решил хоть часть работы – _в_с_е_й! – окончательно завершить, и вижу, как много правки. Я очень строг к себе, нельзя иначе. Был на могилке, служили панихиду, как всегда – и в память сЫночки. Чудесный был день, почти жарко. Бедная могилка… давно не был, но она не запущена, уход всегда. Только бедно убрана, одни бархатцы, цветы церковные. А какие бегонии там!.. На будущую весну, если буду жив – всегда так заканчивал Толстой! – попрошу убирать краше, Оля любила светлые краски, белые цветы… и – лиловые, голубые… – гелиотроп, например.

Вернулся, – удивительно – свежий! А пришлось туда и обратно, где раньше возил автобус, пешком до 10 км. Береза – не узнал, красота. Нет, не сменю крест дубовый с накрытием на каменный, как огромное большинство. Кладбище – до 1000 могил. Теперь увеличивают. Церковь кладбищенская⁴⁶¹ – прелесть, возвели ограду, характер храмика – новгородской стройки, колоколенка-звонница, отдельно. Две краски: белая, основная, и голубая – куполок. Место – ровень. Видно издалече. Это Женевьевское кладбище – усыпальница русской эмиграции, «отборной», к сожалению, – дорого! Да… встретишь в романе – из твоего письма… – вскочило! и очень кстати. Спасибо, дружок. Это – о «рае»… и о «докладе о „рае“»⁴⁶².

А теперь к твоему письму.

Но сначала… – милая, дай обойму тебя… получил твое ко дню рождения. Напишу отдельно. В самый день, 4, получил, с открыткой⁴⁶³. И там – цветочки. Поцеловал, нежно, _ч_у_т_к_о. Это было мне – светом! Истинно.

Боли мои прекратились, писал тебе. Сплю вот плохо, – думы, мысли, порой отчаянность. Узнаю тебя – именно _т_а_к_ и могла ты, и только _т_ы, Ты. Говорю о вызволенных тобою от немцев. Героика ты… – и воздастся тебе за душу твою живую, за большое сердце. Да, ты чудо совершила. Ты – _с_п_а_с_л_а. Их истребили бы злой погибелью, сатанинской утонченностью истязаний. Я, в страстности, был неправ, был жесток… моя рана не закрыта: миллионы русских людей замучены, как и мой мальчик… и я знаю, – _к_е_м. Но не думай, что я _н_о_ш_у_ зло в сердце. Я не мог бы _о_т_м_щ_а_т_ь. _С_п_а_с_л_а! «Посылает ставить свечку… в Ольгин день». _Т_а_к_ спасенный, я каждый бы день молился. Странное – посылать – ставить свечку! Почему это «посредство»? Почему не с открытой душой – возблагодарить Бога! Он – Един. —

Досада, не могу сахару тебе послать! В швейцарских посылках – для Франции – допущен 1 кг, а для Голландии, в разных посылочных бюро – только 225 г! остальное то, что у тебя есть. Сегодня написал переводчице⁴⁶⁴ – непременно изыскать и послать. Она мне выслала пакет прейскурантов, – колбаса, свинина, рыба. Ни соли, ни рису. С Толеном не хочу канителиться, он нечуток, и всегда дает знать о себе, когда уже на отбытии из Парижа. Ни разу не мог его захватить. А у меня для тебя духи, «Душистый горошек», – взгляну на него, и вздохну. Больше 3 лет ждет. Теперь и не купить, пожалуй. Ну, с кем послать тебе?! Достал бы и шоколаду для тебя. С кем? М. б. – опять таможенные строгости?..

Ах, милая… я рад, что ты бодрая, так и надо, понимаю. Ты тоже – _с_п_а_с_е_н_н_а_я. Так и считай. В тебе – радость _ж_и_з_н_и. Мое – все прожито. И к концу – видеть _а_д! Видеть падение, – это же почти крушение _в_с_е_г_о, во что верил… нет, идет к умиранию Духа. Ясно. Да, есть добро, в людях, но оно сникает, оно на пути умирания, исчезания. Причина? Я писал. «Умишка», «расчет», кому место служебное должно быть в жизни, на 2 плане, стал бездушным властелином, душит _с_е_р_д_ц_е. Мудрость – другое, не «ум». Править жизнью должно _с_е_р_д_ц_е, умное сердце, – Мудрость: вера, любовь… весь комплекс, составляющий Дух. А он – в загоне. Гениальный символ в книге Бытия: «древо познания добра и зла» и «древо Жизни». «Если вкусишь – смертию умреши»⁴⁶⁵. Какая глубина-тайна! как _в_е_р_н_о. Вкушают лишь от «познания». Смешно! Горе от… ума! Можно договориться до фамусовского: «Уж если зло пресечь, собрать все книги бы да сжечь!»⁴⁶⁶ Это, конечно, парадоксально, абсурд. «Книги», конечно важны и нужны, но при них должен быть страж: «умишка, знай свое место!» Перечитай чеховский «Дом с мезонином». Там дан убийца Жизни: хладная Лида. Она _у_б_и_л_а_ Мисюсь… – всю прелесть Жизни⁴⁶⁷. Возвращаясь из Сен-Женевьев, я видел копны на лугу… гусей, огненный свет заката. Я до слез почувствовал красоту человеческого _т_р_у_д_а, естественного… – добывают в поте лица хлеб. И в красоте это делают, и _в_и_д_я_т_ красоту Божию, и живут ею, пусть даже не сознавая. Но наш мужик – сознает красоту, он трудится, как поэт. Да, милая… _з_н_а_ю, видал. Есть теперь страны – богатые! – где _э_т_о_ уже не существует, а… «фабрики пшеницы». «Пота» нет уже… радоваться? Нет, надо плакать. В Канаде, например ферма… – «фабрикация хлеба». Ни петушка, ни овцы, ни гусей, ни деревца… ничего. Фабрика. И «фермер» удивится, если ему сказать – ду-рак ты! деревяшка, алтынник! все свел к машине… Идиоты… не нашли средства согласовать красоту с освобождением _ч_е_л_о_в_е_к_а_ от непосильного труда. Но вот нашли, средство – уничтожать миллионы в миг. Прогресс? Да, дьявола, автомата, робота. Надо – не ужас ли?! – уничто-жить все машины! Довести человека до «изначала», я начать уже верный путь устроения. Иного _т_е_п_е_р_ь_ пути излечения не найти. Поздно. Отравлено _в_с_е, умишком, расчетом. Опошлено, обуднино. Гаснет воображение, гаснет Дух. Не будет никакого возрождения: _н_е_ _м_о_ж_е_т_ быть. Абсурд, скажешь? Сам знаю, что абсурд. Но _д_о_ж_и_л_и_ и до абсурда. Вдумайся. Вот почему я так хотел, чтобы ты дала жизнь фермы! _ж_и_в_о_й_ фермы, святого труда: радостей и болей. Ну, в 3 книге, если Бог даст сил и дней, наверное _э_т_о_ отзовется. Попытаюсь воспеть гимн _в_с_е_м_у_ – от Господа – человеку. Отпою Красоту. «Со святыми упокой…» Ты права: надо быть бодрым, «надо собрать на весы все крупинки Добра». «Нельзя ретироваться». Теперь особенно, да. Дай же Бог тебе сил – найти – где и как ты можешь быть полезной. В_е_з_д_е, где будет твое _с_е_р_д_ц_е. Нет, родная, ты не «философствуешь»: это – истинное в тебе, оно должно быть в каждом. Ты же _т_в_о_р_и_л_а_ благое, знаешь, в чем дело. Продолжай. Но не раскидывайся на многое. Сосредоточивайся в _о_д_н_о_м. Говорю о творческом в тебе.

И. А. Ильин – сужу по последнему письму⁴⁶⁸, – тяжело все переживает. Почти в отчаянии, утрачивает способность – видеть _с_м_ы_с_л. И приходит к тому же, что и я: надо все пронизать… _с_е_р_д_ц_е_м! Наши письма разминулись. Они – одно.

Понимаю тебя: «бойни нет»! оттого и радостна. Но… – прости, не хочу омрачать тебя, но не могу закрывать глаза: «бойня» _е_с_т_ь. Не стану распространяться. Читаешь газеты? свободны они? Читала, что говорилось на парижском конгрессе социалистов⁴⁶⁹, травайистов, синдикалистов? Миллионы – томятся, в тисках. А десятки миллионов зарыты…

Все относительно: ты радуешься: «керосин давали»! Вот, до чего можно довести человека! Будет рад и лошадиному копыту. Жалко твою «Жанночку», но….!

Это кошмар – ваше житие с «казармой» почти в публичном доме. Да, ты писала напомнить о разговоре с солдатами из эшелона под бомбардировкой. Напоминаю!!!!!!!!! Как ты все вынесла, не «сорвалась»?! Понимаю: как мышки сидели в этом чаду. Но ты могла бы смирить и взбесившегося тигра. Да, тигра… но не… беса. Какое счастье, что могла запастись силами в вереске, гостя. Это Бог дал. Ясно. Благодари, до слез благодари: Его промышление. _Е_с_т_ь_ оно! _З_н_а_ю. Имею опыт. _Е_с_т_ь.

Да, случай со старушкой – чудо. Ты – чудесна. И сон твой… Чудесен и хирург. Ах, как хотел бы я говорить с ним! Если бы _у_м_е_л. Он говорит по-французски? Понимает по-французски? Хотел бы написать ему, сжать его руку, и этим до-сказать несказанное. Да, вот – служитель Правды, Добра. Святая «белая ворона» среди чертей, змей, бешеных псов. Храни его Господь!

Какой рассказик ты написала, – «напели пчелки»? Пришлешь? Нет, ты редко отзываешься на просьбы. Когда-то просил я «картинку», ты меня и понудила… писала об «акварельках», кто-то написал «Татарник»? чертополох..? Ты пишешь скетчи, акварельки, даришь. Конечно, это твое право.

Да, ты могла бы – уверен – быть отличным, первоклассным врачом. Вот такие-то… – святые люди. Но ты, – к счастью – не врач: ты бы истекла кровью, сердце твое: ты истерзалась бы больными, истомилась, изошла страданьем. Надо носить броню… у нас с тобой ее нет: обнаженность сердца, без «сумки». Всегда пронзено. У тебя, думаю, в тысячу раз сильнее эта «пронзенность», хотя и у меня достаточно. Я не мог бы быть врачом. Прочти «Последний выстрел», как я, терзаясь, прикончил ястребка. Не прикончи его, я бы… не знаю.

Да, хорош «пансиончик», вроде «Бухенвальдского»! Что за бесы проклятые! _О_т_к_у_д_а_ _о_н_и_ _т_а_к_и_е?!! И все эти – эс-эсы..? Атрофия «духа», сердца, – как размагни-тились-то!.. И это будет _р_а_с_т_и!.. От Шиллера к… Хитлеро-Химлеру и прочим! _П_о_ч_е_м_у? Да ясней же ясной копеечки – почему. Утрачен – Дух. Без Него – смерть, вселенская «шамбр-а-газ». Впрочем, я уже _о_б_р_а_з_а_м_и_ давным-давно _в_с_е_ выложил… – и в «Лике скрытом», и в «На пеньках»… и в «Это было»… – во всем _м_о_е_м. И. А. все _н_а_ш_е_л_ в работе обо мне. Ты ее знаешь? Стой, я вышлю тебе его «лекции» о Шмелеве. Ты мне вернешь, они – единственны у меня. Должны были войти в книгу его, – так и не вышла книга⁴⁷⁰. И не выйдет – долго. После меня, может быть. Это для меня – не важно. Эх, не надорвись, Ольга… как «Мери»… – «выполняя долг». Страшусь за тебя, за твое здоровье. Сырость – ужас, яд для тебя. Не могла ли бы ты, на холодное время перебраться… где топливо, тепло, покой? Если бы тебе понадобились… Да что говорю… у тебя, конечно, найдется возможность «спасти себя» для тебя же, твоего «дела» во-имя Господа, во имя – Света. Ах, как хорошо, в летний жаркий день, в солнце, в вереске!.. Да если бы и сосны еще… Я люблю вереск… осенью под ним много рыжиков… Оля, родная… как я хочу природы Божией!.. думать, вбирать… – и – отдать в образах _в_с_е! Господи, дай мне сил пропеть Тебя! Это я мог бы в «Путях». Я только начал «песню»… – сколько _н_е_ _д_о_п_е_т_о..! Как я жду моей «фермы» – «Уютова», его «песни»… монастырей… светлых людей!.. Как я хотел бы «пойти на богомолье», как моя Даринька… Я вижу тебя в вереске, я слышу пчел и сорочье стрекотанье… я _с_л_ы_ш_у, как солнце _д_ы_ш_и_т_ теплом и смолой… дышится солнцем – во всем. Как все дивно, какая гармония… – о, цветы… их мир – тайна, да, символы того «там-там»… да, права ты. О сем должно быть в «Путях», я думал о «симфонии»… писал. Ах, цветы какие были в скиту Оптинском!.. ка-кие цветы!.. Какая краса – женских обителей!.. Надо детей воспитывать, _д_е_р_ж_а_т_ь_ в цветниках! и – петь им: «вся премудростию сотворил еси…»⁴⁷¹ Только тогда обновится человечество. А при фабриках пшеницы – ни-когда! Только животный страх помешал применить газы, _н_е_ гуманность, конечно: _с_т_р_а_х. Не нравственное начало, а рабье. Страх, ярмо, бич. Тьфу!.. Что бы сталось с миллионами… когда «с газу» стали бы отваливаться кусками, разваливаться «оболочки» – телА?! Есть такие газы, у гадов, – у всех есть… вытекают глаза, разжижается мозг и течет… – и газ _т_е_ч_е_т… Газ – и – «Хвалите имя Господне»⁴⁷²… и вереск под солнцем… и иволга… – «хрустальная водичка»… льется… Какие противоположности! И ведь _в_с_е_ это могут люди понимать…, и – совмещать?!.. Воистину, Диавол обмолвился, сознательно: «будете, как боги»⁴⁷³… – _з_н_а_л: _к_а_к_ _б_е_с_ы. Читай Библию! Там много «наростов», но много и «откровений». Жаль, у меня нет с нормальным набором, а – библейского общества, мельчайший набор, трудно читать долго. – Бедная твоя золовка! Теперь я понял. Да, надо вдумчиво отнестись. Нет, не сравнивай голод в «Солнце мертвых» – там был ад. Что я не помер? Помер бы… еще бы один месяц – и померли бы… Бог помог. Оля, худшей муки, как наша, в Европе разве только в Аушвицах и Бухенвальдах… да и то… относительно. Надо было бы тебе видеть, что я _в_и_д_е_л!.. Ну, не стану возражать… у вас был тоже ад, кошмар. Где это живет твоя Елизавета? что это, где – Велюве? ее местечко, вереск-то… от тебя – куда? близ какого города? Да, еще вопрос, _о_т_в_е_т_ь: ферма ваша – где, Схалквейк? От Утрехта – куда? К западу или к востоку? 12 километров, помнится..? далеко от Рейна?

О Голландии у нас почти ни-чегошеньки не писали! у нас больше о «своем» пишут, или _п_о_ю_т, _с_е_б_я. Ах, милая… устали глаза глядеть… устали уши слышать, устало сердце… вытерпливать. Бедная твоя Елизавета. Понимаю. А ты представляешь себе, – или я плохо это дал в «Солнце мертвых»..? ожидание ночи… когда… и т. д. Нет, не читай, не перечитывай, – _н_е_л_ь_з_я_ теперь. «Хватит» – как ты иногда говоришь. Да, еще… но это до другого письма… что вот «губу разъело»… Хорошо, точно. По поводу сему я напишу тебе, как пастор «отличился». А ты все тоже… отличаешься. Понимаю, это твоя потребность, милая истинная художница! Но не может тебя хватить – на _в_с_е. Очень жалею твою Елизавету – так _в_и_ж_у_ _в_с_е. Ты умеешь – сказать. Ольга, помни: грех твой незамолимый – «уйти от себя», зарыть талант. Нельзя так… Помни: гений ничего не создаст путного, если не будет _р_а_б_о_т_а_т_ь. Всякое гениальное создание состоит из: 20 процентов вдохновения _г_е_н_и_я_ и – 80 – _р_а_б_о_т_ы_ и упорной воли! Ты, м. б. гениальна. Молю: сосредоточься на одном, по твоему выбору. Остальное – играй, как на отдыхе, чем угодно. Хоть полюби глазно, как… кого-то… заглазно. Но – _о_т_д_а_й_с_я, _о_д_н_о_м_у_ отдайся, _в_с_я. Тогда – будет _и_т_о_г. Я вижу: по твоим письмам, _ч_т_о_ _т_ы_ _м_о_ж_е_ш_ь, и ско-лько! Поверь мне, я не слепец, не глухой, не ту-пой. Ты… отрицаешь – Духа! Прости, родная детка, ты – детка еще… а я старик, и – имею опыт. Много потрудился, нажил право понимать дело. Если бы ты видела, как я _б_ь_ю_с_ь, порой, над страницей… – имею волю перемарывать до 20 раз, чтобы «поймать» синюю птицу. Гений наш, Пушкин… дал 18 вариантов… «Жил на свете рыцарь бедный»… Выше сего гения мир не знал. Т. е. мир и теперь не знает, ибо Пушкин – непередаваем. Я его только начинаю постигать. Он неисчерпаем. И он – на 80 процентов – труженик. И если бы ты смогла дать «ферму» – это было бы – гениально. Да, это была бы, для тебя, му-у-у-ка-а-а..! ^Знаю… но она _н_у_ж_н_а, во имя Добра. Служи.

Я восхищаюсь тобой, пою тебя душой, я чту тебя, моя благая, моя чуткая. И молю Господа дать тебе сил и воли. И – главное – здоровья. Поберегись. Как ты будешь зимой…?! Уезжай, вздохни: ты имеешь право на это. Ты его дорогой ценой купила. Ты уже завоевала высокую «обитель». _Т_а_м. Ты… я так чту тебя, что вот, слезы вскипают… Свет, не меркни! Не тай, не гасни. Тебе необходим _у_х_о_д. Окрепни. Тогда начнешь вплоть работать. Знаю, хозяйство… но какое же теперь… хозяйство?! Хотя бы – пока. Переживи холода не в плесневеющем доме, в черных пятнах, с въевшейся «нечистью». Эти «пятна» – могут ввинтить такой ревматизм, что… знаю я случаи. Тогда – калека. Сырость – злей мороза, жары, полуголода. Да, как витамины? Если достаешь морковь, пей сок. Натирай, выжимай, и пей – с молочком. Это даст тебе си-ли-щу! Я проделал опыт: 3 недели – пил по стакану. Чудеса. Вот почему приехал «свежий» из Сен-Женевьев. Только поэтому. А почти день не ел. Съел на могилке одно яичко и сухарик.

Да ты упряма… никогда не послушаешься, хоть кол тебе теши на голове! Ты – пушкинская «кобылица»… я узды вот нет… необузданная ты… как тебя немец не сглотал?! А как твои амстердамцы и гаагинцы? Все целы?.. Ты помнишь – писал тебе когда-то об адвокате⁴⁷⁴, у которого сын был убит на войне, под Бельфором, единственный? Еще тот адвокат сравнил женщину – с котлеткой. Он вес же был, думаю, чище… хоть и «любитель». Так вот, его сглотали. Был он у меня в последний раз в январе 44-го. А недели через три я узнал: захвачен, и в гестапо должен был – растерялся? – признать, что он – с «бабушкой»… т. е. – еврей. Угрозили. «Пять минут на размышление!» Сознался. Провокация была. Мог бы отпираться… – _с_д_а_л. Выслали. Ни слуху… – про-пал! Сожгли или – провели через «газ». Мне больно за него. Он был очень… ну, деликатный, воспитанный. И добрый. И моего скульптора – неудачно меня лепил – Синаева-Бернштейна⁴⁷⁵, старика 80 л. – угазили, конечно. _Н_а_д_о_ было – высылать… Его работы есть в музее Александра III. И – сколько замучено! Ну, устал. Целую дорогую. Крещу. Твой Ваня.

104

И. С. Шмелев – О. А. Бредиус-Субботиной

11. Х.45

Ах ты, крутилка дорогая, Олюшка! Сегодня лишь получил твое «ангельское» письмо, писано 5-го, почтовые штемпель – 8. Так «в мой День» был – «случаем» – ограблен. Ну, ты тут ни при чем, твое сердечко у меня на ладони. Целую. Благодарю. Передай маме – Мария Александровна?⁴⁷⁶ когда она а-менЕнница? – сердечный поклон мой, благодарение и пожелания не заплатить дорого за «пятна», – яд это злейший. И Сереже – ме сантиман и ремерсьеман^[154]. А тебе – немедленно! – убираться от «пятен». Они – смотри! – могут тебя убить. Я не смеюсь. Это наизлейший _я_д!!!!!! Берегись, умоляю! – немедленно беги, куда угодно, – на все месяцы холодов. Поросята и без тебя будут дохнуть, и с тобой тоже. Уж успокой сердце свое: представь, что еще _п_р_о_д_о_л_ж_а_е_т_с_я_ рабство, и ты спасаешься. Этот год придется сбросить с хозяйственных счетов. Так и знай и покой себя. У-моляю! В пансионе ты будешь работать «во-имя»! Пиши и рукой, и кисточкой, и пером, и… сердцем! Лучше – пером-сердцем, не откладывай, бери пример с меня: я работаю. По горячему следу пиши – о ферме, это «легче» – всего. Хоть и трудно душе. Дай мне слово, что уедешь лечиться. Иначе ты пропала! Вбей себе в милую твою головку, мой цветок _ж_и_в_о_й! И ты увидишь, как эта пустая трата будет огромным для твоей души богатством. Ты завоевала все сверх-права на это, мой герой, свет ты мой нежный, _с_п_а_с_а_ю_щ_а_я! Сжимаю тебя, кошечку, в объятиях, как… _в_с_ю_ мою! Пусть платонически. Ольга, как я тебя _ж_а_ж_д_у… – идиот! Что со мной?! Я могу гимн петь, _л_ю_б_и_т_ь… безумно-молодо и страстно. Идиот… сты-ди-ись, идиот! Но и невинный: все мое к тебе, в тебе… пить тебя хочу, вы-пить… о, безумец! Ольга… ты понимаешь… _к_а_к_ я тебя хочу..? я шепчу тебе _х_о_ч_у… _в_с_е_й, телесной, безумствовать хочу, перелить в тебя всю любовь, всю нежность… всю силу… _е_с_т_ь, представь, и так это ясно, что _е_с_т_ь! И ты бы почувствовала это… и отдалась _в_с_я. О, бесценная!., о, бабочка живая, _ж_е_н_щ_и_н_а… красавица… умница, гениальница… – ты и в страсти, уверен, гениальна… можешь дать чудного вина, и опьянить. Должно быть это мой последний порыв _г_р_е_х_а… пройдет… Но как бы хотелось, чтобы он не прошел!.. чтобы я хоть раз _и_м_е_л_ тебя..! и – точка.

Пастор, конечно – пастор, не _п_а_с_т_ы_р_ь. Конечно, неудачно поступил. Нельзя было о таком – в церкви! Да, это могло плохо отозваться, в слабых душах женщин! завистью… «губу разъело», да, здорово ты… в первый раз слышу. Главное: ну, поблагодари при всех за твое «служение» в бедствии… – и то это лучше бы _ч_а_с_т_н_о, письмом, что ли… А то… – «в своем деле», убрала комнаты им, приняла… а-а… Ну, глуп он, несчастный… судьба обидела: должно быть из семьи бедной, ничего не видал. А зло посеять мог.

С_а_м_а, дурочка, напиши «посажёному отцу», он сто-ит того! H_e_ жди. Тут нечего считаться. Ты добрая, рыбка… Как хочу ласкать тебя!.. Весь горю тобой, весь тянусь…

Сейчас отправил авионом^[155] открытку переводчице, чтобы выслать немедленно тебе посылку – «богатую», разыскал, там хоть 1 фунт сахару. Вот состав: для Голландии: 2 фунта Шпейзефет^[156] – что такое? по словарю – «питательное» что-то, «кушанье», «сладкое», ну, должно быть какая-то дрянь туманная, не один, а 2 фунта. 1 фунт росткафе^[157], хорошо, не жарить! 1 фунт молочной пудры^[158]… тебе ненужно, но можно для кухни, нелишнее, кисель там… блян-манжэ… или тебе мыться, на манер нероновой Поппеи⁴⁷⁷. 1 фунт сыру… – дай Бог – сливочного! 1 фунт САХару!!! – слава Богу, а то все 200 г. 1 фунт ри-су! – а печатают райсу, ладно, пусть «райсу», американская посылка, значит – райсу, как бы из рая. Пол-фунта какао, – пей – не жалей! Четверть фунта чаю. 7 унций – дураки! – шоколаду… зато – швейцарского! ладно. 5 с полтиной унций, а пишут «онц», – покельфлейш^[159], болваны! – соли бы лучше дали. И 5 пакетиков буйонвюрфель^[160]… ну, ладно, дрянь порядочная, но можно есть. Просил Мадам Др. Р. Б. Кандрейю – Ревекка Бернгардовна, – ишь какая! – Кандреиа, так и пишется, по авиону – немедленно дать заказ, в твой адрес. Хорошо, если не раскрадут, у нас случается, и в таком случае _н_а_д_о_ принять хоть «остатки», а то все пропадет, если отказаться: я так отказался раз, а _в_с_е_ – за страх и риск получателя, следовательно – кукиш с маслом. Главное, обрадовало меня, что шоколадка есть для малютки, пососать… ты лю-бишь, девочка, шоколад! Ах, как бы я был счастлив – послать тебе кило-два! Да это вояжеры твои – нет хуже. Сам я в Медон не поеду, к о. Денису, – убеди его, чтобы он ко мне заехал. Я у него был. И он все равно откажется взять что-либо. Знаю я его. Эта дура Б[еатрис] – ее бы в казарму, для «успокоения»… – да она дорогой потеряла бы духи… Толен… – нет, не поеду… безнадежно. Если он заедет, я могу напоить его чаем с вареньем и вручить духи и чего-нибудь. Мне – ничего не посылай, все есть, сверх, и питаюсь я, обильно. Только, _б_е_з_ _т_е_б_я, в глотку не лезет. Ну, даже красная икра есть, американская! Правда, она, кажется, дороже веса бриллианта. Но я не отказался, чтобы «поправить аппетит». Со-лящая, стерва… но я кладу 3–5 «рубинов» на здоровый мазок масла, и… с чаем! Старушка доковыливает ко мне дважды в неделю, хромает, ноги зверски болят, мешает мне писать, жалобами на боли. Хочу ее устроить в Русский дом.

Вчера читал малой компании первые 4 гл. 2-й ч. «Путей»… _в_з_я_л_о. И слава Богу. Так взяло, что… видел слезы. Был у меня о. Иоанн Шаховской, едет в Америку, просил «для издания» книгу-две. Пока еще не вырешено, но обещал ему «Пути» и 2-ю кн. «Лета Господня». Здесь безнадежно. Здесь скорей курочка бычка родит, чем книга родится. Да, еще в Испании, м. б. что-нибудь сделает о. И[оанн].

Благодарю, ласточка шелковая, за твое поздравление, – напиши мне нежное письмо. Приласкай. Счастлив безмерно, что ты бодрая, хочешь жить и работать. Что толку – про себя я – мучиться судьбами человечества! Не исправишь его судьбу… Что тебе писал «о мире»… м. б. удастся выложить в статьях… в Америке! О. И[оанн] там будет издавать что-то… для внедрения православной культуры и православного Лика России. Еще раз: не думай о далеком путешествии, – в лучшем случае – разочарование и болезнь от «видений», в худшем – свалишься там, – и хорошо, если попадешь в больницу… Оля… отчаянное положение… одичание! разгром. У простых людей такое «вырывается из уст…»! Пойми: даже… у простых. Родная, неси в сердце святое… храни… вызывай воображением, как аз грешный.

Но довольно… Во мне столько нежности к тебе, я оголодался… и теперь все во мне слилось в – _т_е_б_е. Да, хоть издалёка поцелую… «нахолостую». «А кУму не сенца… – хотелось бы мясного… да… „про запас“ Лиса – ни слова!..»⁴⁷⁸ А-а-а-а… запас-запас… да не про нас. Вот идиот!.. Молодая душа… дурацкая… _ч_е_г_о_ думает..! Акварельку пришлешь… – поцелую миллион раз, до «расцеловки»… до… разъятости… до… – обмиранья.

Чудесны цветы… – мне Юля привезла… – но ты лучший из всех… Дурка, душись, все духи вылей на себя! Для тебя я ездил искал, «вырывал»… а ты… хранишь. Изволь для меня, – !!! – душиться до головокружения. «Душистый горошек» все томится, слышу – шепчет: «хочу… вылиться на девочку Олю… на ее нежное тельце… на ее головку… умную… а ты меня держишь в ящике, где белье… чистое, правда, но в ящике! распакуй, мне душистому, душно!.. я люблю солнце и женские глаза… (* Ка-ков! А я и еще что-то, – душку, душу, сердце, и… – жгучесть чудесной.) я был когда-то бабочкой… порхал по ветерку, покачивался на своей шероховатой ножке… я хочу _о_т_д_а_т_ь_с_я… – ишь, чего захотел! – _е_й_… пусти меня… вы-пусти… и я так задышу… задышу… – это моя песня, моя молитва!..» Ольга, да скажи тем идиотам, кому-нибудь, – пусть кто-нибудь заедет. Жду, когда бы можно было послать пакетом.

Ольгуличка, как люблю!..

Твой идиот В.

Что за день! 4 часа, сколько солнца. На воле – до 20. Мой лимон растет, и пальмочки.

105

О. А. Бредиус-Субботина – И. С. Шмелеву

19. Х.45

Родной Ванюша, не знаю, с чего и начинать. Ежедневно и ежечасно рвалась тебе писать, но… захваченная рукописью твоей, хотела писать ее закончив… Получила 10-го окт… Спасибо, спасибо, спасибо!!!! Неотрывно, как и первую часть, я ее так, ткнувшись на свою постель (ибо как схватила у почтальона, так и «удалилась в келию»), и, просидев на краешке, запоем и читала, забыв все… Я нахожу, что II ч. прекрасна. Ты все чего-то куксился, что… «не длинно ли»? Ни малейшего чувства о длинности не возникает. Прекрасно. Я довольна всем… ходом, рамкой, красками, не говоря уже о содержимом. Оно… выше похвал. Именно это глупое слово «довольна», – (пусть не покажусь тебе заносчивой) выражает тут хорошо мое чувство относительно всего «прикладного». Я часто думала: как будет то или это… воображала себе… Превосходно ты Дашеньку «растишь», и Виктор – мой любимец, хорош. Очень верно, не поспешно, но очень последовательно его прозрение, восхождение за Дари. Это трудно, рискованно было давать?? Ах, как ты там о грибах и прочем… Ваня, Ваня… Ты сам живешь и чувствуешь с ними, в них. Как рада я, что Виктор именно пошел за Даринькой. Не знаю почему, – нравится он мне с самого начала. Я еще больше тебе напишу, конечно, о романе, перечитав еще и еще… Вся эта неделя сплошь эмоции такого высокого калибра. В воскресенье вдруг забежал Dr. Klinkenbergh, – только что вернулся из Швейцарии, ехал к умирающей его приятельнице. Передал всем нам по письму от И. А… Сережи не было дома, и до вчерашнего вечера мы не могли еще узнать, что в его письме стояло. Читали друг другу, наслаждались, толковали, перечитывали. В среду Dr. Klinkenbergh заехал специально рассказать о своем свидании с И. А. и просидел вечер. Он по-юношески взят Иваном Александровичем, как-то влюблен в него, не мог связно рассказать, перебивал сам себя. Привез мне 3 книги его… самых-то хватающих сердце. Все на немецком языке… Klinkenbergh читал их уже в Швейцарии, – обворожен, бия себя в грудь, вскрикивал, что обожает русский народ, что от общения с такими людьми, он стал богаче духовно, стал лучше и чище. Это такой-то сам святой! Он удивительно прост, доступен даже слишком. Хамы наступить ему на ноги смогут. Что-то его И. А. обо мне расспрашивал и о всех. Не знаю что. Dr. Klinkenbergh сказал: «я все рассказал, что знаю». Dr. Klinkenbergh преувеличенно хорошего мнения обо мне, это напрасно, я ценю больше объективность, а он создает какие-то свои убеждения о моей «доброте». Он приехал к нам от умершей только что его… не знаю, кто она ему была… во всяком случае, друг. Он прекрасно говорит по-французски, и если бы ты ему написал, то, уверена, он был бы рад. Только не упоминай ничего об умершей, что ты о ней от меня слыхал, – в Shalkwijk’e и то уже достаточно ему было горько от всяких замечаний и недомолвок по ее и его адресу. Мне было бы неприятно, если бы он и во мне увидал «кумушку». Я ему о тебе говорила, какой ты исключительный писатель. Он тоже, как и ты, советует мне работать над писанием.