Текст книги "Ретро-Детектив-3. Компиляция. Книги 1-12 (СИ)"

Автор книги: Иван Любенко

Соавторы: Виктор Полонский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 178 страниц)

20
Визитер

Яков Аронович Пейхович представлял собой энергичного и потому успешного негоцианта, всегда знающего, что нужно делать для приумножения накопленного за годы состояния. От других дельцов его отличало стремление добиваться цели, во что бы то ни стало и всеми средствами, в каковых он, признаться, был не особенно разборчив.

В Ставрополь Пейхович прибыл, имея явно амбициозные намерения по открытию аптек в разных частях города. Оценив ситуацию на месте, он понял, что единственным серьезным конкурентом ему может быть только Жих, чье финансовое благополучие состояло в неиссякаемом денежном потоке от разных видов коммерции. Кроме аптекарского дела он имел еще и достаточное количество ломбардов, а также один ювелирный салон с несколькими мастерскими. Вот поэтому, для того чтобы захватить хотя бы часть рынка по продаже лекарств, Пейхович вынужден был привлекать довольно значительные заемные банковские средства, тогда как Соломон Моисеевич имел собственные и практически неисчерпаемые источники субсидирования. Это преимущество могло стать определяющим в будущей конкурентной войне и ничего хорошего Якову не сулило. Но несколько дней назад Жих навсегда распрощался с этим грешным миром.

«Наконец-таки я смогу осуществить задуманное. Главное – произвести хорошее впечатление на вдовствующую особу, а впрочем, я в этом и не сомневаюсь», – поправляя перед зеркалом бабочку и улыбаясь самому себе, размышлял авантажный и чересчур самоуверенный мужчина средних лет. Еще вчера он послал горничную с визитной карточкой к дому вдовы, что располагался на 2-й Мещанской улице. Госпожа Жих соблаговолила принять гостя в восемь часов пополудни. Следовало поторопиться.

Извозчик домчал за считаные минуты, и солидного вида господин с тростью, в черном сюртуке, котелке и светлых тканевых перчатках покрутил ручку звонка массивной филенчатой двери. Послышались шаги. Немолодая женщина, оказавшаяся прислугой, разрешила войти.

Поставив трость в передней, Яков, не снимая головного убора и перчаток, как того требовал этикет, прошел вслед за домработницей сквозь длинную анфиладу комнат и остановился перед высокой дверью. Горничная постучала и с разрешения пропустила посетителя. Комната, обставленная мягкой софой, уютной оттоманкой и кожаным диваном, именовалась будуаром. Несмотря на кажущийся интимный характер своего предназначения, помещение являлось парадным и служило местом для личных встреч женской половины, так же как для главы семьи кабинет. Стены украшала роспись под трельяжную беседку, увитую зеленью.

Вдова в черном траурном платье роскошного фасона сидела на пуфике и жестом предложила гостю расположиться напротив. Пейхович отчего-то почувствовал себя неуютно, как будто здесь был кто-то еще.

– Разрешите еще раз выразить глубокое соболезнование по поводу безвременной кончины вашего супруга и моего коллеги. Если вы помните, драгоценная Клара Сергеевна, я присутствовал на похоронах Соломона Моисеевича и даже нес гроб… Да, такая утрата! – скорбно вздохнул гость и продолжил: – Как вы знаете из посланной карточки, моя фамилия Пейхович, Яков Аронович, но вы можете меня величать просто Яковом… Так вот, в Ставрополь я приехал из Варшавы, с тем чтобы открыть собственное дело по провизорской части… А тут это жуткое убийство… и я подумал, что вам теперь будет очень затруднительно следить за всей этой коммерцией. В таком случае я мог бы купить аптеки, правда, с некоторой рассрочкой по платежам, если, конечно, цена будет приемлемой, – сразу начал торговаться опытный делец.

– Благодарю вас за предложение, однако сейчас я настолько потрясена горем, что считаю преждевременным ведение каких-либо деловых переговоров, – скромно потупив глаза в пол, прощебетала Кларочка.

– Да, конечно. Однако едва ли получится быстро найти другого покупателя в этой провинции. Если повезет, вы сможете все продать годика через два-три, а к тому времени аптеки обесценятся. Вы уж извините за прямоту, но я не думаю, что вам удастся вести дела так же успешно, как это делал глубокоуважаемый мною господин Жих, – начинал понемногу выходить из себя коммерсант.

– Вероятно, вы правы, Яков Аронович, но я боюсь поступить опрометчиво и посему, находясь в скорбном расположении духа, не считаю возможным совершать столь ответственные шаги, – индифферентно заметила вдова.

– Хорошо-хорошо… Я понимаю, но, видите ли, мне необходимо получить от вас любой, но только определенный ответ. А то ведь, не ровен час, я могу и передумать. – Пытаясь скрыть волнение нарочитым безразличием, Пейхович все-таки выдал себя, машинально сняв котелок и помахав им, как веером, что считалось верхом невоспитанности. И сам понял оплошность. – Разрешите откланяться? Могу ли я надеяться, что вскорости вы найдете возможность оповестить меня касательно принятого вами решения о продаже?

– Непременно.

– И еще. Возможно, когда вы придете в себя от постигшего вас горя, то, вероятно, задумаетесь о своей личной жизни, и в таком случае мы могли бы обсудить возможность, так сказать… нашего союза. Что и говорить, вы весьма привлекательная особа, и в некотором роде место подле вас вакантно… Я, конечно же, не беру в расчет этого армейского пьяницу, обвиненного в убийстве… Но ведь я тоже холост…

– Вам пора, – едва скрывая улыбку, проронила Клара Сергеевна.

Прощаясь, он еще долго раскланивался с хозяйкой, прежде чем вышел на улицу.

«Тоже мне краля. Куда ты денешься?! Еще сама прибежишь просить, чтобы я купил эти жалкие аптеки. Не сегодня, так завтра банк начнет требовать деньги назад. Явятся кредиторы, и вот тогда…» – Охваченный волнением несостоявшийся покупатель едва сдерживал негодование.

Пейхович ушел не сразу. Потоптавшись под окнами большого дома, он достал из серебряного портсигара папиросу, трижды постучал гильзой о крышку, чиркнул фосфорной спичкой, прикурил и только потом неторопливо побрел по пахнущей сдобными булками и куличами улице.

В тот момент, когда Ардашев продолжал внимательно наблюдать за гостем сквозь прозрачную штору соседней с будуаром комнаты, в нее вошла вдова.

– Вы прекрасная ученица, Клара Сергеевна!

– Да, я способная, но только благодаря вам. Знаете, Клим Пантелеевич, с вами я чувствую себя удивительно спокойно. Как если бы рядом был он… я имею в виду Бронислава. Вы уж наверняка знаете о моих с ним отношениях, не так ли? – Потупив взгляд, Клара наигранно застенчиво захлопала глазками.

– Так, только слухи.

– Как вы думаете, долго ли ему еще предстоит томиться в этих ужасных казематах?

– Видите ли, сударыня, на данном этапе расследования меня это совершенно не интересует, поскольку никак не относится к тому поручению, которое теперь я обязан исполнять, – сухо выговорил Ардашев.

– Да, да. Извините великодушно. Я больше не буду вмешивать вас в мои личные дела, – опустив глаза, виновато ответила Клара.

– Ну, если в виде исключения… Мне кажется, его выпустят со дня на день, – холодно проговорил присяжный поверенный. – Но, Клара Сергеевна, я попросил бы вас внимательно меня выслушать. Дело в том, что Соломон Моисеевич все-таки приобрел партию драгоценностей от торгового дома «Бушерон».

– Но я слышала, что эти люди, отец и сын, были убиты еще до приезда в Ставрополь, не так ли?

– Вы правы, только об этом стало известно несколько позже, и один из тех, кому удалось расправиться с курьерами и завладеть драгоценностями, явился к вашему мужу и, выдав себя за посланца французской ювелирной фирмы, продал ему брильянты. Это был смелый и, если хотите, наглый ход, потому что в любом другом случае стоимость краденых камней была бы много ниже. Ваш супруг узнал о нападении на поезд из газет, но уже после того, как купил дорогостоящий товар. Он опасался, что его могут принять за человека, который организовал два убийства и ограбление в поезде, – ведь камни оказались у него. А в воскресенье, как вы помните, во время театрального представления Соломон Моисеевич узнал в одном из артистов того самого «французского курьера». В антракте он посетил гримерную актера и потребовал вернуть деньги в обмен на драгоценности. Артисту ничего не оставалось, как согласиться. Встреча должна была состояться в семь вечера на Николаевском, на лавочке напротив Соборной лестницы.

– Там, где его убили?!

– Да. В надежде получить деньги ваш супруг прихватил с собой пустой саквояж. Опасаясь быть ограбленным, он взял лишь часть камней, все, кроме брильянтов, к тому же он залил их карамелью и поместил в коробку из-под монпансье «Георг Ландрин». Тут же, на лавочке, он купил у лоточницы другое монпансье и для правдоподобности бросил сверху несколько рубинов. Видимо, для того, чтобы не рисковать всеми драгоценностями, если, допустим, преступник, взяв коробку якобы для проверки, попытался бы скрыться. Собственно, так и получилось. Артист сбежал, думая, что все камни у него, а другой сообщник, простите за подробность, задушил Соломона Моисеевича струной от пианино. Драгоценности в виде монпансье ничего не подозревающая полиция передала вам, а вы – мне. Теперь я их возвращаю. – Клим Пантелеевич достал из кармана коробку леденцов, открыл ее и передал вдове. Камни искрились, играли на свету. Клара положила их на стол.

– А где же брильянты?

– Пока, к сожалению, мне это неизвестно.

– А может, они в том пузырьке, что я вам отдала?

– Их там не было.

– Как жаль! Но откуда вам известны такие мельчайшие подробности? Ведь даже мне Соломон ничего не рассказывал ни об артисте, ни о назначенной встрече на проспекте.

– За несколько часов до рокового rendez-vous ваш муж оставил у нотариуса письмо, которое мне могли передать только в случае его смерти.

– Я могу его прочесть?

– К сожалению, нет. Я был вынужден передать это послание полиции. По окончании следствия вы можете с ним ознакомиться. Для этого надобно подать соответствующее прошение судебному следователю, и он, я уверен, не откажет. К сожалению, Клара Сергеевна, охота за камнями продолжается. Злоумышленник стремится завладеть не только тем, что я сейчас вам передал… Идет охота за брильянтами.

– Этот самый актер?

– Нет. Артиста на днях нашли мертвым на съемной квартире. Я уверен, что господина Жиха убил другой человек, который сейчас находится среди нас. Именно поэтому вам чрезвычайно опасно хранить эти сокровища у себя.

– Но что же мне делать?

– Я предлагаю вам продать драгоценности одному вашему хорошему знакомому – Доршту.

– Вениамину? Вы думаете, он их купит?

– Я разговаривал с ним на этот предмет, и он изъявил желание их приобрести. Я считаю, что вам стоит протелефонировать ему и уведомить о готовности к проведению сделки. Торговаться не нужно, поскольку я сам назову ему сумму, процентов на двадцать превышающую реальную стоимость.

– И вы думаете, он согласится?

– Только из уважения к вам! Затем пусть он откроет на ваше имя счет, скажем, в «Азово-Донском Российском Торгово-Промышленном банке» и переведет туда все деньги. Ну а вы отдадите ему эту драгоценную коробку. Но, должен вас огорчить, даже после этого, вы, к сожалению, не сможете воспользоваться деньгами.

– Но почему, Клим Пантелеевич?

– Дело в том, уважаемая Клара Сергеевна, что для покупки драгоценностей ваш муж взял большой заем под залог аптек и ломбардов. Вполне возможно, что как раз в том же самом банке. И вы, являясь его законной правопреемницей, также отвечаете по всем имеющимся долгам. Но благодаря сделке с Дорштом вам удастся погасить большую часть задолженности. Я убежден, что сразу же об этом станет известно преступнику, убившему вашего супруга, и как только он поймет, что камней у вас нет, вашей жизни уже ничто не будет угрожать. Согласитесь, это немаловажный довод. Ну а дальше я попытаюсь найти пропавшие брильянты, и, Вениамин Яковлевич, будьте уверены, их тоже с удовольствием купит. А если не повезет с алмазами, то, даже продав заложенное имущество (естественно, с согласия банка) и рассчитавшись с долгом, вы останетесь очень состоятельной вдовой. И все это только благодаря капиталовложениям покойного Соломона Моисеевича.

– Земля ему пухом… – вырвалось у Клары. – Но… Клим Пантелеевич, я тронута вашей порядочностью и благодарна за то внимание, которое вы уделяете одинокой, запутавшейся в своих чувствах женщине, – почти шепотом проговорила Клара. Она приблизилась так близко, что Ардашев почувствовал ее дыхание. – Горничная отпросилась домой, и мы могли бы… некоторое время… попить чаю…

– Благодарю вас за предложение, но мне пора. Честь имею. – Прервав на полуслове хозяйку, Клим Пантелеевич откланялся. Во дворе он остановился, зачем-то внимательно осмотрел калитку и вышел на улицу.

Город отходил ко сну. На ночь люди затворяли наглухо ставни и, ложась спать, задували керосиновые лампы. Лето заканчивалось. Пройдет еще месяц, и начнут горожане опять вставлять вынутые весной вторые рамы, заклеивать и замазывать оконные щели. Осень в Ставрополе всегда подкрадывается незаметно, как старость или внезапная роковая болезнь.

Повернув за угол, отставной коллежский советник оглянулся, перешел на другую сторону улицы и, почти растворившись в ночной темноте, неслышно ступая, пошел… назад.

21
Поединок

– Сколко эще ждат? – раздраженно проговорил кавказец, томясь в ожидании.

– Потерпи, Рамазан, недолго осталось, – успокаивал напарника молодой человек в кепке, выглядывая из-за густых веток боярышника, бурно растущего на чьем-то полисаднике. – Ну вот, похоже, он ушел. Пора, – прошептал Евсеев и подкрался к дому.

Через неплотно закрытые ставни и слегка задвинутую штору виднелся край зеркала, а в нем, освещенное тусклым светом фотогеновой лампы, отражалось очертание красивой, но уставшей женщины с распущенными волосами, в задумчивости рассматривающей еще не тронутое морщинами лицо. Горец, пораженный увиденным, восторженно зацокал языком и вслед за Михаилом вошел в калитку, закрыв ее изнутри.

Входная двухстворчатая дверь была заперта. Из-за пояса Рамазан достал небольшой ломик и согнутый из проволоки крюк. Сделав фомкой щель между двумя половинками вверху и внизу, он согнутой отмычкой без труда открыл поочередно обе задвижки у неподвижной части двери, после чего легко отворилась основная. Войдя в дом, они тихо пробирались по темному коридору в направлении тусклой полоски света у дальней комнаты и ненароком зацепили китайскую вазу, громко разлетевшуюся вдребезги. Таиться теперь не было смысла.

Услышав шум, испуганная женщина бросилась к замку, успев повернуть ключ на один оборот, но это ее не спасло. От сильного удара дверь с шумом распахнулась, едва не сорвавшись с петель, и в помещение ворвались двое незнакомцев. Парализованная страхом, Клара от неожиданности втянула голову в плечи, в страхе переводя глаза с одного незваного гостя на другого, попятилась назад и, заикаясь от ужаса, спросила:

– Чт-то в-вам н-нуж-но?

– Ты нужьна, ты, моя красавыца, – облизывая пересохшие от похотливого желания губы, проговорил горец и криво усмехнулся.

– Сначала дело, Рамазан, – остановил напарника Михаил и еще ближе подошел к напуганной до полусмерти хозяйке дома, став в самом центре небольшой комнаты с высоким потолком. Подвесная керосиновая лампа-молния с цилиндрическим фитилем и прозрачным стеклянным резервуаром мирно коптила над его головой.

– Итак, мадам, говоря языком полиции, мы предлагаем вам добровольно выдать все ценности, имеющиеся в этом доме, включая брильянты. В случае отказа вам придется страдать. Ну и где-то в промежутках между пытками, вполне возможно, мой приятель захочет с вами поразвлечься. А когда ему это надоест, он зарежет вас, как овцу. Вот такая мизансцена. Простите великоду…

Звон разбитого стекла фотогеновой лампы прервал монолог, запахло керосином, и на мгновенье стало темно, но уже через секунду все вокруг озарилось ярким пламенем, охватившим одежду говорившего. Живой факел с душераздирающим нечеловеческим криком попытался выскочить в окно, но, поняв, что оно снаружи закрыто ставнями, выбежал из дома и сломя голову понесся вниз по переулку, чтобы со всего разбегу броситься в большую сточную канаву, днем – излюбленное место купания соседских гусей. Напуганные прохожие шарахались в стороны, завидев непонятное обгорелое существо, купающееся в источающей едкое зловоние помойной яме.

В тот момент, когда на одежду Михаила пролились первые капли горючей жидкости, Рваный почувствовал удар в основание шеи и, ослабев, выронил из левой руки фомку. Послышался испуганный женский крик, а за ним резкий мужской голос скомандовал: «На пол!» Едва устояв на ногах, чудовищным усилием воли горец заставил себя выхватить из-за пояса маузер и с разворота стал палить на звук, пробираясь к выходу. Мимо него в сторону метнулось что-то темное, и резкая обжигающая боль дважды пронзила уже давно зажившую лопатку. Собрав последние силы, Рамазан все-таки выскочил из дома и проходными дворами достиг соседней улицы. Пробежав саженей двести и уже теряя сознание, он повалился в мягкую траву заброшенного вишневого сада.

Вспыхнувший огонь фосфорной спички вырвал из темноты детали недавнего погрома: пол, усеянный осколками стекла; в центре массивного зеркала зияло пулевое отверстие с разбегающимися в разные стороны паутинками трещин; деревянное кресло, обитое бордовым плюшем, навсегда лишилось спинки; о том, что в буфете еще недавно находился выставленный напоказ сервиз из дорого китайского фарфора, можно было догадаться лишь по его отдельным фрагментам. В черном теле израненного выстрелами пианино белели сквозные дыры. Пахло гарью и порохом. Вдруг из-под кровати, словно из панциря гигантской черепахи, показался женский носик, потом высунулась голова, посмотрела по сторонам и, беспрестанно чихая от поглощенной пыли, окончательно выбралась наружу.

– Я знала, что вы придете на помощь, – чуть шевеля искусанными от страха губами, проговорила Клара. – Не позволите ли мне привести себя в порядок? К тому же я была бы вам очень признательна, если бы вы принесли из соседней комнаты один из подсвечников. Пожалуйста, поставьте его на этот столик и подождите в гостиной. А прислугу завтра же уволю – чувствую себя настоящей курицей, искупавшейся в пыли под собственной кроватью.

– Не беспокойтесь, Клара Сергеевна. Все уже позади, – поднимая с пола брошенную часть трости, успокаивающим тоном проговорил Клим Пантелеевич. Он вытер лезвие длинного, похожего на стилет кинжала, спрятал платок в карман сюртука, вставил клинок обратно в ножны и закрутил до упора. Получилась обычная, знакомая всем английская тросточка.

Выстрелы разбудили успевшую заснуть улицу. Залаяли собаки, и в соседних домах загорелись окна. Послышалась трель свистка дворника.

Выполнив просьбу хозяйки, Ардашев зажег свечи в гостиной, внимательно рассмотрел свежие точки входных пулевых отверстий в новом пианино и открыл верхнюю крышку. В противоположной стенке инструмента виднелась пуля, задевшая не только молоточки, но и даже абстракт – приспособление для передачи движения от одного рычага к другому. Он попытался взять несколько аккордов и проиграть несложную мелодию, но из-за поломки некоторые ноты либо вообще молчали, либо досадно фальшивили, хотя струны и не были повреждены. Адвокат встал на колени и, вытащив крепежный клин, некоторое время исследовал нижнюю часть инструмента, но потом, видимо разочаровавшись, отряхнул брюки и устало плюхнулся в мягкое кресло, поблагодарив Господа за очередное чудесное спасение.

По старой, выработанной еще в заграничных командировках привычке, он прикрыл глаза и мысленно принялся анализировать случившееся: «Этих двоих я заметил еще в тот момент, когда закрывал калитку. Затем, чтобы выпасть из их поля зрения, я перешел улицу и, находясь в полной темноте, уже невидимый, повернул назад. Некоторое время мне довелось ждать, пока злоумышленники попадут во двор. Повезло, что они не выставили наблюдателя. Поняв, что они внутри, мне всего-то и надо было вытащенным из трости кинжалом сбросить крючок калитки и войти. А дальше? План был ясен. Поскольку преступники находились на свету, то из темноты было намного легче подкрасться сзади незамеченным. Сливаясь со стенами, я бесшумно перемещался по коридору, не выпуская из поля зрения стоящих ко мне спинами людей. Имеют ли они при себе огнестрельное оружие или нет, я точно не знал, но действовал исходя из предположения об их вооруженности. Главное, как можно дольше сохранять основное преимущество – оставаться невидимым. Один из грабителей стал как раз под керосиновой лампой с редко встречающимся стеклянным резервуаром для горючей жидкости, поэтому я и решил с помощью второй части трости ее разбить. Эффект превзошел ожидания. И пока горемыка метался в огне, ребром ладони правой руки я попытался сокрушить второго разбойника, одновременно дав команду хозяйке «На пол!». Клара не просто упала вниз, она догадалась еще и заползти под кровать, оставшись в итоге целой и невредимой. Но удар, видимо, оказался недостаточно силен, и бандит стал палить… Слава богу, я успел уйти из-под линии обстрела, дважды всадив ему в спину кинжал. Их преследование для меня могло оказаться опасным безрассудством. К тому же они скрылись в разных направлениях».

Из полузабытья Ардашева вывела мелодия популярной оперетты Кальмана. Золотые карманные часы фабрики Мозера проигрывали ее каждые полчаса. Клим Пантелеевич открыл крышку – стрелки показывали десять. «Полиция явно не торопится», – подумал присяжный поверенный. – Оставаться на месте – значит встретиться с властями и дать подробные объяснения о цели позднего визита к вдове, что вряд ли добавит уважения к ее и без того сомнительной репутации. Стало быть, надо уйти еще до их появления».

Рассуждения прервались звуком распахнутой двери будуара – в комнату вошла Клара. Строгое темно-синее платье в меру облегало изящную фигуру, в нужных местах подчеркивая ее несомненные достоинства. Белый кружевной воротник удачно гармонировал с темным фоном наряда и придавал ему некоторую воздушность, а в сочетании с двумя маленькими косичками, перевязанными алой лентой, напоминал праздничный наряд гимназистки старших классов. «Удивительные создания русские женщины! Еще четверть часа назад испуганная особа навсегда прощалась с жизнью, слабо надеясь на спасение. Вокруг нее разлетались осколки стекла, а пистолет налетчика извергал языки пламени, и казалось, путь ее на этом свете вот-вот оборвется. Но стоило опасности отступить, как дама уже всецело поглощена мыслями о своей внешности. И она может начать расстраиваться по сущим пустякам, например, из-за того, что накидка из яркого шелка не совсем подходит в тон платью, а непокорный локон упорно выбивается из прически…» – улыбнулся своим мыслям адвокат.

– И что означает сия ироничная улыбка на лице моего спасителя?

– Откровенно говоря, Клара Сергеевна, я завидую вашему спокойствию и умению стоически переносить испытания, уготованные судьбой. Позвольте восхититься – вы прекрасно выглядите, несмотря на недавний налет.

– Благодарю вас. Получить комплимент от искушенного жизнью солидного господина с утонченным вкусом – дорогого стоит. Вы к тому же еще и музицируете? До меня донеслись звуки одной популярной мелодии.

– Надо признать, что инструмент изрядно испорчен, однако выбрасывать его не стоит, возможно, пианино еще удастся отремонтировать. Клара Сергеевна, прошу извинить меня, но я должен спешно покинуть ваш дом, и будет лучше, если вы не станете упоминать полиции о моем присутствии. Просто расскажите им о том, что к вам ворвались какие-то люди и вы, услышав шум в передней, спрятались под кроватью. Потом в комнате вдруг раздалась стрельба, и лихоимцы, разнеся все в пух и прах, так же внезапно исчезли. Кто они, что им было нужно, вы, естественно, не знаете и даже не можете предположить. Вот и все. Больше – ни слова. Ну, а мне понадобится некоторое время, для того чтобы разобраться в случившемся происшествии. Вам, я уверен, уже не стоит опасаться подобных визитов. Этим разбойникам придется еще долго зализывать раны. И кстати, горничную увольнять пока не следует, пусть ночует в доме.

– И после всего того, что здесь произошло, вы уходите, так ничего и не объяснив? Да ведь мы оба только что были на волосок от смерти! И вы оставляете меня одну с этими неотесанными полицейскими? – возмущалась Клара.

– К сожалению, это есть суровая жизненная необходимость, – улыбнулся на прощание Клим Пантелеевич и покинул комнату, оставив на лице дамы легкую печать разочарования.

Тропинка шла через дворы и выводила на параллельную улицу. Оказавшись у плетеной изгороди, отделявшей старый сад от возделанных кем-то грядок, адвокат выбросил испачканный чужой кровью носовой платок. Он не заметил, как снизу, вжавшись в землю, на него смотрели два ненавидящих человеческих глаза. Как только господин в котелке удалился, Рамазан из последних сил дополз до брошенного куска материи, сжал его в кулак и снова потерял сознание.

Слегка выбрасывая вперед трость, быстрым шагом уверенного в себе человека присяжный поверенный уже выходил к Николаевскому проспекту.