355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Иван Любенко » Ретро-Детектив-3. Компиляция. Книги 1-12 (СИ) » Текст книги (страница 146)
Ретро-Детектив-3. Компиляция. Книги 1-12 (СИ)
  • Текст добавлен: 26 апреля 2021, 21:32

Текст книги "Ретро-Детектив-3. Компиляция. Книги 1-12 (СИ)"


Автор книги: Иван Любенко


Соавторы: Виктор Полонский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 146 (всего у книги 178 страниц)

16

«После неоднократных протестов московского археологического общества по поводу проектируемой постройки провиантских складов в Лефортовской слободе, угрожающей уцелевшим здесь памятникам старины, городская дума отменила свое постановление об этом. Вопрос о выборе места для складов остался открытым. В 1881 году в Лефортовской слободе была построена сортировочная станция Московско-Рязанской железной дороги с железнодорожным депо Москва-Сортировочная. В том же году приняла первых арестантов Лефортовская тюрьма, двумя годами позже на Золоторожском валу промышленник Гужон построил металлургический завод. Дальнейшее строительство в Лефортовской слободе грозит окончательной утратой ее исторического облика».

Ежедневная газета «Московский листок», 27 апреля 1912 года

На следующий день по выходе из квартиры Вера увидела Жеравова. Тот как раз поднимался по лестнице, опираясь на массивную трость. Раньше его Вера с тростью никогда не видела.

– Знаете, а мы завтра Сергея Федоровича хороним, – сказал он, холодно поздоровавшись с Верой. – Помните Сергея Федоровича, с которым я вас в воскресенье в клубе познакомил? Бутюгин его фамилия.

– Помню и читала про него в хронике. – Вера отнесла холодность соседа за счет плохого настроения или разболевшейся ноги (трость же) и не стала обижаться. – Это так ужасно!

– Да, и не говорите. – Жеравов грустно покачал головой. – Никак отойти не могу. Убили человека ради каких-то пятидесяти или ста рублей! Ох, люди, люди… Вот, Вера Васильевна, сам с тростью теперь хожу, без нее как-то боязно. В ней клинок спрятан, в случае чего будет чем защититься… Надо же, какой инженер был! Жаль человека, и проект тоже жаль. Проект по улучшению работы Либаво-Роменской железной дороги, над которым работал Сергей Федорович, остался незавершенным. Теперь кому-то придется вникать да заново все начинать…

Вера так и не поняла, чего больше жаль соседу – убитого коллегу или незавершенный проект. Но раздумывать над этим было некогда, да и незачем.

– Убийцу еще не нашли, Виталий Константинович? – на всякий случай спросила она.

– Где там! – махнул свободной рукой Жеравов. – И вряд ли найдут. Сделал свое черное дело и растворился, яко тать в нощи. Впрочем, почему «яко»? Тать он и есть, самый настоящий тать! Вы, Вера Васильевна, поскольку одна много ходите, завели бы револьвер. Есть дамские модели, которые можно носить в любой, даже самой маленькой сумочке…

– Мало носить, надо еще и быть готовой выстрелить, – ответила на это Вера, но мысль о небольшом револьвере показалась ей привлекательной – необязательно же стрелять, можно просто напугать, если потребуется.

В кондитерскую Вера приехала без пяти час. Вшивиков уже был там, сидел за столом и что-то писал в блокноте. Увидев Веру, быстро сунул блокнот с карандашом во внутренний карман пиджака и поднялся.

Подняться-то поднялся, но не усадил, стула не пододвинул. Манеры у Вшивикова вообще оставляли желать лучшего, будто и не отставной офицер, а охотнорядский приказчик. Впрочем, приказчики бывают разные, и офицеры тоже. У Веры представление об офицерах было несколько идеальным, «столичным». Не все же такие, как Немысский, бывают и попроще. К тому же Вшивиков выглядел как-то не так, как обычно. Держался скованно, смотрел напряженно, явно не мог понять, чего от него потребует Вера, и эта неизвестность его беспокоила.

Неторопливо подошедший официант, больше похожий на полового – прямой пробор, косоворотка, холщовые портки, заправленные в скрипучие сапоги, – принял заказ и столь же неторопливо ушел. «Летать» у Пелевина не было принято, так же как и чрезмерно угодничать. Все по-простому, кроме ассортимента. Одного кофе девять сортов, ну а пирожных так вообще немерено. Вера заказала себе сладкое суфле с брусничным вареньем и кофе, а Вшивиков спросил косушку[377]377
  Косушка – дореволюционная мера объема, примерно равная 0,3 литра.


[Закрыть]
водки и пирожков с мясом и луком – единственное мясное блюдо в здешнем меню.

– Александр Никитич, расскажите мне, пожалуйста, все, что вы знаете о князе Чишавадзе, – попросила Вера, как только официант ушел.

– Какого рода сведения вас интересуют? – нисколько не удивившись, уточнил Вшивиков.

– Все, что вы можете рассказать. В том числе и слухи с домыслами, – ответила Вера и сочла нужным добавить: – Я ни в коем случае нигде не стану ссылаться на вас, можете на этот счет не беспокоиться.

– А хоть бы и стали, – усмехнулся Вшивиков. – За ненаписанное да ненапечатанное нет ни спросу, ни ответа. Слово что воробей. Вылетело – и нет его. Чишавадзе, значит, интересуетесь? Ну так слушайте. Родился наш Ираклий Автандилович в Тифлисе, но вскоре после его появления на свет батюшку его зарезали в пьяной драке. В тех краях во время ссоры принято не за грудки хвататься, а за кинжалы, поэтому редко какая ссора без убийства обходится. Похоронив мужа, мать Ираклия Автандиловича вернулась на свою родину, в город Саратов, где вскоре тоже скончалась. Князя и его сестру вырастила бабка, добрая женщина, которая во внуках души не чаяла и всячески их баловала. По заботе и урожай, дети выросли хуже некуда, своенравные, избалованные, ленивые. Я почему так подробно рассказываю? Потому что сам не раз слышал от князя горькую историю его жизни в подробностях. Подробности я опускаю, поскольку вам, наверное, не очень-то интересно, в каком возрасте князь Ираклий Автандилович начал тайком запускать руку в бабкину шкатулку с деньгами или когда он начал ходить по борделям. Дела давние, успели уже травой порасти. Вас же больше настоящее интересует, нежели прошлое? Я правильно понимаю?

– Меня интересует все, – повторила Вера, – но о детстве князя можно сказать и вкратце, в общих словах. А то до вечера не закончим.

– Помилуйте, – фыркнул Вшивиков, – в четверть часа управимся. Чай, не про Бонапарта рассказываю. Окончив гимназию, князь приехал в Москву и поступил на исторический факультет, но проучился всего несколько месяцев. Подделал чей-то вексель, причем на крупную сумму, был скандал. До суда не дошло, бабка возместила ущерб, но из университета князя исключили. Это, так сказать, официальная версия. Сам же князь утверждает, что его оговорили и этот оговор вскоре открылся, потому и суда не было, а из университета его исключили по другой причине – за слишком смелые взгляды, которых он по молодости лет не думал скрывать. Если послушать князя, так все окружающие только и мечтают о том, чтобы половчее его оговорить, так и стараются. Кто в лжесвидетельстве обвинит, кто в мошенничестве, а кто и в воровстве. Короче говоря, стараются как могут, но доказательств ни у кого не оказывается, поэтому князю все нипочем. Как с гуся вода.

– Он настолько везуч или хитер? – усомнилась Вера.

– Ловок очень. – Вшивиков снова усмехнулся. – Но не в одной ловкости дело. Правда, это обстоятельство князь тщательно скрывает, нигде им не похваляется, хотя мог бы. Для придания веса собственной персоне…

Вшивиков сделал паузу. Прикрыл глаза, с видимым наслаждением втянул в себя воздух, покачал головой и сказал восхищенно:

– Как же здесь вкусно пахнет! Райские ароматы!

– Выпечка всегда вкусно пахнет, до тех пор пока не пригорит, – вернула его на грешную землю Вера. – Что это за обстоятельство, о котором вы только что упомянули?

– Московский губернский тюремный инспектор коллежский советник Налетов женат на родной сестре князя, Нине Автандиловне. Я склонен подозревать, что он не только покровительствует своему непутевому шурину, но и извлекает определенную пользу из этого родства. Вы знаете, какое жалованье у тюремного инспектора? Две с половиной тысячи в год, плюс наградные и казенная квартира. А посмотрите, как живет Налетов? Впрочем, вы с ним, наверное, не знакомы? Тогда поверьте мне, что живет он очень широко, денег не считает, на Пасху своей любовнице актрисе Трамбецкой колье за три с половиной тысячи подарил. За три с половиной, обратите внимание! При двух с половиной тысячах годового дохода. И супруге его, поверьте, есть что на себя надеть, кроме обручального кольца… Это, конечно, домыслы, поскольку документальных подтверждений нет и быть не может, но все, кому надо, знают, что через князя Чишавадзе можно решить любое дело. При условии что от него не пахнет политикой, разумеется. Налетов имеет широкие связи в верхах, Чишавадзе, так сказать, в низах, они просто созданы для того, чтобы помогать друг другу. Кроме того, князь активно участвует в коммерческих предприятиях. Сам денег не вкладывает, потому что у него их вечно нет, но за посредничество то здесь отщипнет, то там урвет. Прозвище-то у него какое? «Процент»! Очень говорящее прозвище, прямо скажем – визитная карточка.

– Как так получается, что Налетов, по вашим словам, купается в деньгах, а у Чишавадзе их вечно нет? – спросила Вера. – Нелогично, по-моему.

– А вы проницательны, – похвалил Вшивиков, но объяснить ничего не успел, потому что официант принес заказанное.

Первую рюмку водки Вшивиков опрокинул в рот сразу же после того, как она была налита официантом. Глядя на такую спешку, тот не стал уходить, а налил вторую, которая последовала за первой. С третьей рюмкой Вшивиков погодил, надкусил пирожок. Официант ушел. Вера пригубила кофе и поспешила заняться суфле, пока то не опало.

– Хорошо! – удовлетворенно констатировал Вшивиков, откинувшись на спинку стула. – Много ли человеку надо для счастья? Почти ничего!

У Веры на этот счет имелось иное мнение, но во рту у нее было суфле, и вообще явилась она сюда не для философских дискуссий.

Пирожок Вшивиков доедать не стал – оставил примерно половину. Немного начинки вывалилось из пирожка на тарелку, отчего та сразу приняла неопрятный вид. И сам Вшивиков тоже стал каким-то неопрятным. Шмыгнул носом, утер ладонью выступивший на лбу пот («полнейшая благоневоспитанность», как выражалась директриса гимназии), подмигнул Вере, словно какой-то желтобилетной девке, и сказал:

– Если вдруг надумаете иметь дело с Чишавадзе, то будьте осторожны. Авансов не раздавайте, обещаниям не доверяйте… Знаете, как он купца Куманина вокруг пальца обвел?

– Сначала скажите, почему Чишавадзе нуждается в деньгах? – повторила свой вопрос Вера.

– Так он же игрок! Вы разве не знали?! – удивился Вшивиков. – Невероятного азарта человек! И феноменального же невезения. Все, что получает, спускает сразу же, да еще вечно в долгах как в шелках. Беда его в дурной манере игры…

– Шулер? – понимающе уточнила Вера.

– Случается, и передергивает, – кивнул Вшивиков, – но уметь ловко передернуть карту, так чтобы не заметили, – это благая манера, потому что от нее происходит благо. А вот постоянно удваивать ставки, до тех пор пока не останешься на бобах, – дурная. В игре крайне важно умение вовремя остановиться. Так же как и в пьянстве…

Упомянув о пьянстве, Вшивиков выпил третью рюмку, закусил пирожком и продолжил:

– Чишавадзе всем должен, разве что кроме меня, и то лишь благодаря тому, что я никого никогда не ссужаю даже мелкими суммами. Принципы такие, да и денег лишних никогда не бывает, что греха таить. Надо отдать князю должное – в отношении своих долгов он блюдет правильную политику. До банкротства не доводит, если кредиторы сильно наседают, то перезаймет у других и отдаст. Сами понимаете, насколько опасно иметь репутацию человека, совсем не платящего по счетам. Никто больше в долг ни копейки не поверит. Карты – единственная страсть князя. К женщинам он равнодушен. Изредка посещает веселые дома, но это так, для здоровья… Простите.

Свое смущение Вшивиков запил еще одной рюмкой водки и осоловел. Лицо раскраснелось, на лбу снова выступили бисеринки пота, но утирать он их уже не спешил, взгляд потускнел.

– Как вы думаете, Чишавадзе способен на убийство? – спросила Вера, боясь, что пьяницу-репортера после следующей рюмки вконец развезет.

– Нет, – убежденно ответил Вшивиков и даже головой покачал: – Совершенно не того склада человек!

– Почему вы так уверены?

– Потому что я, сударыня, не первый день живу на свете и научился разбираться в людях! – обиженно сказал Вшивиков, повысив голос. – Для убийства нужен особенный склад характера, решимость нужна. Думаете, что так легко человека убить?! Это вам не муху прихлопнуть!

На них стали оборачиваться.

– Говорите, пожалуйста, тише! – шикнула Вера. – И закусите поскорее, а то вы уже совсем пьяны!

– Кто пьян? – делано удивился Вшивиков. – Я? Да нисколько.

В доказательство этих слов была выпита еще одна рюмка. Но ее Вшивиков закусил основательно – не только доел первый пирожок, но и второй съел, оставив два про запас. И вообще как-то подобрался, сел ровнее, говорить стал тихо.

– Рюмки у них здесь маленькие, – пожаловался он. – Чисто наперстки. От таких рюмок никакой радости, вот и приходится частить.

– Прикажите подать вам чайный стакан, – посоветовала Вера, отодвигая от себя тарелку с недоеденным суфле, которое вдруг (должно быть, от нервов) ей разонравилось.

– А вы язвительная, – не то укорил, не то восхитился Вшивиков. – Знаете, Вера Васильевна, мне на войне убивать приходилось, и я имею представление о том, что это такое. И об Ираклии Автандиловиче тоже имею представление. Он не убийца, поверьте. А можно ли узнать, в чьем убийстве вы его подозреваете?

Весьма кстати подошедший официант забрал тарелку с суфле и спросил:

– Прикажете чего-то еще, сударыня?

– Хорош ли у вас струдель? – спросила Вера для того, чтобы потянуть время.

Она напряженно раздумывала: сказать ли Вшивикову часть правды или нет? С одной стороны, между ними вроде бы установилась некая видимость доверительных отношений. С другой – кто его знает, этого Вшивикова? Чужая душа – потемки. Или сказать полуправду?

– Струдели у нас, сударыня, хороши особенно, – проникновенно-умилительно ответил официант, растягивая толстые губы в сладчайшей из улыбок. – Как и все остальное. Не извольте сомневаться.

Заявлению немного недоставало логики, поскольку все-все не может быть «особенно» хорошо. «Особенно» предполагает часть от целого. Но Вера даже не обратила на это внимания, поскольку ум ее был занят совсем другим.

– Какой прикажете, сударыня? Есть венский струдель, есть ореховый, есть маковый, есть со сливами, есть ванильный а-ля кампань, есть струдель варшавский…

– Варшавский, будьте любезны! – повторила следом за официантом Вера, приняв решение.

Вшивиков покосился на почти опустевший графинчик, затем перевел взгляд на Веру и мотнул головой, давая понять, что ничего больше заказывать не станет.

– Я не подозреваю князя в убийстве, – начала Вера, когда официант ушел, – но вышло так, что я оказалась втянутой в нехорошую историю. Объясню по порядку. Есть у нас сосед, Виталий Константинович, инженер-путеец. Он пригласил меня в Железнодорожный клуб, где я рассказала о том, какие интересные вечера устраивает Вильгельмина Александровна…

Вшивиков кивнул, давая понять, что тоже так считает.

– Один из инженеров, некто Бутюгин, заинтересовался, и я пригласила его на ближайший же четверг, зная о том, что наша милая Вильгельмина Александровна всегда рада новым гостям…

Вшивиков скорчил кислую мину.

– Разве не так? – Вера изо всех сил притворилась удивленной. – Во всяком случае, у меня сложилось именно такое впечатление. У Вильгельмины Александровны собираются интересные люди…

– Интересные, – снова кивнул Вшивиков. – Одни интересные там и собираются. Тех, к кому у нее нет интереса, Вильгельмина Александровна не привечает. Чего ради кормить, поить и развлекать бесполезных людей? Вильгельмина Александровна не из породы благотворительниц. Она – деловая женщина и ни шагу без выгоды не сделает. Если вы вдруг еще не поняли, что ей от вас надо, то придет время – и узнаете. Будьте уверены – придет!

– А от вас ей какая польза? – не очень-то деликатно поинтересовалась Вера.

– Та же, что и вам, – просто ответил Вшивиков. – Поделюсь при случае слухами, если надо – сам могу какой-нибудь запустить. Наше дело репортерское… А Бутюгин, про которого вы упомянули, это тот самый, которого в Скатертном переулке возле чайного магазина купца Прибыткова зарезали?

– Тот самый, – подтвердила Вера. – А вы откуда знаете?

– Как – откуда? От полиции, разумеется. Я эту новость в четыре газеты продал! Хроника тем и хороша, что многие новости сразу в несколько редакций взять могут. Лучше сорок раз по разу, чем ни разу сорок раз, не так ли? И что же у вас за история вышла? Неужели вас заподозрили в этом убийстве?

– Нет, слава богу, не заподозрили. Но вышло так, что я пригласила человека в «Альпийскую розу» и в тот же вечер его убили… Какая-то нехорошая связь прослеживается, есть повод для сплетен и домыслов… Во всяком случае, сосед уже упрекнул меня…

Вера нарочно изображала смущение и говорила сбивчиво, уповая на то, что собеседник уже пьян и слишком критично к ее словам не отнесется. Во всяком случае, не скажет: «Что за чушь? Успокойтесь и забудьте! Какие тут могут быть упреки?»

– Это может бросить тень на репутацию моего мужа… И вообще – настораживает… Я видела, как Бутюгин уходил вместе с князем, а спустя день прочла о его убийстве… Кстати, я видела князя и в Железнодорожном клубе…

– Он бывает повсюду, где только его принимают, – заметил Вшивиков. – За вечер успевает в несколько мест. Только я, кажется, не говорил, что князь идиот, не так ли?

– При чем тут это? Разве я назвала его идиотом?

– Только идиот будет покидать общество в компании жертвы перед убийством! Скорее всего Чишавадзе сразу по выходе перехватил у вашего Бутюгина деньжат и был таков. На людях, знаете ли, не так удобно просить взаймы, как наедине. Не убивал он, бросьте вы эту идею. Простое совпадение.

– Совпадение? – переспросила Вера. – Странно как-то получается. Слишком много совпадений связано с «Альпийской розой». То поэт Мирской-Белобородько умрет, выпив шампанского, то его брат в гостиничном номере повесится, то композитора Мейснера на Чистых прудах зарежут, то инженера Бутюгина в Скатертном… И все покойники имеют отношение к «Альпийской розе». Один в ней стихи читал, другой скандал устроил, третий завсегдатаем был, четвертый впервые там оказался…

С Вшивиковым произошла странная метаморфоза. Он побледнел, как-то враз протрезвел, взгляд стал ясным и немного напряженным, на скулах заходили желваки, рука, потянувшаяся было к графинчику, сжалась в кулак и легла на стол.

– Кто вы, Вера Васильевна? – тихо спросил он. – Почему вы всем этим интересуетесь? Какова ваша цель? Для кого вы стараетесь?

– Какие непонятные вопросы вы задаете, Александр Никитич! – попробовала возмутиться Вера, но Вшивиков уже вставал из-за стола, успев надеть соломенное канотье, которого до сих пор Вера не заметила, должно быть, оно лежало на задвинутом под стол стуле и было прикрыто скатертью.

– Счастливо оставаться! – с какой-то непонятной иронией сказал он, кладя на стол мятый рублевый билет, и пошел прочь.

Отойдя шага на три, вернулся, схватил одной рукой с тарелки оба остывших пирожка и теперь уже ушел совсем.

Вера неторопливо съела варшавский струдель (тот же яблочный пирог, только с изюмом), расплатилась и попросила позволения поговорить по телефону. На чай она оставила целый полтинник, поэтому была тут же проведена к аппарату, висевшему «за кулисами» в коридоре, который вел на кухню. Немысский, неугомонная душа, оказался не дома, а в конторе. Узнав, кто звонит, обрадовался и сказал, что у него есть важные новости и что он сегодня будет на службе допоздна. Вера пообещала скоро приехать.

17

«Городской управой принято решение о ежегодной съемке панорамы Москвы. Панорама будет сниматься с различных возвышенных точек, откуда открывается хороший обзор. Съемка нужна для того, чтобы иметь возможность судить о тех изменениях, которым постепенно подвергается Москва, и оставить свидетельство о них потомкам. Городское фотографическое общество предложило свои услуги в этом деле бесплатно. Снимки будут храниться в городской библиотеке имени Н.Е. Забелина, где создается отдел старой Москвы, которым будет руководить проф. Богословский».

Газета «Московские ведомости», 28 апреля 1912 года

С Остоженки Вера не сразу отправилась в Грузины, а заехала на Мясницкую, в известный всей Москве оружейный магазин Тарнопольского, поставщика Императорского общества охоты и ряда других обществ. Там после получасовых мытарств и сомнений она приобрела за девять с полтиной восьмизарядный бескурковый револьвер весом всего в полфунта и длиной в пять дюймов, так называемый карманный, и коробку патронов 320-го калибра.

– Вам московских по рупь семьдесят за сотню или за два рубля двадцать пять копеек от «Селье и Бело»? – спросил вальяжный приказчик.

По тону его Вера поняла, что московских по рупь семьдесят лучше не покупать, и ответила:

– Я возьму те, что от «Селье и Бело».

Когда взяла коробку с патронами в руки, поняла, какого дурака сваляла, потому что та была тяжеленной и не помещалась в сумочку. Приказчик, уловив Верино замешательство, забрал у нее коробку, обернул розовой бумагой, так, чтобы не было видно надписей, перевязал в три оборота крепкой бечевкой, а сверху еще и намотал так, чтобы руку сильно не резало. Со стороны могло создаться впечатление, что Вера несет коробку с пирожными, настолько тяжелыми, что ее набок перекосило. «Зато надолго хватит», – успокоила себя Вера, совершенно не представляя, как надолго может хватить ей ста патронов. Честно говоря, она вообще не собиралась стрелять из револьвера, а покупала его только для острастки, но все получилось само собой – приказчик предложил, она выбрала. Да и глупо покупать револьвер без патронов. Стрелять необязательно, а зарядить надо, ведь по револьверу сразу видно, заряжен он или нет.

Тяжелую коробку Вера оставила у «швейцара» – крепкого мужчины в штатском костюме, что сидел у входа. Сказала, что заберет, когда будет идти обратно. Немысский же сразу углядел в сумочке револьвер (чего удивляться, глаз наметан), попросил показать и сильно расстроил Веру, сказав, что подобная «штукенция» годится только на то, чтобы пугать ворон.

– Я бы вам посоветовал приобрести «бульдог» или «кобольт», – сказал он тоном знатока. – Они гораздо удобнее и надежнее.

Вера обиженно заметила, что выбирала револьвер как раз для того, чтобы пугать, и с таким расчетом, чтобы его можно было бы носить в сумочке или ридикюле.

– Кобура, знаете ли, не слишком подходит к женским платьям, – ехидно сказала она, глядя прямо в глаза Немысскому.

И, не удержавшись, добавила, что «некоторые», вместо того чтобы давать запоздалые советы, могли бы проявить заботу о сотруднице и снабдить ее удобным надежным оружием. Нет же, обо всем приходится думать самой.

Немысский смутился, забормотал что-то в свое оправдание, но Вера посмотрела на свои часики, давая понять, что она торопится, и перешла к делу.

– Кто станет первым рассказывать новости? – спросила она, намекая, что и у нее есть что рассказать, ведь во время телефонного разговора она этого сообщить не успела.

– Давайте я начну, – поспешно сказал Немысский. – Дело в том, что мы получили из Берлина крайне важные сведения…

Крайне важные сведения, да еще и из самого Берлина, – это звучит интригующе. Вера вся обратилась в слух.

– Оказывается, немцам стало мало одной разведки, и вдобавок к военной, что существует в генеральном штабе, появилась разведка гражданская, по линии министерства иностранных дел. Любой дипломат всегда в той или иной мере разведчик, поскольку, находясь на чужой территории, старается ради своего отечества, но сейчас речь идет о хорошо организованном делопроизводстве, которое претендует на лидерство в разведывательных делах. Более того, не просто претендует, а пытается уничтожить своего конкурента – военную разведку…

– Конкурента? – недоуменно переспросила Вера. – Но ведь это те же немцы… Разве у них не общие интересы? И зачем нужна вторая разведка? Неужели одной мало?

– Интересы не могут быть общими, если ведомства разные! – хмыкнул поручик. – Что же касается того, зачем нужна вторая разведка… Вы никогда не задумывались о том, почему у нас, кроме полиции, существуют Жандармский корпус и Охранное отделение?

– Ну-у-у… – Вопрос озадачил Веру, и она не знала, что ответить. – Наверное, у всех разные задачи и…

– Задача одна – поддержание существующего порядка! – перебил штабс-ротмистр. – А вот цели подчас бывают разными, не говоря уже об интересах. Интерес у каждого ведомства свой, и порой этот интерес… Нет, лучше не будем отвлекаться, а то увязнем надолго в наших болотах. Не о нас сейчас речь, а о Германии. Статс-секретаря иностранных дел Альфреда фон Кидерлен-Вехтера не устраивает былое положение вещей. Он всячески пытается доказать кайзеру исключительную важность своего ведомства. Недаром ему принадлежит известное высказывание о том, что будущие войны будут выигрываться не военными, а дипломатами. Незаметно для всех он смог создать довольно мощную структуру, которая до поры до времени находилась в тени, а сейчас перешла в наступление. Пока что только в Москве…

– Почему именно в Москве и что это за наступление?

– Почему в Москве? Потому что господину статс-секретарю нужна крупная победа над вояками из генерального штаба, которых он иначе как «unsere braven Dummköpfe»[378]378
  Наше бравое дурачье (нем.).


[Закрыть]
и не называет. Между военными и штатскими во все века во всех странах существовали и существуют определенные противоречия, довольно глубокие. Русское направление – самое главное в германской разведке, стало быть, кто победит в России, тот победит и везде. В Петербурге же резидентом германской военной разведки является военный атташе посольства Генрих фон Краппе, приходящийся дальним родственником германской императрице Августе Виктории. Какая-то боковая ветвь Шлезвиг-Гольштейнов, но тем не менее интриговать против него означает интриговать не только против бравых дураков из генштаба, но и против императорской семьи, а подобной неосторожности ни один дипломат себе не позволит. Тем более – статс-секретарь. Вот и началась эта конкуренция у нас в Москве. То, что я назвал наступлением. Кто-то исподтишка затеял большую игру против госпожи Цалле…

– То есть вы хотите сказать…

– Я ничего не хочу сказать! – перебил Немысский. – Сказали мне. Из Петербурга. И с учетом этого сказанного все встало на свои места. Если допустить, что существует некая сила, стремящаяся выжить из Москвы Вильгельмину Александровну и прибрать к рукам ее агентов (агентами ведь никто не разбрасывается), тогда все встает на свои места. И почему одного Мирского отравили, почти не оставив улик, а другого, также почти не оставив улик, повесили, и почему Мейснера убила женщина в черном платье, и почему инженер Бутюгин был убит вскоре после того, как покинул «Альпийскую розу». Чья-то рука умело подсовывает нам Вильгельмину Александровну Цалле. Пусть пока нет прямых доказательств, но есть предпосылки для того, чтобы она не могла больше оставаться в Москве. Но, сдается мне, будут и доказательства, возможно, что они уже где-то есть, просто мы о них еще не узнали. А со стороны все выглядит так, будто Вильгельмина Александровна зарвалась, забыла об осторожности и наломала дров. Нельзя же открыто признаваться в том, что ради интересов ведомства вредил своим же. За такое по головке не погладят и медальку не дадут. А вот выставить дураками, но самому при этом остаться в стороне – милое дело. Устроить полнейшую дискредитацию германской военной разведки как перед русской контрразведкой, так и перед самим кайзером и умыть руки – это так по-дипломатически! Unsere braven Dummköpfe! Оцените масштаб замысла и его смелость! Оцените и восхититесь! Я восхищаюсь, хоть мне по долгу службы и не положено восхищаться врагами.

– Кто же? – выдохнула Вера.

– А вот этого я, к величайшему моему сожалению, не знаю, – развел руками штабс-ротмистр. – Кабы знал, уже звездочки с погон слетели бы[379]379
  Намек на присвоение очередного чина. Ротмистру (капитану) полагались погоны с одним просветом без звездочек.


[Закрыть]
. Наш агент в Берлине сообщил, что резидент министерства иностранных дел имеет агентурную кличку Фалтер и глубоко законспирирован. Неизвестно даже, кто он такой – немец, живущий в России, или же завербованный русский. Или, скажем, татарин или еврей.

– Фалтер? – переспросила Вера. – Никогда не слышала такой фамилии…

– Это кличка. В переводе с английского означает «нерешительный», – подсказал Немысский. – Агентурные клички чаще всего берутся наугад, лишь бы что, но иногда в них прослеживается своеобразная ирония. Хорош Нерешительный, не так ли?

– Хорош, – признала Вера, переняв от штабс-ротмистра толику восхищения врагом. – А что нам до борьбы германских разведок? Пусть себе борются на здоровье, ослабляют друг друга…

Сказала и тут же сообразила, что лучше было бы промолчать, чем говорить глупости, но Немысский уже пустился в объяснения:

– Так нельзя. Пусть они в Берлине борются, сколько им заблагорассудится, а нарушать порядок у нас мы не позволим. Тем более – убивать! Это во-первых. А во-вторых, от подобной борьбы обе германские разведки не ослабнут, а только усилятся. Раскинут свои сети шире прежнего, больше агентов навербуют. Доказано же, что конкуренция способствует скорейшему развитию. Нет, нас такое положение вещей не устраивает, и мы до этого Фалтера доберемся. Непременно…

Говоря это, Немысский нахмурился, сверкнул глазами и выглядел настолько мужественно и победительно, что Вера почувствовала внутри сладостное томление, по какому поводу немедленно устыдилась и покраснела.

– И Вильгельмине Александровне, пожалуй, пора убираться обратно в Германию, – продолжал штабс-ротмистр, делая вид, что не замечает Вериного смущения. – Если ее присутствие в Москве вызывает такое… гм… беспокойство, то ей здесь делать нечего. И вообще, я получил из Петербурга недвусмысленные указания. Насколько я понимаю, немцы устроили какую-то крупную пакость нашей разведке и теперь у меня совершенно развязаны руки. Василий Андреевич так и приказал, твори, мол, возмездие. Вы же представляете все тонкости нашего дела – знаешь резидента, а тронуть его остерегаешься, как бы от того нашему резиденту за границей хлопот не вышло. Но времена понемногу меняются, скоро всем будет не до реверансов и книксенов, помяните мое слово… Что же касается нынешних дел, то вас я попрошу больше в «Альпийской розе» не появляться и вообще не общаться с Вильгельминой Александровной. Скажитесь…

– Почему вдруг? – Вера не могла поверить своим ушам. – Вы не оговорились, Георгий Аристархович? Разве вам больше не надо знать, что творится в «Альпийской розе»? В такой ответственный момент?

– Момент и впрямь ответственный, – согласился Немысский. – Поэтому вас необходимо срочно вывести из игры. Мало ли что придет в голову Фалтеру? Вы же как-никак, сугубо формально, тоже считаетесь агентом Вильгельмины Александровны, сотрудницей германской разведки. Мне лично не хотелось бы, чтобы вы стали следующей фигурой, которая будет пожертвована в этой партии…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю