Текст книги "Ретро-Детектив-3. Компиляция. Книги 1-12 (СИ)"

Автор книги: Иван Любенко

Соавторы: Виктор Полонский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 70 (всего у книги 178 страниц)

5
Таинственное захоронениеI

Утро понедельника в редакции газеты начиналось с вавилонского столпотворения и полнейшей неразберихи, свойственной любому печатному изданию, будь то «The Times», «Le Figaro» или ставропольский «Северный Кавказ».

Жорж Савраскин, как всегда, не успевал сдать в срок колонку «Новости. Происшествия. Находки». Терзаемый муками сомнений, какая из новостей достойна стоять первой, журналист чесал за ухом огрызком карандаша и часто позевывал, вспоминая сладкую ночь, проведенную с Глафирой. Мысли прервал озорной уличный свист и крики «Го-о-шка! Го-о-шка!». Репортер выглянул в окно. Завидев знакомое лицо, рыжий, покрытый веснушками мальчуган вытер тыльной стороной ладони сопливый нос и прогундосил:

– Гош, на Соборной скелет нашли! Мужики говорят – охвицер!

– Я тебя сколько раз просил не величать меня так. Зови Жоржем! – отчитал сорванца молодой человек. – На вот, лови! Заработал! – Савраскин бросил мальчишке медную монету и, спустившись по ступенькам, выбежал на улицу.

От редакции до Соборной площади было рукой подать. На склоне горы собрались несколько человек, по всей видимости, артельщиков. Застегнув пиджак и поправив шейный платок, газетчик придал себе начальствующий вид и, подойдя к землекопам, строго спросил:

– Ну, что здесь произошло?

– Да вот, ваше благородие, копали фундамент под керосиновую будку и наткнулись на мощи, там… – облокотившись на лопату, кивком головы указал молодой парень.

В яме лежал скелет, совсем небольшого роста, одетый в полуистлевший офицерский мундир времен Николая I и сапоги. Особенно хорошо сохранились серебристые пуговицы. Правда, одной не хватало.

– А ну-ка глянь, что у него в карманах, – попросил Савраскин.

– Вам надо, барин, вы и смотрите. Наше дело копать, а не по карманам у мертвецов шарить, – огрызнулся мужик с окладистой бородой и в холщовой рубахе навыпуск.

– Назови цену…

– Да так, рублишко бы от щедрот, – нехотя ответил старший артельщик.

– Ладно, – со вздохом согласился репортер, – полезай!

Мужик не шелохнулся, но крикнул кому-то:

– Петька, чего рот раззявил? Не слыхал, что ли?

Молодой парень аккуратно спустился вниз и уже оттуда воскликнул:

– Ого, да тут много чаво!

Савраскин передал старшему рубль, и тот приказал:

– Давай все наверх!

II

В открытое окно комнаты полицейского управления залетела большая черная муха и, описав несколько кругов, нагло уселась на медаль с надписью «За храбрость», гордо украшавшую форменный сюртук помощника начальника сыска Антона Филаретовича Каширина. Сию награду он получил в прошлом году за участие в поимке банды грабителей, возглавляемой социалистом-революционером Михаилом Евсеевым и Рамазаном Тавлоевым – уголовником по кличке Рваный.

– Итак, господин Савраскин, вам должно быть хорошо известно, что любое лицо в случае обнаружения какого-либо захоронения обязано тотчас же уведомить об этом полицию. Позвольте полюбопытствовать: почему же вы не соизволили так поступить? Или вам закон не писан? – осведомился коллежский секретарь, согнав щелчком надоедливое насекомое.

– А разве я обязан отвечать на ваши вопросы, господин полицейская ищейка? – поигрывая цепочкой от карманных часов, нагло хохотнул корреспондент и забросил ногу на ногу.

– За оскорбление полицейского чина, находящегося при исполнении, я имею право заточить вас на десять суток в арестантский дом. Для этого мне достаточно лишь подать рапорт на имя полицмейстера, – едва сдерживая гнев, предупредил чиновник.

– Попробуйте только! Я напишу об этом в газете и ославлю вас на всю Россию-матушку!

– А ты, мил человек, не ершись, а рассказывай как на духу, что попало в твои загребущие руки. К тому же я уже допросил артельщиков, – теряя самообладание, полицейский метнул на репортера полный ненависти взгляд.

Газетчик тут же подскочил и, размахивая руками, прокричал:

– Сатрапы! Как вы смеете допрашивать меня и разговаривать в таком тоне! Да я в двух университетах учился, меня профессор лично…

Каширин неожиданно приблизился к журналисту и, наступив ему на ногу, легонько толкнул его, отчего последний потерял равновесие и плюхнулся на свое место. Поставив носок ботинка на край стула, сыщик зло выговорил:

– Слушай сюда, штафирка рваная: либо ты сейчас во всем сознаешься, либо я тебя определю в камеру к шниферам и конокрадам. А там за бутылку «смирновки» они выбьют из тебя все, что мне нужно. Ты даже вспомнишь в подробностях ту богом проклятую ночь, когда твой отец согрешил с твоей матушкой. – Полицейский достал из пачки папиросу, чиркнул спичкой и, неторопливо прикурив, выпустил в лицо представителю прессы клуб желтого едкого дыма.

Молодой человек выглядел ошарашенным, как если бы на него свалился кирпич с колокольни. С трудом выговаривая слова, он промямлил:

– Да право же… я не совершал никакого преступления! За что же вы на меня гневаетесь?

– Знамо за что! За осквернение могилы и расхищение безымянного захоронения.

– Хорошо. Берите. – Он извлек из кармана потускневший брегет и положил его на стол перед полицейским.

Сыщик открыл крышку и, разглядывая циферблат, восхищенно проговорил:

– Надо же, они показывают время минувшего девятнадцатого века!

– Без четверти пять, – робко добавил Савраскин.

– Да, интересная вещица.

– Часы все одно негодные. Их надобно в починку сдать, – совсем осмелев, добавил журналист.

– Мой двоюродный дядька был часовщиком и обучил меня этому ремеслу.

Антон Филаретович выдвинул ящик стола, достал перочинный нож и, открыв заднюю крышку, присвистнул от изумления…

III

С самого утра Елизавета Родионовна не находила себе места, испытывая необъяснимое беспокойство, которое навещает старых людей перед грозой или близкой смертью. Но грозы не было, а смерть и так давно сторожила ее, но почему-то до сих пор не приходила. К обеду ей стало совсем плохо, и она решила прилечь. Вскоре Загорская уснула, и во сне ей пригрезился отец. Девчонкой она всегда представляла его офицером богатырского телосложения, с усами и орденами. Но в этот раз он явился в образе странствующего богомольного старца с седой бородой до колен. Он долго смотрел на нее, а потом попросил воды. Забыв о своих одеревеневших ногах, она словно девчонка стремглав кинулась к колодцу, бросила вниз ведро, но набрать воды так и не смогла. Вода ушла… От досады и бессилия она расплакалась и, услышав собственное всхлипывание, тут же проснулась. Позвав горничную, хозяйка привела себя в порядок и покатила на террасу.

Вскоре по дому разнеслась веселая трель дверного колокольчика. Прислуга сообщила о визите Ардашева, и лицо старушки просветлело.

Присяжный поверенный принес с собой запах дорогой туалетной воды и свернутую газету.

– Клим Пантелеевич! Очень рада вас видеть! Присаживайтесь, коли зашли.

– Благодарю, – гость удобно расположился в деревянном кресле. – Вот, Елизавета Родионовна, прочитал новость – и сразу к вам, – адвокат протянул свежий номер «Северного Кавказа».

– А что здесь?

– В конце раздела «Происшествия. Новости. Находки» заметка под заголовком «Таинственное захоронение».

Загорская раскрыла лорнет:

– Так. Ага, вот нашла: «Таинственное захоронение. Вчера на Соборной горе во время производства работ по закладке фундамента керосиновой будки строителями-артельщиками обнаружены останки офицера. Судя по хорошо сохранившимся посеребренным пуговицам и погонам, военный являлся поручиком и служил еще во времена Государя Николая I. В карманах его мундира найдены разнообразные предметы, но особый интерес вызывают позолоченные часы марки «Breguet» с хорошо читаемой надписью: «Майору Р. Игнатьеву от генерала Ермолова». По-видимому, погребенный офицер и есть майор Игнатьев. Однако непонятно, почему он одет в мундир поручика. Странным также кажется и тот факт, что в могиле полностью отсутствуют какие-либо части гроба. К тому же, как нам сообщили в епархиальном ведомстве, на восточном склоне Соборной горы (ранее именовавшейся Крепостной) никогда не производили захоронений. Полиция проводит расследование».

Елизавета Родионовна отложила газету и спросила:

– Как это может быть? Это что, однофамилец? Ведь мой отец, полковник Игнатьев, погребен на Варваринском кладбище. И почему они решили, что этот человек вообще Игнатьев?

– Видимо, по часам.

Старушка задумчиво подняла глаза к потолку и тихо произнесла:

– Странно все это.

– Что вы имеете в виду?

– Дело в том, что от моего отца осталось совсем немного вещей: трубка, ордена и… карманные часы.

– Они сохранились?

– Да.

Хозяйка вскинула колокольчик, и в дверях появилась камеристка.

– А принеси-ка, Нюра, часы, что лежат в моем комоде, – распорядилась хозяйка.

Спустя пару минут Клим Пантелеевич уже открывал золотую луковицу хронометра.

– Господи, да ведь это же старинный брегет с боем, календарем и музыкой! Да они именные! Правда, буквы уже потускнели от времени, и не разобрать, что здесь…

– «Самоваров». Там написано «Самоваров», – объяснила Загорская. – Еще в детстве я обратила на это внимание, и дедушка мне рассказывал, что когда-то генерал Ермолов подарил отцу на тридцатипятилетие брегет. Но незадолго до смерти матери, когда папа уже служил обер-квартирмейстером, часы бесследно исчезли. В то время в нашем доме остановился посланник из Петербурга по фамилии Самоваров. Он-то и преподнес отцу взамен утерянного брегета свой собственный.

– Если я не ошибаюсь, день святого апостола Родиона в ноябре, не так ли?

– Да, десятого ноября.

– Стало быть, десятого ноября 1828 года в Ставрополе находился некий посланник из Петербурга под фамилией Самоваров. А для чего, интересно, он прибыл к нам?

– Этого я не знаю. Но дедушка упоминал, что этот самый Самоваров тоже искал Корнея Рахманова и даже приказал вырыть несколько глубоких ям во дворе Интендантства.

– Интересное дело получается. Допустим, действительно исчез поручик местного гарнизона. Ну и что? Да мало ли пропадало военных во время войны с горцами? А тут посланник из столицы почти две недели трясется в экипаже, чтобы заняться поиском простого армейского поручика? Странно… А вот по поводу интендантского двора вообще непонятно, для чего они пробивали шурфы. Видимо, здесь скрыта какая-то другая тайна, о которой мы пока и не подозреваем. – Адвокат поднялся с кресла и, подойдя к перилам террасы, сказал: – Сдается мне, Елизавета Родионовна, что все эти события далеко не случайны и, возможно, некоторым образом связаны между собой. Я имею в виду исчезновение поручика Рахманова, приезд петербургского посланника, непонятные страхи вашей матушки, ее смерть и последующая гибель вашего отца. А теперь вот появилось это захоронение и брегет… с надписью.

– Ой, как все запутанно!

– Боюсь, что мне придется начать разматывать весь этот клубок с самого начала, то есть с 1828 года. Надобно разузнать, кто был этот Самоваров и какова была истинная цель его поездки в Ставрополь. К сожалению, без этой информации мы будем долго топтаться на месте.

– Скорей бы все выяснилось… А то давеча на закате мне опять почудилось, что на стене моей комнаты проступили кровавые пятна, и я вдруг почувствовала, как страшная тень опустилась на меня и вокруг стало темно и холодно, как в сырой могиле.

– Не стоит расстраиваться, Елизавета Родионовна. Злоумышленника я отыскал, он теперь далеко, и вам нечего бояться.

– Нет-нет, Аполлоша здесь.

– А разве он не уехал? – удивился Клим Пантелеевич.

– Я его простила. Пусть живет… дом большой – места всем хватит.

– Вы очень великодушны.

– Ах, дорогой Клим Пантелеевич, когда вы будете в моем возрасте, то поймете, как важно для пожилого человека, чтобы о нем помнили после смерти и поминали только добрым словом. Скажу вам честно, нотариус уже засвидетельствовал духовную, по которой Аполлоше за его грехи я оставила только годовое денежное содержание, и теперь он будет получать единственно регулярные выплаты с моих банковских счетов. Но и они довольно значительные… Глафире, раз она не послушалась меня и все равно продолжает встречаться с Савраскиным, я отписала мельницу и маслобойню, а племяннику – два доходных дома. Об этом я им уже объявила. Ну да бог с ними, с родственничками… Я вот о чем хотела бы вас попросить: а нельзя ли получить мне эти самые часы с надписью генерала Ермолова? Ведь они когда-то принадлежали моему отцу.

– Хорошо, я наведаюсь в полицию и поговорю. Ну, а теперь позвольте откланяться, – адвокат осторожно передал старушке часы и ощутил теплоту ее рук. Едва слышно она проронила:

– Спасибо вам, добрый вы человек, Клим Пантелеевич, – женщина достала из рукава цветастый платочек и в очередной раз смахнула янтарную слезинку.

6
Золотой туман

За последние несколько лет отношение полицейского начальства к Ардашеву претерпело резкие изменения: от подозрительно-холодного раздражения до подобострастно-учтивой благосклонности. Пожалуй, только один человек – начальник сыскного отделения Ефим Андреевич Поляничко – был всегда рад встрече с Климом Пантелеевичем и с первого дня их знакомства демонстрировал свое явное к нему расположение. Вот и сейчас, едва завидев из окна кабинета знакомый силуэт с тросточкой, он сразу же спустился вниз, чтобы лично встретить присяжного поверенного.

– Уж не к нам ли, скромным государевым следопытам, путь держите? – усмехнулся Поляничко.

– Да ведь с тех пор, как вы возглавили сыскное отделение, от всевидящего ока полиции не укроется ни одно событие. Вот потому-то в гости и пожаловал.

– И в чем на этот раз заключается ваша просьба?

– А нельзя ли, Ефим Андреевич, мне взглянуть на вещи безымянного поручика, найденные землекопами на Соборной горе?

– Отчего ж нельзя? Пожалуйте наверх! Только отчего же он безымянный? Мне Каширин докладывал, что фамилия его установлена – Игнатьев. Вот только одного понять не могу: почему на нем мундир поручика, да еще и пуговицы одной не хватает, – пожал плечами Поляничко, поднимаясь по стоптанным ступенькам лестницы.

– Вот и я о том же. Согласитесь, легче предположить обратное – что это поручик с часами майора Игнатьева, а не майор Игнатьев, переодетый в форму поручика…

– Да уж и впрямь чепухенция какая-то непонятная… да-с. А вам-то это зачем? – входя в кабинет, осведомился полицейский.

– Я занимаюсь этим делом по просьбе моей клиентки – Загорской, в девичестве Игнатьевой, Елизаветы Родионовны. Старушка древняя, и ей немало лет. Как следует из семейного предания, генерал Ермолов, в бытность главнокомандующим, подарил ее отцу на тридцатипятилетие часы. Однако позже, будучи уже обер-квартирмейстером, тот их то ли потерял, то ли их у него украли, – присаживаясь на заботливо подставленный Поляничко стул, пояснил адвокат. – Сам полковник Родион Игнатьев геройски погиб в конце первого десятилетия Кавказской войны и похоронен на Варваринском кладбище.

Ефим Андреевич сел за стол, достал табакерку и спросил:

– Она что… хочет эти часы получить?

– Ну да. Желание, согласитесь, законное.

– Да я, собственно, и не возражаю. Только вот с этим брегетом слишком много непонятного… – не докончив мысль, Поляничко втянул носом с подушечки большого пальца измельченную табачную крошку, вынул из сюртука белый, квадратами отглаженный платок, замер на секунду и, поймав нужный момент, выдал в батистовую материю череду приглушенных, схожих с хлопаньем петушиных крыльев чихов. Вытерев слезы умиления, сыщик довольно крякнул и, как бы оправдываясь, произнес: – Чумаковский табак – злой, как тещин язык. Вы уж простите старика… Так о чем это мы?

– О часах, – улыбнулся Ардашев.

– Ах да…

Ефим Андреевич выдвинул ящик письменного стола и передал присяжному поверенному золотой брегет:

– Взгляните.

Адвокат нажал на кнопку, и крышка легко поддалась.

– «Майору Игнатьеву от генерала Ермолова». Надо же, будто и не пролежали в земле десятилетия! Без четверти пять! – восхитился Клим Пантелеевич и попытался их завести.

– Не трудитесь. Внутри полностью отсутствует механизм, а вместо него лежала вот эта начинка. – На матерчатую поверхность стола шлепнулся желтый кружок металла. Диск был украшен восточными письменами, а в центре сиял полумесяц.

– Золотой туман. На нем отчеканено имя персидского шаха Ага Мухаммада и год – 1211, что соответствует нашему 1797-му. Мне довелось видеть подобные в Эрмитаже. Насколько я знаю, в Россию они попали в 1828-м как часть контрибуции, выплаченной Персией по условиям Туркманчайского мирного договора. Вообще в этой восточной стране издавна существовала традиция одаривать высокопоставленных подданных золотыми монетами. Поэтому часто они были размером с хорошую медаль. А некоторые еще больше, – блеснул эрудицией Ардашев.

– И что все это значит?

– По крайней мере, мы теперь точно знаем, что найденные на Соборной горе останки появились там в 1828 году и никак не могут принадлежать обер-квартирмейстеру Родиону Игнатьеву, похороненному в то же самое время на Варваринском кладбище.

– Тогда чьи же это кости?

– Говорят, что в том же году пропал поручик местного гарнизона по фамилии Рахманов. Обстоятельства его исчезновения покрыты тайной до сих пор. Только вот он ли это?

– Для чего же ему понадобилось портить часы и класть внутрь монету?

– А вот на этот вопрос пока ответа нет… Скажите, Ефим Андреевич, не было ли найдено каких-либо других предметов?

– Были, но так, разная мелочовка.

– А что именно?

– Да вот, смотрите, – с этими словами Поляничко вынул откуда-то тряпицу и развернул ее. Перед адвокатом предстали остатки коробка от английских спичек и ключ с едва заметной выцарапанной на ушке восьмеркой, сургучные оттиски печатей и кусочек воска.

– И где это все лежало?

– В карманах мундира. А иначе бы и не сохранилось.

– Ну, теперь совершенно ясно, что могилой это никак не может быть…

– Почему?

– Потому что перед похоронами покойнику не кладут в карманы сургуч, свечной огарок, серные спички, ключ и часы… Да и от мундира пуговицы не отрывают…

– Вы намекаете на то, что его убили, а потом закопали?

– Весьма вероятно. Скажите, Ефим Андреевич, а имеются ли на костях какие-либо видимые повреждения, свидетельствующие о насильственном характере смерти?

– Доктор ничего подобного мне не говорил, правда, заметил, что поручик был при жизни довольно низкого роста, – вспомнил Поляничко. Немного помолчав, он проронил: – Похоронить его надо, сердечного, да и закрыть дело поскореича… А то ведь совсем не по-христиански поступаем: кости лежат в ящике, ящик – в каретном сарае, а по нему крысы по ночам бегают…

– Вполне возможно, что через несколько дней я смогу узнать его имя, и тогда можно будет организовать погребение, как и положено офицеру: со службой, отпеванием и другими почестями. Есть у меня одна версия, надобно только ее проверить.

– Ну и слава богу! На вас, Клим Пантелеевич, единственного и уповаю. А то ведь у меня и так дел невпроворот, чтобы этой самой археологией заниматься! Часы можете забрать и вернуть вашей старушке. Скажите, что пропажа нашлась – не прошло и восьмидесяти лет! – ухмыльнулся в нафиксотуренные усы полицейский. – А вот на золотой туман бабушка никаких прав не имеет. Тут уж извините-с! Но вы и так лучше меня ведаете, что в теперешней ситуации эта персидская деньга есть имущество бесхозное, сиречь казне принадлежащее. Вот ежели б на ней, к примеру, было бы нацарапано, что, мол, подарена сия золотая штукенция господину Игнатьеву, тогда б все вышло гладко, как по писаному. Ан нет, не обессудьте! По окончании следствия, согласно действующему циркуляру, я обязан передать находку в Присутствие и одновременно направить нотицию в городской музей. А там уж пусть господин Прозрителев самолично решает, где монетке красоваться: на деревянных полках его выставки или в хрустальных витринах столичного Эрмитажа. Это уж не моей улицы свадьба!

– Что ж, решение правильное. Я, кстати, собираюсь к нему наведаться.

Поблагодарив начальника сыскного отделения за оказанное внимание, адвокат покинул участок.

Как всегда перед грозой, в воздухе пахло свежестью недавно скошенной травы, а в поросшей лебедой канаве сонно квакала лягушка. Две крикливые вороны, усевшись на толстых ветвях столетнего дуба, преподавали птенцам азы воздухоплавания. Завидев приближающегося человека, они обеспокоенно захлопали крыльями, будто опасаясь, что незнакомец принесет беду их счастливому семейству. Придорожная тропинка, залитая лучами солнечного света, бежала в сторону высоких кованых ворот старых интендантских складов. Проходя мимо, Клим Пантелеевич подумал: «Надо же, никогда не помышлял, что мне придется распутывать загадки почти столетней давности!»