Текст книги "Моя пятнадцатая сказка (СИ)"

Автор книги: Елена Свительская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 45 (всего у книги 48 страниц)

Хотя… но отец или кто-то из полузабытых предков и родственников вряд ли бы пришел мстить в облике кота? Да вроде и обращались мы со всеми прилежно, таблички ихай прилично хранили на алтаре. Да и… вот отец осуждал нереалистичность, а сам б пришел зеленым котом? Нет, бред. Я лучше поверю, что демоны существуют. Хотя совсем не понимаю, с чего одна из чудовищных морд начала приставать ко мне. Но виду родным не подам, что нечто со мною случилось. Ох, хватило б нервов и здоровья поднять на ноги хотя бы Рю. Но лучше постараться и вытянуть и Мамору. Жене безумно будет сложно, если что-то случится со мной. Она ни дня в своей жизни ни работала, сразу после университета выйдя за меня.

В поезде мы часть пути провели в молчании. А потом Мамору, уже минут пять пристально смотревший на меня – я притворялся, будто вид за окном меня и правда интересует – внезапно серьезно спросил:

– Пап, а почему ты свою мечту задушил?

Я вздохнул. Не хотелось о том говорить, но он слишком внимательно смотрел на меня. Да и Рю внезапно оторвался от окна, место у которого с боем и с воплями у меньшого отвоевал. Впрочем, это был первый раз за долгое время, когда Мамору сам обратился ко мне, да так внимательно на меня смотрел. И эту хрупкую связь, вновь проявившуюся между нами двумя, мне захотелось попробовать сохранить. Особенно, когда покосился на супругу и заметил радостный блеск ее глаз: устала она от наших ссор, надеялась, что хоть сегодня помиримся.

– Не то, чтоб задушил… это… как бы сказать тебе?.. Это… просто… как обычно. Дети всегда мечтают о чем-то масштабном и трудноисполнимом, но… когда они вырастают, то их мечты меркнут или тускнеют. Они… просто важны как мечты. Не более того. Мечты, конечно, прекрасная часть нашей жизни, но самою жизнью им не стать. Да и… взрослые просто мечтают по-своему. Там… повышение на работе, уютный и крепкий дом, научное открытие, жениться…

Сын сердито смотрел на меня.

– Я не предавал свою мечту, Мамору. Я просто… нашел новые мечты, только и всего.

– Обманщик! – меньшой вскочил, сжав кулаки – и на нас стал оглядываться весь вагон. – Ты разве мог забыть, сколько рисовал важные для тебя вещи? Да и… – мальчишка шумно выдохнул. – Если стать взрослым – это непременно надо предать себя, то я взрослым стать не хочу!

– Смешной! – я встрепал ему волосы, а он сердито втянул голову в плечи. – Нас не спрашивают, хотим ли мы вырасти или нет. Мы просто вырастаем. И из своих желаний в том числе.

– Но ты хотел рисовать! – упрямо сказал он, из-под моей руки вывернувшись. – Ты хотел рисовать что-то свое, чего никто не рисовал до нас! Ты хотел рисовать воплотившиеся мечты людей о будущем и…

Я поморщился – и сын внезапно замолк.

Откуда?.. Этих рисунков уже нет, а мать могла их и не запомнить.

– Да мало ли что ты хотел рисовать. Предавать-то себя было зачем?

Нахмурился. Он внимательно следил за мной.

– Хмуришься. А стал ли ты счастлив? Кажется, нет. Но ты почему-то желаешь пройти через все это мне, – он скрестил руки на груди и ушел в какие-то злые и невеселые мысли.

Я тоже молчал, но вскоре не выдержал.

– Слышь, Мамору…

– Ну? – сердитый взор.

– Кто рассказал тебе?..

– Один твой знакомый.

Мне почему-то морда зеленая вспомнилась, смотревшая на меня сверху вниз. Захотелось сплюнуть.

– Какой?

– Секрет.

Значит, мать запомнила мои последние рисунки. Иначе и быть не могло.

Мы несколько минут проехали в молчании. Молчала даже жена, не зная, что с нами такими упрямыми делать.

Мамору, смотревший из-за брата в окно, тяжело вздохнул.

– Пап, ты странный. Тебя не пугают жуткие новости, что где-то война или кого-то машина переехала. Но тебя пугает, если я хочу мечтать и жить, как хочется мне. Почему?.. Взрослые такие странные!

– Говорю же, это не практично! – вздохнул.

Старшой саркастично ухмыльнулся:

– Говорю же, брат у нас дурачок. Постоянно спрашивает ерунду.

Жена попробовала вмешаться:

– Мамору еще просто маленький, а маленькие дети любят задавать много вопросов.

– А твой футбол – это практично? – вылез обиженно младший сын.

– Так я ж не собираюсь посвятить этому всю свою жизнь. Просто в университет пойду, где есть своя команда и оборудование на высоте… – мой взгляд растерянный поймав, старший сын внезапно замолк.

– Ну, как хобби… в этом есть смысл, – серьезно кивнул я.

Рю шумно выдохнул.

Вроде не поссорились. Вроде.

– Сусуму, а почему ты нам прежде ничего не рассказывал про свою мечту? – осторожно коснулась Нодзоми моей руки. – Стать художником… разве в этом есть что-то постыдное?

– Говорю же: я теперь мечтаю о другом!

Теперь уже на мой крик стали оборачиваться люди.

– Я давно мечтаю о другом, – сказал уже тише.

– Врунишка! – поморщился Мамору.

– Говорю же, я давно…

– Врешь ты все! – он обиженно надул губы.

Теперь уже я не выдержал.

– И почему вообще я должен отчитываться перед тобой?!

Супруга многозначительно кашлянула.

Отвернувшись, я стал смотреть в окно. Против хода, так что в уплывающем от меня мире было что-то тоскливое. Мире потерянном…

– А, может, ты просто мне завидуешь? – внезапно спросил упрямый младший сын.

– Чему? Разве ты чего-то достиг?

– Ну, перестаньте! – рассердилась Нодзоми. – Я вот вам обоим завидую.

– Да ну? – Рю вскинул брови.

– Даже троим, – женщина улыбнулась. – Я вот никогда не мечтала ни о чем таком.

– Зато ты не знаешь боли, такой, когда твоя мечта гибнет, и вместе с нею гибнет твоя вера в свои силы.

Они все притихли, как-то внимательно смотря на меня.

– Но это обычное дело, – проворчал я, отворачиваясь к окну, на убегающий от меня мир и на оставшуюся где-то вдалеке родину.

Нет, просто деревню. Просто место, где я родился и вырос. Без города помыслить свою жизнь я уже просто не могу.

Они как-то мрачно молчали. Воздух как будто уплотнился и натянулся меж нами, чуть только тронь неровным движением – и тонкая ткань доверия между нами прорвется, как рисовая бумага на седзи.

– Люди мечтают. Люди свои мечты теряют. Обычное дело. Я не считаю, что в моей жизни случилось что-то совсем ужасное и сверхъестественное, – добавил, не смотря на них.

Они молчали оставшуюся дорогу. И я тоже.

Вечер… тихий вечер. Вокзал, такси. Дом притихший. Нодзоми, которая ушла на кухню, чтобы внести в дождавшийся нас дом какие-то звуки. Хотя тихие. Уютные такие звуки.

Переодевшись в домашнюю одежду, я пошел к телевизору в гостиной. Зевнув, включил привычный канал. Как раз на новости попал. И все как обычно: кто-то разбился, кто-то поехал кататься на лыжах и погиб под лавиной, а того мальчика, потерявшегося в лесу, нашли… мой милый и привычный мир. Все встало на свои места, как я того и хотел.

Утром следующего дня, до работы, я забежал в храм буддийский по пути и заказал дорогой молебен об изгнании демонов и благополучии всех моих близких. Сказал, во сне какая-то жуткая морда ходила за мной по пятам. Сказал и напряженно затих. Ничего, монах с вежливой улыбкой обещал прочитать очень действующие сутры, чтобы никакие нечистые силы не потревожили впредь покой меня и моих близких.

Вручив свою жизнь в руки специалистов, я спокойно на работу пошел.

День выдался обычный, совсем, так что я смог совсем уже успокоиться. Что там сделали монахи и тот священник, не представляю, но что-то они сделали хорошо. Не зря я туда свои деньги потратил.

Начальник нынче сердился, даже кого-то из стажеров уволил. Но я даже его рад был видеть. Даже волнуясь потерять свое рабочее место. Просто… куда лучше лица людей, чем та морда зеленая. О, только б никогда больше ее не видать! Даже переглядывания молоденьких коллег – наглой, слишком ярко накрашенной девицы, да парня с дурацкими шутками и нервной улыбкой – меня сегодня вообще не раздражали. Застав их в общей кухне, одних, готовящих кофе, как-то слишком прижавшись головами друг к дружке над кофеваркой, да обсуждающих, в какой рабу-отель сегодня пойти, я прикинулся, будто не сразу их заметил. Сначала к раковине пошел и долго, тщательно мыл руки. А они прикинулись, будто ничего такого не было вообще, торопливо разбежавшись. Парень – к кофе, девушка его – к холодильнику. Я сам прихватил себе чашку кофе и пошел работать дальше. Молодость, что ж тут поделаешь. Молодых испокон веков тянет друг к другу.

Вечером в бар с коллегами не пошел, сославшись на усталость после дороги. Просто… хотелось посидеть в тишине, делая вид, будто смотрю новости. На работе нынче день выдался нервный. Как обычно. И хорошо.

Видимо, в тот понедельник я слишком рано вернулся. Меня не ждали еще. Нодзоми и Рю заклеивали «шедевр» меньшого точно такими же обоями, как те, которые он измалевывал. Меньшой отсутствовал. То ли и правда ушел на прогулку с друзьями, как сказала жена смутившаяся, то ли сбежал, не в силах смотреть на ремонт.

– Повезло, нашла точно такие же, хотя уже столько лет прошло, – смущенно улыбнулась жена.

– Да, почти и не заметно ничего, – подтвердил я, оглядывая кусок, приклеенный вместо вырезанного.

Ополоснувшись под душем, в домашней одежде пошел телевизор смотреть.

Мамору, как и ожидал, вернулся поздно, когда мы уже сидели за столом. Пока его не было, все молчали. И мой взгляд то и дело притягивал опустевший кусок стены. Еще вчера там были геометрические узоры и цветы мальвы, а теперь – лишь редкие разводы волн, как и по всей комнате, легкие черные линии на тускло-голубом фоне. Тускло-голубой фон был почти так же девственно чист, как и лист белой бумаги, забытый меньшим в гостиной.

Сколько себя помнил, мой взгляд всегда притягивала голая поверхность, особенно, белые листы. Всегда было ощущение, что на том куске материала чего-то не хватает. Хотелось добавить туда новую реальность, заполнить пустоту чем-то иным. Люди обычно восхищаются вещами, а меня всегда влекла к себе пустая поверхность. Потому что даже сам иногда сказать не мог, какие узоры она может вскоре вместить в себя.

Но сегодня недавние узоры исчезли, и осталось мерзкое чувство пустоты. Сейчас, глядя на тот угол спокойно, как раз с обеденного стола, я вдруг понял, что в той части комнаты как будто и правда не хватает каких-то растений. Так уж были ассиметрично расставлены горшки Нодзоми. Мамору тоже добавил ассиметричных линий, но со стола… кажется, что-то было во всем этом. И даже этот хитрец в основном использовал геометрические фигуры, поскольку не мог исполнить много цветов без кривизны. Или он сделал края тех листьев такими намеренно? Тьфу, я же первым и возмутился, увидев пространство за шкафом таким! Теперь еще и смотрю туда непрерывно. Кажется, несколько уже минут.

Вздохнув, отвернулся.

Нодзоми со вздохом на кухню ушла, сладкое принести. И тут-то как раз в дом влетел Мамору, прокричал:

– Я дома! – и кинулся к пудингу вместо мытья рук.

Я отправил его помыть руки. И он, сникнув, ушел. Рю язвительно засмеялся. Хотя меньшой не слишком-то и старался, судя по тому, как быстро вернулся. Чтобы сыновей от подхода к новой ссоре отвлечь, супруга заговорила:

– Может, я и не знаю, каково это, когда мечта сбывается или проваливается. И никаких особых мечтаний у меня не было. Но в детстве мне просто нравилось смотреть на картины. Я могла подолгу на них смотреть. Думала, почему художники выбирают именно эти линии и цвета? И как у них получаются их творения? Вроде все люди одинаковы, у нас по два глаза, две руки, две ноги. Но я почему-то так не могу. Я совсем не могла нарисовать ничего. Это грустно, – женщина внезапно улыбнулась, посмотрев на меня. – Но я тогда и представить не могла, что потом стану женой художника!

Я молчал. Сыновья тоже притихли. Нет, подъедали пудинг, покуда мы болтаем.

– Сусуму, а почему ты никогда прежде не рассказывал, что любишь рисовать?

– Как видишь, я спокойно живу без этого. Давно уже, – я торопливо выхватил последний стакан с пудингом из-под протянутой руки Рю.

Мамору, торжествующе улыбнувшись, достал из-под стола два не начатых стакана: один поставил перед собой, к двум пустым, а другой – к матери, которая к десерту еще не притронулась.

– Но, все-таки…

– Правда, спокойно живу. Разве ты видела когда-нибудь меня с карандашом в руке?

– А тебе так хочется отобрать мои карандаши? – усмехнулся коварно меньшой.

– Похоже, наш Мамору – кара богов тебе, отец, – засмеялся старший сын.

– Нет, я – ваш подарок! – возмутился второй.

Сейчас они опять поссорятся!

Они уже свирепо друг на друга смотрели. Даже забыли о пудинге. Я испытал искушение стащить у кого-нибудь себе второй стакан. Но я же взрослый! Мне не пристало играть в такие глупые игры и отбирать у детей сладости. Хотя настроение эти ворюги мне попортили. Сожрали уже почти все, не думая о других!

– Почему вы все время ссоритесь по каким-нибудь идиотским поводам?

– Просто им нравится ссориться, – рассмеялась Нодзоми. – Хобби у них такое.

Мы все рассмеялись. Впервые, как в старые добрые времена.

Я снова невольно посмотрел на опустевший кусок стены. Эта голая стена, как тело стыдливое и обнаженное, смотрела украдкой на меня. Опустошенная и лишенная своего наполнения. И еще этот разговор, поднятый женой… как будто ножом провели по пальцу, неприкрытому ничем.

Терять свою мечту больно. Но, что уж тут поделаешь. Я уже, наверное, забыл, как держать кисть и карандаш. Да и на что в моей обычной жизни какая-то там живопись? Давно уже живу без нее. Привык. Да и так экономнее. Надо забыть обо всех этих пустяках и поднять на ноги сыновей. Вот это серьезное дело.

Только до чего же мерзко выглядит пустой кусок стены!

Буддийские монахи со своими прочитанными особыми сутрами, ритуалы каннуси, амулеты двух течений, похоже, свое дело сделали: тот мерзкий зверь перестал являться мне. И, если первые дни я еще вздрагивал и нервно оглядывался, не покажется ли где снова той жуткой зеленой морды, то впоследствии смог успокоиться. Жизнь моя вошла в привычную колею.

Хотя меньшой не успокоился. Он похудел, поскольку копил деньги, которые я давал ему на еду и на карманные расходы, а потом внезапно в дом ящик из магазина для художников притащил: уйма альбомов, бумага рисовая для каллиграфии, бумага для акварели, бумага для пастели, краски акриловые и акварельные, для ткани и бумаги, пастель, восковые мелки, карандаши простые и акварельные, уголь, сангина, сепия, мел, коробка грифельных карандашей разной мягкости и жесткости, ластики, штука еще… вместо ластика какая-то. Короче, он много всего приволок. Как не надорвался от такой коробки вообще? Боюсь, взять такси денег у него не хватило, и он волок все на тебе. Где там Рю ходил, не знаю. Или он просто Рю не сказал? Но явился вспотевший и сияющий. Что ж, хоть так. Но я ему устрою, если притащит меньше 60 баллов по тестам!

Я с досадой смотрел, как он использует акварельные карандаши, заняв весь стол в гостиной к моему приходу. Хотя, надо признаться, чья-то идея запихнуть акварельные краски в корпус для карандаша мне понравилась. Мамору еще плохо кистью владел, линии выходили неровные, но карандашный корпус краску поддерживал, а стержень определенной толщины помогал регулировать выходящие линии. Можно было наводить штриховку, смешивать мягко разные тона. Или разбавлять водой, наводя акварельные облака нежных оттенков по бумаге во всех или некоторых местах.

– Па, хочешь попробовать? – поинтересовался мальчик, повернув ко мне лицо в радужных разводах.

– Не грызи эту дрянь, она, возможно ядовитая! – проворчал я.

Сын недоуменно моргнул.

– И вообще, иди, учись. Если меньше 80 баллов принесешь хоть по одному предмету – я тебе больше карманных денег не дам, – и сердито ушел в ванную комнату.

Это новшество, эти самые акварельные карандаши, которых в моем детстве не было, мне жутко хотелось попробовать, но сын же распустится, если я буду ему потворствовать и сяду рядом с ним рисовать, забыв обо всем другом. И вообще, взрослому отцу семейства не пристало сидеть, обложившись корпусами цветных карандашей. Лучше бы я начал разводить бонсай.

Но на бонсай меня не тянуло, да и любое хобби требует времени и денег, а у меня скоро Рю закончит старшую школу. Надо будет чем-то за обучение его платить. К счастью, Рю хоть понимает, что его беготня с двумя толпами потных парней за одним мечом – это лишь забава, лишь только на время. А так-то… пусть бегает, лучше же, чем если б с сигаретами да с янки ходил.

Мамору за тест получил 79 баллов. Я вздохнул и перестал давать ему на развлечения. Я же предупреждал. Но на еду выдавал как и прежде, чтобы здоровым был и не голодал. И Нодзоми чтоб за него не волновалась. Да и он такую коробищу рисовальных принадлежностей притащил, что ему там надолго хватит.

На стенах меньшой, к счастью, больше не рисовал. Украшал свою комнату листами с узорами, но не цеплял их к обоям или мебели: просто как-то прилаживал или вешал на нитках. Шнурки из разноцветных нитей научился делать. Постоянно попадался мне на дороге в ванную с руками и лицом в радуге пастелей или акварели.

Жена замучилась уже отстирывать его любимую футболку. Так он через несколько дней просто взял и превратил серую ткань в буйство из разноцветных брызг. То ли радужная вселенная, то юный художник просто споткнулся и коробку с открытыми красками на себя перевернул. Хотя, наверное, стены и мебель, и пол они с женой вдвоем оттирали к моему приходу. И обои сияли девственной чистотой. И то хоть хорошо. Или просто Нодзоми помнила, где купила новые, такой же расцветки как предыдущие? Но видимых следов преступления обнаружено не было, так что пришлось мне успокоиться.

И, хотя я и наказал его, Нодзоми сама ему купила книгу с узорами и символами разных народов. По тому поводу у нас состоялся долгий и тяжелый разговор, когда дети уже уснули. Если я их наказываю, а она поощряет, то разве толк от этого какой-то будет? Супруга вроде обещала исправиться, но меньшой постоянно о промахе ее напоминал: на его футболке-вселенной из разноцветных звезд теперь выросли откуда-то из глубины причудливые ветви трав и непонятных растений.

Кот больше не появлялся, сыновья как обычно вредничали, жена была исправной домохозяйкой, на работе то было спокойно, то глава опять неиствовал, готовясь к очередной важной сделке или конференции. Все шло как обычно, без каких-то крупных потрясений. Вроде все было хорошо, но появилось странное чувство, что чего-то как будто не хватает.

Я гнал это необоснованное и нелогичное чувство, я забывал о нем, погрузившись в работу или пропуская стакан-другой пива в баре с коллегами после работы, но… это необъяснимое чувство все равно упорно возвращалось.

Я слишком долго думал об этом всем. Сердце начало как-то странно биться, как-то дрожали руки и стакан в баре выронил. Хозяин там был дружелюбный, ни слова не сказал, лишь велел молодому сотруднику собрать осколки. Я едва заставил его взять день за испорченную посуду. Словом, все обошлось.

Но иногда мне опять становилось не по себе.

Это странное чувство… на что же оно похоже?

Голод как будто… по чему-то другому. По новизне?..

В выходные мы съездили с семьей на дальний о-сэн, где никогда не были. Хорошо отдохнули. Дружно. Расслабились в горячей воде. Минералы оттуда явно наше здоровье укрепили, ровно как и гордость за простоту и красоту родной обстановки в рекан. Ровные, четкие линии, ничего лишнего, мягкий свет, струящийся через рисовую бумагу, приятный полумрак, родная полутень… я проснулся раньше Нодзоми, лежал на своем одеяле и смотрел, смотрел… родные линии родной культуры и архитектуры успокаивали…

Но через пару недель это странное и нелогичное чувство вернулось. Словно чего-то и правда не хватало.

Я стал каким-то другим. Странным. Вот сидели мы с коллегами в баре, тянули пиво у стойки. Один из младших начальников, молодой еще, около тридцати лет, заказал себе компанию в виде двух молоденьких хостесс. Потом еще одну. Юные девушки, свежие лица. Они позволяли ему их обнимать, громко смеялись, когда он, разгоряченный алкоголем, много и нелепо шутил, оживленно болтали о разной ерунде, сверкая белоснежными зубками и яркими украшениями. Мой взгляд почему-то задержался на них. Отвлекся лишь, когда мимо прошла другая девушка к другому столику.

– Красивая, правда? – многозначительно ухмыльнулся мне коллега.

– Красивая фигура, только это платье из красных блесков… нелепое! Вот, эта ее вульгарная бижутерия сливается с этим блеском, теряется красота силуэтов завитков растений…

– Это серебро! – взвизгнула девушка, нервно оборачиваясь. – Настоящее!

– Смысл какой таскать блестящие висюльки поверх блестящей материи?

Все замерли. Я сам понял, что ляпнул не то и не тем. Подхватил пальто и сумку и ушел домой, мол, что-то там надо было еще обсудить с женой насчет детей. Зря сказал про детей: это ее обязанность, но надо было что-то сказать.

Хостесс та, кстати, из того бара исчезла. Я ее встретил пару месяцев спустя у ювелирного магазина. Строгое черное платье с юбкой до колена, одна лишь цепочка, из причудливо составленных звеньев, да необычный кулон. Я споткнулся, когда ее увидел. Она улыбнулась мне.

– Думаете, удалась? – подхватила изящными пальчиками без кричащего маникюра цепочку, качнула кулон.

– Да, выглядит хорошо, – кивнул я.

– Я теперь работаю ювелиром, – внезапно улыбнулась девушка. – Пошла на курсы дизайна и увлеклась.

– То есть, сама сделала? – удивился я, смотря на цепочку.

– Цепочку – нет, я так пока не научилась, уж больно сложная работа. А вот форма кулона и эмаль – мое.

– Красиво, – я улыбнулся.

Потом, вспомнив, посмотрел на часы. Я еще не опаздывал, но мог.

– Спасибо вам, – внезапно сказала девушка.

– За что? – растерянно посмотрел на нее.

Смущенно улыбнувшись, она сказала:

– Меня тоже тошнило от того платья.

Недоуменно улыбнулся. Мы вежливо попрощались.

И больше я ее не видел. Хотя я потом замечал в витрине того магазина изумительные кулоны и серьги из серебра с цветами и геометрическими вставками из лазурной эмали. Сияющее или нежное серебро и матовая тень эмали во впадинах узора. Что-то новое и свежее. Кажется, все у нее было хорошо. Да, впрочем, я спокойно жил и без этой женщины. Просто… я не знаю, что это было. Но я без нее вполне обойдусь.

И все равно меня посещало чувство, будто что-то не то. Будто в моей жизни чего-то не правильно. С ненавистью смотрел иногда на младшего сына, который опять торопливо крался в ванную, весь перемазанный красками. Из-за его упрямства мое спокойствие пошатнулось. Вот будет ужасно учиться, проводя время со своими коробками, а как и на что потом будет жить? Но что меня вдвойне выводило, он выглядел вполне счастливым. Ему было совершенно наплевать на его будущее!

Ну, хоть Рю решил поступать в один из престижных университетов Токио. Хоть и не в Тодайдзи, но выбрал неплохо. Чаще пропадал в библиотеке. Если не врал.

Состояние мое ухудшилось. Стало сложнее сосредоточиться на работе. Сердце иногда билось как-то не так. Мне пришлось пойти к врачу.

Волнуясь, пришел за результатами обследования. Врач долго и серьезно рассматривал бумаги, то и дело поправляя очки, потом повернулся ко мне и серьезно сообщил:

– Ничего опасного я здесь не вижу. Да, может, посоветовал бы вам больше ходить, поскольку, похоже, вы много сидите на рабочем месте, кровь застаивается.

– Но у меня такое чувство… – я вздохнул.

Все-таки страшно признаваться, что мне мерещился зеленый кот.

– Возможно, это стресс после какой-то особо напряженной работы. Я могу вам посоветовать…

О-сэн не помог и те травяные чаи тоже. Меня продолжало преследовать чувство, словно происходит что-то не то.

Я промучился несколько месяцев, на новое обследование сходил, но врачи снова ничего серьезного не обнаружили. Я был вполне здоров. У меня была хорошо оплачиваемая работа, тихая и послушная жена, дом уютный, два наследника. Словом, все у меня вроде было хорошо, но как будто чего-то еще не хватало.

Наверное, во всем был виноват тот зеленый кот. Но кто мне поверит, если я расскажу о нем? Приходилось молча терпеть. Гадать, зачем и за что эта тварь приходила в мою жизнь.

Но он больше не приходил. И все текло как и прежде.

Жизнь стала скучной и серой.

Или она всегда была скучной и серой? Может, я только потому и застреваю мыслями на этом нелепом существе, что больше мне думать не о чем?

Меня внезапно повысили и перевели в другой отдел. Работы прибавилось, уважения коллег тоже. Я подслушал шепотки в туалете, что мне уже завидовали, но… почему-то я был совсем моему повышению не рад. Раньше бы порадовался, а теперь это все казалось какой-то мелочью. Да что это со мной? С ума схожу? Да вроде возраст еще не тот.

Однажды, когда я вернулся с третьего обследования домой, я снова увидел Его.

Мамору оккупировал стол в гостиной, пока мать чего-то доделывала на кухне, а я еще не пришел, и сосредоточенно что-то рисовал зеленым акварельным карандашом. Точнее, двумя, из разных коробок, разных фирм. Ах, да, он в последний раз лист с отметкой на 85 баллов приволок и по 81 баллу за другие предметы.

«Ну, пусть рисует, раз уж взялся за ум» – подумал я, взгляд перевел.

У руки сына сидел и улыбался зеленый кот.

«Да что же он меня все преследует?!»

Кот внезапно расплакался.

Ребенок, в сторону кота посмотрев, и сам с чего-то погрустнел.

«Неужели… сын его видит? Но не похоже, чтобы он это чудовище боялся!»

Кот грустно посмотрел мне в глаза. Словно я виноват был перед ним в чем-то. Ага, он перевернул мне жизнь вверх дном, а виноват почему-то я?!

Но, впрочем, таинственный зверь вернулся. Он и сын мирно сидели рядом. Мамору рисовал, а зверь странный ему не мешал. Просто сидел рядом и смотрел, как он рисует.

Мне страшно захотелось сына расспросить. Но вдруг решит, что отец свихнулся? Но, с другой стороны, Мамору еще в младшей школе и, даже если станет болтать, что я ему рассказал о себе непонятного, разве ему кто-то поверит? А врачи явно заподозрят что-нибудь не то, если я откроюсь перед врачом!

Хотя в тот раз я не решился, памятую о присутствии Нодзоми. Просто ушел.

Они несколько раз еще попадались мне в гостиной, когда меньшой, увлекшись рисованием, забывал освободить стол. У него в комнате был намного меньше. Мальчик просто сидел и рисовал, а зеленый кот просто сидел рядом и смотрел через карандаш и его руку, которая то летала, оторвавшись от поверхности, то медленно по листу двигалась. Это можно было б даже счесть уютной домашней картиной, будь этот кот живой и какого-нибудь цвета приличного. Но Мамору почему-то его не гнал от себя и не боялся ничуть. И кот почему-то приходил к нему, просто сидел рядом и смотрел, смотрел.

Кот теперь подолгу игнорировал меня, и мне стало даже обидно. Это чудовище на грязной дороге впервые я присмотрел, он даже в дом мой против воли моей просочился, но совсем эта морда теперь не смотрит на меня. Сидит у сына и смотрит на него и его рисунки, смотрит, смотрит. И вроде плохого и не делает ничего. Да, впрочем, амулеты, сутры и ритуалы каннуси на него и так не действуют. Так это мирное или злое существо?

Я с трудом дождался дня, когда мы остались дома одни. Внезапно выпавший день выходной, Нодзоми и Рю куда-то разбежались, впрочем, супруга, сначала покормила нас всех и только потом ушла.

Мамору, как и ожидалось, опять оккупировал большой стол в гостиной. Снова с красками и карандашами. И это безобразие зеленое снова оказалось возле него. Прошло медленно и изящно по полу, покачивая простым и пушистым хвостом, напружинилось, запрыгнуло на столешницу. И пристроилось рядом с мальчиком, обнимая лапки свои хвостом. Заинтересованно взглянуло, что он там рисует.

– Мамору, ты его видишь? – не выдержал я.

Если про кота не поймет, совру, что меня привлек силуэт здания, которое он рисует.

Мальчик посмотрел прямо на зеленого кота. Кот, словно почувствовав, перевел взгляд серьезных, человеческих глаз на него и кивнул. Какая-то коммуникация между этими двумя и правда происходила!

– Да, я вижу этого кота. Но почему ты меня про это спрашиваешь?

Мой мир дернулся и куда-то сдвинулся. На хрупкое полотно реальности из рисовой бумаги легло дерево, упавшее из-за бури, разрывая нежное матовое вещество привычного, разламывая дощечки того, во что я верил.

Шумно выдохнув, я обессилено сел на стул.

– Он всегда рядом с тобою, папа. Странно, что ты его почти не замечал.

Кот, смеясь, посмотрел на него.

Э… он всегда со мной. Эта морда… преследует меня?!

Кот вздохнул. Мамору, покосившись на него, вздохнул как он.

– Пап, почему ты не обращаешь внимания на него?

Я сорвался на крик:

– А что эта пакость ходит за мной?!

– Я думаю, что ты и сам можешь ответить на твой вопрос, – Мамору серьезно повернулся к стакану с водой, окрасившейся в желтый цвет. Нет, ставшей зеленой, когда в нее вошла мягкая кисть с каплей ультрамарина.

Все было странно. Но после его странного ответа и необъяснимой реакции все совсем запуталось. Единственный человек, с которым я мог поговорить о нем, подбросил мне новую загадку!

Я вскочил, сжав кулаки, проорал так, что сын сжался:

– Что я должен сделать, чтобы эта тварь исчезла?! Говори! Я сделаю что угодно!

Ведь чудовища иногда с определенной целью преследуют людей.

Кот расплакался.

И, повернувшись к моему сыну, что-то ему сказал. Пасть открывалась, но я ничего не слышал. Хотя почему-то его слышал мой сын. И он, кажется, его понял.

Мамору призадумался ненадолго, потом снова покосился на кота – кот кивнул – и серьезно посмотрел мне в глаза:

– Просто нарисуй его. Он будет рад, если ты его нарисуешь.

– Почему б тебе самому не нарисовать его? – разозлился я. – Разве ты не рисуешь? И ты эту дрянь жалеешь, впустил в дом!

Сын вздохнул. И кот вздохнул. И сын сказал:

– Так как ты я рисовать не умею. И он хочет, чтобы его нарисовал именно ты.

А он правда после того исчезнет?

Я вслух ничего не сказал, но кот, внимательно смотревший на меня, кивнул.

– Чтоб я… просто нарисовал его?

Вроде это была не самая страшная плата чудовищу.

Кот кивнул.

– В какой позе? Где?

Кот что-то сказал ему, сын перевел для меня:

– Как угодно. Как хочешь.

Ну… вроде это не самое страшное, что демон, проникший в мой дом, мог попросить.

Но если он и правда исчезнет… Я нарисую его с радостью!

Сын провокационно протянул мне грифельный карандаш. Острым, матово блестящим грифелем ко мне. Воткнул бы грифелем как лезвием катаны в эту мерзкую зеленую морду.

Кот тяжело вздохнул.

Но, впрочем, если он просто уйдет, довольствуясь лишь рисунком в нашей затяжной борьбе…

Я придвинул стул к столу. Выбрал большой лист для гуаши. Гуашь, кстати, тоже у сына в коллекции нашлась. Двенадцать цветов, но много и не надо. Тем более, среди них есть белый.

Я снова посмотрел на кота. Кот внимательно смотрел на меня, сидя уже передо мной. Нас отделял только белый лист формата А3. Он впервые сидел так близко от меня. Как ж его рисовать? И этот серьезный, немного печальный взгляд…