Текст книги "Моя пятнадцатая сказка (СИ)"
Автор книги: Елена Свительская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 48 страниц)
Глава 25 – Что касается меня 13
Папа по-разному вел себя, когда рассказывал свои истории. Иногда улыбался, когда у героев случалось что-то грустное, иногда сам начинал хмуриться. Иногда просто сидел, устремив взгляд куда-то в пространство. Как будто в какой-то миг открывается некая занавесь в пространстве – и он может уже разглядеть, что случалось за той стороной. Будто тело его было рядом со мной, а душа – ушла куда-то далеко-далеко. Он забывал про еду, которую мы тогда собирали на столе. Забывал про чай. Про свои любимые блюда из кальмара. Но несколько раз я видела в глазах его слезы. История юного хакера, спасающего чужие жизни воровством, потому что брата спасти не смог, да история старого Шамана больше всего разволновали его, когда он рассказывал.
А я ужасно расплакалась на истории Фудзиюмэ, которая не дождалась даже одной встречи с любимым, и Синдзигаку, который так хотел найти какой-то другой мир, словно чувствовал, что он не принадлежит к миру людей полностью, что где-то есть какая-то другая, еще не познанная его сторона. Вроде рада была за Синдзигаку, который наконец-то обрел свой дом, дом своей мечты. Но очень жалко было ту девушку.
– Сеоко, да ты что? – папа наконец-то выпал из задумчивости – он и на этой истории как будто ушел от тела далеко-далеко – и заметил, как я плачу.
А плакала я уже давно.
– У тебя такие… грустные сказки! Ну, зачем?..
– Прости. Я постараюсь, чтобы следующие были веселые, – он робко сжал мою руку.
– Что бы они хотя бы кончались хорошо!
– Постараюсь подобрать что-нибудь иное, – отец вздохнул, погладил меня по щеке, – Прости, что я тебя расстроил.
– Но почему ты выбираешь эти истории?! – не утерпела я.
– Сам не знаю, – рассказчик снова вздохнул, – Что-то на меня находит. Вот просто рождаются внутри меня картинки: какие-то истории. Я вижу основные события, героев и… говорю о них. Я сам не знаю, почему они именно такие приходят?..
– Но почему они так заканчиваются?
– Просто… – папа смущенно потер лоб, – Просто вот они приходят. Так. Будто они и должны быть такие. Не знаю, почему они заканчиваются именно так? Кажется, если я вдруг изменю концовку, то истории уже не будет. Будто она уже где-то так сложилась. Да и люди… люди ведь делают какой-то выбор. А у каждого поступка и у каждого выбора есть свои последствия. Что поделать, если они печальные?
Возмущенно выдохнула, сжав кулаки:
– Не делать таких выборов!
– Легко сказать, – папа вздохнул, – А в жизни не всегда можно понять, к каким последствиям то или другое приведет.
– Ты, что ли, пытаешься копировать жизнь в своих историях?
– Может, – ответил он как-то неуверенно.
– Но в жизни не бывает каппа и кицунэ!
– А почему ты только их вспомнила?
– Ну, э… – настала моя очередь смущенно тереть лоб.
Просто погибшую собаку подруга назвала Каппа. А Синдзиро… в нем было что-то как будто иное, когда он быстро и изящно двигался между шкафов в своем магазине. И, особенно странное, когда он распускал свои необыкновенно длинные волосы. Он был… как бы так сказать? Нечеловечески красив в то время! Хотя я его полюбила только тогда, когда он поддержал меня, подарив мне пирожок-рыбку. Странно, но красота, из-за которой так восхищались и с ума сходили по нему девушки и девчонки, совсем меня не трогала. Ну, красивый. Да, красивый. И что? Но тот пирожок…
И тут я расплакалась уже из-за него. Хотя понимала, что увидеть этого негодяя у меня намного больше шансов, чем у Фудзиюмэ – увидеть ее прекрасного дядю.
Папа, разумеется, кинулся меня утешать. Позабыв про свои истории.
Ночью воскресенья я проснулась. Пошла за водой. Папу нашла на кухне, пьющего. Вроде на кухне вина не было, но вот ведь, как-то протащил. Сначала хотелось ворваться и сказать, что я на него обиделась. Обещал ведь не пить! Но, присмотревшись к его сгорбленной фигуре, с трудом удержала вздох. И робко пошла к себе.
– Я и сам не знаю, почему я их рассказываю! – горько сказал он, стукнув стаканом об стол.
Но разве я спрашивала вслух? То есть, да, днем спрашивала. Может, он до сих пор переживает, что расстроил меня своими историями? Да, наверное, именно поэтому переживает. Жаль его. Но если я сейчас пойду – он поймет, что увидела его за нарушением обещания – и может от стыда еще больше расстроится? Нет, не буду я его расстраивать. Может, он не так часто срывается на самом деле? Ну, вот, раз попался. То есть, нет, я не дам ему понять, что видела сегодня. Надеюсь, дальше папа будет держаться.
Ночью мне снилась Фудзиюмэ, которая до темна ждала возвращения Синдзигаку у ворот. И когда проснулась в слезах, мне было особенно грустно: она еще не знала, но мне было точно известно: он не придет. В папиной истории этот получеловек даже до могилы ее не дошел! Рыдал на чужой. Сказал, что он сам кого-то убил, а теперь пришел тому рассказывать. Странно! Его тоже жаль было, если честно. Хотя так и не поняла: если Синдзигаку не нашел могилы любимой, не мог ее найти, то зачем ему было приходить к чьей-то чужой, особенно, если он того человека сам и убил?.. Или не человека даже.
Долго не могла заснуть, думая о них.
Утром пораньше проснулась и кинулась к папе, расспросить.
Папа тоже явно плохо спал. Хотя спиртным от него не пахло, да и бутылка куда-то испарилась. Стакан, похоже, стоял на месте в шкафу, среди других. Умеет папа маскироваться!
Про ночь я ничего не сказала, про историю ничего не спросила, но завтрак залезал в меня с трудом. Совсем непонятная была последняя эта история! И от этого непонимания тоже было очень грустно.
Вот вроде хорошо Синдзигаку было в мире ином, нелюдей, раз он столько лет там пробыл – и не вспоминал о людях, вырастивших его. Но почему он все-таки пришел? Хотя и опоздал. Но пришел. Через несколько дней после смерти той девушки. Вот с чего он вдруг надумал вернуться? Да и… если в мире другом ему было хорошо, то… то почему он свою историю рассказывал на той могиле? Не ее?.. Особенно, если он правда убил того, к кому пришел?..
Последние дни последнего семестра младшей школы взволновали всех. Разве что кроме меня. Мне не терпелось уже, чтобы этот этап моей жизни скорее уже закончился – и начался новый, в котором я и Аюму будем уже учиться в одной школе. Даже при том, что там я буду относиться к ней как к старшей.
Так-то, по возрасту, она и есть старшая. И там же будет моей сэмпай и милая Хикари. Хотя Аюму мне все же нравилась больше. Мы с нею как-то больше сошлись и больше секретничали. А вот добродушная Хикари держалась немного поодаль.
Но, впрочем, если очень честно, меня в основном волновало не окончание шестого класса. И даже не исчезновение мамы – хотя продолжающееся отсутствие каких-либо вестей о ней мне все еще причиняло боль. Но я все еще верила, что мамочка одумается и вернется. Или хотя бы Сатоси-сан подарит мне хоть какую-нибудь весточку о ней.
Меня удивляло то чувство, которое поселилось внутри меня. Неистребимое, пронзительное чувство первой любви, которому я раз за разом говорила, что у меня нет никакой надежды, что Синдзиро-сэмпай сам же меня и выгнал, что было бы глупо бегать за ним после того, да и… мне только одиннадцать. Ну, почти двенадцать уже. А ему – уже около двадцати или даже около тридцати. Совсем еще девочка и взрослый уже мужчина. Зачем я ему?.. Это и многое другое раз за разом я говорила себе. Повторяла и повторяла.
Вспомнила и то, что отец мой знал хозяина магазинчика сладостей уже давно – и что-то у них не заладилось, раз они так холодно встретились несколько лет спустя. Говорила себе, что Синдзиро-сан тогда так спокойно противостоял бандитам и даже чем-то серьезно дерзкую девочку-якудзу напугал. Но вспоминала ту страшную ночь и то, как он отважно защищал меня, как боролся с матерыми преступниками и как стоял под двумя дулами пистолетов, заслоняя меня своей спиной. Вспоминала тот холод и то, как он накинул свою куртку мне на плечи, а сам остался только в футболке. Как я сидела на его коленях, согретая теплом его куртки. Вспоминала тот проклятый вечер на втором этаже магазинчика сладостей, когда Синдзиро сам захотел мне помочь с домашним заданием и сам же и пригласил посмотреть на древнюю картину, а потом…
И та картина вспоминалась мне почему-то. Та старая картина, те два мальчика и девочка, игравшие с разрисованными большими ракушками.
Однажды она мне приснилась.
Пообтрепавшаяся бумага, пожелтевшая от времени, наклеенная на темно-зеленую, поблекшую со временем ткань. Мелкие, тщательно прорисованные детали. Старая дворянская усадьба. Цветущий сад. Сливы, начавшие опадать. Вишни, начинавшие цвести. Гроздья глициний, свисающие с чужого дерева.
Я снова стояла в комнате Синдзиро возле токонома и смотрела на старый свиток с картиной. И чем дольше смотрела, тем больше меня тянуло к ней прикоснуться. Медлила, но искушение победило. И, медленно подойдя поближе – но последние шаги стали широкими и быстрыми – наконец-то протянула руку и положила ладонь на ракушки с позолоченными рисунками на внутренних поверхностях. Нежная теплая бумага…
Дул прохладный ветерок. И он окутал меня ароматом цветущих деревьев.
Я растерянно огляделась и обнаружила, что стою посреди сада. Небольшой, но завораживающе красивый. Какой-то непривычной красотой планировки.
И… сад огибало длинное здание, выстроенное в традиционном стиле. Там, за одной из его открытых галерей, виднелись пруд и беседка, красивый мостик с одного берега на другой. И…
Увидела мальчиков, одетых в старинные одеяния дворянских родов. Их волосы были разделены ровными проборами по центру головы, а пряди сложены и подвязаны так, чтобы длинными петлями доставали до плеч. Они играли у низкого столика-подноса в ракушки с картинками на чтение первой половины или второй называемых отчасти стихов. Только девочки той рядом с ними не было. И их лица… эти лица…
Бросилась к ним – и запуталась в подоле многослойных длинных одеяний. Длинные пряди волос разметались вокруг. Мальчики обернулись на мой вскрик. Поднялись. Подошли ко мне настолько быстро, насколько позволяли неудобные широкие одежды. Оба протянули мне руки, чтобы помочь подняться. Только один улыбался мне, а второй был пугающе серьезен. И я замерла, не зная, чью помощь принять. Глаза, черные-черные, внимательно смотрели на меня с необычайно миловидного лица. Глаза светло-карие смотрели на меня с лица красивого, но заметно уступающего в красоте рядом с этим спутником. Оттенки их шелковых одежд и вышивка на них были великолепны. И у обоих такие интересные благоухания окутывали одежды и тела…
Я принюхалась с наслаждением. Шумно принюхалась.
– Будто зверек какой-то, – презрительно сморщился мальчик с черными-черными глазами.
– А кто вчера учуял аромат мамы, возвращающейся из монастыря, задолго, как ее повозка с быком приблизилась к усадьбе? – проворчал мальчик со светло-карими глазами.
– С обонянием мне повезло, – ответил первый мальчик невозмутимо, словно речь шла о чем-то обыденном.
– А уж как ты убегал от соседской собаки, прежде чем ее их слуги поймали! – рассмеялся спокойно красивый.
– Я же не виноват, что собакам так не нравятся мои благовония! – возмутился черноглазый.
– Или проклятие на тебе какое? – усмехнулся его товарищ по игре на знание стихов, – Что собаки тебя ненавидят.
А я стояла и смотрела на них во все глаза. Таких красивых. И таких ароматных!
– А ты откуда? – поинтересовался кареглазый уже у меня.
– Там… – указала рукой куда-то за забор усадьбы, видневшийся из-за бока одной из галерей и крыши большого амбара. Сглотнула, – Там была женщина!
– Мало ли в мире женщин? – проворчал черноглазый.
– Нет! – сжала его рукав, – Если бы ты ее увидел! Она была такой красивой! А ее двенадцатислойный наряд… Ах, какие красивые переходы оттенков в слоях ее одежд! Какие длинные-длинные прямые черные волосы были у нее! Я таких красивых женщин никогда не видела! Даже залюбовалась!
– Лучше бы за собой следила, – проворчал черноглазый, развернулся ко мне спиной и пошел обратно к столику-подносу с ракушками, – Какое тебе дело до других женщин? Лучше бы стремилась стать лучшей сама.
– Быть лучшим – это у него любимейшая забава, – засмеялся кареглазый, подходя ко мне еще на шаг и, осторожно подхватив под руки, помог мне подняться, выпутаться из длинных одеяний.
– И верно! – засмеялась и я – и мой звонкий смех полился между благоухания сливовых деревьев, между белых и красных цветов на темных ветвях.
– Пойдем к нам? – предложил поддержавший меня.
– Пойдем, – улыбнулась ему, – Я с тобой пойду. С ним – нет.
– А мне и одному хорошо, – обиженно отозвался мальчик, уже степенно опустившийся возле столика, чтобы меньше примять свои одежды.
– Если тебе хорошо одному в твоих покоях, что ж ты выходишь к нам поиграть? – фыркнул мой спутник, все еще придерживающий меня. Он даже наклонился, чтобы подвинуть подолы моего кимоно, чтобы красивее лежали у моих ног по траве.
– Я когда-нибудь путешествовать уйду, – ворчун с тоской посмотрел на виднеющийся за галереей кусок забора.
Уже и я проворчала:
– И уходи! Уходи насовсем! Нам и без тебя будет хорошо. Будем играть друг с другом вдвоем. И никто не будет сидеть с таким скучным лицом. Никто больше не будет ворчать на нас.
Мальчик поднял на меня мрачные как ночь глаза.
Внезапный порыв ветра сорвал пригоршни лепестков с ближайших деревьев, окатив меня ими, словно брызгами воды. Растерянно голову подняла, глядя как они падают, легко кружась… будто душистый снег падал на мои ладони… Я невольно подставила руку, чтобы набрать этих хрупких тончайших обрезков небесной бумаги… Ведь, наверное, цветы родились где-то в небесной стране?.. Они так красивы! Так чарующе красивы…
Легкий уже ветер обдал меня незнакомым сложным ароматом чьих-то благовоний.
Невольно повернувшись туда, столкнулась со взглядом растерянных черных глаз. Он… почему он так смотрит на меня?
– Почему ты так смотришь на меня? – спросила.
Но мой вопрос остался без ответа. Беззвучно лишь соскользнул лепесток с моего плеча, поскользнувшись на другом… легко скатился по складке моего верхнего кимоно…
Этот странный сон не шел у меня из головы. Эти лица мальчиков, которые казались чем-то знакомыми, будто уже видела их где-то прежде. Но особенно завораживали меня черные-черные глаза, смотревшие с миловидного лица на меня. То чувство, будто стоишь перед бездной. То чувство, когда чье-то лицо настолько прекрасно, что захватывает дух от совершенства черт, рожденных природой. Или, может, то совсем не человеческая красота?.. Разве человеческое лицо может быть слеплено таким прекрасным, до малейших черт?..
Впрочем, не меньше, чем моя грустная любовь и ссора с Синдзиро, меня волновала загадка историй, которые слагал мой отец. Вот уже десять историй рассказал он мне. И, кажется, что героев шести из этих историй я встретила в реальной жизни. Или даже семи?
В один из последних дней учебы в младшей школе, я после занятий ушла в другой район, села там на свободную скамейку и, вооружившись блокнотом, стала чертить список.
Аюму, моя подруга, а так же девушка из истории отца, подружившаяся с кицунэ Амэноко.
Сенбернар Каппа, а также родители моей подруги, Еакэ и Сайвай, напоминали сразу трех героев истории отца о любви чудовища-водяного к молоденькой гейше из проклятой семьи.
Моя одноклассница Дон Ми, наполовину кореянка, а так же полицейский нашего района Сатоси-сан – словно отражение служанки Дон И и главы стражи Чул Су из папиной грустной истории про музыку в корейском дворце.
Дерзкая и жестокая девочка-якудза Кикуко и добродушный, вроде обычный Тэцу, как-то увязавшийся рядом с нею, из реальной жизни. Они же герои истории моего отца: дочь главы уничтоженного клана Мацунока Кикуко и ее знакомый Тэцу, они же – встретившиеся спустя несколько столетий после разлуки самурай Мацу и дочь богатого дайме Кику.
Европейская художница, обожающая Древний Египет и рисующая под вдохновением от него, а также ее охранник. И одна из жен фараона, а также военачальник – из истории отца.
Моя знакомая или даже уже подруга Хикари и репортер-фотограф из Росиа под псевдонимом Синсэй. Они же – японка-простолюдинка Хикари и самурай Судзуки из истории моего отца.
И, наконец, сказка будто бы про моих мать и отца, Кими и Кин, но в ней моя мать почему-то оказалась молоденькой кицунэ, а отец – хакером, добывающим деньги для оплаты лечения для бедных детей. Там же, кстати, просочился и лис Синдзиро.
Хм, выходит даже семь совпадений героев по именам. Из десяти историй!
Хотя… Пожалуй, Амэноко и Аюму можно вычеркнуть. Как и моих родителей, и Синдзиро. Я все-таки верю в божеств-ками. Сколько-то верю. Потому что мои мама и папа учили меня уважать синто и буддизм, вместе со мною проводили какие-то обряды. Но вот лисы-оборотни и чудовища… Разве они существуют?
Ученые ничего такого не обнаружили! Ученые пытались вывести происхождение людей от мутировавших обезьян. Но, правда, скучная и противная та версия. Мне куда больше нравилась идея о богах Идзанами и Идзанаги, брате и сестре, спустившихся с небесной страны вниз и сотворивших в священном союзе мужа и жены японские острова и вообще мир. Хм… или как там у европейцев?.. А, был один Бог, он сотворил людей. Вроде бы за семь дней. Хотя ученые говорят, что был большой взрыв и вжжуух – появилась вселенная. Или Земля? Ох, запуталась.
В общем, идей, откуда взялись люди, множество. И мне привычно верить в существование божеств. Но вот прочие нелюди…
Хм, если отбросить выдуманную сказку про папу и маму и, может, знакомого и мне Синдзиро, а так же историю о дружбе человеческой девушки и лисицы-оборотня, то останутся пять историй, чьи герои мне напомнили моих знакомых.
Что же объединяет эти пять историй? Может, тут разгадка? Пожалуй, это истории о драматических событиях, исковеркавших чьи-то судьбы. Судьбы простых людей. В этих историях про ками и нелюдей не упомянуто. Но в этих историях есть идея, что наша нынешняя жизнь – не единственная и, может быть, уже не первая и не последняя. И вера в то, что связь между душами близких людей не рвется даже после смерти. Вот ведь под конец отцовских историй некоторые из их героев снова встретились в новой жизни! А в истории о жене фараона военачальник рождался множество раз, прежде чем сумел освободить душу возлюбленной из давно засохшего тела-мумии.
Если допустить, что душа и в правду может возвращаться в жизнь снова и снова, облачаясь в новые тела, как в новые одежды, то эти истории могли бы сколько-то быть правдивыми?.. И, кто знает, может кто-то из моих знакомых уже не первый раз встречается друг с другом и со мной?..
Но, все-таки… Какое отношение имеет все это к моему отцу? Он – провидец, способный видеть прошлые и будущие пути чьих-то душ?.. Или… мой папа и сам… какое-то божество? Но если он – ками, то, стало быть, ками и прочие нелюди существуют?..
К тому же, я никак не могла понять еще одну вещь.
Какое отношение папины истории имеют к исчезновению моей мамы?! И… имеют ли?.. Мог ли папа зашифровать в своих историях какой-то намек мне на причину исчезновения моей матери или разгадку, где ее искать?.. Но… В его историях, подозрительно переплетающихся с реальностью, герои умирали при трагичных или грустных обстоятельствах, а потом уже рождались вновь и получали шанс снова встретиться с кем-то дорогим. А, нет, в одной истории встретились еще и давние враги. Той, про Египет. А, и про самураев, причастных к Симабарскому восстанию.
Но…
Папа, ты хотел сказать, что моя мама погибла, но у меня есть шанс встретить ее в новой жизни?!
Нет…
Только не это!!!
Мама не может умереть!
Мама не должна умирать!
Но…
Что я могу сделать, если с ней что-то случилось?
О, как противно быть беспомощной и глупой! Вдруг и правда у мамы что-то случилось, ужасное, а я и не знаю?.. Но что?.. Почему?..
Да и…
Я точно ищу там, где надо искать разгадку?
Или мама просто ушла к любовнику, а истории папа мне рассказывает, чтобы меня отвлечь? Но… почему же тогда эти пересечения по именам и некоторое сходство событий между судьбами героев его историй и моих знакомых и друзей?! Это непонимание сводит меня с ума! Сил лишает!
А если… мама ушла к Синдзиро? Который хозяин магазинчика сладостей?
Да нет же! Я же работаю у него! Я была в его комнате на втором этаже. Там моя мама точно нигде не пряталась. Там-то и прятаться особо негде. Разве что в кладовой в погребе, где Синдзиро хранит товар. Но не такой уж и большой тот погреб, чтобы маме было в нем удобно прятаться. Да и… Я же несколько недель проработала у Синдзиро. Разве я б не услышала подозрительный шорох со склада?..
Тогда… Это к маме моей он ходит, маскируясь, по ночам? Он… знает, где она?.. Этот гад еще сказал, что я на нее похожа.
И как мне все это выдержать? Весь этот груз многочисленных загадок и странностей, помноженный на отчаяние от необъяснимого маминого исчезновения! О, если бы я могла кому-то рассказать об этом! Хотя бы поделиться!
Но… не так-то и много у меня людей, которым можно рассказать.
За отцом я слежу. Он странный. У него странные истории, чье некоторое сходство с моими реальными знакомыми меня угнетает. Да и, если он прячет способности, значит, прячет с умыслом.
Мм… мой Синдзиро? Но он же меня выгнал! Да и… ну, будь он настоящим самцом-кицунэ, он же ж скрывается, выходит! А если он скрывается, то разве бы мне признался?
Сатоси-сан? Но у него и без меня много дел. Хотя я ему верю. Вот, он секреты Рескэ хранит и даже его сестре не рассказывает.
Бимбо-сан? Он тоже странный. Но я пыталась разыскать этого старика еще после его странных речей об одноглазом котенке. Но никто в нашем районе не знал, где он живет. Да и… люди как будто вообще не помнили его! Я даже к Сатоси-сан заходила расспросить про Нищего, но и наш молодой полицейский посмотрел на меня растерянно и сказал, что не помнит этого старика.
Этот старик… Да кто же он такой?.. Пожалуй, помимо меня с ним из моих знакомых общались только Хикари и тот фотограф-журналист из Росиа. Но я не разобралась, где работает иностранец. Может быть, его адрес или телефон знала Хикари, которую он как-то спас? Но проблема была еще и в том, что у меня не было телефона Хикари! Я, конечно, подумывала, а не спросить ли ее номер у Аюму, раз девочки в одной школе учатся и даже в прошлом году были в одном классе, то, может быть, у моей подруги был номер Хикари. Правда, я еще не придумала, как объяснить Аюму, зачем мне номер мобильника Хикари.
Словом, это была очень запутанная история!
Ладно, если я еще раз встречу хозяйку одноглазого котенка, то осторожно расспрошу ее, не примерещилось ли мне, что мы говорили со стариком в блекло-синем юката, а также забрали замученного кем-то котенка? Если котенок по-прежнему у нее, значит, тот день был настоящим. И она тоже говорила с Нищим. Если она тоже говорила с ним, значит, он реальный!
Да, расспросить ее о встрече с ним я вполне могу. Это намного проще, чем найти иностранца из Росиа. Вроде проще.
Так что же мне сейчас-то делать?!
Аюму всю правду рассказать? А вдруг она меня засмеет? А она пока единственная моя подруга. Я же не сошлась особо ни с Хикари, ни с Дон Ми. Эх, так страшно потерять единственную мою подругу! Да и… она слишком сильно завязана с историей о водяном вампире. Там и история со второй жизнью каппы, и даже имена родителей мой подруги. Хотя… Аюму… Аюму же звали и героиню самой первой истории отца, о дружбе человеческой девушки с кицунэ.
Или… Может, зря я так к совпадению имен привязалась?.. Мало ли в жизни людей с одинаковыми именами?! Вот взять же брата моей подруги самого младшего и единственного брата Хикари, тоже младшего – и обоих зовут Рескэ. Но они не похожи!
– Чем занята? – спросили у меня над ухом.
С криком отшатнулась.
И упала бы со скамейки, если бы меня не подхватили худые руки. Которые оказались невероятно цепкими и крепкими, когда напряглись, удерживая меня.
А вот ручка-таки упала и прокатилась по асфальту с легким стуком. Блокнот смялся.
– Не бойся, если не хочешь, я не буду смотреть туда, – улыбнулся мне незнакомый мальчик-подросток в форме средней школы.
Он осторожно усадил меня обратно. Поднял ручку, не глядя в сторону моих ног и блокнота, протянул мне. И встал боком, спиной к блокноту.
Я запоздало узнала в нем второго Рескэ. Который младший брат Хикари.
– Ты почему-то сидишь далеко от своего дома, одна, после школы, – добавил мальчик серьезно, – Я вот и подумал, не случилось ли чего плохого у тебя?
Сказала, выдавив из себя вежливую улыбку:
– Все нормально.
– Понятно, обсуждать не хочешь, – усмехнулся Рескэ – и, развернувшись, спокойно пошел прочь.
Один из малочисленных людей, которые мне знакомы и которых волнует мое состояние. Кажется, волнует. И… и он вроде не замешан ни в одной из историй, рассказанных моим отцом! Тьфу, он не похож на его героев.
Но стоит ли?.. Он решит, что я сошла с ума. И будет смеяться надо мной, а мне почему-то совсем не хочется, чтобы кто-то смеялся надо мною. Тем более, он – мальчик, который один раз уже сколько-то мне помог. Нет, дважды, он ж еще поклялся заботиться об одноглазом котенке, которого кто-то замучил. Просто… Синдзиро сначала был дружелюбным – один из малочисленных дружелюбных ко мне особ мужского пола, а потом меня выгнал насовсем. Я не хочу, чтобы меня снова выгнали!
Посмотрела на спину удаляющегося Рескэ. Что-то было неправильное во всем этом. Мне почему-то не хотелось его отпускать. Да и… эмоции и хаотичные мысли распирали меня изнутри, разрывали на части.
– Постой! – закричала я, вскакивая – и ручка снова глухо ударилась об асфальт и укатилась.
Мальчик посмотрел на меня, потом на ручку. Снова усмехнулся.
– Растеряша!
Я обиженно проворчала:
– Нет уж, иди тогда обратно!
Мальчик подошел ко мне – сердито блокнот захлопнула, едва он направился в мою сторону – и спокойно ручку подобрал, подошел ко мне поближе, протянул ее мне. Сказал серьезно:
– Не дуйся! Я не со зла пошутил.
– Ты меня обидел! Значит, со зла.
Он вздохнул. И добавил:
– Но я не хотел тебя обижать! Хотя бы в это веришь?
Это было бы самое простое из всего, во что я сейчас могла верить или не верить. Потому соврала, притворившись подобревшей:
– Верю.
Внимательный взгляд на меня светло-карих глаз. И он серьезно сказал, отойдя на пару шагов в сторону от меня и блокнота, но, впрочем, только на два шага:
– Какая-то ты сердитая сегодня. Явно чем-то расстроена. Это хотя бы не будешь отрицать?
Серьезно призналась:
– Это не буду.
Мы несколько минут молчали, глядя в разные стороны, но стоя рядом друг с другом. Он как будто не хотел уходить.
– Как котенок? – спросила я тихо.
– Живой, – отозвался он грустно и посмотрел уже на меня, нахмурился, – Но так и останется одноглазым. Ухо-то, может, шерстью зарастет. А так-то он красивый, трехцветный. Ему еще старик, который его нашел, подарил шнур красный с колокольчиком вместо ошейника.
– Я помню, – кивнула, – Он при мне подарил.
– Так-то вот я домой прихожу или Хикари – и котенок выбегает нас встречать. Садится и тянет к нам левую верхнюю лапку, будто для рукопожатия. И такой он, белый с пятнами. И еще этот колокольчик… Как будто настоящий манэки-нэко!
Серьезно сказала:
– А может и настоящий.
Значит, одноглазый котенок был на самом деле! И, выходит, Бимбо-сан и вправду общался со мной и Хикари!
– Вот как сестра его домой принесла, так у нас будто полоса удачи началась, – растерянно добавил Рескэ, – Я подработку новую нашел, там хорошо платят. И можно трудиться несовершеннолетним. И место приличное. А маме премию на работе выписали за усердие. Мы, правда, на радостях накупили всякой еды и обожрались. Адски животы намаялись! Но мы хотели проверить, каково это: когда можно жрать все, чего хочешь и сразу… – тут мальчик спохватился и заметно смутился, – То есть, мы…
– Твоя сестра говорила, что вы скромно живете, – похлопала его по плечу, – А еще она рассказала, что ты сам зарабатываешь. Поддерживаешь и ее. Знаешь, я тобой восхищаюсь. Честно.
– Правда? – он робко улыбнулся.
– Ага, – кивнула.
Мы с минуту смотрели в глаза друг другу. Глаза у него были очень красивые, светло-коричневые. Теплые какие-то. Впервые я так долго смотрела какому-то мальчику в глаза – и вообще не смущалась. Ни капельки!
Рескэ вдруг заметил, что моя рука все еще лежит на его правом плече, покосился на мою ладонь. И я, вдруг смутившись, руку отдернула.
– Я не кусаюсь, – фыркнул он.
Опять надо мной смеется! Но на этот раз как-то добрее и спокойнее. Будто действительно зла не желал.
– Ты, если тебя кто-то из мальчишек обижает, мне скажи, – серьезно сказал юный мужчина, – Я им в морду дам. Ты же подруга моей сестры.
Я… подруга его сестры?.. Это она ему сказала, что я – ее подруга?.. Или он так сам решил про меня?
И вообще… мне почему-то приятно стало на душе, когда он предложил меня защищать. Хотя я бы не стала просить его заслонять меня от Кикуко. Но…
Тихо спросила:
– А если то будут парни старше тебя?
Юный мужчина серьезно подбородок свой протер и степенно ответил, смотря куда-то над моим плечом – он был на полголовы выше меня:
– Слушай, тогда тебе придется немного обождать и потерпеть. Я уже два месяца как хожу в школу каратэ по вечерам. Но только это тайна пока для сестры, хорошо?
Торопливо кивнула.
– Пока, увы, я ничему особенному не выучился, – добавил Рескэ, посмотрев уже мне в глаза, – Но я собираюсь научиться защищаться. Чтобы с голыми руками и даже против нескольких крупных противников. Но только тебе придется обождать, пока я научусь. Потерпишь пока?
И как-то это звучало… по-самурайски. Я вдруг себя ощутила хрупкой женщиной рядом с серьезным сильным воином. Который мне защиту предложил.
Вот только… если он узнает про эти мои идеи и домыслы о связи героев из папиных историй и моих знакомых и друзей… Он меня засмеет? Решит, что я рехнулась или просто глупая? Мне почему-то вдруг сильно захотелось, чтобы наше общение продолжилось. Даже если ему не придется меня ни от кого защищать. Даже если понадобиться, я не попрошу. Просто это так здорово – когда рядом есть кто-то, готовый меня защищать! Особенно, после того, как кто-то другой меня уже выгнал. Выгнал, даже не будучи уверенным, что та страшная девочка-убийца уже уехала из Киото.
Только… именно потому, что Синдзиро выгнал меня, да еще и так внезапно, мне как-то сильнее страшно потерять и эти странные отношения, появившиеся между мною и Рескэ, и это странное тепло в моей груди.
– Вижу, что ты что-то рассказать хочешь, но не решаешься говорить, – вдруг улыбнулся мальчик, продолжая смотреть мне в глаза, – Не объясняй, если не хочешь. Просто я вижу, что у тебя такой вид. Просто потому что вижу.
Или… сказать ему сразу? Тогда я сразу пойму, бросит ли он меня так же, как и Синдзиро или останется на моей стороне? Хотя Синдзиро не только выгнал меня: он еще и сначала жизнь мне спас. И даже защищал брата Аюму от желания выскочить на дорогу к задавленному Каппе, где и мальчика самого могла машина переехать. Где уже едва не сбила его машина только что. Все-таки, местами Синдзиро был не плохой.
