Текст книги "Моя пятнадцатая сказка (СИ)"

Автор книги: Елена Свительская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 48 страниц)

– Мне сегодня приснился лис… – грустно сказал Рескэ.

– А разве лисы воют так же как волки? – подняла брови.

– Мне сегодня приснился лис с семью хвостами… – произнес мальчик так, словно меня не расслышал.

Я сжала его рукав и потянула на меня. Он все-таки повернулся ко мне. Как будто только заметил.

– Он сидел на старой заросшей могиле и плакал, – Рескэ наконец-то моргнул.

– И… что?..

– Мне стало жалко его, – мальчик нахмурился, – Жалко до слез.

Снова посмотрел туда, откуда слышался вой. Погрустнел.

– Семихвостых лис не существует! – вздохнула я, – Разве что мутант какой-то редкостный.

– Или кицунэ из сказки, – улыбнулся он, – Я, когда был маленький, всегда хотел подружиться с кицунэ. Иногда сидел у ворот дома и ждал, когда он придет.

Я поводила его руку туда-сюда. Он не заметил.

– А почему лис должен был к тебе прийти?..

– Не знаю, – наконец-то очнулся Рескэ, – Просто… я его ждал. Сам не знаю, почему.

– А почему именно кицунэ? В сказках так много разных ками и чудовищ!

– Не знаю, – улыбнулся Рескэ, – Просто мне казалось, что однажды он должен прийти.

Над проводами пролетел огромный ворон, как-то странно каркая. Едва крыльями передвигал. Налетел на провода, свалился, из последних сил зацепил когтями… провод разорвался. И погасли все фонари. Остались только остатки свечей около музыканта. Люди завопили в темноте, прижимаясь друг к другу поближе. Почему-то вместе им было не так страшно.

А Рескэ, сорвавшись с места, ринулся куда-то в темноту, расталкивая людей. Куда он?..

Но без него было страшней. Намного страшней! Тем более, так внезапно бросил меня Синдзиро. После того как спас мою жизнь.

И я отчего-то сама побежала в темноту, туда, где кричали люди, которых расталкивал мой последний убегающий друг.

То есть, из мужчин. Но письмо Аюму я уже потеряла, а где – неизвестно. Мы с Рескэ гуляли не только в одном районе. Да и как я смогу найти письмо, если свет погас? Значит, Аюму меня возненавидит. И у меня больше не будет друзей. То есть, есть еще Хикари, которая сказала своему бату, что я – ее подруга, и ее брат. И потому я побежала за ним. В темноту. Просто… страшно было всех терять. Даже мама попала. Мама так и не вернулась.

Люди ругались, когда я их расталкивала, а кто-то даже больно толкнул меня локтем в живот. Но я отчаянно вслушивалась, пытаясь среди их брани различить голоса людей, ругающихся на Рескэ.

А потом я внезапно выскользнула из толпы. Кто-то с краю мне мстительно на ногу наступил. Эх.

Закрыв глаза, вслушалась в запах паленых перьев. И в топот удаляющихся ног.

Куда он бежит?.. А, впрочем, это не важно. Я просто хочу быть рядом с ним.

Темнота… долгая… вечная… дорога… как будто на несколько километров.

Страшно болят сбитые ноги. Старый какой-то асфальт, неудобный, как будто камнями засыпан. Забивается в туфли песок, разрезая кожу. Я только на мгновение останавливаюсь, чтобы прислушаться. Чтобы услышать его шаги. Топот его ног. Я надеюсь, что это он. Мне больше не осталось ничего кроме как надеяться.

Тишина…

В этом районе города непривычно тихо. Здесь еще не зажглись фонари. Здесь веет ветер, сильный, будто дома не удерживают его. Будто… не удерживают.

Я огляделась.

Остановилась растерянно.

Светила полная луна. На небе было множество звезд, непривычно много. И свежий воздух… такой вкусный, вольный воздух! Им хотелось наслаждаться… его чистотой. Но…

Но силуэтов домов не было. Хотя вроде бы лунный свет должен очерчивать ветки наверху. То есть… крыши домов.

Но домов не было.

Только деревья.

Только тишина вокруг.

Где я?..

Как я сюда попала?

Я… убежала из города?..

Но как я могла не заметить?..

Почему нигде не горят фонари?..

Почему я не слышала ни разу гудение у шлагбаума перед подъезжающим поездом?..

Что случилось?..

Где я?..

Я… никак не могу понять.

Но… Рескэ… если это Рескэ. Если я побежала именно за ним! А вдруг нет?..

Закрыла глаза и прислушалась.

Но… я больше не слышала топота его ног. Вообще ничего не слышала!

Только шум деревьев в потоках ветра. Изредка шорохи в лесу. В лесу… я… оказалась в лесу?.. Но как?..

Отчаянно посмотрела наверх. На диск полной луны. Такой яркой. Ослепительно яркой сегодня. Красной.

Задрожала.

Почему изменился цвет луны?!

Глаза закрыла, сжимая пиджак.

И… куда мне идти?

Долго стояла, слушая пустоту. Давая ветру трепать мои волосы. Странное чувство свободы. Опьяняющей свободы, рождающейся от этого чистого воздуха. Жуткое чувство потери. Я потерялась. Я не найду дорогу в лесу?.. Я же не умею в нем жить! Я… я городское дитя!

Долго стояла. Принюхавшись. Слушая дуновение чистого свежего ветра. Или… тот странный запах благовоний? Вроде из хвойного дерева, но я никогда не встречала такого запаха.

Я рванулась за ветром.

Но ветер, играя, сменил направление. Так и не поймешь, откуда пришел.

Снова распахнула глаза. Вот бы только сон.

Но я стояла одна, на земле. И лунный свет не выхватывал крыш домов. И фонари не горели. Да что это?.. Куда я попала?! Как?..

Но… страшно было стоять.

Очень страшно было заблудиться неизвестно где.

И я просто пошла вперед.

Пошла в темноте.

Просто вперед.

Темнота…

Стволы старых деревьев…

Я налетала на них, обдирала кожу. Обходила, шла, не сразу додумалась выставить вперед руки. Едва не сломала о какой-то большой камень, которого не заметила в тени. Разодрала кожу, натолкнувшись на низкий кустарник. Прошла насквозь.

Я не знала, куда идти.

Просто… шла.

Просто вперед.

В темноте.

Тишина…

Страх глухо ворочается внутри.

Тишина…

Я уже страшно устала.

Я просто иду.

Просто вперед.

В темноте.

Тишина…

Сложно сказать, как радостно увидеть свет после темноты. Когда заблудившийся путник наконец-то видит свет фонаря. Почему-то на земле. Странный свет. Но… свет! Человек! Я спасена!

Мужчина в белом кимоно сидел на земле. На холме, заросшем травой. Сидел сгорбившись. Кажется, он плакал. Мягкий свет бумажного фонаря охватывал его силуэт и силуэт холма. Силуэт вишневого дерева за ним. И…

И силуэт Рескэ, вышедшего из темноты.

Почему-то друг смотрел только на человека, сидящего на могиле. Как-то странно смотрел. Было в его взгляде что-то безумное. В его карих глазах.

– Рескэ! – позвала я напугано.

Они, вздрогнув, обернулись ко мне.

Казалось, красная луна засветилась ярче обычного. Или… это его черные глаза, посмотревшие на меня, вдруг вспыхнули красным светом?.. Глаза черные как бездна. Бездонные, как ночная мгла. Такая черная или темная-темная радужка, как будто сливавшаяся со зрачком. Или… и правда сливавшаяся?..

– Ты кто? – спросил Синдзиро, поднимаясь с могильного холма.

Я только растерянно смотрела на него. Одетого в длинное светлое кимоно. Нет, нежно-сиреневое. Точнее, белое с многочисленными гроздьями глициний. Оно казалось белым в темноте, издалека. Но… оно было сплошь почти покрыто узором, мелким-мелким. Словно бесчисленное количество гроздей нежно-сиреневых фудзи упали на его плечи, стекали вниз. А его длинные-длинные волосы, отчасти выпавшие из узла на затылке, скрепленного длинной серебряной шпилькой, текли по душистым соцветиям. То есть, нет. Нет, не показалось. Этот странный запах… это пахло от него!

– Кто ты, звереныш?.. – растерянно спросил молодой мужчина, медленно подходя ко мне. Будто плыл. По воздуху, а не по земле.

Он странно двигался. Он был не такой как всегда.

Что это с ним?.. Со мной?..

Я смотрела, как он приближается, и сердце неровно билось. Быстро-быстро. Быстро. Быстро…

– Кто ты? – повторил он.

– Синдзигаку? – растерянно позвал его Рескэ.

– Сюэмиро? – молодой мужчина растерянно обернулся.

Рескэ вдруг улыбнулся. Ступил к нему. Споткнулся о холм.

– Нет! – Синдзиро гневно протянул к нему руку – и мальчик отшатнулся от выросших и заострившихся ногтей. То есть, когтей, – Не трогай его!

– Это твой друг? – мальчик склонил голову на бок, разглядывая его и могилу.

– Это мой враг! – проворчал молодой мужчина.

– Ты… – голос моего друга дрогнул, – Ты его убил?

Синдзиро снова посмотрел на могилу. Нахмурился. Долго молчал – мы напряженно ожидали его ответ – потом вдруг потерянно признался:

– Я.

– Тогда… – Рескэ куснул губу, – Почему ты его охраняешь? Если ты его убил?

– Не знаю, – глухо сказал молодой мужчина, отодвигаясь от холма.

– Нет, ты знаешь! – вдруг рассердился мальчик, гневно сжал кулаки, – Если ты охраняешь его могилу – того, кого сам убил – ты должен знать ответ! Ты должен понимать, почему ты охраняешь его?

– Разве все в этом мире можно понять? – глухо отозвался Синдзиро.

Мальчик вдруг выхватил из кармана нож для бумаги и вывел вперед лезвие. Мужчина как-то странно на него посмотрел. Заиграв с прядкой своих бесконечно длинных волос в когтях, еще более длинных, чем его тонкие длинные пальцы.

– Что она тебе сделала?! – сорвался на крик Рескэ, – Почему ты ее убил?!

Синдзиро вздрогнул. Глухо спросил:

– Ее? О чем ты, мальчик?

– Под этим холмом девушка!

– Нет, мужчина, – вдруг ухмыльнулся Синдзиро.

– Ты врешь!

– Проверь! – когтистая ладонь выползла из-под длинного-длинного рукава, указав ему на могилу, – У тебя даже есть, чем копать. Молодец, прихватил, – он вдруг прищурился, – Как тебя зовут?

Мальчик не сказал. Долго переминался, мрачно сжимая нож, смотря то на лезвие, то на странного мужчину в старинном кимоно.

– Я понимаю, что тебя мучают сомнения, – добавил мужчина спустя долгое время, – Но, если не раскопаешь, то не поймешь.

– Это… – голос Рескэ дрогнул, – Это чья-то могила! Кем я буду, если потревожу его покой?!

– Но ты утверждаешь, будто я… – голос мужчины дрогнул, – Убил девушку. Или женщину. Девочку какую-то. Если не разроешь землю – так и не поймешь.

Сжал пальцы – кровь потекла из пронзенной кожи, а концы когтей вышли с другой стороны.

Меня передернуло от ужаса. А он… посмотрел на израненную руку так спокойно! Даже Рескэ дрогнул.

– Да, говорят, тела мужчин и женщин отличаются. Раскопаешь и поймешь, – равнодушно продолжил жуткий мужчина.

– Спустя столько веков остался лишь скелет!

– Столько веков?.. – Синдзиро резко повернулся к нему, голову наклонил на бок, разглядывая так, словно увидел.

– На тебе старинная одежда, а на мне – форма двадцать первого века.

– Эпоха Хэйсэй, император Акихито, я знаю.

– Знаешь? – Рескэ наклонил голову на бок.

– Так… ты не хочешь проверить? – Синдзиро, вздрогнув, разжал пальцы, выпуская когти из распоротой ладони и окровавленной рукой погладил могильный холм.

– Откуда ты знаешь… девиз и императора моей эпохи? – мой друг нахмурился.

– А откуда ты знаешь это место? – нахмурился мужчина.

– Это… – мальчик замялся.

– Ты ведь… не мог прийти за мной, чтобы отомстить?..

– Я хотел тебя найти. Но убивать не хотел. Хотел только спросить. Только одно.

Синдзиро задрожал. Обнял плечи когтистыми тонкими длинными пальцами, оставляя поверх изящной вышивки на левом рукаве кровавый растущий развод.

– Нет! – вздрогнула я, протянув к нему руку, – Не надо! Не пачкай!

– Что?! – он резко развернулся ко мне.

– Эта одежда… она сделана так красиво!

Он задрожал. Протянул окровавленную руку ко мне.

– В ней твоя душа, Фудзи?..

– Так ты все-таки ее убил? – глухо спросил мальчик.

– А ты пришел убить меня теперь? – он криво усмехнулся, но даже не обернулся к нему, по-прежнему сжимающему нож за его спиной.

– Ты так уверен, что сможешь убежать? – тихо спросила я.

– Но почему?! – Рескэ сорвался на крик, – Почему ты ее убил?..

Синдзиро резко развернулся к нему и закричал, отчаянно прокричал:

– Но почему ты не спросишь, почему я убил тебя?

– А ты меня не убивал, – мотнул головой мальчик.

Мужчина растерянно провел ладонью по лбу – и по щеке его поползла кровавая струя. Будто кровавая слеза из глаза выкатилась.

Он… плачущий кровавыми слезами… в свете красной яркой луны… это было жутко!

Или… он и правда плакал? Заливая кровью белоснежное кимоно. То есть, тускло-сиреневое. С ужасно сложной вышивкой. То носил, красуясь, то портил. Портил так легко. Почему мне так больно внутри?.. Кровь на его кимоно… его кровь – это не то, что я хочу видеть!

– Синдзиро… – тихо позвала я.

– Или Синдзигаку? – нахмурился Рескэ.

– Кто ты? – глухо спросил мужчина, не смотря на нас.

Словно забыл про нож. Или и правда забыл? Но… мой друг все еще держит лезвие обнаженным. И я тоже боюсь.

– Почему ты пришел на его могилу? – устало спросило странное существо.

Он… в эту странную ночь не выглядел человеком. Да и его интерес к этой могиле, заросшей давным-давно, пугал.

– Может… это твоя могила? – Синдзиро вдруг повернулся к Рескэ, – Или… ты где-то встречал его?

– Кого? – растерянно ступила к нему, – Кого, Синдзиро? Кто здесь похоронен? Почему сберечь его могилу для тебя важнее, чем своя рана и кровь?

– Думаешь, мне важно? – странная улыбка.

– Тогда зачем охранять могилу того, кого ты убил?

Молодой мужчина обхватил голову руками и закричал. Нет, завыл. Жуткий вой, громкий, но не похожий на вой волков из кино.

– Почему вы пришли?! – он обернулся ко мне. К нему. На глазах его блестели слезы, – Почему ваши призраки пришли за мной? Вы… стали синигами и пришли за моей душой? Но я не могу уйти. Я не должен умирать сейчас!

– Почему? – глухо спросил Рескэ.

– Потому, что я жду его! – он сжал ткань над сердцем, еще большую часть диковинной одежды делая красной, – Почти тысячу лет я жду его!

– Почему? – повторил мальчик.

– А вдруг он захочет прийти на свою могилу?

– Зачем ему приходить на его могилу? – не поняла я, – Если ты его убил, разве он захочет увидеть тебя? Даже если его призрак придет.

– Души возвращаются! – мотнул головой Синдзиро, – Души приходят вновь!

– Но если души снова одеваются, в новое тело, то зачем ему приходить на свою могилу? – Рескэ нахмурился.

– Если… – голос молодого мужчины, то есть, выглядевшего молодым, но говорившего какой-то бред, дрогнул, – Если это будет он, то он будет знать все, – кровавые слезы потекли по его щекам, – Он будет знать, что меня прогнал весь клан. Он будет знать, что я жду его и каждый месяц я прихожу на его могилу. Я так хотел ему сказать… – резко повернулся к Рескэ, – Если это ты пришел, ты же знаешь, что я хотел ему сказать?..

Я неожиданно оказалась в темноте. Этот странный звон. Тишина. Темнота. Жутко тесно вокруг. Это… могила? Я внутри могилы? И этот звук… это звенят колокольчики? Это кто-то пришел проведать меня наверху?

Резко села. Почему-то смогла.

С меня сползла какая-то ткань. Какая-то толстая ткань. Белая. Белый – цвет траура. Но… все-таки вокруг просторно. И этот звук… этот странный звук со стороны…

Шла, вытянув руки, на этот странный звук. Он вел меня. Интерес вел меня вперед.

Просто вперед.

В темноте.

Тишина…

Неожиданно стало тихо вокруг. Я остановилась. Глухо билось внутри сердце.

Я сжала ткань над сердцем, слушая странный запах неизвестных мне благовоний. То есть… если закрыть глаза, то, кажется, я их даже знаю. Я нюхала их когда-то давно. Легкий аромат каких-то хвойных деревьев… так и не вспомнить…

Ограда сдвинулась передо мной, пропуская яркий свет. Ужасно яркий!

Закричав, закрыла лицо рукавом.

– Ээй, ты в порядке? – хрипло спросили со стороны, – Эй, придурок, зачем ты включил свет?

– Свет… можно включить? – напугано спросила я, – Но как, о господин?..

– Слышь… – меня возмущенно потянули за рукав, – Мне некогда играть в ваши спектакли. Тем более, я их не знаю. Я только хотела отдать тебе одну вещь и уйти.

Осторожно опустила рукав вниз. Снова зажмурилась. Потом все-таки приоткрыла глаза.

Кикуко в драных джинсах и безразмерной черно-серой толстовке с хризантемами стояла передо мной. Закричав, я от нее отшатнулась. Девочка-убийца из нашего мира была еще страшнее, чем то чудовище, похожее на Синдзиро. Чудовище… похожее на моего любимого… почему?.. И что я делаю здесь? В моей квартире?

Растерянно посмотрела на мои руки в пижаме. На расцарапанную ладонь.

– Ты упала в кусты и потеряла сознание, – папа нахмурился, – Я нашел тебя на улице. Уже думал побеспокоить господина Сатоси, но, к счастью, ты неожиданно нашлась.

– Ну… – смутилась, – Там вдруг погасли фонари… – вцепилась в руку девочки-якудзы, – Ведь они… погасали?..

– Да погасали! – та отмахнулась, – Наверное, у работников морга работы завтра прибавится. Говорят, там шесть машин столкнулись, когда в районе неожиданно погас весь свет, – усмехнулась, – Работникам службы, ответственной за освещение города, надо бы сделать сэппуку.

– Ты так спокойно об этом говоришь! – поморщилась.

– А! – она отмахнулась, – Если б я всему придавала значение как ты, я бы не была сейчас рядом с тобой.

Папа посмотрел на нее, нахмурившись. Долго смотрел. Вдруг как-то странно улыбнулся. Как будто узнал.

Девочка-убийца зевнула.

– Короче, я тебя поздравляю, что ты упала мордой в кусты. Очень удачное было приземление.

– Чего?! – возмущенно взвыла я.

Если она сказала «мордой в кусты», значит, у меня даже лицо расцарапано?! Что это за ужасное везение?!

– Тебе адски повезло, что на кусты, в которые ты упала мордой, никто не наехал, – усмехнулась эта гадина, – А кому-то не повезло из-за темноты… – зевнула, покопалась в левом кармане, бездонном, выудив, протянула мне конверт, – Это обронила ты. Я отдала. Все, я утопала, – выудила из того же кармана внезапно запищавший мобильник, старый, приложила к уху, щелкнув грязным ногтем по кнопке с зеленой трубкой, – Ну, где тебя носит?! Ась? Какая… птица?.. Да ты …? Да пошел ты в …, …. Нет, у меня все хорошо. Правда, хорошо! – сердито посмотрела на меня, – Просто меня бесит бегать у кого-то на посылках. Нет, только первый и последний раз. Ась?.. У-у, да ты б хоть на карту заранее посмотрел, идиот!!! Да отвяжись!.. – с ненавистью посмотрев на меня – я испуганно отступила обратно на порог своей комнаты – она швырнула помятый конверт мне под ноги, – На, у тебя, выпало. Все я пошла.

– А ты, что ли, видишь в темноте? – растерянно моргнула.

Жуткая девочка на мгновение застыла.

– Нет. Оно выпало днем. Я случайно увидела.

– А почему сразу не подошла?

Помявшись и не глядя на нас, Кикуко произнесла уже потише:

– Да че я… дела должна свои бросать ради вас? Когда смогла – тогда и зашла, – зевнула, погладила заурчавший живот, – Все, старикан, я пошла.

– Раз уж принесла пропажу, то возьми от нас хоть еды, – улыбнулся мой отец, ступив к ней еще ближе.

Девочка отодвинулась.

– Не, старикан, не надо.

– Мне же не зачем тебя травить, – улыбнулся мужчина, – Но, если не веришь, я сам попробую каждое блюдо.

– А что… – она сильно потерла подбородок большим и указательным пальцами левой руки, – Ты готов мне пожрать дать че-то серьезное?

– Мой холодильник к твоим услугам! Ты же дочери моей помогла.

Я растерянно подняла раскрытый конверт. Ээ… раскрытый? Так мой или нет?

Выхватила письмо, стараясь не смотреть. Строчка снизу…

«Я очень сильно тебя люблю»

Ой, нет, строчка с другой стороны!

Ох, Аюму! Точно Аюму. И имя, и фамилия подписаны ее, да еще и все иероглифы такие же! Но… она распечатала конверт? Вот что подруге скажу? Да еще и помяла!

– Скажи спасибо, что вообще принесла! – не унялась эта жуткая девочка.

Эх, где еще можно увидеть такую жуткую девочку! Даже видя, что это любовное письмо, да не мое, наверное, от подруги, все равно распечатала, прочитала и смяла! А если его приводить в приличный вид… но тогда разве только переписать начисто. Но тогда я все прочту. Ох, за что?!

– Так зачем тебе мне помогать, старикан?

Она даже после папиного приглашения на обед – в знак благодарности – не унялась.

– Если отпущу тебя без благодарности, то не успокоюсь, – мой папа дружелюбно улыбнулся.

– А… у тебя есть та хрень… совесть называется? – она усмехнулась.

– Она самая.

– Ну… – она задумчиво поковырялась в носу и вытерла содержимое о край моей пижамы, – Тогда валяй, старик. Раз уж ты такой добрый.

Но даже после такого папа ее не выгнал! Ох, мой бедный добрый папа!

А она нахально потопала на кухню. Отец, потрепав меня по волосам, бодро пошел за ней, открывать ей холодильник. Она там кушаний шесть заказала! Он все, что требовалось, подогрел, красиво разложил по тарелкам.

В эту странную девочку на удивление много влезло. Сколько обычно в девочек не лезет. Папа с какой-то странной улыбкой смотрел, как она быстро ест, чавкая. Но, когда она вновь поднимала голову, чтобы пристально посмотреть на него, взгляд отводил, лицо делал серьезнее. Как будто чуял, когда ей захочется посмотреть. Но это вряд ли.

– Вот это… – она постучала ложкой по тарелке с роллами, – Вот это парню моему заверни. Этот мужик удивительно много жрет. И, возможно, голодает с утра.

Я от такой наглости дар речи потеряла. Но папа пошел искать пластиковый контейнер. А она, выбрав гущу, поднесла ко рту тарелку и, хлюпая, выдула бульон.

То сидела, закинув ногу на ногу, как хостесс в кино для взрослых. То вдруг, встав, стул развернула спинкой к столу. И села, ноги спустив с двух противоположных сторон, как мальчишка.

У Кикуко вдруг затрезвонил телефон. Другой звонок. Она, поморщившись, трубку из кармана вытянула, взглянула на кран. Потом осторожно к уху поднесла. Помедлила, прежде чем принять вызов.

– Алло… А… Да? Нет, не она. Другая девочка, – сказала она спокойным вежливым тоном, от которого я застыла с ложкой у рта.

Оказывается, она умеет говорить как все люди!

Но тут она проорала:

– Да откуда я знаю, где твои мужики закопаны?! – поморщилась, видимо, с другой стороны тоже орали, – Да поцелуй в задницу! От Мацуноко! – и отрубилась, покуда какой-то мужчина сыпал проклятьями – и мы часть услышали – на нас с отцом растерянных взглянула, напрягшись, нервно улыбнулась, – Да… телефонные хулиганы… – ухмыльнулась бодро, снова расправив плечи, – Обожаю телефонных хулиганов! Они столько ерунды несут! Мм… уличным янки столько даже не снилось. Уличных-то копы могут засечь, а эти звонят с левой симки или с интернет-кафе. Думают, останутся безнаказанными. С ними такие спектакли можно разыграть, мм… – поморщилась, – Старик, я в вашу уборную заскочу? А то весь день на ногах и приперло, – поднялась, так и не получив разрешения, – Но ты не думай, жратва классная! Моему парню тоже понравится! – и бегом бросилась в туалет.

Я взвыла, закрыв руками лицо. Потом уже взвыла от боли.

Послышался плеск воды и сердитое:

– Я все слышу! С гостями так нельзя! – чуть тишины, потом ядовито добавила, – У вас же ж это… эта хрень… совесть!

– Я расцарапала лицо!

Из туалета донеслось серьезное:

– Да ничо, кто-то ваще бошку пробил о фонарь. Тут в нете пишут, что кто-то на джипе заехал на территорию храма и впилился в каменный столб! Вот …, это ж надо же, а? Люди в память об умерших поставили фонари, а он укокошился об один из них!

Я возмущенно посмотрела на папу. Мол, кого ты впустил в дом?! Да она даже о погибших в несчастных случаях шутит! И… и, боюсь, там реально кого-то закопали. Она и Тэцу. Она и при мне с Синдзиро спокойно застрелила человека! Хотя тот сам хотел ее убить…

Ох, Синдзиро! Вот что мне теперь сделать с этим проклятым письмом? Отдавать в таком непотребном виде, соврать, пальцы скрестив за спиной, что я потеряла письмо – я ведь и правда его потеряла – но не говорить, что нашла, или переписать заново, но тогда узнать все мысли и чувства моей подруги, а так нельзя.

Папа, потянувшись, погладил меня по голове. Понятно, благодарность ему важней. Но хотя б меня нашел. Но… почему рядом не было Рескэ? Если я упала в кусты и, ударившись головой обо что-то, потеряла сознание – но голова заболела только когда протерла лицо, не сильно – то почему мальчик меня оставил? Он же недавно меня от хулиганов защитил!

Голову обхватила. Несильно. Хотелось плакать. Синдзиро вообще меня от якудз защитил, а потом прогнал. Рескэ защитил меня от янки – и оставил в темноте. Почему так? Почему они все от меня уходят? Да еще и Аюму! Аюму ультиматум мне выставила, если говорить правду: или отдам письмо ее любимому, или мы больше не подруги. Но это мой любимый! Почему я должна отдавать ему ее письмо?! А вдруг они после того вместе будут? Гулять передо мной… и, кошмар, целоваться на моих глазах?! Я же ее подруга, она возьмет меня гулять вместе или… или выгонит, чтобы не мешала? Скажет, что я малолетка, и ей со мной скучно – и прогонит?.. Ох, папа, папа, зачем ты Кикуко пустил?! Все стало только запутанней!

Послышался слив воды. Через пару минут выглянула смущенная Кикуко.

– Старик, это… мой мобильник упал в твой унитаз. Я его случайно смыла.

Странно, что при том она вообще не ругалась!

– Ты, это… завтра позови сантехника! – и пошла руки намывать.

– Надеюсь, мы достанем… – начал хозяин невозмутимо.

– Не, старикан. Забудь. Он глубоко ушел. Стучал по трубе. Но, если не застрянет, то круть, – и она спокойно пришла за стол после всего, доедать.

Когда отец отвернулся, а я случайно посмотрела на нее, она улыбалась.

Теперь, кажется, «поцелуй в задницу» стал еще смачнее. Я боюсь, что и правда там где-то найдут якудз, закопанных. Или никогда не найдут.

Доев все, даже последние крошки кунжута с тарелки, она вдруг встала и поклонилась моему отцу. И, оставив нас растерянных, ушла в ночь. Как будто не волнуясь вообще. Даже при том, что потеряла связь с Тэцу, избавляясь от телефона. Даже при том, что ей, кажется, звонили ее враги, с угрозами.

А отец… он почему-то улыбался, закрывая за ней дверь.

– Чему ты улыбаешься? – спросила я недовольно, когда он закрыл за ней дверь, – Она – хамка жуткая! И… и письмо Аюму помяла! – спохватившись, закрыла рот рукой.

– Перепиши сама, – отец улыбнулся, – Или ему не отдавай. Раз уж он нравится тебе самой.

– О-откуда…

– Да просто… – мужчина улыбнулся, – О чем еще девочкам писать письма в вашем возрасте? Да еще и рисуя столько разноцветных сердечек между строк?

– Ты тоже читал?! – взвыла я, опускаясь на пол.

Его предательство – это последняя капля.

– Да сложно не заметить столько сердечек, – нахмурился этот предатель.

Вздохнула. Да, сложно. Я сама семь штук заметила, когда торопливо перевернула лист.

– Пойдем, я раны твои обработаю, – отец пошел за аптечкой, – Пока ты без сознания была, боялся тебя тревожить. А, и твоих любимых сладостей я утром перед работой купил, со вкусом зеленого чая. Одна сладость после каждой обработанной ссадины, идет?

– Как чуял, что я упаду! – проворчала я.

Он замер, растерянно посмотрев на меня.

И я замерла.

Отец… сказал, что купил сладостей утром, перед работой. А обычно сразу в фирму спешит!

Как будто знал, что я сегодня упаду и исцарапаюсь.

Папа… умеет видеть будущее?..

– Может, завтра на кладбище мне съездить одно…

– Нет!!! – отрезала я.

Если мама там, то лучше узнать все сейчас. Я больше неизвестности не вынесу!

Я, сняв пижамную кофту, стояла перед ним, а он мою спину натирал разной пакостью. То есть, лекарством полезным. Я, морщась, обнимала ладонями пакет моих любимых сладостей. Большой. Вот вытерплю и сожру. Будет хоть какая-то радость в жизни! Хоть что-то хорошее.

Хотя меня мучили сомнения. Это совпадение с моими любимыми сладостями, так вовремя купленными. Эта история про водяного вампира, ставшего в новой жизни собакой, помесью сенбернара… и погибший сенбернар моей подруги, нечистокровный, которого, кстати, тоже назвали Каппой. И имена ее родителей, как и у гейши, и у ученого из тогдашнего папиного рассказа.

Да и… Синдзигаку. Он тоже был среди папиных историй. Мальчик, выросший среди людей, но ушедший к нелюдям. В усадьбу за светом полной луны.

Когда я уснула, упав в куст и ударившись головой, там во сне… или в бреду?.. Там тоже был Синдзигаку, только уже мужчина. И… там почему-то был Рескэ. Но, впрочем, это был бред. И могила, и красная луна, и полнолуние, и лес. И когти, в которые превратились аккуратные, всегда чистые ногти Синдзиро. И могила… того, кого он убил. Того, кого он хотел встретить.

– Пап… – протянула я.

– Мм? – спросил он, осторожно намазывая мазь на мою спину.

– Мне приснился странный сон.

– Вот как?.. – отозвался он с полминуты спустя.

– Пап! – я развернулась к нему, но он успел убрать палочку в сторону.

Немного б опоздал – и мог бы попасть едкой мазью мне в глаза. Словно чуял, что я повернусь. Словно чувствовал.

– Пап, зачем приходить на могилу того, кого убил?

– Может, чтобы извиниться? – он как-то странно улыбнулся, – А что… тебе приснилась чья-то могила? И там кто-то кого-то ждал?

«Если это будет он, то он будет знать все»

Поморщилась, вспомнив странный сон. А папа снова улыбнулся, внимательно глядя на меня.

У него странные истории. Очень странные. Некоторые чем-то похожи. Вот, скажем, про Хэйан несколько.

Мешок выпал у меня из рук – и несколько сладостей зеленых выпало.

Про Хэйан папа рассказал две истории. Нет, даже три – в третьей был лишь задет тот период, в конце.

История кицунэ Амэноко, оставшейся на время с человеком.

История мальчика Синдзигаку, который ушел к нелюдям, но почему-то прежде жил среди людей. Невероятно красивого мальчика, такого, что слуги даже шутили, что он не может быть человеком.

И… история проклятого аристократа из Поднебесной, которого потом в Нихон убил молодой лис.

И, кстати, история Синдзигаку началась и закончилась тем, что молодой мужчина был на чьей-то могиле!

Если… если это Синдзигаку пришел на могилу Ен Ниан?..

Если… если это Синдзигаку был сыном Амэноко и Хикару? Тогда понятно, почему он жил среди людей – там же, где и его отец.

Но зачем Синдзигаку приходить на могилу Старого шамана, которого он убил?..

«Если это будет он, то он будет знать все» – сказал Синдзиро в моем кошмарном сне. Или в моем бреду.

Так что же… мой отец видит прошлое и будущее?..

Мотнула головой.

Нет! Не может быть!

Все его рассказы не могут быть правдой!

– Ен Ниан… – растерянно произнесла я.

Случайно сказала вслух.

– Да? – отозвался отец, закрывая тюбик.

– Да?! – растерянно посмотрела на него, – Ты… Ен Ниан?! Тот самый Старый Шаман?

– Я – Кин, – мужчина улыбнулся. – Такэда Кин.

– Н-но…

– Я думал, ты захотела послушать еще одну историю? Прямо сейчас?

Зевнула, вздохнула. Потерла спину расцарапанную и поморщилась.

– Давай расскажешь в другой раз. Спать хочется. Вот обработаешь раны и пойдем, поспим, – взгляд опустила на пол, вспомнила про сладости, отчасти просыпанные, – Ой, извини!

– Ничего. Не все выпали, – он улыбнулся, – А те, упавшие, можешь выкинуть. Я не обижусь. Да и мы не нищие.

– Нет, пол чистый! – возмутилась и присела собирать цветочки зеленые, – Мы же постоянно его моем. Я и ты.

– Как хочешь, – папа улыбнулся и присел мне помогать.

Я указала ему на руки в мази, о которой он забыл – и он, смутившись, присел на стул, выжидать, когда позволю ему окончить эту операцию. Противную, но полезную.

А потом, когда я убрала сладости в шкаф, разложив на черной овальной тарелке без узоров, на которой они смотрелись очень хорошо, матово-зеленые, он продолжил эту неприятную процедуру по борьбе с микробами внутри моих ран.