Текст книги "Моя пятнадцатая сказка (СИ)"

Автор книги: Елена Свительская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 48 страниц)

Синдзиро… Сколько еще будет эта горькая тоска в моей душе при воспоминаниях о тебе?..

Но, впрочем, хозяина магазинчика сладостей сейчас рядом не было. И он выгнал меня. Выгнал и даже не извинился, вот уже две недели не звал меня назад.

А Рескэ сейчас был рядом. И честно хотел мне помочь. Рескэ… Все-таки, в моей жизни было что-то радостное! Был человек, от мыслей о котором в сердце становилось тепло. И это было здорово!

И я решилась. Села на скамейку. Хлопнула по сидению рядом. Мальчик сразу же сел возле, хотя и не вплотную. Но прежде чем начать, я внимательно огляделась, нету ли знакомых рядом, которые могли бы случайно подслушать? Да и далеко ли сейчас от нас люди?

– Какая милая парочка! – сказала какая-то бабулька вдалеке, думая, что мы ее отсюда не услышим.

Она как раз вышла из магазина булок и сладостей, чужого магазина, и повстречала знакомую такого же возраста, может даже соседку.

– Да вроде бы брат с сестрой, – ответила серьезно та, покосившись на нас, – Смотри, мальчик ее на год или два старше.

– И чего им есть до нас дело? – вздохнула я, но, впрочем, сказала тихо-тихо.

– Она сказала, что мы как брат с сестрой – и у меня от этого странные ощущения, – признался Рескэ, когда пожилые женщины уже отошли, в другую сторону.

Грустно спросила:

– Тебя смущает, что я из младшей школы, а ты – из средней? – и почему-то торопливо добавила, – Но в начале апреля я уже пойду учиться в первый класс средней школы.

– Мне все равно, старше ты или младше, – улыбнулся мальчик.

И улыбнулся как-то так… как-то искренно. И даже тепло. И мне даже захотелось улыбнуться вслед ему.

Но моя улыбка завяла, когда подняла взгляд и увидела, что у поворота улицы стоит Синдзиро и как-то растерянно смотрит на нас двоих. Он… пришел мириться?..

Но нет, этот мерзавец повернулся ко мне спиной – взметнулись его длинные-длинные волосы, собранные в хвост на затылке – и быстро ушел. После этого мне долго-долго говорить не хотелось. И Рескэ тоже молчал, раз я не хотела говорить.

– Он тебе нравится? – спросил вдруг брат моей подруги.

– Он… – помолчав, почему-то призналась, – Он мне нравился. Но сейчас не знаю.

Может, потому что устала уже обо всем молчать, а Рескэ все было интересно знать обо мне и моем состоянии. Или потому, что с ним мне почему-то было спокойно быть откровенной. Хотя…

– А ты…

– А мне пока никто не нравится, – совершенно спокойно признался мальчик, – Девчонки как девчонки. Ой, прости! Девчонки любят обычно считать, что каждая из них – особенная.

– Я не считаю себя особенной, – усмехнулась, – Я обычная.

– Фух, значит, ты не будешь думать, что я сейчас хотел тебя обидеть!

Посмотрела на него растерянно, а он на меня – серьезно. Все-таки, заботится обо мне. Хотя бы пытается. Только…

Рассмеявшись, спросила:

– Ты всегда говоришь все, что думаешь?

– Нет, – Рескэ задумчиво запустил руку в свои волосы и пригладил их, пропуская пряди сквозь пальцы, – Не со всеми. Со всеми не хочется. Да и со всеми говорить откровенно глупо. Но я не знаю, как так получается, почему я так выбираю?..

Мы еще долго сидели рядом и молчали. Впрочем, рядом с ним молчать тоже было спокойно и даже приятно.

Только… он поверит мне или выгонит, как и Синдзиро?..

Тяжело вздохнула. И все-таки решилась, но, впрочем, сначала внимательно осмотревшись, нету ли кого рядом:

– Ты только никому не говори?..

– Никому и никогда! – поклялся юный мужчина тоном самурая.

Уже стемнело, а мы все еще сидели. Иногда я, захваченная чувствами, забывала осмотреться, но мальчик сам бдительно посматривал по сторонам. И пару раз мне рот закрыл рукой: раз, когда мимо прошла его мама и та поприветствовала нас, мило улыбнувшись, два – когда мимо шли какие-то два мальчика, но не в форме его школы, но, кажется, все-таки его знакомые. А я почему-то не обиделась на его прикосновения. Руки у него пахли свежими-свежими книгами, только что отпечатанными. Или газетами?..

Я столько всего наговорила ему, а он так никуда и не ушел! И даже не смеялся! Я даже задумалась потом, а не снится ли мне такое счастье, что кто-то рядом сидит и готов все-все серьезно слушать, что я говорю?..

Только почему-то, задумавшись, ущипнула его за руку, а не себя. Но он, хотя и дернулся и покосился на меня и мои пальцы, промазавшие и попавшие не на ту руку, ругаться же однако не стал.

Зажглись фонари. Мы сидели в полумраке, на границе пятна света и темноты. И было просто уютно сидеть рядом. Даже если просто сидеть. Даже после всей той жути, что я наговорила.

– Давай я тебя домой провожу? – предложил вдруг Рескэ, вставая, – Там какие-то парни жуткие. Вот, напали на Минако, даже пырнули ножом.

– Ой, Минако! – я вскочила, – Это не пьяные парни были!

– Не они? А что же… – он нахмурился, – В нашем городе появился маньяк?

– Нет, что ты! – огляделась – улица была пустынная, а, нет, парочка какая-то на горизонте, идет к Рабуотелю, – Ты только никогда и никому?..

– Никому и никогда! – заверил он, внимательно посматривая по сторонам.

Словно смелый и строгий самурай, решивший охранять меня от врагов. И от маньяков.

– Хотя, наверное, Хикари можно. Ведь и ее касается. Та девочка издевалась над нею.

Мальчик выжидал, пока сама не заговорю.

– В общем, это был не маньяк. И даже не якудза. А парень Минако. Мне полицейский с нашего района рассказал.

– У нее был парень? – недоуменно поднял он брови.

– А она тебе нравилась? – почему-то вырвалось у меня.

– Нет, ты что! – брат Хикари испуганно руками замахал, – Она ужасная! И издевалась над моей сестрой! Так, значит, парень ее пырнул ножом.

– Он, похоже, любил азартные игры. Или, может, даже баловался наркотиками. Что играл и любил выпить – это точно известно. Что у них там за отношения – он пока не признался. Или мне Сатоси-сан сан не рассказал?.. В общем, ее парень постоянно проигрывал деньги и просил в долг у нее, но не отдавал. Сам он был студентом, а подрабатывал редко. Он ее даже бил иногда – врачи в больнице обнаружили следы от заживающих ушибов. Минако не хотела говорить, но потом призналась. А она любила его и носила ему деньги. Которые у других девочек отбирала. Но в тот вечер они страшно поссорились. Правда, причину ни она, ни он так и не назвали. Может, совсем глупая причина. Может, совсем сложная. Такая вот история.

– Понятно, – он вздохнул, поднял рукав пиджака, посмотрел на часы, – Поздно уже, пойдем, провожу тебя. А потом мне на работу надо.

– А ты сам маньяков не боишься?

– Я же мужчина! – провыл он сердито и даже обиженно.

Мы улицу или две прошли молча.

– Так ты… мне веришь? – робко спросила я, не выдержав.

– Верю, – кивнул он серьезно, – Мне почему-то думается, что наш мир шире и глубже, чем кажется на первый взгляд. Сам не знаю почему. Просто я как будто в этом уверен.

– Понятно… – кивнула.

Хотя и не понятно, что делать мне?..

– Я думаю, пока тебе надо просто за отцом понаблюдать, – добавил мой защитник, будто прочитав мои мысли, – Лучше, если ты не будешь показывать, что заподозрила о чем-то. Если он что-то такое скрывает, значит, есть причина. И он уже решил, что будет скрывать. А если он сам не знает… ведь и такое возможно?

– Ага, – кивнула.

– А нам надо бы найти этого старика Бимбо-сан, – добавил Рескэ задумчиво, – Я вот тебя слушал и подумал, что он тоже странный. Та история, что он почему-то рассказал тебе, когда ты призналась об исчезновении мамы, – мальчик резко обернулся, огляделся, но сразу же успокаивающе похлопал меня по плечу, – Пока чисто. Прости, я немного задумался и забыл проверить.

– Ничего.

Главное, что ты выслушал меня и даже после этого остался на моей стороне. До того, как Синдзиро выгнал меня, я не понимала, какая же это радость, когда-то кто-то все же остается на моей стороне!

– И его слова, когда он смотрел на нашего котенка. Когда он еще был не наш и запутался в нитках. Они звучали как-то многозначительно.

– Ага, – кивнула, – Мне тоже так кажется.

– Мне еще кажется, что этот Бимбо-сан сам может оказаться предсказателем. Вот как он тебе про котенка сказал, а нам сразу после этого везти начало!

Про котенка я ему тоже рассказала. Что он может быть счастливым.

– Но про котенка он говорил с такой уверенностью, будто сестра моя наконец-то свое счастье заслужила. Хотя, казалось, а ему-то откуда знать?

– Да, – кивнула, – Это странно тоже.

– Да и… Нет, ты, наверное, подумаешь, что глупость…

– Нет, ты скажи! – сжала его рукав.

И Рескэ, шумно выдохнув, признался:

– Я вот вспомнил… Я в детстве очень любил всякие разные сказки читать, разных стран.

– В детстве? – растерянно посмотрела на ученика средней школы.

– Ну, в младшей школе! – пробурчал юный мужчина, не по годам предусмотрительный и ответственный, – В первых четырех классах. Меня все манили сказки и фильмы фэнтези. Я еще мечтал тогда постоянно, что однажды мне откроется дверь в другой мир. И там…

– Что там?.. – спросила, не дождавшись.

– Я бы с лисами-оборотнями поговорил!

От растерянности споткнулась, но он меня подхватил, мешая упасть. И, на всякий случай, сразу не выпустил.

– А почему именно с кицунэ?

– Не знаю, – он задумчиво шею со спины протер, – Просто хотел встретить лиса-оборотня. Такая глупая детская мечта. Почему-то именно кицунэ. И почему-то именно лиса. Может, мы бы смогли подружиться? И, может, даже названными братьями стать? А он бы мне показал другой, волшебный мир? Так, ерунда… Просто тогда я еще не работал, и нам было еще тяжелее. И мне оставалось только мечтать. Это потом я решил, что больше в сказки верить не буду. И мечтать больше не буду. А просто буду пытаться сделать что-то. Что-то полезное и интересное мне, но в реальной жизни. Ну, вот, учусь.

– Понятно, – серьезно кивнула.

Все-таки, он интересный мальчик! Здорово, что мы с ним познакомились. Хотя и совершенно случайно.

– Так вот… че я сказать-то хотел? – озадачился мой спутник.

Смущенно сказала:

– Прости, что отвлекла.

– Да, ничего! Невелика беда!

Мы какое-то время помолчали. Уже приближалась моя улица. Но Рескэ остановился, не дойдя. Кажется, на всякий случай.

– Иногда в сказках был монах. Иногда старый, иногда – молодой. Или нищий. Он приходил к людям. К разным. Если люди были к нему добры – он дарил им что-то волшебное. Или у них после его ухода случалось что-то хорошее, иногда прямо очень необыкновенное. Правда, в основном, он помогал беднякам. Тем, которые оставались добрыми и отзывчивыми к чужой беде даже в трудностях, временных или постоянно даже если бедными жили, но готовы были помогать другим.

– Кстати, да… вроде бы был такой сюжет?.. Про монаха точно!

– Так вот, я думаю… – Рескэ озадаченно потер подбородок, – А если этот старик – не простой какой-то старик? А ками или бодхисаттва?

– Ой, а ведь в некоторых историях бодхисаттвы являлись праведным людям! – хлопнула в ладоши.

– Так вот, – мальчик уже задумчиво нос почесал, кончик, потом переносицу, – А если… то не Нищий? А настоящий бодхисаттва?

– Или… Не, странно, наверное.

– Нет, ты скажи, – попросил он.

– Ну… это… – смущенно замолчала, надолго, но он, впрочем, спокойно ждал, когда у меня появится желание договорить, ничем не выдавая своего интереса или волнения – и дождался таки, – Когда он сказал, чтоб звала его Бимбо, можно просто даже Нищий, мне вдруг почему-то вспомнилось, что есть такой Бимбо-но ками, Бог бедности.

– А может… – растерянно выдохнул Рескэ, – Ведь кому как не богу бедности знать, как жила прежде Хикари? И… если такое божество существует… Если оно видит судьбы всех бедных людей. Или, как старый ками, вообще всех людей судьбы видит, то… почему он именно Бог бедности? Может быть, потому, что следит, как люди себя ведут в бедности? Остаются ли отзывчивыми или озлобляются?

– Может, он даже награждает иногда самых терпеливых?

– Или просто следит за бедняками?

– Сеоко, пригласи своего друга к нам на чай?

Мы отпрыгнули от моего отца, незаметно как-то подошедшего к нам. Правда, в одну сторону отпрыгнули. Отец был в деловом костюме, хотя уже и без сумки. Видимо, придя с работы и не обнаружив меня, отправился меня искать по улицам или у дома караулил. И разглядел нас, пока мы тут стояли неподалеку и болтали. Ой, а сколько он услышал?!

– А кто такая Сеоко? – рассеянно спросил мой спутник.

Первым засмеялся мой папа, потом уже я. Потом, сообразив, что так и не спросил моего имени, а Хикари как-то при нем моего имени не называла… В общем, он запоздало понял, что Сеоко – это была я. И сам уже рассмеялся над своей ошибкой. Он умел смеяться над своими ошибками.

Папа снова пригласил мальчика к нам в гости. Но тот заизвинялся и быстро ушел, сославшись на какие-то неотложные дела. Что подрабатывает по вечерам, промолчал. Странно, ведь в этом-то как раз ничего стыдного нету. Стыдно как Минако отбирать деньги у младших, слабых и трусливых. Или просто таких добрых как Хикари, которая все терпела, хотя у нее самой семья бедная – и каждый подарок младшего брата был для нее как сокровище.

– Поздравляю, Сеоко! – сказал папа, когда мы уже были дома, а он только что закрыл входную дверь, – У тебя появился первый парень.

– Во-первых, почему первый?.. А во-вторых…

– Уже не первый? – мужчина растерялся.

– Нет, просто… Ты так сказал, будто их еще будет целая очередь. По номерам.

Отец как-то странно усмехнулся, снял ботинки и отправился мыть руки. Потом уже, когда мы сидели с намытыми руками на кухне, и он снимал полиэтиленовую пленку, которой закрыл тарелки с горячим ужином, опять завредничал:

– Но, все-таки, с появлением парня тебя поздравляю. Моя дочка уже взрослая, на нее мальчики уже внимание обращают.

– Папа! – возмутилась я, – Перестань смеяться надо мною! Какой такой парень вдруг?..

– Я его уже во второй раз вижу, как тебя домой провожает, – он усмехнулся.

Вот вредный!

Проворчала:

– А ты подглядывал за мною, что ли?! Шпионил за мной?

– Я просто волновался за тебя – и постоянно смотрел в окно. Вдруг увидел, что ты наконец-то возвращаешься – и даже не одна. Но чего ты так злишься, не понимаю! Здорово же, когда можно уже ходить вдвоем, когда кто-то хочет тебя провожать.

И папа вдруг тяжело вздохнул и отвернулся. Наверное, вспомнил нашу исчезнувшую маму. И я тоже вздохнула, вспомнив ее. Долго ее нет. Вот уже около двух месяцев. Где она?.. Как?.. С кем?.. Почему ушла?.. И до чего же трудно, когда есть такая тайна, мне не раскрытая, отгадки которой я, возможно, никогда и не узнаю!

– Как твои дела? – спросил мой последний родной человек, оставшийся рядом. Хотя и сегодня была не пятница. И, уж тем более, не суббота, когда мы договорились слушать меня о моих делах.

Тихо ответила:

– Идут.

– Куда?..

Помолчав немного, грустно призналась:

– Не знаю. Они не докладывали.

И даже папа как будто что-то скрывает от меня. И не только об исчезновении мамы. Если он что-то скрывает, то можно и мне?..

Вздохнув опять, приступила к ужину. Тем более, папа его так заботливо приготовил для меня. Рис, омлет с овощами, говядина с грибами.

– О чем вы с ним разговариваете? – поинтересовался папа, когда моя тарелка с рисом уже почти опустела, а тарелка с добавками к рису – опустела наполовину.

А, нет, вру. На две трети.

Расплывчато ответила:

– О сказках.

– О тех, которые я тебе рассказываю? – оживился мой рассказчик.

Многозначительно призналась:

– Вообще.

Ведь «вообще» – это значит «обо всех» и «о всяких разных». То есть, подразумевает, что и про папины истории я тоже рассказала другу. Кажется, можно мне называть другом Рескэ?.. И мне не хотелось признаваться, о чем мы с ним говорили.

– Какая ты стала таинственная, – усмехнулся папа.

Проворчала:

– Я такая же.

Вроде. Или, все-таки, я тоже изменилась?..

Он задумчиво посмотрел, как я доедаю. Потом уточнил:

– Скоро выпуск из школы. Волнуешься?

Бодро мотнула головой. И прожевав последнюю часть риса, проглотив ее, радостно объяснила:

– Нет, потому что в средней школе мы будем вместе с Аюму! Даже если только на один год!

– Рад, что смог тебя чем-то порадовать, – папа легонько погладил меня по голове и поднялся.

Посуду мыть мне не дал, сказал, что сам справится. Хотя бы сегодня.

– Кстати, я тут новости смотрел… – добавил мужчина задумчиво.

Зевнув, спросила:

– Что-то интересное? – правда, новая мысль заставила меня подпрыгнуть и кинуться к нему, вцепиться в его руки, – Что-то случилось с мамой?!

– Нет, не с ней, – отец покачал свои руки вместе с моими, сжимавшими его, потом добавил грустно: – Но, даже если Кими там была, то с ней бы ничего не случилось.

Напрягшись, спросила:

– А что там?..

– Случай в самолете, летевшем из Японии в Европу – отец нахмурился, – Думали, что разобьется. И пассажиры это поняли, панику подняли. Но, к счастью, обошлось. Они сумели благополучно приземлиться в ближайшем аэропорте. Хотя и не в том, в каком планировали.

– Это грустно! – вздохнула.

Хотя я бы в любом случае вздохнула, даже если бы там летели другие люди из совсем другой страны. Грустно же, когда у людей что-то грустное происходит!

– Но, знаешь, что удивительно?

– Не знаю, – мотнула головой.

– Удивительно, как повела себя одна японская девочка, когда в самолете меж пассажиров началась паника: она встала с места и начала петь! Пассажиры говорили, что она пела очень красиво. Голос у нее хороший. Хотя и песня ее была совсем без слов. Но еще неожиданнее было, что она внезапно запела. В такое время! Но, пока она пела, все люди как-то заслушались и успокоились. Потом уже вбежала стюардесса с известием, что получено разрешение приземлиться в ближайшем аэропорту и, возможно, им удастся благополучно приземлиться. Те страшные минуты до сообщения, подарившего всем надежду, она всех отвлекала и успокаивала. И имя у нее красивое: Юмэ, «мечта». Я еще потом из следующего выпуска узнал…

Засмеялась – и папа остановился, недоуменно смотря на меня.

– Ты про это следующую историю расскажешь?

Теперь засмеялся и он. Потом сказал:

– Да, может быть. Интересно, куда меня фантазия унесет? И какое объяснение я им придумаю?..

Недоверчиво посмотрела на него. Так… Рассказчик сам не знал, что его истории могут сбываться? Или только притворялся, будто ему это неизвестно?..

Вздохнула.

В любом случае, мне не нравилась сама мысль о том, что папа может чего-то недоговаривать. Так, гляди, он и сам куда-нибудь может исчезнуть. И я и из-за него потом долго плакать буду.

– Иди спать, Сеоко, – сказал отец серьезно, – Завтра мы пойдем прощаться с твоей первой школой.

Ох, да! Наконец-то она закончится! И вскоре мы уже будем вместе с Аюму! Это я так про папины тайны задумалась, да так с Рескэ версии запридумывалась, что совсем из головы вылетело, что завтра этот этап моей жизни уже закончится. И я уже намного взрослее буду, в средней школе-то!

Мне даже захотелось лечь и уснуть поскорее, чтобы поскорее ночь перед выпуском закончилась.

Той ночью луна была уже не слишком полной, но облаков на небе не было – и лунный свет свободно омывал сад и здания усадьбы. Юная девушка медленно танцевала с веером под гроздьями цветущей глицинии. Было уже слишком поздно, поэтому лепестки уже осыпались. Когда налетал прохладный ветер, то цветки опадали целыми пригоршнями. Девушка плохо видела их в темноте, но ощущала, как они падают и стекают по ее длинным волосам, подвязанным шнурком у шеи, чтобы танцевать было легче. Чувствовала, как спадают по ее плечам и по рукам, когда те выползали из многослойных широких рукавов. И уже не замечала, когда они скатывались на многослойное одеяние или даже сразу падали на него.

Этой ночью луна была особенно красивой. Или, может, все из-за того, что сегодня особенно сильно тоска сжимала сердце. И, выскользнув из своих покоев, сжимая в руке веер, девушка устремилась в сад. Там ее приманили пышные гроздья глициний. И было особенное какое-то настроение сегодня. Она тихо покачивалась в такт воспоминаниям какой-то мелодии, да медленно и плавно проводила веером вверх-вниз, у лица и чуть дальше, и еще дальше на разогнутой руке. Шуршал шелк ее одеяний. И скользили ручейками по ней осыпавшиеся цветы.

Вдруг она остановилась, держа веер на полусогнутой руке. Снова сильный ветер подул. И, осыпаемая нежно-сиреневыми цветами, соскальзывающими по ее светло-зеленым одеяниям, девушка обернулась.

В саду было темно. И темные силуэты смазывались, будто в мир затекала пролитая тушь, портила пейзажи, топила во мраке.

Но сложно было не заметить яркий запах древесных благовоний. Который никто в доме не использовал. Которого прежде в саду не было.

– Кто здесь? – спросила она напугано. И впервые только вспомнила, что выбралась в сад одна, а служанки все спят. Стражники где-то у ворот ходят. Обычно им не с чего шататься ночью близ покоев молодой госпожи.

И почему-то обернулась туда, где тени и мрак за скрюченной сосной стали как-то гуще. Блеснуло два красных огонька из темноты, будто взгляды какого-то зверя. Причем, глаза были еще выше, чем она. Такого огромного зверя?!

Девушка испуганно вскрикнула. Выронила веер. Подхватила одеяния, чтобы убежать – она еще понимала, что надо бы убежать.

Какой-то мужчина с изящным запахом благовоний появился возле нее. Причем, как-то слишком быстро. И даже сумел подхватить веер в темноте, будто четко все видел.

– К-кто ты?! – спросила она дрожащим голосом.

– Ты… правда хочешь это узнать? – хрипло спросил он.

Но совсем невежливо спросил, безо всяких приличных оборотов, будто давно уже были знакомы. Каков нахал!

– Кто вы и что тут делаете?! – спросила девушка уже требовательно.

Он сначала протянул ей веер – она видела силуэт его – и торопливо приняла: веером, если что, можно было его ударить. Хотя, конечно, не слишком-то и хорошее оружие из веера.

– Я просто… – голос его дрогнул, – Я зашел ненадолго. Сюда. Здесь… – и как-то торопливо добавил, – Здесь изумительно красиво цветет глициния. Еще немного времени – и от нее не останется уже ничего.

– Кто вы? – требовательно спросила девушка.

– Я… Не думаю, что ты… что вы захотите это узнать. И не уверен, что вам понравится мой ответ.

– Кто вы, дерзкий человек, посмевший ночью войти в мой дом?!

Глаза его вдруг вспыхнули ярко красным светом, освещая его лицо. Молодого мужчины с распущенными длинными-длинными волосами. Красивое лицо. Только…

Не сразу поняла, откуда в старой усадьбе взялся мобильник. И почему те двое не обратили внимания на него?.. Потом, правда, в голове моей что-то проснулось, еще больше, и запоздало узнала мелодию, которая стояла на звонках от Аюму. Торопливо приняв вызов, поднесла трубку к уху и взволнованно спросила:

– Что-то случилось?

Так поздно она никогда мне не звонила.

– Прости, что я беспокою тебя так поздно… – затянула она.

– Так что же все-таки случилось?..

– Прости, я…

– Но что? Я волнуюсь!

– Просто я… я влюбилась, – сказала девочка как-то робко.

– Аа, помню. Ты говорила.

– Просто… Мы поедем на горячие источники всей семьей. На неделю. Я его целую неделю не увижу.

Мне вспомнился Синдзиро, которого я толком не видела последние недели. И сердце болезненно сжалось.

– Я… я написала ему письмо! – торопливо добавила Аюму, – С моим признанием. И как я благодарна ему… Я говорила, как мы познакомились?

– Нет, ты пока ничего не говорила о нем.

– Я тогда шла и плакала. Только-только умер Каппа. Вот и…

Вздохнув, сказала ей:

– Я бы тоже шла и плакала.

– Вот! А он вдруг подошел ко мне. И угостил пирожком в форме рыбки.

Мне почему-то стало не по себе. Хотя и никак не могла понять, почему. А еще меня раздражало, что она позвонила со своими признаниями так поздно. Да, мне, разумеется, хотелось все узнать, но этот сон… и то лицо… Что же насторожило меня в том чудовищно красивом лице мужчины, забравшегося в чужую усадьбу ночью? И… и почему меня так расстроило, что мой сон так резко прервали?..

– Такой милый! Он позаботился обо мне. И вообще… я, наверное, ему тоже понравилась, раз он в тот день не прошел мимо?.. И… и мы будем вместе! – голос ее стал мечтательным, – Он такой красивый! Такой добрый! Правда… Наверное, родителям не понравится, что он меня старше. И мы так сразу пожениться не сможем. Но зато мы будем встречаться каждый день! Может быть…

Зевнула, пряча зевок за ладонью. Почему-то сегодня она меня слишком раздражала. Зачем разбудила меня посреди ночи?..

– Завтра мы уезжаем. Мы… мы могли бы с тобой встретиться рано утром? А ты отдашь ему письмо?..

Э-э… что?!

– Я подписала, от кого оно. Внутри конверта. И мой номер мобильника. И емэйл мой. Так что он поймет, кто я. Но мы завтра днем уезжаем. На целую неделю. И… и я робею отдать письмо ему сама!

– Но… почему я должна?.. – меня смущала ее идея.

И то, что она хотела, чтобы я к какому-то парню подошла и протянула ему конверт. Что он обо мне подумает?! Точнее, явно, чего. Явно же, зачем к нему подходит незнакомая девочка с конвертом. Тем более, что Аюму обратилась ко мне ночью. И разбудила меня. Прервала такой интересный сон!

– Так ты его знаешь! – бодро сказала девочка.

– Эээ…

Знаю?.. Так что же он обо мне такого подумает, когда я к нему с письмом таким подойду?! Точнее, он именно то и подумает, причем, что это я им увлеклась. А если это узнает Синдзиро?.. Он… Или мы слишком сильно с ним поссорились?.. Да и… какое ему дело до меня и кому там я письма с признаниями отдаю! Хотя и обидно понимать это.

– Ты моя лучшая подруга! – пылко сказала Аюму.

Мне, конечно, приятно было услышать, что я для нее очень важна – и она первый такой человек из детей, кому я важна, но… Но, неужели, нужно совершать что-то, от чего мне так не по себе, даже когда я еще только думаю об этом, только потому, что я – ее подруга? Или потому, что она считает меня своей лучшей подругой? И… и если я ее подруга, то почему она не понимает, что мне самой будет жутко передавать ее письмо с признаниями кому-то?

А еще… Еще у нас в школе одна девочка уже написала такое письмо однокласснику. Так он достал его – и прямо при всех открыл. И приятелям своим зачитал. Да еще и подписанное в конце прочитал: «С любовью, твоя Марико». Она чуть не умерла от ужаса и стыда. И все смеялись над нею. И мальчики, и девочки. И даже ее подруги. С тех пор она его ненавидит и разговаривает с ним только тогда, когда учитель им что-то поручит. А он до сих пор над нею смеется. И Марико только и ждет, чтобы школа поскорее закончилась. И так уже три года! Ужас!

– Умоляю тебя, Сеоко! – с отчаянием выдохнула подруга, – Пожалуйста, возьми завтра конверт и передай ему! И, знаешь… вот он меня утешил… Я, наверное, точно ему понравилась. Но если я не признаюсь сейчас, то вдруг он полюбит другую? Или сам не решится признаться – и мы никогда не будем вместе? И я его целую неделю не увижу! Мне так страшно! Пожалуйста, помоги!

– Но… – мне было жаль ее, но страшно было подходить к какому-то мальчику или парню с чужим признанием.

Да даже если он сразу прочтет и поймет, что от нее. А вдруг он меня так же высмеет, как и мой одноклассник – Марико? Мне страшно!

– Тем более, что вы много общались. Я знаю.

– Аюму, я не общаюсь с мальчиками!

Сказала и запоздало вспомнила про брата Хикари. Он?.. Он ее утешил? Он будет с ней?.. И… и почему мне так грустно от этой мысли, что она ему понравилась? Как будто что-то неправильное во всем этом! Не то! Как будто история должна быть совсем другая.

– Умоляю, встреться завтра со мной! И передай письмо Синдзиро!

Мобильник выпал с моей руки на постель.

Синдзиро?.. Она любит Синдзиро?! Моего Синдзиро?.. Точнее, того, кто меня прогнал.

– Ты его знаешь! – бодро затараторила Аюму, – Он хозяин магазинчика сладостей, где ты работала. Да, ты вынуждена была уйти из-за окончания школы и перехода в другую и всех этих хлопот. Но он ведь хорошо к тебе относился, правда? Он обязательно тебя выслушает – и примет конверт. И… и раз он тогда поддержал меня и даже угостил, он точно меня любит!

Я запоздало вспомнила пирожок в форме рыбки, которым мне подарил Синдзиро, когда я шла по городу и плакала из-за мамы. Он… он не только мне дарил пирожок в форме рыбки?.. Но… почему?! Он… он так всем девчонкам его дарит, которые плачут?! Не мне одной?! И… почему же так больно, когда я поняла это?.. Ведь вокруг него всегда вьются девочки и девушки, много разных. И даже красивые. Но… он не только одну меня утешил и угостил, когда я плакала?.. Он… он со всеми такой заботливый?.. И вроде бы хорошо, что он такой добрый. И он хороший человек. Но мне хочется взять подушку и побить всех школьниц и студенток, которых он когда-либо угощал пирожками! И даже Аюму! И… и почему именно с ней?.. Почему она именно ему понравилась?! Или… или еще нет?.. Может, она зря надеется? О, только бы она зря надеялась! О, почему я такая злая?! Он ведь сам меня уже выгнал. Насовсем. Так почему?..

– Сеоко?.. – тихо и напугано спросила Аюму из трубки.

Я скомкала пижаму на груди. Такое чувство было, будто это меня саму скомкали. И выкинули. Они потом будут ходить вдвоем. Даже когда я перейду в среднюю школу. Синдзиро будет встречать Аюму у школы – и обнимать. И они вдвоем пойдут гулять, взявшись за руки. А я опять останусь одна. А днем… днем и утром… я буду видеть ее в школе. И… и ненавидеть. Но папа уже документы отнес в ее школу. И экзамены…

– Ты мне подруга или нет? – спросили из трубки уже сердито.

Подруга ли я ей или нет?..

– Я первый раз попросила тебя о чем-то! – она сильно рассердилась, – А ты вообще не хочешь мне помочь?!

Я села у постели, обхватив колени и спрятав лицо в них и спутавшихся волосах. Мне не хотелось отвечать. Мне не хотелось ее видеть. Мне не хотелось видеть Синдзиро. Тем более, идти к нему с письмом. Даже со своим. Он меня уже выгнал.

– Если… – голос ее дрожал, – Если… – она носом шмыгнула, будто уже плакала или, может, и в правду начала плакать, не дождавшись моего желания ей помочь, – Если ты завтра не встретишься со мною у детской площадки, ближайшей к твоему дому, то мы… мы больше не друзья! Слышишь, Сеоко?! Я тебя тогда возненавижу!

– Постой! – вскричала я, бросаясь к мобильнику.

Но связь она уже прервала.

И выбора у меня не было.

Точнее, выбор был. Идти к Синдзиро, который меня сам же и выгнал, насовсем, да еще и с письмом. Как бы он не выгнал меня второй раз и еще хуже, еще не успев понять, что письмо не мое. Или вообще завтра не встречаться с нею? И пойти в школу мою другой дорогой. Но тогда у меня больше не будет подруги.

Ночью я долго не могла уснуть.

Синдзиро сидел и что-то записывал на длинном-длинном листе бумаги, изящно водя кистью. Причудливая вязь иероглифов шла сверху вниз и справа налево, запечатлевая пейзажи какой-то далекой страны и разные путешествия. Стихи разные.

Девушка подошла к нему тихо-тихо. Хотя он шуршание ее двенадцатислойных кимоно услышал. И улыбнулся, но, впрочем, не обернулся – и сразу же продолжил выводить черные следы по светло-желтой бумаге.