Текст книги "Моя пятнадцатая сказка (СИ)"

Автор книги: Елена Свительская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 48 страниц)

Светло-сиреневое кимоно осторожно легло ему на плечи. И тонкие пальцы не торопились прятаться в ее широкие рукава. И длинные волосы закрывали ее лицо.

Юноша посмотрел сначала на свои руки – те были чистыми – и свободною рукой накрыл ее ладонь, лежавшую на его плече.

– Сеоко, пора! – бодро возвестил чей-то чужой голос.

Сеоко… это же я?..

Глаза распахнула. И с тоской увидела потолок нашей комнаты. И… и больше не видела Синдзиро. Только во сне могла спокойно посмотреть на него! А он… он был такой красивый в тех широких старинных одеждах!

А потом и про Аюму вспомнила. Которая меня ждет. Может, уже даже ушла и уже ненавидит меня? Ох, Аюму! Нам было так здорово с тобой! Точнее, я так думала. Но… тебе было так плохо со мной, что ты не хочешь дружить, если я не сделаю это страшное дело?.. Но… Синдзиро все равно меня уже выгнал. А она… Но мне… мне, похоже, будет невесело видеть их вдвоем. Впрочем, поссориться с ней и еще год встречаться с Аюму в средней школе – это тоже тяжело будет.

– Кстати, звонила Аюму.

– Что?! – резко села на постели.

– Сказала, что у нее к тебе важный разговор. И, может, вы могли бы встретиться ненадолго?

– На ближайшей детской площадке?

– Да, – отец растерянно кивнул, – Так вы уже договорились?

– Нет! Она решила сама! – вырвалось у меня злое.

– Что-то серьезное? – он забеспокоился.

Мне не хотелось ему говорить. И… и он и так недолюбливает Синдзиро. Кажется, что так. И… и мне как-то стыдно было признаваться, что мне понравился именно Синдзиро. И, еще хуже было бы признаться отцу, что Синдзиро сам меня выгнал. И… и что он даже поцеловал меня перед тем! Сладко-сладко поцеловал… Но… ох, а если он и Аюму это расскажет? Если они вдвоем будут смеяться надо мной?!

– Если что-то важное – ты сходи, – предложил отец, – Друзья – это очень важно. Тем более, она твоя первая подруга. Только ненадолго, ладно? А то у тебя сегодня тоже очень важный день.

Она вызвала меня в мой последний день в школе. Это явно был непростой повод для разговора. И мне не хотелось объяснять отцу, почему я не пойду на важный разговор. И почему не хочу идти.

И потому я торопливо собралась и пошла на условленное место. Я… трусиха, да? Но… но я правда боюсь потерять мою единственную подругу! Первую, кто захотел дружить со мной! Только… я ее ненавижу, что она готова отправить меня к Синдзиро с этим мерзким письмом! Хотя… Она же не знает. Я ей так и не решилась рассказать, что я влюбилась. Просто я слишком поздно это поняла. Да и стыдно было говорить, что мы с ним лежали так рядом, что он поцеловал меня, а потом выгнал насовсем. И я промолчала. Но теперь… Или лучше теперь уже не говорить ей ничего?.. Пусть думает, что я всего лишь работала у Синдзиро. Эх, как же сложно все с этой любовью! Но… она ни у кого не спросила, приходить или нет: все решила сама. И за меня, и за Аюму! Мерзкая-мерзкая любовь! Из-за нее я могу потерять подругу. Из-за нее я не могу теперь спокойно думать о Синдзиро и спокойно смотреть на него.

Как в тумане я встретилась с ней. И дрожащими руками приняла письмо, спрятала под моей одеждой.

– Ты такая милая! – улыбнулась девочка и крепко обняла меня, – Спасибо! Ну, не буду тебя отвлекать, у тебя сегодня очень важный день. Но ты только сегодня вечером отдай, хорошо? – мечтательно потерла свои предплечья, – Может, он сюрприз к моему приезду приготовит?.. – и насовсем уже убежала.

А я почувствовала себя еще хуже.

Потому что письмо уже было у меня. Потому что Аюму даже не спросила, почему я не хотела идти с ним к Синдзиро. Даже не поинтересовалась, что было на душе у меня. Друзья… Это называется друзьями? Или любовь всех сводит с ума?.. В одной из книг родителей герой сказал, что любовь – это болезнь. В другой, что она похожа на помрачение рассудка. А героиня сказала, что любовь – это самое сладкое-сладкое, что есть на свете. Любовь… так какая же она на самом деле?..

– Это она тебя так расстроила? – тихо спросили за моей спиной.

Испуганно обернулась. И вздрогнула, оказавшись под прицелом пристального взора Нищего. Когда искала его – никак не могла найти. А теперь он неожиданно возник рядом со мной. Будто из воздуха!

Но… но все эти противоречивые и новые чувства жгли меня. Мне было очень больно.

– Что делать, когда совсем неясно, что делать? – робко спросила у него. И испуганно ожидала ответ.

– Смотря, что нужно делать. Что прилично. Да и… – он внимательно прищурился, – Что бы ты сама хотела сейчас сделать?..

– Но… я не знаю! – в глазах моих появились слезы, – Это так сложно!

И, оглядевшись – никого из знакомых не было, а моя жуткая подруга уже убежала, довольная, в путешествие с семьей – вдруг все же призналась ему, так сильно мне хотелось поделиться:

– Я любила одного… человека.

Старик как-то странно хмыкнул.

Возмутилась:

– Любить кого-то – это так смешно?!

– Нет. Просто… – он замялся, смотря куда-то вдаль, – Просто я тут случайно кое-что вспомнил. Кое-что свое. Совсем… Но ты продолжай. Я вижу, что тебя гнетет что-то.

И я кратко-кратко сказала. Не называя имен. Что любила, а меня выгнали ни за что. И что того человека полюбила моя подруга. И даже хочет отдать ему письмо. И вдруг она ему тоже нравится? И тогда они будут ходить передо мной, взявшись за руки, а я… Мне точно будет больно на это смотреть!

– Ты слышала про красную нить судьбы? – вдруг спросил мужчина.

– Нет, – головой мотнула, – А причем тут это?..

– Если кратко, то жил когда-то в Китае молодой генерал. И ему предсказали, что он женится на дочери одного человека из города. И ему, разумеется, стало интересно, как же выглядит его будущая жена. Он пошел в тот дом и увидел дочь того человека. Девочка была страшная. И он, рассердившись, ударил ее мечом по голове. Кровь брызнула из раны, она упала. А он убежал. Да, ему потом было иногда совестно, но ему хотелось иметь жену красивую и благородную. А через несколько лет полюбил он бедную девушку. Что всегда носила на лбу украшение с большой подвеской. Девушка была необычайно красива. И характер кроткий. И он захотел жениться. Но она сказала, что у нее есть страшный секрет. И она не посмеет скрывать его от того, кто хочет жениться на ней. Что на самом деле ее зовут иначе. И что лицо у нее на самом деле страшное. И подвинула подвеску, обнажая большой шрам на лбу. Шрам от лезвия. И он понял, что эта та девочка, которую он так хотел убить. И которую уже позвал быть его женой. И тогда он понял, что их уже связало красной нитью судьбы. Нить может запутаться, но не порвется никогда. Те, кому суждено встретиться – обязательно встретятся.

Старик улыбнулся и добавил:

– Это, разумеется, красивая история и печальная. Но я тут по делам тороплюсь, так что, уж прости, рассказал тебе кратко-кратко. И я не знаю, что тебе посоветовать сейчас. И стоит ли что-то советовать? У тебя есть твои люди, с которыми вас уже связала красная нить судьбы.

– Но… – вспомнила, как Аюму хотела отказаться от дружбы со мной, если я не передам это злосчастное письмо, и расплакалась, – Но разве люди не могут обидеть друг друга слишком сильно? Так, чтобы даже люди, связанные красной нитью судьбы, более не хотели встречаться?..

– И так бывает, – старик вздохнул, – Увы, люди очень легко ранят друг друга. А шрамы остаются у них в душе. И шрамы порою очень безобразные. И нежелание снова встречаться. Хотя им бы было так хорошо вдвоем! Хотя они уже были когда-то вдвоем. Но, впрочем, мне уже пора уходить. Ты слушай свое сердце, девочка! Ум расчетливый и корыстный, вечно ищет какую-то выгоду. Но от его выгод сердцу так противно бывает и мерзко! У сердца свои радости.

То есть, он собрался уходить, так ничего толком и не подсказав? Но что же мне делать?..

Уныло опустилась на качели. Чуть оттолкнулась от земли ногой. Хотя кататься совсем не хотелось.

Бодрый звонок от велосипеда вырвал меня из невеселых мыслей. Растерянно голову подняла.

Младший брат Хикари притормозил напротив площадки. И, увидев, что я смотрю на него, радостно мне рукой помахал. В багажнике у него была коробка с молочными пачками. Штук двенадцать. И несколько мест уже пустых. А-а, он подрабатывает с утра.

– Прости, мне надо ехать, – сказал подросток грустно, – Нам нужно купить кой-какие лекарства для кота. Но если тебя кто-то обидел – ты мне напиши, – подъехал ближе, ногою оперся об асфальт, руку мою взял и ручкой из кармана прямо на моей ладони написал номер, прежде, чем я что-то сказала. Добавил серьезно, – Я его побью вечером, сегодня или завтра уже, – и уехал.

Растерянно проводила его взглядом.

А потом вдруг с чего-то улыбнулась. Кого тут побьешь, в такой-то ситуации?! Но от того, что его заботило мое печальное лицо, мне как-то на душе потеплело. Рескэ-кун был такой хороший! Готов был даже драться за меня! И мне так неожиданно повезло, что он решил заботиться обо мне! И что считал, что друзья его сестры – и его друзья. Его сестры… а считала ли сама Хикари меня своим другом?.. Ох, как все сложно и запутанно в этой жизни! Но Рескэ все равно славный парень. И мужчина из него интересный вырастет, я уверена.

Я с волнением ждала не только выпуска из младшей школы, но и Дня весеннего равноденствия. Боялась, что в неделю Хиган мы с папой на этот раз поедем не только на могилы его родственников, но и – впервые – на мамину. Уж слишком много было у него историй о том, как люди расставались из-за смерти. Ну, еще из-за своей глупости. Но смерть у многих его героев вставала преградой на пути. Хотя он верил в возможность перерождения, но все же. А вдруг и мама?.. Вдруг он к этому меня готовит? И в этом году мне страшно не хотелось посещать кладбище. Хотя надо было. И этот день неотвратимо приближался.

Вот и 20 марта. Теперь холод станет слабее. Теперь время весны. А у меня внутри застыл холод.

Вот папа и день поездки назначил – еще до выпуска из школы. Так у него совпало на работе. Чтоб и на Хиган на день хоть отлучиться, а еще – на мой выпускной. Так уж вышло, что из родственников у меня не оставалось больше никого, кто б мог прийти ко мне на праздник. И я от этого тоже чувствовала себя страшно одинокой. Да и про маму как ни расспрашивала, а папа ничего нового не говорил. Будто мама моя была сирота. Раз упомянул, погрустнев, что родственники ее погибли в Хиросиме, большинство, а другие – в последующие годы. Но глаза при этом подозрительно отводил. Как будто скрывал еще что-то. Стыдно было так думать, но больше всего я волновалась, что мама могла умереть из-за болезни в больнице, вдали от меня, или погибнуть в несчастном случае. Хотя все газеты, сайты все новостные уже перерыла – и Сатоси-сан не раз расспрашивала, он сам искал – и женщин вроде мамы моей в новостных сводках и полицейских не было.

За два дня до поездки мне приснился страшный сон. Как мы приехали на кладбище и первым делом подошли камню, на котором стояло мамино имя. Я еще во сне страшно расплакалась. И проснулась в слезах.

Больше спать не смогла. Встала, рано-рано, еще задолго до папиного пробуждения. Сготовила нам завтрак. И даже почти успела приготовить ему обед. Молясь при этом, чтобы хотя бы с ним не случилось ничего. Страшно остаться совсем одной!

И в школу пошла раньше. Шла, шмыгая носом. Слезы даже лень было утирать.

– Эй, малышка, куда идешь? – кто-то вдруг приобнял меня за плечи.

Испуганно оглянулась.

Подросток в форме средней школы еще крепче сжал меня. И четверо его приятелей – из той же школы – окружили меня. Я запоздало подумала, что их форма мне что-то напоминает.

– Ну, как у вас там с ним? – дерзко ухмыльнувшись, спросил схвативший меня.

А его спутники как-то гадко засмеялись. Взгляды их на меня не понравились.

– Что? – только спросила я.

– Как у тебя с Рескэ, малышка? – он склонился ко мне и громко спросил, так чтобы не только его друзья, но и три женщин, идущие на улице перед нами, слышали, – Вы уже ходили в Рабу отель?

От такого предположения я страшно смутилась. Да как он может?.. Мне еще одиннадцать!

И те женщины на нас оглянулись. Посмотрели на меня с осуждением. Как будто я и правда уже ложилась в постель с братом Хикари!

– Ну, и дети пошли! – проворчала одна из ее спутниц, – Еще молоко на губах не обсохло – и уже о сексе думают!

– Да ну вас! – ухмыльнулся его приятель, – В старину в этом возрасте уже женились.

– Ух ты, ух ты, а девочка-то уже смутилась! – мой мучитель заржал. Больно ущипнул меня за щеку, – Ай, да ты у нас уже не девочка?

Он и спутники его заржали.

– Малышка, да ты у нас уже маленькая женщина!

Почувствовала, как щеки мои запылали. Попыталась столкнуть его руки, но он до боли сжал мои плечи.

– Нет уж, погоди! – проворчал, – Мы не договорили еще.

– Четверо парней на одну девку? Да вы просто настоящие самураи, да? – язвительно спросили сбоку.

Когда увидела Кикуко, то испытала просто вихрь разнообразных эмоций: от ужаса до надежды. И даже на миг – всего на краткий миг лишь – я за моих мучителей испугалась.

Сегодня она опять была без школьной формы. Узенькие джинсы на худых ногах, да безразмерная толстовка. Джинсы черные, с розовыми звездами из страз. Толстовка – плюшевая, нежно-розовая, с заячьими ушками на капюшоне. Хотя, помня о прежних наших встречах, я подозревала, что под верхней одеждой может скрываться пистолет или очередная рогатка. Вот ведь журналисту из Росиа она метко глаз подбила! Передумал ее фото снимать!

– О, еще одна, – ухмыльнулся мой мучитель. Окинул ее презрительным взглядом с головы до ног, снова вернулся на грудь. Туда, где она со временем должна была вырасти, – А, такая же мелюзга.

– Но, может, все-таки сходим вместе в Рабу отель? – предложил его приятель, ядовито улыбаясь.

– Сходим, – мило улыбнулась девочка-якудза.

– О, какая горячая крошка! – ухмыльнулся схвативший меня, может, вожак их, – А ты мне нравишься! – швырнул меня в руки своему приятелю – и тот успел обхватить, крепко прижав к себе, как я ни дергалась, не выпускал меня – сам руки к появившейся протянул, – Ну, иди сюда, детка! Иди ко мне!

– Я обязательно охаги на твою могилу принесу, – вскинула та подбородок, – И, так уж и быть, потрачу несколько енн на одну белую хризантему для тебя.

– О, дерзишь? – ухмыльнулся тот, – Да ты меня заводишь!

– А охаги потом съем в Рабу отеле, – спокойно припечатала Кикуко, – В память о тебе.

– Нахалка, – ухмыльнулся самый говорливый.

Как его с милой улыбкой назвала девочка, мне стыдно вам сказать. И что она добавила о нем – тоже. Но его перекосило. Взревев, он бросился на нее. И был сбит ударом ноги в грудь – Кикуко ударила ногой в бок, как настоящая каратистка. И его приятелю врезала по зубам. Вроде худая рука, но он взвыл. Замахнулась на вставшего вожака – сполз пушистый рукав, открывая руки, на которых были мышцы.

– Даже если ты из додзе, тебе несдобровать!

Тут державший меня взвыл. Хватка его ослабела – и я отчаянно рванулась в сторону. Брат Хикари встал между державшим меня и мною. И пнул в подбородок четвертого парня, рванувшегося к нему.

Кажется, и минуты не прошло – и все четверо хамов валялись, скрючившись и постанывая, на дороге. Кикуко, торжествующе ухмыльнувшись, отряхнула руки. Скептически посмотрела на Рескэ. Сказала лишь:

– Руки слабоваты. Ноги лучше.

– Я много езжу на велосипеде, – смутился мальчик.

– Да мне плевать! – проворчала девочка-якудза.

– Ээ… спасибо! – наконец-то смогла что-то сказать я.

Натолкнулась на пронзительный взгляд.

– Ты – дура, – спокойно произнесла моя спасительница, – Чтобы выжить, надо научиться драться самой, – с ухмылкой посмотрела на Рескэ, – Парни не всегда будут с тобой рядом.

– А я тебя всегда вижу в компании взрослого мужика, – ухмыльнулся мальчик.

– Не твое дело, сопляк.

– Но все-таки у тебя есть защитник, – мальчик не обиделся на ее хамство, а только подмигнул ей.

Потом сердито пнул самого говорливого, который пытался подняться.

– Таки вы уже спали? – ухмыльнулся тот.

– Не твое дело! – серьезно ответил Рескэ, цапнул его за длинные волосы – они у него доходили до плеч, лохматые еще до драки – поднял, – Но если еще хоть раз, хоть слово ей гадкое скажешь – урою.

– Голыми руками землю копать несподручно, – невозмутимо заметила Кикуко, – Таскай лопату. Линейку накрайняк.

– Юмор у тебя не девчачий, – мальчик дружелюбно улыбнулся.

– Я же самурай! – она уперла руки в бока.

– Да тебя ни на минуту оставить одну нельзя!

Тэцу бежал к нам, сжимая два мешка, набитых с продуктами. Рескэ торжествующе взглянул на девочку, мол, что ты там говорила про жизнь и самозащиту? Та сердито посмотрела на своего приятеля. У того как раз мешок прорвался – и пакеты, банки высыпались.

– Сваливаем, надо успеть до начала уроков! – скомандовал главный из хулиганов.

Проходя мимо смущенного парня, сгребавшего просыпавшиеся покупки, мстительно наступил на пачку мятного мороженного – пакет прорвался – и начинка заляпала ему ботинок, асфальт и джинсы неудачливого покупателя.

Кикуко спокойно подняла толстовку – Рескэ смущенно отвернулся, на всякий случай – и достала оттуда рогатку. Из кармана толстовки – толстый каштан, очищенный. Спокойно зарядила свое оружие. И через секунду глава янки взвыл, схватившись за затылок. Резко обернулся – увидел, что девчонка уже зарядила новым снарядом свое оружие, прицеливается.

– С тебя тыщу енн за порчу чужого имущества.

– Кикуко! – возмутился ее напарник.

– Тыщу енн – или останешься без глаза, – не унималась та.

Побитый хулиган показал ей фак. Точнее, подумав, показал уже два. Его приятели, ухмыльнувшись, повторили. Через миг самый говорливый с воем упал на спину, схватившись за подбитый глаз. А девочка невозмутимо перезарядила оружие.

– Бежим! – скомандовал самый высокий, – На спине глаз нету.

Командира своего подхватил, торопливо отворачивая от нее.

– В задницу заткну! – пригрозила девочка-якудза.

Хотя сначала зашибла затылок заступнику вожака. Потом – тот свирепо обернулся – спокойно достала новый каштан, вложила на резинку.

– Бежим! – не выдержал глава янки, – Она чокнутая!

– А как же Рабу отель? – прокричала девочка. И загоготала как парни.

Помощник главного хулигана, не выдержав, снял ботинок и швырнул в нее.

Не попал. Угодил по пакету чипсов близ Тэцу. Пакет не лопнул, но грязь на боку пропечаталась. Тут уже подскочил сам парень – и, схватив ботинок, метко угодил нахалу по затылку. Тот цапнул обувь и, прихрамывая, не тратя времени, чтобы обуться, сбежал. Вместе со своими приятелями.

– Сопляки обнаглели! – проворчала девчонка.

– Спасибо за помощь, – улыбнулся Рескэ.

– Я не тебе помогала! – проворчала она, – Я вступилась за девчонку. Парни должны знать, что девок опасно обижать.

– Я тебе верю, – мальчик засмеялся.

И, хотя Тэцу ворчал и оттолкнул его руку, а Кикуко одарила злобным взглядом, – положил перед порванным пакетом сложенный, запасной, который оказался у него в кармане. Хулиганам прокричал вслед:

– Еще раз обидите мою девушку – убью!

Потом уже тихо сказал, смущенно, мне:

– Извини, они иначе не отстанут.

Кикуко до того стоявшая возле приятеля, тут сама загребла продукты, уцелевшие, проворчала:

– Пойдем. Им еще выбирать в какой Рабу отель они отправятся.

– Да ты! – возмутилась я.

– А я чо? А я ничо, – отозвалась она.

И ушли они, оставив лужицу у раздавленной пачки мороженного. Рескэ вздохнул. Сам подобрал мусор, протер носовым платком. Мусор донес до урны, платок спрятал в карман.

– Спасибо за помощь, – сказала я смущено.

– Не за что, – он вздохнул, – Я почти опоздал. Если бы не она…

– Но все равно спасибо, – благодарно сжала его руку.

Он смущенно посмотрел на мои пальцы, вдруг оробевший. Хотя дрался и был свирепым недавно совсем.

– Ну, это… а ты что такая зареванная? Я ему еще в морду дам, хочешь?

– Сейчас Хиган.

– А, да, – он смущенно улыбнулся.

– Мне сегодня приснилось, что мы пришли на могилу к маме. Я так напугалась!

Вдруг мальчик схватил меня, прижимая к себе, крепко обнял.

Там, где только что стояла, с матами проехал старшеклассник на велосипеде, лохматый. Янки очередной. Достали!

Тут ощутила, как неровно бьется сердце в груди Рескэ, прижавшего меня к себе. Его руки на моих плечах. Он снова спас меня!

– С-спасибо! – сама не знаю, от чего начала вдруг заикаться.

– Да не за что, – отозвался он чуть погодя.

Осторожно выпустил меня. Мы быстро посмотрели друг на друга. И тут же обернулись. Сколько-то молчали. Нас уже стали обгонять другие школьники. Из моей школы. Бежали. Увидела среди них и девочку, которая часто стояла в коридоре, держа над головой ведро с водой. Напуганную. Ох, опаздываем!

– Нам надо поторопиться…

– Ага.

Но он зачем-то схватил меня за руку – наши пальцы вдруг переплелись – и потянул вперед.

– Бежим!

Я почему-то сразу повиновалась. А он побежал именно к моей школе.

Ветер развевал мои волосы. Его рука крепко сжимала мою Ночной кошмар отступил, забываясь. Сердце бешено стучало, радуясь быстрому бегу.

– Рескэ… – не сразу вспомнила, но сильно испугалась, – А как же твоя школа? Она же в другом районе! Ты опоздаешь из-за меня!

– Подумаешь, – ухмыльнулся он, оборачиваясь ко мне.

В миг следующий опять рванул меня к себе, отступая от автобуса.

Его сердце билось так же взволнованно как мое. Но он третий раз сегодня спасал меня. Это было странное чувство… уверенности. Что рядом тот, кто может сберечь мне жизнь. Кто с готовностью заступается за меня. И я вдруг почувствовала себя счастливой. Не смотря на все беды, которые свалились на мою семью за последние недели.

И мальчик не сразу отпустил меня. Снова переплетая наши пальцы

– Пойдем! Может, еще успеешь?

Но мне, если честно, было уже не страшно опоздать. Просто этот ветер, развевающий мои волосы… его улыбка… его твердые пальцы, бережно сжимающие мои… может, мне даже опоздать хотелось?.. Просто, чтобы еще немного, хотя бы еще чуть-чуть пробежать рядом с ним. Забывая на бегу обо всем. Теряя все неприятности, которые были в прошлом, за цветочным запахом из ближайшего магазина. За облаком вишневых лепестков, которые нес на нас ветер…

Когда уроки закончились и я потерянно, медленно, вышла за ворота, думая про Аюму, которая так и не позвонила, да про письмо о ее любви к Синдзиро, которое я так и не передала, кто-то загородил мне путь. Брюки темные. Он?..

Голову подняла.

– Пойдем, – просто сказал Рескэ, протягивая мне руку.

Девочки, шедшие за мной, зашептались:

– У Сеоко есть парень!

– Из средней школы!

– Везучая!

– А он меня от хулиганов спас в прошлом году…

– Пойдем? – повторил мальчик, смущенно посмотрев на них и на моих одноклассников, пялившихся на него.

– Пойдем, – улыбнулась я, сжав протянутую руку.

Наши пальцы снова переплелись. Грянул град смешков – и от мальчишек, и от девчонок. Завистливо смотрела на меня Марико. Нет, кажется, про ненависть ко всем мальчишкам она соврала.

Мы ушли на виду у всех, держась за руки. Сердце мое почему-то опять неровно билось. Задумавшись, точнее, слишком углубившись во внутренние ощущения, едва не натолкнулась на рекламный щит. Рескэ меня вовремя оттащил. Растерянно посмотрела на него. На щит с предупреждением о необходимости принять меры против аллергии.

– Точно, сейчас же цветет криптомерия! – запоздало вспомнила я.

Мальчик рассмеялся. Спросил насмешливо:

– Только вспомнила?

– Да как-то… не до нее было, – смутилась.

– И верно, – посерьезнел он.

Спросил чуть погодя:

– У тебя никогда не было аллергии?

– Нет! – мотнула головой, – А у тебя?

– Вроде нет. Не помню, чтоб я мучался насморком, когда цветет суги.

– И вообще?

– И вообще.

Мы какое-то время смотрели на предупреждение от правительства города. Потом, оглянувшись, я даже приметила троих людей с насморком, в масках для задержания пыльцы.

– А Хикари… – начала я и смутилась, – Странный у нас разговор.

– Ага! – рассмеялся он, – Все встречные парочки пялятся на магазины со сладостями или афиши кино, а мы…

Мы переглянулись и оба засмеялись.

– Все, не могу! – проворчал он, – Стоим тут… – снова засмеялся и отвернулся уже от рекламного щита.

Я пошла за ним. Чуть погодя, покосившись на меня и будто нарочно оглядев улицу, брат подруги уже серьезно добавил:

– Я просто подумал… завтра вы с отцом поедите на кладбище. И ты, наверное, сегодня будешь весь вечер сидеть одна и грустить. Особенно, если твой отец напьется.

– Он обещал не пить!

– А вдруг? – Рескэ нахмурился, – Прости, я пока не знаю, как он держит свои обещания.

– Он держит! – выдернула свою руку из его.

– Ну, как хочешь, – мальчик голову опустил, – Я просто предложил прогуляться сегодня со мной.

Кажется, расстроился, что я на него обиделась. И мы как будто поссорились. Когда он хотел мне помочь. Когда он и так сегодня три раза уже спас мне жизнь.

– Прости, – смущенно его плечо тронула, – Я не хотела тебя обидеть.

– Да я не обиделся, – поднял растерянный взгляд, – Это девчонки обижаются из-за всякой ерунды, – смутился, что-то увидев в моем лице, – То есть… я не…

– Нет, ты прав, – вздохнула, – Я и правда зря накричала на тебя. Даже не поблагодарила за сегодня. Пойдем, я тебя мороженным угощу.

– Да я сам могу! Я ж работаю! – он выпрямил спину, расправил худые плечи, посмотрел на меня с гордостью, – Я не разорюсь, если угощу тебя мороженным. Тем более, день у тебя тяжелый. И… – начал и запнулся.

– И я не знаю, будем ли мы завтра мыть мамину могилу, – вздохнула.

– Да еще же ничего не ясно! – сказал он погодя, преувеличенно бодро, сжал мои плечи, легонько встряхнул.

– Это-то и пугает, – вздохнула.

– Да все обойдется! И, знаешь… – Рескэ меня опустил. Взгляд опустил. Нет, поднял на меня, – И тебе надо сегодня не плакать вечером. Не трави душу отца.

– Да, ему и так тяжело, – кивнула.

– Пойдем, тут знаю хороший магазин на…

– Только не к Синдзиро! – напугано сжала его руку, протянутую в ту сторону.

– Да я не туда, – смутился он, – Как будто здесь всего один магазин сладостей!

– Но все-таки ты его знаешь, – прищурилась.

– А ты опять хочешь со мной поссориться? – он вздохнул.

– Прости, – смущенно потупилась, – У меня гадкое настроение сегодня. Но я не имею права вмещать свою злость на тебе.

– Злость?..

– То есть, боль.

Мы долго гуляли до темноты. И потом. Потом Рескэ стал шагать совсем ко мне близко. На всякий случай. А то вдруг маньяк какой выскочит? Или… он просто сам так хотел? У меня сердце опять быстро-быстро забилось от такой мысли.

Мы еще набрели на молодого студента, играющего на гитаре. Где-то в соседнем районе. Стояли в росшей вокруг него толпе, среди парочек в основном. В темноте заиграли искусственные огни. Он, отвлекшись ненадолго, зажег три толстых свечи рядом с собой. Была какая-то странная, совсем другая атмосфера. И луна была видна.

Проследив за моим взглядом, Рескэ проговорил стих из старой антологии – я читала его, когда искала стихи для моей повести – в паузе между песнями, когда певец потянулся попить воды – и стайка девчонок кинулась предлагать ему шоколадки и лимонад. А одна ручку протянула и блокнот.

– Дашь автограф?

– Да я ваще неизвестный! – смутился исполнитель.

– Ты станешь! Я уверена! – девочка улыбнулась, а подружки ее, переглянувшись, захихикали.

– Я так стремно играю? – проворчал парень, – Что ты меня утешаешь?

– Нет! – смутилась одна из ее подружек.

– Просто… а вдруг она… станет твоей женой? – сказала другая девочка, понахальней, и рассмеялась.

Хотя тут уже подружки промолчали. И просившая автограф, на всякий случай, сердито пихнула ее в бок кулаком. Но, кажется, не сильно.

Это была странная ночь. Красивая ночь.

Но что-то… было в ней не то. Тот… тот непривычный запах… благовоний? Из соснового дерева?

Резко обернулась.

Синдзиро, грустно смотревший на луну – сегодня в деловом костюме, волосы в узел на затылке скручены – вдруг опустил взгляд, шумно принюхался, посмотрел на стоявший слева людей. И наши взгляды вдруг встретились. Луна… этот странный запах. Не знаю почему, но сердце замерло так напугано!

Задрожала от пристального взгляда черных-черных глаз.

Рескэ вдруг обнял меня за плечи правой рукой. Сдвинулся, выступая чуть вперед, чтобы посмотреть на напугавшего меня.

Синдзиро перевел взгляд на моего спутника. И отшатнулся невольно, на шаг назад. Смотрел округлившимися глазами будто приведение увидел. Напуганный, даже дышать перестал. Или… там что-то было такое?..

Задрожала от пристального взгляда черных-черных глаз.

Рескэ вдруг обнял меня за плечи правой рукой. Сдвинулся, выступая чуть вперед, чтобы посмотреть на напугавшего меня.

Синдзиро перевел взгляд на моего спутника. И отшатнулся невольно, на шаг назад. Смотрел округлившимися глазами будто приведение увидел. Напуганный, даже дышать перестал. Или… там что-то было такое?..

Обернулась, но ничего нового не обнаружила. Все те же люди, парочки в основном. Все тот же юноша играет на гитаре очередную песню о любви. Нет, теперь уже о свободе и выборе: новому герою песни уже хотелось другого, то ли не достаточно тихого счастья вдвоем, то ли у него его никогда не было. Он убегал… А Рескэ стоял со мной как и прежде. Только теперь уже обнимая меня. И, хмурясь, смотрел. На Синдзиро.

Синдзиро вдруг сделал еще шаг назад, испуганно.

Ой, я же ему письмо не отдала. Может, сейчас? А то боюсь подходить к нему днем в магазинчик и на виду у всех протягивать письмо. И не надеюсь, что смогу увидеть где-то еще.

Коснулась рукой рубашки, куда спрятала конверт. И застыла от ужаса, не обнаружив его. Потеряла?.. Ох, Аюму меня возненавидит! Хотя мне хочется возненавидеть ее за то, что заставляет меня подойти к Синдзиро, да еще и с конвертом.

Молодой мужчина вдруг резко отвернулся от нас и пошел прочь, широкими шагами, едва не налетев на кого-то из зрителей молодого музыканта. Как будто хотел убежать от нас. Мы с Рескэ переглянулись. Я не решилась бежать за ним. А мой спутник не спросил, кого я только что увидела. Он почему-то задумался, нахмурившись. И я не стала его от его мыслей отвлекать.

Парень дальше играл, не заметив случившееся у нас. Да и стоящие рядом значения не придали. Будто и не было того молодого мужчины. Но он ушел так, будто мы и не общались совсем! Он сам спасал мне жизнь, когда мы случайно оказались около дерущихся якудз, но… он убежал сегодня от меня так, будто я была ему чужой.

А потом откуда-то издалека взлетел в черное небо вой, от которого все вздрогнули. Такой жуткий вой и такой громкий сложно было не услышать. Что это?.. Волк?.. Но разве волки ходят по городу?.. Откуда волк в нашем городе?!

Люди сжались в кучку. Музыкант недоуменно поднялся, опираясь на гитару. Робко сжались друг к другу и к нему поближе те девочки, одна из которых восхищалась им.

– Как в моем сне… – растерянно сказал Рескэ.

– Что?.. – я растерянно к нему повернулась.

Чуть в стороне загудела полицейская машина. Понятно, разыскивают волка или хулиганов, которые включили запись с его голосом, нервируя людей.