355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джон Роберт Фаулз » Дневники Фаулз » Текст книги (страница 30)
Дневники Фаулз
  • Текст добавлен: 5 октября 2016, 22:19

Текст книги "Дневники Фаулз"


Автор книги: Джон Роберт Фаулз



сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 58 страниц)

Санчия делится со мной семейной историей, своими страхами, чувствами; между нами огромная платоническая любовь. Вчера она сказала о молодом человеке из Йоханнесбурга:

– Я должна вернуться к нему, но мои мысли заняты другим.

27 июля

Наконец жертвы; полночи мы просидели на диване в одном из холлов, тесно прижавшись друг к другу. Под конец я ее поцеловал, и она расплакалась; потом засмеялась и сказала, что я второй человек, с которым она поцеловалась. Во всем этом есть что-то от кошмара; ночь, бессонница, сонливость, близость разлуки. Она как-то сразу стала маленькой и беспомощной, такой маленькой, что я почувствовал себя чуть ли не старцем и во мне взыграли отеческие чувства; хлынула нежность, напряжение упало.

И никакого чувства вины: сплошная невинность.

Сегодня на ней пурпурное платье; подсмеивается надо мной, играет; говорит о посторонних вещах; бросает противоречивые замечания в своей обычной манере. Она ставит пьесу, она здесь важная персона.

Набросал еще одно письмо к Э. и на этот раз должен его отправить.

Я мечтаю вот о чем: о разрыве с Э., растущем чувстве между С. и мною и последующем браке. Она едет в Данию, потом домой – в Южную Африку. Заработаю где-нибудь деньги, поеду к ней и женюсь.

Никогда не хотел так сильно на ком-нибудь жениться.

28 июля

Fin de jeu[483]483
  Конец игры (фр.).


[Закрыть]
. Дом – как мебельный склад, морг или закрытый музей; в тишине гулкое эхо голосов. Это недостаток больших строений – в них нужно все время жить, и чтобы жильцы были постоянные. Они должны быть хорошо знакомы между собой, знать прошлое и будущее друг друга – не вечно сменяющиеся постояльцы; почва для выращивания цветов, а не гонимый ветром песок. В таких домах всегда осень, в школе, в гостинице – падающие листья, октябрьская дорога.

И Санчия; последние дни были очень нервные – постановка пьесы, бессонница, мое чувство вины, ее чувство вины, наша любовь, тайные встречи. Прошлым вечером мы вновь ускользнули после пьесы, которая никуда не годилась, если не считать коротких выходов Санчии в платье цвета морской волны с украшением из ярко-синего жадеита, – это гармонично сочеталось с ее черными волосами, бледным лицом и алыми губами. Элегантная, непредсказуемая, ускользающая.

Позже я заметил ее, когда она спустилась к буковой аллее и стала раскачиваться на повисшей ветке. Вскоре я уже вновь ее целовал, и мы вернулись вместе – грустные, веселые, усталые, целующиеся. Небольшие, но теплые губы. На бадминтонном корте она села ко мне на колени и стала страстно целовать – я понимал, что внутри у нее все горит; такая маленькая, такая беззащитная. Потом неожиданно встала и ушла. Сегодня утром она вошла в нашу гостиную и немного посидела рядом со мной. Холодная, отчужденная, бледная; никаких обязательств. Но я верю: любовь – это единение; то, что чувствует один из влюбленных, непременно передастся другому. Она глубоко прячет свои чувства, впрочем, это лучше: расхристанной любви с меня хватит.

Теперь я ее люблю. Будущее в тумане; шансы на совместную жизнь минимальные. Но этот маленький далекий огонек мне дороже, чем пылающий костер Э. Бедняжка Э.; она снова в распаде, или, точнее, жизнь распадается вокруг нее. Сдала квартиру, прежде чем нашла новую; вновь проблемы с Анной. Р. собирается отправить дочь к своей сестре, а Э. хочет сама заботиться о ней. Бессвязные звонки мне; близится великое расставание. Это нависает в воздухе как гроза; я жажду дождя, одиночества, чтобы наконец созреть.

Сегодня С. положила на мой стол розу. Я увидел цветок только после ее отъезда. Бутон разделен пополам, словно его разрезали ножницами. Лежит на листе бумаги, на котором нацарапано «Джон». Как это похоже на нее – неясно, загадочно, восхитительно.

Разрушил цветок? Таково ее чувство юмора.

Два долгих разговора с Э. по телефону. Я должен увидеть ее еще раз – и на этом поставить точку. Написал также длинное письмо Санчии. Двуличность, но письмо к Санчии было искренним, а звонки – из чувства долга. Не могу сказать, что я не испытываю сложного чувства из любви и муки при мысли о разрыве с Э. Но мои чувства к С. гораздо глубже; может быть, потому, что они честнее, – наши отношения с Э. не могли, в силу обстоятельств, не быть бесчестными. А может, они глубже, потому что я сам этого хочу? Насколько любовь эгоистична? Я имею в виду не внешние воздействия, а пустоту внутри, требующую, чтобы ее заполнили, страстное желание еще большего взаимопроникновения. Женское начало; мужчина во мне любит Э., а законченный бисексуал (психологический) любит С.

Как много записей в дневнике за прошедший год посвящено женщинам и моим отношениям с ними; слишком долгий путь в пустыне и слишком роскошный оазис.

Для будущего историка картина времени, напротив, очень скудна; здесь ничего не сказано о том, что волновало тогда человечество, – о водородной бомбе, Индокитайском конфликте, египетском и т. д.[484]484
  В 1952 г. США взорвали водородную бомбу, Советский Союз сделал то же самое годом позже. 26 июля СССР предложил созвать конференцию по проблемам коллективной европейской безопасности, подчеркнув разрушительность нового оружия и вытекающую отсюда важность установления контроля над ним.
  В Индокитае Франция и ее союзники в течение восьми лет вели войну с Вьетнамом. В июле 1954 г. состоялась международная конференция, которой предстояло обсудить условия заключения мира. 21 июля было решено разделить Вьетнам на две части: коммунистический Вьетнам осуществлял контроль над территорией страны севернее 17-й параллели. В течение двух лет должны были состояться выборы, им предстояло определить дальнейшее будущее страны.
  28 июля Британия и Египет заключили соглашение, согласно которому британские войска должны были в течение двадцати месяцев покинуть зону Суэцкого канала.


[Закрыть]
. Да и мои проблемы, за исключением любовных, не нашли отражения на его страницах. Злоупотребление экзистенциализмом.

2 августа

Нелепая человеческая ситуация; я езжу к Э. по разным незначительным поводам – мои чувства теперь вполне банальные; близкое знакомство порождает банальность – это так легко, приятно. Быть нежным, есть, пить вино, заниматься любовью, болтать.

Но в подсознании всегда С. Вернувшись в Эшридж, нахожу письмо от нее – эксцентричное, юное, с орфографическими ошибками, «бессвязное» письмо. Но оно глубоко засело во мне. И я провел весь уик-энд в ожидании, надеясь получить еще одно в понедельник. Но письмо не пришло, и я весь день был несчастен – в той же мере, в какой вчера был счастлив, предвкушая его. Испытываю непреодолимое желание позвонить, пойти к ней – что угодно, только бы ее увидеть. Охвачен лихорадочным возбуждением; не могу с ним справиться, разве что немного ослабить. Написал уже четыре письма в ответ на ее одно. Глупо, но начало всех трудных предприятий кажется глупым.

Измучен ею.

Слишком много терзаний даже при наличии вины. Федра.

Вчера читал лекцию по экзистенциализму; меня засыпали похвалами. Только адмирал хранил ледяное молчание. Люди так пылко все воспринимают, они истосковались по философии – и потому, когда говорят о душе, о нравственности, о жизни, они счастливы. Я довольно упрощенно представил предмет, но по крайней мере некоторые из них хоть на какое-то время задумались.

9 августа

Ситуация проясняется; возможно, я был прав, что тянул время, не принимал никаких поспешных решений. В пятницу, пообедав с Э., отправился в зоопарк на встречу с Санчией. В целом все прошло неудачно; несоответствия – в каждом проступило худшее. Зоопарк переполнен, погода сырая, нервы напряжены, Ей хотелось весело провести наш последний вечер; я должен был повести ее в какое-нибудь «злачное местечко», развлечь. Но я взбунтовался; мне не хотелось ничего – только говорить с ней. И еще я боялся встретить Э. Мы посидели в маленьком кафе неподалеку от Пиккадилли, немного выпили; была гроза, дождь лил как из ведра, сверкала молния. Она вся в голубом – голубой плащ со смешным капюшоном. Что в ней такого? Нет грациозной животной красоты Э. Нет красивой внешности; если всмотреться в лицо Санчии, красавицей ее не назовешь. И все же такое лицо не забыть – я не видел ни одной женщины, даже отдаленно похожей на нее.

В конце концов мы пошли в кино, через какое-то время я взял ее руку – горячую и сразу же отозвавшуюся на пожатие. Удивительно, как ей удается почти все время быть такой отчужденной, ведь потом жар выплескивается из нее, как пар из прохудившейся трубы. Кофе и сандвичи в кафе, прогулка – рука в руке – вокруг Лейсестер-сквер. Я спросил:

– Мы еще встретимся?

– Нет, не думаю, – ответила она.

Тут я почувствовал печаль и облегчение. Последний раз я видел ее в метро, в уходящем поезде, – он растворился в темноте, будто покинув время: бледное лицо, темные волосы, голубые блики – все предано забвению.

Домой в Ли. Я приехал туда в два часа ночи; изнуренное небо приняло форму арки; звезды поблекли; кроншнеп объедался рыбешками на обнаженном при отливе дне. Холодный воздух, ни огонька, город словно вымер. Мне было невыразимо грустно.

Что-то вроде обнаженного нерва, который задевают некоторые женщины, – сильная впечатлительность? – но мне кажется, это заполняет светом жизнь. Санчия, недостижимая; звенья, что связывают меня с Югом, Э.; земная кутерьма. Время идет, юность канула в прошлое, заламывая руки из водоворота. Великая, печальная, болезненная картина жизни, горе, рыдание; все здесь есть, романтизация невозможного. Подходящий символ; прокол гноящегося нарыва из воображаемого, но невозможного.

Все то же самое – в Эксе, и еще с Моник, – но в этот раз любовь предполагала конечную цель. Будь у меня деньги, я бы на С. женился, попробовал. На самом деле во время грозы я почти сделал ей предложение.

Э. Виделся с ней на следующий день, провели его в Хэмпстеде, и следующий день тоже. Все тот же надоевший ритуал – кино и кафешка, со всеми вытекающими удовольствиями, естественно. Абсолютная свобода в общении, никаких физических запретов, мы с ней как двойники. Ее тело остается для меня бесконечно привлекательным. Но в обществе она не производит впечатления умной, элегантной, изысканной. Слегка усталая, невеселая. Богемный вид; уличный мальчишка. Обаяние сорванца, отчего иногда становится неловко. Теперь понятно, почему Р. хотел сделать из нее «матрону» – дело не только в его викторианстве. Мне тоже хочется как-то привести ее в порядок; замедленный ритм ее существования высасывает из тебя энергию. Временами ее лицо выглядит старым, испитым; в нем, при всей его красоте, нет того, что есть у С. Ее серьезность, отчужденность, искренние глаза, непредсказуемость взгляда пленили меня. В Э. – многословие, налет вульгарности; в Санчии – сдержанность, осторожный выбор. Возможно, это всего лишь разница между обычной начальной школой и привилегированной школой для девочек «Роудин» – хорошим образованием и отсутствием оного. Э. называет меня снобом. Но существует нечто в произношении, в осанке, в привычках – умеренность, такт, которые у Э. заменяются неразберихой и раздражением.

Но Э. обладает мужеством. И продолжает меня любить, хотя я не то что любви, но и уважения не заслуживаю; с полным основанием называет себя «преданной любовницей».

Смешно, что я вдруг превратился в соблазнителя; никогда не считал себя красивым или даже привлекательным. По мнению Э., главную роль играет витальность, сильный характер. Я вижу, что во мне больше понятливости и во много раз больше чувствительности по отношению к женщинам, чем у большинства англичан, – но «сильный характер»? Я ищу истину, но не живу по ней. Самым отвратительным образом обманывал обеих – и С. и Э. Обманываю родителей. Слишком ленив (или слишком увлечен поражениями, опытом, приходящим с ними?), чтобы думать о будущем. И все же, несмотря на это, чувствую медленный рост, возмужание – всегда за работой; хвастаться пока нечем.

Чтобы считаться настоящим англичанином в лучшем смысле этого слова, надо быть объективным, неэмоциональным, разумным, уравновешенным и физически здоровым. У меня есть немного из двух качеств – средиземноморская основа и оксфордский интеллект; это кое-что объясняет.

Сегодня написал письмо С. – как я люблю ее, несколько униженно. Никогда прежде не объяснялся первый в любви; кажется, Санчия – первая женщина, которую скорее соблазнил я, чем она меня. Вечно влюбленный, никогда не останавливающийся.

12 августа

От С. писем нет, я понемногу остываю и успокаиваюсь. Оказавшись вчера в Лондоне, я нисколько не трепетал – напротив, боялся случайно с ней встретиться. А прежняя острая боль при мысли о разлуке, расставании уже успела удивительным образом притупиться.

13 августа

Никогда не мог читать Вирджинию Вулф – в ее письме есть некоторая манерность, женственность, небольшой вроде недостаток, но не для меня. Однако недавно, на следующий день после прощания с Санчией, чувствуя себя совершенно разбитым и духовно опустошенным, я взял в руки «Миссис Дэллоуэй» и неожиданно зачитался.

Чтобы оценить школу «потока сознания», нужно быть обессиленным, изможденным, открытым. Не знаю, можно ли ввести себя сознательно в это состояние или оно всегда возникает случайно – под действием внешних обстоятельств.

Саутенд – там раньше я всегда чувствовал раздражение. Прохладный ручеек – не заросшая живописная заводь, пруд с лилиями.

И миссис Дэллоуэй, живо напомнившая С. А я – Питер Уолш[485]485
  Питера Уолша В. Вулф описывает как «очаровательного, умного, обо всем имеющего собственное мнение», он давний друг Клариссы Дэллоуэй, которого она оставила, чтобы выйти замуж за члена парламента.


[Закрыть]
.

31 августа

Ясный день, на синем небе ни облачка. Впервые за все лето такой роскошный день. Провел десять дней с Э. Сейчас она живет в маленьком коттедже в глубине большого сада при доме на Фицджонс-авеню. Обычная для нас жизнь – периоды отчаяния чередуются с периодами счастья, любви, периодами ненависти и сожаления.

Встреча закончилась на счастливой ноте. В субботу нужно было последний раз ехать в Эшридж. Э. проводила меня на автобусе до Уотфорда, расстались мы с глубоким, теплым чувством друг к другу. И вдруг через три дня письмо. У нее была неприятная история с неким мужчиной, которого она пригласила на кофе. Я был в ярости. Все из-за ее кокетливого поведения. Однажды вечером я попросил ее идти впереди меня по улице, и за одну минуту с ней заговорили не менее трех мужчин. В ней чувствуется что-то распутное, угадывается половая неразборчивость. Она коротко подстриглась, снова стала такой же привлекательной, как раньше; я горжусь ее успехами у мужчин, но глупость меня раздражает. Одновременно ее в очередной раз уволили с работы. Вот уж социальная неудачница; нет никакой надежды, что она когда-нибудь обретет постоянную работу. Я каждый раз прихожу в отчаяние; у нее просто nostalgie de la boue[486]486
  Влечение к грязи (фр.).


[Закрыть]
, она рвется к ней, словно ее притягивает магнитом. Санчия почти забыта, она уходит в прошлое. Только здесь, в Эшридже, периодически накатывают приступы тоски, болезненные спазмы.

Безграничная женственность Э. – никакого самообладания. Из-за этого с ней трудно жить сейчас и страшно принимать на себя обязательства, касающиеся будущей жизни.

4 сентября

Скандалы с Э. Звонки со швырянием трубки; все идет к черту. Ущербная личность, противоречивая, надрывная. Сейчас она бесится из-за того, что Рой не позволяет ей видеть Анну, и еще страшно ревнует его к другой женщине, с которой у него роман. Я стараюсь вернуть ей душевное равновесие, но она обречена вечно переживать трагедии, испытывать страдания. В ней есть нечто от греческих героинь; Федра, троянка; ужасные и влекущие черты. Не знаю, что все это означает; у других женщин я называю такое неврозом, отсутствием самообладания и с негодованием отвергаю, но у Э. это грандиозно.

Славная погода; тихие дни, голубое небо. Кричат грачи, воркуют голуби, будто пришла весна; охваченный дремотой сентябрь; в полнолуние после осеннего равноденствия – туман по вечерам. Через два дня не без сожаления покидаю Эшридж – прелестное сердце Англии. Зеленое и благодатное. Здесь нет даже подобия какой-то опасности; плодородное, богатое, зрелое, культурное, хорошо знакомое и мирное место, но главное очень красивое. Не такое, как Греция, которая ежедневно дарит свою лучезарную красоту, но раз или два за сезон оно прекрасно – свойство истинно женской красоты. С Грецией возможен любовный роман, но женой может быть только Англия.

Вновь лишаю себя комфорта; не знаю, сколько еще буду так поступать. Только сумасшедший мог отказаться от такой работы[487]487
  Чтобы жить вместе с Элизабет, Дж. Ф. устроился на работу в колледж Св. Годрика в Хэмпстеде, готовивший секретарей и переводчиков.


[Закрыть]
. Столько удобств, все вокруг утопает в зелени. Можно мирно жить, возделывать свой сад. Но я всегда спешу подняться на следующую ступеньку своей особой лестницы.

5 сентября

Как все относительно! Перечитал то, что писал в июле, – кажется, это принадлежит перу незнакомца. Тогда я мечтал жениться на С., теперь смешно даже думать об этом. Нелепо считать, что наши эмоции и желания плавно развиваются; похоже, многие не способны уразуметь, какие они иногда совершают скачки. Думаю, тут дело в неспособности к анализу; такие люди не могут отличить истинную реальность от внешнего правдоподобия. Желание сродни гниющему яблоку – кожура гниет последней. Порча идет с сердцевины, распространяясь наружу. Думаю, мою независимость питает сознание непостоянства желаний и чувств и еще свойственный мне цинизм; и вот эти мои качества некоторые по доброте душевной называют цельностью или зрелостью характера. Потому что в тот момент, когда у меня рождаются желания, я претворяю их в жизнь с большим успехом, чем люди, которые не видят изменчивую, непостоянную природу желаний; я люблю более пылко. И не делаю вид, что они будут долго продолжаться.

Это означает, что жаждать их продолжения – экзистенциалистское несогласие с природой, хаос – вдвойне тяжело.

Здесь таится природа наших острых конфликтов с Э. – ритмическое чередование притяжения и отталкивания. Когда начинается период отталкивания, не надо восставать против такого порядка вещей – надо просто ждать, когда маятник качнется в обратную сторону. Сомнений нет – время глубокой любви вернется. А это такая уверенность (как в писании стихов), которая перенесет даже засуху в чувствах.

14 сентября

Мучительные, полные страданий дни, похожие то ли на роды, то ли на предсмертную агонию. Э. только что ушла на встречу с Р., в Бейсуотер; я остался дома, в коттедже, понимая, что никогда еще не был так близок к тому, чтобы потерять ее навсегда. Я покинул Эшридж, скуля как щенок, и поселился здесь. Думаю, я так привязался к Э., что возможность ее ухода не представлялась мне вероятной. Но возможность превратилась в реальность, и мой роман с С. сыграл здесь не последнюю роль. А также ее желание искупить грех; чувство утраты, связанное с Анной; и еще то, что Рой хорошо устроился, имеет деньги, а она слишком долго живет на грани нищеты. Все ускорил роман Р. с другой женщиной; во мне она не уверена, а видеть, как Р. и дочь тоже от нее отдаляются, выше ее сил.

Я не совсем понимал, что происходит, и потому сначала отнесся к ситуации легкомысленно. До того вечера, когда она ушла повидаться с Р. и вернулась в слезах, сказав, что обещала вернуться к нему. Это было в четверг. Всю ночь и весь следующий день она лила слезы, бесконечные слезы; взрыв мучительных угрызений совести. Э. будто сошла с ума и не понимала, что произошло.

Неожиданно я почувствовал, что мир рушится, и сделал все, чтобы задержать ее хотя бы на уик-энд. В пятницу она позвонила Рою; выяснилось – ему надо ехать на уик-энд в Абингдон, и потому сошлись на том, что это время каждый проведет сам по себе. Мы спорили весь уик-энд; казалось, я веду борьбу за ее душу, однако проигрываю: слишком неравны силы. Всякий раз, когда я представлял, что живу без нее, хожу один в кино, просто гуляю или обедаю, мне становилось так плохо и страшно, что я хватался за первый пришедший на ум аргумент, чтобы убедить ее остаться. Только сейчас я понял всю силу моей любви к ней. Несмотря на все ее недостатки – или благодаря им, – я люблю ее, как никогда никого не любил раньше. Сомнения есть: существует другая извечная повелительница – свобода, для работы необходимо время; финансовая ситуация неблагополучная – мне одному едва хватит денег, чтобы продержаться до новой работы, не говоря уже о ней; не проходит чувство вины, одолевают сомнения – вряд ли что-то может компенсировать ей утрату Анны или даже Роя; присутствует смутная, инфантильная тревога, что Э. не идеал, не воплощение образа жены; сомневаюсь я и в своей (больше, чем в ее) способности хранить верность; возникает даже чувство, что, если она вернется к Р., ситуация прояснится – и не только на определенный момент, – это может подготовить почву для подлинного возвращения; есть ощущение, что истинное противостояние – религиозного свойства (между мной и Роем) и потому ложное. Все это есть, но есть и страстная физическая любовь; страх перед одиночеством, потребность в друге; знание, что все убеждения, потребности, причуды Э. очень похожи на мои – в нас есть нечто от брата и сестры; все эти личные, эгоистические пристрастия не дают мне, конечно, права удерживать ее при себе.

(Прошел час, как Э. ушла, сейчас она должна быть с ним. При мысли, что прошел час, я чувствую облегчение. Она теперь придет скорее, если вообще придет, – все «если», «если». Жуткий страх, что она не вернется.)

Сомнения. Они не могли не возникнуть, но теперь я уверен, что хочу связать свою жизнь с Э. Написал Рою письмо, в котором сообщил, что готов жениться на Э., так что ему нечего беспокоиться по этому поводу. Ей самой тоже сделал предложение – не один раз.

Что всего важнее, мы сроднились друг с другом. Оба понимаем удивительную живучесть нашей любви, она помогала ей ждать меня (по иронии судьбы, я пришел к ней слишком поздно – и не куда-нибудь, а в Хэмпстед), преодолевать неимоверные трудности; в моменты расставания мы оба испытываем невыносимую тоску; в наших душах раскрылись глубины; в повседневных отношениях царит полная гармония. Наша любовь подобна любви Тристана и Изольды – чистая, но обреченная[488]488
  За долгие столетия сложилось много версий этого средневекового рыцарского романа, в основе которого лежит кельтская легенда, но центральные события следующие… Корнуоллский король Марк хочет жениться на принцессе Изольде. Он посылает племянника Тристана в Ирландию, чтобы тот от имени дяди сделал ей предложение. Предложение принимается, но на обратном пути в Корнуолл Тристан и Изольда случайно выпивают любовный напиток, который мать Изольды приготовила для дочери и короля Марка. Роковым образом они влюбляются друг в друга. Марк предпринимает много попыток поймать их и наказать, но в конце концов Тристан решает, что должен оставить Изольду и отправиться в изгнание в Британию. Там он женится на дочери герцога Изольде Белоручке только из-за ее имени, но в супружеские отношения с ней не вступает. Раненный отравленной стрелой, он посылает за любимой Изольдой – единственной, кто может его исцелить. Если она согласится приехать, на корабле должны быть белые паруса, если нет – черные. Но ревнивая жена Тристана, видя белые паруса и Изольду на палубе корабля, говорит мужу, что корабль идет под черными парусами. Тристан гибнет, а прибывшая слишком поздно Изольда тоже умирает, не в силах перенести такое горе.


[Закрыть]
. Не думаю, что мы могли бы перестать любить друг друга. На каких-то поверхностных уровнях мы можем забыть, предать, но нам никогда не остановить соединяющий нас глубокий, мощный поток. А если попытаемся сделать это сейчас, когда он достиг своего пика, то навлечем на себя несчастье. Такое пламя не загасить, его можно только притушить, однако при первой возможности оно вспыхнет с новой силой.

Р. имеет над Э. власть, и это приводит меня в недоумение. Она постоянно говорит о его уродстве, эгоизме, жестокости, но, похоже, находится под его гипнотическим воздействием. Сегодня вечером, перед самым уходом, она сказала:

– Рой – мое проклятие. Он унижает меня, а я позволяю ему это делать. Могу лежать всю ночь, чувствуя к нему ненависть, но это ничего не значит. Я только разрушаю себя.

Я сказал, что некоторые его идеи лживы и она верит в них только потому, что Рой ее убедил; с этим она согласилась, но ее глаза говорили обратное. Да, она действительно в его власти, и я боюсь, что в конце концов он ее погубит.

Можно на это взглянуть иначе; два англичанина-интеллекту-ала, будущие писатели, живут на острове. Один уводит у другого жену. В течение года парочка живет вместе, относительно вместе, потом расстается. Как будто случай из истории литературы; газетный репортаж. Нет, такое может случиться только с другими. С нами – никогда.

17 сентября

Наконец принято решение, ситуация понятна; они с Роем несовместимы, и никакое морализаторство по поводу брака и сожаления о судьбе Анны не приведут ни к чему хорошему. Оба находятся во власти идей, заслоняющих факты. Э. только недавно смогла смириться с тем, что Анна прекрасно себя чувствует без нее; поэтому ощущение своей «вины» связано с нежеланием потерять дочь, что естественно, но не является веским основанием для примирения с Роем.

Дожидаясь Э., я достиг такого состояния нервного возбуждения, испытал такой страх, что мне открылась истина: жить с ней трудно, но потерять невозможно. К тому времени, когда она на последнем поезде метро вернулась из Бейсуотера, я решил, что худшее уже произошло. Какое облегчение испытал я, увидев ее, какое чувство освобождения!

Потом, конечно, нахлынуло волнение, связанное с финансами, но оно никак не касалось наших отношений, нашей любви. Э. не вписывается ни в какие социальные институты, но в этом ее особый шарм – вне общественных связей. У нее отсутствует чувство времени, но оно отсутствует и у меня, когда я могу себе это позволить. Она непостоянна, как апрель, но единообразие надоедает. Все недостатки компенсируются, а я не похож на педанта Панглосса. Теперь наша жизнь должна как-то соотноситься с обществом. Это трудная задача. Но я верю – и сильно верю – в свою способность убеждать; думаю, мне удастся сделать из нее не совсем то, чего бы хотелось, но все же как-то приспособить ее к моему характеру. Натура Э. нуждается в серьезных перестройках; моя, естественно, тоже.

Надо сделать экзистенциалистский выбор. Сделать и бороться за него. И самое главное – сосредоточиться и собрать силы: писать, укрощать плоть и тренировать ум. Надо найти себя и затем продумать, как нужным образом предложить себя обществу, как лучше войти в него. Пока еще я на это не осмеливался.

22 сентября

Мы нищие, а нищим быть нельзя, когда на пороге маячит зима. У меня же комплекс стрекозы: праздной, легкомысленной, любящей веселье, не думающей о времени; стрекозы, пребывающей на ниве искусства; и что хуже всего – стрекозы с мозгами, которая понимает, к чему это ведет. Нормальное состояние для меня и Э. – мираж, он всегда остается недостижимым. Мне приходится вести почти подпольное существование в квартирке для одного человека; мы боимся, как бы не узнали, что на самом деле здесь живут двое. Если, узнав об обмане, нас выбросят на улицу, это будет конец. Э. трудно найти работу – частично из-за ее чувствительности, частично из-за отсутствия напористости; мы странным образом поглощаем энергию друг у друга, ее не хватает на внешний мир. Сейчас у меня огромное желание писать, но Э. настолько выбита из колеи, что устраниться нельзя. На днях у нас как раз из-за этого была страшная ссора; по словам Э., я был весь день «поглощен собой», и это чистая правда. Она же почувствовала, что ей отведена роль кухарки и шлюхи. Наша давняя ошибка – мы живем в слишком тесном контакте, но ей нужен мужчина, нужен гораздо больше, чем большинству женщин, она знает об этой своей зависимости и тяготится ею.

Еще она не в ладах со временем; постоянно поглядывает на часы, будто ненавидит их. К сожалению, ее манера передается мне, ведь это выглядит вполне разумно и цивилизованно. Э. говорит, что происходит это «от желания поторопить время, чтобы острее насладиться настоящим». Что ж, прекрасно, но только не в нашем положении.

25 сентября

Еду домой с целью занять денег. Однако так и не смог этого сделать. Нас сейчас разделяет пропасть: ведь я не рассказываю им об Э. – впрочем, они, кажется, сами догадываются. Не знаю, будет ли честно сказать, что только ради них я проявляю такую щепетильность – не хочу, чтобы они волновались или придумывали несуществующие мотивы или эмоции. А может, дело в другом и я просто не хочу признаться, что сошел с их прямой и узкой тропы, не хочу, чтобы меня осыпали советами и упреками. Гордость. И еще одна трудность – как им преподнести все это: ведь они не знакомы с тонкостями современной морали.

Отец предлагал мне чек, предполагая, что я нуждаюсь в деньгах, но я отказался, о чем потом сказал Э. Она назвала это извращенной формой гордости. Отчасти так оно и есть. Но, кроме того, я знаю их повышенную тревожность, не говоря уж о том, что они сделали для меня в прошлом, за что я никогда не расплачусь, не став тем, кем они хотели меня видеть.

По возвращении в Хэмпстед разразился еще один скандал. В мое отсутствие Э. прочитала оставленные мною рукописи; многое из них я на днях ей читал, но она обвинила меня в том, что они «отредактированы». Кое-что я действительно переделал, но отнюдь не так много, как утверждала Э. И сразу опять враждебность, отчаяние, цинизм, сарказм, критика; она разочарована, иллюзии утрачены, любовь «ушла». Я был зол на себя, что не убрал рукописи подальше, – не стоит дразнить гусей. Однако верил, что смогу своей любовью победить ее заблуждения и колебания; не сомневался, что ее слова далеки от того, что она чувствует на самом деле. Надо устроить некоторую передышку в личных отношениях; оставить пока все как есть, это необходимо.

27 сентября

Сегодня Лондон весь голубой, сплошное голубое великолепие; река несет свои чистые воды, постоянно меняясь, очищаясь; дома тянутся вдоль реки, словно прибитый к берегу груз; их вид волнует, в них таятся непредсказуемые возможности, как на берегу после шторма; здоровый город, хотя на берег выбрасывается множество непригодных вещей; прекрасный древний процветающий Лондон, морская соль, соленая сущность – не дубовая; копоть, чайки. Последний день свободы, свободы от долга; завтра – новая работа. Я встретился с Э. в Чаринг-Кросс – к счастью, светило солнце; она только что устроилась на работу. На ней скромное черное платье и клетчатый черно-белый пиджак. Мы сели на пароходик, курсирующий между Вестминстером и Гринвичем. С реки виден весь Лондон – словно разрезанное пополам яблоко; незнакомая волшебная страна, будто неожиданно оказался на Амазонке; обидно, что раньше я этого не делал.

13 октября

Жизнь в Хэмпстеде. Колледж, готовящий секретарей, – не внушающее доверия, заурядное учебное заведение. Два или три викторианских здания; претензий никаких; студентки – 16—18-летние девушки, интеллектуальное развитие которых не позволяет претендовать на карьеру выше секретарской. Преподаватели в основном женщины, словоохотливые, робкие неудачницы. Атмосфера крайне не академическая; комната для преподавателей мало похожа на «профессорскую», ее здесь называют «учительской». Атмосфера заводская или конторская, преподавание строго практическое. Директор – бледный полноватый молодой человек, член городского совета, входит в ассоциацию консерваторов[489]489
  Джон Лавридж, чьей семье принадлежал Св. Годрик, был годом старше Дж. Ф. Долгое время состоял в партии тори, выдвигал свою кандидатуру в парламент от Аберавона (1951) и Брикстона (1952), но оба раза не прошел. В конце концов избран членом парламента сначала от Хорнчерча (1970–1974), а затем от Апминстера (1974–1983). В 1988 г. возведен в рыцарское достоинство.


[Закрыть]
. Фактическая власть в руках секретаря – неряшливой властной женщины, которой легко манипулировать. Я преподаю на младших курсах, где учатся девушки-иностранки – темпераментные гречанки, шумные, живые француженки, молчаливые, отчужденные исландки, девушки других национальностей, кроме англичанок. Работу я ненавижу, mais il faut vivre[490]490
  Но надо жить (фр.).


[Закрыть]
.

Э. устроилась на работу в «Гэмидж», продает там маленьких свинцовых рыцарей Круглого стола. «МГМ-фильм» задает главные темы рождественских игрушек. Много часов – мало денег.

Живем одним днем, самая крупная временная единица – неделя, дальше не загадываем. Пятница – кульминационная точка, день получки; живем от жалованья до жалованья. Есть некоторые не терпящие отлагательства покупки – пальто для Э., новый пиджак для меня; такие траты делаются по мере возможности.

Еще одна сложность: наша квартирка на одного человека, и мне приходится вести почти подпольную жизнь, скрываясь от правосудия. Когда Э. отсутствует, приходится делать вид, что и меня здесь нет; я не выхожу на улицу, держусь подальше от окна. Собачья жизнь.

И все же в Хэмпстеде есть свои утешения; когда мы с Э. счастливы, то умудряемся наслаждаться простыми и чистыми радостями, и мы знаем, или я знаю: за то, что нас связывает, можно и пострадать.

20 октября

Время – быстрый, опасный поток; слишком стремительный, чтобы писать – здесь или где-то еще; стремительный, но не возбуждающий, стремительный, но в то же время монотонный, как всякая жизнь горожанина, но этого мало, мы в придачу осуществляем попытку «жизни в грехе». С Э. я чувствую себя совершенно уверенно – хотя даже сейчас, когда я пишу эти слова, она отсутствует и, возможно, находится в обществе Р., – уверенно и умиротворенно, как и положено любящим людям. Единственное, что меня беспокоит, – останется ли она со мной, выдержит ли предстоящую нам долгую, трудную дорогу, трудную даже в физическом смысле, не говоря уж о психологическом, – я имею в виду ее работу в «Гэмидже». Теперь уже нет сомнений: что касается взаимного влечения, мы почти идеальная пара. Но в остальном множество сложностей – оба ненавидим свою работу, оставаясь при этом бедняками; Э. до сих пор мучает комплекс вины. Пытаемся найти квартиру получше, что-нибудь более подходящее, чем маленькая комната и односпальная кровать. А пока я продолжаю жить здесь, как беглый преступник. Дешевые квартиры в Хэмпстеде редки, как ласточки зимой.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю