355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джон Роберт Фаулз » Дневники Фаулз » Текст книги (страница 25)
Дневники Фаулз
  • Текст добавлен: 5 октября 2016, 22:19

Текст книги "Дневники Фаулз"


Автор книги: Джон Роберт Фаулз



сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 58 страниц)

Скандал в школе. Учителей-англичан пригласили на встречу с директором и его заместителем, то есть с Анаспостопулесом и Пападакисом. Поначалу все шло как обычно, но потом А. выступил с критикой преподавания английского в школе, говорил о низком уровне, потере интереса и славном neige d’antan[436]436
  Прошлогоднем снеге. – Имеются в виду слова из знаменитого рефрена в «Балладе о дамах былых времен» Франсуа Вийона.


[Закрыть]
. Его критика застала меня врасплох, хотя я и знал, что последнее время он питает ко мне враждебные чувства. Но самое удивительное: он не знает ни одного английского слова и в то же время убежден, что уровень подготовки падает. При нынешнем состоянии духа я вряд ли могу выйти из себя в такой абсурдной ситуации. Его обвинение основывалось на том факте, что в прошлом году я играл в теннис намного больше, чем в этом. Из этого он сделал вывод, что я утратил интерес к ученикам, а следовательно, и к преподаванию. Я действительно разочаровался в школе, но язык преподавал в этом году лучше – во всех группах, кроме одной из восьмого класса, состоящей из неисправимых бездельников.

Произошел обмен взаимными колкостями, взаимными упреками. Добрые отношения между нами рухнули. Рой взбесился больше меня. Теперь у меня не лежит душа к школе.

Очень тяжело и духовно, и эмоционально находиться в конфликте с обществом, в котором приходится существовать. Даже если бы обвинения А. были справедливы, я не чувствовал бы никакой вины. Сама система школы и атмосфера, порождаемая ею, подталкивают к безответственности. Я не могу обманывать себя, принимать эти правила игры. Опасное положение. Я намерен покончить с этим как можно скорее – не с нежеланием идти на компромисс, не со своей вздорной и упрямой прямолинейностью, а с порочными, сложными ситуациями, в которых это мое свойство неизбежно усиливается.

1 мая

Иногда Кристи жутко раздражают своим эгоцентризмом. Мне остается только терпеливо это сносить. Они же беззаботно плывут по течению, считая, что мы отличная команда, и даже не догадываются, чего мне стоят эти дипломатичность и терпимость. С Р. основная проблема – деньги; он всегда охотно их занимает и легко тратит. Он говорит: «Одолжи мне несколько тысяч. Через пару недель верну». И никогда не возвращает, а я, если намекну о возврате, чувствую себя назойливым кредитором. Он всем своим видом показывает, что деньги – ничто, их нужно быстрее тратить, и что сам он относится к ним легко и пренебрежительно, хотя любой человек, у кого их так же мало, как у него, может играть эту роль. Не делается никаких попыток сократить расходы. Один день они сидят дома и как бы экономят, а на следующий идут в поселок, чтобы истратить сумму, на которую можно жить три дня. За поездку на Крит никто со мной не расплатился. Видимо, она считается подарком; меня никто не поблагодарил, не преподнес даже никакой символической вещицы – хоть из многочисленных рисунков Роя, вставленных им в рамки. Отношения между членами небольшой группы людей постепенно все больше поглощают меня, я становлюсь более чувствительным к проявлениям эгоцентричности и гедонизма. Мелочи – но Кристи всегда устраивают так, что я оплачиваю большую часть счета; или я заказываю еду, а когда приносят, они забирают ее себе и мне приходится ждать следующей порции (это случилось только дважды, но само по себе показательно); никакой реакции, когда напоминаешь о мелких долгах, неравномерность при распределении. У Э. постоянно возникают небольшие прихоти – хочу сигарету, кофе, пирожное, – она превращает это в маленький спектакль, что-то вроде женской или детской мольбы о любви, создавая, таким образом, ложное представление о себе. Р. такой же. Они шумят, пререкаются и хнычут из-за пустячных желаний, будто хотят показать, что они слишком свободные, эмансипированные, «независимые» люди и не могут мириться ни с какими ограничениями.

Сегодня Элизабет стала читать раньше меня газету, только что пришедшую на мое имя из Англии, и не вернула, пока не прочитала всю. На уединенном острове такие мелочи приобретают большое значение. У меня же навязчивая идея, чтобы все делалось по справедливости. А Кристи в моем присутствии каждый день присваивают себе немного больше того, что им положено. Они вносят в общество колорит, но представляют и определенную угрозу. Это люди, которые один день расположены к тебе, а на другой равнодушны – с легким оттенком дружелюбия или, напротив, раздражительности; иногда они проявляют необоснованный энтузиазм. В них нет зла – только бесконечное легкомыслие, безответственность, с которыми невозможно бороться. Они не прыгают сломя голову в ад, но тихо сползают туда, глядя в небо. В общество они вносят порчу; вот с такими людьми я должен знаться и преодолевать их влияние.

Мопассан. Продолжаю его читать с тем же удовольствием. Почему Мопассана можно читать в большем количестве, чем любого другого писателя? Во-первых, притягивает богатство и широта его таланта; во-вторых, полное отсутствие комментариев; и наконец, свойство, которое трудно описать, – способность плавно менять смысловые оттенки, особая скрупулезность художника, когда от одного предложения к следующему тянется тончайшая нить. Акварельное искусство уточнений и легких намеков. Его особый талант (ведь всякое литературное произведение должно быть изящным и тщательно отделанным) заключается в том, что он никогда не сбивается с ритма, у него нет неоправданных скачков. Даже в миниатюрах нет напряжения и фальши – ни в сочетаниях, ни в темпе.

3 мая

Весь вечер пил с Кристи; колебание курса драхмы означает удвоение жалованья, это мы и праздновали. Мы с Элизабет выпили много узо в моей комнате, и когда к нам присоединился Рой, ей было нехорошо. Потом – к Георгосу, еще узо, пиво, там же познакомились с американцами, пили виски. Р. и Э. выплеснули на них все свое красноречие, как всегда беззастенчиво выставив себя напоказ (новая аудитория для них, как оазис в пустыне для мучимых жаждой путников), потом все вместе пошли к ним пить кофе. Гидру окрасили ярко-красные лучи величественного рассвета; Рой плавал в розовых волнах; гостям показали Анну[437]437
  Дж. Ф. впервые упоминает в дневниках имя дочери Роя и Элизабет. Тогда ей было всего два года. Ее часто оставляли на попечение местного семейства Коркондилас, что давало возможность Элизабет и Рою сопровождать Дж. Ф. в его прогулках по острову и дальних поездках.


[Закрыть]
. Когда мы вышли, один из американцев, боксер, погнался за белым петушком и бросил его без всяких признаков жизни, черная бородка птицы нелепо смотрелась среди белоснежных перьев. Это запомнилось мне больше всего из той погубленной ночи.

9 мая

Еще одна ночь беспробудного пьянства. Мы с Элизабет репетировали в старом амфитеатре и спустились оттуда с настроением выпить. Вдвоем прикончили бутылку бренди, много говорили в темноте, слушали приемник. Я ощущал, как между нами нарастает нежность. Я тщательно избегаю прикасаться к ней, но наши разговоры и действия настолько откровенны и открыты, что отсутствие физического контакта не очень напрягает. Рой был в раздражении, когда мы вернулись к нему, все еще трезвые – у нас обоих крепкие головы, – и его гнев нас только позабавил. Потом все вместе пошли в поселок, и там Рой, выпив самую малость, быстро окосел. Евангелакис был в ударе; в заведении пировала компания богатых греков. Рой стал «продавать» себя в обычной манере – пытался овладеть всеобщим вниманием. Я сидел в стороне и наблюдал за выражениями лиц. Танцевали, Евангелакис пел; Рой тоже пел. Наконец около двух ночи пошли домой. Рой орал пьяным голосом и заставил везти себя в ручной тележке. (Уже на следующее утро эта новость распространилась по поселку.) Мы доставили его домой, где он заявил, что хочет спать, мы же хотели петь. Что и делали до пяти утра, пропев весь песенник и все популярные мелодии, какие помнили. Рой продолжал спать, а мы лежали на диване в гостиной. Несколько раз прохладными пальцами она касалась моей руки. Но глаза наши ни разу не встретились. Мы близко подошли к опасной черте, за которой открывалась захватывающая, волнующая перспектива. Но даже мысль о возможном треугольнике здесь, на острове, мне невыносима.

17 мая

Началась жара, и я чувствую, как мое сопротивление слабеет. Ничего не могу с этим поделать, хотя и знаю, что все это результат моего одиночества и нашего постоянного контакта. Время от времени я ловлю на себе ее загадочный, слегка презрительный взгляд, иногда она смотрит на меня с жалостью, как будто ситуация, вначале ее забавлявшая, теперь приносит боль. Вчера мы пили узо в моей комнате примерно часов до десяти, и когда наконец встретились с Роем, он был на нас сердит и пошел домой спать; мы же отправились в поселок, чувствуя одновременно близость и смущение, и вечер закончился легким отчуждением. Элизабет пригласила меня домой выпить кофе, и я оставался в ее обществе до 2.30. В атмосфере – скука и скованность. Я все время чувствую желание объяснить ей ситуацию. Она нависает над нами, ощущается в каждом ее жесте, она почти осязаема временами. Сам факт, что я жажду объяснения, хочу привести доводы, почему я (или мы) не можем идти по пути развития наших отношений, говорит о том, что я ищу ее сочувствия, то есть замаскированной формы любви. Я также влюблен (как было с М.) в сам процесс, любовный ритуал, даже если он не принесет счастья и удовлетворения. Разум в восторге, что ему выпал шанс испытать желание и исследовать плоть.

21 мая

Пошел слушок, что мы с Э. обманываем Р. Это должно было случиться на таком острове – раньше или позже. Я рассказал об этом Э. Похоже, она не очень расстроилась, а Р. откровенно хохотал, когда мы встретились вечером, чтобы обсудить ситуацию. Я слишком часто вижусь с Э. наедине, нам надо встречаться реже, и не только из-за сплетен. Мне все труднее отказываться от удовольствия видеть ее; сдерживать проявления чувства, когда она рядом; не прикасаться к ней как бы случайно.

Нужно обязательно жениться не позже следующего года. С острова непременно уеду. Есть несколько предложений – работа в Перу, в Винчестерском колледже, несколько вакансий в Греции. Я все больше и больше (несмотря на растущие сомнения в своих способностях) хочу писать. Здесь же я не могу по-настоящему погрузиться в творчество – слишком много рутинной, каждодневной работы, и я начинаю задумываться, а хватит ли у меня вообще сил для этого.

Рассеянность. Однажды за ужином я потянулся за бутылкой с водой и, не задумываясь, выпил ее всю из горлышка. Только поставив ее снова на стол, я по лицам учеников понял, что совершил оплошность. Ипсиланти изумленно взирал на мой стакан. Я еле сдержался, чтобы не расхохотаться, и поспешил поскорее покинуть столовую.

24 мая

Вечер с Э. Мы пошли вдвоем в кино (Р. устал и рано улегся спать), потом пили узо в таверне. Когда мы наедине, атмосфера становится напряженной, нервной, заряженной электричеством – или же, напротив, унылой, потухшей, безнадежной. Возвращались слегка пьяненькие, полные обоюдной нежности, однако шли порознь, избегая малейшего прикосновения. Но домой идти не хотелось. Зашли к Георгосу, потом спустились к морю, сидели на камне, болтая ногами в воде, молчаливые, трогательные. Я чувствовал, что она ждет поцелуя, и сдерживался как мог, хотя сам хотел этого. Однако последствия были столь очевидны, что я не пошел ей навстречу. Не хотелось целовать ее украдкой и жить в аду ревности. Мое воздержание имело эгоистические корни. Я знаю, какая это скользкая дорожка. Мы решили вернуться в школу (было два часа ночи), взять сигареты и где-нибудь посидеть. Но когда мы тихо крались мимо их дома, в окне неожиданно вспыхнул свет.

– Ну, все! – сказала Э.

Мы немного подождали. Свет погас.

– Мне нужно идти, Джон. Он ждет меня.

Мы не смотрели друг на друга. В моем голосе слышалась горечь, когда я сказал. «Спокойной ночи!» Домой я вернулся в крайнем раздражении. Окажись мы у дома десятью минутами раньше или позже, никакого света не было бы. Я горько сожалел, что не успел ничего предпринять. К утру нервное возбуждение спало. Я заглянул к Кристи домой и сразу же заметил в Э. перемену. Она была сдержанной, равнодушной. Я вообразил, что Р. насладился плодами желания, разбуженного мною. В течение всего дня перемежающаяся любовная лихорадка. Вечером опять виделся с ней наедине. Никакого упоминания о прошлой ночи. Если бы можно было все объяснить! Сегодня я чувствовал в ней легкое презрение, словно я упустил свой шанс. К черту плоть!

9 июня

Провели втроем целый день на противоположном конце острова. Плавали, загорали. Когда вернулись, узнали, что заболела Анна, у девочки был жар. Измерили температуру – 39°, началась паника. Послали за доктором, перебранки, va-et-vient[438]438
  Хождение туда-сюда (фр.)


[Закрыть]
, советы, листание справочников, волнение. Анна лежала, укутанная, в постели, неподвижная, молчаливая, только голубые глазенки моргали, глядя на людей странным, загадочным и враждебным взглядом. Я немного посидел рядом с малышкой (первый раз она подпустила меня так близко), гладил ее по головке, а Элизабет стояла и смотрела на нас – короткий синий пиджачок, надетый прямо на лифчик от купальника, темно-синие джинсы; стройная, изящная, загорелое лицо, на голове красная косынка, по-матерински встревоженная, но сохранившая при этом природную рассеянность. Ритм ее жизни размеренный, неторопливый; она как бы витает в своих мыслях; к ее природным добродетелям относится спокойный и молчаливый отказ повиноваться силе. Но она не упрямица. Как правило, она идет тебе навстречу, в ней нет таких чисто женских черт, как капризность и своеволие, – я ненавидел их в Дж. Ее обаяние – в особенной реалистичности, бесстрастности; в ней есть что-то уютное, неявное, и это при отсутствии косности. Из нее никогда не получится гениальная любовница или замечательная хозяйка, но она может быть отличным партнером в жизни.

Из книги об образовании, написанной Пападакисом. «Движение человечества вперед (он имеет в виду эволюцию того, что называет биопсихическим человеческим обществом, обретшим вид современной политико-экономической структуры) пойдет не по пути нарастания цинизма, изощренности, интеллекта, а по пути естественности, простоты, искренности».

Об этом ноет и мое сердце. Назрела потребность в большом очищении и опрощении мира. Конкретный пример – литература; нужно вернуться к благородной naïveté[439]439
  Наивности (фр.).


[Закрыть]
, подлинной искренности и простым темам, к новому классицизму, сознательному упрощению запутанного клубка 1900–1950 гг.

Знойное летнее солнце не покидает неба, настало время плотских утех. Дни проходят в плавании, питии; в это время остров опутывает тебя чарами, околдовывает, похищает твою душу, волю и не дает работать. Сопротивляться невозможно.

Ночная рыбалка. Как давно это было, я уже забыл. Небольшой катер, фонарь, тихая вода и освещенный подводный мир внизу. Недавно мы обнаружили на острове еще одну таверну. Ее держат две девицы, по виду шлюшки, и их вдовствующая мать. Мы трое, обе девицы и два рыбака вышли в море. Ловилось неважно. Мы сидели и мало чего видели. В конце концов прилегли и задремали. Рука Э. на моем плече; в небе звезды, плеск воды, девушки, тихо напевающие греческие песни…

Странный сон про нее. Эротический. Слишком реальное ощущение веса ее тела, и я думал во сне: это сон или, может быть, она тайно пробралась ко мне? Никогда у меня не было такой странной иллюзии. Призрачное тело давило на кожу.

11 июня

Болезнь; секс – это болезнь тела. Я увлечен Э., она так занимает мои мысли, что я думаю о ней днем и ночью. И в то же время знаю, что это не настоящая любовь, не та, какую я испытывал к М., а более плотское чувство, – одиночество, жаждущее утешения. Я провел с ней всю прошлую ночь – мы сидели в гостиной (Рой пошел спать), не прикасаясь друг к другу, молчали, испытывая неловкость, но не чувствуя себя несчастными. Пустой, не заполненный никакими событиями вечер. Сидели так до рассвета – плечом к плечу – и смотрели из окна на море.

Теперь я с трудом выношу Р. Должно быть, это ревность, но я также вижу, что с ним трудно иметь дело – уж очень он эгоцентричен. Каждое явление рассматривает применительно к себе. Даже в самых банальных ситуациях ему нужно произвести впечатление, выиграть, победить, преуспеть. Задиристый петушок, постоянно кукареканьем возвещающий миру о своей храбрости. И до такой степени не щепетильный в отношении чужих денег и собственности, что его можно уподобить ребенку. По сравнению с ним Э. спокойна, доброжелательна, сдержанна. Даже если не думать о ней как о женщине, с ней все равно гораздо легче.

Нужно поскорее обсудить с ней создавшуюся ситуацию. Интересно, как она к этому отнесется. Обязательно запишу.

Сегодня вечером они оба пришли ко мне. Пили, были довольно доброжелательны. Я поймал по приемнику классическую музыку. Они заерзали, и я почувствовал презрение к ним, не желавшим слушать музыку. Атмосфера становилась все напряженнее, они ушли, треугольник деформировался, я остался в одиночестве и в прескверном настроении. Что-нибудь в этом роде рано или поздно неизбежно повторится.

Уик-энд в Афинах и начало долгожданного существования в новой ипостаси. Этот год отмечен для меня медленной моральной деградацией – отвращение к школе, растранжиривание денег (как же деньги, даже небольшие, портят человека!), влюбленность в Э. А в придачу набирающая силу жара, приближение летнего солнцестояния.

На рассвете мы были в Пирее, выспавшись на диванах в салоне первого класса. Мы с Э. лежали на одном из них – голова к голове. Рассвет бледно-голубой, розовый, фиолетовый и лиловый, потом зеленоватый и желтый, нежные, спокойные тона; на берегу огни – яркие жемчужины на черном фоне.

В Афинах душно, пыльно; в магазинах множество недорогих вещей; мы тратили деньги словно сошли с ума – половину месячного жалованья за два дня. Рой совсем потерял голову, Э. – тоже, а я проявил слабину и не мог им противостоять; кроме того, мои денежные возможности больше (им же нужен рядом взрослый человек, который контролировал бы их траты). Все завершилось на второй день к двум часам ночи, когда Рой напился до положения риз в «Зонаре»[440]440
  Знаменитое старое кафе на улице Панепистимью в центре Афин; закрылось в 2002 г.


[Закрыть]
. Между Э. и мною симпатия все возрастала. Мы отвезли Роя в гостиницу и вышли, чтобы выпить кофе.

Я предложил взять такси и поехать к Акрополю; быстрая езда по пустынным улицам в тесной, но невинной близости. На мгновение за окном мелькнул и пропал Тезейон[441]441
  В Средневековье это место считалось могилой Тезея; теперь оно ассоциируется с храмом Гефеста и зовется Гефестейоном.


[Закрыть]
; миновав пихтовую рощу, мы оказались у лестницы, ведущей к Пропилеям[442]442
  Парадный крытый вход в Акрополь.


[Закрыть]
.

– Давай вернемся назад пешком, – сказала Э.

Я отпустил такси. Взявшись за руки и соприкасаясь плечами, мы поднимались по ступеням. Огонек сигареты под деревом у входа предупредил нас, что здесь дежурит охранник. Пришлось повернуть назад. Внизу простиралось море огней от Пирея до Ликабеттоса[443]443
  Высокий холм на северо-востоке Афин.


[Закрыть]
. Тишина, ночь, пространство. Театр Геродота Аттикуса[444]444
  Одно из последних крупных общественных сооружений, построенных в Афинах, Театр Геродота Аттикуса, был римским театром, возведенным в честь Региллы, жены Геродота, скончавшейся в 160 г.


[Закрыть]
, равный по величине Колизею, выделялся темным пятном на светлом фоне. Мне было все равно, где находиться, только бы вместе, и я предложил пойти к Ареопагу[445]445
  Возвышенность к западу от Акрополя, где в древних Афинах проходило заседание Совета. Там св. Павел произнес свою речь (Деяния, 17. 22–34).


[Закрыть]
. На пути – проволочная изгородь, деревья, под ними мрак, каменные ступени, ведущие к небольшому камню, на котором стоял св. Павел. Мы тоже там постояли, как бы паря над городом и глядя, как первые робкие лучи рассвета встречаются с полной луной. Неожиданно я рассердился на Э.; не хотелось ни прикасаться к ней, ни говорить. Но все мгновенно изменилось, как только я взял ее руку, чтобы помочь сойти по ступеням. Мы спустились краем Ареопага и сели, прислонившись к скале. Она прижалась ко мне, я чувствовал токи, идущие от ее тонкого, изящного тела; она молчала, молчал и я. Было тепло, как она сказала потом, «повсюду разлита тишина», сероватый свет, борясь с лунным, пробивался сквозь листву.

Потом она прошептала:

Тебе не кажется, что нам следует поцеловаться, или как? – и я что-то прошептал в ответ.

Ее губы, теплые, бархатистые, и глаза, обычно холодноватые серо-зеленые глаза, теперь нежные, затуманенные, или это я как в тумане, и всё – тысячи мелких случаев за прошедшие месяцы – вдруг обрело новую перспективу, сотни раз, когда я страдал, ненавидел, сожалел, вдруг стали понятны, ясны. Она выдохнула:

– Как давно я этого хотела.

– Я тоже.

Мы передвинулись к другой цельной стороне скалы и, лежа на траве, целовались, ласкали друг друга, что-то шептали в изумлении и опьянении; обнаруживали, открывали, что оба думали одно и то же, подозревали, что другой не влюблен то-настоящему. Ее лицо, нежное, преображенное, новая женщина. Мы продолжали там лежать, пока первые лучи солнца не проникли к нам сквозь деревья и не пришла белая курочка, которая стала клевать что-то в траве рядом с нами. Э. поднялась на ноги и воскликнула:

– Как все грустно! – а я пытался ее утешить.

Надо было уходить. Рассвело, нас могли увидеть с дороги. Взявшись за руки и прижимаясь друг к другу, мы стали спускаться, соображая, где можно утолить жажду. Перешли мост к ресторану, но все официанты спали между столиками. Дальше вниз, к центру, на пути уже попадались первые прохожие, они странно поглядывали на нас: высокая Э. с фигурой манекенщицы, короткой стрижкой, и я, – мы обнимались как школьники. Наконец набрели на захудалую таверну, сели за голубой столик, продолжая держаться за руки. Потом снова вернулись назад, немного прошли вверх и вступили в парк, окружавший Театр Диониса[446]446
  Построенный Ликургом в 342–326 гг. до н. э., этот огромный амфитеатр на 20 тысяч мест примыкает с юго-восточной стороны к Акрополю.


[Закрыть]
. Там нашли тенистый, заросший кустарником уголок под стенами Акрополя и стали вновь с упоением целоваться. Будто разом рухнула плотина – мгновенная сладостная катастрофа. За два часа мы проделали большой путь, знакомясь с нашими телами, нашими мыслями. Мимо проковыляла старуха и скрылась в усыпальнице, пробитой в камне. Я ласкал стройное нежное тело, маленькие груди, гладкие стройные ноги. В конце концов нам пришлось возвращаться; мы сели в такси, наши руки по-прежнему сплетены, в молчании доехали до гостиницы и только тут вспомнили о Р. и необходимости обмана. Изобретя подходящую историю, вошли с новым ощущением в холл, в лифте снова соединили руки, постучались в дверь. Он был еще в постели, Э. подошла к нему, села рядом и поцеловала, а я смотрел в приоткрытую дверь на его взволнованное, озабоченное лицо и лгал.

Надо было еще съездить в комитет. После поездки я был такой измученный, что еле стоял на ногах, и Э. не намного лучше. Обиженный Р. сказал, что ему спутали все карты. Решили, что мы с Э. немного поспим и встретимся с Р. в четыре. Итак, в полдень мы вновь в гостинице. У нас соседние номера и общий балкон. Она лежала на спине в приспущенном бело-голубовато-ро-зовом платье, пылающее лицо, глаза широко раскрыты. Было очень жарко, тела от прикосновений увлажнялись еще больше, мы лежали, крепко обнявшись, борясь со сном, вожделением и временем. Желание достигло критического состояния. Сгорая от страсти, я чуть ли не бежал из ее комнаты. Наконец сон.

Мы встретились с Роем и узнали, что он решил повидаться со своими американскими друзьями. Нам опять повезло. Договорившись в очередной раз встретиться с Роем позже, пошли в кино. Душный кинотеатр, жаркие руки, плечи. Хороший фильм, но я не мог как следует в нем разобраться, ведь она была рядом. Уже на улице – частые остановки в переулке, поцелуй за открытой дверью, в то время как в комнате наверху кто-то играл Моцарта. Постоянные прикосновения, воспоминания, объяснения прошлых недоразумений. Я безумно рад такое облегчение, что пришел конец этому напряженному состоянию.

Вечер мы провели в обществе других людей, но при каждой возможности касались друг друга. Поцелуй на балконе, когда Р. оставался в комнате. Утром Рой спустился вниз раньше меня, еще один поцелуй, жаркое объятие, она в голубой ночной рубашке.

Пароход до Спеце отошел в полдень. Мы сидели, держались за руки, говорили о каждом в отдельности и о нас вместе, лукавили и в то же время старались щадить Роя. Оба еще толком ничего не понимали, не сознавали, были как в бреду. Обед на Спеце, наши ноги соприкасаются под столом, взгляды встречаются – взгляды заговорщиков. Первый поцелуй на Спеце – мимолетный, при лунном свете, после ночного купания, она в белом купальнике, я в плавках.

На следующий день она пришла в школу с Анной, чтобы вместе поплавать; мы сидели рядом на берегу и ласкались, позабыв о ребенке.

Дни проносились как в тумане. Вернувшись из Афин, Рой и я узнали, что школа на нас отыгралась[447]447
  Обоих уволили. В письме к Дж. Ф. от 24 июня 1953 г. президент комитета написал: «Директор школы… рекомендует не продлевать с вами контракт на следующий год; он считает, что вы недостаточно квалифицированно исполняете свои обязанности и не участвуете в школьной жизни, как это требуется по контракту».


[Закрыть]
. Моя гордость была ущемлена тем, что меня изгоняют из такого убогого и порочного коллектива. Это увольнение – почти свидетельство о высокой нравственности. Работы теперь у меня нет, да и денег на жизнь в Англии не много.

Но все это чепуха по сравнению с той удивительной нежностью, естественностью и гармонией, какой мы с Э. достигли в отношениях за три или четыре дня. Сегодня, когда мы целовались всякий раз, когда Р. не было в комнате, он только чудом нас не застукал. Мы целовались в море, если Р. отворачивался. Целовались на крыше, когда Р. сидел за машинкой внизу. Мы находили друг в друге много общего, много нежности, взаимного соответствия. Э. помолодела, посвежела – иногда совсем школьница, нежная, одинокая.

Самое ужасное в этой истории – присутствие Р. Мы все живем на бочке с порохом. Он, конечно, понимает, что Э. от него отдаляется. Но, кажется, меня не подозревает. Однако не сомневаюсь, что за оставшиеся три недели он как-нибудь застанет нас целующимися, и тогда один Бог знает, что будет. В то же время опасность придает особую пикантность любовным отношениям; адюльтер дело безнравственное. Перед Р. у меня нет чувства вины. Любовь не подвластна законам морали. Если он потерял любовь Э. и она обрела мою, произошла химическая реакция, и тут уже ни воля, ни добродетель ничего не изменят. Но жизнь значительно усложнилась – трудно работать, трудно общаться с Р. и очень трудно скрывать свои отношения с Э. В то же время теперешнее существование прекрасно.

Кошмарная ситуация; Э. и я влюблены друг в друга по уши, все трое живем в школе, почти в соседних комнатах. Весь день мы проводим, стараясь избегать Р., украдкой целуемся за его спиной, жмем ноги под столом, обмениваемся быстрыми взглядами – словом, следуем всем порочным законам адюльтера. Треугольника никак не избежать. Э. живет в страшном напряжении. Мы оба стремимся стать любовниками, лечь наконец в постель, но здесь, на острове, это будет верхом безумия. Любовь делает нас безнравственными, лишенными стержня, потерянными, смущенными. Работать я не могу – ее присутствие или отсутствие меня постоянно занимает. Я по-прежнему пребываю в шоке – от неожиданности случившегося, от определенности, сладости и горечи. От странного, переменчивого очарования Э., которая дает и отнимает непредсказуемо, но без тени кокетства.

Дни похожи один на другой: синева, зной, в полдень легкий ветерок, душные вечера. Мы плаваем – Э. в белом атласном купальнике похожа на сильфиду; загораем; едим всегда вместе: обедаем дома, а вечером идем к Георгосу или в поселок. Мы обречены находиться втроем – выхода нет, ловушка захлопнулась. Я кажусь себе чудовищем – обманываю Р, прикидываясь его другом. Он же мне полностью доверяет. Нас с Э. гнетет чувство вины. В какой-то момент все едва не летит под откос. А через неделю мы уже думаем о том, как станем любовниками, о разводе, о крупных переменах в жизни обоих.

Пришла как-то утром с чашкой кофе, когда я еще спал. Свежая, пахнущая душистым мылом, восемнадцатилетняя девчонка да и только, летнее платье в бело-розовую полоску. Лежала рядом и смеялась; и поцелуй, очень долгий, показавшийся в полусне почти бесконечным.

Восхитительные дни, полные смеха, поцелуев, словно мы два подростка. И дни ужасные, невротичные, с комплексом вины, когда искра легко может воспламенить бочку с порохом. Ее грусть, нежный взгляд, усталость. Ее озорство, игривость, улыбки. Ее жесткость, равнодушие, грубость. Она переменчива, как море. Р. все больше молчит, грустит, отдаляется от нас, ситуация становится все более явной. Скоро она неминуемо взорвется. Сегодня особенно ужасный день. Мы сидели в кафе; Р. придрался к какой-то мелочи и довел Э. до слез. Она убежала. Мы с Р. сидели и молчали, впереди – жуткий, напряженный день. В отсутствие Р. мы с Э. вели серьезный разговор. Она жалеет его, из чего я заключаю, что она по-прежнему под его влиянием. Если она уйдет, «это разобьет его жизнь». Я намекнул на то, что может случиться в Англии, но она не поддержала эту тему. Жизнь здесь, солнце и море, дни, похожие друг на друга, нежелание смотреть вперед. Мы живем одной минутой, от опасности до опасности, от наслаждения до наслаждения. Восхитительное роковое скольжение. Прыжок в реальность будет страшен. Если бы Э. захотела, думаю, я прошел бы через все испытания – разрыв отношений, развод, поиски новой работы и все прочее. Но пока я не совсем уверен, что получу ее всю. Я страстно хочу Э., мне нужно ее общество, однако я не уверен в стабильности ее чувств и уважении (ко мне); это необходимо твердо знать, прежде чем совершить такой важный шаг. Я чувствую в ней девическое влечение ко мне, что-то вроде запоздалых подростковых отношений; ведь я смешу ее, поддразниваю и страстно добиваюсь. Но это влечение, не любовь. Она часто говорит: «Ты такой милый», «Ты просто прелесть». Но любви нужны характеристики посерьезнее.

Любовь так быстро утрачивает новизну. Такие романы нужно непременно прекращать после первой недели. Как погружение в холодную воду сначала захватывает дух, зато потом получаешь огромное удовольствие (оттого что не превратил роман в рутину) – Любовь порча. Никогда бы не поверил (Э. говорит то же самое), что стану с такой легкостью обманывать Роя, так усердно, так часто. Вчера мы были одни, разделись, рухнули обнаженные на кровать и только чудом удержались от последнего шага. Такой внезапный взрыв вожделения пугает меня. Рядом бегает ребенок, смотрит. Иногда мне кажется, что она все понимает.

Ситуация с каждым днем становится все более неестественной. Мы с Э. не можем скрыть наше желание остаться наедине. День за днем мы обманываем Р, притворяемся, что нас беспокоит его судьба, а сами обращаемся с ним как с попрошайкой. Никогда не думал, что любовь может превратить человека в негодяя. Теперь он иногда посылает в мою сторону дикий, подозрительный взгляд. Первое время я пребывал в гнусной эйфории от своей сокрушительной победы. Ведь я так легко похитил у него Э., она моя до такой степени, что свободно говорит со мной о нем и передает его слова обо мне. Теперь же я чувствую к нему жалость – моя роль мне отвратительна. Однако невозможно сопротивляться растущему чувству, влечению, симпатии, желанию, любви между мною и Э. Мы пытаемся сопротивляться, но каждый раз проигрываем. Р. по большей части пребывает в одиночестве, его мучают невысказанные упреки. Мы же то грустим, то безудержно веселимся. Если оказываемся втроем, молчим или говорим банальности. Сегодня мы с Э. долго говорили об Англии и о том, что там с нами будет. На горизонте уже маячит развод. Пришла любовь, неожиданная, сильная, глубокая. Последний страстный поцелуй вечером у лестницы, ведущей на крышу.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю