355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джон Роберт Фаулз » Дневники Фаулз » Текст книги (страница 13)
Дневники Фаулз
  • Текст добавлен: 5 октября 2016, 22:19

Текст книги "Дневники Фаулз"


Автор книги: Джон Роберт Фаулз



сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 58 страниц)

29 августа

Пробыв в Англии четыре или пять дней, я уже не сомневался, какая из стран – моя. Не выношу заурядность, монотонность, универсальную приспособляемость – того, что здесь норма. Усталые глаза Англии. Я ехал в Лондон в каком-то отупении. Множество туристов-англичан возвращались тогда из Парижа, и я чувствовал себя среди них белой вороной. Покидать Францию было невыносимо, нестерпимо больно.

Мой багаж еще не привезли в Лондон, и мне пришлось провести там день. Я отправился на Английский фестиваль[255]255
  Целью этого национального фестиваля, проводившегося с мая по сентябрь 1951 г., было поднятие духа нации, прожившей в аскетизме послевоенные годы, в нем приняли участие 18 миллионов человек. По словам министра Герберта Моррисона, курировавшего этот проект, «Англия здесь показывает себя – себе и всему миру». В Лондоне центром мероприятия стала «Выставка на Южном берегу», где демонстрировался только что возведенный комплекс для гуманитарных исследований.


[Закрыть]
. Приехал рано и встал в хвост очереди, длинной и организованной. Двое полицейских следили за порядком в очереди из семисот человек. На ум пришли французы, горячие, независимые, недисциплинированные, – для удержания порядка потребовалась бы целая армия полицейских. Очередь вилась вдоль Темзы. Высокая вода потихоньку спадала; небо было стальным и холодным; здание парламента казалось усталым и нервным. Только удары Биг-Бена дарили надежду относительно судьбы родины. С Фестивалем я поверхностно ознакомился этим же утром. Мастерство, практичность и дидактизм, пропагандируемые там, были мне отвратительны.

Днем я пошел в зоопарк через Риджент-парк. В парке стояла тишина, как на природе, пестрели клумбы, носились воробьи. Я не был в зоопарке, наверное, лет пятнадцать, но там ничего не изменилось. И клетки и животные не радовали взгляд – особенно грустными показались мне цапли и чайки.

Потом домой – по грязной унылой железной дороге южного направления. На перроне в Чокуэлле – пронизывающий, холодный ветер. На ужин – макрель под маринадом, безвкусная, с множеством костей.

Физическое и психическое здоровье отца ухудшилось; он тяжело дышит, у него отделяется мокрота; все это выглядит особенно ужасно из-за натужной веселости матери. Он твердо верит, что все к худшему в этом худшем из миров. В любой жизненной ситуации видит самый пессимистичный исход из всех возможных. Преувеличивает неудачи и находит тысячи возможностей избегать счастливых моментов. Любит изображать из себя дряхлого старца, ходит ссутулившись, кряхтит и все время ворчит. Нам хотелось бы больше знать о финансовом положении семьи, но отец говорит об этом довольно неопределенно. Мне нужно повидаться с Сассини[256]256
  Сассини – бухгалтер семьи.


[Закрыть]
. Но здешний климат истощает волю, непосредственность, и я чувствую, что погружаюсь в прежнюю апатию – состояние, когда с трудом проживаешь день, сотканный из паутины условностей, недомолвок и лицемерия. Отца подкосила война. Когда он вернулся (перенеся фронт и службу в оккупационных войсках) в 1920 году домой, переживания, связанные с войной и потерей отца, спровоцировали нервный срыв – он даже не мог удержать в руках чашку. В 1923 году он лечился психоанализом. Согласно фрейдистскому объяснению, он, потеряв в шестилетнем возрасте мать, так и не смог привыкнуть к молодой мачехе. Бизнес тоже стал тяжелым бременем: отца совершенно измотала торговля предметами роскоши во время спада деловой активности и всяческих ограничений. Ему свойственна щепетильность, которая должна была превратить свалившуюся на него ответственность в непрерывную пытку. А ведь он воспитывался в богатом доме, жил среди обеспеченных людей, у него и сейчас оставались друзья и связи в более влиятельных кругах. Он тоскует по всему этому и теперь зациклен на чужом богатстве. Я вижу только один выход: мне надо выиграть крупную сумму в футбольном тотализаторе.

Вместо того чтобы писать и рассылать в разные места резюме, готовиться к переводческому экзамену, я бездействую. Трудно представить себя за рутинной работой. Мне все равно, что будет, – пока определенности нет. Я хотел бы работать за границей, жить в уединенном месте, на острове, среди снегов. Уехать! Сегодня потратил день на чтение книги о Шпицбергене. Как только смогу, поеду туда. Я ненавижу не Англию, а английскую цивилизацию.

Генри Миллер говорит о греческом поэте Сефериадисе: «…его стихи все больше и больше уподоблялись самоцветному камню, становясь компактнее, сжатее, искрометнее и откровеннее»[257]257
  Миллер, Генри. Колосс Маруссийский. На русском языке опубликовано в книге: Генри Миллер. Тропик любви. – М., 2004. – Примеч. пер.


[Закрыть]
. Я тоже.

Чехов «Вишневый сад». Необычная, бессюжетная пьеса, в ней нет ни начала, ни конца. Герои загадочные, нереальные, однако их настроение улавливается мгновенно. Это настроение всего города – повсеместная пустота, изящный спуск в забвение, где никто уже не сможет сказать, что у них на сердце.

1 сентября

Голсуорси «Сага о Форсайтах». Основательная книга, несмотря на занудную детализацию. Композиция безупречна, равновесие соблюдено. Устарел только стиль, особенно внутренние монологи. Мне не нравится сатира с примесью комизма. Сатира должна быть жесткой. Конечно, здесь все искусственно – семейные перипетии, совпадения. Но это необходимо, и не только по техническим соображениям – дабы удержать в поле зрения несхожих героев, – нет, этого хочет сам читатель, ему нужно знать, как ведут себя герои, как общаются между собой. Думаю, это самый популярный роман первой половины столетия. Во всяком случае, я помню, как в нашей семье его обсуждали перед войной – редкий случай литературной дискуссии.

4 сентября

Семья совершила вылазку на остров Канви. В гостиницу «Вкус омара», расположенную на дамбе, – оттуда видны пароходы и берег Кента, а также сложный рабочий механизм «Шелл Хейвен»[258]258
  Нефтеочистительный завод и хранилище, построенные компанией «Шелл» на острове Канви, на северном берегу устья Темзы.


[Закрыть]
. Серебристые цистерны цилиндрической формы, соединенные стальными балками, дым, трубы. Мы позавтракали на выступе дамбы. День был пасмурный, сонный, небо серое, утомленное. Стая дельфинов лениво проплыла мимо; крачки ныряли за рыбой. Возвращались долгим путем вдоль дамбы. Отец настаивал, чтобы идти пешком, и полдороги шел, скорчившись от боли в седалищном нерве. Дальше мы двигались медленно, с остановками, наш путь сопровождался взаимными упреками, обвинениями и жалобами. Я взял такси, чтобы облегчить ему жизнь хотя бы в конце пути. Дома ему сразу стало лучше.

Никто так сильно не ненавидит эту страну, как отец, однако он сознательно делает то, что ему неприятно. И еще не осмеливается получать удовольствие; думаю, для него высшее наслаждение – отказ от всяческих удовольствий. Чтобы заставить себя страдать, он даже меняет образ жизни.

5 сентября

Письмо от Джинетты Маркайо. Только теперь я понимаю, что значит быть вдали от нее. Ее письмо чрезвычайно достойное и искреннее, такого я никогда не смог бы написать: оно написано от сердца, у меня же пером управляет рассудок. Однако она, несмотря на упреки, протягивает мне руку. Будь у меня деньги, стоило бы жениться на ней. Отсутствие денег терзает меня, и все же мысль о повседневной работе с двухнедельным отпуском невыносима. Я хочу сам распоряжаться своим временем.

14 сентября

Поездка в Лондон на экзамены; сдавал их вместе с тремястами других молодых людей на право работать переводчиком в ОЕЭС[259]259
  ОЕЭС – Организация европейского экономического сотрудничества, основана в 1948 г., чтобы координировать усилия по восстановлению Европы согласно плану Маршалла.


[Закрыть]
, но более важным было то, что на меня периодически накатывали приливы поэтического вдохновения. Несколько раз это случалось на Чокуэллском вокзале. Этому могло способствовать его превосходное расположение, а может, само путешествие в неведомое. Такие моменты дарят огромное утешение – не сами по себе, а потому, что, приходя, подтверждают, что есть нечто внеземное, идущее извне, вдохновенное в сочинении стихов. Тот факт, что подобные моменты не поддаются контролю, что их нельзя вызвать, есть своего рода гарантия личности, подтверждение моей собственной веры в себя. Таинственная способность привести в движение сложный, но автоматически работающий механизм и создать крупицы медового янтаря. Говорят, со временем научатся искусственно развивать самые разные способности, – не сомневаюсь, что поэзию приручат в последнюю очередь.

Период затянувшегося психологического запора. Нужно найти работу. Я сижу здесь день за днем в ожидании чуда, и мои мечты все больше удаляются от реальности.

17 сентября

В одной почте письма от обеих Джинетт. Это совпадение доставило мне огромное удовольствие.

20 сентября

Два замечания о себе. Мне недостает мужественности. Основные ее признаки – способность действовать, решительность, твердость, безусловная независимость в поступках. А вот чувствительности требуется деликатная обстановка, и чем обстановка деликатнее, тем более чувствительным становится человек. Эта часть меня – там, где таятся кротость, мягкость, инертность, полностью лишена сексуального начала – можно сказать, что там я сродни евнуху. И лишь изредка пользуюсь своими мужскими качествами – силой, выдержкой, независимостью…

Дома я даже не могу спорить. Ведь я ни на минуту не забываю, что мне уже двадцать пять и я живу не по средствам – у меня нет работы и я обуза для семьи. Избегаю обсуждений, споров: мне кажется, что так я посягаю на права остальных, являясь безответным орудием в руках отца. Другой бы заартачился, но у меня хватает терпения переносить мелкие неудобства.

Сегодня получил фотографии, сделанные во время путешествия по Тиролю. Из них ушла теплота – все равно как разогретая вчерашняя пища. Только Моник Бодуэн выглядит на них прежней – то же радостное лукавство, нежная живость, искренность и природная грация. Яркая личность.

Филателия. Отобрал несколько марок на продажу. Удивительно чистая форма коллекционирования, почти абстрактная, – его квинтэссенция. Единственный интерес, который я в нем вижу, финансовый: запредельно высокие цены за мелкие клочки скверной бумажной печати. Мне нужны деньги – сейчас, когда я не могу позволить тратить их. Ужасно – не иметь ничего про запас. Бедность – как приятель, который однажды тебя позабавил и от которого потом не знаешь как избавиться. Надо попробовать футбольный тотализатор. Сделать ставку, попытать удачу.

Джинетта Пуано прислала в своем письме меж страниц высушенные фиалки и миниатюрную розочку. «Je vous écris du jardin, et une rose minuscule se penche ver cette feuille – peut-être a-t-elle reconnu un ami? Je vous l’envoie. Heurese fleur!»[260]260
  Я пишу тебе письмо, сидя в саду; крошечная роза склоняет свои лепестки – может, она признала друга? Шлю ее тебе. Счастливый цветок! (фр.)


[Закрыть]
Письмо ее написано в старомодной, традиционной манере, много цветистых фраз и эвфемизмов – прямо восемнадцатый век; в этом есть свое очарование. Цветы я выбросил в корзину для бумаг, а ей послал в ответ перо из хвоста травника.

1 октября

Беседа в Британском совете. Приятная, доброжелательная атмосфера, я хотя бы чувствовал, что мне хотят помочь. Совсем не похоже на холодные и даже несколько враждебные четверть часа, недавно проведенные мною в Унилевер. Я провел полтора часа, общаясь с разными людьми. Самая соблазнительная вакансия – должность преподавателя на греческом острове Спеце, к югу от Афин[261]261
  Колледж Анаргироса и Коргиаленеоса. Основан согласно завещаниям двух богатых греческих благотворителей, уроженцев Спеце, – табачного барона Сотириоса Анаргироса (1849–1918) и Мариноса Коргиаленеоса (1830–1910). Колледж был создан по типу традиционной английской школы и открыт в 1927 г., его директором стал англичанин Эрик Сломан. «Лучшие семейства отправляли туда учиться своих сыновей, – писал Лоренс Даррелл, – чтобы образовать и воспитать из них будущих государственных деятелей; результат же всегда был, похоже, одинаков – вместо государственных деятелей они становились политиками, а это совсем другая порода».


[Закрыть]
. Вряд ли буду там счастлив, и все же я размечтался об этой работе. Есть еще место в Бразилии и еще одно – в Багдаде. Сегодня утром стало известно, что я не сдал экзамены на переводческую работу в Париже для ОЕЭС. Есть еще место в Британском музее.

Согласиться ехать в Грецию – безумие. Никаких перспектив – сплошное сибаритство. Но я знаю, что, если выпадет такой шанс, я соглашусь.

Выборы. Народ проявляет к ним интерес меньший, чем в 1950 году. Надо выбирать между романтизмом тори и практицизмом социалистов. Тори – за национализм, империю, свободу предпринимательства и тому подобное; социалисты – за растущее единообразие, за гибель ancien régime[262]262
  Старорежимных (фр.).


[Закрыть]
индивидуалистов. Как социальная единица я буду голосовать за государство всеобщего благоденствия. За то, что, на мой взгляд, лучше для общества. Программа тори устроила бы меня больше, но я еще достаточно молод и беден и могу позволить себе голосовать против собственного разложения[263]263
  После длительной – пятинедельной – кампании 25 октября состоялись Всеобщие выборы. Лейбористское правительство потерпело поражение, и к власти вновь с перевесом в семнадцать голосов пришли консерваторы во главе с Черчиллем.


[Закрыть]
.

14 октября

Пэт Фаулз, моя двоюродная тетка, выходит сегодня замуж. Я отказался идти на свадьбу. Мне не нравятся свадьбы, свадебная атмосфера, специфические шутки в произносимых речах. Родня со стороны Фаулзов страшно недовольна. Но я не люблю семейные сборища. Вернувшись, мать остаток дня вспоминала всякие мелочи – что сказал тот или другой гость и что ответила она. Эта неутомимая банальность льется, как безмятежный поток или клубок ниток, который только и нужно ненароком задеть, чтобы он пришел в движение.

Новая учтивость. Что-то вроде стерильной доброжелательности при объяснении чего-либо, это свойственно молодым интеллектуалам и преподавателям. Пример – Мерлин Томас, мой наставник в Оксфорде. На радио таких много. Они удерживают равновесие, стараясь быть и очень современными, и хорошо информированными, и объясняют предмет, преподнося его в узнаваемой, тщательно выверенной разговорной манере. Их цель – рафинированная популяризация. Они говорят на уровне человека с улицы, стараясь не возвышаться над ним. Никогда не проявляют энтузиазма, а если это случается, то смягчают его банальным замечанием или шуткой. Это их система самострахования. Не хотят компрометировать себя проявлением эмоций. Возможно, это как-то связано с логическим позитивизмом и научным мировоззрением. Чего мне следует избегать. Лучше быть вздорным и яростным приверженцем какой-то идеи, чем обворожительным, лишенным всякой определенности умником.

20 октября

Жду решения отборочной комиссии по поводу работы на Спеце. Ничего заранее сказать нельзя, и все же предчувствие, что меня возьмут. Это может мне повредить или, напротив, помочь, но только в одном плане. Я могу впасть в леность. Здесь, дома, я совершенно утратил стыд и живу за счет родителей. Сейчас пишу довольно регулярно. К середине следующего месяца должен закончить «Приманку», а к началу 1952 года дневник за 1951-й. Последний требует большего труда. «Приманку» я пишу, почти не останавливаясь и не делая пауз. Что касается дневника, то я обдумываю каждое предложение.

Когда сегодня я мастерил книжную полку, меня позабавило, что я подсознательно стремлюсь к бессмертию. Недаром я сбил ее крепко, она должна служить как можно дольше. Мне доставило удовольствие сделать собственными руками вещь, которая, может быть, переживет меня; в работе я использовал дерево – прочный дуб – из старой облицовки камина, недавно разобранного в детской. А сейчас, когда я делаю эти записи в кровати, меня вдруг осенило, что кто-то в свое время соорудил эту кровать. Ей тридцать или сорок лет, другой мебели в комнате нет. Такова вся мебель au fond[264]264
  По существу (фр.)-


[Закрыть]
. Анонимные творения, память об ушедших руках.

1 ноября

Сегодня утром пришло письмо – меня рекомендуют преподавателем на Спеце. Прошел ровно год с моего прибытия в Пуатье. Известие я принял спокойно, почти равнодушно. Думаю, не проявил бы особых эмоций, даже узнав, что я сын Божий. Я умею сохранять бесстрастное лицо игрока в покер, но сердце мое ликовало. Вчера я ходил в отборочную комиссию гражданских служб и, кажется, произвел там неплохое впечатление. Шел разговор о школе при верфи в Розите – раньше там школы не было, и мне пришлось бы прививать ученикам зачатки образованности. Надежная работа с хорошими перспективами; была еще возможность попробовать силы на Би-би-си. Следовало бы ухватиться за это. Но я клюнул на экзотику.

8 ноября

Уэбстер «Белый дьявол». Мощный писатель. Его поэзия производит на меня сильное впечатление – в ней есть дикость и странность. А его фантастические сравнения и метафоры говорят о неистовом, почти не поддающемся рациональному объяснению таланте. Гениальный писатель. Я вижу его в одном ряду с Лотреа-моном, Гофманом, По, Фолкнером. Ближе всего – Лотреамон; мне кажется, оба сознательно себя сделали. Их творчество – проявление не столько таящейся в подсознании болезни, сколько намеренное изображение экзотического мира, живое воображение в здравом уме. Там я нахожу сходство и с собою – я читаю Уэбстера, как брат. Многое можно почерпнуть из его перемешивания поэзии с прозой. Для некоторых героев органично говорить стихами.

На мой взгляд, в «Белом дьяволе» основной герой – Фламинео. Виттория, Медичи, Бранчиано – все порочны по-своему, но они не так зависят от плотских страстей, жажды мести, животных инстинктов. Без Фламинео пьеса превратилась бы всего лишь в арену борьбы между великолепными животными. У Фламинео есть свои причины желать победы, но они нужны только для сюжета. Он – персонаж типа Фигаро, живущий еще в одном измерении, вне пьесы. Прожженный циник, он знает все о своих мотивах, даже когда им подчиняется. Такая полная объективность означает, что он лишен всех абсолютных понятий – даже зла. Он понимает, что живет в мире, где царит случай. Фламинео глубже всех остальных персонажей – как Босола в «Герцогине Амальфи» – и, как, во всяком случае, мне кажется при чтении, намного выше всех остальных. Он в большей степени, чем другие герои, говорит от лица Уэбстера.

Думается, что «Герцогиня Амальфи» уступает «Белому дьяволу». Самой герцогине недостает блеска и великолепия Виттории. Да и Босола не столь зловещ и саркастичен, как Фламинео – шедевр среди драматических героев.

Мне нравится реплика Чарлза Лэма a propos[265]265
  По поводу (фр.).


[Закрыть]
подражателей Уэбстера: «Внушаемый ими страх лишен красоты».

Тернер «Трагедия атеиста». Не выдерживает сравнения с темным миром Уэбстера, его «черным озером». Легкий привкус морали и светскости сводит яркое действие к мелодраме. Кроме того, его язык не столь драматичен и не столь красочен, как у Уэбстера.

«Трагедия мстителя». Несравненно лучше предыдущей. Трудно представить, что их написал один и тот же человек. И все-таки уступает Уэбстеру Вендайс – значительный характер, но остальным не хватает глубины. Кастайза – ужасная ханжа. Одна или две сцены ловко закручены, но кровавая баня в финале неправдоподобна. На это нельзя смотреть без смеха.

«Девственность – запертый рай».

12 ноября

Политика. Должен отметить перемену в моих взглядах, о ней я уже некоторое время знаю, но ленюсь анализировать или признавать. Дело в том, что я перестал верить в демократию. Это не означает отход от социализма. Альбер Камю сказал как-то по радио, что люди становятся социалистами par simple décence[266]266
  Из простого приличия (фр.).


[Закрыть]
. По-моему, великолепно сказано. Если претендуешь на то, чтобы считаться разумным человеком, должен считаться с определенной международной и нравственной объективностью. Очевидно, что почти у двух третей человечества низкий жизненный уровень, ниже, чем у нас в Англии. Их спасение – в социализме. Свободное предпринимательство – идеальное решение вопроса при условии, что идеальны люди. Но будем искренни и признаем, что дело обстоит не так. Люди нуждаются в контроле. Коммунизм – крайний вариант, социализм – золотая середина. Тот факт, что тори вернулись, заставил меня задуматься. Они вернулись исключительно на эмоциональных переживаниях нации. Народ хочет экономических авантюр и нового хвастовства. Думаю, лишь один из ста может голосовать в нашей стране; впрочем, во многих странах на это годится лишь один из тысячи. Наши люди голосуют по вопросам не менее значительным, чем проблемы Абадана и Египта, даже не представляя себе их сущности[267]267
  Абадан был центром нефтяной промышленности в Иране. В мае 1951 г., когда иранское правительство национализировало имущество Англо-иранской нефтяной компании, управляемой англичанами, и уволило иностранных сотрудников, разразился международный кризис. Египет же боролся с существованием Зоны канала – территории вдоль Суэцкого канала, оккупированной английскими войсками. В октябре 1951 г. Египет объявил о своем намерении аннулировать англоегипетский договор от 1936 г., согласно которому и была создана Зона канала.


[Закрыть]
.

Очень многие здесь голосуют за себя и свой образ жизни. Разумные люди из влиятельных кругов – профессионалы, ученые, представители мира искусства – голосуют за тори, чтобы ничего не менялось. Ясно, что никому выше или ниже определенного достатка не стоит голосовать. Они будут слишком пристрастны.

Я мечтаю о власти в руках левых интеллектуалов, объективных, бесстрастных, чьи филантропические деяния основываются на научном подходе, мечтаю, чтобы они справились с различными проявлениями невежества – прессой, фанатично приверженной какой-нибудь партии, – нет, en mass[268]268
  В массе (фр.).


[Закрыть]
периодические издания неплохи, но ведь большинство людей изо дня в день читают одну и ту же газету. Легко подсесть на одну точку зрения. Капля камень точит… И вообще современное избирательное право ничего не стоит. Я знаю заранее, что изберут Чэннона[269]269
  Ли-он-Си находился в избирательном округе Саутенд, Уэст. Член консервативной партии и журналист Генри (Чипе) Чэннон (1897–1958) был членом парламента от округа с 1935 г. После его смерти место в парламенте занял его сын Пол Чэннон.


[Закрыть]
, а он ни в коей мере не представляет мои взгляды; и я никогда не буду с ним говорить или влиять на него (бесконечно малую возможность того, что это может произойти, не стоит принимать во внимание – так много практических препятствий). В моем округе член парламента особенно никудышный. Он никогда не выступает в парламенте, что, может быть, и неплохо: ведь он круглый дурак, а Саутенд – ближе всего к тому, что зовется «дырой». Так что в парламенте моей страны я не имею голоса. Один человек из пятидесяти миллионов значения не имеет. Я могу только мечтать о полисе – городе-государстве.

Чем больше я об этом думаю, тем сильнее крепнет во мне уверенность в необходимости разделить мир на города-государства.

Делить, потом еще делить, пока каждый вновь не станет жить в общине, где он всех знает, часто встречается с соседями и может непосредственно общаться с правительством.

Ласки «Вера, разум и цивилизация»[270]270
  Гарольд Ласки (1893–1950) – профессор политологии в Лондонской школе экономики с 1926 по 1950 г. В книге «Вера, разум и цивилизация» (1944) утверждает, что будущее послевоенного мира связано с «русской идеей». Так же как христианство оживило цивилизацию после падения Римской империи, так и социалистическая революция в России принесет Западу новую эпоху прогресса, в основе которой будет лежать более справедливая и рациональная система социального равенства. Книгу приняли не очень хорошо. Джордж Оруэлл критиковал Ласки за то, что он закрывает глаза на «чистки, расстрелы, диктатуру меньшинства, подавление критики и т. д.».


[Закрыть]
. Очень здравая, производящая глубокое впечатление книга; удивительно живо написана, некоторые фразы врезаются в память. Опасно четкий, хорошо информированный и убедительный ум. Думаю, эта книга останется в истории, время от времени к ней будут обращаться. Одно смущает: непохоже, чтобы СССР мог в настоящее время соответствовать представлению о нем Ласки. Христиане со временем изменили своему учению, то же произошло и с коммунистами – только гораздо быстрее. Но основные положения работы Ласки: упадок всех известных религий, несомненная справедливость теоретических основ социалистического государства – кажутся мне убедительными. Книга важная и значительная для меня.

Грустно, что за восемнадцать месяцев ее только два раза брали из библиотеки.

Уже несколько недель во мне кипят жизненные силы. Я живу в семье, никуда не выхожу и нахожусь исключительно в обществе своего воображения, с которым мне не скучно. В прошлом у меня были периоды, когда я испытывал беспокойство. Теперь же, мне кажется, я мог бы вечно жить, замкнувшись в себе.

20 ноября

Чай с семейством Ноубл[271]271
  Э.П. Ноубл был директором подготовительной школы Аллин-Корт, где учился Дж. Фаулз.


[Закрыть]
. Все те же избитые фразы, пошлости. Я чувствовал себя существом с другой планеты, чужеродным, демоническим, по-бетховенски одиноким. Хейзел (моя сестра) под конец чаепития уселась на ковер и стала разглаживать ручонками ворс. Хотелось бы мне оказаться на ее месте.

6 декабря

Письмо от Джинетты Маркайо. Короткое, холодное, унылое и приводящее в уныние. Я не получал от нее писем около трех недель. Для нее наши отношения – дело прошлое, вчерашний день. Так и есть, наши письма становятся все суше и однообразнее, конец неизбежен.

Библия. Так случилось, что я стал читать отрывки из ветхозаветных пророков. Сколько поэзии, великолепный язык и образность. Ошибочно думать, что Библия одинаково прекрасна на всех языках. Английский перевод – это творение гения, он для нас должен быть тем, чем были для греков поэмы Гомера.

Охота на пернатую дичь в Ли. В районе нашего дома все затянуто густым слякотным туманом. Я пошел по направлению к морю. Туман понемногу редел, видимость улучшалась. Обнажившееся при отливе дно тянулось далеко – как всегда, слегка завуалированное, полное чарующей магии. Вдали я увидел рыбака, собиравшего мидий. Поднявшийся ветер разогнал остатки тумана. Небо стало таким прекрасным, каким я его еще в подобных ситуациях никогда не видел. Ясное, залитое зеленовато-синим светом; синий цвет в переливах мерцающего зеленого – нежного, радостного, сияющего. Несколько легких аметистовых облачков, розоватых и нежно-голубых. На западе, над островом Канви, низко повисло солнце – необычно большое, оно казалось искаженным среди массы облаков на далеком горизонте. Когда солнце наконец скрылось из вида, облака окрасились в огненно-красный и черный цвета; впрочем, они были маленькими и находились очень далеко. Небо стало бледнее, явственно проступил зеленый цвет. Теперь ярче всех блистал месяц, и поблизости от него – Юпитер. Резко похолодало. Я направился прямо к основному руслу. Траулер с двумя мужчинами на борту, один из которых, сгорбившись от холода, стоял у руля, а второй сортировал фильтры для моллюсков, шел с Канви навстречу приливу, рассекая мелкие волны. Я стоял и смотрел, как устье реки заполнялось водой, а ветер свистел в дулах ружья. На расстоянии я видел кроншнепов и травников. Ли и Уэстклифф, все еще окутанные туманом, казалось, находились за много миль отсюда. Только городской храм Ли странным образом проступал из тумана, а несколько тополей росли так, что напоминали крепостную стену и башни далекого замка – в Каркасоне[272]272
  Укрепленный средневековый город Каркасон на юге Франции гордится тремя километрами двойных крепостных стен и сорока восьмью башнями.


[Закрыть]
. Небо было повсюду – в лужах, ручьях, над головой. Как слегка просвечивающее утиное яйцо. Я ранил кроншнепа и удерживал его ногой в ручье, пока он не задохнулся. Стоя под божественным небом, я бесстрастно наблюдал за его яростными попытками избежать смерти.

Отправляясь в Грецию, я не возьму с собой написанные здесь стихи. Сейчас я стараюсь все урезать, сократить. Но стихотворение редко кажется полностью плохим. Среди всякой ерунды встречаются неплохие строчки, обороты, мысли. Придется оставить здесь много «руды» – из твердых пород. Если знать о неизбежной близкой смерти, можно проявить безжалостность и уничтожить все, кроме самого лучшего. Но при теперешнем положении я предпочту иметь определенный запас на будущее.

Письмо от Джеффри Флетчера из Голландии, дела у него идут хорошо[273]273
  Флетчер, поступивший в университет в том же году, что и Дж. Фа-улз, учился на классическом отделении Квинз-Колледжа.


[Закрыть]
. Всякий раз, услышав, что кто-то из моих ровесников разбогател, я прихожу в уныние. Однако, учитывая мою новую философию жизни, я не смог бы удовлетвориться сиюминутной практической популярностью. Даже предложение стать председателем мирового правительства не покажется мне достаточно интересным. Мой враг – забвение, все остальное идет от этого. А именно – мое отношение к жизни, отсутствие интереса к обычным людям, интерес к выдающимся личностям, презрение к современным художникам, мой страх впасть в банальность или пошлость, отказ от возможной будущей карьеры, жалкая зависимость от родителей, отход от общества и связанных с ним удобств.

26 декабря

Последние четыре-пять месяцев практически нечего было записывать: я вел, по сути, монашеский образ жизни. Я уже не испытывал того ужаса, который прежде вызывало во мне это место (Ли-он-Си). Я как-то подумал, что был здесь несчастлив, потому что живо воображал себя во множестве других ситуаций, – теперь же мне кажется, что я счастлив или вполне доволен, чтобы не бунтовать, по той же самой причине. Мое воображение – противовес, отдушина, я могу его контролировать: это больше не прежний необузданный мир фантазий. Организовать свое воображение перед творческим процессом – жизненно важная необходимость: так ты учишься оценивать результаты своих усилий. Все новое – удовольствия, возможности – не обязательно хорошо только потому, что обладает новизной.

Если бы меня сейчас убили, то осталось бы всего два-три заслуживающих внимания рассказа и пятнадцать – двадцать стихотворений. Все остальное – незрелые попытки творчества, а часто вообще макулатура.

Греция, поначалу такая романтическая, желанная страна, теперь, по мере приближения отъезда, представляется мне зловещим, полным ловушек местом. Письмо от директора школы уже сейчас дает все основания думать, что условия будут гораздо хуже, чем я предполагал. Хорошо, если я найду применение своим способностям, но если новая жизнь не устроит меня, я ожесточусь и забьюсь в норку, как в Пуатье, и это не принесет мне никакой социальной пользы. Другой Джинетты мне не встретить.

Думаю, что глупо отворачиваться от очевидных благ и открывающихся возможностей. Однако если ты поэт (как его представляли греки), тогда ты неизбежно отвергнешь безопасность и очевидность. Трудно ожидать от кошки, чтоб она прыгнула в пруд, так же трудно ждать, что поэта заинтересует нечто безликое и бесцветное. Мне ненавистно находиться в подвешенном состоянии, сбиваться в группы, улаживать разные дела, куда-то мчаться, предчувствуя возникновение дополнительных трудностей, что-то просчитывать, находиться в бесконечной спешке. Движение мне отвратительно. А вот находиться в новых местах я люблю.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю