Текст книги "Солдаты Солнца. Книга 1"
Автор книги: Джеймс Хэриссон
Соавторы: Вольха Оин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 61 (всего у книги 66 страниц)
Ему стало душно и нестерпимо жарко… Три одновременных подземных сдвига повалили пэпээсницу с ног, но она быстро поднялась, встряхнула головой, точно сгоняя с себя тяжёлое наваждение, злобно фыркнула, бросив на полковника гневный сметающий взгляд разъярённого коршуна и похватав свои башмаки с рогаток, мгновенно скрылась в чёрной пустоте за спиной Гэбриэла – будто её тут никогда и не было. Гэбриэл ещё какое-то время глядел на эту чёрную стену, потом повернулся к костру, раскурил свою последнюю сигару и налил себе полную стопку – последнюю из графина.
– Воробьиный ястреб… Ну! За тебя, Демон на крыльях Ангела!
– Ей ещё нужно время и вам, мой капитан, тоже.
Голос Андрея был голосом «Архаинии» – это Гэбриэл знал точно.
– Я знаю, моя «беглянка», я знаю… и боюсь одного: не успеть…
Как ему самому казалось, он ещё долго сидел у негаснущего костра и курил свою бесконечную кубинскую сигару… чарующие и печальные звуки индейской хойти несли его по тропе давних воспоминаний – точно большую лодку под раздутыми от сильного ветра тяжёлыми широкими парусами…
Глава XI
– Только не говорите, что опять праздник... Бункер точно вымер! Где все?! Миша, в бункере пусто. Что происходит?! Меня разбудила «Архаиния» довольно тревожными словами: «Проснитесь, мой капитан, вы нужны своей команде»… Однако никакой команды в бункере нет! Н-никого нет!
– Но меня-то вы нашли, командир. И что это вы заикаетесь, как Лео в припадке неконтролируемого перевозбуждения?
– Иронизируете! Подкалываете! Подъёбываете! Перетягиваете струну! Стойте!! А мои часы?! Вернее, часы вашего деда, Миша, подарок – дорогой подарок! Я ценю вашу личную жертву, но… они показывают какое-то странное время, а заодно и неправильное число, ведь неправильное, посмотрите сами: четвёртое – четвёртое января!!
– Не нужно было впустую шастать по бункеру – надо было сразу идти в библиотеку, полковник.
– А я думал, вы сейчас скажете: «Давайте веселиться! Устроим вечный праздник! Пир во время чумы и всё такое…» А я бы вам ответил: «Что – опять?! Опять эти «русские горки…» Миша!! Миша, вы что, играете в шахматы?!
– А по-вашему, это шашки?
– Командор!! Никого нет, а вы играете здесь… одна, сама с собой в… в шахматы… Ребят нет, а вы – в шахматы!!
– Так, может, составите мне партию? Или вам с вечера интереснее в покер?
– Какой вечер? Какой покер?
– Обычный вечер, полчаса до полуночи. Обычный покер, карточный – можно и на щелбаны… Я думала, вы спокойный уравновешенный человек, командир, как и полагается солдату.
– Какое спокойствие? Про что вы, Миша? В бункере мёртвая тишина! «Архаиния» молчит. Потухла даже лампада в комнате Джона, а он никогда не позволял ей гаснуть… Джона нигде нет – Джона! И малыша Андрея нет! И никого нет! И что же это такое? Вы здесь спокойно сидите, играетесь… Командор?!!
Миша не поднимала головы от шахматной доски, но её затылочное зрение фиксировало каждый шаг и нервозное дыхание полковника… Гэбриэл как мог старался казаться спокойным, но это ему давалось просто с неимоверным подавлением взбунтовавшейся воли. Тревожные слова «Архаинии» мгновенного подняли в нём массу противоречивых и неспокойный чувств «мэлвинского предчувствия»: слова «смерть» и «крионирование» просто просверливали насквозь его пылающий чёрным огнём мозг. Он до сих пор не мог вспомнить, как снова оказался в своей постели, если вчера, после побега Лео, он ещё долго курил свою сигару у живого огня на берегу звенящего чёрного океана. И теперь он бегал по библиотеке, заглядывая в каждый мало-мальски пригодный для уединённого времяпрепровождения закуток – обшарил все углы библиотеки, тренажёрного зала и Зала Подарков, вкруговую заглянул несколько раз под ёлку и даже за большой ватный мешок Деда Мороза.
– Перестаньте мельтешить, командир, я думаю… А вы точно Красавчик на подиуме голых мужиков перед толпой изощрённых садисток. Сядьте – успокойтесь! При наших парнях вы себе такую несдержанность, как проявление душевной слабости, не покажете ни за какие коврижки, а мне тут выдаёте. То, что нигде нет Лео, ещё не означает, что все остальные отправились вслед за ней в загробный мир.
– Что?!! – Гэбриэл сорвался на сипящий крик.
– В переносном смысле, полковник Харрис, в переносном… В самоходе она!
– Где?!!
– В самоволке: сбежала наша блудня, временное дезертирство, так сказать.
– Лео нет в бункере?! Понятно, – Гэбриэл свалился на соседний стул. – Я знал, я чувствовал… Она опять сбежала, и никакой пароль криобункера не удержал! Я так и знал, я предвидел: ничто не сможет удержать это несносное и неуправляемое существо от саморазрушения и полного уничтожения нашей команды вместе с ней! Космическая бунтарка, Дитя Космоса, порождение тьмы и света… Что ж, давайте веселиться, праздник продолжается, джентльмены-покойнички!!
Миша нахмурила лоб:
– Вы решили меня извести, полковник Харрис?
– Я?! Ну что вы, командор… Я уже понял, мне это не удастся ни за какие ваши русские коврижки. Впервые в жизни, впервые, я сам точно вечно лихорадящийся Красавчик на подиуме голых мужиков перед толпой изощрённых садисток.
Миша мрачно исподлобья взглянула на явно дезориентированного и снова рыскающего, как зверь, по библиотеке полковника.
– Когда Донни не стало… я тоже не находила себе места: всё остальное в мире мне казалось одной сплошной чёрной дырой…
– Вы что-то сказали о Лео, командор?
– Мне нужно закончить партию – идите в рубку управления кораблём и ещё раз поговорите с нашим архангелом-спасителем: «Беглой Архаинией»… И кстати, ваша «Последняя встреча Законника» мне припала: как на вестерн – весьма и весьма! Столько ещё наивного и человечного – даже при всей той стрельбе и погонях «за мясом и кровью». «Дикий Запад будет биться в конвульсиях!.. Нет-нет, я не просто бездушное чудовище: у меня тоже есть сердце и душа, как у вас – у людей… Но спуску бандитам больше не будет! Это вам говорю я: Шериф Законник всего Дикого Запада!»
– Я чувствую что-то случилось, что-то серьёзное, непоправимое. Вам меня не успокоить, командор, уже не успокоить: слишком поздно, теперь уже поздно – для меня и… для неё… Объяснитесь, наконец!!
Миша протянула Гэбриэлу сигару – их взгляды перекрестились точно шпаги.
– Возвращайтесь обратно, когда немного успокоитесь. Скоро должны вернуться ребята – вам следует встретить их, как полагается командиру непотопляемого авианосца: хладнокровно, на своём капитанском мостике и с неизменной сигарой в зубах – как признак абсолютного спокойствия и здравого рассудка… при любых обстоятельствах.
Гэбриэл убрал ладони со стола, глубоко вздохнул и взял сигару из рук Миши:
– Согласен…
Он скрылся за книжной стеной библиотеки… Миша перевела дыхание, сжала в руке золотой медальон «Инабикуса» и, скинув белого слона с доски, поставила на его место чёрного ферзя:
– Однажды… до самых костей, до самой маленькой косточки пробирает даже самого твердолобого, самого закостенелого и заскорузлого философа-затворника. И вы, командир, своим безрассудным исключением лишь только подчёркиваете закон всеобщего космического единства: умирая, отшельник удостаивается отнюдь не небесного пантеона. Всё как раз наоборот. Пока не изведаешь упущенного, пока не обернёшь часа отринутого, пока не возвратишься на ступень раз уже перепрыгнутую впопыхах или в бесконечной гонке за собственной гордыней, никто не прозвенит перед твоим носом ключами от тех самых врат бесконечного и бессмертного блаженства – всё как раз наоборот. Вот так-то, любимый вы наш полковник Гэбриэл Харрис! Однако у королевы не такие уж реальные шансы закончить эту партию выгодно для её команды – как раз наоборот: ферзю придётся пожертвовать собой, иначе не спасти этой партии и этой команды… да и королю, если что, туда же – полный ёханый бабай… Ах, королева, королева! Такая сильная и такая смертная.
– Молчишь? Тогда так, я хочу знать, что здесь внутри! – Гэбриэл положил шкатулочку Мэлвина на пульт управления и тяжело упал в капитанское кресло.
«Плывущий» экран рубки наконец-то засветился ясной чистой улыбкой Андрея:
– Это не в моей власти, капитан, я не имею права предначертывать судьбу, вписанную в чью-либо Книгу Жизни… Но мой командир по-прежнему расстроен и растерян – ему не понравился подарок «Беглой Архаинии»?
– Тоже – скажешь! Как мне мог не понравиться твой подарок: всё было так реально, так, так… – Гэбриэл замотал головой и зажал голову руками. – Ты её выпустила!! Предательница!!
– Она сообразительный ребёнок, как все дети, для которых возраст не имеет ничего общего с реальностью, и конечно она догадалась, какой защитный код выставили против неё же самой! И потом, она не пленница и не дикий зверь, чтобы держать её здесь насильно… Мой капитан, я рада, что вы смогли испытать истинные чувства, присущие человеческому созданию. Значит, я в вас не ошиблась.
– Ты не можешь этого знать наверняка, космическая жестянка: человек слаб, глуп и эгоистичен по своей натуре – никогда не знаешь, чего от него ожидать в следующее мгновение, какой очередной подлости или предательства… Найди её – отыщи!! Это приказ!!
– Я должна отклонить ваш приказ, мой капитан! Я редко выдаю информацию касательно того, что находится вне корабля, – только «прогноз погоды» по общему фону Индианаполиса, всей планеты и по периметру непосредственного прохождения подземных туннелей в зоне главного контроля самоблокировки корабля. Что касается обстановки внутри криобункера: «Беглая Архаиния» находится в полном соответствии с нормой трансформированной герметизации и соответствующей подборке внешнего отвлечённого камуфлирования. Код допуска ко всем системам прежний: «Космос».
Гэбриэл запрятал коробочку обратно во внутренний карман куртки:
– Говоришь душой мальчишки-генокера, а рассуждаешь, как штабной полковник Васильева… Мне нелегко, и чем дальше, тем всё сложнее и сложнее! Ты думаешь, я этого не понимаю? А если я не смогу, не справлюсь? Миша возлагает на меня миссию по спасению целого мира, а я что – похож на Мэлвина? Это только ему всё даётся милостью провидения, а я только солдат, умеющий выдумывать спасительные планы на ходу и принимать срочные решения для маленькой команды, но не для всего человечества!
– Всё когда-то приходится начинать сначала… и если не вы – то кто, мой капитан?
– Я же говорю, вы – женщины – всегда заодно… А я не понимаю этого осколка погибшего мира, этих полулюдей, этих чокнутых девчонок с силой полудемонов и душами полузверей. Уж лучше бы я остался со своими ребятами во Вьетнаме – навсегда!
– Вы говорите это не искренне, мой капитан, вы обманываете самого себя.
– Каждый час за месяц, каждое мгновение будто триста жизней за плечами.
– Так и есть, мой капитан: каждый час – за месяц, каждое мгновение – триста жизней за плечами… и только память помогает выживать и вам, и вашим парням.
– Зачем?
– Для будущего, настоящего будущего – того будущего, в котором вы уже живёте.
– Зачем?
– Это всегда непросто для человека, у которого осталась хоть капля совести, хоть капля чести, хоть зёрнышко души – души, умеющей чувствовать, сострадать, надеяться, верить в тех, кто оказался рядом не по их воле – по воле провидения.
– Зачем?
– Чтобы быть любимым, мой капитан!
– Боже, как же я измучился с нею… Как будто всё время хожу по краю лезвия босыми ногами, как будто под падающей гильотиной.
– Ваша душа, командир, исходится кровью – вы снова на войне.
– Так оно и есть: я снова на войне! На войне, с которой я так и не вернулся – ни минуты покоя, ни секунды забвения… Мне всегда приходилось ходить по краю лезвия, но тогда я хотя бы знал, что ступаю в толстых солдатских ботинках и у меня в порядке голова. А теперь?! Я точно мученик, идущий на свою Голгофу: истекающие кровью ноги, брошенные в спину камни и измученная, растерзанная в клочья душа.
– Разве не о ней вы говорите, мой капитан: о ней – как о себе, о себе – как о ней…
– Она – это мука, нестерпимая и невыносимая – до полного ада, до полного испепеления…
– О, мой капитан! Чуть ослабьте хватку своей вины – прислушайтесь к живому голосу своего испепелённого сердца, окунитесь в потаённые глубины своей непознанной до конца человеческой души. Мой командир умирает за всю планету, за всё человечество и рождается для этого мира и нового витка человечества заново, а это путь через тернии к звёздам, к своей собственной звезде – и путь этот мучителен и труден.
– Эта Падучая Звезда мне не по зубам.
– Только глупец станет на каждом перекрёстке кричать, что он мудрец из мудрецов и избранный среди избранных: мудрый предпочтёт путь, посланный ему его собственной Судьбой, его единственной Звездой…
– Ты хочешь сказать, что не я, а эта звезда сама избрала меня?
– Дети Солнца… они всегда сами выбирают себе родителей по интуитивному посланию ангела хранителя – это их великое право собственного предопределения их земного служения: таким образом сыновья через мать находят себе спутницу жизни, а дочери через отца – любимого навечно.
– Она – моя мука и мой палач.
– Она – твоя Судьба и Звезда с самого Нерушимого Свода Творца этой Вселенной.
– Господи!! Как мы её теперь отыщем? Быть может, её уже нет в живых… Ловцы-за-Смертью только и ждут, когда мы оступимся, ошибёмся, – их паучьи ловушки по всему городу и даже под ним. А время не оставляет нам больше ни шансов, ни выбора!
– Ты плачешь по ней, солдат, по её проклятому дыханию, по её разорванной душе – сердце моего капитана истекает кровью. Значит, ещё не всё потеряно, значит, время на вашей стороне, командир…
Гэбриэл даже не обернулся – двери книжного шкафа библиотеки бесшумно сошлись за его спиной.
– Миша, я уже смирился со многим – ещё со времён Вьетнама. Я почти уже смирился с тем, что этот проклятый мир – теперь и мой мир. Но я не могу сидеть и смотреть, как вы спокойно передвигаете шахматные фигуры по доске, беззаботно жуёте свой проклятый бутерброд, с наслаждением потягиваете этот горячий кофе и всё это как всегда запиваете водкой, когда вы прекрасно знаете, что Лео где-то там, наверху, одна, и за ней охотится полгорода, Бэкквард и охотники-за-головами… Почему мы сидим?! Чего мы ждём?!
– Ждём, потому что так надо, и потому будем ждать!
– Чего? У моря погоды?
– Именно, командир, именно! Поспешишь – смерть в гости пригласишь, а от этой стервы хрен отделаешься, если прицепится… Хху!!
Миша запрокинула в себя полстопки наливки.
– Вот, значит, как?.. Господи, Миша, я не понимаю, как можно столько пить?!
– А как можно столько не пить? – командор спокойно пожала плечами.
– Ах да, конечно… И кстати, завтрак – значит, Андрей где-то здесь, в бункере? А?
– Хватит мозолить мне глаза… И прежде чем я вам отвечу, командир, прошу вас – присядьте напротив и приготовьтесь выслушать меня, не перебивая. И для начала просто помолчите. Я думаю!
– Ну хорошо, это ваше право, Миша, как скажете… Вот! Я уже на персидских коврах, как султан на своих подушках.
Гэбриэл сел напротив Миши и положил руки на стол, не переставая нервозно дымить сигарой.
А Миша никак не могла собраться с духом, чтобы, наконец, доложить полковнику все новости: она ожидала, что после трёхдневного подарка «Архаинии», командир будет в более умиротворённой форме. Но всё сложилось совсем наоборот: полковник будто только что вынырнул из какой-то крупной кровавой потасовки и теперь никак не мог прийти в своё обычное спокойствие – хотя бы внешнее. Выдержать ли ему теперь всей правды? Но ведь он солдат – он должен, он обязан.
– А что это вы жуёте такое престранное на вид?
– Русская горчица с белым хреном.
– И запиваете горячей профессорской наливкой?
Миша открыла крышку бутербродницы – оттуда пахнуло тёплым паром белого горячего хлеба и сладким привкусом тонких ломтиков розовой ветчины, переложенной салатными листами.
– Это ваше, командир: горячие бутерброды и кофе только что сварила.
– Вы, Миша, сварили кофе? Сами?
– Угу, – Миша так глянула на полковника, что ему сразу перехотелось задавать «лишние» вопросы. – Сначала перекусить, потом новости!
– Упёртая! Никогда не сдаётесь.
– Беру пример с вас, командир.
– Ага, эту песню мы уже проходили: пока не перекусишь чего-нибудь – ни дела, ни разговора не будет. Русские приколы! Хоть в бой, хоть в смерть – сначала застолье, водка, мордобой и только потом – танцы-шманцы-обниманцы, помним, конечно… Ладно! Пусть будет по-вашему!
Гэбриэл положил сигару в пепельницу и, намазав тёплый хлеб маслом, накрыл его двумя ломтиками ветчины и широким кружевным листом салата… Он съел подряд восемь бутербродов – съел с нескрываемой жадностью, вдруг почувствовав ужасный голод, как будто не ел целых три дня. Заодно выпил четыре чашки кофе, засунул за щёку лимонный цукат и откинулся на спинку стула, сцепив на груди руки и прижмурившись, точно тарантул из своей норы, на упорно отмалчивающуюся всё это время за своей шахматной доской Мишу.
Миша передвинула фигуру и протянула полковнику новую сигару:
– Командир…
– Командор…
Гэбриэл раскурил сигару, запрокинул голову назад и с наслаждением выпустил кольцо плотного сизого дыма:
– Если чёрная королева ваша, то ей грозит капитуляция… в лучшем случае ничья…
– Ничьей не будет.
– Тогда вашему королю шах и мат!
– Иногда смерть опережает нас, забирая с собой по пути совсем не тех, кто должен был находиться в данное время на её накатанной колее.
– Плохое вступление к главному разговору, командор.
– Полуправда всегда хуже лжи, командир.
– Настроение у вас с утра… с вечера… не очень, как я вижу. Не нравится мне ваше настроение, Миша, совсем не нравится: вы никак не соберётесь с духом и не можете решиться на основной разговор, всё как-то удачно обходя вокруг да около – по штабному, выжидая наиболее подходящего момента для удара!!
– Ну… не вы один человек.
– Угу… тогда начнём с обходной. Андрей не запрограммировал мой сон – почему?
– Не было надобности, – тон Миши перешёл из мрачного в откровенно сердитый. – К тому же сейчас не утро и уже даже не вечер – ночь!
– Мгу… но, по крайней мере, второе января… Молчите? Тогда так, у меня кое-что осталось довольно необычное от моего Дня Рождения, – Гэбриэл вынул из внутреннего кармана несколько фотокарточек и протянул их Мише. – Вот, обнаружил на тумбочке у Мэлвина! Не хотите… м-м, взглянуть?
Она протянула руку и без особого энтузиазма взяла фотографии: на нескольких цветных «полыхающих» кадрах плясали языки яркого высокого пламени, а вокруг жертвенного кострища замерли полуголые, разукрашенные, фантастические полулюдские фигуры в варварских одеяниях и диких позах с копьями и пальмовыми опахалами… и Жрица – с высоким посохом в руках с набалдашником в виде птицы с раскрытыми сине-раззолоченными крыльями.
– Хм… иллюзия.
– Вы так думаете, Миша? – усмехнулся полковник. – Что же тогда эти фотографии?
– Документальная хроника из мира, который всегда где-то рядом с нами, шаг в шаг, дыхание в дыхание…
– Но ведь всё было ненастоящим, иллюзией, лишь созданной самой «Архаинией», её сиюминутным капризом, преходящей женской прихотью! Неужели всё было ненастоящим?
– Кто знает, кто знает, полковник, что есть настоящее, а что только плод чьего-то воображения. Богатый и непредсказуемый мир иллюзии столь же материален и точно так же смертелен, как и довольно странный мир нашей с вами полуреальности.
– Значит, всё было настоящим? Всё было по-настоящему!
– Это как реальность принимать только вам – вам самому.
Гэбриэл протяжно вздохнул.
– Слава Богу… Однако мы пробыли в иллюзорном мире «Архаинии» даже не несколько часов, мы пробыли там сутки, по крайней мере – я… раз теперь снова поздний вечер… С вашего позволения! – полковник собрал фотографии со стола и снова запрятал их поглубже во внутренний карман куртки.
Миша выставила на стол вторую стопку и, разлив по сто, поставила одну перед полковником:
– Пейте!
– За что?
– Просто пейте – и всё!
– Дожил, не просыхаю. Заметьте – с тех пор как имел честь познакомиться с вами, чёртов штабной полковник Миша Васильева, – однако Гэбриэл не стал спорить с командором, слишком тягостной и тревожной была эта прелюдия к ещё даже не начавшемуся разговору.
– Так решила «Архаиния»! Мы пробыли в вашей каюте не одни сутки: до ухода Джона прошло ровно двадцать четыре часа, ещё сутки минули до того момента, как закрылась дверь за мной, вы с Лео пробыли в иллюзорном мире «Архаинии» ещё почти целые сутки. После того, как она вылетела точно ошпаренная из вашей комнаты, прошло всего-то каких-то восемь часов… В общей сложности, с того момента, как мы все вошли в вашу каюту и вашего выхода оттуда, прошло трое суток. Так что сегодня не второе число, полковник Харрис, а четвёртое января. И это не шутка, командир! Мы пробыли в иллюзии «Архаинии» несколько суток и совершенно не заметили этого: у космического странника свой взгляд и на вещи, и на время… У нас осталась всего пара дней до Православного Рождества, до седьмого января, до главного дня Игр Месяца.
– Что вы этим хотите сказать? Так не бывает… Впрочем, сейчас о другом. Мы немедленно идём за Лео!!
– Нет – мы будем ждать.
– Нет – не будем!!
– Мы не можем идти в город прямо сейчас, полковник, поэтому будем ждать.
– Чёрт побери, Миша!! Опять ждать!! Ваша партия умерла – чёрные проиграли.
– Нет – не проиграли, только принесли большую жертву, но король остался в деле.
– Нет – проиграли, король без ферзя – ноль без палочки.
– Король, может, и без ферзя – зато с командой, а команда всегда прикроет своего короля – ведь это уже настоящая команда, мой генерал.
– Нет – это уже не разговор… Мне нужно срочно разыскать Джона и поговорить с ним! Я пойду найду его: сидит фанатичный учёный муж в какой-нибудь своей оранжерее и поливает цветочки для Красавчика.
– Мы пойдём вместе, – Миша резко поднялась и сразу же направилась к выходу.
У Гэбриэла почему-то сразу подпрыгнуло сердце, точно в грудь ударили электрическим проводом. Он оставил сигару и пошёл следом за Мишей… Они шли по коридору в главную лабораторию профессора – командор не оборачивалась и больше не заговаривала с полковником.
В бункере было пусто – никого нигде! Миша вошла в главную лабораторию и, не останавливаясь, прошла дальше – в личную криолабораторию профессора.
– Что мы здесь делаем? – Гэбриэл не мог больше выносить этого тягостного замалчивания.
Миша остановилась возле одной из криокапсул, рядом с криокапсулой отца Климентия, и с отчаянием посмотрела в глаза полковника. На обеих криокамерах стояло по золотому ангелу, и только на одной из них чаша, которую Гэбриэл преподнёс Джону как новогодний подарок: Посольская Чаша Владимира Великого.
– Ч-что? Что вы хотите от меня? – Гэбриэл отказывался верить своим глазам.
Миша молчала, её прекрасные глаза с печалью смотрели на крышку криокапсулы, её чёрные губы дрожали… У Гэбриэла замерло в груди – он подошёл ближе и заглянул сквозь прозрачную крышку камеры. В ней, скрестив руки на груди, спал вечным и умиротворённым сном его старый верный друг – доктор, профессор, учёный: полковник Джон Александэр Румаркер.
– Когда… это случилось? – тяжёлый комок подкатил к горлу Гэбриэла, а глаза наполнились горькими слезами.
– Он умер двое суток назад, почти сразу как последний раз попрощался с вами, полковник. Андрей, когда вернулся, профессор был уже мёртв. Полковник Джон Румаркер умер как герой: на боевом посту – прямо за своим рабочим столом. И его лицо было таким же ясным и безмятежным, как и сейчас… Я сама перенесла его сюда, как и отца Климентия.
– Значит… Лео сбежала…
– Как только попрощалась с его телом… Я не посмела её удерживать: её горе стоило свободы – свободы выбора, свободы вольного прощания на её манер.
– Он ушёл в Царство Золотых Небес – в Небеса Обетованные… Джон, Джон…
Гэбриэл не смог сдержать слёз, он расплакался на криокапсуле своего друга, стараясь обхватить руками весь его контейнер. Миша сжала губы и нажала на кнопку последнего расчёта криозаморозки – по внутреннему прозрачному пологу сферической крышки поползли снежными узорами синие дымчатые тени.
– Теперь они вместе – два давних верных друга: Джон и Клим, учёный и священник… У вас пять минут, полковник, чтобы попрощаться с Джоном: полное крионирование закончится ровно через пять минут.
Гэбриэл вернулся в библиотеку только через пятнадцать минут. И за эти последние минуты он точно постарел на несколько лет, а его глаза были красными и опухшими, но последние слёзы он оставил на холодной крышке криокапсулы Джона.
– Там… «Архаиния»… она запечатала вход в криохранилище, как только я вышел: дверей – их больше нет, там – стена.
– Гонит… – Миша опрокинула в себя полную стопку и, опёршись боком на край стола, сцепила руки на груди, мрачно уставившись в пол. – «Архаиния» запечатывает двери, значит, она готовится к скорой передислокации на новое место своего предназначения. Но у нас ещё есть время. «Архаиния» не уйдёт отсюда, пока не начнётся главная Игра Месяца: Гонки Смерти! Три дня, целых три дня корабль будет в полной недосягаемости для внешнего мира, а с ним и мы – три дня.
– Командор, где все остальные? Надеюсь…
– Будем ждать.
Миша полностью расстегнула свой френч, что в присутствии полковника делала она крайне редко. Снова села за стол и расставила шахматные фигуры по новой:
– Составите партию, командир?
– Нет, нет… Бедный Джон – отмучился… Нет, нет… Боже, что ждёт нас теперь?
Миша достала из внутреннего кармана френча ещё одну сигару:
– Тогда – садитесь, будем ждать.
Гэбриэл раскурил сигару и обессиленно упал на диван:
– И всё же я не понимаю, я отказываюсь понимать: вы её не остановили! Не остановили… Этого нельзя делать со своими людьми – это неправильное решение.
– Так ли уж мы с вами разнимся, полковник Харрис?
– Я вас понял, Миша: и я не раз выпускал своих ребят – и под пули, и на смертельную провокацию. Я вас понял, командор! Но я чувствовал, что-то случится, обязательно случится – непредвиденное, бесповоротное, непоправимое. Там, возле океана, мы говорили с Джоном – точно прощались и с Лео – говорили…
– Говорили?.. Она – с вами?..
– Недолго…
– Можно подумать, ей много надо. Это же Лео! С ней никогда ничего не бывает долго, как и с вами, полковник: одна ядерная капля в бочку мира – и мир срывает с тормозов!
– Так, ещё один камень в мой огород… И почему вы всегда всё знаете, Миша? Скоро на этой земле вся поверхность побелеет от сплошного покрова накиданных в мою честь камней войны.
– Курган Войны Тамерлана восславил его на века.
– Мне таких почестей памяти не вынести… А не проще всё-таки было бы взять и вшить ей под кожу обычный «жучок»?
– Отторжение организмом любого инородного тела – полное! Джон расстарался на всю свою гениальную катушку.
Гэбриэл помолчал… а потом прямо посмотрел на Мишу:
– Поэтому… она не может быть… ни с кем?
– Верно, полковник: состояние духовного наследия при полном физическом противлении любым внешним раздражителям. А так как вы имели в виду конкретного субъекта – мужчину, отвечу вам так: может – органика человеческой и даже получеловеческой структуры ей не враждебна. Но тут, – Миша выразительно постучала пальцем себе по лбу, – тут труп, давно уже и вряд ли её когда-нибудь удастся реанимировать: никому из этого хаоса это уже неподвластно – из настоящего, но не из прошлого и не из будущего. Так что будем ждать, мой командир...
Двери библиотеки широко распахнулись, и в комнату быстро вошли Мэлвин и Чукки: он – конечно же в своей бомберной авиаторке с королём-львом на спине и с синей «королевской» бейсболкой на голове, она – почти что в такой же куртке и со своим любимым цветастым хайратником. Но Гэбриэл сразу же понял, что под обычной одеждой кью-1, так как на ногах обоих были ботинки из униформы, а на головах одинаковые безопознавательные чёрные береты, – у Мэлвина прямо поверх бейсболки. Но вид у ребят был всё же несколько пообтрёпанный.
Мэлвин и Чукки молча встали перед полковниками.
Миша внимательно посмотрела на обоих:
– Что?! Вы нашли её?! И где вы уже потеряли Танго с лейтенантом Квинси? И где Андрей? Сержант Инкейн? Чего молчите? Чукки, ты должна была её найти, ты её вычислила?!
– Нет, командор, мне не удалось…
– Что?! – Миша так саданула кулаком по столу, что шахматная доска подлетела вверх, и все деревянные фигурки шрапнелью разлетелись по библиотечной зале в разные стороны. – Как это может быть, капитан Рур, что твоя хвалёная проницательность именно сегодня решила полениться?! Или напрочь отбило нюх у нашего Бешеного Пса-охранника?! Кто-кто, а умом и сообразительностью сержант Румаркер никогда не отличалась!! А вы говорите мне, что не можете отыскать Бешеную Лео?! Этот кусок нафаршированного гвоздями «космоса» в одном-единственном сраном городишке на всю издохшую Америку?! Ах, мать вашу, японский городовой!!
Гэбриэл перекинул ногу на ногу и, вытянув руку на спинку дивана, выдохнул:
– Чувствую, таки будет Курган Гэбриэла Харриса.
– А ты, хренов фокусник, может, помашешь как следует своей волшебной палочкой? Или она у тебя только для одного дела годится… Кто ты там у нас сегодня? Бэтмен? Супермен? Конёк-Горбунок?
Мэлвин стянул с головы берет, поправил козырёк бейсболки и снова примостил сверху джи-ай:
– Человек-невидимка, командор!
– Понятно… А ты, сержант, переломи вражине хребет на завтрак, пришей кобыле хвост на ужин?
Следом за капитанами в библиотеку вломился Зулу – на нём был его военный комбинезон, ноги были обуты в защитные ботинки кью-2. Он остановился возле Мэлвина. Миша встала перед ним, вперившись своим гневным взглядом ему в самые зрачки.
Зулу склонил голову:
– Ну… если… наверное… возможно…
– Пытаемся думать? Нет, сержант, думать не нужно – тебе это вредно! Так устраивает?!
Зулу переминался с ноги на ногу, не поднимая головы, но на последний вопрос Миши он так взглянул исподлобья – точно демон на своего гонителя:
– Нет! Не устраивает…
– Ах, не-ет?!
– Разрешите идти, командор! Фургон нуждается в некотором ремонте и дополнительной загрузке топливом – бак выжат. Еле дотащились назад: вся энергия z-кристаллов ушла на поглощение более двадцати ДК-ударов и перекамуфлирование машины в состояние невидимого режима. Андрей хочет, чтобы я сейчас же занялся потрохами фургона, – он уже устанавливает в машине какую-то сложную операционную систему дополнительной защиты и скорой медицинской помощи.
– О!! Какие сложные фразеологические обороты, оказывается, мы можем – когда встаёт!.. насущная потребность… А?!
– Разрешите… уже идти, командор?
– Иди, сержант! Машина – предмет достаточно важный в нашем деле, чтобы относиться к нему с подобающим уважением… И передай Андрею, чтобы поспешил, обязательно поспешил!
Миша снова встала перед Чукки:
– Машина – весьма важный и даже нужный элемент передвижной утвари в нашем хлопотном хозяйстве, но не настолько важный, как человек! Где Танго и Красавчик?
