Текст книги "Солдаты Солнца. Книга 1"
Автор книги: Джеймс Хэриссон
Соавторы: Вольха Оин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 40 (всего у книги 66 страниц)
– Говорить?! Ей?! – профессор поднял глаза на полковника. – Гэбриэл, я и не собирался ей об этом говорить.
– Ты не сможешь этого сделать, Джон! Это неправильно и это… не по-людски!
– Убеди меня в этом, Гэбриэл, докажи мне делом, а не словами… Времени почти не осталось – ни на что. Нанотехнологии пожирают последние крохи человечества: «серая слизь», роботобригады, вышли из-под частичного контроля ещё во время Третьей Мировой. И то, что не смогли сделать космические игрушки, ядерные бомбы, психотронное и резонансное оружие, химические покрывала, вирусные эпидемии и генетические мутанты, – докончили за нас нанороботы! Скольких они превратили в послушных своему переметнувшемуся сознанию зомби и просто – в людей-мутантов, скольких они отправили на тот свет – отравив живую органику, вместо того, чтобы помочь ей, сколько безвинных умерло на «креслах разборки» – в страшных муках, пропустив через себя чудовищное видоизменение… Разве этого я хотел для своего детища?! Разве такой судьбы для тех, кто пережил эту страшную войну?! Никто не имеет права брать на себя роль Бога – никто, Гэбриэл! Мы – только Дети Неба! И наше дело жить, а не убивать, творить, а не уничтожать, сохранять наших детей для будущего, а не хоронить их под своими ногами…
– Мы вторглись в запретные знания, вторглись без разрешения...
– Ах, Гэбриэл! Распространение запретных знаний, до которых мы ещё не доросли, не только оказалось крайне опасным заблуждением для нашего мира, но и просто преступным по отношению ко всему человечеству... Они – эти дети, которые стали рождаться сорок лет назад: индиго-дети, Дети Солнца – они должны были спасти этот мир от собственного безумия. Но мы их опередили! Мы отправили этих священных детей на эту Последнюю Войну, заложив будущее уже их детей на алтарь Смерти, которая не знает пощады ни для кого. Мы сами, своими собственными руками, уничтожили не только своё будущее, но и будущее этих святых детей. Вот поэтому их знаменем сегодняшнего дня стал этот проклятый девиз: «Ради смерти стоит жить!»
– Может… ещё не всё так плохо, Джон.
– Ах, Гэбриэл, Гэбриэл! Здесь уже ничего нельзя исправить: слишком поздно! Но мы можем дать этот призрачный шанс на жизнь этим – самым последним из индиго-детей: Лео, Чукки, Танго, Мише… и ещё – детям Форта…
– Миша мне сказала, я знаю.
– Эти дети, Гэбриэл, самые необычные дети на этом свете: они – усовершенствованное новое человечество, но только от руки Творца, от дыхания Бога, а не от нашего гения учёных-убийц… Я устал, Гэбриэл, устал как сдыхающая собака. И я ничего уже не боюсь, особенно смерти. Но я боюсь за них – за этих Детей Вселенной. Если не они – то кто? Кто вернёт этой планете былое величие? Может – динозавры!.. трилобиты!.. генокеры!.. Я не знаю, кто там венец творения, но я знаю, что мы должны сделать с тобой всё, чтобы они получили законные права на свою собственную землю и свою настоящую жизнь. Наша с тобой жизнь уже давно не имеет ни значения, ни смыла: мы нарушили все Законы Вселенной, какие только можно было нарушить. Мы нарушили последний бастион небесного терпения – бастион человеческой этики, мы переступили черту, за которой нет будущего ни для кого. Мы – убийцы своих детей и внуков! И нет нам прощения, нет, Гэбриэл… кгг-кхкг-кгаа…
– Джон, успокойся, ради Бога!.. возьми себя в руки…
Полог откинула рука Миши:
– Профессор! Полковник! Отец Климентий очнулся – должно быть, перед кончиной… И он назвал твоё имя, Джон.
– Тише, тише, Миша, не надо никого волновать, только не надо никого волновать…
Миша пригнулась к креслу профессора:
– Да ты сам-то так не волнуйся, Джон, сердце не железное.
Трое человек вошли за занавешенный полог крайнего реанимационного бокса… Миша плотнее задвинула тяжёлые глушащие занавеси и, присев возле священника, взяла его за руку:
– Отец Климентий? Отец Климентий? Джон Румаркер здесь, с тобой…
Бесцветные ресницы чёрных впадин глаз священника чуть дрогнули:
– Джон…
Миша сразу же отошла в сторону, а профессор вплотную подкатил свою коляску:
– Клим?!
– Дружище… это ты?
– Клим, это я! Я тут, друг мой, тут – с тобой.
– Джон… через шесть дней… поставка… наши – два генокера новой системы… с новым вирусом «серой слизи»: «человек-человек»… их не вычислит Чёрная Смерть… они пройдут… Миша их узнает – они из одной системы самоуничто… жени-яяя… как и она…
Глаза священника закрылись. Дисплей физирефактора показал: стопроцентная смерть органики, человеческое тело реконструкции и воссозданию не подлежит.
Полковник Васильева поднесла руку к своему «морпеху»:
– Прощай, дружище… ты был моим единственным другом – там, наверху…
Джон смотрел на своего старого и тоже единственного друга в этом городе и плакал, без единого звука: никто не должен был знать и видеть больше положенного – людям нужен был отдых.
– Джон, – Гэбриэл положил руку на плечо профессора. – Всё, это конец! Дадим его измученной душе спокойно попрощаться с телом… Пойдём, Джон, пошли! Миша ещё побудет с ним, Андрей сделает всё, что положено.
Миша так и осталась стоять на одном месте, неотрывно всматриваясь в чёрное лицо упокоившегося священника – он был третьим из них, кто знал эту тайну про Мишу. Теперь их осталось двое: Джон Румаркер и она – полковник Миша Васильева.
Гэбриэл сам довёз профессора до его комнаты.
– Гэбриэл, налей мне стакан водки, я хочу забыться.
– Честно говоря, Джон, я тоже валюсь с ног. Полстакана – тебе, полстакана – мне! Поделимся по-дружески…
Они подняли свои стаканы… Джон перекрестился перед тёмными образами в дальнем углу:
– За наших друзей, которые уходят в лучшие миры. За друзей, которые покидают нас навсегда… Пусть упокоятся с миром и с нашей любовью к ним. И ещё, с Новым Годом вас, друзья! Будем праздновать все вместе: мы – отсюда, а вы – оттуда!
– Джон, у нас мёртвый священник на руках…
– Не будешь радоваться – ничего не добьёшься, Гэбриэл!
Полковник поднял свой стакан:
– Ты прав, Джон! За тех, кто ушёл от нас – их армия! И за тех, кто сегодня с нами – их единицы, но они стоят целых армий… С Новым Годом, Джон!
Они выпили до дна… Профессор безвольно склонил голову, и Гэбриэл вынул стакан из его обессиленной руки.
– Гэбриэл, я больше никогда не поднимусь наверх. Я остаюсь здесь навсегда – со своим прошлым и со своими старыми друзьями: их тени повсюду, они вокруг, они окружают меня и зовут за собой… Я больше не пойду наверх, Гэбриэл, никогда!
– Я тебя понимаю, Джон. И поверь мне – то, что я увидел сегодня наверху, несоизмеримо ни с какими человеческими понятиями. Это даже не хаос – нет. Это и есть самый настоящий апокалипсис! Город-государство, город-кладбище, город-зомби… Ты прав: там, наверху, нет жизни! Я не знаю, кого я видел там, наверху, но это были уже не люди. И священнику очень повезло, что для него наконец-то закончилась эта страшная вечность под названием Тартар. Но если мы здесь останемся, с нами станет то же, что и с теми, кто наверху: мы превратимся в зомби или просто погибнем! Ты пытался убедить меня, что этот город всё ещё принадлежит людям. Но почему же тогда мы не встретили там ни одного существа, действительно похожего на человека? Неужели священник был последним? Там нет больше людей, Джон! Там кто угодно: монстры, зомби, генокеры, генетические мутанты, «капюшонники», «городские кондоры» – но только не люди… Я не могу поверить, что человечество вымерло быстрее динозавров: нам даже не понадобились миллионы лет для этого – а зачем? Если для этого достаточно всего каких-то четыре месяца полного самоуничтожения и двадцать лет мученической агонии среди уже человекоподобных, благополучно заменивших своих создателей… Скажи мне ещё раз, Джон: ты уверен, что Соломоновы Рудники именно то место, куда следует пришвартоваться в поисках Нового Рая Последнему Ноеву Ковчегу? Ведь Соломоновы Рудники – не просто особое, замкнутое, ограждённое чёрной дырой пространство. До известного момента Соломоновы Рудники считались сущим адом, сущим кошмаром: непроходимые топи, жёлтая лихорадка, смертельное удушье и в лучшем случае – быстрая смерть… Что может быть теперь там, если даже этот мир после Последней Войны – это те же топи, пустыня, лихорадка, удушье, смерть… кладбище! Кладбище, которому осталось существовать не более нескольких месяцев, недель или даже часов. А ты ничего наверняка не знаешь о том, что же на самом деле там – за этой всепожирающей Чёрной Смертью!
– Но, Гэбриэл…
– Джон, ты не можешь дать точного ответа, что же сегодня происходит за этим чёрным непроницаемым куполом: ты не знаешь, и насколько я понимаю – никто не знает. Потому что туда можно попасть, а можно и не попасть, а вот обратно точно хода нет! Никто из тех, кто вошёл туда за последние два десятка лет, так оттуда и не вернулся, и, похоже, даже не делал попыток вернуться… Хотя мы точно знаем, что из-за купола периодически прорывается некий сигнал, который никто не может засечь, но который в обязательном порядке доходит до Каффы. И именно по этому же принципу раз в месяц оттуда выдают партию энергетических алмазов, которые питают энергией жизни последние города на планете. И метод, по которому пропускается «радиосигнал» и перекидка энергоалмазов, должен иметь нечто общее – один корень связи. Но разве мы можем придумать нечто новое настолько, чтобы действительно подняться до богов? Нет! Это, конечно же, невозможно…
– Но, Гэбриэл!
– А значит, этот метод прост до гениальности: это – окно! Самое настоящее окно, которое мы открываем в наших домах, когда хотим позвать своего ребёнка со двора, это окно, которое открывается над вашим проклятым Индианаполисом, чтобы пропустить воздушный крейсер, это окно, которое прокладывается каким-то образом через чёрную дыру защитного купола Соломоновых Рудников! Ведь так, Джон? Но если выход есть, а никто не бежит оттуда и даже не делались такие попытки за все двадцать лет, значит, возможно, ты прав: там не просто жизнь, там – жизнь, от которой незачем бежать! Как когда-то Соломоновы Рудники были кладбищем для человеческих тел и душ проклятых каторжников, так теперь весь мир вокруг Соломоновых Рудников стал мировым кладбищем для их нового дома, который они построили благодаря этому русскому каторжнику – доктору Дмитриеву. Или я не прав, Джон? И ты вытащил нас в это чистилище, чтобы отправить в ещё худший кошмар? Впрочем, о чём я сейчас говорю? Вот он – настоящий Ад – прямо над нашими головами… Я не мог себе даже представить, что всё может быть настолько плохо!
– Я знал, что ты расстроишься, Гэбриэл... Но поверь мне, если бы на то не было причины – веской, настоятельной, животрепещущей, я никогда бы не решился поднять Команду «Альфа» из её сладкого вечного забвения. Смерть для этого мира – это спасительное избавление. И каждый, кто осознал этот мир, давным-давно постарался его покинуть. А те, кто остались, они, как и я, они всё ещё надеются на чудо – или уже не надеются. Только в отличие от них, я стараюсь сказку сделать былью, чтобы мои «дети» когда-нибудь смогли рассказать легенду о прошлом своим детям, о том, что не все люди умерли во время той последней чумы глобального самоуничтожения.
– Это просто какое-то чудо, Джон, что ты смог отыскать на этом вселенском кладбище несколько настоящих живых человеческих жемчужин… Ты был им послан каким-то небесным провидением, послан этим детям, чудом выжившим в такой страшной войне, выстоявшим в войне против самих себя, дожившим до первых седин и оставшимися людьми, настоящими людьми. И не просто людьми! А детьми с человеческой болью и страданием, с чувствами и разумом, с неимоверным желанием оставаться людьми, несмотря ни на что! Эти дети бесподобны, эти твои девчонки – они уникальны! Эти женщины – последние Евы на планете Земля… И только ради них и тех детей из Форта я сдержу своё слово, Джон! Можешь положиться на меня, как на самого себя.
– Да, Гэбриэл, я успел, а это самое главное: я успел передать тот бесценный груз, который я нёс на себе столько мучительных лет, именно в те руки, которые донесут этот груз до его последнего пункта назначения… Я устал, Гэбриэл, я невыносимо устал. Я хочу спать, мне нужно прилечь. Помоги мне перебраться на кровать, Гэбриэл.
Полковник на руках перенёс профессора на кровать и укрыл его одеялом… Джон потянул его за рукав:
– Гэбриэл, включи телебук: тебе надо это видеть – эту запись. И помни, решение всегда должно быть простым! Запомни это, друг мой, запомни.
Профессор отключился мгновенно – сильные нервные потрясения последних суток и полстакана его вишнёвой наливки свалили бы с ног даже лошадь.
Полковник нажал на нужную кнопку, экран телебука высветил время последней передачи – 19:02… Это был Бэкквард!
– «Профессор, как же так?! Я послал к вам моих людей и что же? В вашем подземном криохранилище никого! Пусто! Ни вас, ни вашей внучки – сержанта Лео Румаркер, ни даже её разлюбимого фургона с красной молнией, ни её архаичных байков! Как нет вашего сына и помощника – Андрея Румаркера! И знаете что самое интересное, профессор? Исчезла даже Команда «Альфа», которая вот уже сорок лет как благополучно у меня под самым носом морозилась в вашем сверхнадёжном старом криохранилище… Что это, профессор?! Быть может, вас всех, одним скопом, выкрали «зелёные человечки» с Марса – на свои эксперименты по марсианской криогенетике, а?! И знаете, что ещё самое интересное профессор? Два часа назад я вдруг узнаю, что в городе появился новый игрок! И что полковник Джордж «Гэбриэл» Харрис не только благополучно воскрес из мёртвых сам, но и вся его команда дезертиров и отпетых мошенников жива и здорова! Свободно передвигается по городу на военном транспорте ОСОЗ, размахивает налево и направо таким, знаете, современным армейским вооружением и подложными документами! И откуда бы это у них всё взялось – у пережитков даже того прошлого, которое помним уже, разве что, только вы да я, профессор? Если, конечно, им не помог кто-то – и воскреснуть из мёртвых, и оснаститься всем необходимым для выживания. Хотелось бы вот только знать, кто этот таинственный Мистер Икс? И как всегда вы снова и снова не перестаёте удивлять этот мир! Вернее, то, что от него осталось. Ваш гений, профессор Румаркер, просто непостижим! Ваши бы потаённые мозги да на постоянную службу ОСОЗ, ко мне бы в Казематы: мы бы с вами, Джон Румаркер, такого бы ещё понатворить успели… Браво, браво! Вы заслужили на эти аплодисменты от самого генерала-президента Великой Америки. Право, сколько вас знаю, вы никогда не перестаёте меня удивлять. Но насколько вы – непредвиденный и невероятный гений, настолько ваша внучка Лео Румаркер – жутко узколобое и до оскомы на зубах предсказуемое серое существо. Это вы для неё так стараетесь? Я угадал – ведь так? Думаете, Команда «Альфа» даст вашему титановому недомерку из космоса то, чего она сама себе добыть не в состоянии? Ну право же, профессор, что за детские чудачества? Вы же прекрасно знаете, милый мой друг, бежать отсюда некуда и незачем. И это-то мы с вами как раз знаем наверняка – вы и я! Или вы сами собираетесь изменить этот мир – своими, так сказать, руками? Наивный вы мой утопист, Джон: ваши прокажённые вам уже ничем не помогут. Только вот зачем вам эти ненужные хлопоты? Вот загадка, которую я собираюсь очень быстро разгадать – хотите вы этого или нет… И кстати! Довожу до вашего сведения – на случай, если вы ещё не в курсе: ваши подопытные полностью разгромили последнюю церковь в этом городе и очень жестоко убили её священника – так всегда любимого и опекаемого вами православного отца Климентия. От него, что называется, даже мокрого места не осталось – идентифицировать множественные останки можно будет только лет через двести-триста… Профессор, вы выпустили наружу ещё один смертоносный вирус. И теперь прячетесь, как самый настоящий преступник. Но обещаю вам, Джон, я отыщу вас, обязательно отыщу! Достану вас с другого конца Земли, если нужно будет. А ваша Лео – она сама ко мне явится, даю вам слово солдата! Вот тогда и поговорим – по душам!»
Как только погасла первая запись, сразу же появилась вторая, на другое время приёма – 23:10…
– «Славной ночи, профессор! И славной охоты, как говорится... Не буду даже скрывать – я в бешенстве!! Не знаю, какую игру вы затеяли, но теперь моё безмерное человеческое терпение лопнуло окончательно и бесповоротно: я затеваю свою игру! И мне очень прискорбно, что теперь я точно знаю, что все эти годы вы так ловко водили меня за нос – это я про Команду «Альфа». Да ещё и укрывали у себя тех самых беглецов и дезертиров из моего Форта: капитана Чукки Рур, лейтенанта Танго Танго и полковника Мишу Васильеву – как будто вам мало было полковника Харриса… Однако, как видите, я не такой уж дурак, каким вы, оказывается, считали меня все эти годы. И то, что сегодня не получилось у солдат Форта, уверяю вас, профессор, без единой осечки получится у моих лучших охотников: Ловцов-за-Смертью! Они вас всех найдут и вытащат всю вашу шарашкину контору даже из норы земляного крота, даже из пасти песчаного дьявола, даже если вы надумаете поменять ваши внешности до полной неузнаваемости! Вы прекрасно знаете эту четвёрку профессиональных гениев своего дела! Это даже не умный и жестокий Моно из бывшего бруклинского бара «Шериф Джо», который, кстати, ваша внучка умудрилась разнести за считанные секунды до полного основания. Это намного хуже, чем просто убийцы: Ловцы-за-Смертью – это биомашины без человеческих чувств, без слезливых людских эмоций и, самое главное, без этих глупых привязанностей, которые всю жизнь отравляют нам, людям, всё наше существование. И ещё, на случай если вы запамятовали, спешу вам напомнить: мои Ловцы-за-Смертью – генокеры-убийцы, созданные когда-то вами же в вашем любимом Наноцентре. Вот так, профессор, всё как всегда – палка о двух концах! И знаете что, Джон, я слишком хорошо знаю все ваши слабые места: как-никак сорок лет вместе – в одном гробу, почти что семья… И я очень хорошо знаю вашу внучку: она – не Команда «Альфа» и работать в одной команде – кто-кто, а она долго точно не умеет! Поэтому-то у вашей Лео нет друзей: последние её друзья погибли в той Последней Войне, которую и пережили-то одни умные да полные недоумки, которым, как правило, почему-то частенько везёт. У вашей Лео нет друзей – зато полно опасных дружков и теперь, благодаря вашим усилиям, ещё и смертельно опасных друзей. Ведь на эту братию, Команду «Альфа», у сержанта Румаркер своего умишка-то не хватило бы… А потому именно Лео Румаркер сдаст мне вас всех – всех, профессор, кого вы столько лет укрывали где-то там, у меня под самым носом. Мы ведь с вами оба прекрасно знаем, что не могут лучшие из лучших – всегда сможет ваша Лео! И если не Ловцы-за-Смертью, то ваша Лео расстарается на всю – можете не сомневаться на её счёт. Никто лучше её – вернее, её безмерной глупости или безмерного героизма, что одно и то же – не посодействует лично мне в поимке опасных преступников, за которыми теперь не будет охотиться разве что мёртвый или совсем мёртвый… Вы нарушили прописную истину: менять жизнь опасно! Кому это знать, если не нам с вами, профессор? Ведь мы с вами, вы и я, пережили самое ужасное из ужасного: Последнюю Войну… Ах, что же вы натворили, профессор?! Столько лет водить меня за нос! Вы – меня!! Но как там у вас у русских говорится: «хотелось – как лучше, а вышло – как всегда». Я знаю, вы меня слышите, Джон, вы же гений… Аревуар! И с Новым Годом!»
Гэбриэл выключил телебук и включил общую связь по бункеру:
– Андрей, зайди к отцу – он заснул, проверь всё ли с ним в порядке.
Через четыре секунды мальчишка-генокер уже был в комнате и сразу же кинулся к кровати:
– Отец?!
– Он спит, Андрей…
Андрей сначала просмотрел физитоп, подключённый к кровати его отца, затем проверил пульс на шее и на запястье – собственноручно.
– Очень нестабильный сердечный ритм… Зачем вы опять разрешили отцу пить водку, Гэбриэл? Ему же нельзя, сердце очень слабое… И если честно, Гэбриэл, отец знает, что ему осталось жить считанные недели, а может, и дни. Он ведь давно ждал этого избавления – я знаю. Только мы с Лео не давали ему этого желанного спокойствия: наши жизни лишали его права на смерть. Но теперь, когда… когда…
– Когда воскресла Команда «Альфа» из мёртвых, а сегодня он ещё и потерял своего последнего друга, Джона больше ничто не удерживает на этом свете. Ведь ты это хотел сказать, мой мальчик.
Полковник положил руку на плечо мальчишки-генокера, прижимающего к своей щеке сухую кисть отца:
– Мы не роботы, Андрей, мы – люди, Дети Небес…
Гэбриэл тихо прикрыл за собой двери и пошёл в хирургическую лабораторию… Все физистолы были закрыты тяжёлыми пологами. И только за одним слышалось какое-то то ли слабое движение, то ли невнятные голоса, но некоторые отдельные слова можно было разобрать уже прямо с порога: «…ракета!.. снова в небо пошла ракета… мы не можем выйти из этого кошмара!.. машина больше не слушается… у нас сломан винт!.. падаем… «База», мы падаем!..»
Гэбриэл только заглянул за крайний полог слева – Танго всё ещё делала операцию. И хотя она никак не могла видеть полковника, так как сидела спиной к заглядывающему, она без проблем узнала его дыхание, но головы не повернула.
– У нас сложная операция, полковник, вы нам здесь даром не нужны… И не пугайтесь, пожалуйста, бреда Чукки, у неё тяжёлый сон, а в такие моменты она всегда на войне.
Полковник поплотнее прикрыл полог и снова пошёл к крайнему боксу, только с другой стороны лаборатории. Физистол был пуст – отца Климентия на нём уже не было… Гэбриэл вернулся назад и опять просунул голову за тяжёлый полог. Танго точно знала, что это снова он.
– Отца Климентия Миша увезла к профессору в главную лабораторию, в криохранилище.
Гэбриэл молча кивнул и пошёл к третьему физистолу… Мэлвин с Федей без единого звука сидели в углу занавешенного бокса в своём кресле и неотрывно смотрели в лицо Чукки. Даже непоседливый зверёныш сидел смирно на коленях капитана. Чукки лежала под физирефактором точно так же, как и Лео: голая и вся в «присосках» прозрачного купола системы – только голова её была зажата шлемом, больше похожем на орудие пыток испанской инквизиции.
– Мэлвин, послушай меня… Чукки нужно время, чтобы подлечиться, а тебе пока надо немного отдохнуть. Иди прими тёплую ванну, съешь чего-нибудь, поваляйся на кровати пару часов – перекури. И потом будешь сидеть дальше «со своей Федей». Это приказ!
Мэлвин молча встал, шмыгнув напоследок носом перед лицом Чукки, и так же молча удалился за полог с морской свинкой на руках.
Гэбриэл встал возле стола и посмотрел сквозь крышку физирефактора – кровавое месиво и искажённое гримасой душевной боли страдальческое лицо монстра.
– …огонь, везде огонь, земля горит… успели, забрали всех, уходим… «База», я – «Индиго»… «База», я – «Индиго»… нас задело, падаем, падаем… падаем…
Полковник тихо вышел из бокса Чукки, теперь – к последнему солдату.
Лео лежала тихо, слишком тихо – без единого намёка на жизнь. Гэбриэл пригнулся к физирефактору, заглянул в самое лицо сержанта. Как странно – даже присматриваться не надо: лицо вернувшегося с войны подростка… очень бледное, чересчур спокойное и слишком уж мальчишеское – к этому трудно привыкнуть, когда знаешь всю правду… Впрочем, какой бред: что он знает? Это же Ребёнок Космоса… Даже Джону приходится признаваться самому себе, что он ничего не знает о своей внучке: слишком уж глубоко запрятана эта душа – за такими печатями, в которые нет допуска никому из простых смертных. Да и все они, эти сорокалетние школьницы, не имеют ничего общего с тем, что там, наверху. Совершенно ничего! Как будто они все здесь из какого-то иного, неизвестного доселе планете Земля параллельного мира… Индиго-дети – как называет их Джон: дети, которым не дали ни единого шанса на собственную жизнь, на свой собственный выбор, дети, у которых забрали всё – раньше, чем они успели встать на ноги, раньше, чем эти дети успели спасти этот мир от полного самоуничтожения. И если бы только эти индиго-дети знали, как ему тяжело приспосабливаться к ним – именно к ним! Ведь этот мир наверху – это почти что его собственный мир, ничего нового – только слишком уж в концентрированном перестоявшем сиропе. Новое – это как раз они сами, они – индиго-дети, Дети Космоса… Господи! Как же с ними теперь справиться: ведь они не имеют понятия, что такое страх, что такое паника, что такое ужас, застывший в твоих собственных глазах. Они не боятся ничего, даже не подозревая об этом. Их так легко было отправить на эту войну: ведь это Дети Солнца! Что стоит подарить им крылья, если они сами протягивают руки навстречу? Сколько же их обожгло до костей под этим обманчивым солнцем Пустыни Смерти – под лицемерными лозунгами новоявленных «гитлеров» и «бэкквардов» про отечественный героизм и фанатичный патриотизм…
Гэбриэл поплотнее прикрыл полог бокса Лео, потёр ладонью своё саднящее сердце и пошёл в ФЗ-кабинет – проведать Зулу.
Сержант дрых сном младенца, да ещё и храпел как мамонт! Правда, физирефактор приглушал эти раскатистые громоподобные звуки, да и вид самого сержанта никак не внушал какого-либо опасения за его жизнь.
Полковник взглянул на свои часы: час ночи! И что там Джон говорил про праздничный новогодний ужин и ёлку в библиотеке – где ёлку то он собирается взять? Прямо из ФЗ-кабинета Гэбриэл прошествовал в столовую, но там никого и ничего не было, и даже стол не был накрыт, но зато так вкусно пахло домашними разносолами, что начинали течь слюнки. Он заглянул на кухню: полным-полно всякой жареной-пареной всячины и всяких кастрюль с салатами и вторыми блюдами, но всё уже наполовину опустошено – значит, куда-то унесли… Гэбриэл достал из бара графин с вишнёвой наливкой Джона, налил себе стопку, одним махом выпил и, закусив холодной ветчиной, потянулся за сигарой.
Немного поразмыслив, Гэбриэл ещё раз заглянул в комнату профессора. Как только он зашёл, сразу же сработал комнатный охранник: чувствительные полевые криолазеры, перехватив его движение ещё в проёме дверей, включили самозаписывающийся голосовой криотоп – это был знакомый голос мальчишки-генокера, оставившего для полковника маленькое напоминание:
– Знаю, Гэбриэл, что вы обязательно ещё раз зайдёте к отцу – потому не разыскиваю вас… Я пока что всё время буду в ангаре: нужно основательно восстановить походный госпиталь «голландца», серьёзно подлатать машину и перезагрузить энергосистему на чистые z-кристаллы. А вы, пожалуйста, обязательно проследите, чтобы каждый ваш солдат, когда проснётся, в приказном порядке заглянул под ёлку в Большой Библиотеке: отец очень готовился к этому Новому Году – ведь он знал, что это… последний Новый Год в его жизни. И вы, полковник, пожалуйста, тоже не забудьте про свой подарок – отцу будет очень приятно.
Гэбриэл поплотнее подоткнул сползший угол одеяла и, немного постояв у кровати, с неясной надеждой подошёл к тёмному углу со старыми православными иконами – с обрамлённых почерневшими окладами растрескавшихся от времени полотен на него смотрели живые сияющие глаза святых давнего прошлого, его прошлого… Гэбриэл перекрестился широким жестом, как это всегда делал Джон – справа налево, и пошёл в библиотеку.
* * * * *
Перед дверями библиотеки он остановился – оттуда явственно доносились звуки гитары и приятный, чуть посаженный грудной женский голос, который негромко подпевал тихим переборам гитары… Гэбриэл слегка приоткрыл створку дверей и прислушался – Миша пела на русском.
– ...А вокруг только танки и враг,
А вокруг не смолкает огонь,
Я читаю из дома письмо...
Знаю: скоро последний мой бой.
Мне бы маму увидеть во сне,
Мне бы только прижаться к рукам,
Но уже подступает рассвет,
И не будет пощады врагам!
Гэбриэла отбросило в сторону резким огненным рывком от разрыва упавшего рядом снаряда и понесло через проклятые джунгли в одном вздыбившемся урагане воющей от злобы смерти – разрывающая нестерпимая боль лезвием гильотины резанула по ногам и сердцу, вскипающая кровь ударила по лопающимся перепонкам, и из открытого горла вырвалось хрипящее: «Краса-ааавчик!! Не-е-ееет!!»
– Я письмо прижимаю к груди,
Вспоминаю твой образ родной
И улыбку, и слёзы твои...
Как хочу я вернуться домой.
А в степи уже танки гудят,
За порогом бушует весна,
Я поднял свою связку гранат...
Я хочу, чтобы мама жила. 3
Пальцы поющего скользнули по струнам:
– Что же вы там мнётесь у дверей, полковник? Я не кусаюсь, когда разговариваю со своей гитарой. Скоро тут будут все, за пару-тройку часов все посползаются – здесь идти больше некуда.
Гэбриэл отмер от своего давнего мучительного наваждения и обтёр дрожащие губы рукой – его плечо подпирало косяк полураспахнутой створки дверей библиотеки… Он глубоко вздохнул, провёл руками по волосам и решительно переступил порог. И сразу же остановился как вкопанный – настолько его поразили те перемены, что произошли в Большой Библиотеке.
Библиотека в бункере была самым большим помещением наряду с гаражным ангаром. И сейчас почти напротив входа – у стены, не занятой ранее ничем, что сначала очень даже удивило Гэбриэла, так как в этом небольшом замкнутом пространстве криобункера каждый кусочек нёс на себе какую-то смысловую нагрузку – теперь стояла пушистая зелёная ёлка до самого потолка библиотеки, украшенная всевозможными старинными золотисто-радужными шарами, стеклянными бусами, бумажными гирляндами, переливающимися дождиками и с большой трёхмерной верхушкой – ярко-алой восьмиконечной лучистой звездой. Под ёлкой стояли трёхфутовые ватные куклы: чисто российского Деда Мороза – в длинной красной шубе с большим красным мешком у ног и высоким золотистым посохом в руках и Снегурочки – в серебристо-голубом русском кокошнике и бело-голубой переливающейся шубке, из-под которой выглядывали серебристые сафьяновые сапожки на красных каблучках. И вокруг хитро улыбающегося Деда Мороза и розовощёкой девочки-Снегурочки целая гора разноцветных коробок, коробочек и коробусичек…
– Ну что вы рот раззявили аки рождественский младенчик! Право же, мне даже неловко на вас смотреть, полковник… Да что вы, как первоклассник на Кремлёвской Ёлке? Идите сюда!
– Но откуда здесь… ёлка?! Да ещё – такая… И когда её успели нарядить? И кто? Никого же нет! Это же прямо какое-то настоящее чудо!!
– Чудо, чудо, полковник: натуральная сибирская сосна! И это натуральное чудо стоит в нише Библиотеки Подарков в законсервированном виде целый год, а потом, в последнюю минуту: ап! – и фокусы начинаются… Все капризы Лео – налицо! Но случается, это даже и к месту, и ко времени.
Миша взяла за руку полковника и точно мальчишку повела за собой к ёлке:
