Текст книги "Солдаты Солнца. Книга 1"
Автор книги: Джеймс Хэриссон
Соавторы: Вольха Оин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 59 (всего у книги 66 страниц)
Гэбриэл снова скосился на Лео и таки попался! Она смотрела прямо в его глаза и в этом взгляде было всё: знание, сила и тайна – разгадать которые было предначертано только избранному для неё самим породившим её Космосом.
Он не смог удержать своего взгляда на прямом безмолвном вопросе в губительных зрачках Лео и отвёл свои глаза в сторону:
– Зулу, потом вспомнишь, что хотел – всё потом. Иди к нам, сержант! Подсаживайся поближе к кабанчику Андрея и кокосовому молоку «Архаинии»: сегодня за всё платит она.
Федя ползал по импровизированному столу – как сто лет тут и был: сегодня у него был праздник живота, сегодня все тарелки были его.
Профессор погрозил пальцем Мише:
– Ох и любишь ты это дело, Миша: проверять и перепроверять… Андрей, никаких квасов мне не наливай!! Водку буду – со всеми!! И никто меня не отговорит… И в кокосовое молоко Зулу, сынок, накапай пару стопочек вишнёвой! Это приказ!
– Но, доктор Румаркер?
– Зулу, никаких противлений!! Я настаиваю!! Я требую!!
– Сержант?
Зулу обречённо махнул рукой:
– Ладно, помирать – так с музыкой!
– Отличная идея, сержант! Андрей, разделывай кабанчика! Командир, готовьте тост! А я пока спою – раз у меня под рукой деда моего любимая подруга-гитара оказалась. Сегодня ничего просто так быть не может и не должно. «Архаиния» – как Мэлвин: мастер на сюрпризы!
Миша тронула струны пальцами: звук первых же аккордов глубоко проник в каждое бьющееся сердце, и каждый увидел и почувствовал вдруг что-то такое – дальнее, глубокое, затаённое, только своё, только очень личное…
– Я счастливой была лишь с тобой.
Ты сказал: «Не грусти! Время – путь.
Не могу я тебя взять с собой,
Но меня, я прошу, не забудь».
Ты сказал мне: «Живи за двоих!»
Ты оставил мне свет и любовь.
Ты меня умолял: «Отпусти —
Я останусь навеки с тобой».
Я тебе обещала жить долго,
Ты ушёл от меня молодой,
Упиваюсь я счастьем былого,
Для меня ты навек только мой.
Я дышу твоим сердцем и болью,
Я гоню все печали из дома,
Очищаю я душу любовью:
Я держу тебе данное слово.
Ты во снах как герой мой приходишь,
Как любовник целуешь в уста,
И как муж ты меня обнимаешь,
Как солдат – покидаешь всегда.
Для тебя я жила и молилась,
Для тебя я живу и дышу,
Я с потерей твоей не смирилась:
С каждым шагом навстречу иду.
Я прошла сто морей, сто мостов,
Штурмовала Эльбрус и Монблан.
Всё, что ты не успел и не смог,
За двоих я осилить смогла.
Пал к ногам Белый Нил и Казбек,
Покорился судьбе Гранд-Каньон,
Стратосферу на МиГе пленив:
Обошла для тебя шар земной!
Я с любовью дарую тебе
Этот мир и его чудеса.
Всё исполнила я до конца,
Я осталась с тобой навсегда.
Ты сказал мне: «Живи за двоих!»
Ты оставил мне свет и любовь.
Я прижала твой образ к груди,
Я осталась навеки с тобой. 12
Боже! Как она пела… Так умели выражать свои чувства только те, у кого была живая душа и выстраданная доля: так умели петь только русские – это Гэбриэл знал не понаслышке… и совсем неважно, что его парни не понимали и половины слов на другом языке: боль и слова человеческой души никогда не нуждались в переводе или пояснениях.
Миша сделала всего лишь секундную паузу… Она снова подняла свои прекрасные опахала-ресницы – из-под сошедшихся на переносице чёрных бровей засветился фанатичный блеск русских шальных глаз ветерана-«архангела». Пальцы Миши напряжённо ударили по струнам дедовской гитары:
– Командир получил приказ...
«Выступаем, сынки, в ночи!»
Мы надели шинели – час
Затушить огонёк в печи.
Мы подняли кружки за тех,
Кто не смог подняться с земли,
Кто ушёл за черту, чтобы мы
Вместе дальше идти могли.
Был только миг – почти что призрачный, почти что неуловимый: в напоённом берёзовым соком воздухе резко запахло горелым лесом и взорванной сырой землёй… в ушах Гэбриэла засвистело от быстро приближающихся, падающих с почерневшего неба тяжёлых снарядов… и сердце вдруг смертельно оборвалось и упало к самой земле, а уши почему-то намертво заложило, и песок вдруг стал тяжёлым и грязно-кровавым… и Мишин френч «перемешался» с военной гимнастёркой – точь-в-точь что была на её деде, с медалями и орденами… и на слипшихся от пота и крови волосах Миши «проплыла» защитная солдатская каска времён Второй Мировой – с пробитой дырой чуть выше правого виска…
Голос Миши пресёкся, но пальцы вслепую продолжали бродить по струнам… И тогда уже другой голос – точно поднятое с земли полковое знамя – продолжил оборванную солдатскую песню!
– Командир подня́л автомат:
«Мы – разведка! А, значит, нам
Выпал долг постоять за ребят,
За Отчизну, дедов и за мать...
Танго была под Берлином, вместе с отрядом чёрных рейнджеров – там, за всю Третью Мировую, ей выпало одно из самых суровых испытаний: она потеряла всю свою команду… Она видела их мучительную страшную смерть своими глазами: сначала в тяжёлом неравном бою, потом от химического оружия, а затем – в последней агонии физических мук от зубов и «газового дыхания» чудовищных монстров… она и сама умирала – вместе с ними… И только она одна выжила и смогла вернуться – через ад изувеченного страшной войной пространства, вдосталь пресытившегося мясом и кровью смерти, сквозь джунгли изувеченной пустынной земли и гнилые газовые болота, кишащие чудовищными генетическими мутантами. И в этом изуродованном, страшном, безликом лице полузверя, получеловека уже невозможно было признать красавицу Танго – даже её изысканные «охотничьи» сапоги вдруг превратились в кашеобразное болотное месиво, а из оружия при ней остались только верный «оборотень» в окровавленной руке да ножны тонкого меча на грязной, свисающей остатками чёрного комбинезона, тонкой талии…
– ...Мы пройдём, обещаю, сынки,
Где сам чёрт разобьётся в кровь,
Мы вернёмся назад не одни,
Мы с победой вернёмся домой!»
Стальной поскрипывающий голос Танго сменил другой – более мягкий, но такой же твёрдый, негромкий, но уверенный голос Чукки… падающая горящая «вертушка», пылающая испепелённая земля, разрывающееся небо, пожираемый чёрным адом воздух… и такое хлёсткое слово как «мессера́» было понятно каждому без перевода…
– Командир уходил вперёд,
Мы, пригнувшись, шагали за ним.
Мы – разведка, и наша кровь
Превратится однажды в цветы...
«Мессера» изрыгают ад,
Под ногами рвётся снаряд,
Но у нас командирский приказ:
«Языка» дотащить в отряд.
Лео перехватила так – будто это и была сама война: её приглушённого хрипловатого голоса почти не было слышно, её губы почти что беззвучно двигались в такт музыки… но звуки страшной войны перемешались с образами и звуками всех войн, какие только когда-то были на земле: всё закружилось и заплясало как на последнем садомном шабаше перед богатой жертвенной смертью… копья, пращи, красные и синие мундиры, серые тени на стенах оплавленных городов и снова – копья, луки, арбалеты и белые султаны на высоких золотых касках… обожжённые маковки церквей, оплавленные как свечи провалившиеся купола поднебесных соборов… остановившиеся чёрные провалы широко открытых и безмерно удивлённых глаз ребёнка – в последний раз поднятые к пылающему красному небу… и мины, рвущиеся под ногами замершего крика пехотинца…
– Командир отда́л приказ:
«Уходите! Мой долг прикрыть
Ваш отход, чтобы вы могли
Донести разведданные в часть...»
Мы вернулись, мы всё смогли,
Мы по сто осушили до дна:
«За тебя, командир, и за жизнь,
За тебя, родная страна...» 13
На этот раз командор не сделала перехода – она с силой ударила по застонавшим под её пальцами струнам:
– «Нас четверо! Пока ещё мы вместе…
И дело есть – и это дело чести!
Девиз наш: «Все за одного!»
И в этом наш успех...
...Успех пришёл – и ничего…
Лишь я – один за всех!» 14
Миша склонила голову – но лишь на миг… её пальцы мягко скользнули по струнам, а в глазах было всё: и боль, и надежда, и любовь…
– Ты сказал мне: «Живи за двоих!»
Ты оставил мне свет и любовь.
Я прижала твой образ к груди,
Я осталась навеки с тобой.
Командор резко оборвала звук струны и, отложив гитару, подняла тут же протянутую Андреем переливающуюся через край стопку водки:
– Тост!! Командир говорит – команда поднимает!!
Все глаза сразу же обратились к полковнику, в каждой руке уже был свой стакан – с водкой, с шампанским, с наливочным кокосовым…
Гэбриэл поднял переполненную стопку:
– Да, Команда, у меня есть тост! Сегодня – в День моего Рождения и Первый День Нового Года – я хочу… пожелать вам здоровья, друзья…
– Вы не об этом хотели сказать, командир.
– Миша, дурак, кто станет с вами спорить… Вот что, парни! Я хочу пожелать вам здоровья, чтобы выжить, чтобы дойти, чтобы покончить со всем этим разом! Мы будем пить за будущее!.. война эта рано или поздно закончится… И мы будем жить – теперь уже жить: каждый по-своему, со своими мечтами и приключениями! Но всегда – рядом, всегда – вместе, всегда – плечо в плечо! И ничто уже не сможет разъединить нас: ни жизнь, ни смерть… За Команду!! За нас!! За нас за всех… И за Родину: за планету Земля – со всеми её детьми.
– За Команду!! – Миша протянула свою стопку.
– И за нашего командира! – Джон поднял свою полную. – За Гэбриэла!
– За «Беглую Архаинию» и за её Детей Солнца! – Андрей встал за креслом своего отца.
– За настоящих мужчин! – Танго сжала рукой плечо Красавчика.
– И за настоящих женщин! – Красавчику чуть не поплохело от боли в плече.
– За детей и их матерей! – Зулу поднял переполненную половинку кокосового ореха.
– За прошлое и настоящее! – Мэлвин смотрел на Чукки полными счастья глазами.
– За будущее! – Чукки глядела только на своего Мэлвина.
– За Америку! И за Россию! И за наших любимых! – Миша перевела свой взгляд на Лео.
– За братьев по оружию! – Лео подняла свою стопку.
– За Родину!! За Землю!! И за нас – за Солдат Солнца!! – Гэбриэл протянул всем свою стопку.
Выпили залпом – как пила Миша… и с удовольствием жадно накинулись на сложенного рваными кусками кабанчика на большом блюде посередине стола.
– Боже, ну и вкуснотища, сто лет не ел ничего подобного! – Мэлвин отрывал зубами большие куски нежного мяса и шумно причавкивал от получаемого удовольствия.
– Ты сам сейчас похож на кабанчика – такой же поросячий хвост! – засмеявшись, Чукки толкнула Мэлвина в бок.
– Это уж точно! – поддакнул Зулу, не менее жадно рвущий зубами сочную ляжку кабанчика.
Мэлвин боком завалился на Красавчика…
– Эй, фокусник! Осторожнее: всё-таки я – в белом… а то промажу и откушу нечайно кусок от твоего окорока, а не от кабанчика.
– Красавчик, ты совсем уже одичал в этом своём диком лесу – скоро действительно превратишься в туземца-людоеда из джунглей… Голливудский Тарзан-одиночка!
– Ой, Мэлвин, ты опять за своё… Одиночество, между прочим, очень даже к лицу настоящему воину! Одиночество – это концентрация, сосредоточенность, собранность, недосягаемость, отличная физическая форма и дух не страдает, и затылок целый. Одиночество – это…
– Страх! – в момент подытожила Миша.
– Одержимость страхом, – поддакнул Мэлвин.
– Болезнь одержимостью, – Чукки только вздохнула.
– Прокажённость страсти, – Танго скосилась на Красавчика.
– Даже так? – улыбнулся Гэбриэл.
– Подлецу – всё к лицу!
– Эй, вы все!! Немедленно прекратите!! Так нечестно…
– Полковник, а вы что скажете?
– Люди такие разные, Миша, и с такими разными убеждениями. И всё же – убеждения есть даже у одиноких и пребывающих на распутье.
– Гэбриэ-э-эл… неужели ты и здесь будешь читать нам лекцию по психологии? Ты только посмотри на это небо, вот-вот появятся первые звёзды!
– А я всегда готов слушать лекции нашего полковника, – Мэлвин вытер подбородок тыльной стороной ладони и отложил в сторону обглоданную добела кость. – Полковник, просветите, пожалуйста, бедного Мэлвина: впереди, возможно, целая жизнь, с которой мы совершенно ещё не знакомы и нужно быть к ней готовыми во всеоружии.
– Какой умный мальчик, – профессор погладил Мэлвина по синей бейсболке.
– А пойдёмте лучше купаться! Океан как парное кокосовое молоко в орехе Зулу…
– Неугомонный, – Танго щёлкнула своим золотым портсигаром.
Красавчик сразу же зашнырял по своим карманам, но Мэлвин его опередил, точно мексиканский мачо щёлкнув зажигалкой перед голубой сигареткой Танго!
– Как ты вытащил её из моего кармана?! Когда ты успел, Мэлвин?! Караул – обобрали!!
– Меньше ворон ловить надо было.
– Фокусник, – Зулу неодобрительно покачал головой и с удовольствием «раскупорил» себе ещё один кокос.
– Андрей, малыш, повтори для всех и про Зулу не забудь! – Миша отпила глоток кваса. – Танго, ты опять ничего не ешь.
– Аппетита нет…
– Только пьёшь и пьёшь!
– Да ну, одно название… так – смакую…
– Вы, командор, тоже заметили? Она всё время пьёт и пьёт – это просто какое-то опоение!
Танго, вальяжно разлёгшаяся на песке, спокойно потягивала своё шампанское и с наслаждением выпускала коралловыми губами дымное колечко за колечком, виртуозно вкладывая одно в другое:
– Что толку в еде, в которой мало энергии.
– Ну да! То ли дело – в вине! – Красавчик напряг мышцы лба и как-то вдруг странно посмотрел на Танго.
– Именно в вине, Красавчик! Вино – это энергия солнца, а значит – энергия жизни. Ведь так, док?
– Если не злоупотреблять…
– До-ок?
– Оспаривать не смею: энергия натурального виноградного вина выше энергии почти любого иного продукта – из натуральных.
– Ну нет!! – Красавчик вырвал из рук Танго и фужер с шампанским, и сигарету – последнюю сразу же затушил в том самом натуральном вине.
Танго сердито села на песке:
– Ты спятил, Красавчик?!
– Это ты с ума сошла!! Я тебе не позволю калечить нашего…
Танго мгновенно, как пантера из засады, прыгнула на Красавчика и закрыла ему рот рукой:
– Чи-чи-чи…
Но Красавчик на редкость удачно вывернулся из крепких объятий Танго:
– И не смей на меня чичикать! Можешь меня убить, если тебе этого так хочется, но пить я тебе больше не позволю.
– Ты прав, мой Тарзанчик, тебе надо принять охлаждающую мозги ванну. Пошли со мной, храбрец! Пошли, пошли – надо выяснить отношения.
Танго немедленно утянула лейтенанта в сторону океана.
– Что это с нашим Красавчиком? Совсем спятил… И Танго как не в своей тарелке.
– Это их дело, Зулу… Андрей?!
– Вся посуда и орехи наполнены, командор!
– Джентльмены, поднимем наши кубки и чарки! Дело командира – дело всей команды! И наш командир, полковник Гэбриэл Харрис, только что напомнил нам, что война ещё не закончена, и Тропа Костей, увы, не прошлое и не далёкое будущее. Тропа Костей – тропа войны, сегодня и сейчас. И хотя нашему капитану «Беглой Архаинии» кажется, что я чересчур спокойно отношусь к тому, что происходит там, над нами, наверху, могу сказать только одно: время рубцует, время дарует неизбежное… Самое главное на войне – это война! И если ты выживаешь в этой бойне, то спустя двадцать лет становишься спокойным как покойник, как удав, как Доктор Смерть… Не забывай всегда оставлять при себе один патрон! Так всегда говорит Танго, к этому приучает нас смерть наших боевых соратников. Всегда оставляй при себе один патрон: дороги назад не существует – и это всегда наше прошлое, всегда мучительное, всегда проклятое. Но на войне самое главное – это война! Это всегда – война… Так давайте выпьем за эту чёртову бездушную куклу! Пусть она возьмёт часть нашей плоти и напоит свою ненасытную утробу пинтой нашей крови! Но пусть, наконец, даст нам спокойствие, даст нам возможность выйти из этой нескончаемой вечности… Так выпьем же, джентльмены, за Войну!!
– Пусть будет так! За Войну! – Гэбриэл поднял свою стопку за такой мучительный выстраданный тост. – Дело командира – дело всей команды!
Миша снова подхватила гитару:
– Что для вас прошлое, полковник?
– Моё прошлое – война и в ней – моё настоящее.
– Значит, мы единое целое без остатка.
– Без остатка…
– «На волоске судьба твоя —
Враги полны отваги.
Но, слава Богу, есть друзья,
Но, слава Богу, есть друзья,
И, слава Богу, у друзей есть шпаги!..» 15
Голова командора упала на грудь, её пальцы бессильно соскользнули с любимой гитары.
– С неба сорвалась первая звезда – прямо к твоим ногам, Миша: время загадывать желания!
– Я их все давно уже загадала, Джон.
Миша вскинулась, но, казалось, это её последний рывок перед неизбежным…
– Я с любовью дарую тебе
Этот мир и его чудеса.
Всё исполнила я до конца,
Я осталась с тобой навсегда…
Миша положила гитару на песок, молча поднялась и пошла в сторону снова разыгравшихся в воде Красавчика и Танго. Андрей подбросил в тухнущий костёр какие-то сухие ветки, лежащие тут же рядом.
Чукки проводила взглядом удаляющуюся тень Миши… совсем стемнело, и звёзды одна за другой незаметно высыпались на почерневший купол над головами сидящих у костра.
– Всё исполнила я до конца… я осталась с тобой навсегда…
– Ты как всегда права, Чукки, ты как всегда права, – эхом отозвался профессор.
– Надеюсь, завтра будет хороший день, Джон?
– Так не бывает…
– А эти звёзды? Это небо?
– «Архаиния» создаёт нам желанные иллюзии, Гэбриэл: это её, так сказать, прихоть – любовь к своим детям.
– В таком случае она нас страшно балует, старина! – Гэбриэл радовал друга его родным – русским.
– Ещё и как балует!.. ещё и как, старина… Чукки, что ты видишь, детка? Скажи нам – поделись с нами.
Чукки сидела у самого костра. Перебравшись на ноги своей хозяйки, Федя быстро перелез на плечо Чукки и, усевшись на задние окорока, стал потешно умывать свои длинные пушистые усы. Рука капитана привычно поглаживала свинку, а блуждающий взгляд был направлен на вновь разгорающееся пламя. Её прекрасное одухотворённое лицо было чисто и гладко как лицо десятилетнего подростка – ни уродливых шрамов, ни исковерканных в кашу губ… её особенная пророческая душа сейчас витала где-то в безбрежных просторах вселенского космоса…
– На той стороне западной гряды мы видели «новых неандертальцев».
Мэлвин распластался рядом с Чукки:
– Бэкквард повёл своих людей на новые хлебные места.
– Дух лидера в нём никогда не угомонится, – Гэбриэл вытащил из кармана рубашки новую сигару и раскурил её.
– И у него маленький сын…
– Сын? – Зулу по-прежнему был как не в своей тарелке: он как будто что-то потерял или так и не нашёл, но, кажется, никак не мог вспомнить, что именно. – Кем же будет этот малец, когда вырастет?
Гэбриэл уже скорее по застольной привычке закинул в себя полстопки Джоновой наливки, протяжно занюхал горбушкой от белого каравая:
– Сыном вождя будет, а потом и вождём! Бэкки только тогда покинет этот мир, когда его дух найдёт себе достойного преемника. А кто может стать со временем более достойным, если не твой собственный сын, твоя собственная кровь.
– Вы как всегда мудры, полковник, и слова ваши – знание.
– Всегда странно слышать подобные слова с ваших уст, Миша: никогда не угадаешь – похвала это или полное презрение.
Миша вернулась к костру в более подходящем месту и времени расположении духа:
– Не нужно спешить за ответами, полковник: знания должны прийти… их нельзя навязать или пришить, они должны прийти – в свой час, в свой черёд… Спасибо, Андрей! За вас, командир! Хотите вы или нет, вы – наша единственная и последняя надежда на окончание этой затянувшейся войны.
Полковник Васильева залпом выпила полную стопку:
– Вода необыкновенная! Идёмте купаться! Идёмте все… Джон, может, выберешься сегодня из своего кресла? Поплаваем – кто быстрее!
– Ты как всегда надо мной смеёшься, Миша.
– Как и над всеми, Джон… Тогда, давайте играть!! «Архаиния», где боевые барабаны диких джунглей?! Устрой нам «Сарагосу Бэнд» – сейчас же!! Кто знает, кому из нас завтра уже не суждено вернуться на этот берег слоновой кости…
Точно в ответ на запрос командора откуда-то из тёмных джунглей донёсся всё нарастающий с каждой секундой ритмичный заводящий звук боевых тамтамов.
– Боже, как же я люблю эти барабаны! – Миша подняла с песка у костра две пальмовые ветки и закружила с ними в танцевальном ритме неистовых джунглей вокруг ярко полыхнувшего круга нового кострища посреди песчаного пляжа. – Зулу! Сюда! Ко мне, солдат!! На жертвенный танец к амазонкам диких джунглей…
Звуки воинственных барабанов наполнились мелодично-ритмичным полинезийским блюзом гавайской гитары и ударной музыкой ямайского регги. Зулу без единого слова отбросил в сторону свой опустошённый «градусный» кокос, стащил с плеч свой комбинезон и присоединился к танцующей Мише – такие танцы были по нему! Эта экзотическая парочка при желании могла завести с полуоборота любого ипохондрика: Миша с её истинно славянским телом и неспокойным духом варвара-берсерка и далёких африканских корней солдат со скрытым темпераментом закипающего Отелло и бешеным сердцем минотавра испанской корриды…
– Танцы!! Дикие танцы!! – Танго и Красавчик незамедлительно присоединились в своих тарзаньих одеждах к прыгающим вокруг костра людям-теням.
– Чукки, моя туземная людоедочка! – капитан сорвал с головы бейсболку и пригладил обеими руками золотые кучери. – Я люблю своего монстрика больше всего на свете!
– Меньше слов, Капитан космических рейнджеров, ближе к делу!!
Чукки разорвала лёгкую рубашку на груди Мэлвина и тотчас пустилась в круговой пляс.
Синие языки пламени отбрасывали танцующие ломкие тени на плотный круг из получеловеческих полуголых тел – настолько неестественно картинно смотрелась вся эта танцевальная группа из шести человек-оборотней вокруг ярко пылающего костра. Казалось, эти полулюди-полузвери в своих сказочных, разукрашенных «Архаинией» в боевую раскраску, удивительных одеждах зверей и мифических птиц вышли из волн океана и послетались со своих поднебесных гор на это дикарское пиршество – на скрытый от всего мира девственный жреческий атолл Рога Изобилия посреди самой Вселенной, посреди самого Космического Хаоса.
– Андрей! Андрей! – голос Миши звучал как магический призыв Верховной Жрицы к священнодейственному обряду кровавого человеческого жертвоприношения высшим богам Вселенной.
Мальчишка-генокер повиновался беспрекословно: она его звала, она хотела, чтобы он присоединился к их магическому священнодейству! И он покорялся этому приказу как солдат – даже если это было всего лишь очередным безумием его генерала. Андрей схватил длинную палку и вместе с остальными неандертальцами закружил по очерченному священным огнём магическому кругу – точно спустившийся с неба полубог-инопланетянин с первым охотничьим копьём времён древнего палеолита.
– Что скажешь, Джон? – Гэбриэл пересел так, чтобы сбоку видеть лицо Лео.
– А что тут скажешь? Шабаш! Но каков шабаш! Э-эх!! Мне бы мои ноги!!
Гэбриэл украдкой взглянул на Лео – она сидела всё там же, возле коляски деда, прислонившись головой и плечом к его ногам и обхватив свои коленки руками, неотрывно смотрела на танцующие тени у костра. Джон гладил её по голове и тоже смотрел на танцующих.
Барабаны били без умолку!! Полузвери и полубоги утопали в экстазе примитивного первобытного танца первых охотников за пещерным медведем-людоедом, духовые и гитара бились в фанатично зашедшейся истерии последнего танца смерти…
– Лео!! Иди сюда – иди ко мне, Солдат Солнца!!
Лео повернула голову к своему деду – и в этот момент Гэбриэл увидел: у неё на голове опять её «песчаник», а за плечом криопушка.
– Дочка, может, поцелуешь своего старого деда на прощание, в щёку – как раньше?
Она встала на колени, отодвинув свою пушку за спину, и уткнулась лицом в укутанные пледом ноги своего деда.
– Лео!! Иди же ко мне… Иди сюда, Дитя Солнца!!
Она резко встала и, поцеловав Джона в обе щеки, быстро послушно пошла к призывающей её жрице… и чем ближе она была к костру, тем быстрее таяла за её спиной криопушка, и снова уходил с головы армейский берет, но всё остальное было по-прежнему, как и раньше.
– Джон?
– За Лео не бойся: Миша не сделает ничего такого, что может ей навредить… Вот видишь, она посадила её в круг, лицом к огню, заставила сложить её руки в священном молении, и теперь все они исполняют танец жертвенного поклонения Детям Солнца – священному связующему звену между высшими небесными богами и людьми. Их разум затуманен «Архаинией», но к разрушительному началу подключено самосозидающее человеческое подсознание изначального божественного творения.
– Боже милосердный, что они делают?! Они же спалят Лео!! Я должен вмешаться…
– Сиди, Гэбриэл, и не мешай им: это жертвенный ритуал самоочищения! Они прыгают через высокое пламя, через огонь перед Дитём Солнца, чтобы показать высшим, что не боятся смерти и готовы пожертвовать своей жизнью ради их небесного посланника. Этот огонь не может причинить вреда Лео, хотя она в нём сейчас и купается: «Архаиния» пробуждает к действию её закрытые космические каналы самозащиты, показывая таким образом остальным, что человек – создание божественное и полностью скроенное из одних и тех же космических кирпичиков созидания, что и вся Вселенная.
– Чёрт побери, Джон! «Архаиния» сведёт их с ума!
– Скорее, очистит их души от накипи старых незаживающих страданий… нельзя принять новый мир, не очистившись от плевел мучительных страданий прошлого: они умирают, чтобы родиться заново.
– А Лео, Джон?
– Лео – Дитя Космоса: её предназначение ничем не может быть запятнано, ничем – помни об этом всегда, Гэбриэл.
– А ты, Джон?
– Мой час в этом времени исчерпан полностью: я здесь только, чтобы попрощаться, – такова воля «Архаинии». И не спрашивай меня, пожалуйста, почему здесь ты, Гэбриэл!
– Но почему?
– Потому что ты и сам уже знаешь, зачем ты здесь и ради кого… «Архаиния»! Мне пора закончить мои последние дела, переправь меня в главную лабораторию.
– Но, Джон! Я хотел с тобой поговорить…
– Совсем ещё недавно, когда я хотел с тобой поговорить, ты от меня бегал, Гэбриэл.
– Прости, Джон, тогда я ещё многого не понимал! Не уходи, не покидай меня! Как же я один?! Без тебя?!
– Извини, Гэбриэл, но твоё время истекло! Но всё, что я хотел тебе сказать, я успел сказать… Другое дело – услышал ли ты меня.
– Джон, постой, а как же твоё супероружие?!
– Пытаешься задержать меня всякими глупостями… Ты такой же, как и Миша: провокатор! Без интриги жить не можешь!
– Не могу, Джон! Но сейчас мне надо поговорить с тобой совсем о другом – я пойду с тобой.
– Перестань цепляться за мои штанины, как маленький! Ты забираешь у меня драгоценное время… И ладно тебе! Ты же знаешь, я люблю тебя не меньше Андрея или Лео… Но я не святой – и куда более не святой, чем ты сам или твоя команда: ты – только солдат, а я – создатель. И, увы, чаще всего создатель смерти! Я посвятил всю свою жизнь науке – без остатка: физике низких температур – крионике и криогенетике, космическим исследованиям и смертельным экспериментам на живых божьих творениях. Я породил новые формы стопроцентно смертоносного вирусного наномутанта чипа «серой слизи». Я убивал ради своих экспериментов и куда больше и бесчеловечнее, чем полагается солдату войны…
– Ты спас нам жизнь, Джон, нам всем!!
– Моё последнее чудовищное творение, над которым я сейчас работаю: ускоритель элементарных частиц… Безобидный на первый взгляд обычный ускоритель – точно такой же ускоритель чуть помощнее, и вся планета подвергнется смертельному риску быть в одно мгновение разнесённой на космические кирпичики созидания и разрушения – на атомы вселенной. Я – монстр! И я мог бы им быть! Но я не Бог, чтобы решать кому жить, а кому умирать. На том свете меня ждёт пекло и адские муки! И я это знаю… Но я никогда не хотел иметь дело с созданием разрушительной энергии как оружия самоуничтожения целой цивилизации: я – только медик…
– Ты гений-медик, Джон! Ты спас столько жизней, что хватило бы на полгалактики!
– Но всегда всё оборачивалось против меня: почти все созданные мною «игрушки» обернулись и против меня самого, и против человечества в целом.
– Ты создал лучшее из творений рук человеческих – ты создал Андрея!
– И многие годы я вынужден был создавать оружие для своей внучки и создаю его даже теперь! А должен был выращивать для неё плантации прекрасных ночных маргариток и серебряные украшения с камнями-созидателями… Я натворил самое большое зло, какое только можно было натворить: я обрёк своих детей и внуков на мучительную страдальческую жизнь! Я заслужил на муки Ада, и я готов их принять за свои чудовищные прегрешения, Гэбриэл. Мою участь будет решать «Архаиния», твою участь – Пустыня Смерти.
– Но, Джон!!
– Моё время вышло! Больше не тревожь меня понапрасну, мой друг… Прошу тебя, оставайся здесь – ты знаешь, как ты тут нужен, и как я на тебя надеюсь: то, что не удалось мне, теперь должен сделать ты. А мне пора, Гэбриэл! Не бросай своё последнее дело на полпути, тогда не придётся спускаться в Ад за своим искуплением, как мне…
– Джон… Джон!!!
Гэбриэл кинулся к двери своей комнаты, в просвете которой мелькнула коляска профессора, но абсолютная тяжёлая чернота встала перед ним как сплошная непреодолимая стена.
Он обернулся – пиршеский стол растаял без следа, только «полароид» Мэлвина остался валяться на песке, да откуда-то появилось толстое обрубленное бревно перед затухающим костерком на месте скатерти-самобранки.
У Гэбриэла оборвалось сердце – всё таяло и исчезало так же стремительно, как и породилось из ниоткуда… Он схватил «полароид» и стал щёлкать им как сумасшедший – даже не заглядывая в объектив: только бы схватить ускользающий момент, только бы заставить время остановиться, застыть хоть на мгновение в этом моментально меняющемся пространстве криобункера космической «подлодки». Фотографии сыпались на песок одна за другой! В глазах Гэбриэла всё плыло и плясало в ярких синих языках беснующегося пламени гудящего, как старый паровоз, жертвенного кострища. Тени-люди, полубоги-инопланетяне, дети-варвары – всё слилось в один вертящийся клубок невыносимо больно бьющего по глазам и брызгающегося яркими вспышками фейерверка… Гэбриэл закрыл лицо ладонями!
– Что? Джон уже в своей лаборатории?
Оглушающие звуки боевых тамтамов оборвались так же внезапно, как и поднялись из космической бездны вселенского пепла архаичной истории предков… Миша, в своём серо-оливковом френче, как всегда застёгнутом до последней пуговицы, спокойно стояла рядом с полковником и смотрела на шумящий накатными барашками чёрный океан за красно-синими языками утихомирившегося пламени спокойно горящего костра у плотной стены молодых джунглей.
– Откуда вы всегда всё знаете, Миша?
Командор положила руку на свой священный медальон «Птицы Инабикуса»:
– Простой математический раскид мозгами: я знаю людей… я знаю этих людей, я всегда их знала… Да что с вами, полковник?!
– Всё под контролем, командор… просто к ночи океан расшумелся – на уши давит…
– Вы, люди с чистой кровью, так долго приспосабливаетесь к переменам – даже если они направлены природой на созидание, как ультразвук уровня дельфинов – сложное и простейшее явление созидания и разрушения…
