Текст книги "Солдаты Солнца. Книга 1"
Автор книги: Джеймс Хэриссон
Соавторы: Вольха Оин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 48 (всего у книги 66 страниц)
Все стопки дружно сомкнулись в едином молчаливом порыве: что можно было добавить к словам, за которыми было всё…
Миша поставила свою опустошённую стопку на стол и снова взяла в руки гитару – еле слышно, с душой пробежала пальцами по струнам:
– Ну что, два капитана? Вы готовы нам преподнести свою балладу? Мы будем довольны и парой куплетов, а я подыграю… Заводите мандолину!
Два капитана переглянулись – Мэлвин согласно кивнул:
– Можно…
Мэлвин удобнее устроился на широком подлокотнике кресла Чукки и обнял свою жемчужину одной рукой за плечи:
– Небо – это я, шорох листьев – это ты.
Чукки продолжила:
– Птица – это я, плеск волны – это ты.
Миша уже на второй строчке подхватила прекрасный слаженный ритм простой задушевной мелодии двух сердец…
Мэлвин не останавливался:
– Рассвет – это я, дождь идёт – это ты.
– Закат – это я, сердца стук – это ты.
Припев они уже вели вместе! Миша будто знала каждый звук их песни на полритма вперёд…
– Посмотри на меня – всё ещё будет,
Всё повторится, всё будет снова.
Всё ещё будет, всё к нам вернётся,
Посмотри на меня – солнцем ночь обернётся.
Я буду, я буду всегда с тобой!
И даже на самом краю земли
Останусь единой твоей мечтой.
И даже на самом краю земли
Останусь единой твоей мечтой…
Второй куплет снова начал Мэлвин:
– Зима – это я, бег времён – это ты.
Чукки продолжила:
– Весна – это я, хвост лисы – это ты.
– Лето – это я, вкус вина – это ты.
– Осень – это я, мокрый зонт – это ты.
И вновь был припев, который снова заканчивался на красивой протяжной жизнеутверждающей ноте сладкого предчувствия обоюдной нескрываемой влюблённости двух человеческих душ, двух горячих сердец.
– …Я буду, я буду всегда с тобой!
И даже на самом краю земли
Останусь единой твоей мечтой.
И даже на самом краю земли
Останусь единой твоей мечтой… 8
Мелодия затихла прямо под пальцами Миши – Чукки и Мэлвин буквально сияли от радостного вдохновения… Первым захлопал Гэбриэл, остальные – за ним.
Мэлвин поднялся и раскланялся за обоих на все стороны:
– Спасибо! Спасибо, друзья… тронуты… весьма… благодарим вас!
Гэбриэл встал рядом с Мэлвином:
– Не знал, капитан, что ты умеешь складывать такие серьёзные баллады.
– Я и сам не знал, полковник, пока не встретил свою Музу, – Мэлвин нагнулся и поцеловал Чукки в макушку. – Два капитана – две чаши одних весов: полная золотая середина!
– Похоже на то.
Миша отложила гитару:
– А теперь – танцы!!
Красавчик сразу же подскочил и, вальяжно приложившись к руке Танго, горячо зашептал ей в лицо:
– Вино?.. сигаретку?.. потанцуем?..
Миша с ухмылкой посмотрела на разгорячившегося Красавчика:
– Танго, заводи патефон… Зулу, вернуться назад! Это приказ! Нечего прятаться за тренажёрами, когда тебя приглашают потанцевать.
– Меня?!
– Танго ставит «АББА»: белый танец! Леди-джентльмены приглашают… Неси сюда свои бицепсы – приглашаю!!
– Но я… не умею танцевать… там более – белый…
– А чего тут уметь?! Зажал партнёршу покрепче и дыши как жеребец на выгоне.
– Но я… не умею как на выгоне…
– Не умеешь – научим! Не хочешь – заставим… К ноге, сержант!! Полковник Харрис, не вздумайте опять удрать от нас… Зулу, за мной!!
По просторной бальной зале библиотеки в медленном танце закружили три абсолютно противоположные по всему пары… Чукки и Мэлвин точно два журавлика плавно вальсировали под «АББА». Танго пыталась держать партнёра на некотором расстоянии, но это было делом весьма и весьма затруднительным: вконец расхрабрившийся от вишнёвой наливки и последних похвал Красавчик прижимался к своей партнёрше всё страстнее и страстнее. Зулу и Миша ужасно походили на пару разношкурых медведей с двух противоположных полюсов: бедолага сержант чувствовал себя просто как в настоящем медвежьем капкане в стальных объятиях полковника Васильевой, явно смеющейся с его неуклюжих попыток быть мало-мальски достойным партнёром и всё же не так часто наступать на ноги терпеливой и стойкой в своих решениях командора.
– Ну ты чё, сержант, бабу за талию ни разу не держал? – Миша в своей манере в насмешливости и гневе отдавала предпочтение русскому. – Лапищу за талию! И держись крепче за корму, япона-мать… Покатили, сержант!!
Лео уселась у самого края дивана и стала играть с Федей, что в понимании сержанта, по всей видимости, означало беспардонное тягание крысака за длинные усы, безжалостное пощипывание за отъевшиеся пухлые бочка и яростное взлахмачивание против шерсти! Федя фыркал, огрызался и всячески пытался вырваться из жестоких рук пэпээсницы, но не кусался, наперёд зная, чем это всё для него может обернуться.
Андрей занялся столом и самоваром. Первым делом понёс на кухню опустевший графин из-под водки и пустой самовар на доливку – чаи девчонки любили гонять ничуть не меньше, чем вишнёвую наливку.
Гэбриэл раскурил новую сигару и присел на диван рядом с Лео:
– Ну-ка, скажи мне, сержант, в каком антропологическом музее вы откопали этого доисторического хищника?
– Дед нахимичил генетического крысака – специально для Чукки… стабилизировать нервную систему… как будто есть что стабилизировать…
– Угу… А ты песен не поёшь, как Миша? Не сочиняешь новых, как два капитана?
Лео с довольным видом вошкалась с повизгивающей от страха и адреналина свинкой и отвечала совершенно так, точно не задумывалась над своими словами:
– Пою, когда поём вместе… но на этой войне у нас не было времени, чтобы сложить новые песни… только Миша иногда напевает свои собственные молитвы, но совсем редко – под настроение…
Гэбриэл поймал прямой взгляд Миши – она твёрдо показала ему пальцем на Лео и снова стала что-то нашёптывать своему партнёру, который от смущения окончательно впал в столбнячную прострацию пристукнутого тукана. Мимо пробежал Андрей, неся в пузатом фарфоровом чайнике в виде ягоды-черники свежезаваренную заварку с бергамотом и лимонником.
– А-аа, сержант?.. м-м… Лео? – Гэбриэл почесал лоб. – Может, ватрушку? Или как это у Красавчика: чай, водка, потанцуем?
Лео подняла на него этот свой обычный или, вернее было бы сказать, не обычный странный вопрошающий взгляд: почти что детский, дрожащий в самых зрачках и такой по-мальчишески бесстрашный до полного озадачивания собеседника… Гэбриэл потерялся не меньше, чем Зулу! Он провёл широкой ладонью по своим платиновым волосам:
– Так что, сержант?.. потанцуем?..
Лео выпятила нижнюю губу, всё так же не сводя с полковника своего обескураживающего до полного душевного оголения мальчишеского космического взгляда хитрого паршивца, от которого ни за какой угол невозможно было ни спрятаться, ни просто сбежать – потому что бежать из одной общей мышеловки было просто некуда и невозможно… даже при самом жгучем желании…
– Балда… Чая! – с бергамотом и щепотью муската… Андрей знает!
– Угу, – Гэбриэла как током подорвало с дивана, он уже стоял возле стола, за которым Андрей теперь с удовольствием и сам прихлёбывал чай с любимым эклером. – Так, мой мальчик! Мне чай – для Лео… да и для меня, пожалуй, чашку… уф!
– Для Лео – с бергамотом, щепотью муската и кружком лимона без сахара… А вам, Гэбриэл?
– И мне... чего покрепче…
– Сейчас сделаем, полковник… А хотите попробовать чай Лео с щепотью настоящего оранжерейного муската? Очень необычный вкус… Или, может, вам просто – горячий пунш?
– Угу… мне всё равно!.. давай с щепотью… или пунш… или – всё равно!
– Я вам сделаю чай Лео – вам понравится, Гэбриэл.
А первый белый танец плавно перешёл во второй – медленный… Красавчик с нескрываемым удовольствием жадно прижимал к себе упругое тело Танго и ему было просто удивительно, как в таком изящно-филигранном теле могла помещаться такая неуёмная энергия, полная жизни, и настоящая сила воина, равная силе только избранных даже среди настоящих олимпийцев. Конечно он чувствовал себя совсем неуютно и даже подкаблучно в её присутствии, но сказать, что он теперь хотел бы избавиться от этого монстрика с военным позывным «Доктор Смерть», было бы откровенной ложью даже самому себе. Он снова нежно, но настойчиво поцеловал её тонкое запястье руки, которой она всё время стоически, но почти что безрезультатно пыталась попридержать своего горячего кабальеро на более-менее приличном расстоянии от своего тела.
– Я в сотый раз готов благодарить тебя за твой подарок для меня – такого чужого тебе… такого…
– Такого настырного! Прекрати так сильно прижимать меня к себе – получишь в лоб… или в глаз…
– Ну вот – опять!.. в лоб, в глаз… А лицо, между прочим, зеркало души человека.
– Глаза – зеркало души человека!.. глаза, Красавчик…
– Но ведь на лице… Надеюсь, твой подарок, серебряный крестик, теперь оградит меня от всяких бед, болезней и посягательств всякого рода генокеров-вампиров на моё тело и душу.
– Боже ж мой! Какие ж вы, мужчины, плаксы.
– Во-первых, не просто – мужчины, а настоящие мужчины! А во-вторых, почему это сразу плаксы?
– Жалостливиться на свою долю больно шибко горазды.
– Не понял, а по-американски?
– Все мужчины жалобщики – густо и часто!
– А я думал, густо и часто только в сек… м-да… Но знаешь, мужчины – они как большие дети: к ним нужен особый подход! Кстати о вашем домашнем «ребёнке»: ты только посмотри, как Лео играется с Федей, точно как трёхлетний садистик – прикольно, да? Если бы я её не видел в деле, никогда бы не поверил своим глазам. Ну точно, как наш Гэбриэл: оба любят играться – особенно в солдатики.
– Только, когда заигрываются, головы летят направо и налево кучей, и кровь льётся рекой! Военная ребятня – хуже тепловой бомбы: сами не знают, до чего доиграются минутой позже... Только что было всё тип-топ! И вот уже вся комната залита кровью других детей, терпеливых нянь, благородных учителей, дипломированных воспитателей и просто нечаянно проходивших мимо ротозеев: кругом повальный хаос, крики умирающих, руки-ноги соседских горшкоедов. А эти – самые зачинщики – сидят как ни в чём не бывало и поводят вокруг себя детскими вопрошающими взглядами невинных младенцев, совершенно не понимая, что это за хаос такой и откуда взялось столько ненужной мерзости вокруг них?
– Нет! Только не Гэбриэл – он не такой, он другой… Может, Лео и покатит, не знаю. А Гэбриэл – он точно не такой: он понятливее, умнее, взрослее, чем Лео, взрослее, да!
– Да уж, куда взрослее – на полвека будет.
– Ну… не возраст делает мужчину, а мужчина делает возраст!
– Убери руку с моей задницы, а то так отделаю – будешь мигать вместо звезды на макушке ёлки!
– Да, сэр!.. мэм, леди… А почему вы не выходите в город в полном боекомплекте? У вас в ангаре такая защита по шкафам висит, ух!!
– А-а, не хочется быть полными белоручками.
– А нас, значит, вы считаете за белоручек?
– А вы, лейтенант Руперт Квинси, вы ж королевских кровей, вы ж – избранные! Вы – лучшие! Вы – легенда! И ваши головы слишком ценны и чересчур уж бесценны, как нас уверяют со всех сторон, чтобы теперь по-глупому пренебрегать вашей дражайшей безопасностью. Так что теперь наверх без двойного бронекомплекта вам, мужикам, ни ногой!
– Однако не похоже, чтобы ты так думала.
– Я – нет! Будущее – да!
– Так, может, хоть один разочек поцелуемся – в знак будущности продолжения нашей совместной легенды?
– Отвали, Красавчик! Мы члены одной команды: на службе ни гу-гу – и даже не мечтай!
– Как же так? На службе ни гу-гу!! А вы-то сами себе многое позволяете: вон, в «Шерифе Джо», облобызались всей своей девчоночьей четвёркой, как хотели – сам видел!!
– Ну что ты там видел, Красавчик? Это – ритуал перед последним боем! Никто не знает, суждено ли ему ещё будет обняться со своими, живыми, после этого раунда: жизнь не мёд, жизнь – полное говно.
– Так и я ж про то! Зачем же время понапрасну терять, когда не знаешь, будешь жив завтра или нет? Вот в наше время…
– Не утомляй меня, Красавчик! Сейчас другие времена!
– Ну какие другие?! Времена-то разные, а люди те же…
– Люди?
– Я имею в виду таких, как мы, как мы с тобой!
– Как мы с тобой больше не осталось.
– Как не осталось?! А ты и я?! Я и ты?! А?!
– Что это за «ты и я – я и ты»?.. конкретнее…
– Да уж куда конкретнее! Или у вас уже и так не бывает?
– Так – это как?
– О Господи! Ну так – это так и никак иначе… Вот!
– Никак иначе?! Ты что – извращенец, Красавчик?!
– Че-его? Ты меня неправильно поняла. Ну вы того… этого…
– Чего – этого?
– Заводитесь?!
– Заводимся?!
– Избыток адреналина, не касающийся исключительно военных трофеев.
– Секс, что ли?
Красавчик весь покрылся горячим потом пока доводил до ума свою долгую вступительную речь:
– Да!!
Танго больно щёлкнула лейтенанта по носу.
– Ай! За что это?!
– А просто так – за хамство… Ну скажем так, Красавчик: секс меня не заводит настолько… Это понятно?
– Н-нет… настолько – насколько?
– Чурбан… ровно настолько – насколько твоя наглая рожа рассчитывает!
Красавчик обречённо вздохнул:
– Я всё понял. Ты решила окончательно и бесповоротно свести меня с ума.
– Ну до двух капитанов тебе, конечно, далековато. Но что-то в твоём вопросе есть, над чем стоит серьёзно поразмыслить, Рыцарь Алой Розы… гы-гы!
Медленная мелодия наконец-то стихла, и с динамиков понеслись более энергичные танцевальные ритмы всё тех же восьмидесятых. Танго тут же скинула руки Красавчика со своего тела и, резко развернувшись от него, подалась к столу – за чаем… Все снова дружно попадали в кресла и на стулья.
Прихлёбывая из своей чашки, Гэбриэл остановился возле лейтенанта:
– Как дела, Красавчик? Вижу, новых полос на лице ещё не прибавилось.
Лейтенант нарочито громко отвечал полковнику, повернувшись лицом к столу:
– Такой – у меня ещё не было!
Миша отхлебнула из поданной Андреем чашки:
– Теперь – есть! Но запомни, Красавчик: лейтенант Танго Танго получила свой позывной не за красивые глаза. Она никогда не будет ничем и никем удовлетворена до конца – такова её внутренняя суть! Ты для неё можешь стать просто проходящим товарняком и только.
– Проходящим товарняком?
– Лучше знать, чем не знать, Красавчик, – улыбнулся Гэбриэл.
Танго было просто наплевать, что говорят именно о ней! Её вообще невозможно было смутить – никогда и ничем: должно быть, синий лёд этого базальта так навсегда и останется в своём вечном беспробудном анабиозе самой богини вечного покоя – Снежной Королевы… Танго откусила от рогалика и, потянув из чашки, прошла мимо Красавчика – к своему креслу. Говорила она медленно, растягивая и смакуя каждое своё слово, точно с наслаждением вкушала от каждого падающего под ноги слога:
– Неудовлетворённость даёт возможность жить – жить дальше. Удовлетворение – это смерть!
Красавчика всего передёрнуло от такого безапелляционного приговора, точно окатило с ледяного горного ручья. Он даже как-то растерянно посмотрел вокруг себя по сторонам и остановил свой потерянный взгляд на полковнике Васильевой:
– Это она так… насмехается, да?
Миша с удовольствием отхлебнула из чашки:
– Угу… и это туда же.
Красавчик только кивнул и молча пошёл к дальнему столу за своей чашкой чая, но возвращаться назад не стал, а сел на второй стул возле Зулу.
– Не все крепости, кажущиеся миражами, на самом деле миражи.
– Очень глубокомысленно, Зулу.
– По крайней мере, я обычный член команды, со своими недостатками и привилегиями и без лишних извилин, мешающих жить. И меня принимают таким, какой я есть, без претензий.
– А я что – с претензией?
– Ещё и с какой, Красавчик!!
– Да ладно! Что вы на меня всем скопом? Без претензий он, продыхнуть не дадут… Мою «Ветту-детку» хоть Танго водит – настоящая Доктор Смерть, а твой фургон – вообще Лео Румаркер: пехота на галёрке. Кстати, Зулу, а куда это Лео подевалась? Поди, уже укатила на твоём «Летучем голландце» очередной бар в Бруклин-городе громить.
Сержант набычился, но трясти Красавчика не стал: и так человек мечется, разума последнего лишается, места себе не находит – и всё из-за какой-то девчонки с менталитетом убийцы! Не приведи Матерь Божия когда-нибудь в такую ненароком влюбиться – точно что Божье наказание…
– Вон – идёт твоя Лео, к деду, наверное, ходила – проведать: они с Андреем каждые полчаса бегают посмотреть.
– Не называй её моей, пожалуйста, Зулу.
– Сам начал! И нечего своё зло вымещать на тех, кто тебе не то что не по карману, а вообще не по зубам!
– Кто мне не по зубам?! Лео?! Эта пигалица: ни рыба ни мясо… Да она даже не женщина: ребёнок-монстр! Капризное, избалованное, своенравное чудовище с бракованным комплексом собственной душевной и физической неполноценности.
– Ты о себе любимом, Красавчик?
– Ты только посмотри на неё: ни рожи ни кожи! Какой-то Змей Горыныч в зачаточном состоянии – только слепой скажет, что Лео Румаркер тридцать семь. Да на такую даже бомж не позарится. У неё, наверное, и с мужчинами-то того… этого… никогда и не было!
– Дурак ты, Красавчик! Когда это возраст делал ребёнка взрослым? Вон наш Гэбриэл: Корею прошёл, Вьетнам, пятьдесят восемь вёсен за плечами, а чем он от Лео-то отличается? Не по зубам тебе тут никто из этих девчонок – вот и бесишься! И если Танго для тебя, что красный плащ тореадора для быка, то Лео Румаркер тебе даже не по молочным зубам… бабник хренов…
– Не по зубам, значит, да? Пари! На три щелчка по лбу – прилюдно!
– Совсем, что ли, спятил, псих ненормальный?! Шампанское с водкой в дурную голову шибануло?! Только я пари на женщин и детей не заключаю! И тебе за эти дела все руки из ног повыдёргиваю…
– Ладно, ладно – не заводись, праведник ты наш командный… Лучше смотри и учись, неудачник! Нет неприступных крепостей! Есть хитрый план, Троянский Конь и слепая Кассандра – которую, кстати, поимело полвойска, взявшего Трою.
– Ну то, что ты у нас племенной жеребчик, Красавчик, так это и дураку последнему заметно. Смотри, чтоб тебя самого потом полвойска в виде эскадрона амазонок-смертниц не поимело. И насчёт хитрого плана, так ты бы сначала с Гэбриэлом посоветовался, а то как бы снова не облажаться. Как это у русских: своего ума нет – чужим умом не разживёшься. Может, сначала остудишься ледяным кваском из профессорского криохолодильничка?
Но лейтенант его уже не слышал: достаточное количество принятого на грудь горячительного Красавчику явно впрок не полезло.
Лео сидела прямо посередине дивана и с аппетитом уплетала за обе щеки принесённый Андреем эклер. Сам мальчишка-генокер всегда сидел только возле Лео, подле своего отца или сам по себе. Сейчас он был рядом с Лео и тоже с удовольствием пил чай с эклерами… Красавчик прошёл к музцентру, на скорую руку нашёл что-то более-менее подходящее случаю и, поправив свой модный навороченный галстук-косынку, смело попёрся в сторону дивана! Мэлвин как раз по-джентльменски подал руку своей Чукки, приглашая её на медленный танец, когда Красавчик, напустив туману и подёрнутой влаги в свои прекрасные бирюзово-небесные глаза, фривольно приветливо принагнулся к лицу смачно жующей Лео. Одной рукой он вытащил пирожное у пэпээсницы практически изо рта, а другой нежно взял Лео за тонкие, побитые до синюшного цвета пальчики и так, завораживающе убийственно, точно Каа над бандерлогами, томно и чувственно проворковал:
– Лео, малыш…
Стоящий поодаль Гэбриэл поперхнулся дымом своей сигары и прикрыл глаза рукой: останавливать Красавчика было уже поздно.
– …а ты не хочешь потанцевать с солдатом-ветераном, а-а?
Музыка продолжала плыть по замершему пространству библиотеки – но только музыка.
Лео отдёрнула руку и глухо зарычала сквозь сжатые зубы, её зрачки в один момент стали точно ледяные иглы – маленькими и уничтожающими, а глаза моментально затянуло серой отталкивающей пустотой. Красавчик окаменел, точно кто-то ледяным шипастым кнутом проехался по его спине.
– З-зачем? – змеиным шипением выдавила из себя Лео.
Красавчик невольно отшатнулся от неё и пошёл обратно, по пути задев Мэлвина и зацепившись за край стола. Сержант ногой быстро пододвинул ему стул – лейтенант обессиленно свалился на него и невидящими глазами посмотрел на Зулу:
– Дикость…
– Ерунда, Красавчик! Ну-ка, давай стопочку докторской наливочки – все здесь в один голос твердят: здорово помогает.
Красавчик на автомате судорожно закинул в себя пододвинутую сержантом полную стопку и уткнулся носом в рукав пиджака.
Чукки и Мэлвин снова с удовольствием беззаботно кружились по бальной зале… Танго сама себе втихомолку потягивала шампанское, но вроде как «под чай». Андрей стоически запихивал в Лео недоеденный эклер, чтобы та побыстрее забыла о мимолётном призраке. Миша, положив тяжёлый локоть на плечо пэпээсницы, громко прихлёбывала чай под самым ухом у своего похмурневшего от пустякового видения сержанта.
Гэбриэл оставил сигару и подошёл к дивану со стороны Миши:
– И всё же в одном танце вы мне не можете отказать, Миша, ни под каким предлогом: все мы здесь смертники, а потому – имеем право на свой персональный танец.
Миша посмотрела на полковника с недовольством, но чем отказать под такой веский аргумент не нашлась. Она протянула чашку полковнику, чтоб он поставил на стол. Потрепала Лео за щёку, заглянув ей в глаза и убедившись, что всё нормально, вложила свою сильную ладонь в протянутую руку Гэбриэла:
– А вы умеете быть настойчивым, полковник Харрис.
– Такова жизнь, пока живёшь: мы ведь многое не успеваем за тот короткий промежуток времени, который нам отпущен свыше, и который мы проживаем по большей части бездумно, молниеносно и лишь на треть полноценно… Вы прекрасно танцуете, Миша!
Они действительно смотрелись не менее гармонично в этом пространственно-временном континууме, чем два капитана.
– Это не имеет никакого значения, полковник, но не скажу, что мне не приятен ваш комплимент.
– Нельзя такой удивительной и неподражаемой женщине, как вы, оставаться всё время одной, всё время в себе: годы одиночества не вернут нам уже многого, а многое мы уже просто упустили и догнать, увы, не сможем никогда.
– Ерунда, полковник! Для настоящих чувств и подлинных образов нет ни времени, ни забытья: вечность не только в потерях и расставаниях, она – это ещё и наша память, и боль настоящего счастья, и надежды будущих встреч. Всё зависит от того, что вы ждёте от этой жизни и этой смерти… Скажу честно, эти прозаичные ожидания вашего «второго пришествия» были для меня даже меньше призрачной надежды этой странной и фанатичной веры клана Румаркеров в давно потонувший в пучине времени какой-то там газетный «летучий голландец» – Команду «Альфа»! Но этот выход в город, с самого начала и до последнего шага за стены криобункера, показал всю правду: вы – настоящая команда, и мы теперь с вами – до конца. А для правды многого не надо: дело, беглый взгляд, прикрытый тыл, один кулак на всех – и всё понятно! Это глупость и ложь нужно проверять и перепроверять до беспросветной бесконечности и всё равно не найдёшь концов… Вы выстояли, вы выдержали, и ваше личное самообладание и стойкость придали вашим парням силы и духа, которых им без вас, полковник, явно не хватило бы, чтобы дойти обратно, до дверей этого спасительного убежища. И я знаю, теперь я всецело могу положиться на ваших парней, как на своих девчонок.
– Значит, всё-таки были серьёзные сомнения?
– А у вас?
– Тогда я ещё думал об этом, но теперь знаю: были сомнения, были моменты, когда я боялся даже за самого себя… Но вы правы, Миша, за мной были люди, за которых я нёс полную ответственность. Кто знает, как бы я поступил, будучи сам на сам? Команда – это не только реальная сила. Это дух смелости и героического безрассудства, когда знаешь, когда уверен, что не только ты за плечами кого-то, но прикроют и тебя… Я жестоко ошибался, когда сказал в первый наш с вами разговор, Миша, что вы не любите своих девчонок. Я сущий олух! Вы так же боготворите свою команду, как я своих парней. Вы можете мне простить те бездумные слова? Ведь тогда я ещё не видел вас в деле.
– Мы существуем в такое время, которое нынче называется последними библейскими временами. Ничему нельзя верить: ни тому, что видишь, ни тому, что слышишь. Обо всём суди по поступкам – и только так!
– По-моему, эта истина, всецело вселенская, была во все времена и сохранится – даже когда от нас и пепла не останется… Наша человеческая глупость как всегда будет стоить нам Последней Атлантиды, а жизнь будет возрождаться и идти дальше всё по тем же вселенским неизменным законам высшего бытия.
– Философскую жилку вы, конечно же, получили по наследству от своих славянских корней, полковник.
– Мой отец был ирландцем – неугомонным, сильным и вольнодумным моряком и капитаном, а моя мать была дочерью одесской малоросски и английского посла при дворе последнего русского царя Николая II… Дед-посол тоже имел давние славянские корни – ещё со времён короля Артура.
Они танцевали уже второй медленный танец, даже не заметив плавного перехода одной блюзовой мелодии саксофона в уносящий в морскую даль уже другой мелодичный ритм. И больше всего Гэбриэлу сейчас хотелось провести руками по этим волшебным шоколадным волосам, целым водопадом струящимся с сильных плеч Миши аж до самого её френчевого пояса – точно шаманское украшение Верховной Жрицы Запретного Царства Звёздных Богов…
– Должно быть, именно поэтому мы ещё в состоянии найти общий язык в мире, в котором никто и ничего уже найти не может – потому что нечего стало искать. Нет больше чистой земли, на которой можно было бы выращивать хлеб и лён для чистого полотна, нет рек, из которых бы выпрыгивал нерестящийся лосось и покрывал собой береговую линию на сотни и сотни миль, нет голубого неба с улетающими по осени на юг клиньями журавлей.
– Ничего не осталось…
– Увы... Но теперь я знаю, вы пройдёте там, где никто не пройдёт! У ваших парней не только чистая кровь, но и души, незапятнанные отходами этого последнего сточного отстойника. Ничего не говорите! Это ничего уже не изменит, что вы убивали и прошли весь Вьетнам под знамёнами мясников-завоевателей. Это были не ваши знамёна – вы не должны были расплачиваться за ошибки и амбиции ваших правителей. Но вы платили по чужим счетам! Поэтому ваши души остались чистыми, не в пример нашим – тем, кто выжил в этой последней войне… И самое главное, полковник, самое главное: худо-бедно, но вы уже справились с Лео Румаркер, с наживной миной нового поколения – безостановочной, саморазрушительной, стопроцентно смертельной…
– Прошу вас, Миша!
– Неужели вы до сих пор не поняли, полковник? Вы здесь только по одной причине – это Лео Румаркер! А дети Форта, как ни кощунственно это звучит, в этом деле только силовой довесок… Лео! Этот космический ребёнок чего-то совершенно нового, ещё непостижимого, с необычайно удивительными способностями – оставаться тем, кто она есть, при любых обстоятельствах. Поверьте мне, никто из нас не обладает подобными уникальными способностями, даже несмотря на то, что наш дорогой профессор всех нас считает Детьми Солнца. Мы больше не имеем права даже на эту жизнь. Лео – чистая кровь, чистое незамутнённое сознание, чистое будущее. Она нужна этому миру, этим детям и вам – Гэбриэл Харрис!
– Мне?
– Ваша последняя миссия: доставить весь этот «лабораторный набор» – Лео и детей Форта – за купол Чёрной Смерти. И я беру с вас клятвенное кровное обещание, что вы вернётесь за Лео, чего бы вам это ни стоило, командир! Ни одна из наших жизней ничего более не стоит – а без жертвы не бывает огня, без зерна не бывает колоса, без воды не взойдут посевы. Но лишь напоив пустыню жертвенной кровью, можно будет заново вырастить цветы на песке.
Гэбриэл застонал от нестерпимой боли, которую порождали в его душе тяжёлые слова этой удивительной, но мёртвой женщины с малахитовыми глазами, залитыми багрово-песочным золотом заходящего солнца:
– Миша! Зачем вы меня так мучаете? Такое впечатление, что вы с каждым часом, с каждым словом всё сильнее и сильнее испытываете меня на прочность – точно готовите к чему-то ещё более ужасному! Я отказываюсь вас понимать…
Миша провела ладонью по его щеке и даже улыбнулась:
– Ну-ну, полковник Гэбриэл Харрис… Учитесь на сложном, пока есть возможность! Дети не любят ненужной суеты и потерянных мужчин – они в состоянии по достоинству оценить только больших умниц и настоящих солдат, коими во все времена и особенно в последние являлись, разве что, одни лишь женщины. Вам предстоит доказать, что не всё так уж безнадёжно в нашем королевстве в плане мужчин с добрыми сердцами и по-настоящему богоподобным потенциалом. Дело трудное быть примером для детей – дело позабытое. А Лео лучший из лучших образчиков трудного ребёнка! К тому же переживший все ужасы не только Последней Войны, но и продолжающий жить в ней все последние двадцать лет.
– Я с трудом понимаю вас, Миша.
– Всему своё время… Помните одно: вам предстоит вернуться за ней – дабы не потерять на перепутье дорог своей драгоценной души. И как говорят русские в таких случаях: при хорошей женщине и мужчина может стать человеком.
– Н-не понял?
– Пойдёмте к остальным, полковник, наш медленный танец, похоже, давно уже закончился, и мы с вами торчим посреди бальной залы, как два пенька в голом лесу.
Гэбриэл придержал Мишу за локоть – они как раз стояли у самой ёлки, и им никто не мешал разговаривать.
– Подождите, Миша, мне нужен ваш совет! Меня смущает один вопрос, и я теперь не знаю, честно говоря, как на него даже реагировать: она называет меня… балдой! Вы понимаете о ком я?
Командор тихо засмеялась:
– Вы ничего не понимаете в стоящих комплиментах, полковник!
– Это почему же?
– Балда – во всех русских сказках самый умный, самый работящий и самый удачливый плут и проныра. Вас оценили!
– Но позвольте, позвольте…
– Ну вы и есть балда, полковник, самый настоящий… Или вы против? Молчите? Значит всё правильно! Лео хоть на выражения крепка и бездумна, но редко выдаёт не по делу… Не пытайтесь возражать – это бесполезно! Поймите, полковник Харрис, нас защищают, – Миша многозначительно ткнула пальцем в потолок библиотеки, – невидимые высшие силы – нас, для которых человеческая жизнь ничто, когда и людей-то не осталось, а жизнь как не ценилась, так и не ценится. Даже теперь нас защищают, оставляя за нами последнее из высших прав – право выбора, право последней жертвы, право ещё одного пути. А значит, и мы должны быть защитой и спасением для кого-то – даже если это такое чудо в перьях, как Лео Румаркер…
– Вы говорите о детях, Миша?
– Дети! Пока мы их любим и бережём, пока на Земле ещё существует хоть один живой ребёнок, мир будет существовать и всякий раз возрождаться, как Птица Феникс, вновь и вновь – из любых руин, из самого чёрного пепла, над самыми марсианскими пустынями и проклятыми болотами. И умираем мы только за тех, кого любим, к кому испытываем истинные высшие чувства, божественные чувства – к нашим детям! Всё тлен, всё прах: истинны и вечны одни лишь чувства.
