Текст книги "Солдаты Солнца. Книга 1"
Автор книги: Джеймс Хэриссон
Соавторы: Вольха Оин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 55 (всего у книги 66 страниц)
– Команду «Альфа» долго ещё помнили после того, как полковник Бэкквард объявил по национальному телевидению о вашей поимке и расстреле… Он ведь так и не смог смириться с позорной мыслью отстранения его от вашей поимки. И таки добился, чтобы его вернули к делу захвата неуловимой команды вьетнамских ветеранов, которым, как и многим другим воякам, так и не нашлось места в мире, в который они всего лишь пытались вернуться уже не военными, а гражданскими членами общества. Ему неимоверно повезло – этому Бэккварду.
– Для Бэккварда никогда не существовало различий между понятиями «ублюдок» и «приказ». Приказано уничтожить мирную деревню – он её стирает с лица земли, без колебаний, без единого намёка на сомнение… Но хватит о дураках, Джон!
– Ну! – профессор поднял свою стопку. – За тебя, полковник военной разведки Джордж «Гэбриэл» Харрис! И чтобы твоя команда, Команда «Альфа», дошла до Зоны Х, до Соломоновых Рудников – как можно более в полном составе. А лучше – все! Если на то будет воля высшего провидения… И с Новым Годом тебя, Гэбриэл!!
– И за тебя, полковник военной медицинской службы, док Джон Александэр Румаркер! И пусть «Архаиния» охранит тебя от несправедливых нелепостей этого мира и продлит твою жизнь – для Лео, для Андрея, для меня… С Новым Годом тебя, Джон!!
Они выпили и троекратно расцеловались в губы – по старому русскому обычаю…
Прежде чем лечь в постель, Гэбриэл проверил свой физитоп: принудительный сон был выставлен на пять часов спокойного и полного отключения физического тела от всяких внутренних и наружных тревог. На всякий случай он оставил на физитопе слежения записку, чтобы Андрей не вздумал перезагрузить его время сна на более поздний час.
Гэбриэл натянул одеяло на живот и открыл крышку золотого медальона, лежащего на его груди, – светлые счастливые лица девчонок наполнили его сердце необыкновенным теплом и давними воспоминаниями о солнечном лазурном побережье его родной Калифорнии… В голове начинало всё путаться, а светлые лица стали расплываться перед его слипающимися глазами – это начинало сказываться принудительное действие его физитопа.
Гэбриэл захлопнул крышку медальона и открыл верхний ящик своей тумбочки, достал оттуда две вещицы – зажигалку и маленькую коробочку. Зажигалку он вынул из одной из новогодних коробочек под ёлкой, предназначенных для него. Все подарки были подписаны и с короткими новогодними здравицами, только одна эта коробочка оказалась без подписи дарителя, и Гэбриэл сразу же догадался от кого мог быть этот безымянный новогодний презент: конечно же это был подарок Лео! На первый взгляд простая вещица была заправлена в тонкое кружево хромированного металла, из-за чего складывалось впечатление о богатом изысканном изделии на заказ. Впрочем, должно быть, так оно и было – так как зажигалка была довольно старой и никак не могла относиться даже к началу этого века. Самое интересное, что стоило Гэбриэлу пару раз чиркнуть, как он сразу же понял, что зажигалка уже заправлена жидкокристаллическим топливом из лаборатории профессора – пламя было светло-голубым и не источало ни запаха, ни гари…
В голове морочилось, но это был ещё не сон – скорее, это были всплески глубокой памяти, которые всегда всплывают в те моменты, когда человеческий разум находится в межвременном пространстве осмысленного беспамятства, когда мы ещё всё понимаем, но уже не можем контролировать ситуацию. И с этими настойчивыми всплесками из собственного подсознания никогда ничего нельзя поделать – так как они и есть наша полноценная суть, которую мы трусливо страшимся и всегда стараемся запрятать подальше в наше глубокое законспирированное подсознание, и у нас это неплохо получается. Но когда эти всплески всплывают на поверхность нашего сознания – в тот самый непродолжительный, но всевластный над нами период нашего перехода из состояния бодрствования в состояние покоя, – мы уже не можем никак воспрепятствовать им завладеть нашей сущностью безраздельно… Гэбриэл это знал – особенно хорошо он постиг эту силу «подсознательного гения», когда попал во Вьетнам: та война полностью изменила его мировоззрение, взгляды на эту жизнь и на многие идеалы, которыми он пытался наполнить своё карьерное существование. Многое из прежнего кануло в небытие безвозвратно – вместе с гибелью его напарников по оружию, вместе с ужасами плена, вместе с известиями о смерти парней, которые ещё даже не успели познать настоящей любви, не успели вырастить сыновей, не отпраздновали первого дня рождения своих дочерей…
И теперь, как никогда, ему было снова трудно – невыносимо трудно: новые старые идеалы и устои, которыми он жил все годы уже после Вьетнама, теперь снова рушились, разлетались на мелкие осколки и уже сами собой складывались в новое мозаичное полотно настоящего. И именно этого он так теперь страшился: начинать всё заново, сначала, с нового холста, с гобеленного полотна нового гербового начертания, которое, по мере его отступления назад, проявлялось всё больше и больше, и некуда было уже спрятать глаза – яркий блеск близких звёзд слепил и обжигал его своим нестерпимым светом. И слова его старого друга Джона Румаркера всё явственнее и явственнее звучали в каждой клеточке его всё ещё сопротивляющегося мозга, его разбитой закостенелой души, его залитого грязной кровью и чёрным огнём от взрывов мин и бомб оцепеневшего сердца: «Самое тяжёлое в этом мире – это жить, просто жить… Куда легче умереть или совсем не родиться, куда понятнее, когда ты в раю или в пекле: всё становится на свои места, когда пламя войны ударяет в твою грудь. А ты попробуй самое тяжёлое: просто выжить, просто побороться – и не только за свою жизнь, но и за надежды других, которые тебя не замечают, которые тебя умертвляют, которые тебя ненавидят… и которые тебя любят… Лео – мёртвая, как и ты, Гэбриэл! Она умерла ещё двадцать лет назад – на той войне, с которой никто не вернулся: жизнь вернула проклятых и прокажённых, все остальные остались там, где мы навсегда теряем наших друзей и соратников по оружию, где мы навсегда оставляем наши надежды и веру – веру в жизнь. Поэтому сюда возвращаются только мёртвые, только прокажённые, только потерянные… И они все об этом знают, что они прокажённые, мёртвые, потерянные – и Лео, и Чукки, и Танго, и Миша. Для этого мира их больше нет! Но, возможно, что для потерянных найдётся их Моисей, который поведёт их через Пустыню Смерти – к новым землям, на зелёные пастбища и прозрачные реки, где будет солнце – дарующее жизнь, и небо – под которым можно будет дышать. Я не прошу тебя стать богом, но я привёл тебя на твои пастбища. Открой свои глаза, Гэбриэл, распахни для прокажённых своё чистое сердце, проснись! В тебе дар посредника, дарованный тебе от твоего рождения. Не пренебрегай Талантом Божиим, если не хочешь, направляясь в Рай, по слепоте своей ненароком пройти мимо – прямо в Ад! Тем более, что ты там уже был… Лео спит: всё что вокруг для неё теперь только сон, в котором она живёт и убивает без боли и сострадания – в этом своём беспробудном эпилептическом сне. Ты должен её разбудить, Гэбриэл, должен! Только ты это сможешь сделать – для неё и для себя. Измени этот мир для неё – она этого стоит…»
Гэбриэл тряхнул головой, сбрасывая с себя накатившуюся волну тяжёлых наваждений. Он положил зажигалку себе на грудь и взял в руки другую вещицу – эту маленькую коробочку из непонятного золотисто-серого металла, которую Мэлвин-фокусник зажал в его ладони так, чтобы никто не видел, что это! Гэбриэл рассмотрел коробочку повнимательнее. Это была миниатюрная шкатулочка в диаметре менее двух дюймов, её покрытие было цельным и совершенно гладким, без единой ущербинки. Единственно, на самой крышечке была выдавлена очень тонкая и чёткая внутренняя гравировка: Синяя Птица – Феникс Счастья! Это было вне всяких сомнений… Место соединения крышечки и самой коробочки было столь плотно подогнано по краям, что Гэбриэл так и не смог понять, как её открыть. Его глаза неумолимо слипались, разум выходил из-под контроля – он решил, что разберётся после. Гэбриэл уже почти было положил загадочную золотисто-серую шкатулочку с секретом обратно в ящик тумбочки, но вдруг передумал и быстро засунул её себе под подушку! Туда же следом «засекретил» и зажигалку Лео… Как только его отяжелевшая голова расслабленно вдавилась в подушку, всё вокруг закрутилось ярко-серыми кольцами от наплывающей смены образов давнего прошлого и уже такого нереального настоящего – в следующее мгновение Гэбриэл уже спал сном чистого праведника, точно в момент усыплённый слоновьей дозой снотворного.
Глава X
– Боже, какие же эти «древние» сони! Уже и физитоп отзвенел, и я тут хожу-шуршу, как медведь в чужом огороде. А ему и дела нет: дрыхнет – хоть тёпленьким бери… Без штанов – зато в галстуке!! Признавайтесь, командир, что спрятали под подушку?! Да продирайте уже свои зеньки!! Я знаю, что вы проснулись…
Гэбриэл еле разлепил сонные глаза – в ушах до сих пор закладывало от гранатомётного обстрела по их последнему лагерю: пращи партизан-вьетконговцев их всё-таки достали… Но он уже понял, что это старые мучительные сновидения, от которых никуда не деться. Гэбриэл натянул сползшее одеяло повыше на голую грудь и взглянул на «древние» круглые часы над дверью:
– Не понял… Я проспал не пять и даже не шесть часов. Я спал целых двенадцать часов!!
Миша сидела на стуле у входной двери и, положив локти на спинку, с нескрываемой иронией смотрела на полковника – в руке она держала большие портняжные ножницы:
– Боже, Боже! Какие же мы стыдливые, одеяло до самых ушей! А галстук тогда зачем?
– Какой галстук? – Гэбриэл только сейчас почувствовал на своём горле какое-то несильное, но приятно шелковистое давление. – Что это такое?! Это же шёлковый шарф Красавчика!! Кто?!
– Кто-кто? Конь в дьявольском пальто… А сами не догадываетесь, полковник? Специалист по особого рода сюрпризам здесь у нас один.
– Лео! Ну только доберусь до неё… – Гэбриэл пытался сдёрнуть с шеи голубой шёлковый шарф, завязанный на его горле шикарным четырёхпетельным бантом, но от его усилий шарф только сильнее затянулся узлом, и теперь не было никакой возможности избавиться от него обычным путём. – А-а, чёрт!! Дьявол!! Лео – шкуродёрница!! Ну доберусь – отстегаю!!
– Так и знала: я выиграла, а Лео не получит код выхода из бункера!
– По крайней мере, скажите, на что ставили?
– На что ж ещё? Какой глупый вопрос… На вас, командир! Лео поставила на вашу авторитарную самоуверенность и патологическое умение выбираться из самых сложных ситуаций… Она проиграла! Хе-хе-хе!
– Очень потешно! Может, вы мне всё-таки подадите эти чёртовы ножницы?
– Ещё чего! Чтоб по вашей нечаянной «авторитарной» оплошности мы все остались без своего командира, когда он нам так нужен… Ну-ка, уберите свои грабли от горла, вконец себя задушили, полковник! Ну хуже Красавчика!
– Это полнейшее безобразие!!
– Что у Лео хватило смелости?
– Что на дверях комнат нет замков!!
– Мы пытались ставить, полковник, неоднократно! «Архаиния» их убирает, «растворяет», не отходя от кассы – прямо на месте.
Миша без всяких церемоний разрезала шёлковый шарф на шее полковника:
– Ладно, спрячьте ваш сердитый императорский взгляд! Тут у нас внизу никаких стоящих развлечений, вы ж сами понимаете… Уж не обижайте за это, пожалуйста, Лео – это вам моя личная просьба, полковник Харрис.
– Её обидишь – как же! За спиной эскадрон амазонок-смертниц.
– Эт точно! – Миша засунула остатки разрезанного шарфа в карман френча и пошла к двери. – И просыпайтесь уже, ядрён корень! У нас с вами, командир, есть дела поважнее, чем «доберусь – отстегаю»…
– Какие дела?! – безупречный русский командора не выбил Гэбриэла из реальности.
– Охотники – вот какие дела! Совершим с вами, командир, небольшую вылазку в тыл противника – как говорил мой дед: «Прощупаем проклятого фрица, прежде чем нанести сокрушительный удар – по-нашему, по-русски, по-партизански! Чтоб видели одни бороды из лесу, а пятки только б сверкали от нашего полымя негасимого, от веры несокрушимой – дедовской!» Кстати, сегодня «Архаиния», перед самым пробуждением команды, в личном сне поприветствовала каждого в отдельности и оповестила каждого индивидуально о пятидневном напутствии на скорый выход… Зайду за вами через десять минут, полковник! Не запутайтесь в императорских простынях – разрезать пришлю Танго… Хе-хе-хе!
– Подъёбщица, – дверь встала на своё место, и Гэбриэл расслабленно вытянулся на кровати. – Господи! На этот раз на каком кругу ада я проснулся? Сплошной дурдом и снова война! И женщины тут любому чёрту за милую душу и в развлечение поотшибают все рога и копыта заодно, чтоб веселее было – и глазом не успеешь моргнуть…
За тридцать секунд до десяти истекающих минут Гэбриэл подошёл к своей идеально заправленной кровати – сначала оглянулся на плотно прикрытую дверь и только потом вытащил из-под подушки зажигалку и минишкатулку Мэлвина и всё это добро быстро рассовал по карманам джинсовой куртки. Немного подумав, Гэбриэл неспешно раскурил сигару – как раз вовремя: в комнату постучали!
– Открыто!.. всегда открыто…
Миша распахнула дверь и переступила порог каюты – и на этот раз на её голове уже был армейский «морпех»:
– Передвигайте ногами, полковник! Ребята уже подтягиваются в столовую.
– Я готов! – Гэбриэл засунул зажигалку в карман и прикрыл дверь комнаты изнутри. – Миша, подождите секунду. Я хотел вас просить… В общем, мне кажется, вы относитесь ко мне, как к Джону!
Миша сцепила руки на груди:
– Имеете в виду, как к отцу или деду?
– Миша, мне теперь кажется, я был неправ: может, всё-таки не стоит относить нас к столь уж древним? Чувствуешь себя вроде как на три тысячи лет старше, а?
– У-уу… Кто это на вас так надавил, а?
– Миша…
– Молодитесь – вдруг?! Вы?!
– Миша!!
– Да наконец-то!! Давно пора было понять, что вы не старички-пошлячки, а «древние» – значит, мудрые, значит, мужчины-жрецы, чьё тысячелетнее увлечение – мудрость для их народа.
– Угу, годы штабной дипломатии, но всё равно почему-то приятно.
– Это потому, полковник, что все мужчины любят комплименты – и гораздо больше, чем вся слабая половина бывшего человечества.
– Ну не знаю.
– Вот и хорошо! Ваше дело – императорское: поддерживать в вере свой народ и указывать ему верный путь.
– Довольно тяжкая миссия… Послания для Джона ещё были?
– Никакая миссия не бывает лёгкой – даже та, которая ведёт к уничтожению своего собственного народа… А послание для Джона было, последнее!
– Что это значит?
– В «ЭкстренныхНовостях» объявили о безвременной и скоропостижной кончине профессора Румаркера – светиле криогенетики и современных нанотехнологий – и, похоже, по спецзаказу, для Лео! Умер он, естественно, не своей смертью: в мире столько зла и насилия…
– В лице Команды «Альфа»?
– Вот прямо с первой попытки допетрили, полковник! Молодца!
– Так я вообще голова всем свалившимся на нас проблемам… И всё-таки прошу вас, командор, разговаривайте, пожалуйста, на нашем языке. Я из-за вас скоро американский напрочь позабуду!
– Не так сердито, полковник.
– В городе уже ввели военное положение?
– А зачем? – усмехнулась Миша. – Оно и так под военными… И потом, чего сильно переживать, если за нами посланы лучшие силы Форта: охотники «Барракуды» ОСОЗ и Ловцы-за-Смертью Бэккварда! Сейчас им и все козыри в руки! Но ждать у моря погоды мы же не станем? Так что снова наш ход, командир.
– Миша, вы рассмотрели предложенный мною план?
– План – дерьмо, но нам подходит. Нужно, чтобы вы знали возможности своего охотника: никогда не понимаешь насколько глуп или умён твой противник, пока не испытаешь его. Не спровоцируешь – не узнаешь!
– Это – я тоже уже усвоил.
– Это?
– Спорить или перечить вам, командор, станет разве что конченый недоумок.
– Тогда к делу! Сначала позавтракаем – все давно отобедали, но никто ещё не ужинал: все ожидают своего командира… Так что отдать швартовы, капитан, и семь футов под килем!
Но Гэбриэл снова попридержал Мишу:
– Подождите, командор… Я так понял, у вас есть какой-то свой план?
– Свой? Да вы что, полковник! Чего-то там да без вас? Только слабые намётки и голые трупы… Кстати, вы знаете, Андрей поставил на фургон новую игрушку Джона: «Х-зонт». Похоже – вещь!
– Я знаю, Джон мне всё уже рассказал об этой защите… Где сейчас профессор? У него был такой вымотанный вид, я к нему заходил перед сном.
– М-да, Джону всё хуже и хуже, он на пределе. Но лучше ему об этом постоянно не напоминать: откинет свои гениальные мозги раньше времени. Сейчас он занимается своей очередной суперразработкой, фанатик чёртов!
– Миша, – уже за порогом комнаты Гэбриэл снова придержал её, – надеюсь, это не наши клоны? Я всё хотел, но, честно говоря, так и не решился открыто спросить у Джона – ведь он гений, он может всё!
– Клоны? Не-ет, полковник! Джон – бог в своём деле, но здравого рассудка ему достаёт, чтобы не повторять ошибок прошлых веков человечества: многие цивилизации исчезли именно из-за запретного вмешательства в святая святых – в геном божественной частицы. Мы гибнем сегодня по той же «избранной» причине! Вы же сами видели, своими глазами, что такое генокеры: «человеконоиды» генной инженерии наших дураков-учёных, мнящих себя избранными и всемогущими… Джон никогда бы не позволил себе провести над вами такого надругательства – поверьте мне, я знаю! Вы думаете, почему он так дрожит над телом своей внучки? Каждый раз детально штопает и педантично воспроизводит каждый отдельный орган вновь и вновь, отращивая его по возможности именно на основе остатков от покалеченных кусков или прямо «из неё». Он точно знает, если однажды Лео погибнет, и её душа покинет тело, он не станет создавать её клона: наказание за сим будет ужасное и неизбежное.
– В родном теле чужая душа – это хуже самой страшной смерти.
– Нам ещё никто не давал такого права: творить вместо богов! Прежде надо заслужить право стать одним из них. Создать ваших страховочных клонов – значит, нарушить ваш персональный геном, зарезать вашу собственную судьбу, влезть грязными ногами в вашу Личную Книгу Жизни. Джон не боится за себя, но он никогда не станет подвергать близких ему людей наказаниям, на которые они не заслуживают. Как говорит сам Джон: «Все люди – Дети, а кто обидит Ребёнка – кинет вызов самому Творцу!» Джон как может помогает людям всех уровней, но заставить его создать клонов-генокеров «из близких материй» не в состоянии даже смерть Лео.
– Это… очень весомый аргумент! Но тогда над какой суперразработкой работает Джон? Он так плох, что с трудом верится в его трудоспособность.
– Его трудоспособность – Андрей: руки, глаза и мозг Джона! И они на пару создают супероружие: ручной контролируемый ускоритель частиц.
– Ускоритель элементарных частиц?!
– Он самый!
– Ускоритель частиц – это очень опасная разработка, это я помню даже по своему времени. Но насколько я знаю, никому ещё не удавалось надолго приручить разрушительную стихию ускорения элементарных частиц.
– Вы говорите об этом мне, полковник Харрис? Ускорение частиц так или иначе приводит к нарушению временного континуума межпространственного измерения, в котором припаркован наш земной мир.
– Итог может быть плачевен…
– Итог плачевен в любом случае: хоть поглощение мира самим собой изнутри – так называемое «свёртывание вселенной», хоть разрушение межвременных защитных границ между параллельными мирами, что в свою очередь имеет всё тот же плачевный итог – прекращение существования данного мироздания.
– Учёные не умеют вовремя остановиться.
– По этой самой причине все наши бездумные попытки вмешаться в святая святых «взрослых дядей», знающих о нашей Вселенной куда больше нас, достаточно скоро и просто пресекаются на корню – через самую банальную смерть нахально влезшего в трансформаторную будку глупого и проигнорировавшего все знаки предупреждения конкретного субъекта.
– С Джоном бесполезно говорить на эту тему, я пробовал – безрезультатно!
– Джон считает, всё, что создаётся им в последние двадцать лет, должно быть на пользу его внучке. А что ей может быть на пользу, если не надёжная пушка за спиной.
– Это так!
– А ведь до войны Джон занимался сугубо медицинскими разработками. Многое, конечно, было создано лишь для космических программ, но всё исключительно по медицинским проектам. После войны он полностью переключился на программу по спасению своей внучки. Всё остальное – Наноцентр, Криоцентр, Военный госпиталь – отныне стали для него лишь надёжным прикрытием для его основной работы здесь, под землёй… Если бы не эта треклятая Последняя! Но, думаю, Джон позаботится, чтобы Х-кристалл не стал чересчур опасной игрушкой для самой же Лео.
– Он ставит на ускоритель частиц соломонов алмаз?! Это же колоссальная силища!! Кто сможет её контролировать и тем более надолго удерживать под контролем, и вообще – под контролем?!
– Андрей поделился, что оружие имеет систему контрольного самоуничтожения – на случай неконтролируемой ситуации… А впереди у нас посущественнее проблема: Бэкквард и его охотники! Возможно, Джону позволили более серьёзно подойти к развязке этой проблемы.
– А я думаю, проблема – как к этому относиться! Мы не боги, чтобы брать в руки такие козыри… В своё время мы справлялись со сложными ситуациями и более простыми методами и даже – совсем простыми. Нужно остановить Джона!
Из-за поворота донёсся шум громкого спора и быстрой ходьбы сапог Танго – ошибиться в этом было просто невозможно! Оба полковника разом повернулись в сторону библиотеки.
– Нарцисс!.. прелюбодей!.. животная скотина!.. сексуальный маньяк!.. пустозвон!.. макаронник и шаромыжник!
– Можно без перевода… – вздохнул Гэбриэл.
– Дурак!!
– Танго, стой!! Давай поговорим, как человек с человеком.
– Челове-е-ек?! Чебурашка ушастый!! Жеребец безрогий!!
– Ну стой же! Я не знаю, на меня опять что-то нашло – просто какое-то наваждение, затмение рассудка.
– Эклиптик хренов!
– Ну подожди же – прошу!
– Руки…
– А если не отпущу?
– Получишь!!
– Что ещё можно услышать от того, кто привык убивать направо и налево – без разбора.
– Без разбора – только с прибором!
– Ай!! За что?!
Секундная пауза показалась вечностью – Гэбриэл тревожно показал Мише на угол. Она успокаивающе кивнула: всё как надо!
– Не я сотворила этот мир, – раздалось из-за угла предостерегающее шипение Танго.
– Да! Ты в нём всего лишь… выживаешь!
– Последний раз говорю: убери руки.
– Это всего лишь элемент игры! Ну нельзя же всё время быть такой занудой.
– Эта игра – скучнее не придумаешь! Как и все твои дешёвые закидушки.
– А мне так не кажется! Просто ты любительница других игр: кровавых войнушек…
– А чего ты ожидал, пупсик?! Только у детей игры бывают искренними, честными и по-настоящему кроваво-радостными. А ты, краснорожий плейбой, под категорию детишек давно уже, как ты сам понимаешь, не прокатываешь! Упс!
– А ты!! А ты!! А ты…
– Ой, ой, сейчас выдаст перлы, – показала глазами на угол Миша.
– А ты вообще не знаешь, что такое дети… «Анаконда»!!
Раздался громкий звук хлестанувшей от души пощёчины! И затем глухой удар тела об стену бункера… Из-за поворота быстрым шагом выскочила Танго. Как всегда в ослепительно-ярком – сегодня в серебристо-чёрном комбинезоне в полную обтяжку и с чернорейнджерским беретом на голове – и, не глядя ни на кого, но по ходу отсалютовав под «адский» обоим полковникам, пулей пролетела в двери столовой.
Из-за угла показался сам виновник торжества, держась за щёку кибер-ладонью и заодно придерживаясь за стену.
– Свежая кровь – к новым победам!
– Что, Красавчик, снова проблемы?
– А раньше это всегда срабатывало, Гэбриэл… Нет, меня здесь никто не любит! С добрым утром-вечером, джентльмены и полковники! Командор, прекрасно выглядите: вам так идут эти серые штабистские штаны… Кстати, Гэбриэл, ты в курсе? Мы – на космическом корабле! Мне это сегодня приснилось или нет, не помню… Боже ж мой! И где она только находит такие ругательные слова: эклиптик! Импотент, что ли? Сорок лет в анабиозе, теряю форму.
Пошатываясь, лейтенант вошёл в столовую.
Миша посмотрела на Гэбриэла:
– Думаю, почти все в столовой.
– Я догадываюсь, что подразумевается под этим: почти…
– Ну да?! Держу пари – не знаете.
– Пари обычно заключают мужчины.
– На женщин!
– Ну… э-э… мгу…
– Чёрт с вами – пусть! Обойдёмся без пари… И?
Гэбриэл махнул головой и молча пошёл в сторону библиотеки. Миша пожала плечами, но всё же пошла следом за ним… Гэбриэл остановился у двери каюты Лео и многозначительно посмотрел на полковника Васильеву.
– Нет-нет, полковник! Сейчас её лучше не трогать.
– Почему? – Гэбриэл приоткрыл дверь и, не переступая порога, заглянул внутрь.
В следующее мгновение он быстро убрал голову обратно и с силой захлопнул дверь – что-то тяжёлое со всей дури хлопнулось об дверь изнутри и вслед раздался довольно непристойный матерный текст на чистейшем русском.
– Вы правы, командор, сейчас не стоит! Догадываюсь, вы уже успели сказать Лео, что она вам проиграла… Понимаю! Трудно долго удерживаться от такого сладкого искушения.
– Поужинает позже – подумаешь! – Миша развернулась и пошла обратно.
– А я, кажется, знаю, где Танго, и не только она, подбирает всякие непристойные словечки.
– На кого это вы намекаете, полковник Гэбриэл Харрис?
– Не догадываетесь? Вы, Миша, извините за нахальность, ругаетесь как русский сапожник! Правда, насколько я понял, подчас даже не замечая этого – ведь ругаетесь вы только, когда в сильном расстройстве.
– Угу… значит, русский сапожник…
– Нигде в мире так вычурно и с таким смаком больше не умеют крыть, как в России: знаю точно – наслышан собственными ушами! А ваши девчонки всему у вас учатся, что называется, на лету! Вы для них – «древняя», пример и идолопоклонение, разумное Дитя Солнца, хоть иногда и уподобляетесь вечному Ребёнку Космоса – Лео Румаркер… Пока не слышал, но думаю, Чукки тоже иногда себе позволяет всякие «такие» словечки из отборного русского мата.
– А что вас, собственно, смущает?! Мы ж солдатня!! – Миша недовольно хмыкнула и хлопнула обеими створками дверей столовой.
– Ах, как мы не любим критики! – Гэбриэл довольно провёл рукой по волосам и вошёл следом за командором.
– Ну-ка, скажи что-нибудь приятное для моего уха.
– Карр!!
– Пойдёт… Без джи-ай в город не выходить! Челюсть – не шутка, тебе ещё повезло…
– Мне и так повезло: я занимаюсь тем, что мне нравится, – Танго недовольно косилась на сидящего рядом на соседнем стуле и просто сияющего коридорной пощёчиной Красавчика.
– С этим можно поспорить! – Красавчик потёр пылающую щёку.
– Да?! А ещё раз по морде?!
– Одним фингалом меньше, одним – больше…
Трибунное дудение губной гармошки Мэлвина, дружное рукоплескание и поддерживающие восклицания всего стола были явно на стороне Красавчика, который чуть ли не с гордостью выставлял напоказ своё последнее героическое достижение: свежайшую пятерню слабой женской ручки на своём покрытом бледными шрамами лице.
Профессор первым замахал рукой в сторону распахнувшихся дверей:
– Миша, Гэбриэл, наконец-то! Гэбриэл, иди сюда! Лео, должно быть, на завтраке-ужине не будет – как обычно. Присядь, пожалуйста, возле меня, поближе ко мне.
– Всем доброе утро и заодно – доброго вечера! И ещё раз всех с Новым Годом! Сиди, капитан, все командные почести потом, – полковник положил руку на плечо поднимающейся для приветствия Чукки. – Отличная гармошка, Мэлвин! И ещё целая?
– Если этот Псих ещё хоть раз в неё дунет…
– И что? И что? – кривлялся на прыгающем стуле безнаказанно юродствующий Мэлвин.
– То я заставлю тебя съесть твою дурацкую шляпу!!
– Чем это тебе не нравится моя настоящая ковбойская шляпа одинокого ковбоя – защитника слабых и обиженных сильными вроде тебя, яйцеголовый!
– Зулу, держи нервишки на привязи.
– Гэбриэл, уж лучше бы он таскался со своей любимой бейсболкой!!
– Имя Джо – Львиный Вертохвост известно на всём Диком Западе каждому настоящему салунному ковбою!!
Зулу снова попытался достать до скачущего по столовой на своём стуле Мэлвина:
– Ты не настоящий ковбой, Мэлвин!! Твоя старая шляпа и эта индейская дуделка выводят меня из себя, как и весь твой идиотский ковбойский наряд!!
– На себя посмотри, марсианин из шестидесятых…
– И зачем тебе вторая шляпа за спиной – опять фокусничаешь, придурок?!
– Сержант, вижу, новые зубы не отбили в тебе чувства праведного гнева? Мэлвин, вернись за стол: желаю видеть тебя с ложкой в руке и салфеткой за воротом… Извини, Джон, но, кажется, эти шалопаи переспали.
– Прекрасно, Гэбриэл, мне весь этот детский шарабан очень даже по душе! А что там с Лео, не знаешь?
– Ты прав, Джон: Лео сегодня не в духе – только что запустила в дверь единственным своим стулом. Думаю, от него уже мало что осталось целым.
– Мелочи, я его починю, не в первый раз, – отозвался входящий со стороны кухни с кипящим самоваром в руках мальчишка-генокер.
– Кстати, Андрей, что это за недопустимый произвол? Я же просил тебя не переставлять мне принудительный сон на более позднее время.
– А это не я, полковник, это – командор! А я не имею права идти против её приказов: когда вы в отключке, за командира всецело она одна, как всегда.
– Вот это заявочки! Мне что теперь – прикажете совсем не спать?
– Слушайте, полковник! – в плечо Гэбриэла железной хваткой вцепились стальные пальцы сержанта. – Если эта замороженная банка вдруг вздумает полететь, я за себя не ручаюсь…
Гэбриэл сразу понял в чём дело:
– Зулу, «Беглая Архаиния» никогда этого не сделает: ты для неё слишком значимый груз, чтобы неоправданно рисковать твоей тонкой нервной системой, а заодно и нашими жизнями.
– Я серьёзно!
– Сержант!! Внимание на меня!! Выпей чай с ватрушкой и переключись на другую волну, – приказной остужающий тон полковника Васильевой сразу же заставил Зулу отпустить руку Гэбриэла. – Лучше доложи нам всем, как поживают твои новые бобровые резцы?
– Как новенькие!! – Зулу состроил устрашающую морду и оскалился «противотанковыми» страхующими скобами, как новозеландский каннибал.
– Чукки, прибери крысу со стола.
– Нет, не заберу, Танго! Мой Федя такой же член семьи, как и ты!
– Твой Федя мне не член и тем более – не семьи.
Красавчик хитро прищурился на Гэбриэла:
– А вообще хотелось бы узнать, чем всё-таки закончилась наша развесёлая братская новогодняя вечеринка? Честно говоря, в отрывке между дурацкими фокусами из магического цилиндра Мэлвина и последним космическим сообщением перед самым пробуждением, я уже ничего конкретного не помню… И почему это все сразу замолкли? Мне кто-нибудь скажет, на каких перекладных я вчера добирался до своей кровати? А, Гэбриэл?
