Текст книги "Солдаты Солнца. Книга 1"
Автор книги: Джеймс Хэриссон
Соавторы: Вольха Оин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 66 страниц)
– За тебя – хоть в жерло вулкана, Танго! Я люблю тебя, лейтенант…
– Я люблю тебя, капитан…
Они чуть коснулись друг друга губами, но и этого оказалось достаточно, чтобы Красавчик поперхнулся на весь стол: он только что отхлебнул большой глоток крепкого бергамота, когда вся эта масса горячих пенящихся брызг снайперским выстрелом полетела через весь стол – прямо в лицо дожёвывающего своё четвёртое пирожное сержанта.
Зулу дико выпучил глаза на «идиота»-Красавчика, но подходящих слов найти так и не успел – ему попросту перехватило дыхалку.
– А мы тоже так умеем и даже лучше! – Мэлвин потёрся со свинкой нос в нос и смачно чмокнул комично отфыркивающегося Федю прямо во влажную мордень, чем по-доброму рассмешил всех и удачно отвлёк от предыдущего «инцидентика с брызгами шампанского».
Зулу вытер лицо всем предплечьем и погрозил Красавчику кулаком. Тот сделал жест лицом: извини! – и поскорее отвернулся от уже не на шутку рассерженного сержанта.
Гэбриэл подозвал к себе Чукки и что-то сказал ей на ухо. Она кивнула и пошла к буфетному столику – снова включила энергочайник и взяла с полки новую заварку.
– Миша, а как же: завтра?! Кх-гга!.. кх-гга… завтра?!
– Джон, не капай мне на мозги… и не дави на жалость – доживём до завтра, – она опять говорила на русском, ставя ударение на первый слог в слове «мозги». – Чукки, кончай эту галиматью! Напились уже… Танго, бросай сосать фильтрушку, соберись! Расплылась как медуза по пляжу.
Полковник Васильева обвела весь стол придирчивым взглядом.
– Команда… тайна… скандал, – Миша поднялась. – Ладно, джентльмены! На сегодня хватит. Всем отдыхать! Остальные разборки завтра… Спасибо, Джон, за отличный застольник: первое знакомство на командное сближение, хочешь не хочешь, состоялось.
– Надеюсь, не последнее, Миша?
– С надеждой, Джон, к лейтенанту Квинси! Я полагаюсь на факты. Реальность – доказательная система базы выживания, в том числе и командного… Всем спасибо за сотрудничество! Моей команде в убыстренном темпе разбежаться по своим гамакам – лично проверю каждую каюту! Это – приказ… Полковник!
Полковник Васильева кивнула Гэбриэлу, повернулась и пошла к выходу… Гэбриэл сразу же догнал Мишу.
– Полковник…
– Что, полковник, первый блин комом? Ну ладно! Как-то оно будет.
– Согласен!
– То-то, полковник Харрис! – Миша остановилась в дверях и, открыв одну из створок, подпёрла её своим телом, оставляя проход наполовину открытым.
Гэбриэл подпёр вторую половину дверей и вынул сигару изо рта:
– Может быть, всё-таки: Гэбриэл…
– Может быть…
Сигнал, что называется, был подан, и остальным не оставалось ничего другого, как отчаливать от такого гостеприимного и сытного местечка восвояси – в свои тесные каюты и прохладные длинные коридоры криобункера.
Первым покатил своё кресло-коляску к выходу профессор:
– Джентльмены, позвольте раскланяться, я вымотан под завязку! А меня ещё ждёт масса работы… Всем хорошего отдыха и спокойной ночи! Гэбриэл?
– Я помню своё обещание, Джон!
– Миша, прошу тебя, будь терпимее.
– Без проблем, Джон, – Миша отвечала профессору так же, как он сейчас обращался к ней – на русском.
Чукки уже у самых дверей поцеловала старого инвалида в дряблую бледную щёку:
– В столовой приберу немного позже… Спокойной ночи, профессор!
Красавчик встал и придвинул свой стул к столу:
– Значит, Доктор Смерть?
Танго запрятала зажигалку в карман комбинезона:
– Это скорее почётное звание.
– Ага!.. да ещё и чёрный рейнджер…
– С этим не поспоришь!
– Круто – как на такое… божественное, но хрупкое тело…
– Это только на первый взгляд.
– На первый взгляд хрупкое или божественное?
– На первый взгляд и у кого-то в штанах только на ощупь – вслепую… Златокудрый Сосуд Сердец.
Танго ушла на кухню – следом за Чукки, и Красавчик вместе с Зулу и Мэлвином направились к выходу. Все трое молча отдали воинское приветствие полковнику Васильевой и завернули в коридор.
– Вам не кажется, Миша, что вы живёте здесь, как…
– Как в тюрьме?
– Угу...
– Значит пора выходить в город… Полковник!
Миша кивнула Гэбриэлу на выход, и тому ничего не оставалось, как вслед за своими парнями тоже покинуть столовую комнату. Обе створки дверей столовой сразу же захлопнулись за его спиной.
– Не полковник, а целый полкан! – прорычал Зулу, идя по коридору рядом с Красавчиком.
– Полканище! – поправил сзади Мэлвин.
– Она же пьёт горячую водку! Чего же вы от неё хотите? Им бы всем по ребёнку в руки всучить да по перине.
– Это ты о лейтенанте Танго Танго, Красавчик? – Гэбриэл догнал их на повороте.
– Обо всех!.. бабы ж, вроде…
– Остынь, Красавчик! Женщины любят ушами.
– Фигня… не тот вариант!
– Тот, тот… терпение, Красавчик!
– Терпение?! Гэбриэл, это не леди, это – монстры!
– Красавчик, не забывай, это специально подобранная команда солдат-убийц… в общем-то, как и мы…
– Но мы – мужчины!
– А они – женщины! Вот, собственно, и вся разница: кот наплакал…
– Кот наплакал?! Кот наплакал?! Целый океан ненависти!!
– Океан надежды, – поправил Мэлвин.
– Океан чёрт знает чего! – прорычал Зулу.
Лейтенант остановился и в упор посмотрел на Гэбриэла:
– Ну и что эта команда гиен-убийц будет с нами делать дальше?! Препарировать как наглядное пособие? Или просто – бить головой об стенку?
– Особенно сержант Лео Румаркер… вот так, вот так!! – Мэлвин наглядно на себе продемонстрировал своё образное видение сюжета на соседних стенах.
– Ну хоть что-то у них от женского начала должно было остаться?! Ну кроме тела, конечно.
– Эти девчонки – солдаты войны, Красавчик, войны, которая никогда не заканчивается.
– Это точно! – рубанул по воздуху боксёрским кулачищем Зулу.
Танго ущипнула себя за губу:
– Как ты думаешь, Миша, они осознали свою силу?
– Ещё нет! Но жизнь и смерть расставят всё по своим местам: очень скоро каждый займёт предназначенную ему нишу, каждый…
– Но этот мир другой, и сила их другая.
– Танго, спокойнее… Скоро они сами это всё узнают – на своей собственной шкуре. Ладно, пацаны, покатили!
Гэбриэл вернулся в столовую, где никого уже не было, и на столе осталось всё так, как было.
Он тяжело вздохнул и пошёл к буфету:
– Ну и вечерок… Так! Я обещал Джону… Где тут у нас что? Ага! В этом чайничке свежезаваренный бергамот: молодчина, капитан, своё слово сдержала. Пирожные я могу положить и сам.
Гэбриэл поставил на поднос расписной пузатый чайничек с крепким пахучим бергамотом, рядом примостил две чайные чашки и блюдце с яркими кружочками лимона. Переложил в пустую тарелку несколько эклеров, ещё два куска яблочного пирога и к ним две ватрушки. Подумал и добавил к общему натюрморту сахарницу и две чайные ложки… Хотел было уже идти, но неожиданно обернулся к столу, сорвал с цветущего миртового дерева одну небольшую веточку с белыми полураспустившимися бутонами-цветочками, поставил в свою стопку и налил чистой воды.
– Да, я знаю, что в больничную палату нельзя вносить посторонние предметы, а тем более – цветы! Но зато теперь я натурально похож на шоколадницу – можно законно писать портрет: «как я принудительно проспал сорок лет в холодильнике для трупов и теперь добровольно работаю сиделкой и разношу по больничным палатам чаи с эклерами».
Он оставил сигару в пепельнице и взял в руки поднос.
Глава III
– Андрей…
– Полковник… Не обращайте на меня внимания: я всегда плачу, когда она здесь, на столе лаборатории, вот так лежит – без движений, почти без дыхания, под всеми этими кнопками, проводами, капельницами, системами. А я никогда ещё тут не лежал вот так – беззащитный. Ведь у меня всегда всё на месте: руки, ноги, почки, глаза.
– И часто профессору приходилось менять Лео руки-ноги?
– Сто раз! Выращивать заново или латать из того, что осталось… Отец выращивал для Лео вот только обе почки – четыре раза!
– Всего лишь четыре раза за последние двадцать лет?!
– Полковник Харрис…
– Зови меня – Гэбриэл! Буду тебе очень обязан, Андрей.
Мальчишка-генокер наконец поднял голову и в упор посмотрел на полковника, его лицо было мокрым от слёз. Он держал Лео за руку – пэпээсница лежала под капельницей, была без своего комбинезона и закрыта одеялом по пояс, её берцы стояли под лабораторной кроватью, рукав футболки на левом плече был подвёрнут.
– Гэбриэл, мне так больно – вот здесь! Здесь всё сжимается и ноет, когда вот так, всё плохо.
– Ну-ууу… – Гэбриэл поставил на ближайший лабораторный стол поднос и стал разливать чай по чашкам. – Не ожидал, что ты такой пессимист, Андрей. Болит – значит, ты всё-таки человек, а не биоробот или бездушный синтетический гуманоид. Так и должно быть, мой мальчик: живое горячее сердце должно чувствовать не только собственную боль, но и боль близких тебе людей… Давай, перекуси, малыш! Я тебе принёс твои любимые эклеры. Отвлекись – поешь.
– Нет, Гэбриэл, я не хочу!.. и не буду…
– Ну как малое дитя: «не хочу, не буду»! Правильно говорит Джон: ты как Лео – что она упёртый голодушник, что ты… Я всё равно от тебя не отстану и отсюда не уйду, пока ты не поешь.
– Нет!
– А со мной?
– С вами?
– Угу… сколько тебе ложек сахара?
– Ну… три – я люблю сладкое.
– Я тоже! Если честно, мы, мужчины, во все времена были страшными сладкоежками. Даже когда охотились на мамонтов… Да, да! Чему ты так удивляешься, Андрей? Мясо млекопитающих, наполненное живой кровью, необычайно сладкое. Так что сладкоежки мы с незапамятных и совершенно доисторических времён. Держи!
– Как у вас так получается? – Андрей взял протянутую ему чашку и эклер.
– Что? Шутить всерьёз?
– Да!
Гэбриэл придвинул свободный стул к лабораторной кровати и, взяв чашку с чаем, откусил от яблочного пирога:
– У-ууу, вкуснятина… Умеешь кухарничать, солдат!
– Я не солдат.
– Не по чинам заслуги, мой мальчик. Ты ешь, ешь!
– Ладно, уговорили… Отец ругает меня, если я забываю поесть хотя бы раз в день. А мне просто кусок в горло не лезет, ведь так – почти всегда.
Мальчишка-генокер снова посмотрел на Лео – две крупные прозрачные слезы упали на пирожное в его руке.
Полковник поставил чашку и свободной рукой прижал голову Андрея к своему плечу:
– Всё правильно! Так и должно быть, малыш: беда близкого человека – это всегда наша боль. Но похоже, Лео самим небом уготована особая судьба – ведь она родилась больше на небе, чем на земле. И с этим стоит хотя бы частично, но смириться.
– Но…
– Она не может умереть просто на этом столе! Не за этим её посылала в этот мир небесная канцелярия: уж там-то точно знают, что кровожадный берсерк должен погибнуть в бою! Как велит кодекс настоящего самурая.
– Вот опять шутите, а ведь о серьёзном.
– Понимаешь – значит, не конченный пессимист, а так – в начальной стадии… Кусай эклер!
Андрей откусил кусок и запил сладким чаем:
– Чукки заваривала, я её руку всегда могу отличить от любой другой. И бергамот у неё самый вкусный получается.
– Я рад, что тебе понравилось.
– А…
– У-у!! Сначала доешь… Это я могу разговаривать с набитым ртом, а тебе не положено, ещё подавишься – Джон меня опять в морозилку запихает! Не посмотрит, что я его старый хороший друг… Ну-ка, скажи мне, Андрей, из чего это покрытие стола? То ли металлическая сетка, то ли фольга вроде зеркальной амальгамы? Не поймёшь даже.
– Ну да, «металлическая простыня» и есть металлическая! Протогенетическая металлизированная нить, жидкокристаллическая основа и так далее: тёплая, когда пациенту холодно, прохладная, когда начинается перегрев тела. Экранирует электромагнитные излучения тела человека, создаёт эффект биорезонанса, снимает мышечные и суставные боли, ускоряет заживление ран и травм, восстанавливает работоспособность организма в целом, бактерицидная, мягкая и лёгкая, как обычная простыня. Можно стирать в любой воде, может выдерживать температуру тройного кипения, ну и всякое такое… Из этой же ткани полевые шорты-трусы. А вот одеяла ближе к натуральным: генетически выращенная верблюжья шерсть и пятидесятипроцентное вплетение протогенетической нити – ничего особенного.
– Это для тебя ничего особенного, а для меня всё здесь чуть ли не на грани фантастики.
Андрей доел пирожное, выпил чай и сам отнёс чашку на поднос.
– А ещё?
– Нет, Гэбриэл, не хочу.
– Что ты делаешь?
Мальчишка-генокер немного развернул на себя «мягкий» щитковый браслет на середине плеча Лео и внимательно посмотрел на внутренний узкий дисплей:
– Слежу за её, как это называет отец, «космическими перегрузками»: это её персональный «М-щит» – электромагнитный протогенетический нейростимулятор на кристаллах ревертазного действия. «М-щит» следит за общим состоянием биоорганики и вступает в действие, когда собственное состояние Лео резко или сильно ухудшается: тогда дисплей становится красным – чем темнее, тем хуже общее состояние его хозяйки, чёрный фон означает смерть… Сейчас он светло-серебристый – почти под фон кожи. Это значит, что состояние Лео практически стабилизировалось, но дисплей должен быть таким же светло-серым, как и сам браслет – как знак удовлетворительного состояния Лео. Отлично у нас не бывает никогда – по крайней мере, я ни разу не видел… Нравится ей это: загонять себя в могилу, а заодно и нас с отцом.
– Ну что б не скучно было!.. одной-то…
Андрей посмотрел на улыбающегося полковника:
– Мне бы чуточку вашего оптимизма, Гэбриэл.
– Готов поделиться всем, чем только могу!
– Нет! Мне от вас ничего не нужно – у меня есть всё: отец и Лео… А вот ей, – Андрей кивнул на лабораторный стол, – ей нужно много чего, ох, как много! И в первую очередь, жизнелюбия! Вот такого же, как ваше, Гэбриэл.
– Что ж, я человек щедрый и солдат исправный. Однажды выбранную службу правлю честно и верно. Так сложилось, что родина отвернулась от меня, но я не отвернулся от неё, не последовал примеру глупых и амбициозных военных от политики. А потому остался нужен своей родине – только в другом амплуа, но с тем же неизбежным для меня эффектом: служить своей стране и людям, которым нужна моя помощь!
– Ах, как Лео нужна помощь! Если бы вы только могли это знать, Гэбриэл… Только она – она даже не горделивая, нет! Упрямая в своём одиночестве. «Всегда быть одной, оставаться одной при любых обстоятельствах и умереть сам на сам, где-нибудь на грязной улице в луже крови – зато на геройском поприще неравных и жестоких драк!» – вот её неизменный девиз от первой секунды жизни и до последнего вздоха… А разве так должно быть, полковник Гэбриэл Харрис?! Разве так должен умирать человек?!
– Конечно нет, мой мальчик, конечно нет! – Гэбриэл задумчиво размешивал сахар в повторно наполненной горячим чаем чашке. – Но знаешь, Андрей, жизнь и смерть в этом мире самые загадочные для нас понятия и действия, подаренные человечеству кем-то извне, из Большого Космоса, и они иногда принимают самые непостижимые и причудливые образы. Собственно, каждый из нас вправе утверждать: «я знаю только то, что ничего не знаю».
– Вот вы ещё ко всему и философ. Наверное, нам вас послало само провидение – ей послало! – Андрей кивнул на лабораторный стол. – А Лео больше нельзя жить без этой штуковины: «М-щит» её единственный полноценный защитник в этом мире, единственный, понимаете?
– Понимаю, Андрей. И именно этот вопрос больше всего и тревожит Джона.
– Именно этот вопрос больше всего тревожит отца вот уже как двадцать лет: Лео – одиночка даже в команде, – Андрей снова накрыл своей ладонью руку пэпээсницы.
Гэбриэл подул на чай и потянул с поверхности вместе с паром :
– Горяченький! А что показывают приборы, Андрей?
– Лео опять в летаргическом сне. Отец говорит, если однажды она впадёт в летаргическую кому, мы её больше не сможем разбудить.
– Ну-ну… Есть такие трубы – иерихонские! Поднимают мёртвого из могилы. А какого-то летаргика мы всем скопом да на такие рога поднимем… Давай-ка, малыш, я тебе ещё чая налью, бергамот – штука сногшибающая, но душу умиротворяющая. Как раз то, что тебе сейчас как бальзам на сердце… Ты должен надеяться – всегда! При любых обстоятельствах! Наша надежда даёт возможность почувствовать другому человеку свою значимость в этом огромном пугающем мире. Надежда вселяет в нас веру – веру в то, что нас всё-таки любят и что мы всё ещё нужны кому-то. Надежда – это тот компас, что не даёт нам заблудиться в океане потерянности и собственного одиночества.
– Я надеюсь.
– Знаешь, Андрей, тебе надо чаще с Красавчиком общаться: его жизнелюбивое вдохновение заставит даже конченного холерика перекраситься в аборигены племени бумба-юмба.
– И с могилы мёртвого поднимет?
– Поднимет! Не сомневайся… Это у нас Мэлвин запросто живого в могилу загонит: специалист высшего класса! Зулу подтвердит… А Красавчик спец по реанимациям! Хоть, вроде, и не медик. А я так за идейного вдохновителя: есть тоска – нет тоски, была проблема – нет проблемы.
– Вы говорите, как мой отец, а я ещё никогда не слышал, чтобы кто-то говорил, как он.
– Похоже на похвалу!
– Не зря отец так любит вас. Он всегда твердил нам, что придёт день, когда вернётся Гэбриэл Харрис, и этот день станет началом новой жизни – для нас с Лео… и для всего остального мира…
– Джон явно переборщил с моим персональным предназначением для всего мира, но что касается работы на одно конкретное дело, тут всё обстоит куда перспективнее: багаж у Команды «Альфа» серьёзный… А скажи, Андрей, кто-нибудь когда-нибудь бывал здесь, кроме вас и этих трёх вояк: Чукки, Танго и Миши?
– Никак нет, полковник! Это совершенно невозможно – это наше тайное убежище, наш тайный бункер: никто не может сюда войти или выйти без особого кодового криочипа и кодового шифра.
Гэбриэл отставил чашку в сторону:
– Наночипа, Андрей…
– Нет-нет, полковник! Я никогда не ошибаюсь: нельзя вводить два однородных наночипа человеку первой структуры.
– Первой структуры?
– Таких, как вы, Гэбриэл! Вы – человек первой структуры: «адам-ева». Лео – человек второй структуры: «космос». А я – человек третьей структуры: «генокер». Есть и другие, но они разношёрстны и не превалируют в нашем человеческом обществе.
– Не надо, Андрей, о других! О криочипе поподробнее, если можно.
– Вам можно всё рассказывать. Отец сказал, что бы Гэбриэл Харрис тебя ни попросил или ни приказал, и даже в случае моей смерти, слушайся его во всём: его и Мишу, немного Лео, но Гэбриэла – как главного, как меня самого.
– Твой отец очень мудрый человек, Андрей. Расскажи мне всё про криочип.
– Отсюда нельзя выйти и нельзя войти, если в биоорганизме нет кодового криочипа: «ключ». Этот чип имеет особую адъювантную сборку: протонно-молекулярную структуру жидкокристаллического криометалла – которую отец создал, чтобы дополнительно оградить бункер от любого чужеродного проникновения извне. Но если сюда всё-таки завести чужого, нужно в течение суток ввести ему кодовый криочип «ключ», иначе он погибнет, криобункер уничтожит его. Правда, если разрушить защитную оболочку криобункера, что отец считает практически невозможным, можно войти внутрь и без криочипа «ключ», и без кодового ключа-слова. Понимаете? Кодовый криочип и кодовое слово – это ключи. А замок – это весь этот криобункер!
– Но разве можно ставить человеку одновременно два чипа? Джон говорил, что это смертельно для нормального жизнеобеспечения почти любой биоорганики. Нужен довольно продолжительный отрезок времени между введениями разных наночипов: стационарный период реабилитации организма длится достаточно долгое время – от нескольких месяцев до нескольких лет. Да и последствия наслоения практически непредвиденны.
– Не всё так просто! Криочип – не наночип, он может безопасно соседствовать с наночипом и в этом его колоссальное преимущество.
– Это значит, что в каждом, кто здесь сейчас находится, обязательно есть такой пропускной криочип?
– Конечно! Принцип простой: ты выходишь, но тебе придётся всё равно вернуться – и ты сможешь беспрепятственно пройти всю систему криозащиты бункера, если в тебе есть «ключ» от «замка» криобункера.
– А если я всё-таки захочу тайно провести кого-то чужого в бункер?
– У вас ничего не выйдет: автономная система криозащиты на время отключит вашего чужого. Придётся такого «пациента» срочно выставлять отсюда вон или ставить ему кодовый криочип, иначе криозащита бункера его попросту умертвит.
– Как?!
– Заморозит до смерти – в десятую долю секунды! Человек даже не успеет понять, что же с ним произошло. Генокеры и мутанты тоже не пройдут этой безотказной системы криозащиты.
– Вот это Джон нагородил! Как только ему это удалось?
– Это не совсем так, – Андрея явно смутил такой напор полковника. – Не всё нагородил только отец… и не ко всему приложил руку только он…
– Понимаю! – Гэбриэл подмигнул мальчишке-генокеру. – Знаем, что не один – у него же ещё есть помощник. Но ведь в каждой системе есть слабые места! Ведь так, Андрей?
– Я не знаю. Но отец говорит, если что и сможет разрушить «Ар…» М-мм, наш криобункер… то, наверняка, это будет какая-нибудь очень и очень большая протонная бомба – с целую луну.
– Ах, эти чёртовы гении! Нет-нет, да и зарываются в своём величии.
Гэбриэл похлопал мальчишку по плечу:
– Не переживай, Андрей, в этом городе вряд ли найдётся настолько безумный придурок, чтобы уничтожить весь свой мир и планету из-за какого-то там бункера… даже если этот уникальный придурок окажется генералом Бэкквардом.
– Вы не знаете генерала-президента Бэккварда.
– Да-ааа?!
– Вы знали полковника Бэккварда – с тех пор прошло сорок лет. Многое изменилось с тех пор, многое!
– Это мы как-нибудь переживём! И не такое переживали… Андрей, что это за хитроумный наночип «военной полиции», из-за которого никто не может пройти Чёрную Смерть? Честно говоря, из психованных объяснений Джона и Миши за столом я мало что понял. Он что – типа вируса?
– Точнее не скажешь! Собственно, мне кажется, пройти Чёрную Смерть не могут не из-за самого наночипа, а из-за его ауры.
– Ауры?
– Каждый наночип так или иначе воздействует на энергетическую оболочку биосистемы, в данном случае – человека. Энергетическая насыщенность наночипа «военной полиции» делает ауру вокруг головы человека не радужной, какая она есть на самом деле, и даже не серой – допустимой при некоторых отклонениях. А яркой грязно-зелёной! Очень неприятной и тяжело воспринимаемой человеческим глазом, если смотреть на это явление через спецприбор: полицейский сканер – ПЧ. На его экране хорошо видна аура как всего биотела, так и аура головы. Даже если вся аура тела будет любого радужного цвета, а голова грязно-зелёной, значит, всё: вы – военный или бывший военный. Не надо никаких вживляемых в тело номерных имплантатов: посмотрел на экран – результат налицо.
– Точнее, на лице!
– Мы не знаем почему, но куполу Чёрной Смерти почему-то именно эта аура, как и сами люди-монстры и генокеры, не по вкусу.
– А какие ауры у людей-монстров и генокеров?
– Да, собственно, почти такие же, как у нас всех. Разве что сильно искривлённые по контуру и всегда блуждающие.
– Блуждающие?
– Это значит мерцающие, сильно отклоняющиеся от нормальной яйцеобразной формы биополя.
– Понятно! А почему именно наночипы Джона? Почему они?
– Потому что все наночипы моего отца «ручные»: их нельзя просто так повторить, копировать, идентифицировать на предмет трансгенной инженерии. Все наночипы отца, помимо обязательного «инженерного курса», замешаны на амальгаме из чистого серебра, выращенного на целом Х-кристалле и… его собственной крови.
– Собственной крови Джона?
– Да! И «банка крови» отца у нас нет. Когда его не станет, не станет и «ручных» наночипов «молодости»! С наночипами «военной полиции» всё проще: отец поставляет необходимый «инженерный» материал наверх, в Наноцентр, а там уже наштамповывают этих военных роботов, как горох, сколько нужно на заказ. Часть наночипов отправляется на Каффу, но там больше всего нуждаются именно в «ручных» наночипах моего отца, в наночипах «молодости».
– Кто бы сомневался!
– И серебро, и чистая человеческая кровь – это колоссальные по своей энергии и сборности информационно ёмкие «жидкие металлы». Запоминая заложенную информацию, наночип после передаёт её поэтапно: от первоначального «твёрдого» состояния, до последующего «жидкого» и в конце – «газообразного» с отпечатком первоначальной памяти наночипа. Растворяясь в крови, мозге или другом органе биоструктуры, наночипы отца делают процесс перенакопления информации практически необратимым. Этим чипы профессора Румаркера существенно отличаются от более простых «инженерных» – воспроизвести «ручные» никак не возможно: каждый, независимо от одинаковости предназначения, совершенно индивидуален и невоспроизводим. Поэтому их ещё называют «наночипами древних».
– Джон всегда был себе на уме! А ещё говорит, что я перестраховщик… А скажи-ка мне, мой мальчик, какие наночипы профессор внедрил в наши «древние» организмы – в Команду «Альфа»? Ну кроме кодового криочипа «ключ».
– Это долго объяснять.
– А я никуда теперь не спешу, Андрей.
– Ваша просьба для меня приказ, Гэбриэл… Да, я помогал отцу ставить вам всем и наночипы, и криочипы. Когда отец волнуется или сильно переживает, он всегда все операции и исследования проводит вместе со мной: у меня не дрожат руки и я не ошибаюсь в расчётах, которые отец никогда не заносит в компьютер. Он всё держит в своей голове – боится, что его передовыми прорывами воспользуются нечистые на руку учёные и военные.
– Джон совсем стал слаб телом, это видно уже невооружённым взглядом.
– К сожалению, никакие лекарства и инъекции отцу уже не помогают. Безотказно работает только его мозг! А когда мы вас размораживали, отец так плакал: он очень боялся что-то сделать не так. Я ведь знаю, он потом бы совсем загнал себя в могилу, если бы что-то пошло не так.
– Похоже, с нами было море мороки, мой мальчик!
– Вот зря иронизируете, Гэбриэл… Ведь прежде чем приступить даже к предварительному этапу разморозки ваших допотопных криокамер, отец провёл свыше двадцати тысяч тестов: угробил армию крыс и даже несколько десятков зомби-генокеров. Только вы ему об этом ничего не говорите: про экспериментальных генокеров он мне запретил даже рот открывать. Но это так неразумно, разрешить говорить вам обо всём и не разрешить упоминать про лабораторный материал, даже если это мои собратья-генокеры… Однако должен признаться: мы с вами повозились! Крионика прошлого века – физика низких температур – весьма ничтожный примитив. После войны крионикой мало занимаются, всех интересуют только наночипы «молодости и вечной жизни». А зря мало занимаются крионикой! Лично я считаю, крионика и криогенетика – залог будущего любой цивилизации. Слишком зыбкая почва под ногами любой даже сверхцивилизации и во времени, и на физическом плане, чтобы пренебрегать такой силищей, как крионика.
– Похоже, Андрей, твой отец достиг таких высот в своих исследованиях по общей крионике, что узнай об этом наверху – и ему крышка!
– В самую точку, полковник! Только отец им всем выдаёт крохи из своего гения, чтоб не зарывались и вконец не угробили последнее чаяние человечества: планету Земля! А вообще, общая крионика – это не только физика низких температур. Это только её начало, точка отсчёта: «ледяное мумифицирование» – как называет это отец. Общая крионика – это состояние анабиоза при пониженных температурах и ещё много всего-всего. Но главное – это свободное состояние анабиоза! И совсем не нужно заменять свою собственную кровь убийственным антифризом.
– Андрей, ближе к теме.
– В общем, мы заменили вашу антифризную плазмокровь – на криокровь: «голубую кровь жизни» с так называемым «космическим эффектом невесомости». Одним словом, мы вытащили вас с минус девяноста шести и заменили старый антифриз на «живую кровь». А когда получили полное подтверждение удачной разморозки, отец сразу же переключил ваши тела на восстановительную терапию и занялся вашими мозгами.
– Джон боялся, что мы вернёмся не людьми.
– Ещё и как боялся! Наш мир – это мир монстров… Отец даже как-то очень расстроился: восстановительный процесс и так шёл медленно и с осложнениями, а на одном из перевальных этапов мы вас чуть было не потеряли – стали самоотключаться системы пилотируемой поддержки полного жизнеобеспечения. Отец иногда срывался и раньше, но чтобы так! Он кричал, ругался, как Миша, клял свою жизнь, всё крушил вокруг себя. Я тогда в первый раз от него услышал: «Если я не верну Команду «Альфа» людьми, я их уничтожу собственными руками, но другими их никто не увидит»! Это было всего лишь раз, и больше отец таких страшных слов не говорил. Но я точно знаю, он своё решение не изменил бы. И «повёрнутой» Команду «Альфа» этот свет ни за что бы не увидел!
– Тем более Лео…
Мальчишка-генокер с грустью посмотрел на полковника:
– Отец с самого детства слепил для неё образ святых солдат, настоящих героев, намного выше возвеличив ваши образы, нежели в тех красивых сериалах, что ставились на основе вашей судьбы… И тем более «недоделанными» вас ни за что не увидел бы генерал Бэкквард: в этом городе в четыре замкнутых угла невозможно разминуться таким сложным биосистемам, как Команда «Альфа» и генерал Форта Глокк. Ваше столкновение – реальность как неизбежное.
– Ты так думаешь, Андрей?
– Можете не сомневаться, Гэбриэл… И возможно, отец и не ставил бы вам наночипы, ограничился бы только криочипами: он за чистую кровь! Но шансы на ваше нормальное возвращение, честно говоря, по-прежнему оставались весьма и весьма призрачными, что ужасно злило и расстраивало отца. И отец решил ввести каждому из вас стимулирующий жидкокристаллический защитный наночип. И он как всегда не ошибся в своём решении! Вы, Команда «Альфа», живы, здоровы и, как нам всем кажется, при своём собственном разуме «древних».
– И слава Богу, что так!
– И слава Богу, что так, Гэбриэл! Иначе бы отец давно уже умер: святая вера в Команду «Альфа» заставляла его не терять надежду и продолжать бороться, всё искать и искать новые пути для будущего, которого ни у кого нет… Мой отец очень болен! Дух и вера – его единственные помощники: только наше с Лео присутствие никак не давало ему возможности покончить со всем этим адом разом. Моему отцу уже ничего не помогает, но он всегда говорил: «Живу, чтобы жили вы – Лео, ты, Андрей, и, если получится – Команда «Альфа»… и когда я сделаю то, что должен сделать, я, наконец, смогу спокойно уйти в Царство Золотых Небес, прямо к своим родным и близким, к своим товарищам и друзьям, домой – в Небеса Обетованные». Эти наночипы спасли вам «крышу», полковник! Я точно знаю.
– И что Джон закачал в меня?
– В вас, Гэбриэл, введён очень сложный наночип, самый сложный из всех четырёх – наночип «шоковой радиации»: это в первую очередь притупление любой боли при полном осознании всего, что происходит вокруг, и главное – увеличенная защита вашей органики от повышенной радиации и других внешних и внутренних тепловых, протонных, крио и биохимических факторов агрессивного воздействия на ваш слабо приспособленный к нашему миру организм.
