Текст книги "Золотой век"

Автор книги: Дмитрий Дмитриев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 49 страниц)

XXVIII

Вы говорите, граф Петр Александрович, какие-то странности, – с волнением сказала государыня, обращаясь к фельдмаршалу Петру Александровичу Румянцеву-Задунайскому, который только что прибыл в Петербург с Дуная, после короткой остановки в Москве.

– А эти странности, ваше величество, все же совершаются, – почтительно ответил императрице Екатерине Алексеевне граф Румянцев-Задунайский.

– Странно, удивительно!

– Все удивлены, ваше величество?

– Вы, граф, посылали искать? Наводили справки?

– Самые тщательные розыски были произведены. Вся московская полиция была поставлена на ноги. И все без успеха! Мой адъютант как в воду канул, ваше величество.

– Странно… Поручик Серебряков в бытность свою в Москве, где останавливался, вы про это, граф, надеюсь разведали? – после некоторой задумчивости спросила у Румянцева-Задунайского императрица.

– К сожалению, нет, да и трудно узнать, ваше величество.

– Большого труда нет, граф; постоялые дворы, где останавливаются дворяне и военные, наперечет. Стоит только собрать содержателей сих дворов и расспросить их о поручике Серебрякове; у кого-нибудь из них он, наверное, останавливался. Впрочем, полиция, вероятно, наводила эти справки.

– По моем приезде в Москву, ваше величество, я спрашивал про Серебрякова у своего старого приятеля и сослуживца у князя Платона Алексеевича Полянского.

– Знаю; князь непомерно спесив, заносчив и гордится своим старинным родом.

– Смею доложить вашему величеству, что у князя Полянского есть много и хороших качеств.

– Только их не видно. Но не в том дело, граф. Вы говорите, что расспрашивали у князя про поручика Серебрякова.

– Расспрашивал, ваше величество.

– Князь с ним знаком?

– Как же, Серебрякову князь Платон был чуть не благодетелем; по его рекомендации я и взял Серебрякова к себе в адъютанты.

– Ну, что же сообщил ваш князь?

– А то, государыня, что Серебряков перед отъездом своим в Питер несколько раз у него был.

– Стало быть, Серебряков останавливался не у князя?

– Нет, государыня. Остановился он на постоялом дворе, только на каком, неизвестно, – ответил императрице граф Румянцев-Задунайский.

– Ну, мы это узнаем. Если, как вы, граф, говорите, князь Полянский был благодетелем Серебрякова, то почему же он не останавливался в княжеском дому?

– Думаю потому, ваше величество, у князя Платона взрослая дочь.

– У него есть дочь?

– Есть, государыня, и смею, сказать, княжна Наталья красавица на удивление.

– О, с каким увлечением и жаром, граф, вы проговорили эти слова. Уж не влюблены ли в эту «красавицу на удивление!» – императрица весело засмеялась. – Однако шутки в сторону. Исчезновение поручика Серебрякова меня удивляет, скажу более, пугает. Мною было написано к вам, граф, письмо довольно важное и секретное. Письмо это я вручила Серебрякову. Его, кроме вас, никто не должен был бы читать и, если письмо попадет в другие руки, может быть огласка. Во что бы то ни стало надо напасть на след Серебрякова. Это, граф Петр Александрович, я вам поручаю. Немедля поезжайте в Москву и распоряжайтесь полицией и другими нужными вам людьми по своему усмотрению… Повторяю вам, письмо, писанное мною, надо вернуть не вскрытым. Возьмите сыщиков, доройтесь, граф, допытайтесь, – значительным голосом проговорила государыня.

– Слушаю, ваше величество, я завтра же выеду в Москву, – с низким поклоном ответил фельдмаршал Румянцев-Задунайский.

– Да, да… Поезжайте… Расспросите потщательнее у своего приятеля князя Полянского… Постойте, граф, постойте. Какая мысль! Вы говорите, у Полянского есть дочь «красавица на удивление», как вы выразились. Ведь так?

– Так точно, ваше величество.

– Уж нет ли здесь романа?..

– Какой же может быть роман, ваше величество? – с удивлением промолвил Румянцев-Задунайский.

– Молодой красивый гвардеец и красавица княжна… вот и роман.

– Того не может быть, государыня…

– А почему, граф?

– Княжна аристократка, она никогда не решится завести амур с безродным офицером. Да и сам князь Платон сего никак не допустит…

– Что не допустит князь свою дочь до венца с Серебряковым, может быть; но также верно и то, что он не может дочери запретить любить, кого она хочет… Я вам, граф Петр Александрович, советую расспросить Полянского о поручике Серебрякове, даже допросить его. Так или иначе, а вы постарайтесь разыскать исчезнувшего Серебрякова и то письмо, которое я вручила ему для передачи вам.

– Слушаю, ваше величество.

– Ну, об этом довольно. Теперь поговорим с вами о наших делах на Дунае. Вот кстати пришел и Григорий Александрович, он не будет, граф, лишним в нашей беседе, – приветливо улыбаясь вошедшему Потемкину, проговорила государыня. Григорий Александрович Потемкин стал пользоваться большим фавором: он во всякое время входил без доклада в кабинет государыни.

Звезда счастия Потемкина быстро появилась.

Беседа императрицы Екатерины Алексеевны и её двух вельмож о ходе наших дел на Дунае продолжалась довольно долго. Прерывать эту беседу никто не мог.

Граф Румянцев-Задунайский и генерал Потемкин вместе вышли после совещания из кабинета государыни.

– Кстати, Григорий Александрович, не можете ли вы мне сообщить кое-что о моем бесследно пропавшем адъютанте, чем бы премного меня, старика, обязали, – останавливаясь в одном из зал дворца, обратился с такими словами Румянцев-Задунайский к Потемкину.

– С готовностью рад, граф Петр Александрович, только слишком немного. Сколько помнится, поручика Серебрякова вы присылали ко мне с письмом?

– Присылал, только не к вам, ваше превосходительство, а к ее величеству, государыне; а к вам так, между прочим, – рассерженный надменным тоном Потемкина, сухо промолвил ему фельдмаршал Румянцев-Задунайский.

– Это все равно, граф, ведь вы изволили же присылать его ко мне?

– Ну, да… «изволил», а содержание того письма вы помните, генерал?

– Кажется, что-то такое, вы, ваше сиятельство, желали от меня узнать о смерти… о дуэли покойного князя Голицына, – небрежно, но едва скрывая смущение, проговорил Потемкин.

– Да, государь мой, точно желал узнать о роковой дуэли всеми нами любимого и глубокоуважаемого князя Петра Михайловича. Я хотел узнать подробно о его преждевременной кончине… Покойный князь был моим лучшим другом, и права друга дают мне, государь мой, тоже некое право спросить вас, как секунданта убитого князя, как произошла дуэль?

– Вы заговорили со мною, граф, не о дуэли, а о своем пропавшем адъютанте, – хмуро ответил Потемкин.

– Уж одно, государь мой, к одному.

– О том, и о другом не место и не время говорить, граф, – весь вспыхнув, с неудовольствием промолвил Потемкин. – Простите, мне некогда, – добавил он и быстро пошел вперед.

– А, господин генерал, «знает, видно, кошка, чье мясо съела», – вслед удалявшемуся Потемкину громко проговорил старый фельдмаршал.

– Что вы этим, граф, хотите сказать? – остановившись, бледный как смерть, дрожащим голосом спросил Потемкин.

Слова Румянцева-Задунайского сильно его кольнули, задели за живое. Напомнили ему что-то страшное, ужасное, которое он старался всеми силами забыть, ничего не помнить.

«Граф знает, он подозревает», – эта мысль заставила едва совладать с собою Потемкина.

– Ничего особенного, государь мой, я только в пример привел поговорку…

– Какой пример? Кому? – несколько оправившись, спросил у фельдмаршала Потемкин.

– Вам в пример.

– Как., как… мне?..

– Ну, да… вам… вам… Впрочем, довольно об сем. Вы, государь мой, идите своей дорогой, а я пойду своей… Только гляди, господин генерал, не оступись.

Тут к графу Петру Александровичу подошел какой-то придворный вельможа и заговорил с ним.

А Потемкин, бледный, встревоженный словами графа, поспешил к дворцовому выходу, проклиная свою встречу с Румянцевым-Задунайским.

XXIX

Граф Петр Александрович Румянцев-Задунайский, исполняя на него возложенное поручение императрицей – напасть на след исчезнувшего неизвестно куда своего адъютанта Сергея Серебрякова и сам заинтересованный этим, принялся за самые тщательные розыски, имея себе помощником начальника московской полиции.

Нечего говорить о том, что вся полиция, все сыщики поставлены были на ноги. Кажется, в Москве не было дома, где бы не спрашивали или не разузнавали бы о поручике гвардии Серебрякове.

Искали, наводили справки не только в Москве, но и вне ее, по дорогам, по которым должен был проезжать Серебряков из Москвы к Дунаю.

Но все тщательные и продолжительные розыски ни к чему не привели.

О Серебрякове не было ни слуху ни духу; он как в воду канул.

Из всех сыщиков того времени выделялся один хитрый, пронырливый сыщик Мишка Жгут.

Мишка Жгут прежде был сам жуликом и вором; его не раз судили, наказывали и выпускали на свободу, он опять принимался красть, его опять наказывали.

Наконец Мишке Жгуту надоело это «ремесло», и он был принят на службу при полиции сыщиком.

Куда в то время плохо пришлось ворам и мошенникам.

Мишка Жгут, хорошо зная своих бывших товарищей по ремеслу, принялся их ловить и предавать в руки правосудия.

Разбои, воровство и грабежи стали в Москве много реже.

И все это благодаря труду Мишки Жгута. Какая ни случись в Москве кража или какое преступление, Мишка Жгут непременно отыщет преступника.

Начальник полиции, получив от фельдмаршала Румянцева-Задунайского приказ разыскать офицера Серебрякова, обратился «к помощи и содействию» Мишки Жгута.

– Выручай Мишка… услужи!.. Отрой живым или мертвым офицера Серебрякова; отыщи его на дне морском и за это получишь большую награду. Денег на расход и людей на подмогу – бери, сколько хочешь… только разыщи… ведь сама государыня императрица того хочет, – такие слова проговорил Мишке Жгуту обер-полицеймейстер, отпуская его на розыски.

Сыщик дал слово своему начальнику выполнить его приказ.

Мишка Жгут со всем пылом принялся за розыски: на успех он надеялся и ему не составило большого труда разузнать, где поручик гвардии Серебряков останавливается по приезде своем в Москву.

На Ивана Зорича, содержателя постоялого двора «для приезжих дворян и офицеров», полиция давно «сумнительно» посматривала, он находился у полиции в подозрении.

Но благодаря ловкости Ивана Зорича, а также и его «карману», его терпели и из Москвы не выселяли.

– Ну, пан, говори со мной начистоту, куда ты подевал своего постояльца офицера Серебрякова? Меня ты, пан, знаешь! От меня ничего не утаишь, ничего не скроешь! Я всю подноготную узнаю. Еще не вздумай отпираться: знать, мол, ничего не знаю, ведать ничего не ведаю. Не поверю, допытаюсь…

Так сразу начал свой допрос сыщик Мишка Жгут Ивану Зоричу, запершись с ним в чистой горнице постоялого двора. На столе перед сыщиком стояли вино и закуска.

– Я и не думаю отпираться, господин; офицер Серебряков всегда у меня останавливается… потому мой постоялый двор на всю Москву один; думаю, пан, и вам про это ведомо, – нисколько не смутившись, ответил сыщику Зорич.

– А когда у тебя в последний раз останавливался Серебряков?

– Да месяца два тому, как он ушел от меня, ни копейки не заплатив.

– Ушел, говоришь, а не уехал?

– Ушел, пан, и свои вещи у меня оставил. Горницу, в которой остановился офицер Серебряков, запер и ключ с собой взял… Недели две ждал я возвращения пана офицера, а когда его горница потребовалась для других постояльцев, я принужден был взломать замок.

– Ну, а ведомо ли тебе, куда от тебя пошел Серебряков? – не спуская своего проницательного взгляда с Ивана Зорича, быстро спросил у него сыщик.

Не сразу на это ответил ему Зорич, а несколько подумав, сказал:

– Не знаю…

– Вот и врешь, пан! – огорошил его Мишка Жгут.

– Как вру?

– Да так, как многие врут!..

– Я… я не вру…

– Не спорь со мною!.. Я говорю врешь, стало быть и врешь!.. Ну, сказывай, куда от тебя пошел офицер Серебряков, к кому? Да не виляй хвостом, дознаюсь…

– Право же, господин, не знаю… Не веришь, побожусь.

Иван Зорич не хотел впутывать себя в дело Серебрякова, поэтому и думал умолчать о том, куда пошел Серебряков с постоялого двора, хотя это Зоричу было и хорошо известно.

– Слушай, Зорич, мне не скажешь, палачам в застенке скажешь…

– Как, разве меня пытать будут? – побледнев, воскликнул Зорич.

– А ты думал, станут смотреть; по доброй воле не скажешь, лютая пытка тебе язык развяжет… Ведь граф Румянцев-Задунайский шутить не станет… Ну, говори!

– Да что же мне говорить, когда я сам не знаю, куда от меня пошел офицер Серебряков… Ведь постояльцы не обязаны мне о том сказывать, – попробовал было «отнекаться» содержатель постоялого двора «для приезжих благородных».

– Ох, пан Зорич, не вертись, не виляй, мол, хвостом… Иль дыбу захотел попробовать, – погрозил сыщик Мишка Жгут, выпивая чарку за чаркой крепкого вина.

– О, Матерь Божья! Что ты, пан сыщик, говоришь. За что меня пытать, я и так скажу, пожалуй.

– Вот и давно бы так. Ну, сказывай, пан Зорич, что про офицера Серебрякова знаешь! А винцо у тебя знатное. Ну, сказывай!

– Хоть и не говорил мне пан офицер, куда от меня он пойдет, а я все же знаю, что пошел он на свидание к своей коханной паночке, красавице княжне.

– К какой княжне?

– А к дочке ясновельможного пана, князя Полянского.

– Да ты не врешь, не морочишь! – с удивлением вскрикнул Мишка Жгут, приготовляясь залпом осушить чарку.

– Стану ли врать, когда пану офицеру я с княжной его коханной и свиданьице устроил, – хвастливо промолвил Иван Зорич.

– Сказывай скорее; все сказывай!

– А вот прослушай, пан сыщик. Тут Зорич с некоторыми прикрасами подробно рассказал Мишке Жгуту о том, как он, нарядившись продавцом кружев, проник в княжеский дом и как княжеской дочери передал от ее «милого дружка» любовную «цыдулку», в которой «коханная княжна, пану офицеру» назначила свидание.

Рассказал Иван Зорич и о том, как Серебряков пошел на свидание в княжеский сад и уж больше на постоялый двор не возвращался.

– Так, стало быть, по твоим словам, офицер Серебряков и застрял в княжеском дому? – выслушав рассказ Зорича, проговорил сыщик.

– Так, пан, и застрял.

– С того раза ты больше его не видал?

– Не видал… Все ждал пана, все ждал и принужден был сломать замок у горницы, которую у меня занимал пан офицер.

– Ладно, слышал это!.. Может сам сиятельный граф потребует, чтобы ему ты рассказал все то, что мне сейчас ты рассказал. Будь к тому готовым.

– Что же, я и самому ясновельможному пану графу рассказать готов.

– Только гляди, Зорич, что мне говорил, то говори и его сиятельству – не вертись, прямо все выкладывай. Не то худо будет!

– Все скажу, что сам знаю. А как же, пан сыщик, награду мне за свой правдивый рассказ ждать или нет?

– А за что про что, не слыхал?

– Как за что, а за…

– За то, что ты обманом вошел в дом и княжеской дочери сводчиком был?.. За это у нас, пан Зорич, знаешь, как награждают? На площади кнутом.

– О, Матерь Божия, что говорит пан сыщик, – меняясь в лице, – с испугом воскликнул Зорич.

– Правду говорю. Если ты не хочешь отведать батогов или кнута, то подари мне рублевиков пяток, я тебя как нибудь «освечу», от наказания отведу. Не то, пан Зорич, быть тебе битому нещадно, и этого мало, из Москвы выгонят.

– О, Матерь Божия, спаси! Пять рублевиков, какая уйма денег! Ох, ох, как много. Как не охал Зорич, а все же пришлось ему проститься с пятью рублевиками; в то время эта сумма была довольно порядочная.

XXX

Сыщик Мишка Жгут торжествовал; он почти напал на след гвардейского офицера Серебрякова; он предвкушал уже получить обещанную награду.

Мишка Жгут не преминул довести до сведения графа Румянцева-Задунайского о том, что разузнал о Серебрякове от содержателя постоялого двора Ивана Зорича. Вместо похвалы своему труду, вместо ласкового слова, которое ожидал сыщик услыхать от важного вельможи Румянцева-Задунайского, Мишка Жгут услыхал от него брань и грозный приказ не сметь оглашать показание поляка Зорича.

– И ты, и этот поляк – вы оба набитые дураки и негодяи! Оба вы заслуживаете палок! И ты смел подумать, что княжна, дочь родовитого, богатого князя Полянского полюбит и пойдет на свидание к офицеру, – кричал граф Румянцев-Задунайский на опешившего сыщика, стоявшего перед графом с разинутым ртом и с широко раскрытыми глазами.

– Как ты смел только подумать, безмозглая твоя голова!

– Я… я, ваше сиятельство…

– Молчать! Да знаешь ли, что князь Полянский мой искренний друг и благоприятель?

– Я, ваше сиятельство, что слышал…

– Что? Что ты слышал! Все это болтовня, сплетни и за эту сплетню твоего приятеля поляка Зорича посадят в острог. Я об этом сделаю сейчас же распоряжение! Если и ты будешь разглашать про амуры княжны Полянской, то острога и тебе не миновать. Слышишь ли, господин главный сыщик?

– Слышу, ваше сиятельство, – с глубоким вздохом ответил Мишка Жгут.

– Да ты, любезный, не вздыхай. Меня ведь, ни разжалобишь. Я и тебя в острог упеку.

– Помилуйте, ваше сиятельство.

– Помилую, если ты болтать не будешь и станешь свой язык держать на привязи.

– Никому не скажу, ваше сиятельство.

– Ну, то-то!.. Смотри у меня в оба. И помни, чтобы ни словом, ни делом не сметь припутывать князя Полянского и его дочь.

– Слушаю, ваше сиятельство.

– А поляка Зорича, за то, что он смел быть сводчиком офицера Серебрякова и княжны Полянской, посадить в острог. Об этом я сейчас напишу обер-полицеймейстеру, и ты снесешь ему мой приказ.

– Слушаю, ваше сиятельство.

Граф Румянцев-Задунайский написал приказ об аресте Ивана Зорича и отдал этот приказ сыщику Мишке Жгуту.

А тот, поклонившись чуть не до земли грозному вельможе, поспешил оставить его кабинет.

«Вот тебе бабушка и Юрьев день! Вот тебе и надежда на награду! Не думано не гадано, я чуть в беду не попал. За что же?

Мне приказали напасть на след пропавшего офицера Серебрякова, я и напал… и за это в ответ попал… вот где правда-то? Ищи ее, голубушку, по свету. Ох дела, дела! А прежде чем отдать приказ об аресте Зорича, я к нему зайду… побеседую с ним… и от этой беседы в мой карман бедно-бедно перепадет рублевиков сто, а может и больше», – таким размышлениям предавался сыщик Мишка Жгут, направляясь из дома, где на время остановился фельдмаршал Румянцев-Задунайский, не к обер-полицеймейстеру, а к постоялому двору Ивана Зорича.

Про что беседовали ловкий сыщик с не менее ловким Зоричем, осталось никому не известным, так как беседовали они, запершись в горнице. Беседа их была непродолжительная, а ее последствие было таково.

Иван Зорич, проводив сыщика Мишку Жгута, быстро собрался и так же быстро ушел со своего постоялого двора, сказав доверенному приказчику следующее:

– Я сейчас получил известие, что моя мать умирает, поэтому я и тороплюсь ехать на родину… В мое отсутствие будь ты хозяином и веди дело, а когда я вернусь, то потребую от тебя отчета.

И ловкий Зорич, взяв с собою деньги и драгоценные вещи, которые у него водились, покинул Москву, а скоро и Россию.

Спустя часа три после отъезда, или, скорее, побега Зорича, его пришли арестовывать по приказу начальника полиции.

А Ивана Зорича уже и след простыл. За ним снаряжена была погоня.

Но Зорич был и ловок и хитер: его не скоро догонишь.

Погоня, посланная за ним, вернулась ни с чем.

А между тем Румянцев-Задунайский, получив сведения, что его адъютант Сергей Серебряков, перед тем, как ему пропасть, отправился в дом князя Полянского на свидание с княжною Натальей, и что это свидание ему устроил хитрый поляк, содержатель постоялого двора, Иван Зорич, граф немедленно отправился к князю Полянскому за «разъяснением».

– А, граф Петр Александрович, здравствуй, дружище!.. Прямо из Питера? – такими словами встретил князь Полянский своего старого приятеля и сослуживца, идя к нему навстречу.

– Здравствуй, здравствуй, князь.

Старые приятели-вельможи обнялись и расцеловались.

– Дозволь тебе попенять, граф Петр Александрович, не хорошо, брат, забывать старых и преданных друзей.

– Я и не думал, что ты, князь!

– Уж не оправдывайся…

– Да право же, князь Платон Алексеевич, я и не думал забывать тебя.

– А почему у меня так давно не был? Говорят, в Москве ты которую неделю пребываешь, а ко мне ни разу и не заглядывал… Я бы сам к тебе приехал, да хворость останавливает.

– Да все недосуг было; дела много, вот выбрал время и прямо к тебе.

– Спасибо, граф Петр Александрович, спасибо, что не забываешь своего старого сослуживца и приятеля. Прибыл ты ко мне, граф, в самый раз… Ведь я теперь один.

– Как один, а где же княжна? – с удивлением спросил у князя Полянского граф Румянцев-Задунайский.

– В ярославскую вотчину уехала, – как-то хмуро ответил князь Полянский.

– Зачем?

– Так, погостить, побывать, проехаться.

«А это не спроста, в такую пору отправил дочь в глушь», – подумал граф Петр Александрович.

– А я все, князь, разыскиваю своего адъютанта, – проговорил он.

– Ну, и что же, не увенчались успехом, граф Петр Александрович, твои розыски?

– Успех хоть и небольшой, а есть, я напал на след, – как-то значительно проговорил граф Румянцев-Задунайский, не спуская своего пристального взгляда с князя Полянского.

– Не может быть, – быстро воскликнул тот, меняясь в лице.

Почему не может быть? Нет, князь, я напал на след офицера Серебрякова.

– С чем тебя, граф, и поздравляю; будь добр, расскажи, где и как напал ты на его след; ведь тебе ведомо, что офицером Серебряковым и я немало интересуюсь, – уже совершенно спокойным голосом проговорил князь Полянский; он овладел собой и старался скрыть свое волнение, не выдать себя.

– Рассказать возможно.

– Пожалуйте, граф Петр Александрович, это прелюбопытно.

– Изволь, князь Платон Алексеевич; мой адъютант Серебряков с постоялого двора, где он остановился по приезде из Питера, пошел к тебе и уж больше домой, т. е. на постоялый двор, не возвращался.

– Ко мне, говоришь, пошел? – стараясь овладеть собой, спросил князь Полянский.

– Да, князь, к тебе.

– Вот как! А зачем? Про то, граф, ты не слыхал?

– И про то, князь, слышал, – с ударением на слове «слышал», – ответил князю Полянскому его прежний сослуживец и старый приятель.

– Вот как, и про то слышал?

– Да, слышал, и хочешь, скажу, зачем Серебряков к тебе пошел.

– Тебе, граф Петр Александрович, ведомо, что офицер Серебряков вхож в мой дом?

– Да, прежде он был к тебе, князь, вхож, ты принимал его, а потом отдал приказ не принимать Серебрякова.

– Как, граф, тебе и сие ведомо?

– Да, ведомо.

– Если я отдал приказ своим дворовым не принимать Серебрякова, то зачем же он ко мне пошел?

– На свидание с княжной, твоей дочерью, – тихим, спокойным голосом ответил граф Румянцев-Задунайский.

– Граф, что вы говорите, вы… вы забываетесь! – сердито возвышая голос, весь вспыхнув, проговорил князь Полянский, переходя с дружеского «ты» на вежливое «вы».

– Полно, князь Платон Алексеевич, не волнуйся, не сердись; говоришь ты не с кем другим, а со мной, с твоим старым сослуживцем и сердечным приятелем, который тебе предан, как близкому родичу. Ни худа ни лиха я тебе и не пожелаю. – Успокойся, дружище, давай с тобой откровенно, по-приятельски, поговорим, начистоту значит, – добродушно проговорил фельдмаршал Румянцев-Задунайский.

– Я просто, граф, удивлен и, скажу более, я поражен твоими словами, – несколько успокоившись, промолвил князь Полянский, принимая в разговоре с графом опять дружеский тон.

– Что, приятель, поделаешь! И я был удивлен, когда услыхал, что будто Серебряков к княжне Наталье Платоновне на свидание ходил и уж больше к себе домой не возвращался.

– Что, граф, ты хочешь этим сказать?

– А то, что молодчика ты наверное застал на свидании и припрятал его, куда-нибудь в укромное местечко, чтобы он не хвалился своей амурной победой.

– Граф! Петр Александрович!..

– Да не горячись ты, пожалуйста, князь Платон Алексеевич… Ведь ишь, какая горячка!.. С тобой и говорить опасно… Пожалуй сгоряча прибьешь меня, старика, – с добродушной улыбкой, заметил своему старому приятелю граф Румянцев-Задунайский.

Он теперь точно был уверен, что офицер Серебряков куда-нибудь припрятан князем Полянским.

– Граф, ты, кажется, не знаешь, что своими шутками наносишь мне оскорбление…

– Я не шучу…

– Не шутишь? – притворяясь удивленным, переспросил у своего приятеля князь Полянский.

– Мне не до шуток, князь-голубчик… Сама государыня приказала розыскать пропавшего офицера Серебрякова…

– Вот как… Даже государыня знает?

– У Серебрякова было письмо секретное, относительно наших военных дел с турками, которое вручила ему государыня для передачи мне… Понял теперь, какое завязалось дело?

– Как не понять, граф, понял…

– Ее величество соизволила повелеть мне, во что бы то ни стало, то письмо вернуть не вскрытым… А где я возьму письмо, когда сам Серебряков исчез, пропал…

– Что же от меня ты хочешь, граф? – едва скрывая волнение, спросил князь Полянский.

– Хочу, князь Платон Алексеевич, чтобы ты сообщил мне что-либо про Серебрякова…

– Сообщить могу, граф, немного: скорее, повторю, потому я уже говорил тебе, что Серебряков бывал у нас прежде, а потом я, по некоторым причинам, не стал его принимать…

– Только и всего?..

– Да, граф, только и всего?..

– Мало же…

– Чем богат, – стараясь улыбнуться, промолвил князь Полянский.

– Князь, я думал, ты мне по-приятельски расскажешь все, без утайки… Не заставишь меня принимать никаких мер, а ты…

– Я, граф, все сказал… Больше я ничего не знаю, ничего…

– В голосе князя Полянского слышались неудовольствие, раздражительность.

– И про то не знаешь, что твоя дочь – княжна свидание назначила, посредством одного поляка, перерядившегося торговцем кружевами. Этого поляка я приказал схватить… Он наверное теперь сидит в тюрьме…

– Я… я решительно ничего не понимаю… Свидание посредством какого-то поляка… Серебрякову дочь назначила свидание… Удивляюсь, к чему все это вы мне говорите, граф Петр Александрович, – не произнес, а как-то нервно вскрикнул князь Полянский.

– К чему я говорю? А к тому, что жалею тебя; всеми силами стараюсь тебя выгородить из этого некрасивого дела…

– Какого дела? Какого? Ну, допустим, что моя дочь, по своему девичьему легкомыслию, назначила свидание этому мерзавцу Серебрякову… Так вам-то что же, граф, до сего?.. Вы ведь не жених моей дочери… ни сват, ни брат!..

– В том мне дела нет, князь… это верно. Я, исполняя волю нашей всемилостивейшей государыни императрицы, желаю только знать, что вы сделали с поручиком гвардии Серебряковым… он пошел к вам в дом, есть на то улика. Где он?

Граф Румянцев-Задунайский проговорил эти слова уже не дружеским тоном, а резко и возвышая голос.

– Я, повторяю, не знаю… я не сторож за вашим Серебряковым и не хожу за ним, – также резко и гордо ответил ему князь Полянский.

– Это последнее ваше слово, князь?

– Последнее, граф.

– Ну, стало быть, делать здесь мне больше нечего, – вставая и направляясь к двери, рассерженным голосом промолвил князь Петр Александрович.

Князь Полянский ни слова на это не сказал своему бывшему сослуживцу и старому приятелю.

Он сидел молча, с мертвенно бледным лицом, понуря свою седую голову. Между друзьями вельможами произошел раздор, размолвка.

– Князь, я должен принять некие меры, для вас неприятные, – в дверях проговорил граф Румянцев-Задунайский.

– Делайте, граф, что хотите…

– Я прикажу вашим дворовым произвести строгий допрос.

– Если, граф Петр Александрович, вам на то дана власть, то допрашивайте.

– Может, потребуется и обыск…

– Как! Обыск в моем доме! – с негодованием воскликнул князь Полянский.

– Что делать… вы, князь, сами, своим упорством доводите до сей крайности.

– Ну, что же! обыскивайте!., перешарьте весь мой дом… срамите меня!.. Мне уже заодно терпеть!.. Только никак я не думал и в мыслях своих не держал, что вы, граф Петр Александрович, мой старый сослуживец, мой сердечный приятель, станете моим недругом, – как-то желчно проговорил князь Полянский.

– Я… я, твой недруг?.. Эх, князь, не знаешь ты моих чувств к тебе… Я всеми силами стараюсь замять сие дело… Я приказал посадить в острог поляка Зорича только за то, чтобы он не оглашал про амур твоей дочери… я много о тебе скорбел, а ты своим недругом меня называешь. Впрочем, считай меня кем и чем хочешь, а я все же должен выполнить повеление государыни… Я считаю это за мой священный долг! – с большим достоинством проговорив эти слова, фельдмаршал Румянцев-Задунайский вышел из кабинета князя Полянского.

Оставшись один, Платон Алексеевич долго расхаживал по кабинету, потом позвал своего камердинера и, обращаясь к нему, проговорил:

– Тех холопов, которые были с тобой в саду, помнишь, когда Серебряков?..

– Помню, помню, ваше сиятельство… их я, по вашему приказу, отправил в Саратовскую вотчину, – с низким поклоном ответил Григорий Наумович своему господину.

– А здешние дворовые ведь ничего не знают про свидание княжны в саду с Серебряковым?

– Так точно, ваше сиятельство, никто ничего не знает… и не слыхал никто…

– Это хорошо… пусть им делают допрос…

– Как, ваше сиятельство, разве…

– Да, да… допрашивать станут моих дворовых, может и пытать будут, как в старину, не знают ли они, где находится офицеришка Серебряков… Пусть спрашивают, пусть пытают, никто из нашей дворни не знает, куда мы с тобой припрятали этого мерзавца, вора, укравшего мою дочь!.. Ведь так, никто не знает? – в упор смотря на своего старого, ему душой и телом преданного слугу, спросил у него князь Полянский.

– Никто не знает, ваше сиятельство, те дворовые, что про это знали – далеко.

– Да, да, пусть ищут, пусть допрашивают… Не найти им, куда я упрятал своего злого ворога…

– Где найти, ваше сиятельство.

– Пока жив, офицеришку я не выпущу из моих рук; сидеть ему, псу, в заключении до самой моей смерти!.. И если бы я не боялся греха, то приказал бы удавить его, как щенка паршивого, или уморить голодом!.. И не жаль бы мне его было, не побоялся бы я людского суда, но Божьего суда я боюсь… Посему решил, или осудил я поручика гвардии Сергея Серебрякова к вечному заключению… И никакая сила не спасет его от моей мести… Князь Платон Полянский сумеет постоять за свою княжью честь!.. А хочется графу Петру узнать, куда я припрятал его доверенного адъютанта!.. Государыня, вишь, ему повелела розыскать его… Ну, и пусть его ищет, пусть… Серебряков передо мной виновен и я осудил его своим судом, – громко проговорил князь.

– Как, ваше сиятельство, разве граф Петр Александрович узнал, что офицер Серебряков в заключении? – с удивлением спросил у своего господина Григорий Наумович.

– Узнал, проведал.

– Да как же это, как? – недоумевал старый камердинер.

– Граф Петр много говорил… какого-то поляка припутал, будто поляк устроил свидание в моем саду Серебрякову с княжной Натальей… граф этого поляка приказал в острог посадить… Говорил граф много, да многого я не понял от него, потому очень в тревожном состоянии находился в ту пору. Видишь, поляк-то под видом торговца проник в мой дом… Ты, Григорий Наумович, не припомнишь ли такого случая? – спросил князь Платон Алексеевич у своего камердинера.